CC BY
50
Библиографический список
1. Мельник ГС., Михайлов С.А. Сокрытие информации как отсутствие культуры безопасности. Гуманитарный вектор. Серия: История, политология. 2013; № 3: 145 - 153.
2. Демченко Ю., Удилова И.Я., Шевцов С.А. Психологические особенности информирования населения в условиях чрезвычайной ситуации. Современные проблемы гражданской защиты. 2014; № 1: 32 - 35.
3. Ениколопов С.Н., Мкртчян А.А. Психологические последствия терроризма и роль СМИ в процессе их формирования. Национальный психологический журнал. 2010; № 2: 41 - 46.
4. Мохирева С.В. Вариативность репрезентации вербального события в СМИ. Вестник Томского государственного университета. 2013; № 373: 19 - 22.
5. Тараканов А.В. Терроризм и СМИ: проблемы взаимодействия. Вестник Кемеровского государственного университета. 2008; 3: 5 - 9.
6. Ожегов С.И. Словарь русского языка. Москва: Оникс: Мир и образование, 2008.
7. Андреева ГВ. Актуализация категории противоположности в художественном тексте. Актуальные проблемы стилистики декодирования, теория интертекстуальности в семантике слова и высказывания. Санкт-Петербург: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 1998: 10 - 17.
8. Сергеева Ю.М., Уварова Е.А. Контраст как композиционная основа новостного текста (на материале информационного портала «TheOnion»). Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота. 2018; Ч. 2, № 10 (88): 345 - 350.
References
1. Mel'nikG.S., Mihajlov S.A. Sokrytie informacii kak otsutstvie kul'tury bezopasnosti. Gumanitarnyj vektor. Seriya: Istoriya, politologiya. 2013; № 3: 145 - 153.
2. Demchenko Yu., Udilova I.Ya., Shevcov S.A. Psihologicheskie osobennosti informirovaniya naseleniya v usloviyah chrezvychajnoj situacii. Sovremennyeproblemygrazhdanskoj zaschity. 2014; № 1: 32 - 35.
3. Enikolopov S.N., Mkrtchyan A.A. Psihologicheskie posledstviya terrorizma i rol' SMI v processe ih formirovaniya. Nacional'nyjpsihologicheskijzhurnal. 2010; № 2: 41 - 46.
4. Mohireva S.V. Variativnost' reprezentacii verbal'nogo sobytiya v SMI. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. 2013; № 373: 19 - 22.
5. Tarakanov A.V. Terrorizm i SMI: problemy vzaimodejstviya. Vestnik Kemerovskogo gosudarstvennogo universiteta. 2008; 3: 5 - 9.
6. Ozhegov S.I. Slovar'russkogoyazyka. Moskva: Oniks: Mir i obrazovanie, 2008.
7. Andreeva G.V. Aktualizaciya kategorii protivopolozhnosti v hudozhestvennom tekste. Aktual'nye problemy stilistiki dekodirovaniya, teoriya intertekstual'nosti v semantike slova i vyskazyvaniya. Sankt-Peterburg: Izd-vo Sankt-Peterburgskogo universiteta, 1998: 10 - 17.
8. Sergeeva Yu.M., Uvarova E.A. Kontrast kak kompozicionnaya osnova novostnogo teksta (na materiale informacionnogo portala «TheOnion»). Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki. Tambov: Gramota. 2018; Ch. 2, № 10 (88): 345 - 350.
Статья поступила в редакцию 08.11.19
УДК 81.27 DOI: 10.24411/1991-5497-2019-10178
Pekarskaya I.V., Doctor of Sciences (Philology), Professor, Khakass State University n.a. N.F. Katanov (Abakan, Russia), E-mail: pecar-61@mail.ru
LINGUOPERSONOLOGICAL FUNCTIONING OF THE PHENOMENON OF THE SIMILE IN THE MODERN ARTISTIC DISCOURSE (LINGUISTIC PORTRAIT OF THE SIBERIAN WRITER VLADIMIR TOPILIN). The article consists of two parts, closely interconnected: the first determines the second. In the first (introductory) part, the author briefly outlines the linguistic status of the phenomenon of "simile", which is previously described. The paper defines the "simile", on the one hand, as the paradigmatic principle of constructing eloquives (both tropes and stylistic figures), on the other hand (the traditional interpretation from the time Ancient canon), as an independent eloquitive-trope. This information precedes the second part of the article, which (with reference to the status paradigmatic role of the simile) describes the specifics of its linguopersonological functioning both as a principle for organizing figurative and expressive means and as an explicit trope "simile" (in contrast to the implicit trope "simile" - metaphor). The description of the semantic and functional features of the simile is based on the material of the art discourse of the Siberian writer Vladimir Topilin. The language of his novel "The Path of Women's Tears", like any other, is distinguished by expressiveness, which provides a high degree of pragmatism precisely due to the use of the phenomenon of simile in its different statuses. Many types of the simile-trope, used by V. Topilin in the text of the named novel, were not noted either in old or in new rhetoric and stylistics. In addition, the article discusses the contaminative and convergent structures of figurative-expressive verbal complexes, which include the phenomenon of the simile, giving the text a unique imagery and highlighting the power of the words of the talented Siberian writer, the person with great natural talent.
Key words: simile, paradigmatic principle, eloquives, tropes, figures, linguistic personology, idiostyle, contamination, convergence, heterogeneity, homogeneity.
