CC BY
74
История
Вестник Нижегородского униве рситета и м. Н.И. Лобачевского, 2007, № 1, с. 205-211
205
МАНИФЕСТ СЕРБСКОЙ НАЦИОНАЛЬНОЙ БЮРОКРАТИИ (историографические заметки о «Начертании» И. Гарашанина 1844 г.)
© 2007 г. М.В. Белов
Нижегородский госуниверситет им. Н.И. Лобачевского уе81шк [email protected]
Пиступила в редакцию 11.01.2007
Идеологические интерпретации первой внешнеполитической доктрины Сербии «Начертания» (1844) оказывали заметное воздействие на всю историографию сразу после опубликования документа. Опыт его изучения приводит к выводу, что его не следует рассматривать как текст только «одного автора», а скорее как палимпсест, имеющий множество слоев и многих авторов. Его консерватизм заключается не в «великодержавных тенденциях», очаги пропаганды намеренно выносились вовне. Внутри Сербии не предусматривалось создание массовой базы национального движения. Многоголосый текст «Начертания» отражает амбиции, политический и культурный кругозор, фобии и слабости бюрократического квазикласса Сербского княжества.
Первой внешнеполитической доктрине Сербского автономного княжества, известной как «Начертание» И. Гарашанина, посвящено такое число исследований, какого не знает ни один другой документ по новой истории балканских государств. Существует несколько причин особого интереса к «Начертанию» и споров историков на его счет. Прежде всего следует сказать о таинственной судьбе источника, оригинал которого до сих пор не обнаружен. Впервые «Начертание» было опубликовано близким к правящим верхам историком М. Вукичевичем в 1906 г. В предисловии к тексту он не скрывал политикопропагандистский смысл публикации,
появившейся в канун формирования
правительства Н. Пашича: «Нам, потомкам тех людей... не будет лишним увидеть, как тот редкий государственный деятель и сербский политик (И. Гарашанин. — М.Б.) понимал в то время внешнюю политику сербского государства и интересы сербского народа» [1]. Иными словами, «Начертание» должно было стать «историческим фундаментом» для внешней политики радикалов, поставивших задачу расширения границ государства и
объединения сербских земель. Назначение публикации, готовившейся в спешке, повлияло на ее научную корректность [2]. Существует версия, что Вукичевич мог получить оригинал документа из архива династии
Карагеоргиевичей, вновь пришедшей к власти в Сербии в 1903 г., однако все последующие попытки проникнуть в этот архив не увенчались
успехом. Так что подтвердить существование оригинала «Начертания», равно как и
изложенную выше версию первой публикации, пока не представляется возможным [3].
Ставшее почти общим местом утверждение, что разработанная в 1844 г. доктрина явилась долгосрочной внешнеполитической программой Сербии, полностью реализованной в 1918 г. с образованием Королевства сербов, хорватов и словенцев, при ближайшем рассмотрении оказывается пропагандистским штампом. Пускай сам И. Гарашанин, находившийся на ответственных министерских постах в правительстве уставобранителей —
сторонников конституционной монархии — в 40-50-е гг. XIX в. и во время второго правления князя Михаила Обреновича (1860-1867), действительно руководствовался этими идеями, впрочем, избирательно, с поправками на политическую конъюнктуру. Но воздействие названного текста на умы государственных мужей последней трети XIX - первых лет XX в. вызывает большие сомнения. И, как заметил Р. Люшич, границы многонационального югославянского государства, созданного после мировой войны, вовсе не соответствуют тем параметрам, которые были намечены в середине XIX века [4].
