CC BY
25
течение всей истории человечества неизменно привлекал авторов всех когда-либо существовавших социальных доктрин. Особенно эта проблема актуальна для современного российского общества, культура которого подвергается интенсивному воздействию западных идеалов.
Большую роль в разрушении сложившихся традиций, утрате современным российским обществом традиционных духовных ориентиров сыграло, на наш взгляд, именно неадекватное понимание вопроса о соотношении индивидуального и коллективного, воспринятое от западнических либеральных учений.
Утрата фундаментальных ценностей русской культуры и искаженное понимание западного либерализма вызвали непредсказуемые последствия, прежде всего - в сознании россиян. Идея единства в многообразии под влиянием официальной марксистской доктрины в начале ХХ в. полностью лишилась индивидуалистического начала. А после распада СССР сознание россиян захлестнул неправильно понятый индивидуализм, проявляющий себя в крайне нецивилизованных эгоцентричных формах. Результатом такого ментального мутаге-
неза стала социальная дисгармония, жертвой которой стал в первую очередь человек. С одной стороны, общество зачастую игнорирует интересы отдельных лиц, считая интересы большинства высшей ценностью и даже не пытаясь при этом найти хоть какой-нибудь компромисс. С другой стороны, отдельные индивиды при достижении своих целей пренебрегают правами и законными интересами своих сограждан. Кроме того, заметны крайности индивидуализма в идеологической сфере: плюрализм хоть и предполагает многообразие мировоззрений, но это многообразие напоминает пауков в банке - налицо взаимная крайняя нетерпимость к идеологическим оппонентам. Со стороны общества сохраняется негативное отношение к людям с «нестандартным» мышлением, поведением, внешним видом или образом жизни. Но все же стоит отметить, что с течением времени российские граждане становятся терпимее друг к другу, постепенно привыкая к адаптирующимся на российской почве западным институтам и ценностям, при этом сердцем стремясь вернуть не до конца потерянную еще Гармонию.
Библиографический список
1. Железняк, Н.Н. К истории либерализма в России // Вестник Моск. ун-та. - М.: Соц.-полит. исслед. - 1994. - №5. - Сер. 12.
2. Казбан, Е.П. Либерализм как политическое течение и альтернатива радикализму: тенденции развития в современной России: дис. ... канд. полит. наук. - М., 1996.
3. Медушевский, А.Н. Либерализм как проблема западной современной историографии // Вопросы истории. - 1992. - №8-9.
4. Нарский, И.В. К вопросу о социально-моральной среде российского либерализма в начале ХХ века // Русский либерализм: исторические судьбы и перспективы. - М., 1999.
5. История либерализма в России. - М., 1995.
6. Пустарнаков, В.Ф. Университетская философия в России. - СПб., 2003.
7. Шамшурин, В.И. Идея права в социальной теории П.И. Новгородцева // СоцИс : Соц. исслед. - 1993. - №4.
8. Осипов, И.Д. Философские основания русского либерализма (Х1Х - начало ХХ в.): автореф. дис. ... д-ра филос. наук. - СПб., 1999.
9. Франк, С.Л. Пушкин как политический мыслитель // Рус. зарубежье. - М. - 1993. - Вып. 1.
10. Харусь, О.А. Либерализм в Сибири начала ХХ века: идеология, политика, организация (1905 - февраль 1917 г.) // Русский либерализм: исторические судьбы и перспективы. - М. - 1999.
11. Бродский, А.И. Тайна диалектической логики // Русская и европейская философия: пути схождения. - СПб. - 2004.
12. Евлампиев, И.И. Рец. на кн.: Артемьева Т.В. Идея истории в России XVIII века // Философский век. - СПб. - 1998. - Вып. 4. ; // Вопросы философии. - 1999. - №8; Шелохаев, В.В. Либеральная модель переустройства России: монография. - М., 1996.
13. Данилевский, Н.Я. Россия и Европа. - М., 1991.
14. Шпенглер, О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. - М., 1993.
15. Тойнби, А. Постижение истории. - М., 1991.
16. Хантингтон, С. Столкновение цивилизаций. - М., 2003.
