CC BY
157
Население Урала. XX век. История демографического развития / А. И. Кузьмин, А. Г. Оруджиева, Г. Е. Корнилов и др. 1996. Екатеринбург.
Стеценко С. Г., Козаченко И. В. 1981: Демографическая статистика. Киев. Уральская историческая энциклопедия. 2000: Екатеринбург. Урланис Б. Ц. 1963: Рождаемость и продолжительность жизни в СССР. М. Чащин А. В. 2009: Эпидемиологическая обстановка в Уральской области в 1923-1934 гг. // Исторические исследования в Сибири: проблемы и перспективы: сб. мат. III региональной молодёжной науч. конф. Новосибирск, 211-216.
DEMOGRAPHIC SITUATION IN THE CENTRAL URALS TOWNS IN 1926-1940
A. V. Chashchin
The author considers change of population size in the Middle Ural in 1926-1940 years. There are analysis of fertility and mortality. Special attention author gives causes mortality, factors which caused demographic catastrophe in 1932-1934 years. The author argues that urban population was in beginning phase of demographic transition.
Key words: demographic transition, population replacement, Sverdlovsk oblast.
© 2010
О. Ю. Стародубова
ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА КАК СРЕДСТВО ПРОПАГАНДЫ:
ФОРМИРОВАНИЕ ОБРАЗА БРУСИЛОВСКОГО ПРОРЫВА В СОВЕТСКОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ 1940-Х ГОДОВ
Советская власть установила жесткий контроль над художественной литературой, видя в ней эффективное средство воздействия на общественное сознание. В 1940-е годы художественная литература являлась частью огромного пропагандистского механизма. Советские писатели рассматривались властью как отряд бойцов, «вооруженных словом», а созданные ими произведения служили «верным оружием» для защиты государства от внешних врагов. Писатели пытались соответствовать внутри- и внешнеполитической конъюнктуре и стремились угодить сталинским вкусам. В процессе написания произведения создавался образ Брусиловского прорыва, полностью соответствующий идеологическим канонам.
Ключевые слова: Первая мировая война, Брусиловский прорыв, художественная литература, советские писатели, пропаганда.
В августе 1939 года советским руководством был взят курс на улучшение советско-германских отношений. Новое внешнеполитическое направление внесло свои изменения в трактовку Первой мировой войны. Невозможность ни от-
крыто поддерживать антифашистские настроения в обществе, ни подавлять их в преддверии вероятного конфликта с нацистской Германией, заставила советское руководство и пропагандистский аппарат искать окольные пути. Власть, понимая пропагандистскую значимость художественного слова и способность писателей формировать общественное мнение, решила использовать художественную литературу. Напряженные отношения советского государства с Англией и Францией позволили обратить внимание пропаганды на помощь, оказанную Россией союзникам в Первой мировой войне. Осенью 1939 года в свет вышел сборник художественных произведений, посвященный 25-летию Первой мировой войны. В предисловии была дана краткая история империалистической войны, где акцент был сделан на освещение событий, происходивших на восточном (русском) фронте. Шаблонные сюжеты разоблачения предательства российского командования, тягот фронтовой жизни, рост революционных настроений в армии, разбавили темы предательства союзной дипломатии и самоотверженного сопротивления русских солдат. Российская армия была представлена как спасительница союзных держав от разгрома противником. Такая трактовка сделала возможным героизацию некоторых эпизодов минувшего военного конфликта. Литераторами выделяется фигура генерала А. А. Брусилова, под чьим руководством в июне 1916 года на Юго-Западном фронте была блестяще проведена наступательная операция. Его заслуги признаются значимыми, а персона претендует на зачисление в ранг «талантливого полководца»1. Помещенный в сборнике рассказ Ю. Вебера «Бруси-ловский прорыв», героизировал усилия русских солдат, проявленные в борьбе с австро-венгеро-германским противником. Не делая резких выпадов, произведение констатировало храбрость Брусиловской армии, гуманное отношение к военнопленным, трусость противника и успешные результаты проведенной операции. Таким образом, тема Брусиловского прорыва пришлась как нельзя кстати: с одной стороны, он служил напоминанием о долге «союзников» перед русской армией (что вписывалось в рамки нового внешнеполитического курса и способствовало формированию патриотизма), с другой прославлял героизм русских солдат. Все это не выходило за рамки прочно утвердившегося классового подхода к событиям Первой мировой войны. Таким образом, в условиях быстро меняющейся внешнеполитической обстановки конца 1930-х годов писателями был сделан первый шаг к трансформации трагической концепции первой мировой войны, в сторону героизации действий царской армии, а Брусиловский прорыв стал оформляться в героический символ-образ минувшего конфликта.
С началом Великой Отечественной войны советская пропаганда в целях мобилизации общества для борьбы с фашистскими агрессорами обратилась к истории русско-германских противостояний. В результате чего по-новому зазвучал Брусиловский прорыв как яркий пример героической борьбы русской армии с германским противником.
1 В предисловии к изданию авторитетный (партийный) критик О. Цехновицер назвал Брусилов-ский прорыв «победоносным наступлением русских армий», которое «настолько деморализовало немецкое командование, что оно вынуждено было снять с Западного фронта двадцать четыре дивизии». Особый акцент был сделан на его значимости: «Силы германской армии были надломлены, и она, в результате контрнаступления французов, понесла под Верденом такой урон, от которого более не смогла оправиться». (Война. К 25-летию мировой войны 1914-1918 1939, 6).
Стимулом обращения писателей к Брусиловскому прорыву стало поражение советских войск весной — летом 1942 года. Дабы воспрепятствовать упадническим настроениям как среди военных, так и среди гражданского населения, пропаганда искала способы объяснение неудач. На помощь была призвана художественная литература. В январе 1942 года начальник комитета по делам искусств М.Храпченко напомнил литераторам о необходимости воссоздать в своих произведениях «величественные образы людей, безгранично преданных родине»2. Произведения должны были отражать наступательные тенденции русской армии и вселять веру в победу. К тому же, требовательные читатели заметили отсутствие в пропагандистском арсенале художественных произведений, посвященных героическим усилиям русских воинов в первой мировой войне. Разные по возрасту и по долгу службы они подали власти идею обращения к «победоносному» наступлению армий Юго-Западного фронта летом 1916 г. «Трудно представить себе писателя, — говорилось в анонимном письме, полученном редакцией газеты «Правда» — который, живя сейчас в Москве начал бы работу над большой и трудоемкой повестью, — скажем, о прежних войнах Германии с русским народом. А, ведь, такие произведения нужны не меньше чем мелкие очерки и стихотворения»3. О наличии интереса к теме свидетельствует письмо ученика восьмого класса в редакцию журнала «Знамя», с просьбой указать всю существующую (военно-историческую и художественную) литературу, освещающую историю подготовки и проведения Брусиловского прорыва4. Востребованность темы у населения подтвердило, что интересы власти и народа в потребности обращения к событиям 1914-1918 гг. и их переосмыслению совпали.
