ты книжного персонажа), так и точные наблюдения учёного, одновременно характеризующие творческую манеру Достоевского и поэтику собственных произведений Набокова. Из подтекста непростой по форме и содержанию лекции вычитывается приглашение студентов и будущих читателей к соавторству путём «дописывания» её противоречивого текста с вычленением собственных тезисов pro et contra Достоевского. Набоков осознанно создал лекцию, трактовки которой едва ли могут быть исчерпаны. Тремя приведёнными в настоящей работе гипотезами её разбор не ограничивается. Лекция, по-прежнему оставаясь проблемным материалом для исследователей, продолжает требовать особого подхода в изучении: как к научному сочинению и как к художественному тексту.
В заключение необходимо сказать об оценке лекций Набокова критиками и студентами. По их выходе в адрес автора были высказаны замечания по поводу общих мест, «похвал, длинных цитат, отсутствия комментария» [17, с. 548] (Э. Фридман); единичных научных ссылок в пользу использования научно-популярных источников (С. Карлинский). Лекция о Достоевском настолько раздосадовала пятнадцатилетнюю школьницу К. Тер-Ованесову, что в «Учительской газете» она настойчиво парировала выпады Набокова против классика
[19]. Д. Урнов, помимо жёсткой критики, уличил писателя в завышении преподавательского статуса, поведав читающей публике, что Набоков был не профессором, а всего лишь доцентом [20, с. 103]. Но нашлись и рецензенты, по достоинству оценившие нетривиальный преподавательский стиль Набокова. Р. Олтер похвалил его «демонстрационную», в противовес аналитической, манеру изложения и одобрил «внимание к гаечно-болтовым аспектам знаменитых романов» [21, с. 533534]. Д. Мёркин советует в процессе чтения лекций «довериться собственному позвоночнику» [22, с. 539], чувственно воспринимая их как художественное произведение, а не учебник по литературе. За излишний субъективизм и непредвзятую критику классики американские студенты окрестили курс Набокова «Dirty lit» («грязная литература»). Однако о захватывающем преподавании писателя сохранились легенды и ярчайшие студенческие воспоминания. Вот одно из них: «Не помню, чтобы я что-то записывал. Это было бы всё равно, что пытаться конспектировать, пока Микеланджело рассказывает, как он задумал и расписал своды Сикстинской капеллы», «всё равно что взять молоток и попытаться наделать из «роллс-ройса» консервных банок» [1, с. 41].
Bibliography
1. Boyd B. Vladimir Nabokov: Amer. years: A Biography / trans. from English. Beardwood M. Hedges, etc. - M.: Independent gas.: Symposium,
2004.
2. Urban, T. Nabokov in Berlin, Ed. with him. SV Rozhnovskogo. - M.: Agraf, 2004.
3. Melnikov, N. "Every writer should be a bit magician ..." / / Foreign Literature. - M.: 2010. - № 1.
4. The correspondence of Nabokov and E. Wilson / The Star. - 1996. - № 11.
5. Karlinsky, S. Nabokov Lectures on Russian Literature / Classic without retouching. - Moscow: NLO, 2000.
6. Nabokov, V. Lectures on Russian literature. - St.: ABC-Classic, 2010.
7. Dostoevsky, F.M. Letters 1832-1859 / / Works. Works. cit.: 30 tons - L.: Nauka, 1985. - TS 28.01.
8. Dostoyevskaya, A.G. Memories. - Moscow: Zakharov, 2002.
9. Soloviev, S.M. Graphic Arts in the works, F.M. Dostoevsky. - M.: Sov. writer, 1979.
10. Tselkov, L.N. Russian writers of the XIX century in the estimates of Nabokov (based on lectures, interviews and letters) / / Pages of History of Russian Literature: Sat. articles. To the 70 anniversary of prof. V.I. Korovin. - M., 2002.