И.В. Пекарская, д-р филол. наук, проф., Хакасский государственный университет имени Н.Ф. Катанова, г. Абакан,
E- mail: pecar-61@mail.ru
ЛИНГВОПЕРСОНОЛОГИЧЕСКОЕ ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ ФЕНОМЕНА СРАВНЕНИЯ В СОВРЕМЕННОМ ХУДОЖЕСТВЕННОМ ДИСКУРСЕ (ЛИНГВОПОРТРЕТ СИБИРСКОГО ПИСАТЕЛЯ ВЛАДИМИРА ТОПИЛИНА)
Статья состоит из двух частей, тесно взаимосвязанных между собой: первая предопределяет вторую. В первой, вступительной, части коротко оговаривается подробно описанный нами ранее лингвистический статус феномена «сравнение», который мы дефиницировали, с одной стороны, как парадигматический принцип построения элокутивов (как тропов, так и стилистических фигур), с другой стороны (традиционная трактовка со времён Античного канона), как самостоятельный элокутив-троп. Данная информация предваряет вторую часть статьи, в которой со ссылкой на статусную парадигматическую роль сравнения описывается специфика его лингвоперсонологического функционирования и как принципа организации изобразительно-выразительных средств, и как эксплицитного тропа сравнения (в отличие от имплицитного тропа сравнения - метафоры). Описание семантико-функциональных особенностей сравнения проводится на материале художественного дискурса сибирского писателя Владимира Топилина. Язык его произведения «Тропа бабьих слёз», как и любого другого творения названного писателя, отличается выразительностью, обеспечивающей высокую степень прагматики именно за счёт использования феномена сравнения в разных его статусах. Ряд типов сравнения-тропа, используемые В. Топилиным в тексте названного произведения, не были отмечены ни в старых, ни в новых риториках и стилистиках. Кроме того, в статье рассматриваются контаминационные и конвергентные структуры изобразительно-выразительных словесных комплексов, в которые входит феномен сравнения, придавая тексту уникальную образность и высвечивая силу слова талантливого сибирского писателя-«самородка».
Ключевые слова: сравнение, парадигматический принцип, элокутивы, тропы, фигуры, лингвоперсонология, идиостиль, контаминация, конвергенция, гетерогенность, гомогенность.
Проблема создания яркой, убедительной речи (как устной, так и письменной) во все времена, начиная со времён Античного канона, волновала коммуникантов. Риторика из «искусства воздействовать» и «науки воздействовать» превратилась, в том числе, в «искусство воздействовать речью» и «науку воздействовать речью» после того, как Квинтилиан описал «теорию тропов и фигур речи», в которой троп сравнения являлся одним из основополагающих усилителей речевого воздействия через «укрупнение подобного».
Как в своё время утверждали, «всё гениальное просто». Вместе с тем заметим, что нет ничего более сложного и неоднозначного, чем простое. Этот оксю-моронный парадокс в полной мере относится к феномену сравнения и особенностям его языковой и речевой экспликации.
С одной стороны, понятие сравнения «прозрачно» даже в практике бытовой коммуникации: любой ребёнок не затруднится в ответе на вопрос: что такое сравнение? В профессиональной коммуникации тоже есть прецеденты языковой
фиксации сравнений - лексикографическая практика знает словари тропов, в том числе - тропа сравнения [см., например: 1, с. 121 - 131].
С другой стороны, по свидетельству лингвистов, до настоящего времени «вопрос о статусе сравнения вызывает полемику» [2, с. 669], и формально-грамматическая типология его как изобразительного средства не является исчерпывающей и закрытой: отмечается факт «не только разнообразия его трактовок, но и неодинаковый подход разных авторов к рассмотрению самого явления» [3, с. 39].
Существование данного парадокса говорит об актуальности настоящей статьи, целью которой становится, во-первых, акцентирование внимания на специфике лингвистического статуса сравнения в рамках его дефиниции; во-вторых, представление попытки типологизации форм выражения сравнения в языке и художественной речи с выделением таких типов, которые не были ранее фиксированы в речеведении; в-третьих, характеристика специфики лингвоперсонологического функционирования сравнения в современном художественном дискурсе - прозе уникального сибирского писателя Владимира Топилина: нами предлагается попытка представления его лингвопор-трета, основанная на анализе текстового использования автором принципа сравнения для построения ярчайших образных элокутивных конструкций, а также на анализе такой семантико-грамматической категории языка, как сравнение-троп, во всей совокупности его семантических, грамматических и функциональных реализаций, что позволяет заявить о новизне проведённого нами исследования художественного дискурса, результаты которого представляются в данной статье.
Дефиницируя сравнение, учёные подбирают такие синонимы, как «сопоставление», «обобщение», «аналогия», «определение», «уподобление». Мы подробно останавливались на этом ранее [4]. Кроме того, в попытке выявить особенности лингвистического статуса сравнения нами были сопоставлены многочисленные его определения: «образное выражение», «грамматически оформленное образное сопоставление», «оборот речи», «стилистический приём», «способ косвенной характеристики предмета», «троп», «фигура», «универсальная смысловая модель» и др. [4].
В своё время, придя к необходимости предложить описание орнаментальных элокутивов (тропов и стилистических фигур) на основе принципов, лежащих в основе их построения и определяющих уровень их речевой прагматики с учётом способов их реализации, мы представили некую систему принциповой организации изобразительно-выразительных средств языка. Идея «принциповости» всегда «витала» в поле лингвистических исследований (в том числе - стилистических): ПН. Акимова заявила о принципе «расчленённости/нерасчленённости», А.П. Сковородников - «экономии/избыточности», Э.М. Береговская описала зевгму и хиазм в рамках принципа «симметрии/асимметрии», мы сказали о «контаминации» как о разноуровневом принципе построения как усилителей изобразительности (тропов и стилистических фигур, их контаминации - наложении/ вставке одних элокутивов на/в другие), так и об усилителе речевой выразительности (конвергенции - «цепочечном прикреплении» одного элокутива (их контаминации) к другому). См. об этом подробно: [5], [6].
Именно тогда (в 2000 г) нами была предложена классификация принципов построения элокутивов с делением их на синтагматические и парадигматические. В разряде парадигматических мы выделили лишь один принцип - сравнение, который, как показал наш языковой материал, собранный из текстов художественного, публицистического, разговорного дискурсов, представлялся несколькими способами. Способы реализации принциповости в том или ином элокутиве находятся в отношениях полевой системности, что позволяет объяснить факт того, что орнаментальные элокутивы, построенные по одному и тому же принципу, разнятся между собой степенью реализуемой ими прагматики. Так, например, принцип контаминации реализуется через способ аппликации (наложения), синкретизма (сложения нескольких структур в одну), амальгамации («соскальзывания» с одной структуры на другую). В ядро коммуникативного кон-таминационного поля попадают амальгамативные структуры, так как они более «разговорные», а контаминация характеризует, как правило, разговорный стиль, на периферию уходят аппликативные образования (первая периферия) и синкретичные (вторая периферия); принцип контраста характеризуется контрарностью и контрадикторностью м под.
