CC BY
89
УДК 140.8:81.1: 81'221.24
Лингвофилософские аспекты русского жестового дискурса
Л. В. Борисова
Национальный исследовательский университет «МИЭТ»
Дается краткий обзор современной философии языка. Делается попытка рассмотреть развивающиеся теории русского жестового дискурса, а также роль невербального (жестового) дискурса в решении коммуникативных задач. Жестовый дискурс занимает особое место в системе языков. В предложенной работе рассматриваются некоторые вопросы, связанные с проблемой познания и языкового сознания неслышащих. Показано соотнесение языковых картин мира неслышащих и слышащих.
Ключевые слова: лингвофилософия; жестовый дискурс; языковое сознание; картина мира; невербальный дискурс.
Лингвофилософия как междисциплинарное направление современной науки, связывающее языковые явления с более широким кругом различных феноменов, относящихся к мыслительной деятельности человека, имеет длительную историю. Философия языка — традиционный объект философских рефлексий от Платона и Аристотеля и до наших дней — была призвана обеспечить интегративные функции в постоянно изменяющемся языкознании. Изначально язык не был предметом рассмотрения науки, его исследование зародилось в недрах философии. Одно из первых научных произведений о языке было связано с именем Аристотеля. Язык рассматривался как вещь среди вещей (Возрождение), как средство выражения мысли (рационализм), как самостоятельная сила (современность). Этапы истории языкознания тесно связаны с соответствующими философскими основами, т. е. господствующими концепциями той или иной эпохи. В философской науке язык анализировался, например,
© Борисова Л. В.
концепциями XVII — XVIII вв. (рационализмом и сенсуализмом), античными и средневековыми лингвофилософски-ми концепциями, а также герменевтикой, феноменологией Гуссерля, прагматизмом, логическим позитивизмом, аналитической философией, постпозитивизмом, эпистемологией М. Фуко, когнитивной наукой и др.
Однако как научная дисциплина лингвофилософия окончательно оформилась в средине XX в. вследствие лингвистического поворота в самой философии, который привел к тому, что язык был понят как реальность, которая задает категориальное расчленение мира. С тех пор язык в его онтологических, гносеологических и методологических ипостасях присутствует либо учитывается как критериальный фактор в современных философских исследованиях.
Современная философия языка — это исследовательская область философии, которая анализирует взаимосвязь мышления и языка, выявляет конституирующую роль языка, слова и речи в различных формах дискурса, в познании
и в структурах сознания. Философия языка охватывает историю языка, языкознание, биологию, логику, психологию и социологию языка.
За последнее время само понятие язык претерпело значительные изменения. Номенклатура языков сознания для описания мира и субъекта познания, предложенная В. Зинченко, включает в себя, например, язык тела и мозга, язык движений, действий, жестов; икониче-ские языки, язык мимики, выразительных движений; язык образов, синестезий; вербальные языки; языки моторных программ, символические языки; метаязыки; глубинные семантические структуры, языки смыслов и др. [1].
Понимая сознание как способность соотносить себя с миром, его следует рассматривать в рамках определенной картины (образа) мира.
На всех этапах своего развития человечество находилось в прямой зависимости от различных познавательных моделей, формирующих картину мира, релевантную доминирующей эпистеме.
Элементами, структурирующими данные модели в рамках эпистемологии и ког-нитивизма, всегда оставались обыденное и научное познание, образующие асимметричную оппозицию и находящиеся между собой в отношениях дополнительности. В процессе познания соответственно формировались две различные картины мира, репрезентирующие концептуальную модель или картину мира: иконическая и индексально-знаковая. Применительно к языку индексально-знаковая картина мира — это научная или языковая картина мира [2].
Кубрякова Е. говорит о том, что языковая картина мира встроена в концептуальную подобно части в целое: «Языковая картина мира <...> рассматривается как важная составная часть общей концептуальной модели мира
в голове человека, т. е. совокупности представлений и знаний человека о мире, интегрированной в некое целое и помогающей человеку в его дальнейшей ориентации при восприятии и познании мира» [3, с. 169].