Писатели не заставили себя долго ждать. Первыми к теме Брусиловского прорыва приступили драматурги И. Л. Сельвинский5, И. В. Бахтерев и А. В. Разумов-ский6. В первые месяцы Великой Отечественной войны Сельвинский написал пу-
2 Храпченко 1942, 1.
3 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д.68. Л. 146.
4 РГАЛИ. Ф. 632. Оп. 8. Д. 1. Л. 10.
5 К писательской деятельности Илья Сельвинский (1899-1968) пришел не сразу. В юности будущий писатель перепробовал ряд профессий: был репортером уголовной хроники, актером бродячего театра, натурщиком и др. Он любил путешествовать, был жаден до новых знакомств и встреч. Юношеский романтизм привел Сельвинского в ряды Красной армии, под знаменем которой в 1918 году писатель участвовал в защите Перекопа. Вдохновленный романтикой военных побед Сельвинский начал свой литературный путь. Первоначально он создавал экспериментальные стихи, а затем преступил к серьезным произведениям. Первые поэмы «Улялаевщина» (1924) и «Записки поэта» (1927) сделали Сельвинского одним из лидеров конструктивизма. На драматургическом поприще писатель отличился пьесой «Командарм-2» (1929). Она стала первым его произведением, посвященным военной тематике. В начале Великой Отечественной войны писатель находился на Северо-Кавказском фронте. Там же он в рамках государственного заказа в 1942 году создал свое первое произведение в прозе пьесу «Генерал Брусилов».
6 Авторы пьесы «Русский генерал» — Игорь Владимирович Бахтерев (1908-1996) и Александр Владимирович Разумовский (1907-1980) пришли в литературу почти одновременно — в конце 1920-х годов. Будущие драматурги одновременно учились в институте Истории искусств на разных отделениях: Разумовский занимался кинематографом, а Бахтерев пробовал свои силы в сценической композиции. Знакомство будущих соавторов состоялось в рамках института: они принимали участие в собраниях литературно-театральной группы Объединения реального искусства. Студенты группы стремились приблизить «художественный язык к действительности», призывая освободить его от штампов предыдущих литературных направлений. Местом послевузовской работы оба художника выбрали Туркменистан. Свои услуги сценариста Разумовский предложил киностудии
блицистическую статью, где восхищался полководческим талантом командующего Юго-Западным фронтом генералом Брусиловым и его победным наступлением. Видя востребованность темы и отчасти, вдохновившись знаменательным историческим событием, Сельвинский принялся воплощать Брусиловский прорыв в художественный образ. Так, в рамках государственного заказа И.Сельвинский создал свое первое произведение в прозе пьесу «Генерал Брусилов». Драма была окончена в конце 1942 года. В этом же году работу над пьесой «Русский генерал» начали драматурги И.Бахтерев и А.Разумовский. В ноябре 1942 года в газете «Литература и искусство» появилась заметка о том, что в Ташкенте для улучшения обслуживания частей Среднеазиатского военного округа в репертуар объединенных коллективов театров им. Ленинградского совета и Красной Армии САВО включена пьеса Бахтерева и Разумовского «Генерал Брусилов». Но заявленная пьеса на театральные подмостки не вышла. На протяжении двух лет Бахтереву и Разумовскому пришлось дорабатывать свое сочинение7.
Параллельно с драматургами работу начали писатели-прозаики. Результатом проработки темы стал роман С. Н. Сергеева-Ценского «Брусиловский прорыв», который на всем протяжении войны пользовался популярностью на фронте и в тылу. Осенью 1942 года в редакцию журнала «Знамя» была прислана рукопись романа А. Н. Степанова «Бои под Луцком»8. К личности Брусилова обратился писатель Ю. Л. Слезкин9.
Писатели, принявшиеся за освещение Брусиловского прорыва, имели изрядный опыт в освещении исторических тем. Так, Слезкин работал над эпопеей о первой мировой войне «Отречение». Первые её два тома, рассказывающие о событиях 1914 и 1915 годов, вышли в свет соответственно в 1935 и в 1937 годах. Писатель Сергеев-Ценский за созданный роман об обороне Севастополя в годы Крымской войны — «Севастопольская страда» в 1940 г. был отмечен Сталинской премией первой степени. В 1938 г. Бахтерев и Разумовский написали свою первую пьесу «Полководец Суворов». Она стремительно завоевала сцену и была отмечена хвалебными откликами. Академик Е. В. Тарле признал произведение интересным, умелым, без каких-либо существенных исторических погрешно-стей10. Успех произведения обеспечил драматургов членством в Союзе советских
«Туркменкино», куда и был прикреплен. Внимание Бахтерева привлекли нетрадиционные способы ведения сельского хозяйства в Туркмении . Интересным представляется то, что в первые годы своего писательского труда, Бахтерев и Разумовский уделяли внимание детской литературе. Увлечение детской темой было не долгим. После возвращения в Ленинград, в конце 1931 года, драматурги были арестованы по «делу Хармса». После допроса Разумовский был отпущен, а вот Бахтерев провел четыре месяца в тюремной камере. После неожиданного освобождения, он вновь встретился с Разумовским.
7 Пьеса «Русский Генерал» была завершена драматургами в 1944 году и разрешена Главреперт-комом к постановке. Она была опубликована на правах рукописи и вышла тиражом в 300 экземпляров. Известно, что пьеса Бахтерева и Разумовского «Русский генерал» была поставлена Харьковским театром драмы в 1946 году, таким образом, не сумев составить конкуренцию пьесе Сельвинского.
8 РГАЛИ. Ф. 618. Оп. 12. Д. 71. Л. 1.
9 События минувшего военного конфликта и «контуры брусиловской эпопеи» отразил в своем романе «1916 год» Л. Успенский. В начале 1945 г. на суд А. Фадеева представил свой роман «1916 г.» писатель Л. Успенский. Произведение полностью удовлетворило взыскательного критика. Имея на руках положительный отзыв, Успенский по неизвестной причине так и не опубликовал свой труд. (Фадеев 1957, 801).
10 РГАЛИ. Ф. 2417. Оп. 1. Д. 967. Л. 1.
писателей (ССП)11. В 1930-х годах Сельвинский разрабатывал так называемый жанр исторической трагедии в стихах. Его произведения нашли своего читателя. Он приобрел серьезную литературную репутацию и вес в Союзе писателей. В 1940 г. был выпущен роман Степанова «Порт-Артур», о русско-японской войне 1904-1905 гг. Произведение было высоко оценено Сталиным, а в 1944 г. по его предложению получило подзаголовок «историческое повествование».
С началом Великой Отечественной войны часть писателей находились в эвакуации или на фронтах в качестве военных корреспондентов и политработников. Так, на Юго-Западном фронте в должности политработника находился И. Сель-винский. Пожилой Сергеев-Ценский был эвакуирован в Алма-Ату. В Ташкенте находился драматург И. Бахтерев12. Писатели Ю. Слезкин и А. Разумовский осталось в осажденной Москве. В г. Фрунзе находился А. Степанов13.