У аналогии как частного принципа общего парадигматического принципа сравнения ядерным способом является именно сходство, лежащее в основе тропа-сравнения:
1. Аналогия (тропы):
а) сходство (эпитет, эксплицитное сравнение, имплицитное сравнение = метафора, гипербола, литота);
б) связь = смежность (эпитет, метонимия, синекдоха);
в) тождество (эпитет, перифраза).
2. Контраст (антитеза, оксюморон, зевгма, энантиосемия, антифразис, астеизм).
3. Алогизм (катахреза, оксюморон, зевгма).
4. Прадация (климакс, антиклимакс, гипербола, литота, экспрессивное включение, риторическое восклицание).
5. Семантическая контаминация (зевгма, оксюморон, катахреза, антана-клаза, апофазия, энантиосемия, антифразис, астеизм, эквивокация, перифраз,
риторическое обращение, риторический вопрос, экспрессивное включение) [5, с. 176 - 190; 6, с. 199].
«Принциповые» сущностные основы сравнения «чувствует» целый ряд учёных (вместе с тем, открыто не называя сравнение принципом), например, А. Квятковский специально обращает внимание на тот факт, что «поэтика С. сложна и до сих пор не разработана. В системе разнообразных поэтических средств выразительности С. является начальной стадией, откуда в порядке градации и разветвления вытекают почти все остальные тропы - параллелизм, метафора, метонимия, синекдоха, гипербола, литота и пр.» [7, с. 280]. Об «универсальности» сравнения, пишут А.К. Михальская [8, с. 145 - 146], И.В. Полуб, которая замечает, что «почти всякое образное выражение можно свести к сравнению» [9, с. 15, 141].
Итак, фиксируем факт того, что сравнение в любом стилистическом дискурсе (в том числе, и особенно, - в художественном) реализует себя как общий парадигматический принцип построения элокутивов и как троп-элокутив, в основе которого лежит этот общий парадигматический принцип, проявляющийся в частном парадигматическом принципе (аналогия - сходство). Этот частный парадигматический принцип и строит эксплицитное сравнение (собственно сравнение-троп, описанный в Античном каноне, и имплицитное сравнение, то есть «скрытое», традиционно понимаемое как «метафора»).
Разграничить сравнение-троп и метафору легко. В сравнении-тропе всегда есть два элемента: «то, что сравнивается» и «то, с чем сравнивается» (Снег мукой сыплет на землю); в метафоре же один из названных элементов отсутствует, поэтому-то она и называется «скрытым» сравнением (На земле мука - зима пришла [элемент «снег» отсутствует]).
Остановимся на характеристике языковой представленности и речевых реализаций эксплицитного сравнения в художественном дискурсе.
Обратимся к прозе сибирского писателя Владимира Топилина, мастерское владение элокутивной системной языка которого позволяет говорить о высоком уровне коммуникативной и художественной прагматики его текстов.
В его произведении «Тропа бабьих слёз» излюбленным элокутивом становится именно сравнение в самых разнообразных формах его представления.
Заметим, что язык В. Топилина необыкновенно сочен, красочен. Принцип сравнения используется им повсеместно: тропо-фигуральная палитра его нар-ратива многовеерна и уникальна: все перечисленные ранее тропы и фигуры речи присутствуют в этом нарративе, делая его неповторимым и ярко прагматичным.
Вот как отзываются читатели о творчестве В. Топилина: «Считаю, что тому, кто знаком с книгами Владимира Топилина, повезло. Все они очень интересны, самобытны, увлекательны и познавательны. Неслучайно, автора называют таёжным самородком [10].
В силу того, что массовому читателю, тем более проживающему за пределами Хакасии и Красноярского края, история становления Владимира Топилина как писателя малоизвестна, обратимся к страницам его жизненного пути.
Он родился в посёлке Чибижек Курагинского района Красноярского края в 1967 году. Родной стихией мальчика была тайга: дикая, а часто непроходимая. Она таила в себе множество загадок, тайн, живописной прелести, а порой - грозной опасности. Отец, потомственный охотник, с раннего детства брал Володю с собой на промысел. Лес, куда уходили охотники-промысловики, начинался за околодком. Мальчик учился чувствовать тайгу, не боялся, а любил её: научился понимать язык растений и животных, наизусть знал все тропы, протоптанные отцом.
С детства он был охвачен желанием поделиться своими чувствами о происходящем с ним в жизни, поэтому всё время что-то писал, фиксируя различные истории из жизни родных, сверстников, знакомых, односельчан, из своей жизни. Это были рассказы, которые он слышал от охотников, старожилов, собственные путевые наброски, заметки. Может быть, они так и остались бы в ученических тетрадках, если бы не произошедшая трагедия.
Несчастный случай: летом 1996 года, карауля зверя в тайге, упал с высоты - перелом шейных позвонков и четыре страшных неподвижных дня в тайге в ожидании помощи. В этой трагедии Владимир не винит никого. Эта трагедия переломила жизнь на «до» и «после».
«До» была военная служба на тихоокеанском пограничном сторожевом корабле. После Володя вернулся в родную Сибирь: продолжил прерванную учёбу в сельскохозяйственном техникуме, который закончил с красным дипломом. Свой рабочий стаж начал в части горноспасателей на шахте золотодобытчиков. Работу любил, но тайга манила, не отпускала, и между сменами было время, как он любит говорить, для «слияния с тайгой». Пришло время - обзавёлся семьёй, родилась дочь. В молодой семье поселилось счастье.
«После» - инвалидное кресло. Спасла тяга к творчеству и умение писать.
На пятые сутки Владимира нашли. Искали долго потому, что он сообщил жене маршрут, который впоследствии изменил, отправившись в другую сторону. Четыре дня без медицинской помощи оказались роковыми. Тяжелейшая травма, от невозможности двигаться - страшнейшие пролежни на лопатках, кожа на лице и руках изъедена таёжной мошкой. Врачи не обещали ничего. Но молодость, желание жить, забота родных, друзей сделали своё дело. Восстановление шло медленно, однако сила духа победила. Настала пора пересмотреть свои записки, дневники, которые и легли в основу его книг.
Сегодня Владимир Топилин - любимый писатель не только сибиряков. Он проживает в Минусинске, продолжает писать, встречается с читателями. В 2007 году назван «Человеком года - 2007», победив в данном конкурсе. В 2008 году его отметили специальным дипломом «За мужество и силу духа» как «Народного героя объединённого Красноярского края - 2008». В «Книге народных героев края» его имя занимает почётное место [10].
