Linguistica cosmica: рождение «Космической парадигмы» Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

УДК 81-119

I LINGÜISTICA COSMICA: РОЖДЕНИЕ «КОСМИЧЕСКОЙ ПАРАДИГМЫ»

С.Н. Кузнецов*

Аннотация. Космическая парадигма появилась задолго до запуска первого спутника Земли в 1957 г. Парадигма включает в себя астрономические, мифологические, литературные и лингвистические компоненты. В условиях России к ним добавился еще и политический компонент, благодаря ассоциативной связи с Российской революцией, воспринимавшейся как событие космического масштаба. Лингвистический компонент реализовался в создании первого проекта космического языка (lingua cósmica): это был язык АО, созданный в 1919 г. В.Л. Гординым (на априорной основе) в качестве языка международного, а в 1927 г. представленный уже в качестве языка космического общения на «Первой Мировой выставке межпланетных аппаратов и механизмов». Идеологическую основу языка составил пан-анархизм (особая разновидность анархизма), а по своим материальным формам язык АО сближается с экспериментами в области футуристической поэзии.

Первый вариант статьи вышел на французском языке: Kuznecov S. Linguistica cosmica: La naissance du paradigme cosmique // Une familière étrangeté: La linguistique russe et soviétique. Paris, 1995 (Histoire Épistémologie Langage. 17/II [Tome XVII — fascicule 2]), p. 211—234.

Ключевые слова: история языкознания, искусственный язык, интерлингвистика, космизм, всеобщий язык, АО (язык), эсперанто, идеология, анархизм, грамматические категории, В.Л. Гордин, К.Э. Циолковский.

LINGUISTICA COSMICA: THE BIRTH OF THE «COSMIC PARADIGM»

S.N. Kuznetsov

Abstract. The cosmic paradigm had appeared long before the first sputnik was launched in 1957. The paradigm comprises astronomical, mythological, litterary and linguistic components. In Russia this set was enlarged by the political component, the associative link to the Russian Revolution understood as a cosmic phenomenon. The paradigm realized itself in the creation of a first lingua cosmica : the language AO, designed by V. Gordin in 1919, as a language of international communication on a purely aprioristic basis. In 1927 the language was presented at the first exhibition of interplanetary travels as a language of cosmic communication. The ideological foundation of the language was a special branch of anarchism (pananarchism), while the material forms of the language were linked to the same sources as futuristic poetry.

The first variant of the paper was published in French: Kuznecov S. Linguistica cosmica: La naissance du paradigme cosmique // Une familière étrangeté: La linguistique russe et soviétique. Paris, 1995 (Histoire Épistémologie Langage. 17/II [Tome XVII — fascicule 2]), p. 211—234.

Keywords: history of linguistics, artificial language, interlinguistics, cosmism, universal language, AO (language), esperanto, ideology, anarchism, grammatical categories, V. Gordin, K. Ciolkovsky.

Научная специальность 10.02.20 — Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание

АСТРОНОМИЯ: ОТ ЗНАНИЙ К МИФАМ

С запуском в 1957 г. первого искусственного спутника Земли человечество стало обретать черты «космической цивилизации». Априорно рассуждая, можно постулировать два признака, позволяющие констатировать

выход планетарной цивилизации в космос. Во-первых, речь может идти о физическом достижении космоса, обеспеченном соответствующим уровнем технологического развития. Во-вторых, можно допустить информацион-ныйвыход в космос, когда цивилизация оказывается спо-

© Кузнецов С.Н., 2014

* КУЗНЕЦОВ СЕРГЕЙ НИКОЛАЕВИЧ,

профессор кафедры общего и сравнительно-исторического языкознания филологического факультета, доктор филологических наук

Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова

Контакты: МГУ, 1-й учебный корпус, Воробьевы горы, Москва, Россия, 119899

E-mail: [email protected]

собной намеренно сигнализировать о своем существовании другим возможным обитателям Вселенной.

В принципе эти пути могут реализовываться независимо друг от друга, но в рамках земной цивилизации они оказались исторически взаимосвязаны: годом запуска первого искусственного спутника датируются и первые сообщения о разработанной Х. Фройденталем системе космической сигнализации «Линкос» (Lincos = Lingua cosmica). Монографическая работа, посвященная этой системе, появилась тремя годами позже — в 1960 г. [49]. Так физико-технологическое освоение космоса пополнилось освоением информационно-коммуникативным: вместе с космонавтикойродилась и космолингвистика1.

Разумеется, космолингвистика возникла не на пустом месте. Ее зарождению предшествовали идеи и предложения, высказывавшиеся учеными на протяжении предшествующих веков. Уже мысли Джордано Бруно (1548—1600) о бесчисленности населенных миров логически предполагали возможность контакта с инопланетными цивилизациями. Если допустить, что такие цивилизации существуют в пределах Солнечной системы, то связь с ними можно было бы установить относительно простыми средствами, например, оптической сигнализацией, доступной наблюдению в телескоп. Математик и астроном Карл Фридрих Гаусс (1777—1855) предлагал использовать для связи с инопланетянами язык геометрических начертаний: на просторах Сибири следовало изобразить гигантский чертеж, иллюстрирующий теорему Пифагора.

Обратим внимание на особенность семантики, закладываемой в подобные космические послания. Для землян графическое изображение теоремы Пифагора несет информацию о самой этой теореме («квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов»), но «собратьям по космосу» это знание предполагается уже известным, поэтому здесь чертеж приобретает совершенно иное значение — он становится свидетельством разумности отправителя (опознавательным знаком разума) и одновременно приглашает получателя к космическому диалогу.

Проблема языкового контакта с разумными обитателями космоса приобрела актуальность под влиянием дискуссии вокруг марсианских «каналов», открытых Скиапарелли в 1877 г. Правда, в строго астрономическом смысле открыты были не «каналы», а линии на поверхности Марса, которые наблюдателю с Земли показались геометрически правильными. Идея «каналов» появилась в результате не открытия, а истолкования, когда в дело, наряду с астрономией, вмешалась психология, несущая с собой мощный мифотворческий элемент.

Действительно, почему истолкователь увидел на Марсе именно каналы, а не что-либо иное? Ведь линии, наблю-

давшиеся Скиапарелли, могли интерпретироваться самыми различными способами—как естественно образовавшиеся континентальные разломы, горные цепи, потоки и т.п. или же как искусственные сооружения, но отнюдь не обязательно «каналы» (дороги, акведуки, крепостные сооружения и т.п.); наконец, можно было увидеть в них и космические «письмена» — опознавательные знаки предполагаемой марсианской цивилизации (иногда в более позднее время линии на поверхности Марса так именно и трактовались — как своего рода сигнальные чертежи). Если исследователь увидел в них все же «каналы», то дело не обошлось без подсказки, навеянной событиями не космической, а вполне земной жизни. Открытие Скиапарелли совпало по времени с величайшими инженерными предприятиями XIX в. — прокладкой Суэцкого канала, введенного в действие в 1869 г., и Панамского канала, начатого постройкой в 1881 г. Мнимые каналы на Марсе явились «психологическим отражением» реальных земных каналов, чтобы в свою очередь отразиться в земной науке проблематикой космических контактов.

В конце XIX — начале ХХ вв. мысль о наличии разумной жизни в космосе становится почти тривиальной. Гипотеза о каналах на Марсе была развита американцем П. Лоуэллом, который считал их частью гигантской ирригационной системы марсиан. С живым интересом эта гипотеза была воспринята в России; вышедший здесь в 1908 г. русский перевод работы немецкого астронома Лео Бреннера об «обитаемости звездных миров» [5] обратил на себя внимание, между прочим, и будущего «отца космонавтики» К.Э. Циолковского. Основываясь на наблюдениях Скиапарелли, произведенных в 1877— 1888 гг., Бреннер пишет как о доказанном факте: «Уже самое существование каналов, которые, по моему мнению, текут среди невысоких дамб, (...) и их планомерное расположение явно показывают, что мы имеем здесь перед собою произведение не природы, а искусства, сооруженное мыслящими, гораздо далее ушедшими в культурном отношении существами, чем мы. Как бы то ни было, не исключена возможность, что при древнем возрасте Марса обитавшие на нем существа давно уже вымерли или выродились» [5: 76]. И автор заключает: «Итак, насколько хватает наших знаний, обитаемость других миров вероятна только для Марса, возможна для Меркурия и Венеры, а для всех остальных планет и сателлитов — невероятна» [5: 88].

1 Появление космолингвистики послужило уточнению предмета и другой лингвистической дисциплины (которая еще будет мимоходом затронута в этой статье), а именно интерлингвистики, науки о международных языках. Ранее эта дисциплина нередко называлась космоглоттика с опорой на понимание космоса как «земного мира» (отсюда cosmoglotta «всемирный язык»). После 1957 г. слово космос окончательно специализируется в значении «внеземной мир».

Предположение о существовании инопланетян и о возможности контакта с ними явилось важнейшим стимулом для разработки теории межпланетных сообщений. В России эта теория становится темой общественных дискуссий с 1903 г., когда в журнале «Научное обозрение» появилась знаменитая статья К.Э. Циолковского «Исследование мировых пространств реактивными приборами» [42], будившая воображение читателей смелыми проектами (позднее их назовут предвидениями) многоступенчатых ракет и искусственных эфирных островов (внеземных станций для старта межпланетных экспедиций).

Так на рубеже веков стала складываться космическая парадигма — комплекс научных идей и образовавшихся во взаимовлиянии с ними мифов, который ввел идею космоса в обыденное общественное сознание, а также в искусство, науку и даже политику. В России развитие космической парадигмы имело особую судьбу: идея космоса соединилась здесь с представлением о глобальном масштабе революционных событий, потрясших страну в начале XX в. На этой уже подготовленной почве появился и первый росток космической лингвистики — «космический язык» АО, о котором пойдет речь в дальнейшем. Нас будет интересовать становление лингвистического космизма в его непосредственных идейных связях—так, как они формировались в специфических условиях России.