Пропагандистско-идеологические интерпретации «Начертания» оказывали заметное воздействие на последовавшую после Вукичевича историографию. В межвоенный период преобладала официальная трактовка доктрины середины XIX в. как югославянской
программы. Затем, после одиозного прочтения документа в профашистской Хорватии как памятника сербского шовинизма, в
послевоенных трудах взяла верх марксистская версия буржуазно-националистического
проекта Великой Сербии [5]. Не удивительно, что с разрушением «большой» Югославии и усилением антисербской пропаганды в Хорватии, других странах Балканского региона и на Западе «Начертание» вновь стало трактоваться как доказательство стремления
Белграда к экспансии и агрессии [6]. В свою очередь, автор последнего крупного
исследования, посвященного спорному
документу, живущий в Белграде Р. Люшич опроверг «великосербский» характер
изложенной в нем программы. Он настаивает на том, что это — программа национального объединения сербского народа, лишенная каких-либо шовинистических примесей
(реализация югославянского проекта отнесена на более удаленную перспективу). Здесь спор приобретает явные черты терминологического препирательства [7]. Очевидно, во времена
Гарашанина титул «великой державы» не имел тех негативных коннотаций, какие он получил позже, в эпоху «империалистических» войн, а напротив, был престижен. Соответственно, «Великая Сербия» означала для самого Гарашанина лишь территориально обширное, сильное и процветающее, влиятельное на международной арене государство. К этой цели он, безусловно, стремился.
Однако, пожалуй, самую большую сложность в оценке «Начертания»
предопределил сам процесс создания этого
документа. Лишь к концу 1930-х гг. с
появлением работы Д. Страняковича «Как возникло “Начертание” Гарашанина», где параллельно тексту документа был опубликован его «первоисточник» в виде «Плана» польского агента в Белграде, чеха по происхождению, Ф. Заха, стало очевидно, насколько значимым было его участие в работе над сербский
доктриной [8]. Текст «Начертания» оказался сокращенным вариантом «Плана» Заха, правда, из него были изъяты целые разделы, где-то — абзацы или предложения. Кое-где были сделаны вставки, отсутствующие в «черновике», самая большая — посвящена отношению к России, но и она не больше абзаца. В остальном правка носила стилистический и терминологический характер. Стало ясно, что не только формально, но и содержательно появление «Начертания»
Гарашанина было стимулировано внушениями извне.
Дальнейшее изучение документа привело к дискуссии между двумя сербскими учеными уже в коммунистической Югославии. Первый из них, В. Вучкович [9], знаток так называемого «сербского кризиса в Восточном вопросе» (1842-1843 гг.), показал, что на деятельность Заха в Сербии влияли не только инструкции главы правого крыла польской эмиграции в Париже А. Чарторыйского и его непосредственного начальника — шефа польского представительства в Константинополе М. Чайковского. Большое значение имело также сотрудничество с агентами Л. Гая (Вучкович именует сторонников «иллиризма» хорватскими националистами), а также боснийскими францисканцами, вступившими в конфликт с местным епископом; часть из них обратилась к «иллирической» — по сути югославянской — идее. Вместе с тем Вучкович взялся доказать, что основным каналом влияния на Заха стало его общение с самим Гарашаниным: многие идеи, изложенные в «Плане» и вошедшие затем в «Начертание», давно уже стали «общими местами» для сербских политиков. Зах выполнял чисто техническую работу по составлению документа в соответствии с наставлениями министра внутренних дел (именно этот пост занимал тогда Гарашанин), который оставлял за собой право рассмотреть предложения других лиц. Будучи трезвым политиком, он исключил из окончательного текста все то, что было привнесено в «План» Заха под воздействием «иллирической» пропаганды, поскольку предложения о сотрудничестве с освободительными движениями Австрийской империи были мало реалистичны [10].
Оппонентом Вучковича выступил Р. Перович [11], использовавший в полемике арсенал обвинений из марксистских клише. Он полностью отказал Гарашанину в способности творчески участвовать в разработке внешнеполитической доктрины Сербского княжества, поскольку, по мнению
исследователя, тот к тому времени еще не обладал достаточными знаниями и опытом. Более того, Перович выразил сомнение в том, понимал ли министр внутренних дел весь смысл составленного польской эмиграцией документа. Следовательно, лишь объективно «Начертание» отражало реакционные взгляды сербской буржуазии, не способной даже толком их высказать.