По мнению В. фон Гумбольдта, считающегося одним из основателей лингвофилософии, язык — это мир, который расположен посередине между являющимся нам внешним миром и миром, действующим в нас [4]. Выраженная здесь идея промежуточного мира — Zwischenwelt — это языковая картина мира. Из чего следует, что в рамках лингвофилософии Гумбольдта, рассматривающего мышление не как атрибут языка вообще, а как форму и способ актуализации идеоэтнического мышления, нерасчлененному гештальтному мышлению, маркирующему икониче-скую картину мира, не нашлось места. Гумбольдт исходит из теории парциального мышления как условия соединения частей мысли с дискретными языковыми формами, где номинативные продукты их соединения образуют мозаичное целое, репрезентирующее языковую картину мира.
Однако для понимания языковой картины мира носителей русского же-стового языка (неслышащих) необходим анализ как языковой, так и иконической картин мира. В скобках заметим, что же-стовый язык (sign language) надо отличать от спонтанной жестикуляции (gesture), сопровождающей вербальный дискурс, а также от языка тела.
Будучи отражением невербального сознания, иконическая картина мира, включающая в себя такие понятия, как цвет, звук, запах, верх / низ, левое / правое, формируется с опорой на личный опыт, этнические константы, ар-хетипические образы коллективного бессознательного. Она структурируется
семантическими фреймовыми сетями, состоящими из гештальтных фреймов — основных структурных единиц памяти.
В связи с этим следует отметить, что в действительности образ мира амода-лен по своей природе, т. е. лишен цвета, запаха, вкуса и не является исключительно зрительным, слуховым и др. Однако поскольку в антропоцентрической парадигме субъект с необходимостью включен в картину мира, ее следует рассматривать с учетом модальностей его восприятия, чувственных характеристик и интерпретации.
На современном этапе рассмотрения научной картины мира преодолевается классическая теория познания с ее виртуальным пониманием субъекта. Общепризнанным является многообразие картин мира в пространственно-временной парадигме (философские, ценностные и др.) [5].
Однако следует учитывать, что любая картина мира изначально формируется на основе образов и гештальтов, а уже в процессе формирования покрывается дискурсом, т. е. вербализируется. Язык, репрезентирующий экстериори-зованное сознание, функционирует как универсальная семиотическая система, имеющая план содержания и план выражения, и структурирует эту картину мира посредством вербальных фреймовых сетей. В процессе формирования картины мира большое значение имеет и такой экстралингвистический фактор, как движение.
Учитывая тот факт, что информация в жестовых языках передается при помощи статических и динамических жестов (пальцев руки, ее кисти, руки от кисти до плеча), движений головы и тела, мимики и направления взгляда, иконическая и языковая картины мира неслышащих формируются
на визуально-кинетической основе, в отличие от картин мира слышащих, сформированных на основе трех модальностей восприятия.
Кроме того, языковая и икониче-ская картины мира в жестовом дискурсе имеют тенденцию к взаимопроникновению, когда в иконической картине мира, например, спонтанно возникают икони-ческие и индексальные знаки (сны, живопись). Это объясняется спецификой самого жестового дискурса, в котором рука выступает как образ и она же — как языковой знак.
Исследуя роль невербальных и вербальных компонентов коммуникации, Е. Вансяцкая отмечает важную особенность «эмоционально-выразительных средств общения», которые формируются и манифестируются раньше, чем вербальная часть высказывания, которая накладывается на предварительно выраженную невербальную часть [6]. Шаховский В. считает невербальную знаковую систему первичной, отмечая, что она «превосходит вторичную (вербальную) по надежности, скорости, прямоте, по степени искренности и силы выражения и коммуникации эмоций, а также по адекватности их декодирования получателем» [7, с. 18].
Вышеизложенное, посвященное анализу вербальных и невербальных компонентов коммуникации в звучащих языках, приложимо и к жестовым языкам, так как помогает отчасти понять и объяснить когерентность картин мира носителей жестового дискурса более высокой скоростью манифестации невербальной знаковой системы. Это подтверждается тем фактом, что особенностью грамматики русского жестового языка является использование пространства или расположения предметов и лиц в пространстве. Благодаря этому свойству жестового дискурса возможно за короткий период
передать большое количество информации, создать четкий «пространственный» (визуальный) образ.