«Давление» космической парадигмы сказалось и на судьбе самого слова космонавтика, которое словарями отмечается как «собственно русское», хотя и составленное из греческих корней. Известно, что предметная область, к которой прилагается данное слово («теория и практика полетов в космос»), ранее обозначалась как астронавтика (по образцу фр. astronautique — слова, придуманного в 1927 г. Рони-старшим [Rosny aîné]) или звездоплавание (калька с того же французского образца). В русском языке слово астронавтика зарегистрировано с начала 30-х гг. («Известия», 17 октября 1932 г.). Однако оно терминологически выпадает из «космической парадигмы», и с первым космическим полетом Ю.А. Гагарина (1961) в русский язык внедряются новые слова космонавт, космонавтика, увязанные с парадигмой.

ИНОПЛАНЕТНЫЕ ЯЗЫКИ В ЛИТЕРАТУРНОЙ ФАНТАСТИКЕ

Ближайшим «филологическим окружением» для идеи космического общения явились произведения литературной фантастики. Открытия Скиапарелли и здесь проложили разделительную межу во времени. Хотя тема путешествия на другие планеты привлекала писателей еще с античности, «до Скиапарелли» она выливалась в форму заведомой литературной сказки — утопического, сатирического или назидательного содержания. «После

Скиапарелли» рождается научная фантастика в собственном смысле слова, описывающая воображаемые миры как «предположительно» реальные или имеющие шанс превратиться в реальность.

Вот почему родоначальник этого жанра Герберт Уэллс, развивая в своих романах тему фатального столкновения разнопланетных цивилизаций («Война миров» [«The War of the Worlds»], 1898, и др.), излагает не сказочную, а вполне научную процедуру развертывания космического диалога, который должен начаться с демонстрации геометрических изображений («Первые люди на Луне» [«The First Men in the Moon»], 1901).

Литературную разработку вопрос о межпланетных контактах получил и у русских писателей. Александр Александрович Малиновский, известный под псевдонимом Богданов (1873—1928), врач, общественно-политический деятель марксистского толка, в послереволюционные годы — один из идеологов пролеткульта2, еще в 1908 г. опубликовал научно-фантастический роман «Красная звезда». В нем повествуется о марсианах, которые прилетают на Землю в связи с подготавливаемым русскими революционерами восстанием. Попутно Богданов затрагивает тему и языка марсиан, великодушно «обогащая» его по сравнению с европейскими языками: марсиане могли, например, спрягать по временам не только глаголы, но и существительные.

В художественном отношении гораздо значительнее фантастический роман Алексея Николаевича Толстого (1883—1945) «Аэлита» (1922). Написанный в бытность автора в эмиграции, но уже накануне его возвращения в Советский Союз (1923), роман сплетает, как и у Богданова, революционные и космические мотивы, с тем отличием, что здесь уже земляне пересекают космическое пространство и устраивают революцию на Марсе.

Автор не описывает языка марсиан, но приводит на нем некоторые фразы, иногда с переводом, а чаще без него:

Тао хацха ро хамагацитл,

Оэео, хо суа (= Сосредоточьтесь и вспоминайте);

Аиу ту ира хасхе, Аэлита (= могу ли я быть с вами, Аэлита?)

Литературная фантастика отважилась, таким образом, заговорить языком обитателей космоса, но полет фантазии не шел дальше инопланетного языка (языка инопланетян); в первой четверти века XX в. даже у на-

2 «Пролетарская культура» — культурно-просветительская и литературно-художественная самодеятельная организация, возникшая в промежутке между Февральской и Октябрьской революциями 1917 г. Выступала за создание пролетарской культуры силами индустриальных рабочих и отвергала «буржуазное» культурное наследие. Закрыта в 1932 г.

учных фантастов мы не находим еще идеи межпланетного языка, т.е. космического языка в собственном смысле слова.

КОСМИЗМ В ПОЭЗИИ

Революция 1917 г., воспринятая одними современниками как вселенская катастрофа, а другими как эпохальный взлет в мировой истории, объединила тех и других ощущением грандиозности совершавшихся событий. В поисках сопоставимого масштаба не одни только герои фантастических романов поднимали глаза к небу. Образ «красной звезды», вынесенный А. Богдановым в название своего романа, легко преодолевал границу жанров, не смущаясь различием между фантастикой и реализмом. Вот инженер Лось из «Аэлиты» накануне межпланетного полета вглядывается в небо и видит:

Алмазным — то кровяным, то синим светом переливался Марс высоко над спящим Петроградом.

Потом он же посмотрит на Землю с Марса, и уже Земля будет казаться ему красной звездой А вот что пишет, почти одновременно с автором «Аэлиты», М.А. Булгаков, начиная роман «Белая гвардия» (1923—1924) о событиях никак не космической, а вполне земной жизни:

Велик был год и страшен год по рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй. Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская — вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс.

Космические образы получили особое распространение в поэзии. Историки литературы не зря говорят в этом случае о «поэтическом космизме», т.е. целой системе устойчивых образов, позволяющих уловить космическую мерность земной истории.

Февральскую революцию 1917 г. поэт-футурист Ве-лимир Хлебников приветствовал симптоматичными стихами, в которых «сливается революционное и в то же время космическое восприятие мира» [20: 732]: Свобода приходит нагая, Бросая на сердце цветы, И мы, с нею в ногу шагая, Беседуем с небом на ты [37: 253]. Космизм проявляется в самых различных поэтических школах революционной эпохи. Однако особую роль он получил в поэзии пролеткульта, оказавшись сродни ее декларативному пафосу.

Эстетика пролеткульта, идеологически обоснованная А. Богдановым, исходила из понимания коллективизма как «центрального отличительного момента пролетарской культуры», стирающего отдельную личность

[4Ь: 52]. Эти идеи были подхвачены рядом послереволюционных пролетарских поэтов. Один из них, Алексей Га-стев, в своих теоретических выступлениях связывал «восходящую культуру пролетариата» с развитием индустрии, при котором происходит «машинизирование не только жестов, не только рабоче-производственных методов», но и «обыденно-бытового мышления». По мнению Гастева, все это предельно «нормализует психологию пролетариата», придает ей «поразительную анонимность, позволяющую квалифицировать отдельную пролетарскую единицу как А, В, С или как 325, 075, 0 и т.п.». Гастев доходит даже для того, что применительно к пролетариям декларирует «невозможность индивидуального мышления», которое якобы переливается «в объективную психологию целого класса». Класс, обладающий столь невиданной психологией, «потребует нового художественного стиля», «революции художественных приемов»: «слово, взятое в его бытовом выражении, уже явно недостаточно для выражения рабоче-производственных целей пролетариата», последний «рискнет, так сказать, на технизацию слова», которое «будет постепенно отделяться от живого его носителя — человека» [7: 35—45].

Сродни этим нелепостям и поэтическая практика Гастева. Его герой — «первое чудо вселенной, бесстрашный работник творец-человек» [8: 125]. Правда, этот чудесный и бесстрашный работник совершенно бесплотен и лишен какого бы то ни было индивидуального облика. Но это не беда: «анонимную пролетарскую единицу» тем легче заслать в космос. Михаил Герасимов писал в некогда известном стихотворении «Мы победим» [9: 19, 20]:

Зарей крылатою одеты, Мы в небо дерзостно взлетим, Громокипящею кометой Прорежем млечные пути...

В его пророчествах, при всей их гротескности, отчетливо виден первоначальный «скиапаррелиевский» источник поэтического космизма:

Воздвигнем на каналах Марса Дворец Свободы Мировой.

Там будет башня Карла Маркса Сиять, как гейзер огневой.

В унисон с Герасимовым И. Филипченко в стихотворении «Пролетариату» [33: 10] возглашает:

Слава черным, космическим, грубым рукам...

Ими ты начертал мировые орбиты...

Связь между обезличенностью образов в поэзии пролеткульта и ее же преувеличенным космизмом не осталась незамеченной современниками. «Избегая индивидуализма, она впала в другую крайность — в отвлеченность», писал о пролеткультовской поэзии В. Брюсов.

«Рабочий — не живой человек, ткач, литейщик или что-либо подобное, а Рабочий с большой буквы, мировой Пролетарий, строитель нашей Планеты. Из данного года, из нашего РСФСР, поэзия (...) срывается в безвоздушное пространство, где наша земля только планета среди планет, а навстречу летят миллионы солнц» [6: 84].

Впрочем, как отмечают исследователи, «космическая тема не была монополией пролеткультовцев; их особенность заключалась только в том, что своему «космизму» они придали вид утопической мечты, пафос ожидания будущего машинизированного рая вселенной» [30: 147]. В других поэтических течениях космизм мог играть совсем иную роль. Если пролеткультовский космизм устремлен к будущему, то «ретроспективный космизм» М. Волошина воссоздает «космогоническую картину развития человечества от первозданной океанской клетки до человека общественного» и пытается разгадать «космическую судьбу человечества» [30: 147, 148].

Космизм присущ в те же годы Андрею Белому3 и Валерию Брюсову; его не избежали Есенин, Пастернак, Мандельштам, а у крестьянского поэта Николая Клюева появляется даже образ «избяного космоса», ибо деревенская изба ощущалась им как некое «подобие вселенной» [2: 66].

С завершением гражданской войны и началом мирного строительства романтический пафос революции, выражавший себя в космических образах, идет на убыль. Поэзия начинает искать конкретного героя и у поэтов нового поколения (например, у Николая Тихонова) ко второй половине 20-х гг. приобретает «антикосмическую», земную направленность [30: 180, 181]. К концу 20-х гг. возрождается философская поэзия, угасшая было с дореволюционным символизмом. Теперь она вновь обращается к космизму, но космизму иного рода: ее космические образы — это уже не развернутая метафора (и апология) революции, а средство осознания роли человечества в космосе. Понятие космоса обретает реальный смысл. «Философствующий герой нового времени не погружается в свой собственный микромир как в заведомо идеальные сферы человеческого бытия, — он как бы стучится в надежде проникнуть в пока еще закрытые двери возможно существующих, но еще неоткрытых миров. И в этом отношении возродившаяся в 20-е гг. философская поэзия более опирается на утопические «оды» В. Хлебникова и космогонические идеи К.Э. Циолковского, чем на соответствующие мотивы поэзии символистов» [30: 216].

На этот переходный период, когда метафорический космизм перерабатывается поэзией и общественным сознанием в космизм реалистического образца, и падает, как мы увидим, появление «космического языка» АО.