У него более десятка книг, которые с упоением читают люди разных возрастов: «Я читала книги Топилина с таким интересом, что удивлялась себе. Поражают и сюжеты, и язык. Автор даёт возможность читателю открыть удивительный мир, наполненный красотой и живительной силой. Небо у него «прозрачно, как опрокинутое озеро», «застывшая тайга насупилась», «говорливый ручей накрывается мягким одеялом молочного тумана», в лесу можно увидеть «зелёную жилку еловой бороды». И таких описательных картин в повести много. Они живые и такие родные <...>. Описать так красиво дано не каждому <...> » [10]. Много-цветием рассыпаны здесь и сравнения, и метафоры, и олицетворения, и эпитеты, из которых «соткана» вся художественная палитра топилинских текстов. Охарактеризуем эту палитру, системно представив весь комплекс реализации в ней разных типов сравнения-тропа, в основе которого лежит общий парадигматический принцип сравнения и частный парадигматический принцип аналогии в своей разновидности - «сходство».
Сравнение, таким образом, является тропом, который в свою основу кладёт принцип фиксации элементов сходства между объектами/предметами, так называемый «перенос по сходству» (принцип сравнения): реалии контекстно сравниваются по тому или иному основанию (по форме, по функции, по цвету, по длительности и др.). Целью (функциями) такого сравнения становится: а) выделение предмета из ряда подобных, б) усиление впечатления от сказанного, в) эмоциональное осмысление действительности, г) образное достижение речевой инвенции.
Формальное выражение бинарного ряда «что сравнивается - с чем сравнивается» предполагает различные лексические и грамматические характеристики. У В. Тополина встречаются все называемые в научной литературе формы выражения сравнения, а также те, которые в ней не упоминаются. Мы выделили их, в чём, в том числе, заключается теоретическая значимость настоящей статьи. Проиллюстрируем сказанное.
Эксплицитное сравнение может быть положительным и отрицательным, перечислим его виды.
Положительное сравнение:
а) формой сравнительной степени прилагательного или наречия: <...> отдых желаннее красивой женщины; Каждый год говорит Тит, что в следующий сезон на зимовку за соболем не пойдёт. Однако охота пуще неволи;
б) оборотами с различными союзами (сравнительные обороты): как, будто, как будто, что, точно, словно и др., в которых «предмет сравнения» и «объект сравнения» могут быть выражены как словами, словосочетаниями, так и целыми предикативными единицами: А злой слух, что (сравнение + метафора) бурная река весной, со временем любой непреступный берег подмывает; Когда все уходят, стонет Гришка, как (сравнение) раненый зверь, что стены гудят (сравнение + метафора + гипербола).
В данном случае сравнение усилено конвергенцией сравнения с гиперболой и метафорой. Конвергенция (наложение, вставка одного элокутива в другой) гомогенная, так в неё вступают тропы, построенные по одному принципу - принципу сравнения. Подобная конвергенция укрупняет образ, усиливает впечатление через выражение эмоционального накала.
Союз «что» в данном типе сравнения менее частотен, но у В. Топилина он обретает усилительную функцию через высокий, риторический оттенок.
Бывают случаи в ряде сравнений, когда позиция «то, с чем сравнивается» представляет собой метафору: К дедушке Трапезникову привыкли, как (сравне-ни + метафора) к горному воздуху, без которого нельзя дышать. Уникальность этой образной находки писателя - в её неповторимости и всеохватности: А Гришка, тут же, опять переменился, глубоко, щедро улыбается, будто (сравнение + метафора) хочет подарить всю теплоту открытой души.
Очевидно, именно о подобного рода сравнениях Т.Г. Хазагеров и Л.С. Ширина пишут как о симиле или «метафорическом, экспрессивном, художественном сравнении», в котором «сопрягаемые представления неравноправны: первое, то есть сопоставляемое, существенно для передачи самого содержания сообщения, второе же, т. е. сопоставляющее, служит только как средство более чёткого описания первого. При этом они называют совершенно разные предметы, и сходство между ними в действительности носит поверхностный или случайный характер» [11, с. 161 - 162].
Союзы могут быть имплицированы, в этом случае сравнение накладывается на асиндетон - фигуру бессоюзия (гетерогенная контаминация, так как троп сравнение построен по принципу сравнения, а асиндетон - по принципу экономии) с целью усиления создаваемого каскадом и эксплицитных, и имплицитных сравнений образа. В приведённом ниже отрывке наблюдается целый каскад контаминирующих и конвергирующих элокутивов как гомогенного, так и гетерогенного характера:
Вот и носки камусных лыж из под снега выскакивают, то правая, то левая. Равномерно так, с хрустом сухого снега, будто купец мерой пшено отсыпает (сравнение). Егор суёт купцу под нос обмороженный кулак: смотри, не
обмани! (риторическое восклицание). А это и не купец вовсе, баба какая-то, вся в белом, негромко, но ласково зовёт: «Пойдём, Егорушка, со мной! У нас хорошо! (риторическое восклицание)» Хочет Егор узнать, где это хорошо, да не может слова сказать (сравнение + асиндетон как будто), горло горчицей перехватило (метафора). А от женщины веет благодатью, добротой, нежностью (метафора): так хорошо на душе (метонимия), будто на проталине подснежник увидел (сравнение).
Сплетаясь в одно выразительное речевое полотно, метафоры, метонимии, сравнения (тропы), фигура асиндетона и фигура риторического восклицания создают неповторимость эвфемерного ощущения спокойствия и благодати;
в) сравнение этого типа может класть в основу ФЕ, ещё более укрупняющую создаваемое впечатление. Это особенность идиостиля В. Топилина - языковой личности, обладающей высокохудожественным языковым чутьём и стилистическим вкусом: Отвалившись на колотье, молодой охотник повернулся спиной к нодье, прикрыл колени кухлянкой, положил голову на котомку и тут же уснул, как в яму провалился;
г) лексически (при помощи слов напоминает, сопоставляя, сравнимо с, стать и под.): Туполобые (эпитет + метафора/олицетворение), осколь-чатые (эпитет + метафора) вершины напоминают притаившихся горных козлов.