В рассматриваемый период руководство Союзом советских писателей осуществляли писатели с боевым революционным прошлым Александр Фадеев (1939-1944; 1946-1954) и Николай Тихонов (1944-1946)14. Автору «Разгрома» благоволил сам Сталин. Литературный талант, властный характер и политическая хватка позволили Фадееву управлять ССП более десяти лет. Лишь на два года по приказу Сталина он был вынужден сдать свои полномочия Тихонову15. Сам вождь вернул его к руководству, но уже на пост генерального секретаря ССП16. Несмотря на различие в стилях руководства и подходах к литературе руководители ССП,
11 В 1941 г. писатели были приняты в Союз советских писателей, а Разумовский стал членом секции научно-художественной литературы. (РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 22. Д. 5. Л. 52.)
12 В 1931 году начинающий писатель И. Бахтерев был арестован по «Делу Хармса» и провел в застенках четыре месяца. После освобождения в марте 1932 года он по постановлению выездной сессии Коллегии ОГПУ был лишен права проживания в Московской и Ленинградской областях на три года. По истечении установленного срока Бахтерев вернулся в родной Ленинград и вновь встретился с Разумовским. Писатели начали совместную работу в области драматургии, которая и принесла им известность. Их первая пьеса «Полководец Суворов» была поставлена в 1938 году. После очевидного успеха писатели на некоторое время притаились. В 1941 году Бахтерев уехал в Подмосковье, где жил Разумовский. Ходили слухи, что они начали работу над новой пьесой, посвященной генералу Брусилову. Однако с началом войны он с семьей был эвакуирован в Ташкент, но жить ему пришлось там недолго. Слухи о новой совместной пьесе дошли до руководства ССП. В 1942 году драматург по вызову Главного управления по контролю за репертуаром и зрелищами при Комитете по делам искусств уехал в Москву, и продолжил совместную работу над начатым произведением.
13 РГАСПИ. Ф. 17. Оп 125. Д. 190. Л. 16, 17.
14 Ветеран первой мировой войны. В 1914 году ушел добровольцем на фронт. С 1915-1918 гг. воевал в гусарском полку, был контужен.
15 Писатель Н. С. Тихонов оказался у руководства литературой в разгар сталинской кампании по ликвидации идеологических «провалов» на «литературном фронте». Данные «провалы», коими были названы «вредные» произведения А. Ахматовой, М. Зощенко, В. Катаева и др. явились причиной снятия с поста Фадеева. В отличие от бывшего руководителя ССП Тихонов был сдержан и предпочитал воздерживаться от резкой критики в адрес «провинившихся» писателей. По мнению исследователей, реальная власть в писательском Союзе принадлежала бдительному оргсекретарю ССП Д. Поликарпову.
16 В своих записках бывший заместитель генерального секретаря ССП писатель Константин Симонов вспоминал: «То, что Фадеев становился во главе Союза, неожиданностью не было (...) Как писатель он не хотел руководить Союзом, это была правда, но как литературно-политический деятель искренне не видел, кто бы мог это делать вместо него. Это тоже было правдою — и не только субъективно, но для того времени и объективно. Так что Фадеев как глава Союза не был ни для кого из нас неожиданностью, сама формулировка «генеральный секретарь», несомненно, не могла прийти в голову никому, кроме Сталина. Автором этой формулировки был он». (Симонов 1988, 113-114).
подчиняясь нормативным установкам власти, стремились повысить идейное и художественное качество произведений советской литературы.
С началом второй мировой войны внимание высших партийных органов к литературе усиливается. Акцент в руководстве литературой ЦК ВКП (б) сделал на всеохватывающем политическом контроле, который осуществляла идеологическая структура — Управление пропаганды и агитации (УПА). Методы управления литературным процессом формулировались непосредственно Сталиным. В сентябре 1940 года при Управлении пропаганды и агитации ЦК ВКП (б) был образован специальный сектор — Отдел художественной литературы. Данное подразделение направляло и контролировало работу ССП, литературно-художественных издательств и журналов. Структура имела значительный штат редакторов и полит-консультантов. Члены отдела художественной литературы вычитывали рукописи, верстки и готовые экземпляры произведений.
В этом же году в Союзе писателей при оборонной комиссии, курировавшей создание произведений на военную тематику, была создана историческая секция. Однако в январе 1941 года начальник Главного управления политической пропаганды Красной армии А. И. Запорожец сигнализировал в ЦК ВКП (б) А. А. Жданову о слабой работе ССП в плане создания военно-исторических произведений: «Огромную роль в военной пропаганде должны были бы играть писатели. От них зависит содержание работы театров, кино, радиопередач и т.п. Однако Союз советских писателей не задает тона в военной пропаганде, художественная литература бедна в этом отношении»17. Уже в феврале 1941 года, с целью ликвидации указанного просчета, члены исторической секции занимались выработкой трехлетнего перспективного плана по выпуску исторической литературы18.
С началом Великой Отечественной войны свою заинтересованность в произведениях о Брусиловском прорыве партийно-государственные инстанции декларировали посредством утверждения в ЦК ВКП (б) тематических планов19. На заседаниях секретариата ЦК с участием членов Президиума ССП и руководителей Главлита заслушивались доклады о редакционно-издательских планах, причем их содержание подвергалось тщательному обсуждению. Пройдя процедуру утверждения, они направлялись в Главлит, а оттуда рассылались по издательствам. С началом 1940-х гг. функции просмотра и утверждения тематических планов издательств были переданы Управлению пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) (УПА). Во время Великой Отечественной войны УПА установило обязательное утверждение квартальных тематических планов издательств. Главлит систематически контролировал актуальность и целесообразность издания художественных произ-
17 Запорожец 1998, 581.
18 Следует отметить, что тон работе на заседаниях исторической секции ССП задавал автор романа «Багратион», писатель С. Н. Голубов. Его работа была высоко оценена тогдашним руководителем Отдела художественной литературы УПА Александровым. В 1943 году, предоставляя А. Щербакову справку о писателе, он не скупился на похвалу: «Голубов — разносторонне образованный человек, живо интересующийся вопросами общественно-литературной жизни [...] Голубов как автор исторических романов обнаруживает глубокие знания прошлого России» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 211. Л 31, 32). После успешного романа «Багратион» писатель С. Н. Голубов начал работу над романом «Генерал Брусилов», а к концу войны задумал эпопею «Сотворение века», второй том которой затрагивал события наступления Юго-Западного летом 1916 г.
19 Блюм 2000, 61.
ведений, заявленных в тематический план. Изменение тематических планов проходило с разрешения УПА и ЦК ВКП (б). Одобренные властью тематические планы оформлялись приказами начальника Главлита и рассылались по издательствам. В списке тем, подлежащих освещению, был заявлен и Брусиловский прорыв.