11. Ross, CH.-S. Retz.: Lectures on literature / Classic without retouching. - Moscow: NLO, 2000.
12. Pavlov, A.M. The problem of the recipient's mail art in the aesthetics of literary modernism (based on lectures on Russian and foreign literature, Nabokov). - Kemerovo, 2009.
13. Adamovich, G. Rev.: 'Luzhin Defence "/ / Classic without retouching. - Moscow: NLO, 2000.
14. Sartre, J.-P. Vladimir Nabokov. "Despair" / / Classic without retouching. - Moscow: NLO, 2000.
15. Shahovskaya, Z. Looking for Nabokov. Reflection. - Moscow: Book, 1991.
16. Osorgin, M. Rev.: Camera Obscura / / Classic without retouching. - Moscow: NLO, 2000.
17. Friedman, E. Reading together with Nabokov / Classic without retouching. - Moscow: NLO, 2000.
18. Shepelev, A.A. F.M. Dostoevsky in the art world, VV Nabokov. Subject nimfolepsii as reception theme "Stavroginskogo sin": diss. ... Cand. Phil. Science. - Tambov, 2003.
19. Ter-Ovanesova, K. dispute about Dostoevsky / teach. gas. - March 1991. - № 9.
20. Urnov, D.M. Invitation to the tribunal: of Vladimir Nabokov / Addiction and principles. - M., 1991.
21. Olter, R. Rev.: Lectures on literature / Classic without retouching. - Moscow: NLO, 2000.
22. Merkin, D. Studying Nabokov / Classic without retouching. - Moscow: NLO, 2000.
Article Submitted 03.12.10
УДК 811.111-3
С.А. Виноградова, канд. филол. наук, доц., г. Мурманск, E-mail: [email protected]
МАНИПУЛЯТИВНЫЙ ХАРАКТЕР ЧИСЛИТЕЛЬНЫХ В РЕКЛАМНОМ ДИСКУРСЕ
В статье описываются случаи речевой манипуляции, опирающиеся на использование цифровой информации в популярных рекламных слоганах. Выделяются манипулятивные технологии, в зависимости от видов имплицитной информации, содержащейся в семантике числительных. Изучение механизма манипулирования с помощью цифровых средств помогает избежать психотехнического эффекта манипуляции.
Ключевые слова: манипуляция, цифровая информация, манипулятивные технологии.
Как отмечает М. Кронгауз [1, С. 82], мода на число - это мировая тенденция: «2008» С. Доренко, «2017» О. Славнико-вой, «2048» Мерси Шелли, роман Дж. Хеллера «Catch 22», фильмы «12», «2012», «1643», телепередача А. Гордона «2030», вещество «Лед 9» в романе К. Вонегута, гонки «Формула 1», сиквелы типа «Крик 2», «проблема 2012».
В романе В.Пелевина «Числа» все главы помечены цифрами, но это не порядковый номер главы, а скорее ее название. Во второй по порядку главе «17» речь идет о семнадцатом дне рождения. В следующей главе «43» - о числе 43 и т.п.
Эта мода на числа не могла не отразиться в такой реактивно развивающейся сфере применения языка как реклама.
Реклама - это особый тип текста. Его отличает лаконичность и эффективность. Требование экономии (эфирного времени, строк в публикации и т.п.) вызывает необходимость использовать средства воздействия ядерной силы.
Разумеется, воздействие является объективной стороной любой коммуникации. В терминах прагмалингвистики речевой акт совершается на основе интенции, в целях воздействия на адресата для получения определенного перлокутивного эффекта, который будет заключаться либо в определенном действии, либо только в смене установок адресата. Вместе с тем, это воздействие имеет открытый характер, даже если выражается косвенными речевыми актами. Имплицитная информация легко декодируется адресатом на основе конвенциональных моделей («Не могли бы Вы передать соль.» = «Передайте, соль, пожалуйста.», «Что-то душновато!» = «Откройте, пожалуйста, форточку»). Косвенность речевых актов не скрывает мотив коммуниканта, а позволяет партнеру сохранить лицо в ситуации невежливого общения.
