CC BY
63
Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого
№ 4, декабрь 2015 г.
й
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
Р. В. Лопухина
Тульский государственный педагогический университет
им. Л.Н. Толстого
ЛОГИКО - СЕМАНТИЧЕСКАЯ СУЩНОСТЬ КАТЕГОРИИ
ПРИЧИННОСТИ
В статье рассматривается специфика причинно-следственных конструкций русского языка как семантических форм мышления, имеющих национальный характер. Отмечается, что причинность как семантическая категория характеризуется широкой вариантностью, связанной с разнородной системой средств формального выражения, и проявляет свою сущность на двух уровнях: семантическом и логическом.
Ключевые слова: причинность, семантика, логика, мышление,
умозаключение, синтаксис, коннотация.
R. V. Lopukhina
TSPU (Tula, Russia)
LOGICO-SEMANTIC ENTITI OF CAUSALITY CATEGORY
The article describes the specifics of the causal structures of the Russian language as the semantic modes of thought of national character. It is noted that causality as a semantic category is characterized by broad variantness (alternative) levelling associated with heterogeneous system means formal expression, and shows its essence on two levels semantic and logical.
Keywords: causality, semantics, logic, thinking, reasoning, syntax, connotation.
Как показывает анализ синтаксических форм русского языка, в предложениях с семантическим значением обусловленности, причинности соотнесены две ситуации, из которых одна поставлена в зависимость от другой. Причинно-следственная связь, представляющая в данном случае умозаключение, реализуется в естественном языке в виде различных типов семантических связей: уступительных, условных, причинных, следственных, временных, значений интенсивности и других видов семантической связи. Ср., например: «Всю жизнь меня занимает тема свободы, так как она всегда представлялась мне высшим благом» (Л. Улицкая). «Память выталкивает все, с чем ей трудно справляться. А иначе как бы я мог жить, если бы помнил все те материалы, которые пришлось отсмотреть во время Нюрнбергского процесса» (Л. Улицкая).
67
Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого
№ 4, декабрь 2015 г.
Причинность в широком смысле слова, как отмечено в «Русской грамматике», объединяет в себе «такие значения, как предпосылка, основание, подтверждение, доказательство, аргумент, довод,
предопределенность, посылка, повод, предлог, стимул, целевая мотивировка. Весь этот круг отношений предполагает такую связь ситуаций, при которой одна служит достаточным основанием для реализации другой» [1, с. 562]. Например: «По-видимому, очень сильная натура, органически честная: ей хочется сказать правду себе самой и о себе самой» (Л. Улицкая).
Вместе с тем логический анализ взаимосвязанных причинноследственных ситуаций показывает, что здесь могут сложиться совсем другие связи. В обычной речи говорящий зачастую соединяет то, что объективно не связано, или, напротив, не видит связи там, где она реально существует. Поэтому к одному и тому же причинно-следственному логическому значению сводятся различные семантические отношения: временные («Когда пошел сильный дождь, мы спрятались под навесом»), собственно причинные («Так как пошел сильный дождь, мы спрятались под навесом»), интенсивности признака («Пошел такой сильный дождь, что мы спрятались под навесом»).
С другой стороны, в русском языке не находят грамматического выражения очевидные причинно-следственные связи - интенсивность действия выступает как причина: «Девушки и женщины шли рассеянными косяками даже не мимо юного Чиндяева, а сквозь него - настолько не замечали...» (И. Сахновский).
Таким образом, причинность как семантическая категория, характеризующаяся широкой семантической вариантностью, связанной со сложной и разнородной системой средств формального выражения, проявляет свою сущность на двух уровнях - семантическом и логическом. Следовательно, можно выделить две ступени ее семантической абстракции:
1) различные типы абстрактных значений причинно-следственных связей: предпосылка, уступка, причина, следствие, уступка, степень интенсивности, подтверждение, аргумент, предлог, стимул, довод, предопределенность и др.;
2) более абстрактное, логическое значение (силлогизм), включающее все разновидности причинно-следственных семантических связей и отношений. Поэтому в умозаключении, как более высокой степени абстракции, могут отсутствовать отдельные смысловые блоки, очень важные на семантическом/языковом уровне, но не играющие такой роли на логическом уровне.