Так называемым «рупором» ЦК был Президиум Правления ССП, на заседаниях он обосновывал тематические предпочтения с учетом внутри- и внешнеполитической конъюнктуры и пожеланий Сталина20. Авторам, уже имеющим опыт освещения событий империалистической войны секретариат Союза писателей рассылал письма-заявки с просьбой прислать новые произведения о мировом конфликте. Так, в 1942 году пресс-бюро (дирекция) ССП СССР, куда входили А. Фадеев, Ф. Гладков, А. Лейтес, О. Леонидов, направило драматургам И. В. Бах-тереву и А. В. Разумовскому письмо-заявку с просьбой прислать пьесу о Брусилове «После удачной пьесы о Суворове мы ничего не знаем о Вашей дальнейшей драматургической деятельности. Говорили нам, что Вы работаете над пьесой, посвященной Брусилову. Верно ли это? И если да, то как подвигается Ваша работа, когда будет закончена? Может быть есть уже отрывки из пьесы, которые бы Вы могли прислать нам для опубликования в печати. Образ Брусилова представляет сейчас большой интерес и хотелось бы поскорее ознакомиться с этой пьесой (выделено мной — О.С.)»21. Обсуждение предварительных материалов каждого выходящего номера литературно-художественных журналов происходило на специальных совещаниях ответственных секретарей журналов при Президиуме ССП.
При написании произведения писатели знакомились с тогдашней литературой по истории Брусиловского прорыва. По возможности авторы досконально изучали исторические исследования и сборники документов, посвященные рассматриваемому событию. Так же при работе над произведениями использовали фотодокументы, картографические и фольклорные материалы. Важным источником служили собственные воспоминания и дневники военных лет. Для воссоздания хронологической канвы событий литераторы использовали данные периодической печати времен первой мировой войны. Например, в фондах С. Н. Сергеева-Ценского и Ю. Л. Слезкина, хранящихся в РГАЛИ сохранились списки использованной авторами литературы и письменные отчеты по работе с ней. Так, при написании цикла романов о первой мировой войне Сергеев-Ценский изучил работы военных историков, знакомился со сборниками документов, воспоминаниями и дневниками, посвященных событиям первой мировой войны22. В частности, главным источником при создании романа «Брусиловский прорыв» служила периодика. Автор выстраивал события в произведении согласно сводкам с фронта, опубликованных в газете «Русское слово» за лето 1916 года. После переработки романа в двухтомник Сергеев-Ценский дополнил его фактами, полученными от очевидца событий- военного корреспондента газеты «Русские ведомости» Н. С Каржанского23, который в своих письмах делился с Сергеевым-Ценским
20 В своих воспоминаниях К. Симонов отметил поразившую его осведомленность Сталина «по всем вопросам литературы, даже самым незначительным». (Симонов 1988, 164).
21 РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 15. Д. 758. Л. 19.
22 РГАЛИ. Ф. 1161. Оп. 1. Д. 31. ЛЛ. 15-20.
23 РГАЛИ. Ф. 1161. Оп. 1. Д. 494. ЛЛ. 1-4.
воспоминаниями о днях, проведенных в Ставке и на Юго-Западном фронте, рассказывал о Брусилове, с которым имел несколько доверительных бесед. В годы войны за освещения событий лета 1916 г. взялся начинающий писатель А. Н. Степанов. Автор, прошедший четыре года первой мировой войны, при написании произведения руководствовался личными воспоминаниями и своими дневниками военных лет. Не проигнорировал писатель и военно-историческую литературу, посвященную описываемому событию. Произведение было закончено Степановым к маю 1942 года и получило название «102 дивизия в Брусиловском прорыве (Луцкое направление)». Но издатели роман проигнорировали. После выхода в 1943 г. романа Сергеева-Ценского «Брусиловский прорыв», Степанов предложил ему свои дневники и сохранившиеся документы того времени24, рассчитывая на то, что маститый писатель сумеет умело их использовать при дальнейшей работе. Так же Степанов, будучи участником Брусиловского наступления указал Сергееву--Ценскому на исторические ошибки и неточности в романе.
Кропотливую работу проделал Ю. Слезкин, работая над романом «Брусилов». Замысел произведения родился при работе над третьей частью эпопеи «Отречение»25, которая была посвящена описанию трагических боев за Ковель летом 1916 года. Под натиском современности события прошедшей империалистической войны приобрели новое звучание. Об этом свидетельствует запись в дневнике, сделанная писателем в феврале 1942 года: «Отпала двойственность поступков. Та двойственность которая мучила нас современников и участников прошлой войны с Германией»26. Он вернулся к «заброшенному» после августовских событий 1939 года третьему тому эпопеи «Отречение». Заглушенной пропагандой империалистический характер первой мировой войны, изменил отношение писателя к трактовке событий 1916 года. Трагические бои под Кове-лем отныне воспринимались не иначе как героическое наступление армий Юго-Западного фронта. Роман получил название «Честь» и был посвящен подвигу русской армии в борьбе с Германией и Австро-Венгрией27. Впоследствии у писателя созрел план отдельной части романа «Честь», посвященной жизни прославленного генерала и блестяще проведенной им военной операции. Образ генерала все больше увлекал внимание писателя. Получая радостные вести с фронта, Слезкин все чаще мысленно обращался к Брусилову: « Теперь всем ясно насколько твердо и непоколебимо мы идем к своей цели — укрепления и благоденствия родины. Я как никогда счастлив. И думается мне, как порадовался бы если бы был жив — Брусилов, о котором я теперь так думаю, воссоздавая его светлый образ»28. Для воссоздания полной картины происходящего Слезкин работал в фондах Музея Революции, где изучил весь рукописный материал за 1915-1916 годы и просмо-
24 Следует отметить, что Сергеев-Ценский в свое время одобрил присланную Степановым рукопись романа «Порт Артур».
25 Замысел эпопеи «Отречение» возник при просмотре писателем дневника участника первой мировой войны инженера С. П. Зверинцева, который в 1927 году автор презентовал Слезкину, как почитатель его таланта (РГАЛИ Ф. 1384. Оп. 2. Д. 209. Л.1.). Подробнее: Корочкова 2006, 6, 410-433.
26 ОР РГБ. Ф. 801. Оп. 1. Д. 9. Л. 146.
27 Корочкова 2006, 6, 410-433.
28 ОР РГБ Ф.801.Оп. 1. Д. 10 Л. 33. Работа писателя над романом «Брусилов» продолжалась с февраля 1943 года по август 1945 года. Отдельные главы печатались в 1944 году в журналах «Октябрь» и «Смена».
