CC BY
80
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 10. ЖУРНАЛИСТИКА. 2008. № 5
Е.И. Пронин, Е.Е. Пронина
МЕДИАВИРУСЫ ТЕРРОРИЗМА
И РЕСУРСЫ МЕДИАТЕРАПИИ
Аудитория, пожалуй, раньше самих журналистов осознала (и, главное, признала) опасность, связанную с некорректным использованием СМИ при освещении деятельности террористических организаций и их акций. Не случайно именно слушатели и зрители первыми стали проявлять беспокойство по поводу репортажей "с места события" во время теракта в Театральном центре на Дубровке. Именно слушатели первыми подняли этот вопрос в прямом эфире радиостанции "Серебряный дождь", которая одна из немногих решилась сохранить интерактивный формат в те дни.
Слушатель: Здравствуйте, Владимир! У меня к вам такой, может быть, не очень приятный и довольно-таки неудобный вопрос. Вы вчера в прямом эфире, в принципе, не только вы, описывали ситуацию вокруг этого здания, вам не приходило в голову, что террористы тоже могут смотреть телевидение, слушать радио? Они могли узнать, что подъехали некие микроавтобусы...
Слушательница (позже): Я согласна с предыдущим молодым человеком, который говорил о том случае в эфире НТВ. Но Марианна Максимовская, ваша соведущая во вчерашнем эфире, вела себя так же некорректно. Это производит впечатление, знаете, как, вот люди договариваются, понимают, что надо бы остановиться, но конкурирующие телерадиокомпании.., думают, что, может быть, моя последняя какая-то горячая новость, какой-то эпизод прибавят мне очко какое-то. Знаете, звездочку на борта1.
На это популярный журналист, авторитетный ведущий отвечает в том духе, что "журналист выполняет свой профессиональный долг <...> Если сотрудники правоохранительных органов не хотят, чтобы журналисты видели перемещения, они передвигают журналистов из зоны происходящего. Ставят кольцо и журналисты не попадают... Они пускают журналистов до 500-метровой зоны. И не препятствуют их работе. Дальше это работа журналиста, который обязан объективно освещать информацию..."2.
Фактически призывая силовиков к директивной регуляции деятельности журналистов, тот же ведущий (несколько непоследова-
1 Программа "Соловьиные трели" // Радиостанция "Серебряный дождь". 2002. 24 окт.
Там же.
тельно) возмущается действиями спецслужб, не допускающих журналистов к только что освобожденным заложникам: "Это неуважение, проявляемое сотрудниками правоохранительных органов к россиянам, и все, что с этим связано".
Как видно, даже при таких трагических обстоятельствах журналисты не спешат менять свои методы и понимание "профессионального долга", продолжая наивно-беззастенчиво зарабатывать свои "звездочки на борта". Это потом, после возмущенных заявлений в Думе и в ожидании готовящегося указа президента, была принята Антитеррористическая хартия (http://www.ruj.ru/smi-ter-ror-prin.htm), которая должна была стать для СМИ "меньшим злом". Она, в частности, предписывала: "помнить, что спасение раненых и пострадавших, а также освобождение заложников имеют приоритет перед правом информирования общественности", в хартии подчеркивалась необходимость "воздерживаться от неподобающей сенсационности и натурализма при показе жестокости и насилия", указывалась важность "проявлять должное уважение к страданиям жертв терроризма и чувствам их близких, дабы не усугублять их бестактным освещением событий", а также "избегать прямых контактов с террористами" и ни при каких обстоятельствах "не брать на себя роль посредников". Большая часть перечисленных в хартии правил и норм была нарушена уже во время освещения следующего крупного теракта — в Беслане.
Собственно этот феномен отставания журналистов от уровня сознания аудитории был зафиксирован в ходе сравнительного исследования установок аудитории и журналистов по вопросам освещения кризисных ситуаций3. Как ни парадоксально такое отставание, оно с неизбежностью возникает в условиях доминирования корпоративных интересов в деятельности журналистов и отсутствия действенной обратной связи между общественностью и СМИ.
Эта ситуация тем более опасна, что информационные технологии, разрабатываемые сегодня террористами, носят запланировано "вирусный"4 характер: их отличает продуманная режиссура,
3 См.: Белозерова Ю.С., Пронина Е.Е. Национальные интересы и работа СМИ // Вестн. Моск. ун-та. Сер. Журналистика. 2005. № 5.
4 Медиавирус (англ. media virus) — термин, введенный американским специалистом в области средств массовой информации Дугласом Рашкоффом для обозначения медиасобытий, вызывающих прямо или косвенно изменения в жизни общества (см.: Рашкофф Д. Медиавирус. Как поп-культура тайно воздействует на ваше сознание. М., 2003.) Понятию "медиавирус" предшествовало понятие "мема", разработанное Ричардом Докинсом в 1976 г. в книге "Эгоистичный ген" (см.: Докинс Р. Эгоистичный ген. М., 1993), где мемы рассматриваются как репликаторы (англ. replicators), т.е. объекты, которые подобно генам копируют самих себя. Ламсден и Вильсон в эти же годы предложили концепцию культурге-на, которая тоже построена по аналогии между механизмами передачи генетической и культурной информации.