Специалисты по жестовому дискурсу разграничивают русский жестовый язык (РЖЯ) и калькирующую жестовую речь (КЖР). Первый, по их мнению, представляет собой самостоятельную языковую систему со своей лексикой и грамматикой, которая значительно отличается от грамматики устной речи. Калькирующая система, так как ее грамматический строй близок к построению устного звучащего языка, служит для коммуникации со слышащими.
Исследователи РЖЯ В. Крайнин и З. Крайнина проанализировали некоторые семиотические аспекты жесто-вого дискурса [8].
Семиотика американского философа Ч. Пирса, на которую, не вводя дефиницию, ссылаются авторы, имеет дело со знаками и знаковыми системами, разделяя их на три группы: иконические, индексальные и символические.
Преследуя цель объяснения закономерностей научного познания физического мира, Пирс поставил перед собой задачу классификационно установить корреляции репрезентаменов (явлений) как знаков плана выражения с их сущностью как знаков плана содержания. Он установил, что один и тот же план содержания может на уровне репрезента-менов маркироваться тремя способами.
Например, иконическим, когда ре-презентамен так или иначе фиксирует в форме прямого отображения или картины саму действительность, закрепляя тем самым ее чисто внешнее дескриптивное содержание. В более понятной терминологии он назвал это знаком-иконой.
Однако план содержания может маркироваться и на основе установления причинно-следственных связей,
т. е. с опорой на анализ импликатив-ных связей. Такие репрезентамены он назвал знаками-индексами.
И наконец, одно и то же содержание может быть репрезентировано на уровне плана выражения и знаковым символом, особенность которого в том, что он несет информацию с использованием транспонируемых семантических механизмов. Таким образом, один и тот же план содержания может быть маркирован различными способами его знаковой репрезентации на уровне плана выражения [9, с. 110—118].
Исследователи РЖЯ В. Крайнин и З. Крайнина к знакам-иконам или иконическим знакам относят знаки, визуально схожие с обозначаемым предметом (к примеру, фотографические снимки или географические карты). Во вторую, индексально-знако-вую группу они включают знаки, либо обозначающие часть предмета, либо такие, где изображение выступает как знак предмета в целом. Наконец, к третьей, символической группе относятся изображения, имеющие мало общего с обозначаемым предметом.
В жестовом дискурсе слово «дом», например, изображают соприкасающимися концами пальцев обеих рук, представляющих собой как бы двускатную крышу. Такую конфигурацию исследователи относят к индексально-знаковой группе. Сам жест является статическим. Также статическими являются жесты «женщина» — вертикальная ладонь у одной из щек и «мужчина» — согнутая кисть руки у лба.
Первый из этих жестов, по мнению авторов, является символом, второй иногда относят к индексально-знаковой группе, если понимать его как прикосновение пальцев к козырьку фуражки или кепки. Характерные динамические жесты называют некоторых животных,
например, барана (имитация завернутых рогов) или зайца (одновременно уши и движение, имитирующее прыжки). Эти знаки могут быть отнесены ко второй, индексной группе.
Большинство анализируемых жестов динамические и связаны с движениями пальцев, кистей рук или всей руки. Статичных жестов, для понимания которых нет необходимости в движении, значительно меньше.
В большинстве случаев посредством жестового языка невозможно передать имена собственные, специальные научные и иностранные термины, топонимические названия и др. Поэтому наряду с жестовым дискурсом и в дополнение к нему широко используется дактильная азбука.
При использовании дактильной азбуки пальцами показывают символическую или составленную по принципу подобия конфигурацию каждой буквы. По сравнению с жестовым дискурсом или напечатанным словом, которое взгляд охватывает полностью, подобная коммуникация — процесс весьма медленный, вследствие последовательного предъявления каждой буквы с последующим ее соединением в слова и предложения.
В целом, однако, буквы и лексемы в жестовом дискурсе существуют в разных семантических пространствах: слова не состоят из букв.
Вышеизложенное позволяет сделать выводы, что языковая картина мира неслышащих (Deaf ЯКМ) формируется на основе визуально-кинетической модели восприятия, в отличие от картин мира слышащих, сформированных на основе трех, а позднее — четырех, включая дискурсивную или дигиталь-ную, модальностей восприятия.