17. Семеникова, Л. И. Цивилизации в истории человечества. - М., 1994.
18. Яннарас, Х. Вера Церкви. - М., 1992.
Статья отправлена в редакцию 04.05.10
УДК 882.09-93(09)
О.Н. Челюканова канд. филол. наук, доц., ГОУВПО «Арзамасский государственный педагогический институт им. А.П.
Гайдара», г. Арзамас, Email: olga_ribakova@fromru.com
ЛИРИЗАЦИЯ И ДРАМАТИЗАЦИЯ ПРОЗЫ КАК ПРОЯВЛЕНИЕ ВНУТРИЛИТЕРАТУРНОГО СИНТЕЗА В РОМАНЕ ВАЛЕРИЯ МЕДВЕДЕВА «СВАДЕБНЫЙ МАРШ»
Статья посвящена анализу романа «Свадебный марш» как сложного жанрового образования, в художественной ткани которого явно прослеживаются две линии - лирическая и драматическая, а также ярко проявился художественный синтез. Автор рассматривает черты драматического и лирического в романе. В нем несложно усмотреть черты драматического рода литературы: сосредоточенность прежде всего на действии, внешнем и внутренне-духовном, и как следствие - некую сценарность происходящего. В то же время роман как жанр прозаического рода литературы приобретает черты, характерные для поэзии как семантического единства: ассоциативность, укрупнение детали, преобладание чувственного и медиативного ряда над событийным.
Ключевые слова: аллегория, аллюзия, внутрилитературный синтез, драматизация прозы, лиризация прозы, метафора, реминисценция, символ.
В 1974 году Валерий Медведев опубликовал роман е-80-е гг. ХХ в. В докладе С. Михалкова на IV съезде совет-
"Свадебный марш", который представляет собой сложное ских писателей подчеркивалось: «...Сегодняшняя детская и
жанровое образование, в его художественной ткани явно про- юношеская проза, как никогда прежде, внимательна к внут-
слеживаются две линии - лирическая и драматическая. Внут- реннему миру героя, к тем сложным и бесконечно многооб-
рилитературный синтез, характерный как для детской литера- разным человеческим связям и отношениям, которые, в сущ-
туры 50-70 гг. в целом, так и для творчества Валерия Медве- ности, и образуют в совокупности внутренний мир личности.
дева, особенно ярко проявился в названном произведении. Особенно массированному критическому "обстрелу" подвер-
Внимание к духовно-нравственной составляющей подро- гаются сегодня душевная черствость, нравственное невеже-
стка доминантно литературе названной эпохи. Духовно-нрав- ство и глухота» [1, с. 2]. Литература о подростке и для подро-
ственная проблематика оказалась в числе приоритетных в 50- стка содержит лирико-психологическую доминанту.
Жанровое своеобразие романа "Свадебный марш" самим названием вызвало неоднозначную оценку критики. На страницах журнала «Детская литература» в 1976 году развернулась оживленная дискуссия, участники которой обсуждали форму произведения [2; 3; 4; 5]. Так, Н. Денисова, отнеся произведение к «условно-романтическому жанру» [3, с. 16], отмечает своеобразие его индивидуального стиля: герой, как казалось критику, чересчур оторван от реального мира (надо понимать - от обыденной действительности, бытовых подробностей), он больше рассуждает, анализирует, высказывается, чем действует, что в художественной структуре произведения слишком много условностей (притчеобразных вне-сюжетных элементов, ассоциаций, иносказаний, в т.ч. вводится второй план повествования, образуемый рисунками, которыми как бы изъясняется герой), что речь героя-рассказ-чика и действующих лиц слишком перегружена афоризмами, подтекстом, книжными реминисценциями и т.п. Такая оценка связана с тем, что в романе явно присутствуют два плана содержания: бытовой, или, скорее, психологический, связанный с жизненной драмой героя, обусловленный типичным конфликтом, и второй - обобщенно-философский, общечеловеческий, касающийся высших мировоззренческих понятий. В свете последнего совершенно органично воспринимаются те композиционные и стилевые черты - двуплановость повествования, интеллектуальная нагруженность, научно-книжные реминисценции и т.д., - которые в совокупности составляют стержневой жанрообразующий компонент.