Соглашаясь с теми сербскими историками (М. Экмечич, Р. Люшич), которые считают, что
Вучкович был в этом споре несколько ближе к истине, следует сделать целый ряд оговорок. Опыт изучения «Начертания» приводит к выводу, что его не следует рассматривать как текст только «одного автора», а скорее как палимпсест, имеющий множество слоев и многих авторов. Очевидно, что какие-то положения, высказанные Захом или кем-то другим, Гарашанин мог принять как свои собственные или близкие его умонастроению, другие, показавшиеся сомнительными, исключил, попытался поправить или дополнить. Избранный способ составления и редактирования текста не мог устранить неизбежные в таком случае разночтения. Из него можно вычитать не один, а множество смыслов. Тем самым обеспечивалась пластичность содержания, но тем же объясняются отчасти и споры историков.
Сопутствующей задачей, которую поставил перед собой Вучкович, а продолжили работу над ее решением Экмечич и Люшич, стало доказательство преемственности во
внешнеполитических замыслах Милоша Обреновича, покинувшего страну в 1839 г., и пришедших к власти вскоре после этого уставобранителей. Ведь все их вожди прошли политическую выучку у Милоша. Тем самым, по мнению названных исследователей, была бы доказана автохтонность происхождения тех идей, которые отразились в «Начертании». Думается, в данном случае речь идет об искушении «идола истоков», с которым, по мнению М. Блока, так часто сталкиваются историки [12]. Идеи, как говорится, витают в воздухе. Они могут прийти в головы к разным людям, могут рождаться и умирать, чтобы быть востребованными вновь спустя какое-то время.
Вучкович привел свидетельства
иностранных дипломатов и путешественников, вообще-то давно известные, о том, что Милош еще в конце 1820-х - первой половине 30-х гг. высказывал идеи о расширении границ автономии за счет присоединения сербскоговорящих областей Турции, об избавлении от русской опеки и о сближении для этого с западными державами (Англией и Францией). Надо отдать должное сербскому исследователю, он хорошо сознавал, что Милош полностью идентифицировал свои собственные властные интересы с национальногосударственными задачами [13].
Высказываемые им идеи были обусловлены, помимо прочего, внутренними и внешними угрозами деспотической монархии.
В поисках дополнительных аргументов сербского происхождения главных тезисов «Начертания» Экмечич и Люшич обратились к известиям Д. Уркварта, бывшего секретаря английского посольства в Константинополе и убежденного русофоба, издателя одиозного журнала «Портфолио» [14], который побывал в 1833 г. в Сербии и встречался с Милошем Обреновичем. Уркварт отправил свои отчеты о беседах с сербским князем своему единомышленнику в борьбе против «российской тирании» князю
А. Чарторыйскому, и таким образом, через эксцентричного англичанина, сербские идеи были усвоены поляками [15]. Если бы так! В приведенном Люшичем отчете Уркварта о разговорах с Милошем от 21 декабря 1833 г. сквозит разочарование в протекторате России над Сербией, однако в нем не найти тех положений, который вошли спустя одиннадцать лет в «Начертание».
Попытки прочертить прямую линию от освободительных идей, рожденных эпохой сербских восстаний 1804-1815 гг., к национально-объединительным тенденциям, укрепившимся во время правления Милоша Обреновича и, наконец, отлившимся в формулах «Начертания» 1844 г., конечно,
соблазнительны с точки зрения «прогрессивной» версии славного прошлого. Но едва ли они адекватны гораздо более сложной и противоречивой реальности. Увлечение поисками «истоков» отвлекает от
обстоятельств, заставляющих исторических деятелей поднимать те или иные идеи на щит. Можно привести немало доказательств, что Милош Обренович в 1815 г. (т. е. сразу после прихода к власти!) не имел понятия о приписанных ему планах: «независимость
национального государства, избежание контроля России и Австрии, конституирование славянской сербской нации, заселение полупустых земель и освобождение соседних славянских окраин» [16]. Более того, даже требование о присоединении к Белградскому пашалыку шести отторгнутых после поражения Первого сербского восстания в 1813 г. нахий (округов) было подсказано Милошу русским посланником в Константинополе Г. А. Строгановым, поскольку именно он призывал сербов основываться на VIII статье Бухарестского договора между Россией и Турцией (1812 г.) [17].