трел эмигрантские газеты, журналы и сборники29. Так же писатель ознакомился с документами Военного архива Лефортовского замка30 и Отдела рукописей Ленинской библиотеки. В своем дневнике Слезкин вел отчет о проделанной работе: «Делаю выписки в библиотеке Ленина о военных действиях 1916 года ...Перелистываю «Новое время» много любопытного [...] Все эти дни работаю в Ленинской библиотеке над материалами о Брусилове»31.
Но в условиях войны не все писатели имели доступ к историческим источникам. Так, Сельвинский работал над пьесой в разгар боев на Северо-Кавказском фронте. Единственным источником по истории Брусиловского прорыва могли служить публицистические очерки, но на передовую пресса доходила несвоевременно. Однако, очевидно, что определенная информация отложилась в памяти писателя при подготовки им статьи о Брусилове, но её оказалось явно недостаточно. Драма грешит хронологическими и фактическими ошибками, и сдается, что писатель допустил их не намеренно.
Актуальной проблемой для литераторов была степень следования за историческим документом. Причем вопрос решался по-разному. Большинство авторов, как правило, подчиняли документ общему построению произведения (перерабатывали и вплетали в контекст), и лишь Сергеев-Ценский, дабы придать роману большую историчность, прибегнул к его цитированию, порой на нескольких страницах своего труда. Оба варианта как нельзя лучше подходили для формирования образа Брусиловского прорыва.
В отдельных случаях, когда авторам было сложно разобраться с противоречивым историческим материалом, они обращались к влиятельным партийным и военным чинам за консультативно-мемуарной помощью. Так, Слезкин искал аудиенции с наркомом обороны К. Ворошиловым32. Совета и поддержки генерал-майора А. А. Игнатьева ждал Степанов. Также в качестве консультанта ему удалось привлечь военного историка Н. А. Таленского33.
Великая Отечественная война внесла свои изменения в процедуру издания произведения. Если раньше чтобы напечатать свое произведение писателям приходилось оббивать пороги издательств и редакций литературно-художественных журналов, то актуальность темы Брусиловского прорыва вынудила печатные органы самим обращаться к писателям. Литераторам, имевшим опыт художественного освещения событий первой мировой войны, редакторы направляли письма и телеграммы с просьбой прислать готовую рукопись или небольшой отрывок из неё. Издатели уже не оттягивали заключение договора и своевременно выплачивали автору гонорар. Так, редакторы журналов и центральных газет, узнав, что Сергеев-Ценский работает над романом «Брусиловский прорыв» буквально атаковали литератора письмами и телеграммами. Редактор журнала «Октябрь» М. М. Юнович просила писателя: «Недавно я узнала, что Вы закончили роман «Брусиловский прорыв» [...]Я крепко надеюсь, что Вы [...] дадите свой роман журналу. Крепко на это надеюсь [...]. Вот хорошо бы Ваш «Брусиловский про-
29 ОР РГБ. Ф. 801. Оп. 1. Д. 4. Л. 110 об.
30 В настоящее время Российский государственный военно-исторический архив.
31 ОР РГБ. Ф. 801. Оп. 1. Д. 10. Л. 24 об.
32 ОР РГБ. Ф. 801. Оп. 1. Д. 10. Л. 67.
33 РГАЛИ. Ф. 1403. Оп. 1. Д. 650. Л. 14.
рыв» дать в № 8. Не знаю, уж как убедительней Вас просить»34. Чтобы заполучить произведение она даже предложила писателю получить немедленный аванс в счет будущего гонорара. Однако Сергеев-Ценский не поддался на её уговоры и заключил договор с журналом «Новый мир». Тогда Юнович стала торопить Слезкина, которого связывало долгое сотрудничество с журналом, предоставить рукопись еще не законченного романа о Брусиловском наступлении. Об актуальности темы драматургам Бахтереву и Разумовскому напомнила в своем письме-заявке дирекция ССП: «Образ Брусилова представляет сейчас большой интерес и хотелось бы поскорее ознакомиться с этой пьесой»35.
Однако приходиться констатировать, что к начинающим авторам издатели относились с недоверием. Так, в июле 1942 года писатель А. Степанов36 по протекции авторитетного на тот момент литератора, члена Президиума ССП П. Павленко отправил в редакцию журнала «Знамя» рукопись «Брусиловский прорыв (Луцкое направление)». В своем сопроводительном письме Павленко настоятельно рекомендовал редактору Е. Михайловой обратить пристальное внимание на молодого и подающего надежды автора и «притянуть» его к сотрудничеству, к тому же популярность его романа «Порт Артур» изданного в 1941 г. начинала набирать обороты. «Автор — участник описываемых событий и обладает материалом, какого нет ни у кого. — настаивал Павленко. — Это подлинный военный писатель»37. Но Михайлова по неизвестной причине проигнорировала произведение. Не дождавшись ответа от потенциального рецензента Степанов решил не настаивать. Он продолжил работу над романом «Семья Звонаревых», являющимся продолжением «Порт Артура» и рассказывающим о событиях первой мировой войны. Повесть, посвященная Брусиловскому наступлению стала лишь составной частью произведения. Вероятнее всего Степанов почувствовал слабость произведения. Сам писатель, будучи свидетелем кровопролитных «затяжных и безрезультатных боев на Стоходе в 1916 г.», давал им негативную оценку38. К тому же в начале Великой Отечественной войны он намеревался опубликовать свои дневниковые записи за указанный период39. Но тогдашняя ситуация потребовала от Степанова не пораженческого, а героического изложения событий лета 1916 г. Вот с этим автор, очевидно и не справился. Повесть чересчур героизировала личность Брусилова и усилия армии в организованном им наступлении. К тому же автор был не совсем историчен в своем повествовании. Очевидно, что бдительный и опытный
34 РГАЛИ. Ф. 1161. Оп. 1. Д. 620. ЛЛ. 21-21 об.
35 РГАЛИ. Ф. 631. Оп.15. Д. 758. Л. 19..
36 А. Н. Степанов в годы Первой мировой войны служил в гвардейской стрелковой бригаде. Однако, на некоторое время, был переведен в Гвардейский штаб офицером связи и стал адъютантом В. М. Безобразова. (РГАЛИ. Ф. 1161. Оп. 1. Д. 563. Л. 7).
37 РГАЛИ. Ф. 618. Оп. 8. Д. 1. Л. 39..
38 РГАЛИ. Ф. 1403. Оп. 1. Д. 650. Л. 15.
39 В условиях грандиозных побед советской армии летом 1943 года не приветствовалось обращение писателей к трагическим моментам первой мировой войны. Например, в 1943 году Управление пропаганды и агитации решало возможность издания рукописи писателя А.Степанова «В гвардейском штабе», основанной на дневниковых записях. В работе говорилось о событиях на Восточном фронте летом 1915 года, когда русская армия терпела неудачи. Рукопись была признана «в познавательном и художественном плане ничтожной» и запрещена к публикации. Таким образом, автор отказался от подготовки к публикации записей за 1916 г. (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 289. Л. 2.).
редактор «Знамени» не могла этого не заметить. Да и автор вероятнее всего увидел свои ошибки.