Жизнь главного героя Валентина драматична, насыщена событиями, действием, и динамизм их вытесняет описательную сторону: автор пренебрегает описаниями и авторскими отступлениями, и читатель даже знает, как выглядит главный герой. Жизненная драма героя вызвана не только изменой любимой девушки, но и столкновениями с пороками, низменностью и безнравственностью, с тем, что унижает человеческое достоинство.
Как замечает И.Г. Минералова, «театральное, игровое в широком смысле, карнавальное - следствие все тех же исканий в области синтеза» [6, с. 6]. Таким образом, в романе несложно усмотреть черты драматического рода литературы: сосредоточенность прежде всего на действии, внешнем и внутренне-духовном, и как следствие - некую сценарность происходящего, которая находит свое отражение и в быстрой смене сцен-действий, а также в том, что в произведении присутствует второй, параллельный сюжет, созданный героем в форме шаржей, карикатур.
Завязка «рисуночного» сюжета, в соответствии с классическими законами композиции художественного произведения, дана в первой главе романа. Она открывается картиной, которая приснилась герою - «Осенний день» Левитана. Экскурсовод рассказывает историю появления на этой картине фигуры женщины в черном платье. «Ее вписал в картину брат Антона Павловича Чехова Николай, который, как известно был художником» [7, с. 53]. Эта картина, как и многие другие картины и рисунки в романе, отличается от своего прецедентного текста - реальной картины Левитана. Вместо молодой женщины в черном по дороге идет любимая девушка героя - Юла. Такая подмена чужого персонажа образом любимого человека указывает на то, что в душе героя идет серьезная внутренняя работа. Алик сам озвучивает центральный конфликт как «рисуночного», так и традиционного сюжета: «Я помню, что никак не мог понять во сне, откуда Николай Чехов мог знать Юлку и почему она не сказала мне, что она ему позировала» [7, с. 54]. На уровне традиционного сюжета этот вопрос (или центральная проблема произведения) связан с изменой Юлы и заключается в том, что же произошло с ней во время разлуки, почему она изменила герою, почему жестоко оскорбила его чувства. Сама история создания картины дает ответ на этот вопрос: женский персонаж написан не самим художником, а его другом; перенося этот мотив на личные отношения героя с девушкой, мы понимаем, что Юла в его жизни - случайный человек, и уход ее закономерен. Сам Алик, полностью поглощенный своей любовью, в начале кни-
ги еще не готов принять это, - но сюжет сна намекает на то, что в его подсознании уже живет эта мысль. По сути дела, весь роман представляет собой анализ постепенного пути героя к осознанию и принятию этой мысли - вплоть до последних страниц, когда развязка этого конфликта случается в несколько мгновений: герой осознает, что, несмотря на свою любовь к Юле, не может быть с ней.
Так присутствие параллельного, «нарисованного» сюжета позволяет автору вскрыть глубинные подсознательные движения души своего героя и показать читателю эволюцию его мироотношения. Алик Левашов - талантливый художник, человек с ярким образно-предметным мышлением, и с помощью своих рисунков он осмысливает те или иные события своей жизни, прогнозирует и анализирует, страдает и радуется.
Событий в романе немного, в них рельефно отразился драматизм происходящего. Однако не столько в самих этих событиях, нарисованных с точностью и художественной выразительностью, сколько в спорах, размышлениях и рассуждениях героев раскрывается авторский замысел. Они затрагивают вопросы человеческой нравственности, моральной ответственности за свое поведение, поступки. История любви главного героя - Алика Левашова раскрывается автором не только в соотношении с происходящими событиями, но и в контексте философских размышлений о человеке. В раздумьях Алика немало тревожных вопросов, волнующих современность. Эти элементы составляют «внутреннее» течение сюжета, и формируют значимую составляющую жанровой структуры произведения - лирическую. Роман как жанр прозаического рода литературы приобретает «черты, характерные для поэзии как семантического единства: ассоциативность, укрупнение детали, ... примат чувственного и медиативного ряда над событийным» [6, с. 4].
