CC BY
24
УДК 821.161.1-193.1
UDC 821.161.1-193.1
T.B. СТРУКОВА
кандидат филологических наук, доцент, кафедра литературы, Орловский государственный институт культуры
E-mail; [email protected]
T.V. STRUKOVA
Candidate of Philology, Associate Professor, Department of Literature, Orel State Institute of Culture E-mail: [email protected]
ЛИТЕРАТУРНАЯ И ФОЛЬКЛОРНАЯ ТРАДИЦИЯ В СТИХОТВОРНЫХ ЗАГАДКАХ Н.М ЯНОВСКОГО LITERARY AND FOLK TRADITIONS IN POETIC RIDDLES OF N.M. YANOVSKY
В статье анализируются стихотворные загадки поэта Николая Яновского в контексте концептосферы русских фольклорных и литературных загадок XVIII в.
Ключевые слова: загадка, имплицитное описание, имплицитный образ, интерпретационное поле, национальная концептосфера, мифологическая картина мира.
The article analyzes the poetic riddles of poet Nikolai Yanovsky in the context of concept sphere of Russian literary andfolklore riddles of the XVIII century.
Keywords: riddle, implicit description, implicit form, interpretation al field, the national concept sphere, mythological picture of the world.
Имя поэта Николая Максимовича Яновского известно, пожалуй, лишь немногим специалистам, занимающимся изучением русской поэзии XVIII века. Он внес определенный вклад в развитие русской литературы небольшим сборником под названием «Плоды праздного времени, или Разные мелкие стихотворения» (1788), в котором отразилась практически вся жанровая система лирики того времени: песни, эклоги, были, басни, эпиграммы, сказки, мадригалы и загадки.1
Яновский не был профессиональным поэтом и литературной деятельностью занимался эпизодически. Происходил он из бедной малоросской дворянской семьи, обучался в харьковских училищах. После службы в Ахтырском гусарском полку работал в Государственном заемном банке, стал коллежским асессором, был произведен в надворные, а затем и в статские советники [ 5].
Перу Яновского принадлежит 6 поэтических загадок, структурно-композиционная организация которых представляет большой интерес для изучения концептосферы русской литературной загадки XVIII века, которая была в то время очень популярна.
Подобно загадкам литерату рных предшественников (И.Ф. Богдановича, А.И. Дубровского, A.A. Ржевского, А.П. Сумарокова. М.М. Хераскова и др.), загадки Яновского содержат концептуальную и подтекстовую (явную и скрытую) художественную информацию, определяющую наличие в произведении двух уровней языкового выражения мысли - эксплицитного и
1 Впервые стихотворения Яновского появились в печати в журналах «Зеркало света» и «Лекарство от скуки и забот» в 1780-х гг. Отдельной брошюрой были опубликованы «Стихи на торжественное и всерадостное обручение их императорских высочеств великого князя Александра Павловича и великой княжны Елизаветы Алексеевны» (1793).
имплицитного. Имплицитное описание представляет собой зашифрованное изображение предметов и явлений, хорошо знакомых читателю, и репрезентацию их в несколько ином, необычном ракурсе, опирающееся на когнитивные знания реципиента и учитывающее ментальную специфику и конкретно-исторические условия.
В основе интерпретационного поля загадок Яновского лежит номинация внутренних свойств художественного образа (производимых им функций, способов его происхождения и употребления), а также - его внешних свойств (форма, размер). Так, в загадке о громе и молнии автор воссоздает динамичную картину* этого природного явления, в связи с чем сосредотачивает внимание читателя на причинно-следственных связях между закодированными образами:
Рождаюсь я на свет, как ночью, так и днем, И умираю вдруг в рождении своем. Никто меня не ждет, но я всех посещаю, И сей незапностью их сильно поражаю. А тот, кто следует за мной чрез мало время. Шумит, трещит, ревет, страшит всех смертных племя [11, с. 20] .
Рисуя ко с мо го н и чс с к\ ю картину мира, поэт трактует грозу в полном соответствии с национальной традицией: в представлении древних славян гром и молния являлись небесным оружием. Стремительность, с которой «упадает с неба молния», «страшные удары молнии, несущей убийства и пожары», «грохот грома и вой бури во время грозы», напоминающий «свист летящей стрелы» и «звон оружия в битве» - все эти концепты обусловили ассоциации молнии «с копьем, стрелою и другим оружием, известным в древности» [1, с. 125]. Гром и молния издавна вызывали страх и опасения у че-
© Т. В. Струкова © ТM Strukova
1 ^n
ловека, поскольку воспринимались им как проявление высшей, небесной силы, как выражение божественного гнева. Согласно христианскому мироощущению, молния является символическим выражением непосредственного присутствия Бога (например, откровение на горе Синай) или атрибутом Страшного суда.