Таким образом, чтобы наверняка заполучить актуальное произведение руководители издательств старались заключить договор с писателем еще до окончания его работы. В договоре оговаривались срок сдачи произведения, размер гонорара, тираж произведения, срок выхода и т.д. Востребованность темы заставляла редакторов заключать договор с автором и на последующие части романов. Писатели охотно соглашались, так как такое сотрудничество обеспечивало их стабильным заработком, что в условиях войны было не маловажно Так, Сергеев-Ценский, планировал создать эпопею, состоящую из пяти романов и посвященную деятельности генерала Брусилова на всем протяжении первой мировой войны40. Событиям Брусиловского прорыва должны были раскрыть два произведения «Брусиловский прорыв и Буревестник», «Горячее лето». Успех пьесы Сельвинского заставил работоспособного Сергеева-Ценского обратить внимание и на драматургию. Он решил испытать свои силы в театральной прозе. В 1943 году после выхода «Бруси-ловского прорыва» Сергеев-Ценский решил переработать роман в пьесу. Никогда не пробовав себя в написании историко-патриотических пьес, Сергеев-Ценский перенес героев романа в новое произведение. Всего автор предполагал ввести в пьесу 20-25 персонажей. По задуманному плану она должна была начинаться с описания предвоенных событий и закончиться показом победного наступления армий Юго-Западного фронта. Событий февральской и октябрьской революции Сергеев-Ценский решил не касаться: «Закончить придется 3-м действием — Бру-силовским прорывом, а дальше не идти»41. Не осознав до конца принципов построения драматического произведения, писатель разработал второй план пьесы. Он намного шире первого (масштабнее) и захватывает деятельность Брусилова на службе советской власти. Он так же задумал показать личную трагедию, пережитую Брусиловым — расстрел сына Алексея белыми. К сожалению, работа Сергеева-Ценского над «Полководецем Брусиловым» ограничилась только двумя вариантами пьесы. Завершить произведение автору не удалось.
Выпуском произведений о Брусиловском прорыве занимались центральные издательства «Советская литература», «Советский писатель», военно-художественный отдел Государственного издательства художественной литературы и периферийные. Так, роман Сергеева-Ценского «Брусиловский прорыв» печатали хабаровское издательство «Дальгиз» и магаданское «Советская Колыма». Отрывки из произведений печатали и центральные литературно-художественные журналы «Знамя», «Новый мир», «Октябрь», «Смена», «Краснофлотец», а так же центральная газета «Красная звезда». Отдельные отрывки посылались во фронтовые газеты. Общий тираж произведения составил ??? тысяч, без учета тиража периодики. Драма Сельвинского была выпущена издательством «Советская литература» и выдержала два переиздания общим тиражом в 200 тысяч экземпляров.
40 Структура эпопеи была выстроена писателем следующим образом: романы «Перед грозой» и «Галицийская битва» должны были освещать деятельность Брусилова на посту командующего 8-й армии Юго-Западного фронта, а романы «Брусиловский прорыв и Буревестник», «Горячее лето» рассказывали о Брусиловском прорыве, завершал цикл роман «Осень». (РГАЛИ. Ф. 1161. Оп. 1. Д. 250. Л. 43.).
41 РГАЛИ. Ф. 1161. Оп. 1. Д. 253. Л. 30 об.
Сравнительно маленький тираж был у пьесы Бахтерева и Разумовского — 500 экземпляров. Это же количество было выдержано при её переиздании в 1946 году. Роман Слезкина «Брусилов» был выпущен издательством «Советский писатель». Его тираж составил 20 тысяч экземпляров. В первые два года Великой Отечественной войны процедура редактирования произведений о первой мировой войне занимала уже не столь длительное время, как это было до войны. Издательства старались угодить директивам власти и печатать актуальные произведения. Имея четкие ориентиры, созданные советской пропагандой в изображении Брусилов-ского прорыва, цензоры тщательно «пропалывали» взятые в редакционный портфель произведения. Политредакторы вычеркивали из произведений сюжеты, посвященные изображению ужасов войны и окопной жизни. Теперь при проверке произведений о Брусиловском наступлении политредакторы старались убирать из текста все, что, на их взгляд, казалось лишним и не своевременным. «Бешусь — сокрушался Слезкин, — «революционные» главы изымают, т. к. нет указаний свыше о том, что можно во время войны говорить о «пораженчестве»»42. Идеологические «провалы» на литературном фронте, и как следствие, организованные в ЦК «проработки» творчества А. Авдеенко, А. Ахматовой, М. Зощенко и др. писателей заставили политическое руководство усилить контроль над литературно-художественными журналами. Вышедшее в декабре 1943 года Постановление ЦК «О повышении ответственности секретарей литературно-художественных журналов», заставило редакторов повысить требовательность, прежде всего к «идеологическому» качеству публикуемых произведений. Главным цензором литературно-художественных журналов было УПА, которое осуществляло просмотр рукописей и предварительный просмотр всех выходящих в свет номеров. Теперь полученная издательством рукопись просеивалась через лексическое, историческое, идеологическое и политическое сита. Первым с рукописью, как правило, знакомился уполномоченный Главлита в лице политредактора издательства или журнала. Свой отзыв рецензент предоставлял заведующему издательством или редактору. Положительный отзыв без требования каких-либо переделок получили произведения Сельвинского, Сергеева-Ценского, Бахтерева и Разумовского. Рукопись Слезкина политредакторы вернули автору на доработку. Получив рецензию, писатель поспешил исправить указанные «ошибки». Следует отметить, что в случае, когда литератор не мог самостоятельно переработать роман до нужного размера и содержания, издательство предлагало в помощь редактора. Он давал автору рекомендации «политически» улучшающие текст, а в отдельных случаях собственноручно вносил изменения. Так называемые «соавторы» старались убрать все «острые углы» в произведении, дабы наверняка избежать идеологических ошибок. Очередной раз руководство «Октября» доверило исправление романа опытному редактору Р. А. Ковнатор43, которая в 1930-е годы помогала Слезкину в работе над романом-хроникой «Отречение». Но не всегда писатели были довольны «совместной» работой. «Ковнатор многое пыталась изгадить, — сокрушался в дневнике Слезкин, — но удалось ей мало. Почти все её поправки мною устранены»44. Под нажимом редактора автору приходилось по нескольку
42 ОР РГБ. Ф. 801. Оп. 1. Д. 10. Л. 50.
43 Ковнатор Роза Ароновна (1899 — 1977) — редактор Гослитиздата.
44 ОР РГБ. Ф. 801. Оп. 1. Д. 10. Л. 23 об.
раз исправлять роман. Данное обстоятельство негативно сказалось на здоровье литератора. Так, после прочтения гранок романа «Брусилов», в корне расходившихся с авторским вариантом у Слезкина случился инсульт. «Я сидел дома и до бесчувствия правил верстку «Брусилова». — вспоминал Слезкин. — Приклеивал куски, пытаясь восстановить первоначальный текст... Я позвонил Мине Марковне сказал, что не позволю так «гадить» мой роман, раскричался, стало худо»45.