Роль любовной интриги в романе ослаблена. Это не осталось не замеченным критикой: «Весь роман - это реакция героя на письмо. А мы, читатели, даже не знаем, почему оно появилось!» [4, с. 14]. Писателю интересно, важно другое - те размышления и чувства которые вызваны той или иной любовной коллизией. В романе мы имеем дело не столько с временным процессом, событийностью, сколько с длительной ситуацией, кризисной, переломной, в которой герой «переживает сгущенный процесс познания». Нам не так важны подробности всего, что произошло на рижском взморье, кто же на самом деле жених Юлы. Ситуация, в которой оказался Алик Левашов, заставляет его, мыслящего молодого человека, задуматься над такими вопросами, ответы на которые человечество ищет уже не одно столетие: что такое любовь? можно ли простить измену? Попутно возникают и другие субстанциональные проблемы (правды и лжи, смысла жизни, реализации таланта и т.п.), созвучные рефлектирующему сознанию чита-теля-юноши. Один из персонажей романа, клоун Бон-Иван поясняет: «Для меня хорошее кино - если я ощущаю, что за тем, что происходит на экране, где-то стоит мой цирк, где я работаю. Смотрю Чаплина, действие происходит в Нью-Йорке, далеко от моего цирка, но я чувствую, что где-то за Нью-Йорком стоит мой цирк... А другую картину смотришь и думаешь, нет, не стоит за ней там где-то мой цирк и не может стоять...» [7, с. 9]. То же можно сказать и о произведениях для детей: хорошие книги - те, которые находят отголосок в душе ребенка, отвечают на злободневные вопросы, в которых он видит частичку себя, «свой цирк», свою жизнь. Читатель «Свадебного марша» - представитель той возрастной категории, для которой не характерно принятие истин на веру.
Борьба идей, позиций персонажей способствует разрешению противоречий в сознании главного героя. Произведение Медведева «живет контраверсой» [8, с. 7]. Роман пронизывают диспуты, главного героя захватывает борьба противоречивых чувств и мыслей - это одно из проявлений философского жанра, в котором больше чем в других типах романов будет занимать место такой принцип, как «полемика, спор, диалог» [8, с. 20]. В споры втянуты представители разных
поколений. Некоторые представители старшего не только делятся своим опытом, но и выступают двойниками главного героя, реализуя ту или иную возможность, перспективу главного героя.
Лирически раскрывается автором и центральная поэтическая тема - тема любви, предательства - не только в соотношении с конкретной жизненной ситуацией (измена Юлы), но и в контексте размышлений героя о любви. Каждый персонаж романа так или иначе втянут в спор о смысле любви. Наличие нескольких точек зрения и образующееся между ними художественное напряжение позволяет читателю увидеть проблему многосторонне.
Так мужчина, случайно встреченный Аликом в электричке, объяснил: «...любовь - это букет живых роз в хрустальной вазе, налитой прозрачной ключевой водой!.. А какой аромат!.. А какие краски!.. А через три-четыре дня... вода мутнеет, лепестки облетают... А аромат испаряется... И вся любовь. И все можно в мусоропровод... Все... Кроме вазы... А в вазу можно... второй букет... поставить... из хризантем...» [7, с. 41].
Философия мужчины из электрички перекликается с позицией другого, более молодого, персонажа (недруга Алика) -Геннадия Умпы, такого же циника, мизантропа и женоненавистника. Не зря Алик называет своего случайного собеседника «умпопомрачительным мужчиной», совмещая в этом определении-каламбуре и фразу «помраченный умом» и схожесть с Умпой. Такая метафорика, игра со словом, оригинальная образность роднит роман с лирическим произведением. В момент душевного кризиса, отчаяния Алик начинает исповедовать «умпопомрачительную» философию. В диалогические отношения с персонажами-циниками вступают своего рода идеологи - следователь Мужчина Как Все, отец и сын Шуб-кины.