Возможно, именно поэтому, для характеристики имплицитного феномена Яновским активно употребляются глаголы с активной эмоционально-экспрессивной окраской. Использование приема олицетворения позволяет автору отобразить отличительные признаки зашифрованных концептов, воспроизвести их прямую взаимосвязь, а также указать на особенности восприятия их человеком. Прием градации («шумит, трещит, ревет») применяется поэтом для того, чтобы передать постепенное нарастание раскатов грома, нарисовать картину разыгравшейся стихии. Для усиления выразительности автор использует аллитерационные повторы: «рождаюсь - умираю - вдруг - в рождении -поражаю - ревет - страшит - смертных». При этом антитеза «ночь»/«день» раскрывает универсальный, всеобъемлющий характер природной стихии. Тем самым Яновский отмечает негативное отношение людей к иносказательно представленным образам, что и подчеркивается двойным отрицанием - «никто меня не ждет». Не менее важную смысловую нагрузку приобретает включенный автором в текст оксюморон - «умираю в рождении», подчеркивающий кратковременность и мимолетность происходящего явления.
Нельзя не отметить, что в народной загадке XVIII века, опубликованной в сборнике И. А. Худякова, акцент также делается на негативном отношении человека к грому и молнии: «Мотовило // Котовило, // По поднебесью ходило, //Всех устрашило» [10, с. 409]. В основе кодирующей части этой загадки лежит мифологическое представление картины мироздания. Наряду с олицетворяющей метафорой здесь представлены номинанты, замещающие имплицитный образ, который уподоблен в загадке «мотовилу» - вращающемуся приспособлению для сматывания пряжи. Данный метафорический эквивалент встречался еще в древнерусских преданиях и поверьях. в которых грозовая туча сравнивалась с мотком спутанной и косматой черной пряжи. В архаичных энигматических текстах это небесное явление уподоблялась «мотовилу-косовилу» или «шилу-мотовилу» [7, с. 240] и связывалось с образом Змея [1, с. 518].
Семантическое поле фольклорного текста отражает национальную концептосферу, поскольку народная загадка, как отмечают современные ученые, отражает особенности «эмической реальности, коллективного рефлексивного опыта этноса, стереотипы этносознания и архетипы коллективного бессознательного», будучи продуктом их совместного взаимодействия. В этом контексте загадки символизируют специфику «нелокального социокультурного поля этнического сообщества, являясь продуктом универсума культуры народа, фиксирующим в своем знакомом пространстве следы исторического и культурного опыта этноса, его образного
мировосприятия, ценностей и приоритетов» [8. с. 95].
Структура фольклорной загадки о грозе является более метафоричной и лаконичной в сопоставлении с загадкой Яновского, что обусловлено художественными особенностями жанра народной загадки, которая тяготеет к краткости, четкости и статичности. В загадке Яновского отсутствуют предметы уподобления (замещения), но при этом имплицитно представленный образ одновременно выступает и субъектом речи, и объектом авторского повествования: форма повествования от первого лица, избранная автором, позволяет представить детальную, обстоятельную характеристик подразумеваемого явления, не называя его.
Наряду с описанием функций, свойственных закодированным концептам, в загадках Яновского описываются способы их происхождения и изготовления. Так. в загадке о лютне творчески переосмысливается процесс создания музыкального инструмента. Здесь находят отражение мифологические представления автора: происхождение музыкального инструмента в мифе часто представлено как сотворение или изобретение его персонажем полубожественного происхождения или самими богами, привносящими в мир людей первые знания и навыки. При этом особое значение имеет материал, из которого сотворен музыкальный инструмент, которому в мифологии часто придаются черты зооморфности или антропоморфности. Достаточно вспомнить древнегреческий миф о создании свирели, согласно которому прекрасная нимфа Сиринга, преследуемая влюбленным Паном, превратилась в тростник, из которого бог вырезал свирель. Так происходит непосредственное превращение живого существа сначала в растение, а затем в музыкальный инструмент, что подразумевает его «перерождение». Очевидно, что представление о подобном перерождении легло в основу интерпретационного поля загадки Яновского о лютне:
В лесу я родилась, в лесу же и взросла. Без голоса, без слов я жизнь свою вела. Но сколь я чудные дела производила. Как Парка, срезавши, умом меня снабдила. Безгласна я была, в живых как пребывала, А по умертвии я уши всех пленяла [11, с. 20]. Репрезентируя имплицитный образ, автор упоминает Парку - одну из трех богинь судьбы в древнеримской мифологии. По всей видимости, Яновский имел в виду богиню Морту, которая перерезает пуповину. Скорее всего, возникновение подобной аналогии обусловлено особенностями изготовления музыкального инструмента, создаваемого целиком из дерева, а точнее из тонкого листа древесины, который аккуратно срезается ножом. Отражая в загадке свои взгляды на мифологическую модель мира. Яновский подчеркивает, что все элементы мироздания связаны между собой отношениями трансформации и тождества. Делая акцент на моменте сотворения музыкального инструмента, автор репрезентирует его как взаимное превращение, как некий «взаимообмен» между природой и культурой, что в полной мере соответствует содержанию мифов
о первотворении. В качестве природной первоматерии в них выступает именно «растительный мир, являющийся источником появления музыкальных орудий». Согласно сюжету отдельных мифов, повествующих о происхождении музыкальных инструментов, «трансформация живого существа в музыкальный инструмент сопряжена со смертью и в более общем смысле - с мотивом жертвы» [2, с. 10]. По-видимому, именно данным обстоятельством и обусловлено употребление в загадке антитезы живой/мертвый, поскольку мифологическая модель мира предполагает подобные «модуляции» и преобразования.