Манипуляция отличается от просто воздействия тем, что включает а) скрытость конечной интенции манипулятора (иллокутивной силы), б) выгоду манипулятора - бенефицианта, которая заключается в получении определенного перлокутив-ного эффекта1. Е.Л. Доценко добавляет еще мастерство манипулятора, так как именно благодаря ему возможно осуществление скрытого замысла [2].
Под речевым манипулированием понимают вид языкового воздействия, используемый для скрытого внедрения в психику адресата целей, желаний, намерений, отношений или установок, не совпадающих с теми, которые имеются у адресата в данный момент» [3]. Иными словами, скрытые возможности языка используются адресантом высказывания для того, чтобы навязать адресату определенное представление о действительности, сформировать нужное отношение к ней, вызвать необходимую адресанту эмоциональную реакцию.
Основные задачи рекламы в условиях развитого рынка -не просто информировать потребителя о товаре или услуге, об имеющемся выборе, но и быть для компании-производителя эффективным средством борьбы за деньги потребителя. Поэтому рекламу можно рассматривать как форму коммуникации, которая пытается перевести качество товаров и услуг на язык нужд и запросов потребителей [4]. В связи с этим вполне правомерно рассматривать вопрос о манипулятивном характере информационно-психологического воздействия рекламы. Ведь реклама, имея вполне конкретные цели добиться продажи товара, создает иллюзию того, что отвечает нуждам адресата. Главный тезис рекламных предпринимателей, заключающийся в том, что реклама - самое демократичное средство регулирования потребления, выразитель истинной заботы о человеке, обеспечивающее реализацию свободы выбора, - это социальный миф. За внешне приветливой маской рекламы скрыты опасные способы программирования покупателя.
В связи с такой ролью рекламы и особенностями ее функционированя особую роль в рекламном дискурсе приобретает имплицитная информация. Реклама в максимальной степени использует различные формы свернутой, фрагментарной и подчас скрытой организации текста и способы «упаковки» рекламных смыслов и образов.
Имплицитность - это невербализованное информативное содержание, предназначенное для сообщения [5]. Это намеренно, в определенных целях, не выраженная вербально часть высказывания, требующая от реципиента домысливания на основе операции импликации. А.В. Бондарко называет имплицитными семантические элементы, не выраженные в речевом акте языковыми средствами, но вытекающими из экспли-
1 Ученые спорят, считать ли манипуляцией скрытое воздействие на человека, направленное на его пользу, например, чтобы он мог бросить выпивать или курить и т.п. В нашем случае мы называем цифровой манипуляцией те случаи воздействия с помощью цифровой информации, которые приносят выгоду манипулятору, скрываемую от манипулируемого.
цитно выраженных элементов [6]. Практически любое высказывание в речи может обретать смысловую недосказанность, подтекст, подразумевание. Вместе с тем, известная максима количества Грайса требует компактного изложения мысли. То, что и так ясно, не требует вербального выражения, более того, отход от этого постулата может рассматриваться как некооперативное поведение. Реклама же ограничена временем и пространством и имеет особые притязания на компактность плана выражения. Зато план содержания значительно прибывает шлейфом скрытых смыслов, которые к тому же имеют экспрессивную окраску и положительно оцениваются за счет того, что процесс импликативного поиска пропущенной информации рассматривается коммуникантами не как наличие досадных «помех» коммуникации, а наоборот, как фактор «счастливой коммуникации». Ничто не приносит столько радости, сколько знание, полученное самостоятельно.
Имплицитные значения, таким образом, представляют собой важный и непременный, информационно чрезвычайно емкий компонент вербальной коммуникации, дополняющий и модифицирующий эксплицитные значения речи и вписывающий их в совокупную содержательную структуру коммуникации. В лингвистике предпринимались попытки классификации источников имплицитности. М.В. Никитин выделяет такие источники имплицитности, как пресуппозиции и постсуп-позиции (импликации), вероятностная структура лексического значения (наличие импликационала значения, периферии семантических признаков, являющегося в том числе источником метафорических преобразований), семантические пропуски, имплицитная гипонимизация, намеренная многозначность высказываний и текстов (моделированный подтекст), конфликт знакового значения высказываний со значимым фоном речи (ирония, гипербола, литота, фальшивая оценка), компрессии языковых структур [7].
