CC BY
42
ЛОГОС И МУЗЫКА В ДИАЛОГЕ Н. ГУМИЛЕВА И О. МАНДЕЛЬШТАМА
В.В. Десятов
Ключевые слова: акмеизм, цитата, слово, число, мысль, логическая связь.
Keywords: acmeism, quotation, word, number, thought, logical
connection.
Проблемы диалога двух акмеистов касались многие исследователи: К.Ф. Тарановский, О. Ронен, Г.С. Померанц, Я. Платек,
Д. Сегал, М. Баскер, Е.А. Тоддес, Е. Завадская, Д.И. Черашняя, Н.А. Богомолов, Г. А. Левинтон, А. Хансен-Леве, Б.М. Гаспаров, В.С. Баевский, Н.Ю. Грякалова, Э. Рейнолдс, Г.Г. Амелин и
B.Я. Мордерер, М.Л. Гаспаров, Ю.В. Зобнин, В. Мусатов,
C.С. Аверинцев, Р.Д. Тименчик, Р. Дутли, А.Г. Мец, Л.Г. Кихней, Д.В. Фролов, Г. Киршбаум. Впрочем, специальных работ, посвященных данной теме, меньше, и это только статьи либо отдельные разделы монографий [Nilsson, Park, 1966; Шиндин, 1992; Левинтон, 1994а; Левинтон, 19946; Винокурова, 1994; Володарская, 1995; Шиндин, 1997; Лекманов, 2000, с. 51-89, 103-118; Лекманов, 2001; Гаспаров, 2000; Богомолов, 2004; Шиндин, 2004; Багратион-Мухранели, 2008; Сурат, 2009, с. 156-194, 287-298].
Предлагаемая вниманию читателя статья затрагивает проблемы, до сих пор остававшиеся вне поля зрения исследователей, и служит продолжением цикла публикаций [Десятов, 2010; Десятов, 2011а; Десятов, 20116].
В момент своего возникновения акмеизм не был музыкоборче-ской доктриной. По раннему определению Гумилева («Апол-лон».1912. № 9), акмеист - это поэт, «равномерно напрягающий все силы своего духа, принимающий слово во всем его объеме, и в музыкальном, и в живописном, и в идейном, - требующий, чтобы каждое создание было микрокосмом. Критика не раз отмечала у символистов преобладание подлежащего над сказуемым. Акмеизм нашел это сказуемое в логически музыкальном, непрерывном, на протя-
жении всего стихотворения, развитии образа-идеи»1 [Гумилев, 1991, т. 3, с. 117].
За словосочетание «логически музыкальном» ухватился обожающий музыку Мандельштам и в «Утре акмеизма» написал: «Мы полюбили музыку доказательства. Логическая связь для нас - не песенка о чижике, а симфония с органом и пением, такая трудная и вдохновенная, что дирижеру приходится напрягать все свои способности, чтобы сдержать исполнителей в повиновении. Как убедительна музыка Баха! Какая мощь доказательства! Доказывать и доказывать без конца <... >» [Мандельштам, 2010, с. 26].
Но символистская абсолютизация Музыки основоположнику акмеизма не нравилась. Не только Гумилев-критик, но и Гумилев-поэт отреагировал на «Silentшm» Мандельштама. (Это стихотворение было впервые опубликовано в журнале «Аполлон» в 1910 году).
Спокойно дышат моря груди,
Но, как безумный, светел день
И пены бледная сирень
В мутно-лазоревом сосуде.
<... >
Останься пеной, Афродита,
2
И, слово, в музыку вернись <... > [Мандельштам, 1990, с. 16] .
Гумилев:
<...> В час, когда буруны, как струны,
Звонко лопаются и дрожит
Пена в них или груди юной,
Самой нежной из Афродит [Гумилев 1991, т. 1, с. 190].
(Стихотворение «Снова море», впервые опубликованное в 1913-ом; в том же году, вероятно, было написано). Музыкальная тема («Земля говорит, поет», «песни Улисса» [Гумилев, 1991, т. 1, с. 190]) получает здесь несколько двусмысленное развитие: когда дело доходит до мандельштамовской аллюзии, звучат лопающиеся струны. Поэзия, слово для основателя акмеизма были все -таки гораздо важнее, чем «символистская» музыка, что и демонстрирует данный образ: синдик Цеха поэтов как бы поправляет раннего, до-акмеистического Мандельштама. В рецензии на первое издание
1 Подчеркнуто здесь и далее мной. - В.Д.
2 Стихи Мандельштама, вошедшие в «Камень», цитируются здесь и далее по изданию, воспроизводящему «Камень» 1916 года - книгу, которую читал и рецензировал Гумилев.
«Камня» (1913) Гумилев о Мандельштаме писал: «Ради идеи Музыки он согласен предать мир -
Останься пеной, Афродита,
И слово в музыку вернись... <... >
Но поэт не может долго жить отрицанием мира, а поэт с горячим сердцем и деятельной любовью не захочет образов, на которые нельзя посмотреть и к которым нельзя прикоснуться ласкающей рукой» [Гумилев, 1991, т. 3, с. 131]. Далее Гумилев хвалит новые, акмеистические стихи Мандельштама. В стихотворении «Снова море» декларируется акмеистическое приятие мира:
Целый мир, чужой и знакомый,
Породниться готов со мной [Гумилев, 1991, т. 1, с. 190].