В следующем примере троп сравнения вплетается в гетерогенную фигуральную контаминацию градации (климакса) и эллипсиса, укрупняя образ до нарванического ощущения счастья и благости: После долгих ночёвок у костра простая избушка кажется (сравнение) теремом, деревянные нары - (эллипсис - кажется + сравнение) пуховой периной, а мягкий хлеб - (эллипсис - ка-жется+сравнение) птичьим молоком (градация - климакс). Возможно, это было сравнимо (сравнение) с взрывным (эпитет + метафора + гипербола) импульсом молодости (метафора), когда рано утром, просыпаясь неизвестно от чего, хочется бежать непонятно куда, искать неизвестно что, добиваться Великого и любить Королеву (градация - климакс). За несколько лет успешного труда лесорубов Жёлтые, под цвет высохшей травы (сравнение), лесосеки (метонимия) продвинулись вверх по реке на десять вёрст.
Следующая иллюстрация демонстрирует «лексический» сравнительный ход эксклюзивно и «свежо»: Страшная неизбежность заключалась в том, что он не мог вернуться в Москву, потерял какую-то связь с родными и близкими и существовал в положении загнанного в угол волка. Здесь В. Топилин меняет свою образную художественность на «пунктирность» канцелярита.
Как показывают примеры, В. Топилин очень разнообразен и оригинален в выборе лексических форм сравнения;
д) творительным падежом: Шкурой (сравнение) снежного барса раскинулись (метафора) рубчатые (эпитет + метафора) гольцы. Человеку кажется, ещё мгновение (эллипсис), и огромный кот (перифраз + метафора = описание горного мира) взорвётся лопнувшей тетивой лука, прыгнет вперёд, сомкнёт острые клыки на добыче.
Яркими становятся контаминационные образы, слепленные из сравнения и разных видов метафоры (собственно метафоры, олицетворения, антиолицетворения, антиперсонификации, персонификации). Они либо укрупняют, либо умаляют образ описываемого персонажа: Вокруг могильная ночь, в чёрном небе рассыпалась соль ярких звёзд. Жаркая нодья в расцвете сил, гудит жарким (эпитет + метафора) пламенем (метафора + сравнение). - Всё это так, - крякнул гусем (сравнение + антиолицетворение/антиперсонификация) Тит Нило-вич. Софья застыла заломленной (эпитет + метафора/антиолицетворение) сушиной (сравнение + метафора/антиолицетворение), ожидая ответа, который не заставил себя долго ждать;
е) родительным падежом (Квятковский пишет о том, что эти сравнения практически перерастают в метафору [7]): <...> от зимовья до поворота (эллипсис) расстояние полёта пули (сравнение), но все, кто сейчас был здесь, узнали путников.
Подхваченный ладонями огня (сравнение + метафора), беспокойно (эпитет + олицетворение) зашумел закопчённый котелок (метафора). Седая (эпитет + метафора/олицетворение) ночь пролила на горы серую (эпитет) тень (метафора/олицетворение), по небу рассыпался (метафора) бисер разноцветных (эпитет) звёзд (метафорическое сравнение), а Григорий всё не мог выбрать место для ночлега.
Считаем, что сравнение, выраженное родительным падежом, можно рассматривать как сравнение симиле (см. п. б);
ж) винительным падежом (этот тип сравнения не отмечен в риториках и стилистиках, но проза В. Топилина позволяет нам его назвать): Рубин [собака] успокоился, пошёл ровно. Кыргыз [собака] снова закрутил хвост в колечко, побежал впереди. Подобного рода сравнения единичны и у В. Топилина;
з) среди эксплицитных сравнений мы специально выделяем сравнение-сопоставление, которое встречается у рассматриваемого автора в двух названных нами разновидностях:
• входящее в состав сложного слова: Богатые, плодородные земли, тайга-кормилица удивили людей своей необычной щедростью. Здесь сравнение-сопоставление вкраплено в метафору/олицетворение. Серые плантации оленьего мха-ягеля (сравнение-сопоставление) волнуются (метафора-олицетворение) табунком (сравнение Т.п.) жирующих (эпитет) сокжоев;
• входящее в состав предложения, в котором и подлежащее, и сказуемое выражены именем существительным (с указательным местоимением это или эллипсисом этого местоимения): Для неё руки хозяйки - вершина блаженства!
В визуальном измерении горный мир (метонимия) живо (эпитет + метафора/олицетворение) напоминает (лексическое сравнение) огромного (эпитет), притаившегося (эпитет) кота, ирбиса, готового прыгнуть на добычу. Отдельный, средний белок рисует (метафора) выгнутую (эпитет) спину зверя. Вон те далёкие возвышенности - голова и уши зверя (эллипсис, нет «это»). А глубокий (эпитет + метафора), вырезанный снежной лавиной лог (метафора/олицетворение), - игривый хвост (эллипсис, нет «это»). Поставил Егор на костёр чайник, стал смотреть в огонь, объясняя видение. Вспомнил охотник свою бабушку, её наветы, потемнел душой (метафора). Золото - зло (сравнение + эллипсис - нет «это»); гора - горе (сравнение + эллипсис - нет «это»); снег да лёд - к долгой, вечной разлуке— (сравнение + эллипсис + интерзиопеза) не к добру всё это. Если так, то не стоит говорить кому-то о сне, может, пронесёт. А бесконечный полёт (= сон - перифраз + сравнение) - благодать парящей души;
и) нами отмечен факт так называемого обратного сравнения, когда «то, с чем сравнивается» выступает в позиции «того, что сравнивается»: За костром на перевёрнутых лыжах сгорбился мешок. В воздухе веселится палёный запах, будто на собаке шерсть горит. Поднёс Егор больную руку: ожог. Пока спал, спонтанно откинул руку в сторону, да на горячие языки пламени. Понял охотник, где он, что с ним, узнал в сутулом мешке сгорбленную фигуру Семёна (сравнение-предложение, сравнение - Т. п., обратное сравнение; метафора + сравнение - симиле). Данный пример иллюстрирует гомогенную контаминацию и конвергенцию тропов-сравнений и метафоры. Этот элокутивный сгусток ярко прорисовывает сложившуюся ситуацию. Постепенно нары ожили (метонимия). Зашевелились комковатые мешки-мужики (сравнение), поднимали головы, друг за другом вставали, выходили на улицу. Что лежите, как тюлени (сравнение с как)? Солнце, вон, садится, на улице подмораживает. Снег коркой-настом (Т.П.+ обратное сравнение-сопоставление-приложение) взялся, пора выходить! Без треска, отдавая равномерное тепло, с мягким шипением запел песню продолжения жизни верный друг людей костёр (сравнение И.п. - И.п. + инверсия);
к) отдельные предложения: Гремит Гуляевский порог! Глухой, пугающий рык недовольного, несвоевременного разбуженного демона бьётся в близстоящие горы и возвращается над сбитым, пугающим эхом. А сейчас, думаю, власть вам не забрать никакими шанежками: с народом воевать нельзя, да и бессмысленно. Это всё равно, что палкой по воде бить.