Собственного говоря, поэтический космизм уже в самом себе несет прообраз такого языка, ибо на идейной основе поэтического космизма возникла и присущая ему языковая техника.

Хорошо известно, что язык поэзии 20-х гг. отличался неуемной тягой ко всякого рода экспериментаторству, ломке традиционных форм, расширению изобразительных средств за счет жаргона и даже «зауми». Потребовались специальные «оргмеры», чтобы обуздать эту языкотворческую стихию: в год «великого перелома» (1929), ознаменовавшего установление в стране тоталитарного строя, вопрос о языковых экспериментах в поэтической речи был вынесен на дискуссию о порче языка [31]. «Космический язык» заявил себя двумя годами раньше, но близкая ему лингвистическая технология вырабатывалась в ходе поэтических экспериментов на протяжении не менее 20 лет.

В этом отношении первопроходческая роль должна быть отведена В. Хлебникову и созданному им «заумному языку». Как показывает поэтическая практика Хлебникова, «заумный язык» должен был служить решению таких художественных задач, которые остались бы неразрешимы средствами обычного литературного языка. Известно, например, стихотворение (ок. 1908), в котором Хлебников пытается «озвучить» кубистиче-скую живопись — передать выдуманными им словами «заумного языка» впечатление от портрета в кубисти-ческом стиле [37: 36]:

Бобэоби пелись губы Вээоми пелись взоры Пиээо пелись брови Лиэээй — пелся облик Гзи-гзи-гзэо пелась цепь, Так на холсте каких-то соответствий Вне протяжения жило Лицо.

«Заумный язык» — не синоним бессмыслицы, он пытается обнаружить скрытый смысл, лежащий за звуком речи и ассоциирующийся с ним4. Это позволяет «заумному языку» стать, как в случае с приведенным стихотворением, чем-то вроде языка-посредника между искусствами, осуществить «перевод» между ними. Но зато, чтобы быть понятым, «заумный язык» сам нуждается в переводчике, ибо без записной книжки Хлебникова

3 Космизм «проходит через основной образ поэзии Белого — образ России, многоступенчато как бы восходящей в космос (...). Бесспорным остается факт, что русскую революцию Белый выразил именно в космических масштабах. Ее он принял как прообраз, как символ будущего раскрепощения всей человеческой сущности» [30: 149].

4 В истолковании исследователей [21: 153] «заумь» Хлебникова может быть приравнена к своего рода азбуке с семантизированными согласными, тогда как гласные играют вспомогательную роль.

44 | ЛИНГВИСТИКА

нельзя узнать, что слово «бобэоби» обозначает красный, а «пиээо» синий цвет [20: 730, 731].

«Заумный язык» вырастал в понимании Хлебникова в некую универсальную знаковую систему, позволяющую навести мост не только между искусствами, но и между народами. Правила семантизации звуков, по предположению поэта, вполне могли оказаться общими для всех языков, что открывало «путь к мировому заумному языку»5, а далее и к «звездному языку». Пример искусственной языковой системы, разработанной Хлебниковым, можно найти в работе [21: 155]. В 1919— 1921 гг. Хлебникова занимала идея всеобщего «числового языка» — как раз в то время, когда создавался всеобщий числовой язык АО.

Попытки радикального обновления языка разделились по направлениям: если пролеткультовцы звали к «технизации слова» и его постепенному отделению от «живого носителя — человека», то на другом фланге раздавались требования вернуть слово к его изначальным биологическим и эмоциональным истокам. «Ураган превратил в общий хаос все, что создано природой и культурой, и в этом хаосе родилась жажда найти первозданное слово, криками и междометиями отметить свои необычные переживания», писал наблюдательный современник [27: 66].

В декабре 1921 г. появились со своим манифестом «биокосмисты» (А. Святогор, П. Иваницкий), «программа которых определялась задачей создания некоего ми-розданческого языка» [30: 138]: «Мы беременны новыми словами... Мы предчувствуем междометие встающего из гроба человека. Нас ждут миллионы междометий на Марсе и на других планетах. Мы думаем, что из биокосмических междометий... родится биокосмический язык, общий всей земле, всему космосу». [3: 1, 2, 7]. Эти декларации явным образом выходили за пределы собственно поэтических задач: устами поэтов заговорил здесь, по-детски неуклюже, космизм особого рода — лингвистический. Но устремления биокосмистов простирались еще дальше: «В повестку дня необходимо поставить вопросы реализации личного бессмертия», завляли они в том же манифесте.

ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ КОСМИЗМ У К.Э. ЦИОЛКОВСКОГО

Выше мы говорили о двух типах освоения космоса — физическом и информационном. Связь между ними восходит к значительно более раннему времени, чем год запуска первого искусственного спутника. Она с очевидностью проявляет себя уже в научных идеях К.Э. Циолковского (1857—1935), который по этой причине является не только основоположником космонав-

тики, но и одним из провозвестников космической лингвистики.

Круг интересов Циолковского необычайно широк. Он проектировал ракеты и дирижабли, изобрел пишущую машинку нового типа и новую письменность, создал оригинальную философскую систему, которую писатель Лев Кассиль охарактеризовал в метких словах: «В его суждениях странно переплетается восторженный пантеизм с грубым механическим пониманием мира. Он считает себя «биокосмистом» [25]. Разумеется, речь идет не о поэтическом «биокосмизме». По отношению к Циолковскому это слово наполняется философским содержанием, указывая на стремление ученого найти сходство живого и неживого, отыскать признаки живого существа в неживых объектах — от молекулы до Космоса.

Разумеется, при таких предпосылках мысль о наличии в Космосе разумной жизни естественным образом вошла в систему воззрений Циолковского. В год открытия марсианских «каналов» 20-летний Циолковский в работе [38] высказал убеждение в наличии живых и разумных существ на других небесных телах. С уверенностью в этом он не расставался до последних дней жизни, высказываясь то более осторожно, как в книге «Свободное пространство» («Нет ничего невозможного в предположении, что эти пространства населены странными для нас существами»), то с непререкаемой категоричностью, как в «Монизме вселенной» («...большинство крупных планет или вернее, планет с газовыми оболочками, или есть, или было, или будет обитаемо. ...Нельзя, таким образом, отрицать, что вселенная заполнена высшею сознательною и совершенною жизнью» [цит. по: 40а: 151, 160]).

В небольшой брошюре, носящей название «Причина Космоса» с подзаголовком «Конспект. Август 1925 г.», высказывания Циолковского спрессованы в афористические формулировки: «Планеты ничем существенно друг от друга не отличаются и невероятно, чтобы жизнь осенила единственную планету из множества подобных (...) Итак, заселенная вселенная есть абсолютная истина» [39: 13, 14].

Убеждение в обитаемости иных миров (и разумности всего Космоса) выливалось в постоянную готовность получить весть «с другой стороны», от наших космических собратьев. Циолковский бессознательно

5 Критики неоднократно отмечали «исключительную национальную окрашенность» поэтических образов Хлебникова [30: 152], а равно и его словотворчества, противоречившего постулируемой всемирности «заумного языка» «Он много говорил о международном «вселенском» языке поэзии, но в корне слова он старательно изгонял все «неславянское», «чужеземное» [34: 88].

наделял предполагаемых «иномирян»6 такой же тягой к установлению контакта, таким же «космическим любопытством», какими обладал он сам. С обезоруживающей верой в реальность внеземного разума описывает он свое наблюдение, сделанное 31 мая 1928 г.: облака на вечернем небе составили «как бы напечатанные, горизонтально расположенные рядом три буквы: чАу (...) с заглавной печатной буквой посередине и прописными по краям» [40а: 53, 54]. Циолковский воспринял это как космическое сообщение — «сигнал, переданный на Землю жителями какой-то другой планеты» [22: 242]. Циолковский даже попытался этот сигнал расшифровать, совершенно по-дилетантски призвав себе на помощь русские и английские слова и ничуть не усомнившись, что инопланетные жители могли выйти на связь с помощью русского и английского языков.

Разумеется, Циолковский должен был прийти к мысли о возможности подать весть в Космос и со стороны землян. Повод высказаться на эту тему предоставился Циолковскому в его родном городе Калуге еще в 1896 г. 30 октября этого года газета «Калужский вестник» опубликовала заметку «Междупланетные сообщения». Анонимный автор сообщал, со ссылкой на французскую прессу, что два француза, Кальман и Верман, обнаружили на фотоснимках Марса геометрически правильные чертежи, которые, предположительно, есть «ответ на прошлогоднюю попытку американских астрономов войти в сношения с жителями этой планеты посредством фигур из громадных костров, расположенных на большом пространстве». Речь, стало быть, идет уже не о каналах, а о «космических письменах», подобных тому чертежу, который предлагал изобразить на земной поверхности Гаусс.

Циолковский отреагировал на эту заметку «научным фельетоном», помещенном в «Калужском вестнике» 26 ноября 1896 г.: «Может ли Земля заявить жителям иных планет о существовании на ней разумных существ?» [41]. Циолковский проявляет осторожность и «не берется утверждать достоверности» сообщений французской прессы, но защищает мысль о существовании иных разумных существ и доказывает возможность связаться с ними. Каким же образом?

Циолковский не отказывается от распространенной тогда идеи оптической сигнализации, но полностью пересматривает характер передаваемого сообщения (или, как мы сказали бы сейчас, устройство космического кода). Вместо прямой демонстрации геометрических фигур, он предлагает посылать в космос с помощью специальных щитов световые сигналы точек и тире (аналогично азбуке Морзе). Сначала должны прозвучать своеобразные позывные — ряд одинаковых сигналов, посылаемых через равные интервалы. Затем следует показать

«наше уменье считать» (1, 2, 3 и т.д.). «Подобным путем мы могли бы щегольнуть перед нашими соседями полными арифметическими познаниями: показать, например, наше умение умножать, делить, извлекать корни и проч. Знание разных кривых могли бы изобразить рядом чисел. Так параболу рядом 1, 4, 9, 16, 25... Могли бы даже показать астрономические познания, например, соотношения объемов планет... Ряд чисел мог бы даже передать марситам7 любую фигуру: фигуру собаки, человека, машины и пр. В самом деле, если они, подобно людям, знакомы хотя бы немного с аналитической геометрией, то им нетрудно будет догадаться понимать эти числа...» [41; цит. по: 1: 128].