рассчитанная на внешний эффект и широкий резонанс, — именно то, что так привлекает продавцов и ретрансляторов информационной продукции. Благодаря добровольному содействию СМИ медиавирусы быстро распространяются, заражая все новые каналы, теле- и радиостанции, интернет-сайты, форумы, достигая, наконец, критической для общественного сознания концентрации. Суть вирусных технологий состоит в том, что, провоцируя дискуссии и сомнения, создавая фобии, называя черное белым, смешивая понятия, стирая различие между "верхом и низом", оправдывая насилие "благородными" целями, выдавая информационный террор за свободу слова и т.д., медиавирусы вызвают хаос, дезориентируют аудиторию, создают экзистенциальный (ценностный) вакуум. Атакуя наиболее важные культурно-детерминированные понятия и ценности (справедливость, свобода, патриотизм, национальные интересы, права человека и др.), составляющие основу идентичности и самоопределения общества, вирусы затемняют и искажают их значение, постепенно блокируя этим жизненно важные функции социальной системы. Подобно биологическим вирусам, вирусы информационные стремятся захватить контроль над системой, подавив аутентичные механизмы регуляции социума собственной генетической программой. Перефразируя Д. Рашкоф-фа, можно сказать: это самая настоящая битва за управление обществом, которую ведут генетическая программа самого общества и вирусный код-захватчик5.
Симптомами вирусного заражения становятся страх, извращение основополагающих представлений о добре и зле, нарушение инстинкта самосохранения, запуск механизмов саморазрушения, которые проявляются в виде:
— оправдания, очеловечивания, героизации или демонизации6 агрессора;
— самобичевания, нагнетания чувства национальной вины7;
— "двойных посланий" (термин психоанализа, характеризующий сообщения с внутренне противоречивым провоцирующе-та-буирующим посылом)8;
5 См.: Рашкофф Д. Указ. соч. С. 14.
Как, например: Москва Чеченская // Московский комсомолец. 2002. 1 нояб.
Весьма характерно следующее замечание, представляющее захват школы в Беслане как расплату за "национальные грехи" в статье П. Поспелова (Независимая газета. 2004. 6 сент.): "...Что нужно с нами сделать, чтобы мы прекратили воровать, растаскивать, наживаться на чужом горе, жрать водку, требовать для себя, набивать свой карман, грабить?... "
8 Например, в статье "Горящая точка. В Подмосковье начались чеченские погромы?" (Московский комсомолец. 2002. 1 нояб.) содержатся одновременно два утверждения: явное — сгоревшая палатка — это начало погромов против чеченцев — и неявное (следующее из фактов, описанных свидетелями и анонимным представителем УВД) — это криминальная разборка на почве незаконного предпринимательства.
— поиска виновных среди пострадавших9;
— снятия вины с убийц10;
— возбуждения сострадания к противоположной стороне11;
— распространения панических настроений, чувства беспомощности, растерянности12;
— подмены фактов домыслами и слухами, огульные обвине-ния13;
— замалчивания реальных фактов14;
— дискредитации спасателей, силовых структур, проводящих операции по ликвидации бандформирований, освобождению за-ложников15;
9 См. далее: Беслан: 10 вопросов, на которые нет ответов // Известия. 2003. 1 сент.
10 Примером подобных настроений может служить звонок слушателя в студию радиостанции "Серебряный дождь" спустя несколько дней после освобождения заложников "Норд-Оста": "Алло, здравствуйте! Я в принципе рад, что нашлась хоть двадцатка людей, хоть они — террористы, но показали, что есть еще у нас в стране люди, готовые отдать себя во имя чего бы то ни было, — боевики, я лично рад им и их действиям" (цит. по стенограмме "Однажды на дожде"// Радиостанция "Серебряный дождь". 2002. 28 сент. Здесь и далее мониторинг эфира проводился аспиранткой факультета журналистики МГУ Мариной Они-щенко).
1 Показательно мнение радиослушательницы, высказанное в ходе разговора с ведущим в прямом эфире радиостанции "Серебряный дождь" при обсуждении событий на Дубровке: "Я была в одной стране, не хочу называть ее имя, я была русская в этой стране и точно так же пряталась, как чеченцы прячут своих детей в Москве... — Вед.: Светлана, я не понимаю, что значит — чеченцы прячут своих детей в Москве? — А вы посмотрите вот сейчас по улицам — Вед.: Да? — Вы не увидите никого, вот, как говорят, кавказской национальности... — Вед.: Да? Да?Я вчера видел очень немного. Они жались по стенам (иронично). Скажите, пожалуйста, Светлана, кто-нибудь кого-нибудь тронул пальцем? — Я не знаю..." (цит. по стенограмме: "Серебряный дождь". 2002. 25 сент. Вед. Л. Володарский).
Там же. Ведущий программы в прямом эфире: "Террористы говорят, что они не виновны. Нам говорят, что они виновны. Я перестаю верить. Я и раньше-то не шибко верил нашей власти, а теперь после того, что случилось. Да какое уж тут доверие-то?" (цит. по стенограмме "Серебряный дождь". 2002. 25 сент. Вед. Л. Володарский).
13 Там же. Ведущий программы по поводу событий на Дубровке: "...мы не знаем состав этой банды. Я абсолютно уверен, что... среди них, наверняка, были люди славянской национальной внешности, славяне были наверняка" (цит. по стенограмме прямого эфира. 2002. 25 сент. Вед. Л. Володарский).