В рассмотрении происхождения главных идей «Начертания» следует развести две составляющие: 1) воссоздание средневекового
Сербского царства и 2) отказ от русского протектората в пользу более свободного поведения на международной арене. Конечно, они нередко (но не всегда) переплетались между собой. Искать «исток» первой из названных идей вовсе не стоит. Обоснование «правовой» возможности возрождения Царства Стефана Душана дано в исторических произведениях XVIII в., особенно полно — в «Истории разных славянских народов» (17941795) Й. Раича. Конечно, само понятие «исторического права», на которое ссылаются творцы «Начертания», было неведомо авторам XVIII в., но наивная вера в то, что следует непременно вернуться к тому, что уже было когда-то, им знакома: «Нашему стремлению нельзя чинить попрек, что оно какое-то новое, необоснованное, что это революция и переворот, но всякий должен признать, что оно политически необходимо, что оно в далеком прошлом основано и корень свой в прежней государственной и народной жизни сербов имеет, и этот корень только новые ветви пускает и вновь расцветать начинает» [18].
В первой половине XIX в. громоздкое, написанное на малопонятном славяно-русском языке сочинение Раича было адаптировано для рядового читателя, и можно смело сказать, что представление о возрождении Сербского царства как о кинечний цели Нового времени в истории сербов стало общим местом для образованных патриотов [19]. Другое дело, как ее достичь. Первая попытка добиться реализации желанной цели приходится на 1809 г., когда сербские повстанцы организовали амбициозное наступление сразу по четырем направлениям, но потерпели поражение на одном из них (нишском) и чуть было не потеряли все [20].
Р. Люшич насчитал лишь «два бледных отблеска революции» в тексте «Начертания» [21]. Ссылки на опыт Первого сербского восстания, более пространные в «Плане» Заха, были сокращены в редакции Гарашанина [22]. Расчет делался на подготовительную работу по пропаганде притягательного образа Сербского княжества в славянских землях Османской империи с надеждой, что грядущий военнополитический кризис приведет к ее распаду и образованию на этих обломках обновленной Славянской империи: «. Сербия должна только стараться от здания турецкой державы камень за камнем откалывать, чтобы из этого доброго материала на давнем и прочном фундаменте старого Сербского царства опять великую новую сербскую державу построить и
возвысить» [23]. Метафора строительства
акцентировала внимание на созидательном аспекте сербской доктрины, но не разрешала коллизию между надеждами на моментальную гибель Османской империи и планами постепенного расширения территорий за ее счет.
Эта коллизия привела к спорам историков о революционном или консервативном характере «Начертания» [24]. Как уже было сказано, главной тактикой являлась тайная деятельность правительственных агентов за пределами Сербского княжества (в Болгарии, Боснии и Герцеговине, Албании и т. д.), т. е. хорошо отлаженная работа аппарата государственной спецслужбы. Именно это заставляет назвать «Начертание» манифестом национальной
бюрократии, которая превратилась со временем в квазикласс практически однородного по имущественному положению и бессословного сербского общества [25]. Содержание пропагандистской деятельности определялось лишь в самых общих чертах, что допускало внесение изменений в зависимости от ситуации. Консерватизм этого бюрократического проекта заключается в другом. Очаги пропаганды намеренно выносились вовне. Внутри Сербии не предусматривалось создание массовой базы национального движения. Гарашинин исключил из текста «Начертания» предусмотренный «Планом» Заха раздел «О внутренней политике Сербии, которая бы назначенной внешней отвечала» [26], где среди прочего шла речь о воспитании сербских патриотов в самом Княжестве (между тем, при уставобранителях были заложены основы национальной системы образования).
Трудность состояла, однако, в том, что сербская бюрократия находилась еще в зачаточном состоянии. Кадровая проблема решалась отчасти за счет привлечения на государственную службу образованных сербов из сопредельных земель Габсбургской монархии. Но отношение к ним было неоднозначным. «Партию» противников
«швабов», как именовали некоторые австрийских сербов, возглавил не кто-нибудь, а один из вождей уставобранителей, опытный демагог Т. Вучич-Перишич [27]. В результате аппарат сотрудников Гарашанина по ведению пропаганды составили в основном сторонники «иллиризма» из так называемого «тайного демократического панславянского клуба», среди которых выходцы из Сербии были в меньшинстве [28]. Они же благодаря связям Ф. Заха и через издания Л. Гая обеспечивали
паблисити внешнеполитической деятельности Княжества за его пределами. Не имея в своем распоряжении достаточного числа служащих для выполнения деликатных поручений, Гарашанин прибег к помощи энтузиастов, которых следовало бы назвать, в условиях отсутствия слоя образованных людей и лиц свободных профессий в тогдашней Сербии, представителями квазиинтеллигенции,
профессиональными «будителями»,
прибывшими из заграницы.