Сравнения, выраженные отдельными предложениями, могут усиливаться у В. Топилина наложением фразеологических единиц: Прилёг Егор на доски, ещё голову не положил (перифраз = заснул), в пропасть упал (антитеза + трансформированный ФЕ: провалиться в пропасть. Ср.: заснул, как в пропасть провалился). Полетел в чёрную яму (перифраз = сон), нет сил остановиться, за что-то зацепиться (сравнение отрицательное глагольное).
Отрицательное сравнение: может выражаться всеми формами, перечисленными в положительном сравнении.
Особой разновидностью отрицательных сравнений в прозе В. Топилина можно назвать антитезные сравнения, включающие в себя в ряде случаев апо-фазию (коррекцию): Пошёл Егор за бабой, дорога всё в гору (эллипсис). Лыжи тяжёлые. Да и не лыжи это (коррекция = апофазия), а еловые, сырые сутунки к ичигам привязаны_(сравнение И.п. - И.п + антитеза), сил не хватает ноги переставить.
От костра мало тепла: один бок греется, другой мёрзнет, какой тут сон? Не сон, а глубокое забытье (отрицательное сравнение И.п. - И.п. +анти-теза), в котором отдых желаннее (сравнительная степень) красивой женщины.
Подобного рода сравнения как бы «от противного» выполняют функцию образного убеждения и несут в себе оттенок разговорности.
Как уже показал проанализированный материал, сравнение часто вступает в контаминационные (наложение, включение) и конвергированные (следование, объединение) отношения как в своих различных реализациях (гомогенное взаимодействие элокутивов, построенных по одному принципу), так и с другими тропами и фигурами (может быть как гомогенным, так и гетерогенным, если элокутивы построены по разным принципам). Это так называемые развёрнутые сравнения (мы называем их текстовыми) [12]: Своё имя (олицетворение) Гуляевский порог получил из-за непокорного (эпитет + метафора-олицетворение) нрава (олицетворение, инверсия). Скрытый (эпитет + метафора) зимой, бушующий (эпитет + метафора) весной, непонятный (эпитет + метафора) летом, невыносимый (эпитет + метафора) осенью, он (сегментация - пролепса, инверсия, климакс) чем-то похож (сравнение с использованием сопоставительных лексем) на того разбитого (эпитет + метафора) мужика «рубаха-парень» (сравнение-сопоставление), принявшего большую, лишнюю (эпитеты+ климакс) дозу мутной (эпитет) браги и теперь не контролирующего свои действия. В любую минуту Гуляевский порог может изменить (метафора-олицетворение) цвет воды, из прозрачного (эпитет) стать непроглядным (эпитет + гипербола), как патока (сравнение - оборот с союзом как), и наоборот. Плотная (эпитет + метафора) вода может быть (метафора) разряжённой (эпитет + метафора), мягкой (эпи-
тет + метафора) и тут же упругой (эпитет + метафора), прочной (эпитет + метафора), как сталь (сравнение - оборот с союзом как). В холодное время года, поздней осенью (перифраз с объяснением) липкая (эпитет + метафора) шуга или снежница в одночасье разбивает (метафора) русло и без того опасной (эпитет + метафора) реки, поднимая воду (метафора-олицетворение) на высоту нескольких метров (эпитет = высоко). Лишь одному проведению известно (метафора-олицетворение), в какой момент Гуляевский порог наденет на себя (метафора-олицетворение) ледяной панцырь (перифраз +метафора) осенью. Никто не знает точный день весеннего ледохода, потому что причина сумбурных (эпитет + метафора) перемен порога зарождается (метафора) там, в истоках бурной (эпитет) реки (Кызыр).
Этот пример развёрнутого (текстового) сравнения организует гомогенная контаминация и конвергенция, которые рисуют яркий, зримый образ неукротимости, своенравности, мощи Пуляевского порога.
Как показывает проанализированный контент, идиостиль известного сибирского писателя Виктора Топилина отличается мастерским использованием автором всей системы изобразительно-выразительных средств, построенных по разным синтагматическим и парадигматическим принципам. Он включает их в контаминационные и конвергиальные гомогенные и гетерогенные ряды, тем самым создавая высокопрагматичное художественное повествование. Однако, по нашим наблюдениям, излюбленным принципом построения элокутивного массива становится в его произведениях (в частности, в романе «Тропа бабьих слёз») принцип сравнения, с его реализацией на уровне сравнения-тропа. Нами зафиксированы 13 видов сравнений-элокутивов, 4 из которых не описывались ранее в речеведении, а значит, не использовались другими писателями (п.п. «в»; «ж»; «з» - в двух разновидностях; «и»), что говорит о самобытности Владимира Топилина.
Наиболее частотными становятся в его прозе сравнения, выраженные оборотами речи с различными союзами, причём встречаются все союзы, фиксируемые в речеведении: как, будто, как будто, что, точно, словно и др. (п.б.); сравнения, выраженные лексически (при помощи слов точь-в-точь, напоминающий, сходный, стать и многих других (п.г.); сравнения, выраженные творительным (п.д.), родительным (п.е.) падежами; выделенные нами: 1) сравнения-сопоставления (п.з.); 2) обратные сравнения (п.и.), а также 3) отрицательное сравнение в форме антитезы и апофазии.