1 Там же. Спустя несколько минут ведущий на вопрос радиослушателя об этнических мафиозных структурах в Москве отвечает: "Вы знаете, я абсолютно уверен, что у этих людей национальности нет. У бандитов нет национальности" (Цит. по стенограмме: "Серебряный дождь". 2002. 25 сент. Вед. Л. Володарский).
Ведущий в прямом эфире утреннего шоу радио "Максимум", обсуждая текущие события на Дубровке, задает вопрос слушателю — военнослужащему 22 лет: "А скажи, пожалуйста, твой персональный взгляд на проблему коррупции в Вооруженных силах? Как много офицеров или, скажем, высшего командного состава и других представителей силовых структур вовлечены в коррупцию. Наверное, ведь не только офицеры, есть еще и сержантский состав и так далее. Какой процент неисправим уже?" (цит. по стенограмме: "Два в одном" // Радио "Максимум". 2002. 24 сент.).
— демонстрации априори тотального недоверия власти16 и т.д.
Это, так сказать микроуровень, когда симптомы проявляются в конкретных публикациях, выступлениях, мнениях людей. Однако существуют симптомы, свидетельствующие о системном поражении тех или иных изданий, организаций, социальных институтов. Одним из таких симптомов является целенаправленное блокирование обратной связи СМИ с обществом или ее фальсификация, что превращает средства массовой информации в средства манипуляции и пропаганды.
В этом смысле весьма показательными оказались результаты мониторинга интерактивных программ радиостанций БЫ-диапа-зона в дни теракта в Театральном центре на Дубровке 23—28 октября 2002 года17. Так, например, радиостанция "Эхо Москвы" заменила интерактивные передачи приглашением экспертов (при этом мнение, высказанное экспертами, оказалось на редкость единодушным и практически полностью совпало с мнением "Эха"), количество телефонных звонков было сведено до минимума, предпочтение отдавалось пейджерным сообщениям, которые, как известно, целиком в распоряжении журналиста.
Что касается остальных информационно-развлекательных радиостанций, то большинство из них просто замолчали, оставив вместо себя лишь музыку и короткие телетайпные сводки новостей. Другие продолжали веселиться и делать вид, что ничего не происходит. Из 20 радиостанций остались лишь две — радио "Максимум" и "Серебряный дождь", рискнувшие сохранить интерактивный формат. На них обрушился весь шквал телефонных звонков. Радио "Максимум" выдерживало натиск один день. Радиостанция "Серебряный дождь" осталась. И, по приблизительным подсчетам, провела 15 часов в прямом эфире, принимая телефонные звонки радиослушателей.
Степень реальной интерактивности каналов коммуникации является важным показателем целостности их аутентичного генетического кода (позволяющего СМИ оставаться информационным кровотоком общества) и основным "профилактическим" средством против вирусного заражения. Ошибка и даже ложь
16 Так, напр., в редакционном материале газеты "Век" следующим образом комментировались действия власти во время Чеченской кампании в 1994 г.: "Чего хотела голова? Верить тому, что она говорит, не стоит. <... > Сначала голова заботилась о правах человека. Затем выяснилось, что она желает разделить вооруженные группировки (одну из которых сама же вооружила и разбавила своими солдатами). Наконец, голова опомнилась и заговорила о суверенитете и целостности РФ — мол, настало вдруг время их защитить..." (Век. 1994. 16—22 дек. (цит. по: Журналистика и война. Освещение российскими СМИ военных действий в1 7Чечне. М., 1995).
См.: Онищенко М. Буря в эфире // Парламентская газета. 2002. 20 дек.
журналиста не так страшна, если последнее слово принадлежит аудитории.
Вирусные атаки продумываются досконально. Это становится все более заметным по мере глобализации террористической деятельности. Психологическое воздействие теракта 11 сентября было рассчитано до мельчайших деталей, включая сопряженные и отсроченные эффекты. Удар направлялся непосредственно в символ западной культуры и экономики: падение башен-близнецов должно было сокрушить веру в неколебимую мощь западной цивилизации, неуязвимость ее адептов и сторонников. Гигантские башни были видны отовсюду. Это означало тысячи снимков и видеозаписей, сделанных невольными свидетелями в самых разных точках города и с самых разных ракурсов. И каждый из снимков, переданных затем по Интернету и СМИ, обладал эсхатологической "картинностью", вызывая одновременно мистическое и нравственное потрясение. Магический и символический смысл свершившегося должен был найти дополнительное подтверждение в мистических "совпадениях", сакрализирующих значение произошедшего. Так, спустя несколько дней после теракта как бы случайно открылось, что обозначение одного из рейсов, использованных террористами, при отображении в символьном шрифте Wingdings достаточно однозначно указывает на фатальные события...
Примечательно, что информация эта распространилась первоначально по неофициальным каналам, среди пользователей Интернета, и лишь затем была опубликована в печати18:
"Название рейса Нью-Йорк — Бостон содержало зашифрованную информацию о катастрофе"
В конце прошлой недели Интернет вновь запестрел паническими сообщениями из Америки. Десять дней спустя после терактов, аккурат перед окончанием национального траура, поднялась новая волна истерии. Аббревиатура рейса Нью-Йорк - Бостон "Q 33 NY" оказалась ПРЯМЫМ предупреждением об уничтожении двух небоскребов-близнецов. Более того, любой желающий может убедиться в этом лично.