Имплицитные смыслы существенно дополняют выраженные значения и взаимодействуют с ними. В случае рекламы они играют большое значение в увеличении смысловой насыщенности слогана, в обыгрывании информации в нем, а также в превращении этой информации в экспрессивную и положительно-заряженную.
Все многообразие воздействующих рекламных текстов можно разделить на два основных типа: информирующие (в основе рациональное воздействие) и манипулятивные (в основе - иррациональное воздействие) [8]. Рациональное воздействие подразумевает убеждение - речевое воздействие, оставляющее адресату возможность выбора: соглашаться или нет с авторской концепцией. Манипуляция - воздействие на адресата без осознания им этого воздействия, то есть навязывание автором с помощью определенных языковых и неязыковых приемов авторской точки зрения как достоверной и единственно возможной. Чем выше интеллектуальный уровень, чем выше мы поднимаемся в познавательных способностях, тем выше уровень критического мышления, тем больше мы склонны подвергать информацию содержательному анализу, отходить от стереотипов. Тем сложнее навязать нам чужую точку зрения, оценку, товар и т.п. Манипуляторы стараются обходить стороной нашу критическую способность, а апеллируют к чувствам, эмоциям, или даже обходят стороной сознательный уровень восприятия и апеллируют к бессознательному. Если для информирующей рекламы характерно доминирование фактуальной информации, то для манипулятивной рекламы - импрессивной и связанных с ней эмотивной и оценочной информации.
При создании манипулятивного рекламного текста автор сознательно усложняет его, наполняя избыточной импрессив-ной информацией. При этом информация на исходном уровне не совпадает с получаемой адресатом, что приводит к семантическому сдвигу, когда количество смыслов, заложенных в тексте автором, многократно возрастает в момент его контакта с творческим сознанием получателя информации. Манипу-лятивный рекламный текст, по сравнению с информирующим
рекламным текстом, является более выразительным, образным и эмоциональным. Кроме того, ему присуща большая ассоциативная сила и смысловая многоплановость. В манипу-лятивном рекламном тексте создается сильный рекламный образ - имидж предмета рекламы. Одной из основных особенностей рекламного дискурса является его сугубо положительный пафос. Доминирование положительной оценки свидетельствует о неполной объективности при подаче информации о рекламируемом объекте [9].
Как пишет Н.В. Иванчук: «Манипуляторная деятельность не любит света разума, она в своей основе противоречит ему, хотя стремится его использовать» [10]. Для этих целей исключительно подходят числа ... Мы верим в то, что если доказательство сопровождается формулами, цифрами, подсчетами разного рода, оно бесспорно. В логике это называлось аргументом ad numerum. Цифра - символ того, что аргумент выдвигается не просто так, а он научно проверен, проведены некие исследования, подведены их итоги, а результаты выражены в цифрах.
На это наше трепетное отношение к цифрам и опираются сегодняшние копирайтеры, создатели рекламы, пиарщики и политические деятели. «Новые серии «Универа» - на 20% смешнее!», «Ваши волосы до 10 раз сильнее!», «Ваши ресницы до 12 раз объемнее!» Используемые в рекламе цифры не столько несут количественную информацию, сколько используются в иных целях. Потенциальные семы, находящиеся в импликационале значения выходят на первый план, переводя смысл высказывания из фактуального в эмоциональноэкспрессивный регистр.
