CC BY
59
18. Там же. С. 184 сл.
19. Хвалин И.В. Идейные основы и общественно-политическая деятельность меньшевистской эмиграции в 1920-30-е годы. Дис. ... канд. ист. наук. М., 2004.
20. Там же. С. 27.
21. Там же. С. 168.
22. Горячая С.В. Сменовеховцы 20-30-х годов: оценка большевистского опыта реформирования России. Дис. ... канд. ист. наук. Ростов-на-Дону, 2004.
23. Там же. С. 101.
24. Там же. С. 196.
25. Пучков С.Н. Политический активизм молодежной среды российской эмиграции в 1920-30-е гг. Дис.... канд. ист. наук. М., 2004.
26. Там же. С. 204 сл.
27. Клюева А.В. Информационная среда политической коммуникации российской эмиграции. Дис. ... канд. полит. наук. М., 2005.
28. Кривошеева Е.Г. Российская послереволюционная эмиграция накануне и в период Второй мировой войны. Дис.... д-ра. ист. наук. М., 2003.
29. Там же. С. 329.
30. Там же. С. 331.
SOME QUESTIONS ON RESEARCH OF RUSSIAN EMIGRATION OF «THE FIRST WAVE» IN THE BEGINNING OF THE 21st C.
V.A. Mitrokhin
A historiography process of Russian emigration of «the first wave" in the beginning of 2000 is under consideration. The author analyzes the most significant works published at that time, pays attention to the altered character and orientation of scientific researches in comparison with the previous period that is the nineties of the 20th c.
© 2008 г.
О.Ю. Стародубова
ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПРОЦЕСС 1930-Х ГОДОВ КАК СРЕДСТВО ФОРМИРОВАНИЯ И ПРОПАГАНДЫ ОБРАЗА ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
В художественной литературе тема первой мировой войны получила свое развитие в первое десятилетие советской власти. Среди писателей она не пользовалась особой популярностью, обращения к ней носили лишь эпизодический характер1. Тема была лишена самостоятельного значения и подавалась в контексте революционных событий и гражданской войны. Сложившаяся в начале 1930-х годов общественно-политическая обстановка заставила советскую
власть изменить свое отношение к событиям минувшего империалистического конфликта. Всплеск европейской пацифистской литературы, призывавшей к отказу от войн, вызвал недовольство у советского правительства, ставившего цель осуществления мировой революции. Власть приняла вызов и обязала литераторов заполнить брешь и создать ряд произведений о первой мировой войне. Причем подойти к событиям под «пролетарским углом зрения»2. Авторы должны были изобличить империалистический характер войны и мобилизовать общество на дальнейшую борьбу с капиталистической агрессией. Литераторы откликнулись на заказ власти.
Новая директива требовала координации и руководства. Для этого была создана литературная организация, которая контролировала работу писателей по созданию произведений, посвященных военной тематике. В июле 1930 года она получила название Литературное объединение Красной Армии и Флота (ЛОКАФ)3. В состав руководящего органа — редколлегии вошли маститые в то время писатели — М. Залка, В. Луговской, С. Щипачев и др. Организация выпускала одноименный журнал. Задачи перед писателями были сформулированы следующим образом: « Оборона страны должна в настоящее время, как никогда, приковывать к себе внимание всех и в том числе представителей художественной литературы. Их перо необходимо армии так же, как штык. Острие пера советского писателя должно быть направлено в сторону врагов пролетарского государства. Их литературно-творческая работа в этих условиях должна способствовать усилению и укреплению боеспособности Красной армии и флота. Перед писателями стоит важнейшая задача осознания и художественного раскрытия «великой тайны, в которой война рождается». И вместе с тем они должны готовить себя для обслуживания нужд и потребностей военного времени»4.
Большинство писателей, взявшихся в начале 1930-х годов за освещение тематики империалистической войны, были её непосредственными участниками: В. Арамилев, Вс. Вишневский5, А. Воронский6, Т. Дубинская, А. Зуев7, Л. Ка-цов, А.Г. Лебеденко8, А.К. Левин, И. Макаров, Д. Оськин9, С.Е. Розенфельд10, Л. Соболев, Н. Тихонов11.