Если "Q 33 NY" набрать в любом текстовом редакторе, а затем
перевести надпись в шрифт Wingdings, получится следующая картинка:
* ■■
Невооруженным глазом виден самолет, два прямоугольника, напоминающих небоскребы, потом знак смерти и мистическая гексаграмма — Соломонова звезда, знак макрокосма. С первыми четырьмя
18 Цит. по: Ткачук О.В. Слух и СМИ: альтернатива или контрапункт? // Проблемы медиапсихологии-2. М., 2003. С. 56—57.
символами все понятно. Пятый же — гексаграмма — согласно Энциклопедии оккультизма, обозначает не только принадлежность к иудейству, но и рассматривается как общая схема хода феноменов в природе. А в самом широком смысле подчеркивает судьбоносную подоплеку события вообще.
Строго говоря, получается какая-то безумная мистика. Компьютерный шрифт предсказал катастрофу?
Шрифт Wingdings является набором значков, не несущих сами по себе никакого смысла. Он используется крайне редко, в основном при издании узкоспециальной литературы и входит в обязательный стандартный набор шрифтов Windows. Кто первый придумал перевести аббревиатуру нью-йоркского рейса в режим этих символов, неизвестно. Однако весть об этом впечатляющем открытии тут же облетела весь Интернет. Мистически настроенные пользователи утверждают, что и обычные буквы поодиночке ничего не значат. Однако будучи сложены в сочетания, образуют слова..."
"Пророчество", передаваемое пользователями друг другу по Сети и изустно, очень быстро и широко самораспространилось в Интернете и за его пределами, повсеместно сея тревогу и возбуждая мистический трепет. Весьма характерная особенность. Как уже говорилось, именно эта способность самораспространяться, используя активность зараженных элементов системы, составляет специфическую особенность биологических вирусов как таковых и медиавирусов, в частности. Самораспространению способствует яркая, привлекающая внимание, пугающая или завлекающая "оболочка" вирусов. По мнению автора термина Д. Рашкоффа, медиа-вирусы «распространяются тем быстрее, чем сильнее они пробуждают наш интерес... Чем более провокационна "картинка" или знак — будь то заснятые на видео бесчинства полиции или новый текст известного рэпера — тем дальше и быстрее они путешествуют по инфосфере»19. Сегодня это специфическое свойство медиа-вирусов целенаправленно используется в рекламных стратегиях (так называемая вирусная реклама и маркетинг), шоу-бизнесе и политтехнологиях, что позволяет достигнуть сразу трех целей: сэкономить средства на распространение и продвижение идеи, максимально широко внедрить нужное послание, и, самое главное, сделать это настолько незаметно, "спонтанно", что поражаемая система, не подозревая о вирусной интервенции, не оказывает никакого сопротивления. В этом ослаблении защитных сил, иммунной системы общества — одно из самых опасных последствий успешной атаки вирусов.
Соединение политической борьбы с современными вирусными технологиями порождает самый, должно быть, зловещий феномен конца XX — начала XXI века: политтехнологии.
19 Рашкофф Д. Указ. соч. С. 15.
И, что характерно, четкой дефиниции этой самой политтех-нологии до сих пор нет, словно ни ученым, ни идеологам, ни правозащитникам просто не хватает духу прямо взглянуть на грозное явление.
"Политтехнология — это какое-то странное слово, которое непонятно что обозначает", — кокетничает профессиональный политтехнолог, небезызвестный директор Фонда эффективной политики Г. Павловский20.
"Если брать расхожее определение политтехнологии как искусства разводить массы, — вроде бы с другой стороны дает оценку профессиональный публицист Максим Соколов, — то при таком циническом взгляде на вещи 9 (22) января, именуемое также Кровавым воскресеньем, может считаться профессиональным празд-
21
ником политтехнолога 21.
Но ни умолчание, ни самолюбование не скроют уже того факта, что политтехнология сегодня — не конкретный прием и не частный случай, а системное явление, стремящееся использовать сетевую структуру общества, чтобы проникнуть во все поры социума, стать способом существования его институтов, социальных групп и индивидов.
В противоположность спонтанным и суверенным формам социально-психологической самоорганизации социумов, как например, "общественное мнение", "личная безопасность", "национальные интересы" и т.п., политтехнология целенаправленно создается как вирусная программа, по которой достигается полный контроль над жизнеобеспечивающими функциями общества и в требуемом режиме задействуются информационные, финансовые, административные и людские ресурсы, чтобы получить вполне конкретный и, главное, материальный результат.
Противодействие разрушительным политтехнологиям становится первоочередной задачей: идет ли речь об антитеррористической борьбе, разделении сфер влияния в международной политике или вмешательстве внешних сил во внутренние дела суверенного государства. Однако трудность состоит в том, что в полном соответствии с русской пословицей "Волк волком не травится" политтехнология политтехнологией не вышибается. Опасность использования политтехнологий не снимается, даже если политтехнология применяется не извне конкурирующей системой, а изнутри определенными структурами общества в отношении другой части общества с целью "стабилизации обстановки" или дезактивации внешних вирусов. Но с какой бы стороны ни применялись полит-технологии, общество в любом случае проигрывает и платит, как
20
http://www.newizw.ru/news/2005-08-26 http://www.exprt.ru/columns/205-01-24
показал опыт преодоления последствий терактов, "стокгольмским синдромом", разочарованием в национальных лидерах, диффузией идентичности, безнадежностью и депрессивным раптусом22 масс.