Этот пионерный набросок космического кода, предложенный 39-летним Циолковским, во всех главных идеях согласуется с тем, что будет позднее предложено Фройденталем и другими теоретиками космических сообщений. Действительно, по Фройденталю, посылаемое в Космос сообщение должно начинаться рядом натуральных чисел; далее вводятся понятия равенства и неравенства, позволяющие производить арифметические действия сложения, вычитания, умножения и деления, обозначаются способы передачи числа р, натуральных логарифмов и пр. От математических понятий оказывается возможным перейти и к понятиям, передающим явления человеческой культуры, морали и пр., для чего в текст сообщения вводятся персонажи, которые разыгрывают диалогические сценки и демонстрируют «человеческую» систему оценок («хорошо», «плохо», «разумно» и пр.) [24а]. Как можно видеть, Циолковский ограничивает свою задачу передачей математических понятий и вещественных изображений, но еще не находит способа выразить категории человеческой культуры. Однако в принципиальном отношении проект космических сообщений 1896 г. мало чем отличается от проекта 1957 г.

Для полноты картины между этими датами должна быть названа еще одна — дата 70-летия Циолковского, которое было ознаменовано появлением языка, впервые названного «космическим». Это и был язык АО.

Документы, разъясняющие историю вопроса, нам удалось найти в архивах одной ассоциации, которой пришлось сыграть не совсем обычную роль в истории космонавтики и космического языка.

6 Приходится ввести этот неологизм, чтобы яснее была грань между «инопланетянами» (жителями чужих планет) и «неизвестными разумными силами» Космоса, существование которых допускает Циолковский. Существа иного мира совсем необязательно должны физически пребывать на других планетах, они могут жить «среди нас, будучи невидимы нами» (Циолковский К.Э. Воля вселенной. Неизвестные разумные силы. Калуга, 1928; переизд в: Циолковский К.Э. Очерки о Вселенной. М., 1992; цит. с. 50).

7 Устаревшая форма для нынешнего «марсиане».

ОБЩЕСТВА МЕЖПЛАНЕТНЫХ СООБЩЕНИЙ

По завершении гражданской войны в полуразрушенной стране неожиданно отыскалось множество энтузиастов межпланетных сообщений, стали возникать кружки и общества, в которых с большей или меньшей основательностью изучались работы Циолковского и других теоретиков освоения космоса. В Архиве Российской академии наук (РАН) находим любопытный документ 1925 г., свидетельствующий о широком общественном интересе к этой теме: «Привет к кружкам по исследованию и завоеванию мирового пространства от академика Д.А. Грабе» [55: л. 3].

В 1924 г. учреждается «Московское общество изучения межпланетных сообщений». В том же году Физический институт (входивший в состав Первого университета — так называемого 1-го МГУ) предоставляет свою Большую аудиторию для многодневного (1, 4 и 5 октября) диспута «Полет на другие миры». В диспуте принял участие «первый космический инженер», соратник К.Э. Циолковского и С.П. Королева, Фридрих Артурович Цандер (он был членом Президиума упомянутого Московского общества). Цандер сделал сообщение «об изобретенном им новом корабле, разрешающем задачу полета в мировое пространство» [32].

Непосредственное отношение к нашей теме имеет другое московское общество — «Ассоциация изобретатели — изобретателям» (АИИЗ), которое, впрочем, имело и другое название: «Ассоциация изобретателей-ин-вентистов». Ассоциация занималась самыми различными аспектами изобретательской деятельности, в частности и в области межпланетных сообщений.

Общества «<по исследованию и завоеванию мирового пространства» старались играть активную роль в социальной жизни, поддерживать контакты с видными государственными деятелями. К участию в «Московском обществе изучения межпланетных сообщений» был, между прочим, приглашен «первый чекист», председатель ГПУ Ф.Э. Дзержинский [36: 132]. Ассоциация же изобретате-лей-инвентистов, как полагают, способствовала знакомству Ленина с работами Ф.А. Цандера о межпланетных полетах [32]. АИИЗ вступила также в непосредственную переписку с Циолковским, имея в виду предложить ему участие в задуманной ею выставке по проблеме межпланетных сообщений. Правда, на деле речь шла о чем-то гораздо большем, чем просто выставка...

Контакты «изобретателей-инвентистов» с Циолковским документально подтверждены для периода с января 1927 г. по март 1928 г. [55, 102]. Первое письмо от 21 января 1927 г. [55: л. 1] содержит просьбу выслать для библиотеки АИИЗ'а произведения Циолковского. Письмо подписали: «плановед Эфофби» и «жонструктовед Полевой».

5 февраля 1927 г. те же деятели АИИЗ'а благодарят Циолковского за присланную литературу и впервые сообщают о намерении Ассоциации открыть к 15 февраля «мировую выставку», где будут продемонстрированы плоды 35-летних исследований Циолковского и его многочисленных последователей и соратников в разных странах [55: л. 6, 7]. 14 февраля сообщается о задержке открытия выставки до 1 марта [55: л. 8, 9].

В непосредственно следующих за тем новых письмах Полевой подписывается уже как «Пред. Выставкома, Завед. лабораторией «Космополит» [55: л. 11] (кто такие были космополиты в истолковании АИИЗ'а мы узнаем позднее). И снова сообщение о том, что открытие выставки откладывается до 15 марта [55: л. 12, 13]. Причины задержек оказались стандартны: за разрешением на открытие выставки пришлось обращаться в Губполитпро-свет, а последний ответствовал резолюцией «За несвоевременностью отказать». Деятели Губполитпросвета нашли, что идея межпланетных полетов сродни изобретению перпетуум мобиле8. Пришлось идти на риск и открывать выставку без разрешения [55: л. 24, 25].

Наконец, в недатированном письме (на конверте почтовый штамп с датой: 26.4.27) долгожданное сообщение: «Выставка открылась 24-го апреля 1927 года. Про-пускаемость публики 300—400 человек в день» [55: л. 20].

«ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВЫСТАВКА МЕЖПЛАНЕТНЫХ АППАРАТОВ И МЕХАНИЗМОВ»

Так называлась эта выставка, первая в мире, как уверяли организаторы, или, во всяком случае, первая в истории российской космонавтики9. Проводилась она по тому же адресу (ул. Тверская, д. 68 по тогдашней нумерации), где имела пребывание и сама «Ассоциация изобретателей-инвентистов», — в центре Москвы, «в одном из зданий, неподалеку от теперешней площади Маяковского» [1: 232]10.

Экспонаты (макеты, муляжи, чертежи, фотографии и пр.) были частью изготовлены самими организаторами, частью получены ими от других таких же энтузиастов

8 Провинциальные власти действовали грубее и проще, без ссылок на перпетуум мобиле. Сотрудник АИИЗ'а Александр Яковлевич Федоров, организовавший в 25—30 городах доклады-диспуты об идеях Циолковского, дважды упрятывался ими в сумасшедший дом (получив от АИИЗ'а сообщение об этом, Циолковский набрасывает примирительный ответ: «А.Я. деятельный, энергичный человек, но увлекающийся») [55: л. 12, 13].

9 М.С. Арлазоров в своей книге о Циолковском приводит ошибочную дату открытия выставки — 10 февраля, а саму выставку именует «Выставкой межпланетных сообщений», что также неверно [1: 311].

10 Площадь Маяковского — в 1935—1992 гг. название Триумфальной площади в Москве.

космических сообщений. Наиболее важную часть экспонатов составили материалы, относящиеся к К.Э. Циолковскому. Один из посетителей выставки (М.И. Попов) вспоминал: «На выставке широко и убедительно была освещена научная деятельность Константина Эдуардовича. Выставка вызвала большой общественный интерес. Смелость идеи космических полетов, новизна для широкой публики этой идеи, трудно отделимое соседство фантазии и реальности сделали выставку злобой дня» [61].

В фондах Государственного музея истории космонавтики им. К.Э. Циолковского (Калуга) хранится альбом фотографий выставки — подарок К.Э. Циолковскому «от межпланетного отряда Ассоциации изобрета-телей-инвентистов»11. Копия альбома была заново изготовлена одним из участников выставки 37 лет спустя, в 1964 г., в ознаменование того, что практическая космонавтика стала, наконец, реальностью. С этой целью название выставки здесь слегка модернизировано: «Первая мировая выставка космонавтики» [60].

Но в 1927 г. космические полеты отнюдь не казались организаторам выставки делом отдаленного будущего. Слова о «межпланетном отряде» — совсем не метафора: «отряд» действительно существовал, и его члены были готовы отправиться в космос с первым же кораблем, создание которого уже тогда сулили в публичных выступлениях «космические инженеры».

При этом замыслы устроителей простирались еще дальше. «В числе экспонатов Выставки межпланетных сообщений 1927 г. был один, физически неосязаемый. Это «АО» — искусственный космический язык, которому отводилась роль всеобщего языка той части вселенной, куда проникнут ракетные корабли землян» [1: 279].

Члены «межпланетного отряда Ассоциации изобре-тателей-инвентистов» были первыми носителями «космического языка», а день открытия выставки — 24 апреля 1927 г. — первым днем, когда АО предстал в качестве такого языка на публике12.

Некоторые участники «межпланетного отряда» взяли себе на АО «космические имена». Одно из них уже звучало на этих страницах — «Эфофби», которым от имени АИИЗ'а подписаны письма Цилковскому.

Данные фотоальбомов и другие архивные материалы позволяют установить главных организаторов выставки 1927 г. (они же члены «межпланетного отряда»). Их было пятеро:

• И.С. Беляев;

• Георгий Андреевич Полевой (1890—1961), «кон-структовед» АИИЗ'а, затем «Пред. Выставкома, Завед. лабораторией «Космополит»;

• Захар Григорьевич Пятецкий (1907 — май 1976), самый молодой из этой пятерки, составитель альбома

1964 г. (который является нашим основным источником сведений о выставке);

• Александр Сергеевич Суворов (умер в ноябре 1971);

• Ольга Викторовна Холопцева (жена Суворова, умерла в марте 1971), «плановед» АИИЗ'а, которой и принадлежал загадочный псевдоним «Эфофби»13.