Главным источником для создания произведений были их личные воспоминания, конечно, руководствоваться ими писатели в тогдашних условиях могли лишь с особыми оговорками. Если того требовала тема произведения, то литераторы использовали исторические материалы: документы ставки, правительственные постановления, приказы, газетные материалы. Для «правильного» изображения событий мирового конфликта они должны были руководствоваться концепцией Покровского и пропагандистскими брошюрами12. Очевидная противоречивость концепции первой мировой войны Покровского ленинским постулатам (ленинской теории империализма), настораживала и отягощала работу писателей. Обходя краеугольные камни, литераторы старались не затрагивать дипломатических тем, а сосредоточились на темах, не вызывающих особых споров. Главным образом на показе тяжелых условий фронтовой жизни: палочной дисциплины, жестокости командного состава, бездарности и предательства генералитета, трудностей окопной жизни, многочисленных человеческих жертв. Как следствие, при освещении событий империалистического конфликта в рамках революции и гражданской войны, писатели должны были
показать его просвещающее влияние на солдатскую мысль, а именно показать процесс превращения солдата в революционера и перерастания империалистической войны в гражданскую13. Но не всем авторам это удавалось. Лишь немногие работы удовлетворяли взыскательных критиков. Большинство произведений было признано партийной цензурой в идеологическом и литературно-художественном плане достаточно слабыми: они грешили пацифистским восприятием в изображении военных событий, не показывали просвещающего влияния мировой катастрофы на солдатскую мысль, что отнюдь не решало поставленных задач14. Так, роман А. Лебеденко «Тяжелый дивизион» критики признали скорее публицистическим, чем художественным: «Вместо углубленного и развернутого психологического анализа, вместо конкретных художественных образов, мы находим сухую, беспомощную прозу газетных комментари-ев»15.
Следующим импульсом обращения литераторов к теме первой мировой войны стала нарастающая военная опасность со стороны фашистской Германии. В 1934 году накаляющаяся международная обстановка заставила советское руководство использовать историю как мощное средство целенаправленного формирования общественного сознания и воспитания патриотических чувств. Как следствие сместились и акценты в изображении империалистического конфликта. Постановление Совнаркома и ЦК ВКП(б) «О преподавании гражданской истории в школах СССР» и призыв, прозвучавший на Всесоюзном съезде Советских писателей о всемерном «укреплении оборонной литературы» стимулировали писательский интерес к истории империалистического конфликта. Чашу весов перевесил и наметившийся интерес общественности к жанру исторического романа. Востребованность тематики определила масштабность произведений. Писателями были созданы романы-хроники и романы-эпопеи. Ярким примером служат романы С.Н. Сергеева-Ценского «За-уряд-полк» и «Массы, машины, стихии.» и двухтомник Ю.Л. Слезкина «Отречение». Произведения отражали проблемы происхождения и генезиса войны, поднимали вопрос об инициаторах развязывания конфликта, социальной и политической ответственности правящих и военных кругов, вскрывали причины враждебного отношения народа к войне. Основной акцент, как и полагалось, делался лишь на трагической стороне событий. Произведения отличала географическая широта и обилие персонажей, а также скрупулезное выписывание портретов исторических лиц, межличностных отношений, дипломатических коллизий.
Первоначально идеологическим компасом для писателей были работы историка М.Н. Покровского и его учеников, а с сентября 1938 года мерилом исторических событий при написании произведений о первой мировой войне стал «Краткий курс истории ВКП(б)». Причем соответствие фактажа романа официальной истории носил директивный характер. К середине 1930-х выработался четкий принцип построения литературных произведений на тему войны 1914-1918 годов: «разоблачить грязные кулисы империалистической войны, обратить внимание на то горе, те страдания, которые несла собой мировая бойня, вызвать у читателя отвращение к ней, вместе с тем сострадание к еёжертвам.по-казать процесс перерастания империалистической войны в гражданскую»17.
Свою заинтересованность в произведениях о первой мировой войне партийно-государственные инстанции декларировали посредством утверждения в ЦК ВКП(б) тематических планов18. Они направлялись в Главлит19, а оттуда рассылались по издательствам и редакциям литературно-художественных журналов.