Деструктивную роль играют попытки манипулировать общественным мнением в обход интересов самого сообщества, когда оно рассматривается в качестве условия или средства решения тех или иных "стратегических задач". Подобный подход часто считается сам собой разумеющимся и тогда необходимость "стабилизации обстановки" ставится выше решения конкретных проблем пострадавших (так как требует меньших затрат). Характерными особенностями взаимодействия официальных структур с населением в чрезвычайных обстоятельствах являются, по наблюдениям одного из ведущих отечественных специалистов в области психологии катастроф, доктора психологических наук А.У. Хараша, следующие:
— "успокоительные" манипуляции органов управления. Попытка преуменьшить опасность;
— апелляция к закону больших чисел, "допустимых жертв";
— нравственная дискредитация пострадавших путем интерпретации их действий, направленных на самосохранение, как стимулируемых потребностью в комфорте и дополнительных благах;
— отсутствие институтов контроля, законности (защиты и компенсации) и добровольности23.
Работая в составе экспертных групп по оценке психологических и гуманитарных последствий крупных катастроф, экологических кризисов и вооруженных действий, в том числе в регионах радиоактивного заражения на Украине и в Белоруссии, местах проживания вынужденных переселенцев, в зоне югоосетинского конфликта и других, исследователь заметил, что информационные и интерактивные стратегии власти, используемые в экстремальных обстоятельствах, "могут служить ничуть не менее травмирующим фактором, чем сама по себе природная или техногенная угроза"24. Это обусловлено тем обстоятельством, что "органы управления в оценке риска в экстремальной ситуации ориентированы, как правило, на интересы ведомств, фирм и государственных институтов, тогда как население руководствуется восприятием реальности"25. Свою задачу официальные структуры понимают как "успокоение" населения, а не решение проблемы, вызывающей тревогу. Отсюда
22 См.: Ханыков В. Кому будет польза, если народ впадет в депрессивный раптус? // Комсомольская правда. 1992. 1 февр.
23 См.: Хараш А.У. Гуманитарная экспертиза в экстремальных ситуациях: идеология, методология, процедура // Введение в практическую социальную психологию. М., 1999. С. 110.
24
Там же.
25 Там же. С. 108.
замалчивание, искажение фактов, призывы сохранять спокойствие ради блага страны в целом. «Примером, — пишет А.У. Хараш, — могут служить эксперты Минздрава, неуклонно проводившие в зоне чернобыльской катастрофы "успокоительную" пропаганду, но питавшиеся при этом исключительно привезенными с собой продуктами и оставлявшие в зоне одежду, которую они там носили»26.
Весьма травмирующим для населения оказывается и негласно подразумеваемый властью приоритет количества (малое число людей должно поступиться своими интересами ради большего числа), преимущество одних групп перед другими — "принуждение к жертве" одних ради других. В соответствии с этим неписаным правилом высшие представители государства считают возможным призывать людей, пострадавших от вооруженного налета, потерявших своих детей, родных и близких, к примирению и спокойствию во имя мира в данном регионе и даже (!) грозить наказанием ослушавшимся. Понятно, что для государства это важная цель, но можно ли возлагать ответственность за достижение мира на плечи беззащитного населения, и насколько в конечном итоге будет эффективна такая стратегия? Ведь заставить больного молчать и не двигаться, чтобы не тревожить остальных, не только жестоко по отношению к больному, но и в высшей степени недальновидно. Болезнь, если ее не лечить по-настоящему, может превратиться в эпидемию.
Подобные стратегии государственных структур разочаровывают и деморализуют население. Последующие денежные вливания в пострадавшие районы не только не компенсируют нанесенного психологического ущерба, но даже усугубляют его, усиливая пассивность пострадавших, формируя синдром "выученной беспомощности", обращая праведный гнев в деструктивную агрессию, в том числе против самого государства.
Иной подход можно видеть в ряде западных стран, также становившихся жертвами террористических атак. Центральным моментом психологически выверенной речи президента США Дж Буша, прозвучавшей на следующий день после теракта 11 сентября, было обещание неотвратимого наказания виновным: "Мы найдем, мы покараем и террористов, и их укрывателей"27. Только при этом условии президент мог позволить себе заявить и имел право надеяться, что "террористы разрушили наши здания, но им не удастся разрушить духовные устои нашей нации".
26 Там же. С. 121.
27
Подробнее см.: Пронин Е.И., Пронина Е.Е. Архетипы тотальной войны в локальном конфликте // Государственная служба. Декабрь 2001 — Январь 2002. № 4 (14).
Помимо публичных заявлений государством были предприняты активные действия по обеспечению защиты населения от возможной новой угрозы, широко освещавшиеся всеми средствами массовой информации: беспрецедентные меры безопасности в аэропортах, на дорогах, в общественных местах. Ничто не казалось власти чрезмерным. Вскоре последовали удары по базам террористов. Пусть постфактум, но была раскрыта террористическая сеть, связи и соучастники заговорщиков. По всему миру разыскивались (и были арестованы) сообщники террористов-смертников. Любой сигнал об опасности принимался во внимание. Спустя несколько месяцев был объявлен общенациональный день психического здоровья с тем, чтобы выявить всех нуждающихся в эмоциональной и иной поддержке, дойти до каждого, заглянуть в каждый дом. Людей призывали внимательнее посмотреть друг на друга, оказать помощь, если это по силам, или привлечь соответствующие социальные службы. Надо сказать, что предпринятые меры помимо морально-психологического эффекта имели и вполне реальное практическое значение. С тех пор в стране действительно не произошло ни одного крупного теракта.