Все они, за исключением, может быть, И.С. Беляева, о котором нам ничего не известно, были активными АОистами. К числу сторонников АО принадлежал и упомянутый выше А.Я. Федоров, которого наши источники называют еще одним участником (хотя и не организатором) выставки 1927 г. Принадлежность к «межпланетному отряду», который вот-вот понесет космический язык к дальним уголкам космоса, создавало у его членов горделивое самоощущение «космополитов» — не в старом понимании этого слова («гражданин мира», т.е. планеты), а в новом, космическом («гражданин Вселенной»).

В фотоальбомах выставки есть снимок стенда, посвященного языку АО. Среди прочих материалов — пла-

11 Осенью 1927 г. такие фотоальбомы посылались за границу [55: л. 30]. Их местонахождение в настоящее время неизвестно.

12 Как мы узнаем ниже, АО был создан значительно раньше, но с существенно иными целями и в качестве «космического языка» до 1927 г. не фигурировал.

13 Из-за ограниченности дошедших до нас словарных материалов по языку АО этот и некоторые другие псевдонимы не поддаются расшифровке.

кат: «Изучающие и говорящие на языке «АО» — это космополиты (граждане Вселенной), изъявившие желание пуститься в межпланетное плавание, аналогично тому, как граждане государства «рискнули» впервые сесть на пароход, поезд, воздушный шар и аэроплан».

До межпланетного плавания дело тогда не дошло, а земные дела не всегда радовали наших «космополитов». Устроители выставки сообщали Циолковскому (24 августа 1927): «(...) многочисленные отзывы рабочих экскурсий и отдельных лиц самые отрадные. И, несмотря на все это, пресса почти молчала. У нас делали много съемок, помещали в журналы, но не упоминали, что взято с Выставки. В общем, здесь повторяется «обыкновенная» история изобретательства. До сих пор все то же консервативное отношение к крупным достижениям. Но нам поможет наша уверенность и наше упорство» [55: л. 24, 25]. Упорства участникам выставки было действительно не занимать: А.Я. Федоров и Г.А. Полевой воспользовались перерывом в работе выставки и отправились в турне по СССР с лекциями о межпланетных полетах. Перерыв, правда, оказался бессрочным: выставка больше не возобновила работы.

КОСМИЧЕСКИЙ VERSUS МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЯЗЫК

Выставка 1927 г. состоялась в преддверии 70-летия Циолковского, основные экспонаты были связаны с его именем и его идеями (а некоторые были им же и предоставлены). Но какое отношение к Циолковскому имеет «космический язык» АО?

Если принять во внимание давнишний интерес Циолковского к проблеме космических сообщений, то космический язык не мог быть чужд его кругозору. Посетители выставки были вполне уверены, что язык АО представлен с одобрения и при поддержке Циолковского. А некоторые, несомненно, предполагали, что именно Циолковский был его автором. Десятилетия спустя некоторые историки науки прочно утвердились в этой мысли. Весьма эрудированный венгерский лингвист И. Сердахейи даже приписывал Циолковскому авторство двух учебников АО [53: 365]14. Эсперантист М.И. Попов, впечатления которого от выставки мы уже цитировали, тогда же обратился к Циолковскому за разъяснениями (3 ноября 1930): «Одно время ваше имя фигурировало между сторонниками языка АО (...); если вы сулите успех языку, основанному на логике и математике, как АО, то чем вы объясните успех эсперанто»? [58: л. 1]].

М.И. Попов добился даже личной беседы с Циолковским, причем последний отозвался об устроителях выставки в самом хвалебном тоне: «Да, там, на Тверской улице, было много фантазии и удальства! Но без этого

нельзя в новом деле. Наши русские космополиты — замечательные парни» [1: 233, 234].

Подобный отзыв мог бы создать впечатление, что Циолковский активно поддерживал АО, а может быть, и соучаствовал в его создании. Для прояснения вопроса обратимся вновь к архивным данным.

Архивы АИИЗ'а не дают никаких подтверждений авторства Циолковского. Совсем наоборот, они однозначно подтверждают, что до самого завершения выставки Циолковский не только не имел никаких сведений об АО, но и не знал, что материалы о нем представлены на отдельном стенде.

Похоже, сами устроители выставки не очень торопились извещать об этом Циолковского. В уже цитировавшемся письме Эфофби Циолковскому от 24 августа 1927 г. (когда выставка закрылась) читаем: «Не помню, посылали ли Вам [материалы] о языке «АО» или нет, но в следующий раз мы Вам вышлем для знакомства [т.е. ознакомления]. Это язык, построенный на принципах математики и логики, и Вы дадите нам свое суждение».

Обещанные материалы были высланы Циолковскому лишь 7 октября 1927 г. — вместе с подготовленным к этому времени фотоальбомом выставки и отзывами о ней [55: л. 30]. Помещенная в альбоме фотография выставочного стенда, относящегося к языку АО, да «не совсем законченная», по словам Эфофби, брошюра «Что такое всеизобретательство» с разделом об АО [47] — вот, по-видимому, и все, чем располагал Циолковский для суждения об этом языке. Тем не менее, Эфофби настоятельно просит: «Выскажите свое мнение о языке «АО» и как Вы смотрите на его применение. Вы как математик в нем должны разобраться» [55: л. 31].

Циолковский отвечал уклончиво: «Я несколько сомневаюсь в практичности искусственного языка. Язык создается тысячелетиями при участии всего народа, возможно, что я ошибаюсь» [46: 55]. Стороны после этого, видимо, охладели друг к другу, и переписка Циолковского с АИИЗ'овцами сходит на нет15.

14 На самом деле это был один учебник, выпущенный под двумя названиями В.Л. Гординым [15].

15 Отметим в виде курьеза одно из последних писем Эфофби Циолковскому (18 декабря 1927), иллюстрирующее, какой смысл вкладывался АИИЗ'овцами в формулу «изобретатели — изобретателям»: прослышав о нездоровье Циолковского, они вознамерились прислать к нему изобретателя некоего чудодейственного массажного аппарата, «который поистине заслуживает своего названия (Эврика)», ибо уже «многих излечил от тяжелой стадии чахотки, ревматизма, головных болей и вообще расслабленности». «Мы находим, — пишет Эфофби, — что жизнь каждого изобретателя должна находиться только под наблюдением и [в] ведении изобретателя, так как только изобретатель находит правильные и верные средства для достижения тех или иных успехов в намеченной цели» [55: л. 38].

Несколько лет спустя, когда уже ничто не связывало Циолковского с АИИЗ'ом, он высказался гораздо резче в надписи на одной из своих брошюр, посланных все тому же М.И. Попову: «Эсперанто лучше, АО — чушь» [46: 90]. На этом основании М.И. Попов заключает [61]: «Получилось так, что без ведома и согласия Константина Эдуардовича его имя оказалось привязанным к этому неудачному языковому проекту [АО]. Циолковский был признателен организаторам выставки за популяризацию его идей, за то, что организаторы обратили внимание научного мира и общественности на своевременность и необходимость изучения реактивного движения. Но вместе с тем Константин Эдуардович видел, что АО — язык заумный, ничего общего не имеющий с настоящим языком — средством общения».

Хотя авторство Циолковского в отношении АО должно быть решительно отвергнуто, нельзя не коснуться проблемы соотношения ««космического языка» с «международным», поскольку и тот и другой действительно входили в круг интересов основоположника космонавтики.

Идеи Циолковского в отношении языка общения между различными космическими цивилизациями мы уже рассматривали. Циолковский считает такой язык возможным и даже набрасывает его примерную схему. По логике вещей следовало бы ожидать такого же подхода и к языку общения между различными земными цивилизациями — ведь на Земле заведомо легче договориться, чем в Космосе! Однако здесь у Циолковского иной подход.

Сама по себе проблема единого языка человечества много лет занимала Циолковского и довольно неожиданным образом вплеталась в ткань его работ по космогоническим проблемам. Так, еще в 1915 г. он посвящает ей отдельную главу в брошюре «Образование Земли и солнечных систем» [43]: «Как важно людям понимать друг друга! По преданию, вначале люди имели один язык, но в наказание потеряли общий язык и заговорили на разных. Прекратилось общее согласие и деятельность, направленная к одной цели...» [цит. по: 1: 279, 280].

Как решить проблему общего языка? Сначала мысль Циолковского обратилась к международному искусственному языку. Он писал М.И. Попову: «В свое время я очень интересовался эсперанто и у меня есть письмо доктора Заменгофа, но отыскать его трудно во многих тысячах других писем» [61]16. Однако со временем Циолковский пришел к выводу, что необходимый человечеству международный язык выработается стихийно или будет избран из наиболее развитых национальных языков. «Не будем выдумывать новый язык, так как успех рискован и опыты (Эсперанто) пока не дали практиче-

ских результатов. Гораздо проще и надежнее, если все языки будут, по возможности, доступны для усвоения. Тогда естественным путем образуется международный язык. А может быть конгресс народных представителей, по указанию избранных филологов, укажет на язык, наиболее разработанный, который по соглашению и будет рекомендован, как всемирный», пишет Циолковский в начале статьи «Общечеловеческая азбука, правописание и язык» (1927). Это единственная работа Циолковского, специально посвященная языковым проблемам [44].

В названной статье вместо международного языка Циолковский предложил к использованию международный алфавит, разработанный им на фонетическом принципе. Алфавит был построен на смешении латинских и русских букв, из-за чего, по мнению автора, становился «понятен без обучения русским и в особенности другим европейским народам» [45: 7]. В том же 1927 г. (13 октября) комитет по делам изобретений зарегистрировал заявку Циолковского на сконструированную им пишущую машину. Машина была рассчитана на использование «нового алфавита» Циолковского с меньшим количеством знаков, чем в обычном алфавите, и для алфавита традиционного типа не годилась. Однако, Циолковский полагал, что результатом распространения пишущей машины и международного алфавита будет «более легкое усвоение языков и сближение народов» [45: 7]17. Небезынтересно, что в пору этого изобретения Константину Эдуардовичу было 70 лет, и он особенно много работал над теорией многоступенчатых ракет.