Первым этапом работы была разработка идейно-художественного замысла будущего произведения. Автор создавал «каркас» будущего романа: определял место действия, хронологические рамки, определялся с персоналиями. После определения темы и фабулы будущего произведения автор приступал к сбору исторического материала. В ходе работы с источниками он окончательно определялся с хронологическими и географическими рамками будущего романа, утверждал персоналии. Первым делом писатель знакомился с тогдашней литературой по истории первой мировой войны. Важным источником служили собственные воспоминания и дневники военных лет. Для воссоздания хронологической канвы событий литераторы использовали данные периодической печати того времени. Например, в фондах Сергеева-Ценского и Слезкина, хранящихся в РГАЛИ, сохранились списки использованной авторами литературы и письменные отчеты по работе с ней. Так, при написании цикла романов о первой мировой войне Сергеев-Ценский изучил работы военных историков, знакомился со сборниками документов, воспоминаниями и дневниками, посвященными событиям первой мировой войны20. В частности, главным источником при создании романа «Брусиловский прорыв» служила периодика. Автор выстраивал события в произведении согласно сводкам с фронта, опубликованным в газете «Русское слово» за 1916 год. После переработки романа в двухтомник Сергеев-Ценский дополнил его фактами, полученными от очевидцев событий: военного корреспондента газеты «Русские ведомости»
Н.С. Каржанского21 и адъютанта Безобразова, в будущем писателя
А.Н. Степанова22. Аналогичную кропотливую работу проделал Ю. Слезкин, работая над эпопеей «Отречение». Замысел произведения родился при просмотре писателем дневника участника первой мировой войны инженера С.П. Зверинцева, который в 1927 году автор презентовал Слезкину, как почитатель его таланта23. Литератор работал в фондах Музея Революции, где изучил весь рукописный материал за 1915-1916 годы и просмотрел эмигрантские газеты, журналы и сборники24. Также писатель ознакомился с документами Военного архива Лефортовского замка25.
При работе с историческими источниками писатели «утопали» во множестве событий и фактов, каждый из которых был по-своему важен. Данное обстоятельство вело к увеличению объема произведения. Были случаи, когда автор, дабы сократить произведение, несколько раз менял его тему и структуру. Актуальной проблемой для литераторов была степень следования за историческим документом. Причем вопрос решался по-разному. Документ, как правило, подчиняли общему построению произведения (перерабатывали и вплетали в контекст), но в некоторых случаях авторы прибегали к его цитированию, порой на нескольких страницах своего труда. Оба варианта как нельзя лучше подходили для формирования образа первой мировой войны.
В отдельных случаях, когда авторам было сложно разобраться с противоречивым историческим материалом, они обращались к влиятельным партийным
и военным чинам за консультативно-мемуарной помощью. Например, Слезкин искал аудиенции у И.В. Сталина26 и наркома обороны К. Ворошилова27.
Законченную рукопись писатель отправлял в издательства и редакции лите-ратурно-художественых журналов. Выпуском книг о первой мировой войне занимались центральные издательства «Федерация»28, «Советская литература», «Советский писатель», военно-художественный отдел Государственного издательства художественной литературы. Отрывки из произведений печатали журналы «ЛОКАФ», «Знамя», «Звезда», «Октябрь», «Новый мир» и др. центральные и периферийные издания. Причем рукопись бралась на рецензию только в том случае, если портфель редакции или издательства не был перегружен рукописями аналогичной тематики. С момента принятия произведения на рецензию начинался длительный и мучительный процесс сокращений и переделок. Рукопись просеивалась через лексическое, историческое, идеологическое и политическое сита. Первым с рукописью, как правило, знакомился уполномоченный Главлита в лице политредактора издательства или журнала. Свой отзыв рецензент предоставлял заведующему издательством или редактору. В случае отказа писателю высылалась рукопись с приложенным извещением. В последнем указывалась причина, по которой рукопись не может быть напечатана в данном издательстве. Так, в отзыве редакции «Федерация» о первой чисти романа Слезкина «Отречение» рецензент поставил автору в вину «антимарксистский подход в постановке задачи романа, так как всех героев показывает вне классовой практики — именно так в общечеловеческом аспекте»29. С политической точки зрения произведение было признано неудовлетворительным, так как в нём «.о пролетариате упоминается лишь вскользь, как о народе новом, появившемся на территории международной индустрии. а шедшая в эти годы политическая борьба не получила никакого отражения»30. В завершение, полит-редактор указал Слезкину на чрезмерное употребление «исторических справок» и «политических переговоров»31. Однако острому критическому отзыву сопутствовала высокая оценка литературного таланта писателя.