Однако дальнейшее развитие событий диаметрально изменило ситуацию. Администрация США поспешила использовать удобный момент для достижения частных экономических и политических целей определенной группы лиц, близкой к власти. Сопровождаемая не слишком убедительными фактами и наспех скомпилированной риторикой о необходимости искоренения терроризма, началась иракская кампания. И сама война, и быстро обнаруженная ложь относительно якобы имеющихся у Ирака лабораторий по производству химического оружия и баз террористов, и пафосные речи политиков о защите демократии во всем мире привели, в конце концов, к хорошо знакомому патологическому синдрому ау-тоагрессии, т.е. поиску виноватых в собственном стане. Так, в самой Америке (!) неожиданно нашла поддержку и активно стала муссироваться в Интернете и СМИ идея, которую ранее осмеливались высказывать только самые оголтелые противники "американского империализма". Согласно возникшим подозрениям, башни Всемирного торгового центра взорвали сами спецслужбы28! Вот мнение члена Американского института архитекторов, одного из инициаторов петиции архитекторов к конгрессу США, Ричарда Гэйджа: «Шок, в который повергли нас террористические атаки, помешал тогда рационально оценить случившееся. Мы поверили в миф о том, что башни-близнецы обрушились из-за самолетов. Теперь же нам очевидно, что имел место профессиональный де-
28 Башни 11 сентября Америка взорвала сама! (www.kp.ru/daily/23965/72873) (26.10.2007).
монтаж с использованием взрывчатки. Всем известно, что подобная операция требует сложной системы минирования. С учетом существовавшей в торговом центре системы контроля и безопасности трудно представить, что все эти работы могли беспрепятственно осуществить террористы. Так мы приходим к ужасному выводу: теракт мог быть "срежиссирован" в правительственных кругах США»29.
Подобные противоестественные идеи могли бы показаться просто случайным завихрением человеческой мысли, вызванной состоянием фрустрации, если бы точно такие же подозрения не возникли бы за несколько лет до этого в другом полушарии, в стране с иной ментальностью, с иным анамнезом, иным стилем управления, но в сходной ситуации. Речь идет о взрыве домов на Каширском шоссе, породившем обвинение в адрес ФСБ в причастности к трагедии.
Совершенно очевидно, что подобное сходство не может быть объяснено случайностью, тем более родством душ. Это симптом болезни, вирусного заражения, вызванного ослаблением иммунной системы общества. Весьма вероятно, что вирус был разработан одновременно с терактами и распространен непосредственно после их исполнения. А может быть, вирус самозародился подобно спонтанной мутации под воздействием неблагоприятных факторов. Но каким бы образом он ни возник, вряд ли кто-либо воспринял бы столь странную идею всерьез, если бы не травмогенные, манипу-лятивные и потому неправомерные информационные стратегии самой власти. Неважно, что в каждой из двух стран эти стратегии были неправильны по-разному. В России власть избегала называть и преследовать подлинных виновников случившегося из-за боязни "дестабилизировать ситуацию". В США власть искала виновных там, где ей было выгодно. И в том и в другом случае результат был один — аутоагрессия: обращение гнева населения на нерелевантный объект, одну из несущих структур самого общества, что пугает людей еще больше, вызывая панику, подрывая национальное единство и способность к мобилизации. Политтехнологические ухищрения власти, таким образом, приводят к обратным (от желаемых) эффектам, создавая благоприятную почву как для внедрения патогенных вирусов, так и для самопроизвольных мутаций "природного кода" общества.
Другой проблемой становится неспособность власти и общества вовремя распознавать и купировать вирусные инфекции, поражающие СМИ. Неинформированность общества, некомпетентность и неповоротливость органов управления приводит к бескон-
29
Там же.
трольному обращению информации, наносящей прямой ущерб национальным интересам и морально-психологическому состоянию общества.
Нерелевантная агрессия в виде дискредитации действий спасателей и силовых подразделений, осуществляющих операции по освобождению заложников, является, пожалуй, наиболее частотным симптомом "вирусного заражения" СМИ. Посеять сомнения в надежности, честности, бескорыстии спасателей — значит блокировать способность к сопротивлению, лишив людей веры в то, что общество в состоянии защитить их. Несмотря на очевидность этого психологического факта, российские СМИ зачастую преподносят действия властей и спасателей так, как будто именно власть, силовые структуры и спасатели являются истинными виновниками терактов, т.е. фактически воспроизводят вирус "стокгольмского синдрома". Весьма типичным в этом смысле является материал, помещенный спустя год после трагедии в Беслане в одной из центральных газет: "Беслан: 10 вопросов, на которые нет ответа"30. Само название статьи призвано возбудить обиду у читателя. Далее следуют риторические вопросы, сопровождаемые расхожими слухами и домыслами:
— Можно ли было предотвратить захват школы?
— Сколько боевиков захватили школу и удалось ли кому-нибудь уйти после штурма?