Цифра в данном случае проходит процесс опустошения значения, это некий симулякр, имеющий экспрессивное, или даже импрессивное значение. «Количественными признаками объектов реальной действительности могут быть названы признаки, которые имеют количественные меры исчисления, например, количество объектов, мера измерении пространства (длина, ширина, высота, объем), физических параметров (рост, вес, возраст) и др.» [11]. В данном случае приводятся объекты, не имеющие количественного исчисления: смех, объем ресниц и т.д. Происходит утрата референционной соотнесенности знака. «Пустое» означаемое не утверждает полного отсутствия содержания, содержание остается, но его неоднозначность вызывает абсолютную неопределенность. Это позволяет выбрать удобную из возможных интерпретаций, яркий образ, с целью навязать адресату точку зрения, выгодную отправителю.
«ХХХ увеличивает объем ресниц в 12 раз». Как известно из арифметики за третий класс, чтобы узнать во сколько раз увеличился объем, нужно конечный объем разделить на исходный. Каким, интересно, образом был измерен конечный и исходный объем ресниц, при помощи каких инструментов, а также в каких литрах или баррелях. Совершенно ясно, что и объем ресниц, и его увеличение - факторы почти полностью субъективные, которые измерить невозможно.
«ХХХ в 3 раза эффективнее обычного пятновыводителя». Тот же самый прием. Для пятновыводителя хотя бы можно представить какой-то способ измерения, дающий в результате цифры.
Удобный для манипулятора лингвистический оборот при работе со статистикой — «до + внушительная цифра». Говоря об улучшениях, которые ожидают потенциального потребителя, сообщают, например, что происходит увеличение длины ресниц до 50%. Аудитория чаще всего не осознает, что и ноль, и два процента — это тоже «до 50», следовательно, даже минимальный эффект от применения средства не гарантирован.
Симулякр - это «пустое» означаемое, имеющее экспрессивное значение. Возьмем рекламу Автомобиля Infiniti G35:
Some say we outdid ourselves equipping the G35 with 260 horses, zero-lift aerodynamics’ and technology like DVD navigation. Perhaps. But we’ve also outdone the competition. The Infiniti G35. (Некоторые говорят, мы превзошли себя оборудовав
G35 260 лошадиными силами, нулевой подъемной аэродинамикой и технологичной DVD навигацией. Возможно. Но мы также превзошли всех.)
Существует правило: Сообщение всегда должно иметь уровень понятности, соответствующий коэффициенту интеллектуальности примерно на десять пунктов ниже среднего коэффициента того социального слоя, на который рассчитано сообщение. Человек должен воспринимать сообщение без усилий и безоговорочно, без внутренней борьбы и критического анализа. В некоторых случаях это правило нарушается за счет создания волшебной магии терминологии и цифр.
Опустошение значения происходит также в случае, когда его первоначальное значение либо постепенно утрачивается, либо изначально неизвестно адресату текста. В предельном случае оно и не предполагается, то есть цифровую запись можно рассматривать как иероглиф, используемый только ради его звучания, но не значения.
Но возможно также и полное обессмысливание числа в названии. Название модного романа «Одиночество-12» его автор А. Ревазов объясняет словами своих героев: «Почему «Одиночество - 12»? - Просто так. Лучше звучит. Как Catch 22. Или Ми-6. И вообще, двенадцать - счастливое число».
Числительные имеют вполне конкретное количественное или порядковое значение, однако в манипулятивных целях в их семантике могут происходить сдвиги значения, порождающие новые варианты интерпретаций. Следует отметить современную тенденцию у числительных к приобретению вторичных (метонимических) значений: например, в «Доктор-шоу, или Кабаре - 03» число отсылает к номеру русской скорой помощи, а в галерее А-3, по-видимому, к формату бумаги. М. Кронгауз описывает пример появления множественности смыслов: в случае «Радио - 7» - это можно интерпретировать и как радио на семи холмах, и как трансляция семь дней в неделю (в соответствии с рекламным слоганом). М.Кронгауз приводит пример конкурса на лучшую интерпретацию названия авиакомпании S-7: либо у владельцев была интерпретация, но они согласны на другую, либо ее изначально не было. Победила идея о семи континентах. Основой для метонимического сдвига явилась идея о полетах самолетов данной авиакомпании на семь континентов мира. Впрочем, и здесь имеет место нестрогая интерпретация: большинство ученых считает, что континентов шесть, а если и не так, то вряд ли компания осуществляет перелеты в Антарктиду.