Принятая издательством рукопись с пометами политработника отдавалась литератору на доработку. При желании писатель мог лично ознакомиться с отзывом, договорившись с редактором издательства о встрече. Получив рецензию, писатели, как правило, спешили исправлять указанные «ошибки». В случае, когда литератор не мог самостоятельно переработать роман до нужного размера и содержания, издательство предлагало в помощь редактора. Он давал автору рекомендации, а в отдельных случаях собственноручно вносил изменения. Так называемые «соавторы» старались убрать все «острые углы» в произведении, дабы наверняка избежать возможных ошибок: «Явно калечится роман — оглаживается, вылизывается, чтобы ни одного острого угла не оста-лось»32. После совместной правки рукопись опять перечитывалась политредак-тором издательства и за отсутствием претензий сдавалась в производство. После поступления в типографию её еще раз проверял уполномоченный Главлита. Если он находил в романе «сомнительные» места, то рукопись опять возвращалась автору на доработку. Так, Слезкину было «рекомендовано» убрать из романа главы о Г. Распутине, так как нельзя «советскому писателю касаться таких
тем»33.
С июня 1934 года, когда Сталин внес существенные изменения в историческую концепцию первой мировой войны, ЦК дал соответствующие указания Главлиту. Проинформированные политредактора снимали произведения с производства и с соответствующими указаниями отдавали заведующему издательством. Последний при проверке романа прибегал к помощи историка из Коммунистической академии, который выявлял в тексте романа исторические «ошибки»34. Очередная проверка произведения вызывала возмущение среди литераторов: «Можно подумать, что я дал не роман, — сокрушался Слезкин, — а учебник по истории войны!»35. Проверенный специалистом и исправленный автором текст вновь направлялся в типографию и сдавался в набор. В свою очередь, издательство заключало с автором договор, где оговаривались размер гонорара, тираж произведения и т.д.
Тема первой мировой войны требовала масштабного изложения. Поэтому авторы стремились заключить договор с издательством на последующие части романов. Дальнейший союз обеспечивал писателя стабильным заработком. Для этого литератор определял тему и составлял «конспект» будущего произведения. Если главного редактора устраивала идея будущего романа, а, в сущности, отвечала тематическим предпочтениям ЦК, то с писателем заключался договор. В нем оговаривались сроки сдачи произведения и сумма гонорара.
Несмотря на длительную и сложную процедуру рецензирования произведения, главным цензором был сам И. Сталин. Отпечатанный в типографии экземпляр произведения отправлялся Главлитом в 5-ю часть Особого сектора, который с 1934 года был личной канцелярией вождя. Именно его решение могло повлиять на судьбу не только произведения, но и автора. Например, известно, что Сталин благоволил к Л. Соболеву. Его «Капитальный ремонт» был признан вождем одним из лучших романов о первой мировой войне36. В своих воспоминаниях писатель И. Эренбург дал точную характеристику сложившейся ситуации: «При Сталине все было просто: нужно было только узнать, как он отнесся к той или иной книге [...] судьба не только книги, но и автора зависела от прихоти одного человека»37.