Попав в милицию, Алик знакомится со следователем, которого наделяет любопытным прозвищем - Мужчина Как Все. Это не просто среднестатистический мужчина, а Человек с заглавной буквы. Особенно нужно отметить местоимение «Все». Алик имеет в виду не всех людей, а лишь таких, которые «с большой буквы», которых можно назвать настоящим Человеком. Мужчина Как Все вступает в спор с Умпой, который цинично заявляет, что любви нет. Алик, разочаровавшийся и поддавшийся соблазну нигилизма и мнимой свободы, компромисса, становится на сторону Умпы: «Я в энциклопедии смотрел, там нет слова "любовь"... Нет такого понятия. А раз в энциклопедии нет, значит... В научном словаре все
Библиографический список
понятия есть и доказательства этих понятий... Если нет доказательства чего-то, значит, этого чего-то нет... Надо о чем-то на свидании говорить, вот люди и говорят о любви...» [7, с. 127].
Мужчина Как Все опровергает эту мысль, ссылаясь на свой опыт следователя: «Слова может такого и нет, а любовь есть... Вот если, скажем... человек убил по злобе - ему вышка... Расстрел... А если из ревности... Из любви, одним словом, - не выше десяти лет. Видишь, какая разница... Значит, есть она, любовь... Не было бы - не сажали... Если нет, за что же снижать? Значит, она есть! Понимаешь, есть! Материалистически существует!» [7, с. 128].
Мужчина Как Все расширяет понятие «любовь», акцентируя внимание на проблеме, которая намечалась в предыдущих главах - любви к родителям. Он рассказывает Алику о том, что у него недавно умерла мать, а он так и не успел признаться ей в любви: «жене тысячу раз объяснялся, а матери ни разу...» [7, с. 44] - с горечью признается следователь. Эту мысль предвосхитил Бон-Иван: «Я ведь детдомовский. И жалею об этом... И еще жалею этих родных. Они почему-то наносят друг другу самые болезненные удары в смертельно больные места!» [7, с. 23]. Эта тема очень близка самому автору, рано лишившемуся родителей. Его детдомовское детство дает право обратиться к юному читателю с призывом быть внимательным, чутким к близким, в этом - залог формирования настоящего Человека.
В финале произведения напряженные поиски истины приводят Алика к мысли о созидательной силе любви, о любви как «формуле жизни» [7, с. 196], без которой невозможно существование человечества. Роман «Свадебный марш» рассчитан на читателя, которому не нужны готовые формулы и рецепты. «Афоризм - это могила мысли» [7, с. 94], «Истина не в самой истине, а в том, чтобы до нее докопаться» [7, с. 54], - говорит главный герой романа. Автор вовлекает читателя в своеобразную игру - поиск завуалированного подтекста, ключ к которому заложен в одной из первых фраз романа.
Таким образом, на фоне напряженного драматизма повествования, динамичной сценарности рисунков и пунктирного «вербального» сюжета, авторское многозначное слово, осложненное аллегориями, символами, метафорами, аллюзиями различного свойства и пр., переводит само содержание произведения из бытового в бытийный план, побуждает читателя к размышлениям, микширует морализаторское, акцентируя собственно художественное.
1. Михалков, С. Речь на VI съезде писателей СССР // Детская литература. - 1976. - № 11.
2. Воронов, Вл. И труд наш молод // Детская литература. - 1976. — № 7.
3. Денисова, П. К вопросу о том, кого считать купидонами, или что такое романтика // Детская литература. - 1976. - № 6.
4. Ковалева, Л. Роман-размышление // Детская литература. - 1976. - № 6.
5. Мотяшов, И. Валентин Левашов, Юла и другие // Детская литература. - 1976. - № 6.
6. Минералова, И. Художественный синтез в теории и практике русской словесности рубежа 19-20 веков // Синтез в русской и мировой художественной культуре: тезисы научно-практической конференции, посвященной памяти А.Ф. Лосева. - М.: МПГУ, 2001.
7. Медведев, В. Свадебный марш: Избранное / вступ. ст. С. Михалкова. - М.: Мол. гвардия, 1983.
8. Агеносов, В. Советский философский роман. - М.: МПГУ, 1989.
Статья поступила в редакцию 27.04.10