Речь идет в данном случае о двух взаимно предполагающих и взаимно обусловливающих формах мысли в одном и том же предложении - о семантической форме мысли (языковое выражение причинно-следственного значения) и логической форме мысли (логическое умозаключение).
68
Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого
№ 4, декабрь 2015 г.
То, что мы считаем «семантическими формами мысли» и «логическими формами мысли» Н.И. Жинкин прекрасно выразил следующим образом: «В ... натуральном языке можно ... обнаружить взаимодействие двух языков. ...В языке должны быть компоненты, позволяющие партнерам отличать тождественное (то есть «логические формы мысли») от нетождественного (то есть «семантические формы мысли»). При помощи метаязыковой абстракции эта часть натурального языка (то есть «логические формы языка») может быть выведена и представлена как особый язык, один и тот же во всех натуральных языках - это логика. Соблюдение правил такого языка в речах на любом натуральном языке называют логическим мышлением» [ 2, с. 37].
Эти два вида мышления в виде семантических и логических форм описываются В.С. Библером: «Философу, читающему текст, надо увидеть формализм (то есть «логическую форму мышления») содержания (увидеть содержание как форму мышления, как форму деятельности субъекта) и надо увидеть содержательность формы, (то есть «семантическую форму мышления»), ее предметный смысл, разглядеть в логической форме содержание, может быть даже самое глубинное, значимое содержание данной теории» [3, с. 141].
В современной теории предложения также выделяются два взаимодействующие уровня предложения: синтаксической и логико-
грамматической (логический), который по отношению к синтаксическому является ведущим. Если на синтаксическом уровне выражаются смысловые связи знаменательных компонентов предложения, то на логикограмматическом уровне выражается логическая структура мысли, передаваемая предложением. Свою завершенность предложение как коммуникативная единица получает только на логико-грамматическом уровне. Так, еще И.И. Мещанинов отмечал, что «выражение отношений между членами высказывания устанавливается нормами сознания, но передается грамматическими приемами, вырабатываемыми каждым отдельным языком по закрепленным за ним системой синтаксических построений» [4, с. 9].
Изучение причинно-следственных конструкций на материале
современного русского языка наиболее ясно раскрывает, на наш взгляд, тесную связь между семантикой/ грамматикой и логикой. Здесь мы имеем дело с некоторым соединением логического и семантико-грамматического или, как пишет П.В. Чесноков, с «логическими формами мышления», порожденными процессом познания, общечеловеческими по своей природе, и с чисто семантико-грамматическими формами мыслей, связанных с особенностями каждого конкретного языка и, следовательно, национальными по своему характеру. Последние П.В.Чесноков называет «семантическими формами мыслей»: «логические и семантические формы существуют в неразрывном единстве, как две стороны единого процесса организации
69
Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого
№ 4, декабрь 2015 г.
мысли, протекающего в одной сфере языкового мышления» [5, с. 3-4]. Если семантические формы мысли, будучи различными в силу различий в структуре национального языка, принадлежат только своему национальному языку, а логические формы мысли интернациональны, т.е. должны рассматриваться как нечто идентичное, инвариантное, лежащее в основе всех языков, значит логические формы мысли, как и мышление в целом, независимы от структуры национальных языков. Причем «универсальные общечеловеческие логические формы мышления» невозможны без «национальных семантических форм мышления», неразрывно связанных с лексико-грамматическими формами языка.