Относительно слова и музыки новообращенный акмеист Мандельштам в 1913 году с Гумилевым согласился, написав в рецензии на «Фамиру-кифарэда» Иннокентия Анненского: «Для чего, в самом деле, тимпан и флейту, претворенные в слово, возвращать в первобытное состояние звука?» [Мандельштам, 2011, с. 91]. То есть: слово, в музыку не возвращайся. Гумилев тоже шел навстречу Мандельштаму3, так что спустя годы в статье «Читатель» уже утверждал: «Никакими средствами стихотворной фонетики не передать подлинного голоса скрипки или флейты <... >» [Гумилев, 1991, т. 3, с. 20].
Продолжим ряд текстов Гумилева, сообщающихся с «морскими» стихами Мандельштама.
Из букета целого сиреней Мне досталась лишь одна сирень,
И всю ночь я думал об Елене,
А потом томился целый день.
Все казалось мне, что в белой пене Исчезает милая земля,
Расцветают влажные сирени
Закормой большого корабля [Гумилев, 1991, т. 1, с. 382].
3 Хотя фрагмент из письма Гумилева Ахматовой от 17 июля 1914 года («Время я провел очень хорошо, музицировал с Мандельштамом <... >» [Гумилев, 1991, т. 3, с. 238]) больше похож на шутку, потому что «<в> 1920-е годы Мандельштам в ответ на расспросы П.Н. Лукницкого не мог прокомментировать эту фразу» [Тименчик, 1991, с. 341].
Стихотворение было написано во время войны, в 1917 году и обращено к Елене Дюбуше. Именем адресата подсказана гомеровско-мандельштамовская тема плавания: «<... > На головах царей божественная пена/- Куда плывете вы? Когда бы не Елена4 <... >» [Мандельштам, 1990, с. 73]. И снова Гумилев цитирует «Silentium», не только на образно-тематическом уровне, но и на уровне рифмы (день : сирень).
Еще раз строки Мандельштама «Останься пеной, Афродита, И, слово, в музыку вернись» Гумилев привел в рецензии на второе издание «Камня», уточнив, что это «не что иное, как смелое договаривание вер-леновского “L’art poetique”» [Гумилев, 1991, т. 3, с. 158], очевидно, имея в виду первую строфу стихотворения французского символиста. Слово, музыка, Верлен - опорные точки в многоэтапном диалоге двух акмеистов.
Возобновился он в 1921 году, когда Гумилеву удалось противопоставить раннему шедевру Мандельштама нечто в художественном отношении равноценное. В первом выпуске альманаха «Дракон» были опубликованы программное для позднего Гумилева стихотворение «Слово» (1919) и статья Мандельштама «Слово и культура», писавшаяся осенью - зимой 1920 года [Мец и др., 2010, с. 498]. Соседство их под одной обложкой едва ли было совпадением. Вот Мандельштам полемизирует с началом («Солнце останавливали словом») гумилевского стихотворения: «Кто остановит солнце, когда оно мчится на воробьиной упряжи в отчий дом, обуянное жаждой возвращения?» [Мандельштам, 1921, с. 73]. Вот он присоединяется к пафосу гумилевского финала («Дурно пахнут мертвые слова»), слегка меняя его смысл: «Я чувствую почти физически нечистый козлиный дух, идущий от врагов слова. Здесь вполне уместен аргумент, приходящий последним при всяком серьезном разногласии: мой противник дурно пахнет»5 [Мандельштам, 1921, с. 74].
При этом Осип Мандельштам прямо апеллирует к верленовскому «Art poetique», цитируя из него строку, и далее заявляет: «Синтетиче-
4
Ср. фрагмент «Отравленной туники»: «Не понимаю / Зачем вас всех так тянет в Византию / От моря, от пустынь широких в эти / Унылые, чужие вам дворцы! /Когда б не Зоя, разве бы я кинул /Мой маленький, мой несравненный город <... >» [Гумилев, 1991, т. 2, с. 101].
5 Н.Я. Мандельштам писала, что ее муж был «равнодушен» к гумилевскому “Слову”. «Эпиграфом к статье “О природе слова” строчки из гумилевского стихотворения поставили издатели, а не автор. Но строчку: “Дурно пахнут мертвые слова” - Мандельштам любил и часто повторял» [Мандельштам Н., 1990, с. 47].
ский поэт современности представляется мне не Верхарном, а каким-то Верлэном культуры» [Мандельштам, 2010, с. 53, 54]. Прохладное отношение Гумилева к Верлену было, конечно, Мандельштаму известно. Ему приписывается стихотворная характеристика вкусов вождя акмеизма:
Забыл о бесхарактерном Верлене
И Теофиля принял в сонм богов [Мандельштам, 2009, с. 319].