В произведениях писателей характер войны получил некоторые нотки справедливости, конфликт, если неформально, то косвенно трактовался как национально-освободительный со стороны России. Катализатором и главной силой наступления Юго-Западного фронта весной 1916 года была победоносная 8-я русская армия. В качестве координатора её усилий выступал Брусилов. Образ генерала в сложившихся условиях Отечественной войны показал близость военного руководителя к солдатской массе, что было условием победы. Образ Брусилова — олицетворял пример полководца, ратовавшего за инициативную, наступательную стратегию. Генералу противостоял враг, который изображался писателями достаточно скупо и однородно, и в то же время был жестоким и коварным. Все образы сливаются в два аморфных понятия: «немец» и «австриец». В отдельных произведениях писатели попытались изобразить представителей немецкого командования, но они получилось невыразительными. Что же касается внутреннего врага, представленного императорской четой, частью генералитета и германофильской партией, то писатели показали его разнообразнее и выразительнее.
Презентация произведения потенциальной читательской аудитории осуществлялось в периодической печати. По мере написания романа в литературно-художественных журналах публиковали наиболее яркие его главы. Так в 1943 г. читатели познакомились со второй частью романа Сергеева-Ценского «Брусиловский прорыв» — «Горячее лето», опубликованной в журнале «Новый мир», а отрывки издал «Краснофлотец». В этом же году журнал «Смена» опубликовал отрывок «Ты не гражданин, ты служивый» из романа Слезкина «Брусилов», а годом позже первые главы произведения были напечатаны в «Октябре». В 1946 г. в альманахе «Кубань» Степанов опубликовал отрывок из романа «Семья Звона-ревых» — «Бои под Луцком». О выходе произведения оповещала читателя «Литературная газета» — печатный орган ССП. Далее следовали рецензии в разделе критики и библиографии литературно-художественных журналов, где давались рецензии и библиографические заметки о новых книгах. Помимо статей штатных критиков в периодике помещались отзывы о новых романах рядовых читателей.
В целом, концепции писателей получили влиятельную поддержку у партийных критиков. Они приветствовали обращение литераторов к военной операции «изменившей весь ход первой мировой войны»46. Брусиловский прорыв признавался всеми одним из самых грандиозных сражений первой мировой войны, которое показало боевую мощь русской армии. Так, редакция теоретического журнала «Большевик» похвалила Сергеева-Ценского. В обстоятельной статье ведущий публицист Д. Заславский, в частности подчеркивал объективность писателя в изображении исторического прошлого: «Писатель изучал славные страницы прошлого в дни, когда с фронта доходили вести о героических оборонительных
45 ОР РГБ. Ф. 801. Оп. 1. Д. 10. Л. 50.
46 Мацкин 1946, 2.
сражениях и о победном наступлении Красной армии. Эта перекличка былого с современным не отразилась на художественном и научном объективизме автора. В историческом романе нет модернизации. Но исторические факты многое объясняют в нашей современности»47. Иными словами его роман получил влиятельную поддержку. Скорее всего, его романы были замечены и одобрены самим Сталиным. Об этом свидетельствует факт избрания Сергеева-Ценского в 1943 г. действительным членом Академии наук СССР. Так же вождем была замечена и одобрена драма Сельвинского, о чем говорит двукратное переиздание и многочисленные театральные постановки48. Таким образом, в рамках указанной тенденции писатели в изображении первой мировой войны несколько отступили от закрепленных в «Кратком курсе истории ВКП (б)» постулатов. Брусиловский прорыв трактовался в современном контексте, в результате чего произошел откат от классовых оценок военного прошлого России. Частично реабилитировались и усилия русского офицерства в первом мировом конфликте. Данные отступления, сделанные литераторами, были очевидны для внимательного читателя. Данная инерция вызвала беспокойство среди советских историков. Член-корреспондент АН СССР А. В. Ефимов, в 1939 году входивший в редакцию сборника «Против фашистской фальсификации истории», сообщал в 1944 году в письме Сталину: «Все войны России становятся справедливыми, доходят до идеализации царей»49. Но советский лидер предпочел проигнорировать замечание, так как счел нецелесообразным одергивать писателей. Тем более произведения о Брусиловском прорыве имели успех в действующей армии. «Не забыть, — вспоминал бывший политработник, краснодарский писатель Г. Степанов, — зачитывались «Бурной весной» политработники и военачальники в весенние месяцы решающего сорок третьего года»50. Секретарь редакции газеты Северо-Западного фронта «За Родину» С. А. Савельев вспоминал, как в июне 1943 года фронтовая газета получила из Москвы отрывок из романа Сергеева-Ценского «Брусиловский прорыв»: «Прочитав этот отрывок, я ... тут же отправил его в набор. В те дни войска нашего фронта готовились к решительному повсеместному наступлению на врага, и дорога была каждая строка, укреплявшая веру в победу, поднимавшая наступательный порыв. А странички из «Брусиловского прорыва» всем своим содержанием напоминали и утверждали ту истину, что «русские прусских всегда бивали». Отрывок назвали «За Родину». Как бы порадовался писатель тому, что перед наступлением войск нашего фронта, его слово было взято на вооружение, поднимало в бой солдат»51. В архиве писателя в Алуште хранятся письма с фронта с хвалебными отзывами о его романе. После войны многие фронтовики приезжали к нему домой.
Окончание Великой Отечественной войны наложило свой отпечаток на трактовку победного наступления. К тому же страна, находясь в эйфории победы, чтила сражения Великой Отечественной войны и героическое событие первой мировой войны не должно было затмевать их значимость. Партийные инстанции поспешили напомнить писателям об империалистическом характере первого ми-
47 Заславский 1944, 1, 55.
48 Корочкова 2006, 3, 155-164.
49 РГАСПИ. Ф. 88. Оп. 3. Д. 1050. Л. 2 об.
50 Степанов 1963, 74-75..
51 Савельев 1968, 8, 149.