Как известно, стилистический статус языка художественной литературы является особым. Если любой другой книжный стиль и стиль разговорный имеют возможность использовать как межстилевые, так и автономные (индивидуальные у каждого стиля) языковые единицы разных уровней языковой структуры, и «обмениваться этими автономиями» они не вправе (например, разговорные слова и выражения не могут использоваться в строгих официально-деловом и научном стилях или, наоборот, канцелярская лексика и синтаксис неприемлемы для разговорной речи), то язык художественной литературы (художественный стиль) может в силу выполнения им функции эстетического воздействия пользоваться всеми ресурсами любого другого стиля (как книжного, так и разговорного). Более того, у художественного стиля есть прерогатива вводить в текст повествования нелитературные элементы: диалектизмы, просторечные слова, жаргонные слова и выражения из профессионального арго, сленга и проч.
Активно пользуется этой возможностью и Владимир Топилин. Чтобы показать особенности быта таёжных сибиряков, он прибегает к использованию и просторечий, и профессиональной лексики сибирских таёжных сторожилов, называющих предметы быта, охоты, домостроения: сутунки, ичиги, колотья, нодья, кухлянка, сокжои и др. «Непонятные» читателю слова поясняются автором. Однако бывают случаи, когда он «забывает» дать пояснения в силу того, что для него эти слова естественны и понятны (см. проанализированные текстовые примеры).
Важной особенностью произведений Владимира Топилина становится и то, что, отличаясь яркой литературно-художественной самобытностью, язык его текстов может менять свою стилистику. Описание природы как таковой и в соотнесённости её с человеком всегда связано с созданием ярчайших образов: он неповторим в присущих только ему изобразительно-выразительных описаниях. Его художественные находки светятся переливом красок и отмечены сменой рельефных образов. Однако в нужное время он прибегает к телеграфности официально-делового стиля или разговорно-бытовой «расслабленности» в целях описания специфики той или иной коммуникативной ситуации.
Проанализированные особенности идиостиля В. Топилина позволяют говорить о самобытности писателя, незаурядности его языковой личности как с позиций лингвоПЕРСОНОЛОПИИ, так и с позиции ЛИНПВОперсонологии [13, с. 7 - 12] - развивающейся науки, позволяющей проследить, как человеческая сущность влияет на языковые (идиостилевые) реализации личности, и как мастерски подобранное слово высвечивает персонологическую специфику этой личности.
Язык Владимира Топилина прост и ярок одновременно. С текстом его книг тяжело расстаться: хочется читать и читать дальше, удивляясь силе характера его героев, глубине представляемых тем, человеколюбию и мужеству самого автора, поразительному языковому чутью, гуманитарной образованности и внутренней гармонии его личности. Воспевая красоту и богатство родной земли - таёжной Сибири, писатель отличается мастерским использованием Слова. Он бережно
и вдумчиво вплетает его в ткань художественного нарратива. Именно поэтому В. Топилин интересен и рядовому читателю, и пристрастному филологу-лингвисту, и специалисту-литературоведу. Интерес этот вызывается как самими текстами топилинских произведений (уникальностью его языковой личности), так и самой личностью писателя: масштабность пережитых жизненных событий, сила воли, стремление к совершенству, постоянное самообразование, желание поделиться опытом борьбы за жизнь и чувством радости возвращения к ней. Пример тому - жизнь самого Владимира Топилина и жизнь героев его произведений.
Творчество автора «Тропы бабьих слёз» требует скрупулёзнейшего изучения и со стороны поднимаемой им тематики и литературоведческой проблематики, и со стороны композиционных, стилевых, языковых особенностей его высокопрагматичных текстов, в основе которых лежат реальные события, связанные с экстремальными ситуациями и жизненными случаями, произошедшими и происходящими лично с ним, его знакомыми, родственниками, односельчана-ми-курагинцами.
Библиографический список
Целесообразным, на наш взгляд, было бы введение произведений Владимира Топилина в программу школьного курса литературы и вузовские программы на филологических факультетах. Язык и стиль его текстов может изучаться на уровне подготовки научных работ квалификационного характера (выпускных квалификационных работ, в том числе магистерских; кандидатских диссертаций). В частности, интересен вопрос о жанре его произведений. Сам автор не оговаривает его. Например, как квалифицировать рассматриваемое произведение «Тропа бабьих слёз»? Что это: повесть, роман или какой-то другой жанр? К какому литературному направлению можно отнести творчество Владимира Топилина? Ответ на эти и подобные вопросы позволит открыть новые горизонты не просто лингвистических или литературоведческих, но филологических исследований, так как произведения этого автора держат высокую планку русской филологической мысли. А ведь именно о необходимости филологического осмысления происходящего в своё время писал Д.С. Лихачёв [14].
1. Полухина В., Пярли Ю. Словарь тропов Бродского (на материале сборника «Часть речи»). Тарту: Издательствово Тартуского университета, 1995.
2. Емельянова О.Н. Сравнение. Культура русской речи. Энциклопедический словарь-справочник. Москва, 2003: 669 - 671.
3. Антонов В.П., Бахтеев Э.Ш. Система сравнений в лирике В.Г Майнашева Вестник Хакасского государственного университета им. Н.Ф. Катанова. Серия 5. Филология: Языкознание. 2005; Выпуск 7: 39 - 57.
4. Пекарская И.В. Лингвистический статус сравнения: принцип или элокутив? Актуальные проблемы изучения языка, литературы и журналистики: история и современность: материалы Х Международной научно-практической конференции, 24 - 26 ноября, г. Абакан: ХГУ 2015: 29 - 33.
5. Пекарская И.В. Контаминация в контексте проблемы системности стилистических ресурсов русского языка: монография. Абакан: Издательство Хакасского государственного университета имени Н.Ф. Катанова, 2000; Ч. I, Ч. II.
6. Пекарская И.В. Эффективная контаминация: элокутивное воздействие речи: монография: в 2-х частях. Абакан: Издательство ФГБОУ ВПО «Хакасский государственный университет имени Н.Ф. Катанова», 2014; Ч. 1.
7. Квятковский А. Поэтический словарь. Москва: Советская энциклопедия, 1966: 280.
8. Михальская А.К. Основы риторики. Мысль и слово. Москва: Просвещение, 1996: 145 - 146.
9. Голуб И.Б. Стилистика современного русского языка: учебное пособие для вузов. Москва: Высшая школа, 1986: 15, 141.