Итак, в выборе между искусственным международным языком и столь же искусственным международным алфавитом Циолковский стал на сторону последнего. Быть может, тут сказалась аналогия со схемой космического кода, который предлагался Циолковским. Ведь по сути дела всякий космический код (по крайней мере, на первых стадиях общения) является скорее «космическим алфавитом», чем «космическим языком», ибо его знаки лишены содержательной стороны. Семантика космического послания — это «псевдосемантика»: чертеж теоремы Пифагора, как мы говорили, «означает» совсем не то, о чем говорит сама теорема; Циолковский додумался, как с помощью точек и тире отправить в космос изображение собаки, человека, машины — но чтобы потенциальный получатель мог семантизировать эти изображения, он должен «знать», что такое собака, человек и машина...

16 В сохранившемся архиве Циолковского, составляющем часть Архива РАН, писем Л.Л. Заменгофа (автора эсперанто) не обнаружено; нет их также в калужском Музее истории космонавтики.

17 На свою пишущую машину Циолковский получил в 1929 г. государственный патент, этим дело и закончилось.

Как бы то ни было, ясно, что международный искусственный язык, как посредник между земными цивилизациями, особых надежд у Циолковского не возбуждал. Это, правда, не мешало сторонникам эсперанто считать Циолковского своим моральным союзником. Белорусский эсперантист Дмитрий Семенович Снежко, переписывавшийся с Циолковским с 1927 г. (и при том резко критиковавший международный алфавит Циолковского за смешение в нем латинских и русских букв [59: л. 2, 3]), в конце концов, обратился с просьбой: «Было бы хорошо, чтобы еще Вы сказали свое слово и о международном языке. Этот вопрос так же дерзок, как и вопрос межпланетных путешествий. О[б] этом Вы еще своего слова не сказали — а нужно бы!» (письмо от 19 ноября

1933 [59: л. 9]). Циолковский отвечает (пометка в том же письме): «Всемирный язык осуществим и лучший из них — эсперанто».

Особую настойчивость проявил неоднократно уже упоминавшийся Михаил Игнатьевич Попов. 31 октября

1934 г. М.И. Попов пишет именитому адресату: «Я опять надоедаю Вам с Эсперанто. Очень важно сейчас иметь Ваше авторитетное, благосклонное мнение по этому вопросу, т.е. о международном языке вообще и Эсперанто в частности. Не сомневаюсь, что в Вашем лице движение за международный язык имеет, или будет иметь, верного сторонника. С нетерпением жду Вашего письма с отзывом об Эсперанто и заполненной приложенной при письме анкеты» [58: л. 5].

Нетерпение М.И. Попова было вознаграждено. В ответном письме 4 ноября 1934 г. Циолковский так отозвался об эсперанто: «Разумеется, Эсперанто — самый лучший из всех искусственных языков. Несомненная простота алфавита, изумительная легкость грамматики и распространенность словаря делает его изобретателя бессмертным». Циолковский пошел еще дальше и заполнил присланную ему анкету члена «Союза Эсперантистов Советских Республик» (СЭСР), тем самым и формально присоединившись к эсперантскому движению.

Эсперантисты могли торжествовать. АОисты в глазах Циолковского потерпели поражение. Но как победе, так и поражению был отмерен недолгий срок. Через три года волна «великой чистки» 1937—1938 гг. смыла движение за международный язык во всех его разновидностях. Проблема международного искусственного языка до смерти Сталина в общественных дискуссиях больше не упоминалась.

Однако с началом космической эры вновь пробудился интерес к языку АО, как к неразгаданному историческому феномену, связанному с первыми шагами космолингвистики.

ЧТО ЗА ЯЗЫК АО?

Так называется одна из брошюр, которую мы воспроизводим в настоящей публикации [12; см. Приложение]. Вопрос, заданный в заголовке, поставим себе и мы. Что представлял собой язык АО, когда, кем и где был он создан, что значит его название, каковы принципы его устройства и сама структура? Наконец, кто были сторонники АО и как получилось, что язык был предложен в качестве «космического»?

Историкам интерлингвистики АО известен по коротенькой одностраничной справке, без больших изменений повторявшейся в книгах Э.К. Дрезена [23: 221; 48: 124, 125]. Восполнить недостающие сведения крайне трудно. Изданий по языку АО, за редчайшими исключениями, не найти даже в крупных библиотеках. Не следует объяснять дело ограниченностью тиражей, которыми выходили эти издания18. Настоящая причина не в полиграфии, а политике: АО происходит из анархистской среды, чуждой установившемуся в 1917 г. советскому режиму, и по мере изживания анархизма как политического движения анархистские издания исчезали и из библиотечных фондов.

В отношении даты создания языка и его авторства колеблются даже современные АО специалисты по истории искусственных языков. Ленинградский языковед Н.В. Юшманов, не имевший непосредственного контакта с АОистами (они в основном москвичи), датирует появление АО 1921 г., а авторство приписывает неким неназванным «московским анархистам» [54]. Живший с 1920 г. в Москве Э.К. Дрезен оказывается более информированным; в своей справке он относит создание языка к 1920 г., а в качестве автора называет «пананархи-ста» В.Л. Гордина. Писавший в эмиграции П.Е. Стоян располагал об АО явно вторичной информацией; в своей датировке АО он следует сначала Н.В. Юшма-нову [51], а затем Э.К. Дрезену [52].

Прояснить обстоятельства создания АО помогает обращение к первоисточникам. Однако, знакомясь с ними, все время приходится быть начеку. Подобно многим своим современникам, автор АО страдал любовью к звонкой и напыщенной фразе, почти не понятной без истолкования. Так, год создания (или, по терминологии автора, «изобретения») АО нигде не называется прямо. Зато работа [15] имеет следующую экзотическую датировку: «5-й год по изобретении языка Человечества АО (7-й год по Октябрьской революции)». Тем самым, мы с удовлетворением узнаем не только год издания этой

18 Во всех изданиях, посвященных АО, где указан тираж, (например, [15, 16, 17]) он всегда одинаков — 1000 экз., что по условиям 20-х гг. совсем не мало.

работы (1924), но и год «изобретения языка Человечества АО» (1919).

С тем же нарочитым АОцентризмом автор указывает место издания своих работ, например [11]: «Аоград (Москва), Аоулица (Тверская), Аопереулок (Благовещенский) 5. Печатано Всеизобретателями во внегосу-дарственной АОтипографии».

Это позволяет локализовать «изобретение» АО во времени и пространстве. Автор АО, правда, не всегда тверд в понимании того, что же именно он изобрел — всего только «язык Человечества» или само «Человечество» в целом. Во всяком случае «изобретение языка Человечества», «изобретение АО» и «изобретение Человечества» следуют в его работах как синонимы. На «2-й год по изобретении человечества» (= 1921) автор взял на себя труд опубликовать «План человечества» [14], а заодно изобрел для человечества и новую систему питания —так называемое «изобрет-питание» [13]: оно должно было помочь резкому продлению жизни, в перспективе до бесконечности (как мы помним, в это же самое время биокосмисты собирались поставить в повестку дня «реализацию личного бессмертия»). Но жизнь не захотела продлеваться по рецептам АОистов, а эксперименты с питательными пилюлями («пиктонами»), как мы увидим ниже, чуть не свели в могилу одного доверившегося им энтузиаста.

Впрочем, Человечество, столь ревностно опекаемое нашим автором, — это не прежнее, от старых времен остающееся человечество, а «новое», которое автор приравнивает то к «Пананархистам» [10], то к «Всеизобре-тателям» [11]. Уже из этого становится ясно, что «все-изобретательство» в понимании автора неотделимо от некоей всеохватывающей анархии — «всеанархии» или «пананархии».

Язык АО и является плодом такой «всеанархии», перенесенной из политики в лингвистику. Вот что об этом пишет сам автор, обращаясь к читателям [10]: «Творите все анархию, говорите по-человечески, на АО. Бойкотируйте естественные языки, национальные, государственные и международные. Эсперанто — язык «международного» европейского империализма. Изобретайте Всеанархию!».

Название языка АО из-за своей непонятности порождало различные хитроумные догадки. Один английский языковед, переписывавшийся с нами, предположил, что АО — это сокращенное выражение «от альфы до омеги». На самом деле, название языка имеет иное происхождение, показывая, что вопреки своим гневным обличениям эсперанто, автор АО не смог избежать его влияния. Именно из эсперанто язык АО позаимствовал окончание существительных на -о. Начальный же глас-

ный а-передает идею анархического «всеизобретатель-ства»: так что АО означает не что иное, как «изобретение» (а- «изобретать», -о окончание существительных).

Изобретение языка АО не представляло собой однократного акта. Вариант, созданный в 1919 г. (ниже мы будем называть его АО-1), довольно значительно отличается от варианта, появившегося в 1924 г. (ниже — АО-2). При сохранении основных принципов устройства эти варианты различаются особенностями графики и грамматики. Графические различия непосредственно бросаются в глаза. В обоих своих вариантах АО не буквенный, а цифровой язык, использующий также и другие значки: согласные обозначены цифрами; гласные же выражаются по-разному: в АО-1 — с помощью апострофиро-ванных цифр, в АО-2 — с помощью математических знаков умножения, сложения, вычитания, корня и нуля. Так, название языка в графике АО-1 выглядит '1'3, а в графике АО-2 — х0.

Из цитируемой нами литературы к АО-1 относится [10, 11, 12, 50], а к АО-2 — [15, 16, 47, 62, 63, 64].

АВТОР АО

Автор АО, Владимир Львович Гордин19 как личность почти не известен, хотя во времена Октябрьской революции он сам и его старший брат Абба Львович сумели оставить свой след в истории. Происходя из правоверной еврейской семьи (их отцом был известный в Литве раввин), в революционные годы они примкнули к движению анархистов и нередко выступали в печати совместно, подписываясь под публикациями как Братья Гордины. «Новая философская энциклопедия» (т. 2, М., 2001) в статье «Культурная революция» отводит авторство этого понятия именно братьям Гординым, издавшим в мае 1917 г. «Манифест анархизма» (в Советском Союзе понятие культурной революции получило распространение в ленинской формулировке 1923).

Осенью 1917 г. братья Гордины возглавили течение пан-анархизма, которое требовало немедленного введения всеобщей анархии. Через три года Гордин-старший заявил о создании новой разновидности пан-анархизма — анархо-универсализма, соединявшего требование анархии с признанием идеи мировой коммунистической революции.