Еще один случай изменения значения числительного происходит, когда числительное (цифра) используется как оценочная метафора. Шампунь, тушь, автомобиль и что угодно ... №1 в мире! Что это значит, неясно, но очень впечатляет. Выхолащивание значения числительного сопровождается образованием переносного значения на основе ассоциации: первый - значит лучший! на основе ассоциации с первым местом в соревновании и т.п. Хотя логика должна подсказывать, что первый продукт может быть не вполне проверен, имеет не доделки или несовершенства, которые в номере 2, 3 и т.д. устранены и исправлены. Однако №1 - это впечатляюще. Семантически «первый» обладает метонимическим значением «лучший», дальнейший процесс семантической деривации ведет к метафоризации числительного. На этой многозначности слова и строится прием.
Если какой-то параметр нужно уменьшить, то его следует разделить на небольшие части. Если увеличить - умножить. Например, человек воспринимает числа разумом и чувствами, эмоциями. Если для разума что «10 000 долларов», что «По 10 долларов в день в течение 3 лет» одно и то же (он может перемножить и убедиться, что числа равны), то эмоционально восприятие этих сумм совершенно разное. Для большинства отдать 10 000 долларов - это очень важное решение, требующее глубокого обдумывания, сравнения вариантов и т.д., а вот 10 долларов - это небольшая сумма, «копейки», с которыми можно расстаться походя. И то, что они складываются в ту же существенную сумму совершенно не меняет дела на эмоциональном уровне. Или: Интернет за 33 рубля в день. Недорого,
да? А в месяц? Это случай, когда фактуальная информация под воздействием прагматических факторов преобразовывается в эстетически-образную и импрессивную информацию.
Иногда цифра используется как символическая метафора, «ХХХ устранит засор за 5 минут». Сравним: «ХХХ быстро устранит засор». Разница очевидна: 5 минут - это и есть быстро, но выражено более экспрессивно. «24 часа увлажнения» -это экспрессивнее чем сутки.
Возьмем, к примеру, рекламу мятного драже «Тик-Так», где стройная девушка на фоне журчащего ручья и в окружении зелени рассказывает нам о том, почему «Тик-так» всегда с ней: «2 hours of freshness in just 2 calories». Эта реклама пробуждает в нас желание быть стройными и красивыми, а не только свежо пахнущими. Все ли обращают внимание на подпись мелкими буквами: «Can help slimming and weight control only as a part of calorie controlled diet». Прием языкового манипулирования в этом примере основан на создании смешанного класса сравнения: средство придания свежести дыханию -средство придания стройности фигуре. Технологии игры информацией дополняются приемом перехода количества в качество и обратно: «маленькое драже.освежает 2 часа.и всего 2 калории». «Две» калории - это «незначительное» количество, эмоциональное восприятие переноса наименования гарантировано.
Цифра может являться выражением количественной
пресуппозиции. Возьмем рекламу зубной пасты «32 норма», подсказывающей нам, что норма для человека - наличие 32 зубов, причем добиться этого, по всей вероятности, можно использованием этой зубной пасты.
Имплицитная информация в рекламных текстах, содержащих цифры (числительные), значительно изменяет эксплицитный смысл, дополняя и развивая его за счет метонимиза-ции, метафоризации числительных, использования количественных пресуппозиций.
Рекламный текст - это текст, обладающий следующими особенностями: прагматическая направленность, креолизация (взаимодействие вербального и невербального компонентов), диффузия стилей, сочетание стандарта и экспрессии (ориентация на стереотипы, а с другой стороны - стремление к оригинальности), оценочность, имплицитность, диалогичность (использование средств адресации, вопросно-ответных единств, риторических вопросов и вопросов к аудитории). Все это вместе создает предпосылки для профессиональной качественной манипуляции адресатом рекламы, разработок новых психотехник, новых технологий манипулирования. Цифровая манипуляция вполне в русле современных тенденций, работает и на уровне оценочности, и на уровне имплицитности, диалогичности, стереотипности и оригинальности.