Новый внешнеполитический курс, взятый на улучшение советско-германских отношений в августе 1939 года, внес свои изменения в трактовку мирового противостояния. Невозможность ни открыто поддерживать антифашистские настроения в обществе, ни подавлять их в преддверии вероятного конфликта с нацистской Германией, заставила советское руководство и пропагандистский аппарат искать окольные пути. Власть вновь использовала художественную литературу. Напряженные отношения советского государства с Англией и Францией позволили обратить внимание пропаганды на помощь, оказанную Россией союзникам в первой мировой войне. Осенью 1939 года в свет вышел сборник художественных произведений, посвященный 25-летию мирового конфликта38. В предисловии была дана краткая история империалистической войны, где акцент был сделан на освещение событий, происходивших на восточном (русском) фронте. Шаблонные сюжеты разоблачения предательства российского командования, тягот фронтовой жизни, рост революционных настроений в армии разбавили темы предательства союзной дипломатии и самоотверженного сопротивления русских солдат. Российская армия была пред-
ставлена как спасительница союзных держав от разгрома противником. Такая трактовка сделала возможным героизацию некоторых эпизодов минувшего военного конфликта. Литераторами выделяется фигура генерала Брусилова, под чьим руководством в июне 1916 года на Юго-Западном фронте была блестяще проведена наступательная операция. Его заслуги признаются значимыми, а персона претендует на зачисление в ранг «талантливого полководца». Например, помещенный в сборнике рассказ Ю. Вебера «Брусиловский прорыв», героизировал усилия русских солдат, проявленные в борьбе с австро-венгеро-германским противником. Не делая резких выпадов, произведение констатировало храбрость Брусиловской армии, гуманное отношение к военнопленным, трусость противника и успешные результаты проведенной операции. Это не единственное на тот момент обращение к образу Брусилова. В романе «Солдаты» Т. Дубинская в контексте подготовки наступления русских армий в июле 1917 года представляет Брусилова как «отважного полководца» и говорит о непререкаемом авторитете его среди солдатской массы: «Начало его речи солдаты встретили громовым ура. Он сказал только, что ему будет тяжело и больно потерять веру в силу могучей русской армии»39. Таким образом, тема Брусиловского прорыва пришлась как нельзя кстати: с одной стороны, он служил напоминанием о долге «союзников» перед русской армией (что вписывалось в рамки нового внешнеполитического курса и способствовало формированию патриотизма), с другой прославлял героизм русских солдат. Все это не выходило за рамки прочно утвердившегося классового подхода к событиям первой мировой войны. Таким образом, в условиях быстро меняющейся внешнеполитической обстановки конца 1930-х годов писателями был сделан первый шаг к трансформации трагической концепции первой мировой войны в сторону героизации действий царской армии.
Текущим и заключительным этапом литературного процесса была презентация произведения потенциальной читательской аудитории. По мере написания романа в литературно-художественных журналах публиковали наиболее яркие его главы. О выходе произведения оповещала читателя «Литературная газета». Далее следовали рецензии в разделе критики литературно-художественных журналов. Помимо статей штатных критиков в периодике помещались отзывы о новых романах рядовых читателей.
Таким образом, советская власть установила жесткий контроль над художественной литературой, видя в ней эффективное средство воздействия на общественное сознание. В 1930-е годы художественная литература являлась частью огромного пропагандистского механизма. Советские писатели рассматривались властью как отряд идеологических бойцов, а созданные ими произведения служили «верным оружием» для защиты государства от внешних врагов. Тотальный контроль над литературным процессом приносил вред художественной оригинальности произведения. Не случайно писатель Юрий Слезкин сокрушался в дневнике: «Один вид рукописи чего стоит! На ней следы десятка рук и почерков. Если в ГИХЛ40е её перепишут — я попрошу этот боевой экземпляр себе, как реликвию»41. Однако писатели пытались соответствовать внутри- и внешнеполитической конъюнктуре и стремились угодить сталинским вкусам. В процессе написания произведения создавался образ первой мировой
войны, полностью соответствующий идеологическим канонам. Сам вождь принимал участие в утверждении тематических планов и прочитывал каждое выходящее в свет произведение.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Среди них: Войтоловский В. 1914 и 1915 год. Л., 1928; Чемоданов Г. Последние дни царской армии. М., 1926; Шолохов М. Тихий Дон. М., 1929.
2. Свирин Н. Литература и война. М., 1932. С. 16.
3. Вопрос о создании литературного объединения, которое бы занялось пополнением советской литературы произведениями военной тематики, поставила образовавшаяся в середине июня 1930 года инициативная группа. В её состав входили такие писатели, как Д. Бедный, Вс. Вишневский, Янка Купала, Н. Свирин,
В. Ставский и др., а также представители армейского руководства и общественные деятели. На страницах центральных газет она обратилась ко всем советским писателям консолидировать свои силы. Литераторы незамедлительно откликнулись на призыв. Оформление ЛОКАФ состоялось уже в конце июля 1930 года в московском Центральном доме Красной армии, на организационном собрании, где присутствовали писатели, представители военной печати, делегаты проходившего тогда же 2-го всеармейского агитпропсовещания и делегаты военных литкружков.