В «Поэме Начала», перекликающейся по своей тематике со «Словом», Гумилев подчеркивает, что первозданный мир был чужд музыке:
Мир когда-то был легок, пресен,
Бездыханен и недвижим И своих трагических песен
Не водило время над ним [Гумилев, 1991, т. 1, с. 434].
Мир раннего Мандельштама Гумилев определял как «довременный хаос» [Гумилев, 1991, т. 3, с. 158]. Согласно «Поэме Начала» слово порождено не музыкой, а мыслью:
<...> И от мысли родилось слово -Предводитель священных числ.
<...>
Ибо в мире блаженно-новом,
Как сверканье и как тепло,
Было между числом и словом И не слово и не число.
Светозарное, плотью стало,
Звуком, запахом и лучом,
И живая жизнь захлестала
Золотым и буйным ключом [Гумилев, 1991, т. 1, с. 434-435].
Таким образом, Гумилев создает космогонию, отличающуюся от раннемандельштамовской принципиально. О «первоначальной немоте» Мандельштам писал:
Она еще не родилась,
Она и музыка и слово,
И потому всего живого
Ненарушаемая связь [Мандельштам, 1990, с. 16].
Вместо символистского сближения «и музыка, и слово» поздний Гумилев предложил промежуточный вариант сущности, возникающей на других границах - «И не слово, и не число». Впрочем, как явствует
из «Слова», Божественный Логос выше рациональности «умного числа».
Литература
Багратион-Мухранели И. «Я дружбой был, как выстрелом, разбужен...» (К вопросу об отношении Мандельштама к памяти Гумилева) // МОЛ. 2008. № 1.
Богомолов Н.А. Батюшков, Мандельштам, Гумилев. Заметки к теме // Богомолов Н.А. От Пушкина до Кибирова : Статьи о русской литературе, преимущественно о поэзии. М., 2004.
Винокурова И. Гумилев и Мандельштам : Комментарии к диалогу // Вопросы литературы. 1994. Вып. V.
Володарская Л.И. Теория поэтического перевода Н. Гумилева и поэтические переводы О. Мандельштама // «Отдай меня, Воронеж.». Воронеж, 1995.
Гаспаров М.Л. Мандельштамовское «Мы пойдем другим путем» : О стихотворении «Кому зима - арак и пунш голубоглазый. » // Новое литературное обозрение. 2000. № 41.
Гумилев Н. Сочинения в 3-х тт. М., 1991. Т. 1, 2, 3.
Десятов В.В. «Первобытный храм»: фрагмент диалога Гумилева и Мандельштама // Ars interpretations. Барнаул, 2010.
Десятов В.В. Физиология храма : фрагмент диалога О. Мандельштама и Н. Гумилева // Проблемы межтекстовых связей. Барнаул, 2011а.
Десятов В.В. «Чужого неба волшебство» : фрагмент диалога Николая Гумилева и Осипа Мандельштама // Филология и человек. 2011б. № 4.
Левинтон Г.А. Мандельштам и Гумилев : Предварительные заметки // Столетие Мандельштама, 1994а.
Левинтон Г.А. Гермес, Терпандр и Алеша Попович : Эпизод из отношений Гумилева и Мандельштама? // Николай Гумилев. Исследования и материалы. Библиография. СПб., 1994б.
Лекманов О.А. Книга об акмеизме и другие работы. Томск, 2000.
Лекманов О.А. Письмо о русской поэзии (к теме «Мандельштам и Гумилев») // Смерть и бессмертие поэта. М., 2001.
Мандельштам Н.Я. Вторая книга. М., 1990.
Мандельштам О.Э. Камень. Л., 1990.
Мандельштам О.Э Полное собрание сочинений и писем. М., 2009. Т. 1.
Мандельштам О.Э. Полное собрание сочинений и писем. М., 2010. Т. 2.
Мандельштам О.Э. Полное собрание сочинений и писем. М., 2011. Т. 3.
Мандельштам О. Слово и культура // Дракон. Альманах стихов. Первый выпуск. Петербург, 1921.
Мец А.Г., Лоэст Ф., Добрицин А.А., Нерлер П.М., Степанова Л.Г., Левинтон Г.А. Комментарии // Мандельштам О.Э. Полное собрание сочинений и писем. М., 2010. Т. 2.
Сурат И. Мандельштам и Пушкин. М., 2009.
Тименчик Р.Д. Примечания // Гумилев Н. Сочинения в 3-х тт. М., 1991. Т. 3.
Шиндин С.Г. Акмеистический фрагмент художественного мира Мандельштама : метатекстуальный аспект // Russian Literature. 1997. Vol. XLII. № 2.
Шиндин С.Г. Мандельштам и Гумилев : О некоторых аспектах темы. [Электрон-
ный ресурс]. URL: http://www.gumilev.ru/about/25/
Шиндин С.Г. Фрагмент поэтического диалога Мандельштама и Гумилева : К рецепции образа Айя-Софии в культуре «Серебряного века» // В.Я. Брюсов и русский модернизм. М., 2004.
Nilsson N., Park N. The Dead Bees. Notes on a Poem by N. Gumilev // Orbis Scriptus: Dmitri) Tchizewskij zum 70. Geburstag. Munich, 1966.