Стремление сбросить с себя обременительную опеку единственной державы-покровительницы в лице Российской империи — вторая важнейшая составляющая «Начертания». Разумеется, подобные мотивы обнаруживаются уже в высказываниях и действиях Милоша Обреновича, раздраженного после признания автономии и наследственного княжения, достигнутого с помощью той же России, настойчивым стремлением Петербурга ограничить его абсолютизм [29]. Олигархия уставобранителей, сменившая деспотию Милоша (опять не без влияния России!), также воспринимала контроль со стороны русской дипломатии как покушение на власть. Суверенитет Сербии, олицетворяемый нарождающейся бюрократией, не был полным, поэтому закономерно, что манифест элиты о национальном единстве был приправлен известной долей русофобии. Неуклюжие действия отдельных функционеров России давали лишь повод для раздражения.
Именно о соперничестве бюрократических элит свидетельствует письмо Гарашанина с критикой русского консула в Белграде: «То, что г. Ващенко глуп, привожу в свидетельство этот разговор. Г. Ващенко ругает нынешнее тиранство в Сербии и опять же не стыдится сказать, что лучше бы Милош был князем в Сербии и только то ему в упрек, что он предатель, а не тиран. Следовательно, из этого видно, что г. Ващенко не против тиранства как такового, но что не в Сербии как под Милошем. <...> Он говорит, глуп наш народ, а я опять скажу, что не глуп, как русский, и что из простого сербского народа могли бы хорошие русские чиновники выйти» [30]. Таким русским чиновником, гораздо лучше Ващенко, мог бы быть и сам Г арашанин.
Согласно «Начертанию», Сербия должна, используя ту же тактику, какой до сих пор пользовался Петербург, с помощью агентов влияния, в том числе священнослужителей, вытеснить Россию из Балканского региона и заменить ее в качестве покровительницы
славян и защитницы православия. Таким образом, во внешней политике предлагалась стратегия «великой державы», и это притом что ресурсы Сербии были несравнимы с ресурсами России, имидж которой (миф о спасительной миссии) поддерживался не только пропагандистскими лозунгами, но и силой оружия, продемонстрированной во время русско-турецких войн и придающей вес словам дипломатов [31].
Последнее обстоятельство заставляет сформулировать ясную позицию еще по одному спорному вопросу, касающемуся «Начертания»: о реализме или фантастичности его основных положений. Трезвые расчеты легко сочетаются в подобных документах с ложными маяками и фантастическими сценариями, которые так желанны. Воображение компенсирует слабость имеющихся в распоряжении ресурсов. Будущее Балкан рассматривалось в концепции Заха-Г арашанина по закону «исключенного
третьего»: или раздел турецкого наследия
между Австрией и Россией (подобные проекты, если исключить провокационные предложения Наполеона I, не обсуждались со времен Екатерины II и Иосифа II), или воссоздание империи «христианскими жителями» [32].
Вопреки ожиданиям пропущен третий путь: создание ряда небольших балканских государств, хотя в то время уже существовала независимая Греция (de jure) и Черногория (de facto). Этот путь был неприемлем для
составителей «Начертания», так как он
неизбежно привел бы к соперничеству между карликами, подогреваемому «великими
державами». Что ж, здесь Зах и Гарашанин не ошиблись.
Многоголосый текст «Начертания» в полной мере отражает амбиции, устремления, политический и культурный кругозор, фобии и слабости бюрократического квазикласса Сербского княжества.
Работа выполнена при поддержке РГНФ (проект № 04-01-00047).