Несмотря на это, Гордин-старший преследовался советской властью, в 1925 г. бежал за границу, добрался до Соединенных Штатов, в 1958 г. переехал в Израиль. Абба Львович занимался литературным трудом и не был чужд лингвистических интересов: в юности он пропаган-

19 Иначе Вольф Львович Гордин (а в английских публикациях — Gordon [17]).

дировал древнееврейский язык (иврит), но в борьбе за свои анархистские убеждения предпочитал использовать идиш, который был разговорным и литературным языком еврейского населения. Но на протяжении его жизни (1887—1964) языковая ситуация в еврейском мире резко изменилась: как пишут исследователи, идиш из языка широких масс превратился в почти мертвый язык, тогда как иврит расцвел и перешагнул из ритуально-богословской жизни в область повседневного употребления.

Что касается младшего брата, то он остался в России и, как мы видели, в 1919 г. опубликовал свой проект АО, распространив пан-анархистские идеи всеобщего реформирования и изобретательства на область языка. Сама фамилия «Гордин» также пала жертвой «всеизобрета-тельства», уступив место псевдониму «Бэоби» (в английском варианте «Beoby»). Псевдоним (на АО-1 писавшийся 1'2'31'4или 1'2'31'4, а на АО-2 — 1+01V) расшифровывается так: beo («общество, человечество») + bi (местоимение «я», используемое в качестве окончания собственных имен людей) [15: 30, 33], т.е. «человечество-я», homme de l'humanité, как это могло бы звучать по-французски.

Свой язык В.Л. Гордин, по-видимому, сочинял в одиночку, но нет сомнения, что в деле публикации и первоначального распространения АО ему была оказана поддержка со стороны анархистского движения. В работах Гордина по языку АО, «гносеологии», «изобрет-пи-танию» и прочим «всеизобретательским» диковинам указывается издательский адрес: Москва, Тверская, д. 68 (ныне д. 28?). Это, несомненно, адрес одного из существовавших в то время анархистских центров. Позднее по тому же адресу будет располагаться «Ассоциация изобретателей-инвентистов» (АИИЗ), и именно там ею будет организована «Первая Мировая выставка межпланетных аппаратов и механизмов» 1927 г.

Типография, печатавшая работы Гордина (Благовещенский пер., д. 5), также не могла быть никакой иной, кроме как партийной типографией анархистов. Приходится верить надписи на обложке одной из грамматик АО [11]: «Печатано Всеизобретателями во внегосударст-венной АОтипографии». Излишне напоминать, что АО появился в годы гражданской войны и «военного коммунизма», когда средства печати строго контролировались государством, и послабления допускались лишь в отношении «антибуржуазных» партий.

Судя по нижеприводимым цитатам из брошюры [17], ко времени «изобретения» АО Гордину должно было быть около 35 лет. Все известные нам работы Гордина появились в период с 1920 по 1925 г. После 1925 г. следы автора АО теряются. Он, по-видимому, не имел

отношения к организации выставки 1927 г., ибо в тогдашних документах АИИЗ'а фамилия Гордина не упоминается20. Однако, сама «Ассоциация изобретателей-инвентистов», несомненно, возникла при прямом участии Гордина и именно от него восприняла основные идеи «всеизобретательства» («инвентизма»). Очевидна и изначальная связь Ассоциации с АО. На официальной печати АИИЗ'а название Ассоциации дано на четырех языках — русском («Ассоциация изобретатели — изобретателям»), английском (Association inventors to inventors), эсперанто (Asociacio de la inventistoj [al]21 la inven-tistoj) и АО (x21+5 xV105 5+2 xV105)22 Однако, мы знаем, что автор АО был враждебен эсперанто, и руководство в АИИЗ'е принадлежало сторонникам АО.

В.Л. Гордин был образованным человеком, и, говорят, свободно владел 12 языками. Его работы изобличают несомненную одаренность вкупе с неимоверным самомнением, временами едва ли не маниакальным. Но было бы опрометчиво изыскивать патологические черты в самом Гордине или его языке. На фоне различных деклараций и манифестов 20-х гг. с их гротескно преувеличенными притязаниями на построение нового, невиданного мира «всеизобретательские» конструкции Гордина вполне органично вписываются в интеллекту аль-ный контекст эпохи.

Песенный обет «Интернационала» («весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим») дал послеоктябрьской эпохе формулу, идеологически обосновывавшую разрушение всех политических и культурных традиций старого мира. Но пришедший ему на смену «новый мир» оказался совсем не таким, каким он виделся из недавнего прошлого. Не случайно, выступая на Первом всероссийском съезде по внешкольному образованию в мае 1919 г., — а именно в этом году, как мы знаем, и был «изобретен» АО, — В.И. Ленин отмечал «обилие выходцев из буржуазной интеллигенции, которая сплошь и рядом образовательные учреждения крестьян и рабочих, создаваемые по-но-

20 Среди экспонатов выставки (на стенде, посвященном АО) были представлены основные работы Гордина по этому языку, его же книжки «Гносеология» и «Изобрет-питание», но по воспоминаниям К.М. Шейнгайт-Пятецкой (вдовы З.Г. Пятецкого), сам Гордин на выставке не появлялся. Как сообщает Л. Геллер, в 1925 г. Гордин попал в психиатрическую лечебницу, но сумел бежать из нее и эмигрировал в США (где будто бы стал протестантским проповедником!).

21 Предлог а1 в оригинале пропущен.

22 На той же печати АИИЗ, без лишней скромности, аттестует себя так: «Пункт-конденсатор всеизобретательства изобрет-ме-ридиана земного шара всех изобретателей». Здесь легко узнается типичная лексика Гордина с характерными для него вычурными словообразованиями (где «изобрет-» — своего рода хвалебный префикс, вспомним «изобрет-питание»).

вому, рассматривала как самое удобное поприще для своих личных выдумок в области философии или в области культуры» [26: 330]. В.Л. Гордин как раз и был таким «выходцем из буржуазной интеллигенции», который нашел в языке АО «удобное поприще для личных выдумок в области философии и в области культуры».

А областью профессиональных занятий В.Л. Гордина была как раз философия. Приведем в этой связи некоторые характерные выдержки из работы [17] — единственной, где автор говорит о себе и о своих ис-следованиях23:

Being about 15 old we have resolved to devote our life to philosophy and science, to put into them all our soul and base upon them all our doings (...). Having behind, notwithstanding the extremes and fetters of the naturalistic dogmatism, a good philosophical training, we gradually got into the very midst of a hard close fight with the principle of nature, which henceforth for two decades continued to be for us a really struggle for life, culture, knowledge and action, in one word, for some basis under the swamping feet. Have or can we have any real knowledge without it being selfdeception? (...) why science and methodology are not subject to the law of dissolution? If science is born, has a beginning it must have an end, it must die. But if it is liable to die then it is no more truth, no more «logical category» (...). No wonder that now comes the fatal question: Is there and can there be any use of Science? (...) we arrived at the surprising shocking and perilous conclusion which havoced all our cultural life, inundated all our efforts and sacrifices, profaned our sanctuaries for so many years, that both religion and science and any culture whatever are of no use, being only an illusion which we took up for reality which is represented only by one discipline — the technics, the sole embodiment of truth [17: 13—15].

Then came our chief cannon «Epistemology», our strongest agnostical ruin machine, if not to take into account our Logic of Negation which was at this time (1918) invented only for the purpose of destruction of science-culture, to prove that there is in nature no time and no non-time, no space and no non-space, no motion and no non-motion (rest), no number and no non-number, no truth and no non-truth (falsehood) (...). This Logic of Pure Negation which is a Non-Aristotelian Logic is marked by its, first of all, proving the untenab-leness of the «Law of Excluded Middle» in the Logic of Negation, because although both a and non-a cannot, it is true, be true, they yet can be both false, hence both negated [17: 17, 18].

From the recognition merely of pure technics, termed by us Pantechnicalism, and the grim negation of

all culture-science and methodology (...), we came after many turns to the inventism, i.e. to the acknowledgement of Invention as the main spring of civilisation [17: 10].

Автор определяет этот «Inventism» как «the unification and universalisation of Technics, Culture (science) and Methodology into one system of Paneurology or All-Inven-ting» [17: 1]24.

В Государственном музее истории космонавтики им. К.Э. Циолковского (Калуга) среди материалов, унаследованных музеем от АИИЗ'а, [64] хранится следующий любопытный документ:

Эвроз или план жизни

А. Мое отрицание и мое признание.

Я отрицаю всякую религию. Я отрицаю всякую науку. Я признаю лишь изобретательство, всеизоб-ретательство. [Следует перечисление отрицаний: все физические, биологические, социальные, психологические науки]. Я признаю лишь психоэвроз, духо-изобретательство, жизнеизобретательство, культу-роизобретательство.

Б. Мое безверие.

Не верю в бога. Не верю в природу. Не верю в душу... в материю, в энергию, в мировой эфир, во время, в причинность, в законы природы. Автор этого «психоэвроза» не указан, но можно не сомневаться: им мог быть только автор вышеприведенных откровений о «логике отрицания», он же автор АО.

ИДЕОЛОГИЯ АО

По сравнению с языками естественного происхождения, которые могут выражать любую идеологию, но сами, в своей структуре, остаются от нее свободными, искусственные языки допускают над собой эксперимент соединения структуры с идеологией. АО является ярким, в типологическом отношении неоценимым, примером того, как идеология может стать организующим принципом языковой структуры.

Вот как общие идеологические принципы АО формулируются в работе [12; Приложение]:

23 Сохраняем английский оригинал текста в стилистике автора.

24 В параллель к своим русским терминам «изобретательство», «всеизобретательство» Гордин создает в цитируемой работе английские: Inventism, All-Inventing (All-Invention), позволяющие понять, откуда взялись «инвентисты» в названии АИИЗ'а. Но терми-нотворчество Гордина на этом не останавливается. На базе греч. Eureka [Heureka], взятом в качестве эпиграфа к работе, он строит и синонимичные приведенным греко-английские термины Eurologism, Paneurology. Ниже мы встретимся еще и с греко-русскими терминами «эвроз», «психоэвроз» (от того же греч. эврика), т.е. «изобретательство», «духоизобретательство».