Множество лексико-грамматических форм как выражение форм мышления может быть сведено к какой-либо одной форме, то есть к общему модусу (одному из известных в логике: модусу ВагЬага, Се1агед1;, Сашев^еБ, либо к их комбинациям). Вся языковая система русского языка, представленная в реальном тексте, будучи соотнесенной с системой силлогизмов, построена как двухэтажное инвариантно-вариантное устройство в виде логических силлогизмов и отдельных предложений (простых, сложных, сверхфразовых единств), репрезентирующих эти силлогизмы. Ср., например:
«...Глеб проморгал стремительное движение, которое произошло возле неприветливых темных джипов. А, может, проморгал потому, что был решительно не готов к тому, что случилось через секунду» (Т. Устинова);
«Просто сделать вдох - было бы спасением» (Т. Устинова)
«Вадик Щербатов, в силу своей непосредственной близости к знаменитостям, за людей их практически не считал» (Т. Устинова)
Исходя из того, что причинно-следственная конструкция естественного языка как семантическая форма мысли есть в то же время умозаключение как логическая форма мысли, можно сделать вывод: логическая форма мысли есть в то же время некая универсальная семантическая категория, свойственная всем языкам.
Эту идею А.Е.Кибрик выразил следующим образом: «...когнитивная (мыслительная) способность человека ...независима от конкретного языка, а если это так, то должна существовать и универсальная семантическая категоризация, являющаяся инвариантом всех идиоэтических способов организации семантической структуры языка...» [6, с. 582].
Несмотря на то, что множество языковых форм является показателем одной и той же логической формы, они, тем не менее, не бесполезны в живом языке, делают его очень гибким и разнообразным, пригодным для любой жизненной ситуации. Каждая синтаксическая форма содержит в себе нечто новое, отличное от всех остальных, при одном и том же логическом содержании, отражает «отношение» говорящего к высказываемому. В одном
70
Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого
№ 4, декабрь 2015 г.
случае более четко выделяется логический момент мысли («...а через полгода Чиндяев так сформулировал причину развода: «Она уж больно часто спрашивает - не успеваю отвечать..» (И. Сахновский)), в другом -стилистический, эмоциональный момент в высказывании («Громыхание и сверкание были такими мощными, и все это шло со стороны Везувия, так что мне пришла в голову мысль, что это Везувий напоминает о себе, древнем...» (Л.Улицкая).
Следовательно, разные лексико-грамматические формы содержат в себе, при наличии общей для них «логической формы мысли», различные коннотативные наслоения («Он поверил. Возможно, потому что сам был одинок, и ценил свою неухоженную свободу...». (И. Сахновский)) / Он поверил, так как сам был одинок, и ценил свою неухоженную свободу.
Естественный язык не мог бы быть полноценным средством общения между людьми, если бы он не обладал этой богатейшей возможностью выражать любой оттенок мыслей и чувств. Вся система русского языка в целом, в том числе его грамматические категории и другие, формальные языковые средства полностью выражают любое логическое содержание мыслей и, следовательно, покрывают все мыслительные потребности человеческого общения.
С другой стороны, различные грамматические категории, предложносубстантивные словосочетания, союзы, инфинитивные группы, причастные обороты, усилительные конструкции и т.д. не могут быть показателями строго определенного логического содержания, в различном контексте они выражают различное логическое содержание. Каждая причинно-следственная конструкция, репрезентирующая умозаключение, будучи конкретным явлением, богаче по своему содержанию и по эмоционально-экспрессивной характеристике, чем «сухое» умозаключение, рассматриваемое в данном случае как формальный закон.
Без абстрактного, логического мышления, которое реализуется в логических формах, в частности в виде умозаключений, нет процесса познания. Умозаключение как познающее мышление, являющееся интернациональным, - для процесса познания наиболее важная, необходимая часть, интегрированная в языке. Поскольку логические формы мысли являются общими для всех народов, то и умозаключения, представленные причинно-следственными конструкциями русского языка, должны быть общими для всех народов, однако выраженными по-разному, в зависимости от структурно-грамматических особенностей каждого национального языка.
«Речевое мышление», как пишет Е.Ф.Тарасов, побуждает к движению от «речевой фиксации мыслительных процессов через логические формы мысли к реальным действиям человека и вещам» [7, с. 103]. Для каждого языка индивидуальное, специфическое членение мира не создает особое «видение мира» так как «к логическому строю относятся не все формы
71
Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого
№ 4, декабрь 2015 г.