10. Владимир Топилин новое имя в литературе (Валентина Колбина). Available at:: https://www.proza.ru/2019/01/23/335 /
11. Хазагеров Т.Г, Ширина Л.С. Общая риторика. Курс лекций и словарь риторических фигур. Ростов-на-Дону: РГУ 1994: 161 - 162.
12. Антонов В.П., Пекарская И.В. Речеведение: учебно-методический комплекс по дисциплине: в 7 ч. Русский язык и культура речи. Учение о речевой культуре. Теория качеств речи. Элокуция. Эффективная коммуникация. Абакан: Издательство ФГБОУ ВПО «Хакасский государственный университет имени Н.Ф. Катанова», 2014: 93 - 100; Ч. 6.
13. Голев Н.Д., Сайкова Н.В., Лингвоперсонология: проблемы и перспективы. Вопросы лингвоперсонологии: сборник научных трудов. Алтайский государственный технический университет имени И.И. Ползунова. Барнаул, 2007: 7 - 12; Ч. I.
14. Лихачёв Д.С. О филологии. Москва: Высшая школа, 1989.
References
1. Poluhina V., Pyarli Yu. Slovar' tropov Brodskogo (na materiale sbornika «Chast' rechi»). Tartu: Izdatel'stvovo Tartuskogo universiteta, 1995.
2. Emel'yanova O.N. Sravnenie. Kul'tura russkojrechi. 'Enciklopedicheskjslovar'-spravochnik. Moskva, 2003: 669 - 671.
3. Antonov V.P., Bahteev 'E.Sh. Sistema sravnenij v lirike V.G. Majnasheva VestnikHakasskogo gosudarstvennogo universiteta im. N.F. Katanova. Seriya 5. Filologiya: Yazykoznanie. 2005; Vypusk 7: 39 - 57.
4. Pekarskaya I.V. Lingvisticheskij status sravneniya: princip ili 'elokutiv? Aktual'nye problemy izucheniya yazyka, literatury i zhurnalistiki: istoriya i sovremennost': materialy Х Mezhdunarodnoj nauchno-prakticheskoj konferencii, 24 - 26 noyabrya, g. Abakan: HGU, 2015: 29 - 33.
5. Pekarskaya I.V. Kontaminaciya v kontekste problemy sistemnosti stilisticheskih resursov russkogo yazyka: monografiya. Abakan: Izdatel'stvo Hakasskogo gosudarstvennogo universiteta imeni N.F. Katanova, 2000; Ch. I, Ch. II.
6. Pekarskaya I.V. 'Effektivnaya kontaminaciya: 'elokutivnoe vozdejstvie rechi: monografiya: v 2-h chastyah. Abakan: Izdatel'stvo FGBOU VPO «Hakasskij gosudarstvennyj universitet imeni N.F. Katanova», 2014; Ch. 1.
7. Kvyatkovskij A. Po'eticheskij slovar'. Moskva: Sovetskaya 'enciklopediya, 1966: 280.
8. Mihal'skaya A.K. Osnovyritoriki. Mysl'islovo. Moskva: Prosveschenie, 1996: 145 - 146.
9. Golub I.B. Stilistika sovremennogo russkogo yazyka: uchebnoe posobie dlya vuzov. Moskva: Vysshaya shkola, 1986: 15, 141.
10. Vladimir Topilin novoe imya v literature (Valentina Kolbina). Available at:: https://www.proza.ru/2019/01/23/335 /
11. Hazagerov T.G., Shirina L.S. Obschaya ritorika. Kurs lekcij i slovar'ritoricheskih figur. Rostov-na-Donu: RGU, 1994: 161 - 162.
12. Antonov V.P., Pekarskaya I.V. Rechevedenie: uchebno-metodicheskij kompleks po discipline: v 7 ch. Russkij yazyk i kul'tura rechi. Uchenie o rechevoj kul'ture. Teoriya kachestv rechi. 'Elokuciya. 'Effektivnaya kommunikaciya. Abakan: Izdatel'stvo FGBOU VPO «Hakasskij gosudarstvennyj universitet imeni N.F. Katanova», 2014: 93 - 100; Ch. 6.
13. Golev N.D., Sajkova N.V., Lingvopersonologiya: problemy i perspektivy. Voprosy lingvopersonologii: sbornik nauchnyh trudov. Altajskij gosudarstvennyj tehnicheskij universitet imeni I.I. Polzunova. Barnaul, 2007: 7 - 12; Ch. I.
14. Lihachev D.S. O filologii. Moskva: Vysshaya shkola, 1989.
Статья поступила в редакцию 09.11.19
УДК 811.521 DOI: 10.24411/1991-5497-2019-10179
Ayanitova A.E., student, North-Eastern Federal University n.a. M.K. Ammosov (Yakutsk, Russia), E-mail: odzyoosan@gmail.com Stepanova Z.B., senior teacher, North-Eastern Federal University n.a. M.K. Ammosov (Yakutsk, Russia), E-mail: zbstepanova@mail.ru
LEXICO-SEMANTIC CLASSIFICATION OF JAPANESE VERBS OF PERCEPTION. The article discusses verbs expressing the category of perceptivity in Japanese. Verbal means reflect aspects of cognition by an individual of the surrounding world, its perception. Using the Russian verbs' classification of Vasiliev L.M. and the online search system Jardic in Japanese electronic dictionaries, the authors identify 106 verbs of perception and classify them into 7 classes: the total meaning of perception is 16 verbs, visual perception is 41 verbs, auditory - 20 verbs, visual and auditory - 2 verb, sense of smell - 14 verbs, touch - 7 verbs, taste perception - 6 verbs. In contrast to the classification of Vasiliev L.M., the work distinguishes a class of taste perception, as well as mixed visual-auditory perception.
Key words: semantics, perceptivity, perception, semantic classification of verbs, verbs of perception, perceptual verbs, Japanese.
А.Е. Аянитова, студентка, Институт зарубежной филологии и регионоведения, Северо-Восточный федеральный университет имени М.К. Аммосова, г. Якутск, E-mail: odzyoosan@gmail.com
З.Б. Степанова, ст. преп., Институт зарубежной филологии и регионоведения, Северо-Восточный федеральный университет имени М.К. Аммосова, г. Якутск, E-mail: zbstepanova@mail.ru