рового конфликта. История войны 1914-1918 гг была возвращена к предвоенной трактовке, в которой отодвигалась на второй план героика и возвращалась классовость. Подготовленные к печати работы в срочном порядке начинали пересматриваться в соответствии с новым внешнеполитическим курсом. Рукописи о наступательной операции армий Юго-Западного фронта снимались руководителями издательств и редакторами журналов с производства и откладывались в ожидании новых директив. Но некоторые шли дальше. Так, в случае со Слезкиным новый редактор журнала «Октябрь» Панферов разорвал договорные обязательства и отказался выплатить писателю гонорар за вовремя сданный роман. Гарантом прав писателя выступил ССП в лице генерального секретаря Фадеева и секретаря парткома Б. Горбатова. Роман был напечатан в издательстве «Советский писатель» в 1947 г., а редакция «Октября» по решению суда выплатила Слезкину 16 тысяч рублей. Современная интерпретация привела в 1946 году к значительной переработке писателями и драматургами своих трудов. Вопреки историческим фактам, в новые варианты добавлялись персонажи-большевики, осуществлявшие революционную работу на фронте. Полководческая направленность была снята, а содержание произведений наполнилось революционными идеями. Так, в пьесе И. Сельвинского Брусилов с удовольствием знакомился с запрещенной брошюрой В. И. Ленина «Империализм, как высшая стадия капитализма». В заключительной сцене, окончательно разочаровавшись в монархии, он устремился вслед за новой, «рабоче-крестьянско-солдатской Россией»52. Эволюция взглядов Брусилова в сторону большевистской идеологии была проделана в работе И.Бахтеревым и А. Разумовским. Роман Ю. Слезкина, по мнению критиков «слишком модернизирующий идеологический и психологический образ Брусилова»53, после десятка редакторских правок был опубликован в 1947 году. В 1946 г. Степанов рискнул опубликовать повесть в первоначальном своем варианте. Реакция критики последовала незамедлительно. В разгромном отзыве А. Мацкин обвинил писателя в пренебрежении к историческим источникам и полном незнании исторических реалий 1916 года.
Таким образом, советская власть установила жесткий контроль над художественной литературой, видя в ней эффективное средство воздействия на общественное сознание. В 1940-е годы художественная литература являлась частью огромного пропагандистского механизма. Советские писатели, рассматривались властью как отряд бойцов, «вооруженных словом», а созданные ими произведения служили «верным оружием» для защиты государства от внешних врагов. В изображении наступления Юго-Западного фронта летом 1916 года писатели пытались соответствовать внутри- и внешнеполитической конъюнктуре. В процессе написания произведения создавался образ Брусиловского прорыва, полностью соответствующий идеологическим канонам.
БИБЛИОГРАФИЯ
Бабиченко Д. Л. 1994: Писатели и цензоры. Советская литература 1940-х годов под политическим контролем ЦК. М.
52 Сельвинский 1947, 376.
53 Ленобль 1947, 10, 198.
Бахтерев И. В., Разумовский А. В. 1944: Русский генерал. М. Беседа с Лионом Фейхтвангером: 2003 // ВЛ. 4.
Блюм А. В. 2000: Советская цензура в эпоху тотального террора. 1929-1953 гг. СПб. Война. К 25-летию мировой войны 1914-1918 1939. М.
Запорожец А. И. 1998: Из докладной записки ГЛАВПУРа РККА в ЦК ВКП (б) — А. А. Жданову «О состоянии военной пропаганды среди населения» // 1941 год / В. П. Наумова (ред). М., 579-582.
Заславский Д. 1944: Брусиловский прорыв // Большевик. 1, 55-64. Корочкова О. Ю. 2006: Брусиловский прорыв в советской драматургии // Историк и художник. 3 (9), 155-164.
Корочкова О. Ю. 2006: «И думается мне, как порадовался бы если бы был жив — Брусилов, о котором я теперь так думаю, воссоздавая его светлый образ»: исторический комментарий к роману Ю. Л. Слезкина «Брусилов» // Проблемы российской истории. 6, 410-433.
Ленобль Г. 1947: Ю Слезкин «Брусилов» // Знамя. 10, 194-198.
Мацкин К. 1946: Полуправда очевидца // Литературная газета. 46, 2
ОР РГБ. Ф. 801. Оп. 1. Д. 9. Л. 7 об.
ОР РГБ. Ф. 801. Оп. 1. Д. 9. Л. 146.
ОР РГБ. Ф. 801. Оп. 1. Д. 10. Л. 33.
ОР РГБ. Ф. 801. Оп. 1. Д. 4. Л. 110 об.
ОР РГБ. Ф. 801. Оп. 1. Д. 10. Л. 67.
ОР РГБ. Ф. 801. Оп. 1. Д. 10. Л. 50.
ОР РГБ. Ф. 801. Оп. 1. Д. 10. Л. 23 об.
РГАЛИ. Ф. 618. Оп. 8. Д. 1. Л. 39.
РГАЛИ. Ф. 618. Оп. 12. Д. 71. Л. 1
РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 15. Д. 758. Л. 19.
РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 22. Д. 5. Л. 52.
РГАЛИ. Ф. 632. Оп. 8. Д. 1. Л. 10.
РГАЛИ. Ф. 1161. Оп. 1. Д. 31. ЛЛ. 15-20.
РГАЛИ. Ф. 1161. Оп. 1. Д. 250. Л. 43.
РГАЛИ. Ф. 1161. Оп. 1. Д. 253. Л. 30 об.
РГАЛИ. Ф. 1161. Оп. 1. Д. 494. ЛЛ. 1-4.
РГАЛИ. Ф. 1161. Оп. 1. Д. 563. Л. 7.
РГАЛИ. Ф. 1161. Оп. 1. Д. 620. Л. 20, 21 об.
РГАЛИ. Ф. 1384. Оп. 2. Д. 209. Л. 1.
РГАЛИ. Ф. 1403. Оп. 1. Д. 650. Л. 14.
РГАЛИ. Ф. 2417. Оп. 1. Д. 967. Л. 1.
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 68. Л. 146.
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 211. Л. 31, 32.
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 190. Л. 16, 17.
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 68. Л. 146.
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 289. Л. 2.
РГАСПИ. Ф. 88. Оп. 3. Д. 1050. Л. 2 об.
Савельев С. 1968: Алуштинский «затворник». Встречи с Сергеевым Ценским // Радуга. 8, 149-158.
Сельвинский И. 1942: Генерал Брусилов. М. Сельвинский И. 1947: Лирика и драмы. М. Сергеев-Ценский С. Н. 1943: Брусиловский прорыв. М.
Симонов К. М. 1988: Глазами человека моего поколения. Размышления о И. В. Сталине. М.
Степанов Г. А. 1963: С. Новиков-Прибой. С. Н. Сергеев-Ценский. (Письма и встречи). Краснодар.
Фадеев А. А. 1957: За тридцать лет. М.
Храпченко М. 1942: Советское искусство в дни войны // Литература и искусство. 1 января, 1.
FICTION AS PROPAGANDA TOOL: BRUSILOV BREAKTHROUGH IN THE SOVIET FICTION OF THE 1940S
O. Yu. Starodubova
The Soviet power established tight control over literature considering it highly instrumental in manipulating social consciousness. In the 1940s fiction was a part of a huge official propaganda machine; Soviet writers were viewed by the authorities as members of a force armed with words, and their works served as an effective weapon against external enemies. Writers tried hard to comply with internal and external political situation, and Stalin's likes and dislikes. While writing they created Brusilov breakthrough image that was quite compatible with ideological standards.
Key words: World War I, Brusilov breakthrough, Soviet writers, propaganda.