— Было ли оружие заранее спрятано в школе?
— Почему боевики сделали исключение для Аушева?
— Почему загорелась крыша спортзала?
— Сколько раз стрелял танк и по каким целям?
— Почему взорвались бомбы в спортзале?
— От чего погибли заложники?
— Был ли спланирован штурм 3 сентября?
— Возможен ли был мирный уход террористов?
Девять из десяти поставленных вопросов переводят внимание читателя с заказчиков и исполнителей теракта на оценку действий служащих школы, спасателей и силовиков. Подразумевается, что действия эти были неправомерные и неправильные: захват школы можно было предотвратить (правда, автор не сообщает, как именно), оружие можно было отыскать (хотя в действительности было установлено, что оружие боевики принесли с собой), крыша спортзала загорелась из-за неосторожных действий силовиков и т.д. Таким образом, постепенно вырисовывается "истинный виновник" произошедшего. Журналист старательно ищет любой намек на виновные действия тех, кого менее всего можно было бы
30 Беслан: 10 вопросов, на которые нет ответов // Известия. 2003. 1 сент.
обвинять, тех, кто были виновны только в том, что жили мирной жизнью в мирное время и даже не могли вообразить подобного зверского преступления. При этом не приводится ни одного реального факта или доказательства. Ограничиваясь предположениями ("если допустить, что среди неустановленных 66 трупов тоже были заживо сожженные, напрашивается вывод о десятках сгоревших, которых можно было спасти при эффективно организованном пожаротушении..."), слухами ("говорят, что наряду с боевиками в камуфляже 1 сентября у школы видели боевиков в балахонах...") и высокопарными домыслами ("Разумеется, Хучбаров перед походом на Беслан готовился к встрече с Аллахом..."), силясь оправдать агрессора и возложить вину на всех остальных, автор создает питательный бульон для вируса "стокгольмского синдрома". Действия боевиков описываются зачастую бравурно-высокой лексикой (так, например, захват боевиками больницы в Буденновске, который на языке современной цивилизации обозначается как "преступление против человечности", в статье именуется "триумфальным возвращением террориста № 1..."). Заключительная фраза оставляет впечатление, что именно несговорчивость и имперская гордость Москвы причина негативного развития событий: "Поход на Беслан преследовал не менее амбициозные цели, согласиться на которые Москва вряд ли смогла бы".
Среди поставленных вопросов есть только один, ответ на который мог бы вскрыть подлинные мотивы преступления, дезавуировать заказчиков и исполнителей теракта: "Почему боевики сделали исключение для Аушева?". Однако здесь журналист обходится самыми общими и обтекаемыми фразами, скорее запутывая, нежели проясняя суть вопроса.
Распознавание вирусов и вирусных технологий затрудняется их мимикрией под спонтанную, бескорыстную активность индивидов: утверждение справедливости, борьбу за права человека, защиту демократии и другие наиболее актуальные и значимые идеи и ценности современности. Присоединяясь к наиболее важным понятиям, вирусы полностью поглощают и разлагают их, превращая в полную противоположность. Триумф "бархатных" революций в Югославии, Грузии, на Украине обернулся ползучим политическим кризисом, социальным расколом, экономическими потрясениями, извращением демократии, деградацией национальных лидеров. Гуманистическое "принуждение к миру" послужило прикрытием этнических чисток и прямой военной поддержки политических союзников (Косово). Борьба с мировым терроризмом стала удобной ширмой для начала раздела сырьевых ресурсов (Ирак).
Но каков бы ни был практический результат вирусных технологий, духовный и моральный урон превосходит все возможные
материальные и территориальные потери, поскольку грозит утратой самой возможности регенерации и сохранения суверенности общества.
Учитывая характер вирусных поражений, можно утверждать, что единственной радикальной защитой от вирусных технологий является активизация собственных иммунных сил общества.
Все, что усиливает способность к самодетерминации, все, что повышает уровень самоосознания и активности общества — все это ослабляет возможность вирусной модификации коллективной идентичности, усиливает иммунную защищенность, автономность и суверенность социальной системы. Поскольку основной формой самоосознания общества и средством становления национальной ментальности является массовая коммуникация, именно обеспечение информационной открытости (доступность информации, возможность личного участия) и информационной безопасности (свобода от манипулятивного использования) оказывается главной гарантией против вирусного заражения общества.
Своего рода естественной антивирусной программой в условиях массированых информационных атак становится новая отрасль науки — медиапсихология. В сферу ее интересов входят определение status quo (аутентичных свойств) массовой коммуникации как формы коллективной ментальности, детерминирующей психодинамику взаимодействия коллективного и индивидуального сознания, а также проблемы "ментального здоровья" общества на уровне сохранения данного status quo. Коммуникативная открытость и безопасность с точки зрения медиапсихологическо-го подхода является условием существования массовой коммуникации, за пределами которого и массовая коммуникация, и журналистика вырождаются в вирусный алгоритм программирования общественной жизни.
Необходимость информационно-психологической самозащиты диктуется потребностью сохранения status quo (культургенети-ческой аутентичности) массовой коммуникации и обусловливает развитие трех взаимосвязанных направлений медиапсихологии: медиааналитики, медиатерапии и медиаобразования.