Нельзя не отметить, что загадка Яновского о лютне представляет собой поэтическое переложение прозаической загадки Василия Левшина о скрипке, в основе кодирующей части которой также лежит импликация внутренних свойств зашифрованного объекта (указание на обстоятельства его происхождения), а также - импликация его по месту расположения: «Когда я живая пребывала в лесах, тогда не было у меня ни голоса, ни звука; а теперь как уже умерла, имею такой приятный голос, что не токмо уши, но и сердца могу трогать» [3:32]. Особое место в описательной части прозаической загадки также отведено семантической оппозиции живой/мертвый, раскрывающей обстоятельства создания музыкального инструмента и указывающей на то, что в загадке нашли отражение представления Левшина о мифологической картине мира. Взяв за основу прозаический текст загадки Левшина, Яновский не только придал ему стихотворную форму, но и расширил интерпретационное поле загадки: ввел упоминание о римской богине судьбы и сохранил при этом семантическую оппозицию живой/мертвый.
Следование литературной традиции обнаруживается и в загадке Яновского о корабле, интерпретационное поле которой представляет собой номинацию внутренних свойств подразумеваемого образа:
Я сильной тяжестью с природы одарен,
И многими вещьми всегда обремен.
На брюхе, как змея, всю землю обтекаю.
Но ветрам скоростью своей не уступаю [4, с. 265 ].
Особое значение для преобразования исходной ситуации этой загадки имеет прием сравнения. Описывая перцептивные признаки зашифрованного феномена, автор сопоставляет его со змеей, тем самым вводя черты архаичного зооморфизма. В частности, в скандинавской мифологии опоясывающая землю змея является воплощением морской стихии. В то же время во многих культурах корабли воспринимаются как магически одушевленные существа, как символ морского путешествия.
Идентичную семантическую структуру имеет загадка анонимного автора о корабле, напечатанная в 1785 году в журнале «Покоящийся трудолюбец». В ней также акцентировано внимание на воспроизведении перцептивных свойств художественного образа, что обусловлено спецификой миромоделирования в загадке, которое осуществляется, как правило, посредством «особого
представления стереотипных образов и предметов». Концепты, репрезентируемые в загадке, «высвечивают в основном свои функциональные и внешние особенности, что подтверждается преобладанием функциональной и «описательной» точки зрения» [9: 20]. В загадке анонимного автора, печатавшегося в «Покоящемся трудолюбце», конкретизируются такие качества имплицитного образа, как внешний вид (форма, размер), а также его специфические свойства (способность к быстрому передвижению в пространстве).
Чрезмеру я тяжел, рогами не убог. На брюхе ползаю и не имею ног, А иногда бегу и ветра я скорей. Перебегаю вмиг я области морей [6, с. 256]. Обращает внимание, что обе загадки о корабле по типу исходного описания являются атрибутивно-релятивными. поскольку в них одновременно перечисляются свойства и функции представленного феномена в сопоставлении с другими объектами (явлениями), а основными способами завуалированного описания выступают сравнение и эпитет. Именно выстраивание ассоциативной параллели со змеей и скрытое сравнение с ветром позволяют охарактеризовать дифференциальные признаки корабля.
С точки зрения логической структуры обе загадки о корабле представляют собой некоторое противоречие. С одной стороны, в них у тверждается массивность объекта номинации («Я сильной тяжестью с природы одарен»; «Чрезмерно я тяжел»), с другой - утверждается его способность перемещаться в пространстве быстрее ветра. Подобный подход к репрезентации имплицитного феномена позволяет авторам сформулировать дифференциальные признаки корабля, способствующие его экспликации (узнаванию).