мыслительной действительности, а только те, которые вытекают из особенностей процесса познания и являются необходимым для него... Формальные видоизменения, происходящие в мыслительной сфере под влиянием специфических структурных свойств конкретных языков, носят национальный характер и не являются необходимыми для познавательной деятельности людей» [8, с. 56-57].
В любом языке идентичные умозаключения выражаются особыми синтаксическими конструкциями с их семантическими формами мышления («Да если бы он был коммерсант и умел продавать свои маленькие изобретения, он давно был бы богачом!...» (Л.Улицкая). Ср., например, в испанском языке: “Si fuera comerciante y pudiera vender sus pequenas invenciones, seria un rico ya hace tiempo!”). Но не эти семантические формы мышления «расчленяют мир в направлении, определяемым нашим родным языком», а в направлении, указанном логическими формами мысли, отраженными в разнообразных синонимических конструкциях в одном и том же языке.
Любое умозаключение может быть переведено на другой язык аналогичной синтаксической конструкцией, если она там есть, или любой иной конструкцией, что мы и наблюдаем практически не только в переводах произведений художественной литературы на русский язык (и с русского языка), но и в трансформации одного предложения в другое с тем же логическим значением в пределах одного языка. Ср., например: «Я так любила всех, что решилась на жертву, пошла за Ивана, надеясь, что он спасет семью...» (Л.Улицкая) / Я решилась на жертву, пошла за Ивана, надеясь, что он спасет семью, потому что очень любила всех».
Проведенный нами анализ фактического материала показывает, что различные причинно-следственные синтаксические конструкции русского языка, то есть множество семантических форм мысли могут выражать лишь одну логическую форму, которая является их обобщением.
Как известно, конечная цель восприятия информации человеком - не форма языка, а то содержание, смысл, который в ней скрыт, выступающий в определенной логической форме.
С другой стороны, одна логическая форма умозаключения (например, модус ВагЬага) может быть реализована в десятках различных лексикограмматических конструкций, каждая из которых несет свою семантическую форму мысли/семантику. Именно поэтому человек, запомнив содержание какого-либо сообщения или рассказа, может пересказать его другому. Но он не может пересказать его точно в языковых формах первоисточника, потому что не помнит их. В памяти остается лишь содержание, смысл, но не обязательно конкретная языковая форма, в которой представлено это содержание. Следовательно, не форма языка, не конкретная семантическая форма мысли является главным, а лежащая в ее основе логическая форма.
72
Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого
№ 4, декабрь 2015 г.
Для каждого отдельного языка не существует специфического, национального «видения» мира, ибо «основным фактором, определяющим формирование языковых значений, является отражение объективной действительности в процессе познавательной деятельности человеческого мышления, имеющего логический характер» [9, с. 42-43]. Различное «видение мира» через призму каждого национального языка, если бы оно существовало, предполагает одно из двух: или отсутствие единого
общечеловеческого мышления (эта точка зрения восходит к «психологизму»), или существование различных формальных логик по количеству естественных языков.
Таким образом, если рассматривать умозаключения как всеобщую форму мысли, являющуюся универсальной формой для всех народов, говорящих на разных языках, а языковую репрезентацию этой формы мысли как национальное выражение универсальной формы, то это еще раз подтверждает вывод о несостоятельности известной «гипотезы лингвистической относительности» Сепира-Уорфа.
Уже на материале русского языка мы видим множество языковых форм для выражения одной логической формы: в зависимости от ситуации, интенции, привычки к употреблению тех или иных языковых форм, уровня образованности, а также в художественных целях и в зависимости от многих других причин русские избирают то одну, то другую языковую форму для выражения определенного причинно-следственного значения, имеющего форму умозаключения (напр.: «Сначала он из идейных соображений пошел работать в гестапо - спасать людей из адских лап. Потом крестился -чтобы опять-таки спасать людей из адских лап» (Л. Улицкая)
Если же множество языковых форм для выражения одной и той же формы мысли мы наблюдаем в одном языке, то естественно предположить, что в любом другом языке мы должны встретить аналогичное множество, или как минимум, одну из языковых форм для выражения той же формы мысли; если некоторое множество языковых форм в одном языке не ведет к разрыву взаимопонимания между людьми, говорящими на одном и том же языке, именно в силу того, что за разными грамматическими формами скрыто одно и то же семантическое содержание, то мы можем сделать выфвод: аналогичные языковые конструкции, служащие целям выражения той же формы мысли, не нарушают единства восприятия одного и того же смысла.