В задачи медиааналитики входит прежде всего анализ контента массовой коммуникации с точки зрения соблюдения принципов информационно-психологической безопасности, выявление психотехнологий массовых информационных кампаний и их последствий, психологические, юридические и этические аспекты журналистской деятельности. В настоящее время классифицированы возможные патогенные факторы журналистского воздействия, разработаны основные категории экспертизы контента мас-
совой коммуникации31. Недавние исследования работы прессы по освещению последствий террористических актов и чрезвычайных ситуаций свидетельствуют, в частности, о том, что "журналисты зачастую не учитывают динамику развития психических состояний пострадавших"32, усиливая тем самым деструктивное воздействие события. Между тем для освещения каждого этапа чрезвычайной ситуации должны применяться адекватные информационно-психологические приемы. "Непосредственная передача экстремальных переживаний порождает массовое заражение и приводит к всеобщей травматизации социума"33.
Отсюда вытекает необходимость разработки систем и способов психологической защиты от патогенных информационных технологий, что составляет предмет второго направления медиапсихо-логических исследований — медиатерапии. В задачи медиатерапии входит профилактика и реабилитация информационных травм ау-дитории34, психологическое восстановление посредством массовой коммуникации35, стабилизация психических состояний, формирование адекватных контролируемых реакций, содействие национальной самоидентификации36 и личностному самоопределению индивидов. Реальный опыт медиатерапевтического воздействия был реализован в разгар информационно-психологической атаки "оранжевых" с целью микшировать остроту информационной травмы, укрепить устойчивость к стрессу массового избирателя. «В течение двух месяцев в "Крымской правде" публиковались психологические обозрения типа: "Выключите телевизор", "Оранжевый сценарий обернулся диагнозом", "Толпа превращается в племя", "Почем оранжевый адреналин?" и др., раскрывающие приемы и уловки "социальной инженерии", манипулятивных психотехник и тотального напора»37. Инициатива не осталась незамеченной. Аналогичные антиманипулятивные материалы стали публиковать и
31 См.: Пронина Е.Е. Психологические особенности творческой работы репортера. М., 2001.
32 Рыбалко О.М. Динамика изменения психолингвистических характеристик текстов СМИ в чрезвычайных ситуациях: компенсаторные возможности // Мат-лы IV Всеросс. съезда Российского психологического общества. Ростов н/Д, 18—21 сентября 2007.
33 Там же.
34 «Информационная травма — воздействие, осуществляемое СМИ, которое вызывает деструктивное изменение базовых структур личности, аффективных и когнитивных систем на всех уровнях, начиная с физиологических механизмов и заканчивая картиной мира и образом "Я" индивида» (Рыбалко О.М. Указ. соч.).
35 См.: Чудова Н.В. Журналистика и социотерапия // Проблемы медиапсихо-логии3-62. М., 2003.
36 См.: Пронин Е.И., Пронина Е.Е. Указ. соч.
37 Вербицкая Ю.А Попытка социотерапии в разгар психической атаки // Ломоносов-2005: Мат-лы Междунар. науч. конф. студентов, аспирантов, молодых ученых: В 2 ч. Ч. 1. М., 2005.
3 ВМУ, журналистика, № 5
другие газеты Крыма. Ретроспективный анализ предпринятой акции показал, что медиатерапевтические тексты реально помогли конкретным людям преодолеть стресс.
Этот опыт также убедительно показал, что медиатерапевтиче-ские методы по самой своей природе антиманипулятивны, их невозможно приспособить для антиобщественных или своекорыстных пропагандистских акций. Отвечающие исключительно собственным потребностям индивида в самоопределении и ориентации, соблюдающие все принципы психологической безопасности, они эффективны в условиях массированной психической атаки и вирусных технологий, когда традиционные контрпропагандистские приемы, ориентированные на дискредитацию противника и продвижение альтернативной политической силы, оказываются беспомощными и бессильными. Эффективность медиапсихологиче-ских методов обусловлена их способностью повышать уровень самоосознания и психологической компетентности, содействовать личностной зрелости и инициативе в противоположность полит-технологическим стратегиям сужения сознания и формирования неконтролируемых аффективных и фобических реакций.
Расширение знаний аудитории об основных приемах воздействия СМИ и современных коммуникативных технологиях повышает информационно-психологическую защищенность участников массовой коммуникации и в этой связи является основной задачей медиаобразования — третьего направления медиапсихологии. Как известно, политтехнология действует до тех пор, пока остается скрытой от сознания объекта воздействия, а также пока объект воздействия не превращается в активного самодостаточного субъекта, реализующего хорошо осознанные собственные интересы. Медиаобразование обращено ко всему обществу, включая и самих журналистов, которые зачастую первыми подвергаются деструктивному воздействию манипулятивных технологий, и, не имея возможности в полной мере оперативно осмыслить происходящее, транслируют собственные травматические переживания и неадекватные реакции по каналам массовой коммуникации38.
Медиааналитика, медиатерапия и медиаобразование вкупе образуют элементарную стратегию и базовый ресурс медиапсихологи-ческой защиты, отвечающей важнейшим тенденциям развития социума и человека в направлении самодетерминации и индивиду-ации и потому способной противостоять политтехнологическим попыткам тотального контроля сознания и поведения.
Поступила в редакцию 01.08.2008
38 Подробнее об этом см.: Трубицына Л.В. Средства массовой информации и психологическая травма // Проблемы медиапсихологии. М., 2002.