Примечания
1. ВукиЪевиЪ М. Програм сполне политике Или)е Гарашанина на концу 1844 године // Дело. Београд, 1906. Ка. 38. Св. 3. С. 321-336; ДурковиЪ-1акшиЪ Л. О настанку «Начертанща» 1844 године // Или)а Гарашанин (1812-1874): Зборник радова са ме^ународног научног скупа одржаног 9. и 10. децембара 1987. поводом 175. годишаице ро^аа / Уредник академик В. ОщанчевиЪ. Београд, 1991. С. 42-43.
2. МладеновиЪ А. Нека текстолошка питааа «Начертанща» Илще Гарашанина // Там же. С. 65-69.
3. ЛушиЪ Р. Книга о Начертанщу. Национални и државни программ Кнежевине Србще (1844). Београд, 1993. С. 5-7, 11-17.
4. Там же. С. 100-102.
5. Stancic N. Problem «Nacertanija» Ilije Garasanina u nasoj historiografiji // Historijski zbornik. Zagreb, 1968-1969. Kn. 21-22. S. 179-196. Ср.: ЛушиЪ Р. Указ. соч. С. 18-43 (раздел «Историки как судьи»).
6. Roots of Serbian aggression. Zagreb, 1993; Пенев Б. Сърбският шовинизъм. София, 1995 и др. Позицию сербских ученых см.: Велика Србща: Истина, заблуде, злоупотребе / Уредили В.Ъ. КрестиЪ и М. НедиЪ. Београд, 2003.
7. ЛушиЪ Р. Указ. соч. С. 98-99. Ср.: Никифоров К.В. Сербия в середине XIX в. Начало деятельности но объединению сербских земель. М., 1995. С. 51-52.
8. СтраааковиЪ Д. Како jе ностало
Гарашаниново «Начертанще» // Сноменик Срнске Кралевске Академике. Ка. XCI. Београд, 1939. С. 65-115. Находка «Плана» Заха в архиве И. Гарашанина заставила Страняковича
скорректировать прежнюю трактовку
происхождения «Начертания» (см.: СтраааковиЪ Д. Jyгословенске национални и државни программ кнежевине Србще из 1844 године. Сремски Карловци, 1931). В конце 1940-х гг. Странякович подготовил к печати объемную биографию И. Гарашанина, которая, оказавшись «неактуальной» в новых политических реалиях, пролежала в рукописи вплоть до наших дней: Он же. Илща Гарашанин. Крагу)евац, 2005.
9. ВучковиЪ В. Срнска криза у Источном нитаау 1842-1843. Београд, 1957; Vuckovic V. Ucesce Hrvata u pripreme Garasaninovog «Nacertanija» // Jugoslovenska revija za medunarodno pravo. Beograd, 1954. Sv. 3. S. 44-54; idem. Knez Milos i osnovna politicka misao sadrzana u «Nacertaniju» // Ibid. 1957. Sv. 1. S. 35-43; idem. Prilog proucavanju postanka «Nacertanija» (1844) i «Osnovnih misli» (1847) // Ibid. 1961. Sv. 1. S. 49-76. О влиянии поляков и их представителя в Белграде Ф. Заха на выработку внешнеполитического курса уставобранителей см. также: Zacek V. Cesko i poljsko ucesce u postanku Garasaninovog «Nacertanija» // Historijski zbornik. Zagreb, 1963. Sv. 1-4. S. 35-55; Жачек В. Улога Франтишека А. Заха у Србщи. Кратки нрегле животне монографии е // Глас Срнске академике наука и уметности. Ка. CCLXL-1. Белград, 1974. С. 153193; ДурковиМакшиЪ Л. О ночетку jyгословенске политике Адама Чарториског (1841-1843) // Зборник за истори)у. Ка. 9. Нови Сад, 1974. С. 30-64. Напомним, что «большая эмиграция» образовалась после разгрома восстания 1830-1831 гг. в Царстве Польском. А. Чарторыйский, возглавивший «правительство в изгнании» и мечтавший о титуле короля Адама I, проводил политику ослабления позиций России и Австрии на международной арене в надежде на разрушение «венской системы» с помощью Франции и Англии.