4. Берцов П. Писатели и оборона. М., 1933. С. 9.
5. Четырнадцатилетним мальчишкой убежал добровольцем на фронт. Вначале был юнгой на балтийском флоте, затем служил в Гвардии старшиной разведки. За проявленное мужество был награжден тремя Георгиевскими наградами.
6. Создатель и первый редактор литературно-художественного журнала «Красная новь» (1921-1927 гг.).
7. Прапорщик Александр Зуев с 1916 года воевал на Западном фронте.
8. Окончив три курса университета пошел вольноопределяющимся на фронт. В декабре 1917 года по причине болезни уволился из армии в чине прапорщика.
9. Начиная свой боевой путь солдатом, Дмитрий Оськин окончание первой мировой войны встретил уже в чине штабс-капитана. За проявленный героизм был награжден Георгиевскими крестами.
10. Участник первой мировой войны. Прошел австрийский плен.
11. В 1914 году ушел добровольцем на фронт. С 1915-1918 гг. воевал в гусарском полку, был контужен.
12. Вечер десятилетия войны в клубах молодежи. М., 1924; ВКП(б). Центральный Комитет Агитационно-пропагандистский отдел: Десятилетие мировой войны. Тезисы Агитпропа ЦК РКП для агитаторов. Б.м. 1924; Десятилетие мировой войны (Материалы для агитаторов) / Агитпроп ЦК РКП. М., 1924; К десятилетию империалистической войны. Материалы для агитаторов. Екатеринбург, 1924.; Гришин М.И. Помни о войне! Сборник. М., 1924; Десятилетие мировой войны. Сборник-хрестоматия / Сост. Серебрянский З.М., 1924; 10 лет, 1914-1924. Харьков. 1924; Империалистическая война. Её причины и следствия: Сборник статей / Под ред. Шелавина К. Л., 1924; Империалистическая война (К десятой годовщине). Материалы для рабочих, красноармейцев и школьных клубов. Л., 1924; Луз-гин М. Долой империалистические войны и социал преподавателей. М., 1924; Му-ценек Я.Я. От войны империалистической к войне гражданской. Екатеринослав. 1925; Заговор против мира. Как была развязана империалистическая война 1914 г. Факты и документы. М., 1934. и др.
13. Вишневский Вс. Война. М., 1930; Дубинская-Куликовская Т.Д. В окопах. М., 1930; КацовЛ.В. Сквозь плен. М., 1930; Левин К. За колючей проволокой. М., 1931; Ось-кин Д.П. Записки прапорщика. М., 1931; Тихонов Н. Война. Л., 1930; Падучев В. Записки нижнего чина. М., 1931; Арамилев А. В дыму войны. М., 1930; Ворон-скийА. Глаз урагана. М., 1930; Макарьев И. Мир подписан. М., 1931; Лебеденко А. Тяжелый дивизион. Т. 1. Л., 1932; он же. Тяжелый дивизион. Т. 2. Л., 1933; Соболев Л. Капитальный ремонт. М., 1933.
14. РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 16. Д. 40. Л. 69.
15. РГАЛИ. Ф. 602. Оп. 1. Д. 1554. Л. 3.
16. Крепите оборонную литературу!//Литературная газета. 1934. 10 сентября.
17. РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 16. Д. 40. Л. 69.
18. Блюм А.В. Советская цензура в эпоху тотального террора. 1929-1953 гг. СПб., 2000. С. 61.
19. Главное управление по делам литературы и издательств (1922-1991).
20. РГАЛИ. Ф. 1161. Оп. 1. Д. 31. ЛЛ. 15-20.
21. В своих письмах Каржанский делился воспоминаниями о днях проведенных в Ставки и на Юго-Западном фронте. Рассказывал о Брусилове, с которым имел несколько доверительных бесед. А также для обогащения романа предлагал писателю документы, сохранившиеся с той поры. (РГАЛИ. Ф. 1161. Оп. 1. Д. 494. ЛЛ. 1-4).
22. Указывал Сергееву-Ценскому на исторические ошибки и неточности в романе. Для их устранения предлагал свои дневники за 1914-1917 гг. (РГАЛИ Ф. 1161. Оп. 1.Д. 563. ЛЛ. 6-7).