Вследствие различия плана выражения звучащих и жестовых языков ЯКМ слышащих формируется в рамках
дихотомии вербальный / невербальный. Deaf ЯКМ — мануальный / немануальный, так как информация в жестовом дискурсе передается в пространстве с помощью мануальных (конфигураций рук) и немануальных средств выражения языка (движений головы, телодвижений и мимических жестов).
В рамках концептуальной картины мира неслышащих границы икониче-ской и языковой картин мира недостаточно четкие, что обусловлено более высокой скоростью манифестации невербальной знаковой системы по сравнению с вербальной, а также спецификой жестового дискурса, в котором рука выступает как образ и она же — как языковой знак.
Русский жестовый язык (РЖЯ), в отличие, например, от американского же-стового языка (American Sign Language, ASL), исследован российским научным сообществом достаточно фрагментарно, не разработан сам понятийный аппарат. В ряду немногочисленных исследований, прямо или косвенно затрагивающих проблематику русского жестового дискурса, следует отметить хрестоматийную работу Г. Зайцевой [10]; относительно недавнюю — Е. Прозоровой, посвященную типологии жестовых языков, принципам организации дискурса в РЖЯ, средствам, использующимся для указания дискурсивных границ [11]; уже упоминавшуюся работу В. Крайнина, в определенной степени классифицирующую и систематизирующую русский жестовый дискурс; А. Горбунова, анализирующего дискурс как лингвофилософскую категорию [12], а также несколько узкоспециальных работ последних трех лет.
Русский жестовый дискурс — несомненно перспективное направление в современной науке — нуждается в дальнейших исследованиях в целях его категоризации и систематизации.
Литература
1. Зинченко В. П. Психологические основы педагогики (Психолого-педагогические основы построения системы развивающего обучения Д. Б. Эльконина — В. В. Давыдова). М.: Гарда-рики,2002. 431 с.
2. Борисова Л. В. Образ и знак в концептуальной картине мира // Психолингвистика в XXI веке: результаты, проблемы, перспективы: XVI Между-нар. симпозиум по психолингвистике и теории коммуникации: тез. докл. М.: Эйдос, 2009. С. 74—75.
3. Кубрякова Е. С. Роль словообразования в формировании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира / Отв. ред. Б. А. Серебренников. М.: Наука, 1988. С. 141—172.
4. Гумбольдт В. фон. Природа и свойства языка вообще // Избранные труды по языкознанию / В. фон Гумбольдт; общ. ред. Г. В. Рами-швили; послесл. А. В. Гулыги, В. А. Звегинцева. 2-е изд. М.: Прогресс, 2000. С. 74—84.
5. Борисова Л. В. Ценности / антиценности в языковом сознании студентов // Жизнь языка в культуре и социуме — 4: мат-лы междунар. науч. конф. (Москва, 30—31 мая 2014 г.) / Ин-т языкознания РАН, Российский ун-т дружбы народов. М.: Канцлер, 2014. С. 146—148.
6. Вансяцкая Е. А. Роль невербальных и вербальных компонентов коммуникации в текстах, отражающих эмоциональные реакции человека, и их соотношение: на материале англ. языка: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Иваново, 1999. 22 с.
7. Шаховский В. И. Лингвистическая теория эмоций: монография. М.: Гнозис, 2008. 416 с.
8. Крайнин В. А., Крайнина З. М. Человек не слышит / Ред. Г. В. Гершуни. М.: Знание, 1984. 144 с.
9. Лазарев В. В. Философия познания и лингвофилософия: парадигмальный подход: монография. Пятигорск: ПГЛУ, 2006. 506 с.
10. Зайцева Г. Л. Жестовая речь. Дактилология. М.: Владос, 2000. 192 с.
11. Прозорова Е. В. Маркеры локальной структуры дискурса в русском жестовом языке: автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 2009. 23 с.
12. Дискурс как новая лингвофилософская парадигма / Сост. А. Г. Горбунов. Ижевск: Удмуртский университет, 2013. 56 с.
Борисова Лариса Владимировна — кандидат филологических наук, доцент кафедры иностранных языков (ИнЯз) МИЭТ. E-mail: nohas@yandex.ru