10. По мнению М. Экмечича, причина в другом. Гарашанин якобы опасался, что сотрудничество со славянами Габсбургской монархии может привести к
тихому навязыванию Сербии «австрийской формулы объединения». Впрочем, это лишь только
предположение, которое трудно подтвердить. ЭкмечиЪ М. Ствараае 1угослави)е 1790-1918. Београд, 1988. Ка. I. С. 482.
11. ПеровиЪ Р. Оно «Начертанща» из 1844 године // Исторщски гласник. Београд, 1963. Св. 1. С. 71-94. Компромиссная позиция изложена в кн.: ЧубриловиЪ
B. Историка политичке мисли Срби)и XIX века. Београд, 1958. С. 170-182. Ср.: Л>ушиЪ Р. Указ. соч.
C. 29-30.
12. Блок М. Апология истории, или Ремесло историка / Пер. Е.М. Лысенко. М., 1973. С. 20-23.
13. Vuckoуic V. Кпе/ Мл1о§... 8. 41.
14. Ерофеев Н.А. Туманный Альбион: Англия и англичане глазами русских. 1825-1853. М., 1982. С. 272-273.
15. ЭкмечиЪ М. Указ. соч. С. 470; Л>ушиЪ Р. Ук. соч. С. 42, 117-120.
16. ЭкмечиЪ М. Указ. соч. С. 472. Более
осторожен Люшич, связывающий начало
формирования подобной доктрины с юридическим признанием автономии в 1830 г. (.ЬушиЬ Р. Указ. соч. С. 49-54).
17. О русской политике в сербском вопросе см.: Кудрявцева Е.П. Россия и образование автономного Сербского государства (1812-1833 гг.). М., 1992.
18. «Начертание» цит. по: ЛушиЪ Р. Указ. соч. С. 153. Здесь учтены текстологические замечания А. Младеновича.
19. В статье об исторических основах
«Начертания» Р. Самарджич указывает на слабость научной разработки прошлого, а также современной географии и этнографии у сербов середины XIX в.: «. склонные мифоманскому отношению к своим видным деятелям, сербы опрометчиво высказывали удовлетворение “Историей” Раича и слишком долго не делали ничего, чтобы попытаться превзойти ее в критике источников и фактов». Этот недостаток отразился и на внешнеполитической доктрине, написанной в 1844 г.: «Составитель “Начертания”, как и многие другие получившие образование в то время сербы, по своей прихоти Болгарию и Албанию понимал шире, чем они действительно были, и то в ущерб своему народу» (СамарциЪ Р. Исторщске основе Гарашаниновог «Начертанща» // Или) а
Гарашанин (1812-1874). С. 14, 16). О Й. Раиче см.: Радо)чиЪ Н. Српски историчар 1ован Ра)иЪ. Београд, 1952.
20. Петров А.Н. Война России с Турцией 18061812 гг. Т. II. СПб., 1876. С. 288-293; Стс^анчевиЪ В. Први српски устанак 1804. и ратоваае срба с турцима 1804-1813. године // Историка српског народа. Ка. V-! Београд, 1981. С. 49-50.
21. Л>ушиЪ Р. Указ. соч. С. 96.
22. Ср., например: Там же. С. 133, 154.
23. Там же. С. 157-158. Одним из авторов идеи отламывания кусочков от Османской империи является А. Чарторыйский, который еще в 1804-1806 гг., находясь во главе российской дипломатии, сформулировал планы переустройства Балканского полуострова. Ср. с «Советами» Чарторыйского
сербским политикам (1843 г.): Там же. С. 121-129. О «балканских планах» начала XIX в. см.: Ста-
ниславская А.М. Русско-английские отношения и проблемы Средиземноморья (1798-1807). М., 1962. С. 335-338, 411-417; Достян И.С. Россия и
балканский вопрос: Из истории русско-балканских политических связей в первой трети XIX века. М., 1972. С. 42-62. См. также: Грачев В.П. Сербы и черногорцы в борьбе за национальную независимость и Россия (1805-1807 гг.). М., 2003; он же. План создания «нового порядка» на Балканах и негативные последствия его неудачной реализации в первой половине 1807 г. // Двести лет новой сербской государственности. К юбилею начала Первого сербского восстания 1804-1813 гг. / Отв. ред. В.К. Волков. СПб., 2005. С. 65-71.