Наряду с номинацией внутренних свойств подразумеваемого образа в загадках Яновского присутствует импликация его внешних характеристик. Описание перцептивных признаков зашифрованного образа лежит в основе кодирующей части загадки поэта о погребе, по типу исходного описания являющейся атрибутивной: В прекрасный самый день я темен пребываю, И в мраке жизнь свою всегда препровождаю. Когда бывает жар, тогда холоден я; Когда же холодно, то нет теплей меня [11, с. 20 ]. Именно употребление эпитетов позволяет автору иносказательно охарактеризовать объект, назвать его отличительную черту - постоянную темноту и мрак. Использование здесь антонимичных определений «холодный» / «теплый», несомненно, ориентировано на фольклорную традицию. В народной загадке, помещенной в сборнике И. А. Худякова, для обрисовки погреба применяется сразу несколько эпитетов: «Когда холодно - тепел, // Когда жарко - холоден [11, с. 428]. При этом структура фольклорного текста является более лаконичной. В нем сделан акцент на свойствах температурного режима. Яновский же расширяет завуалированное описание погреба, указывает на отсутствие в нем солнечного света и использует
форму повествования от первого лица, что является художественной особенностью многих литературных загадок.
Анализ литературных стихотворных загадок Яновского показывает, что в них нашла отражение когнитивная картина мира, свойственная как современному поэту обществу, так и национальному самосознанию в целом. На данное обстоятельство указывает присутствие в его загадках фольклорной и литературной традиций. Репрезентируя объекты и явления, хорошо знакомые читателю, поэт изображает их в необычном
ракурсе, но при этом опирается на познавательную способность реципиента и объем его фоновых знаний.
В своих поэтических загадках автор использовал приемы и средства, присущие и фольклорным загадкам (эпитет, оксюморон). В то же время Яновский активно экспериментировал с жанром, вводя собственные приемы и способы создания художественного образа (антитеза, градация). Его загадки отличаются от народных и своим метрическим строем: все энигматические стихотворения написаны 6-стопным ямбом, одним из основных размеров эпохи классицизма.
Библиографический список
1. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований в связи с мифическими сказаниями других родственных народов. YL 1994.
2. Заруцкая II.Д. Музыкальные инструменты в мифологических представлениях восточных славян: автореф. дис.. .канд. искусствоведения. М., 1998.
3. ЛевшинВ. Загадки, служащие для невинного разделения праздного времени. М., 1773.
4. Лекарство от скуки и забот. 1786. №26.
5. Латю-Даттевсюш К.Ю. Яновский Николай Максимович // Словарь русских писателей XVIII века. Электронные публикации Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН. URL: www.lib.pushkinskijdom.ru
6. Покоящийся трудолюбец. 1785. Часть IV.
7. СахаровИ.П. Сказания русского народа. СПб., 1885.
8. Селиванова Е.А. Загадка как когнитивно-семиотический феномен в парадигматическом пространстве современной лингвистики// Язык и ментальность. Сер. Славянский мир. Вып. 5. СПб., 2010.
9. СмотрМ.О. Миромоделирующая функция жанра загадки в фольклорном дискурсе // Вестник Томского гос. унив. №304. 2007.
10. Худяков II.A. Великорусские сказки. Великорусские загадки. СПб., 2001.
11. Яновский П. Плоды праздного времени, или Разные мелкие стихотворения. СПб,, 1788.
References
1. AfanasyevA.N. Poetic views for the nature &f the Slavs. Experience of comparative study of Slavic traditions and beliefs in connection with the mythical tales of other kindred peoples. M., 1994.
2. Zanitskya ID. Musical Instruments in the mythological conceptions of the Eastern Slavs: Author, dis ... cand. Arts.
3. Levshin V. Riddles are serving for innocent separating of leisure time. M., 1773.
4. Cure for boredom and worries. 1786. №26.
5. Lappo-Danilevsfo> K.Y. Yanovsky Nikolai Maksimovich // Dictionary of Russian writers of the XVIII century. Electronic publication of the Institute of Russian Literature (Pushkin House), Russian Academy of Sciences. - URL: www.lib.pushkinskijdom.ru
6. Resting trudolyubets. 1785. Part IV.
7. Sakhamv I.P. Tales of the Russian people. - St. Petersburg, 1885.
8. Selivatiova E.A. Riddle as a cognitive-semiotic phenomenon of paradigmatic space of modem linguistics // Language and mentality. Ser. Slavic world. Vol. 5. SPb., 2010.
9. Smolar M.O. Miromodeliruyuschaya function of riddles genre in folklore discourse // Bulletin of the Tomsk State. Univ. №304. 2007.
10. Khudvakov I.A. The Great Russian tales. The Great Russian riddles. SPb., 2001.
11. Yanovsky Y. Results of leisure time, or different small poems. St. Petersburg, 1788.