Синтаксические конструкции языка более гибки, чем формы логики, но главное состоит не в конструкциях языка, а в форме мысли, выраженной этой языковой конструкцией. Конечная цель восприятия любого текста человеком - не синтаксическая форма языка и все индивидуальные, национальные особенности этой формы, а то, что за ней скрывается - тот универсальный семантический смысл, который несет эта грамматическая форма, выливающаяся в соответствующую логическую форму. Все индивидуальное,
73
Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого
№ 4, декабрь 2015 г.
свойственное лишь данному, конкретному языку, коннотативные, модальные, эмоциональные, экспрессивные, прагматические и иные оценки каждой фразы, их языковая специфика - это национальная особенность каждого языка, которая лишь «наслаивается» на мыслительное содержание -логическую форму суждения или умозаключения как универсальные логические единицы всех языков.
Литература
1. Русская грамматика. В 2 т. М.: Наука, 1982. Т. 2. 789 с. [Russkaja grammatika. V 2 t. M.: Nauka, 1982. T. 2. 789 р. (In Russ.)]
2. Жинкин Н.И. Речь как проводник информации. М.: Наука, 1982. 159 с. [Zhinkin N.I. Rech' kak provodnik informacii. M.: Nauka, 1982. 159 р. (In Russ.)]
3. Библер В.С. Мышление как творчество. М.: Политиздат, 1975. 399 с. [Bibler V.S. Myshlenie kak tvorchestvo. M.: Politizdat, 1975. 399 р. (In Russ.)]
4. Мещанинов И.И.Эргативная конструкция в языках различных типов. Л.: Наука, 1967. 248 с. [Meshhaninov I.I.Jergativnaja konstrukcija v jazykah razlichnyh tipov. L.: Nauka, 1967. 248 р. (In Russ.)]
5. Чесноков П.В. Грамматические проблемы лингвистики текста. Ростов: Изд-во Ростов. ун-та, 1984. 132 с. [Chesnokov P.V. Grammaticheskie problemy lingvistiki teksta. Rostov: Izd-vo Rostov. un-ta, 1984. 132 р.(М Russ.)]
6. Кибрик А.Е., Кодзасов С.В. Сопоставительное изучение
дагестанских языков. Глагол. М.: Изд-во МГУ, 1988. 225 с. [(Kibrik A.E., Kodzasov S.V. Sopostavitel'noe izuchenie dagestanskih jazykov. Glagol. M.: Izd-vo MGU, 1988. 225 р. (In Russ.)]
7. Язык и сознание: парадоксальная рациональность / ред. Е.Ф. Тарасов. М.: Институт языкознания, 1993. 174 с. [Jazyk i soznanie: paradoksal'naja racional'nost' / red. E.F. Tarasov. M.: Institut jazykoznanija, 1993. 174р.(!п Russ.)]
8. Чесноков П.В. Неогумбольдтианство // Философские основы зарубежных направлений в языкознании: коллективная монография. М., 1977. С. 7-63. [Chesnokov P.V. Neogumbol'dtianstvo // Filosofskie osnovy zarubezhnyh napravlenij v jazykoznanii: kollektivnaja monografija. M., 1977. Р. 7-63. (In Russ.)]
9. Панфилов В.З. Гносеологические аспекты философских проблем языкознания. М.: Наука, 1982. 357 с. [Panfilov V.Z. Gnoseologicheskie aspekty filosofskih problem jazykoznanija. M.: Nauka, 1982. 357 р. (In Russ.)]
74