Bibliography
1. Krongaus, M. Russian language on the verge of a nervous breakdown. - M.: Mark, 2009.
2. Dotsenko, EL Psychology manipulation: phenomena, mechanisms and protection. - M.: "Cheraw", Publishing House of Moscow State University, 2000.
3. Veretenkina, L.Y. Linguistic expression of interpersonal manipulation (to the problem) / / offer and the word: Dokl. and messages. International
scientific conference dedicated to the memory of Professor V.S. Yurchenko, Ed. Ed. O.V. Myaksheva. - Saratov, 1999.
4. Golubkova, E.N. Marketing communications. - M.: Finpress, 2000.
5. Lisochenko, L.V. Statements with the implicit semantics. D, 1992. - Rostov
6. Bondarko, A.V. Grammatical meaning and purpose. - L., 1978.
7. Nikitin, M.V. Sign. Value. Language. - St., 2001
8. Koltysheva, E.J. Manipulative influence in the modern advertising text: Author. Dis. ... Candidate. Sc. Science. - Yaroslavl, 2008.
9. Popova, E.S. Advertising text and manipulate the problem: Author. Dis. ... Candidate. Sc. Science. - Ekaterinburg, 2005/
10. Ivanchuk, N.V. Technology evil manipulator operations. - Ekaterinburg, 2005.
11. Besedina N.A. Conceptualization of the modern English / N.A. Besedina, S.N. Stepanenko Vopr cognitive linguistics. - 2010. - № 4.
Article Submitted 09.12.10
УДК 82.091
Э.И. Коптева, канд. филол. наук, доц. кафедры литературы Омского государственого педагогического университета, Омск, E-mail: [email protected]
«ВИДЕНИЯ» И «РАЗГОВОРЫ В ЦАРСТВЕ МЁРТВЫХ» В “ПУТЕШЕСТВИИ ИЗ ПЕТЕРБУРГА В МОСКВУ” А.Н. РАДИЩЕВА
В данной статье рассматриваются истоки формирования русской прозы конца XVIII в. Основное внимание сосредоточено на проблеме взаимодействия философско-риторических жанров, а также форм и приемов средневековой литературы в повествовательной структуре указанного произведения Радищева. В тексте “Путешествия.” выстраивается система символических знаков и аллегорий, уживающаяся с исторически актуальным изображением событий.
Ключевые слова: русская проза, традиции эпохи Просвещения, синкретизм жанров, философско-риторические формы, концепция жизнетворчества, идея «внутреннего делания».
Читатель XVIII века, представляя произведение как образ действительности, в целом «моделирует» свою жизнь, отношение к ней, «реконструирует» идеальный ее образ. Такая черта культурного сознания, по выражению Ю.М. Лотмана,
«культурное напряжение», характеризует своеобразие формирования русской прозаической традиции в том числе. При этом обращает на себя внимание интенсивное переосмысление как западноевропейского культурного опыта, так и путей развития отечественной словесности, ведущее к концентрации идейной первоосновы произведений XVIII в., а также синтезу разнообразных жанрово-стилевых форм.
В последние десятилетия XVIII столетия складывается своеобразная повествовательная структура, которую можно было бы определить как «онтологию» текста, совмещающую бытовое и бытийное, профанное и сакральное. Само произведение становится экспериментальной формой, раскрывающей движение личностного самосознания в фигуре условного первого лица рассказчика.
По всей вероятности, ведущую роль в генезисе подобного типа прозы играют философско-риторические формы, как в прямом, так и в опосредованном своем воздействии. Диатриба, парабола, парафразис, анекдот, философский диалог, притча, басня и др. древние жанровые модели актуализируют-