23. РГАЛИ Ф. 1384. Оп. 2. Д. 209. Л.1.
24. ОР РГБ. Ф. 801. Оп. 1. Д. 4. Л. 110 об.
25. В настоящее время Российский государственный военно-исторический архив. ОР РГБ. Ф. 801. Оп. 1. Д. 10. Л. 33.
26. ОР РГБ. Ф. 801. Оп. 1. Д. 5. ЛЛ. 11.
27. ОР РГБ. Ф. 801. Оп. 1. Д. 10. Л. 67.
28. Издательство «Федерация» в 1933 году было переименовано в издательство «Советская литература».
29. РГАЛИ Ф. 1384. Оп. 2. Д. 8. ЛЛ. 8-10.
30. РГАЛИ Ф. 1384. Оп. 2. Д. 8. Л. 14.
31. РГАЛИ Ф. 1384. Оп. 2. Д. 8. Л. 15.
32. ОР РГБ Ф. 801. Оп. 1. Д. 5. Л. 36.
33. ОР РГБ Ф. 801. Оп. 1. Д. 4. Л. 130.
34. ОР РГБ. Ф. 801. Оп. 1. Д. 4. Л. 123 об.
35. ОР РГБ. Ф. 801. Оп. 1. Д. 4. Л. 111.
36. Об этом свидетельствует записка Сталина, в которой он одернул председателя Союза писателей В. Ставского: «Он бесспорно, крупный талант (судя по его книги «Капитальный ремонт»). Пусть пишет, что хочет и когда хочет». (Сталин И. Сочинения. Т. 18. Тверь. 2006. С. 116.).
37. Эренбург И. Г. Люди, годы, жизнь. Т. 2. М., 1990. С. 269.
38. Война. К 25-летию мировой войны 1914-1918 / Пред. О.Цехновицер. Л., 1939.
39. Дубинская Т. Солдаты. М., 1939. С. 113.
40. Государственное издательство художественной литературы.
41. ОР РГБ. Ф. 801. Оп. 1. Д. 4. Л. 127 об.
LITERARY PROCESS OF 1930-s AS MEANS OF FORMATION AND PROPAGATION OF THE FIRST WORLD WAR IMAGE
O.Yu. Starodubova
The Soviet authority exerted rigid control over fiction, seeing it as effective means of influence on public consciousness. In 1930-s the fiction was a part of the huge propaganda mechanism. The Soviet writers were considered by authority as a group of ideological fighters, and the works created by them served as «true weapon» to protect the state against external enemies. The process of making those propaganda «weapons» was aimed at creating the image of the First World War completely corresponding to ideological canons.
© 2008 г.
Н.Н. Макарова ИЗ ИСТОРИИ ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ СОВЕТСКОГО ГОРОДА: ДОСУГ МАГНИТОГОРЦЕВ (1929-1935)
Свободное время, его объем и содержание являются показателями культурных ориентиров населения и оказывают значительное влияние на представления и поведенческие реакции людей. Свободное время человека является наиболее ценным объектом изучения повседневной жизни населения, поскольку именно в свободное от работы время люди совершают действия, важные для них сами по себе. Аргументом в пользу суждений о важности досуга в повседневной жизни населения является особое внимание советской власти, уделяемое вопросам организации и попыткам регулирования досуга. Одним из основных регуляторов досуга населения стало законодательство. Декрет о восьмичасовом рабочем дне фактически стал гарантией о наличии у горожан 16-18 часов, свободных от трудовой деятельности1.
Свободное время населения власть стремилась использовать для воспитания нового человека — человека социалистического общества, патриота, труженика, борца за справедливость. Магнитогорск стал ярким примером нового образа жизни для всего Советского Союза, в том числе и в плане организации досуга. Но специфический контингент населения города2, первостепенная задача возведения металлургического комбината и значительные материальные трудности концентрировали внимание на формировании элементарного уровня культуры у магнитогорцев. Заметим, что особое внимание власти города уделяли развитию досуга детей и подростков, которым отводилась ответственная роль строителей светлого будущего. Необходимым представлялось, чтобы каждый стремился проводить свое свободное время коллективно. Главным условием для такого коллективного времяпрепровождения виделось предоставление возможностей.