24. См.: Л>ушиЬ Р. Указ. соч. С. 96, 102;
Никифоров К.В. Указ. соч. С. 53-54. Вряд ли можно противопоставлять революционную практику восстаний «историческому праву», подчеркиваемому в «Начертании» (Р. Люшич). Во всяком случае, ссылки на великое прошлое не помешали вождям Первого сербского восстания взяться за оружие.
25. О «бюрократической системе» в Сербии см.: Ъор^евиЬ М.Р. Српска наци)а у гра^анском друштву. Београд, 1979. С. 85-90 и др.
26. Л>ушиЬ Р. Указ. соч. С. 149-150.
27. См.: Жачек В. Указ. соч. С. 159; ПоповиЬ Р.Х
Тома ВучиЬ ПеришиЬ. Београд, 2003. С. 181-189. Об отношениях между австрийскими сербами и сербами Княжества см.: КрестиЬ П.В. Пречани и шумадинци. Теодор ПавловиЬ и «Сербске народне новине» (1838-1848). Београд-Нови Сад, 1996.
28. СтраааковиЬ Д. Политичка пропаганда
Србще у ]ужнословенским покраинама 1844-1858 године. Београд, 1936; он же. Србща привлачно седиште Іугословена (1844-1848) // Српски
каижевни гласник. Београд, 1940. Ка. 61. Св. 7. С. 508-524; ДурковиЬ-ІакшиЬ Л. Бранислав. Први ]угословенски илегални лист. 1844-1845. Београд, 1968; Никифоров К.В. Указ. соч. С. 78-87 и др. Ср.: Кудрявцева Е.П. Россия и Сербия в 30-40-х гг. XIX века. М., 2002. С. 112-133. По мнению Кудрявцевой, «.. .“Начертание” является великосербской по форме, но южнославянской по содержанию программой внешней политики Сербии» (с. 121).
29. Если быть последовательным в поисках «истоков», то нужно вспомнить о разочаровании в покровительстве России со стороны части предводителей Первого восстания. Мотив «использования» Сербии в имперских манипуляциях Петербурга, критику «обмана» и «коварства» «старшего брата» можно встретить уже в некоторых документах того периода.
30. Гарашанин И. Преписка / Сакупио и за штампу средио Г. ІакшиЬ. Ка. 1. 1839-1849. Београд,
THE MANIFESTO OF NATIONAL BUREAUCRACY (historiographic notes on I. Garashanins «Nacertanije»)
M. V. Belov
The ideological interpretations of the first Serbian foreign policy doctrine «Nacertanije» (1844) had a profound impact on historiography as soon as the document was published. The study of this document leads us to the conclusion that the text was a real palimpsest that had a lot of layers and several authors. The conservatism of the project was not based on some «imperial ambitions», the propaganda was deliberately held outside the country. Nobody sought to organize a strong nationalist movement within Serbia. The «Nacertanije» reflects the ambitions, political and cultural outlook, weaknesses and phobias of the Serbian bureaucratic class.
1950. № 88. С. 101-102 (И. Гарашанин - Л. Теодоровичу, 17 июня 1844 г.).
31. Учитывая популярность образа России как в самой Сербии, так и за ее пределами среди балканских славян, Гарашанин, по-видимому, понимал, что лобовая русофобия как пропагандистская тактика вряд ли будет успешна. Во всяком случае, он внес в «Начертание» известное положение: «. Сербия ни с кем не могла бы легче своей цели достичь, чем в согласии с Россией. ». Но лишь в том случае, если Петербург откажется от союза с Австрией и вступит в равноправный и свободный союз с Сербией. См.: ЛушиЪ Р. Указ. соч.
С. 158. Да и сам А. Чарторыйский в «Советах» 1843 г. замечал, что врагом славян является лишь правительство России и русские могут стать их союзниками в борьбе против собственной деспотии (Там же. С. 124).
32. Там же. С. 131, 152.