Первая боевая культурная задача языка АО — это искоренение религии и науки и провозглашение новой цивилизации: всеизобретательство [12: 8]. АО — дезинфекция культуры (...). К всякому суеверному религиозно-научному понятию приклеивается особый ярлычок, особый суффикс '545'3 (уфто), означающий «обман» [12: 8].

АО — основа объединения ново-единого Человечества, разрозненного теперь на семьи, национальности, государства и классы (...). Для АО существует одна страна — «вселенная» — Всеизобре-тальня, и один «народ» — Человечество [12: 9, 10]. АО не заимствовал своих корней у какого бы то ни было народа, ни у какой бы то ни было кучки народов, а черпал свои корни из единственного общего всему человечеству источника: из языка понятий, внутреннего языка Человечества. [12: 10, 11]. Эти общие принципы не просто декларируются, они служат обоснованием конкретных структурных особенностей АО. В работе [15] можно найти такие, например, положения, касающиеся глагола и местоимений:

Язык АО есть орудие новой цивилизации и потому имеет умоизобретательные и чисто цивилиза-ционные задачи, чисто культурные задачи. Старо-цивилизационные языки служат архивами всех пережитков культур, музеями суеверия, являясь фетиши-заторами говорящего на них. Ново-цивилизацион-ный язык должен дефетишизировать. Питательное же место всякого фетишизма (в широком смысле), совпадающего с анимизмом, служит «нечеловеческий» язык [т.е. прежний язык, недостойный нового Человечества], а главным загрязненным источником его являнется «старый» глагол [15: 7]. Пережитком анимизма автор считает, например, выражение «солнце светит», где «солнце» представлено как действующее сознательно. В АО для несознательных и инстинктивных действий используется не глагол, а особое спрягаемое по временам прилагательное, позволяющее сказать «солнце [т.е. солнцу] свойственна светлость теперь». Выражения типа «я хожу», наоборот, вызывают представление о бессознательности действия (как бы «я нахожусь в состоянии хождения»): на АО в таких случаях следует сказать «я веду себя» [15: 8].

Местоимения 3 л. различают в АО две формы — одну для живых существ (независимо от пола), другую для неживых предметов («оно»). В отношении местоимения женского рода автор пишет:

«Она» в АО нет, так как она есть остаток варварства, пережиток тех времен, когда женщина и раб (простонародье) и о женщине и о народе говорили на другом (не священном) языке [15: 18]25.

Идеологизация языка временами становится весьма курьезной. Так, против родительного падежа автор разражается целой обличительной речью:

Родительный падеж, играющий такую колоссальную роль во всех старо-культурных языках, в АО, как таковой, совершенно отсутствует. АО усматривает в родительном падеже пережиток гене-тизма (происхожденчества), фетишизма и мифоло-гизма. АО, как ново-цивилизационный язык, отвергает всякое метафизическое происхожденчество (происхождение мира, тела, духа и общества), [ибо это] основной предрассудок всякой религии и науки, (...) не что иное, как социоморфизм, помещичье-по-добие, аристократизм крови, родов, сословий (...). У Новой Цивилизации глаза не в затылке, она не спрашивает откуда, у нее нет реакционного эсперантского «от» ^е); она спрашивает куда, «<к», к чему применить, к будущему [15: 16]. После этой грозной отповеди, развенчивающей реакционный родительный падеж, становится особенно любопытно узнать, куда он девается в АО, а если его на самом деле нет, то как АО научился обходиться без этого «помещичье-подобного» падежа. Ответ, оказывается, прост: Новая Цивилизация, у которой глаза там, где надо, выбросила родительный падеж (т.е. предлог со значением родительного падежа), заменив его предлогом «<к» (ее) с усилительной приставкой (1) в отличие от обыкновенного «к». Получился смотрящий в будущее «усиленный» дательный падеж, выражаемый предлогом 1ее (правда, со всеми значениями прежнего родительного падежа).

Оценивая АО, не следует упускать из виду, что парадоксы идеологизации специфичны отнюдь не только для этого языка. Эпоха, в которую появился АО, и страна, где он появился, были насквозь пронизаны идеологией. В течение трех десятков лет (до лингвистической дискуссии 1950) советское языкознание развивалось под сенью тезиса, что язык есть идеологическая надстройка над экономическим базисом, что языки имеют классовый характер, и что, следовательно, правомерно относить одни языки к «пролетарским», а другие к «буржуазным». Лингвистическая дискуссия 1950 г. с подачи И.В. Сталина «исправила» эти заблуждения. Выяснилось, что классово-ограниченных языков не существует, а языки носят «общенародный» характер.

Все это, может быть, и так, — но как раз здесь АО преподносит нам очередной парадокс. Естественные

25 Но вот существительным в АО почему-то позволено иметь женский род, правда, употребляется он «редко, только при настоящей необходимости его обозначения». При этом, как бы в пику будущим феминисткам, женский род неравноправен с мужским, ибо образуется от мужского прибавлением особого окончания [15: 15].

языки, взятые в целом, действительно, не имеют классового характера. Но искусственным языкам ничто не мешает стать классовыми — «пролетарскими» или «буржуазными» по усмотрению создателей. АО в этом смысле «антибуржуазен» — не в силу идеологических установок своего автора, а в силу того, что эти установки определенным образом отразились в структуре языка. Вспомним в этой связи пролеткультовца Гастева с его поэтизацией машинизированного обезличенного мира, с его «анонимными пролетарскими единицами», которые различаются лишь номерами 325, 075, 0, наконец, с его призывами к технизации языка и отделению языка от «живого носителя-человека». Перед нами возникнет образ, неотличимо похожий ... на «числовой язык» АО с машинизированными и спрятанными за анонимные номера языковыми понятиями.

Можно обратить внимание и на другие параллели: характерное для АО сопряжение инвентизмаи космизма находит прямой отзвук в поэтическом герое Гастева, который твореци первое чудо вселенной.

АО КАК «ЛОГИЧЕСКИЙ» И «ПАНМЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ» ЯЗЫК

Эти термины приведены, как близкие или равнозначные, в названиях работы [15]. Что стоит за ними? Автор прямо не поясняет этого, но суть дела понять не трудно: АО стремится логически упорядочить понятийную сферу языка, согласовав понятия с вещами, а языковые обозначения с понятиями. Автор пишет:

АО — концептопараллельный (согласующийся с понятиями) язык. Всякий звуковой ряд параллели-рует (соответствует) аналитическому ряду понятия или понятий, хотя меняет иногда, в видах языко-изобретат[ельства], свою параллельную последовательность [12: 5].

Отсюда следуют три основных принципа АО, о которых гласит, например, плакат, предлагавшийся вниманию посетителей на выставке 1927 г.:

1. Между понятием и вещью должна быть СОГЛАСОВАННОСТЬ.

2. Между названиями (словами, слогами, звуками) и понятием должно быть СООТВЕТСТВИЕ (...).

3. Отсюда следует, что названия (слова, слоги, звуки) должны быть в соответствии с вещами. Более обще: Язык должен находиться в соответствии (отношении) с миром.

Другой стороной АО, долженствующей доказать его логичность, является выводимость всех выражаемых в языке понятий из ограниченного набора исходных символов. В АО этот набор исходных символов совпадает с

его азбукой, где каждый гласный и каждый согласный получает определенное значение. Таким образом, азбука в языке АО представляет не только его фонетическую, но и логическую основу (аксиомику), так как знаки имеют определенный смысл, а из их комбинаций составляется весь язык, построенный «на математико-логиче-ский лад» [15: 3].

АКСИОМИКА АО

АО требует к тому же, чтобы азбука (аксиомика) была сведена к минимуму. В «Тезисах АО» [64] читаем: Язык-идеал — это тот язык, у которого минимальный его звуковой алфавит образует максимальное собрание его корней.

АО поэтому имеет лишь 11 звуков: пять гласных и шесть согласных, которые и символизируют его 11 основных понятий, представляющих собой в одно и то же время и его 11 основных корней. В обоих вариантах АО (АО-1 и АО-2) его азбука включает лишь 11 звуков, но их состав и обозначения несколько варьируются:

Звуки Знаки

АО-1 АО-2

Гласные

а '1 х [знак умножения]

э '2 + [плюс, знак сложения]

о '3 0 [нуль]

и '4 V [знак корня]

у '5 - [минус, знак вычитания]26

Согласные

б 1 1

ц 2 2

д 3 3

ф 4 4

ль [отсутствует] 5

т 5 [отсутствует]

з 0 [нуль] %

Математические знаки, которыми пользуется Гордин для обозначения звуков АО, создают видимость того, будто каждое слово АО представляет собой номер,

26 Тот же знак с апострофом ('-) читается как русская буква ю. Следует обратить внимание на различное использование апострофа в АО-1 и АО-2: в АО-1 апостроф представляет собой различительный элемент знака, противопоставляя гласные (апострофирован-ные) согласным (лишенным апострофа); в АО-2 апостроф является разделительным знаком в составе слова. По техническим причинам в публикациях об АО апостроф принимает различный вид (' или '); в настоящей работе мы старались сохранить эти различия, но появляющийся кое-где [10] надбуквенный апостроф мы всюду заменяли на предбуквенный.

число или формулу, например, %х2х50, 5+2, х л/10. На этом основании за АО укрепилась характеристика «числового языка» [23: 221], langue numérique [49a]. Излишне уточнять, что эти «числа» не имеют математического смысла, да и вообще «математика» в АО весьма условна: так, в АО-2 из четырех арифметических действий обозначено лишь три (отсутствует деление), есть знак корня, но нет знака возведения в степень и т.п.

Произношение знаков во всех работах Гордина обозначено русскими буквами, но их последовательность в азбуке явным образом выдает, что первоначальным источником для АО послужила не математическая символика, а латинский алфавит (в его русском чтении): так, согласные, как можно догадаться, взяты из начала и конца латинского алфавита (b, c, d, f... i) и к ним добавлена еще одна буква из середины алфавита (в первом варианте АО — t, во втором — l). Сказанное дает нам основание транскрибировать в дальнейшем слова АО не русскими (как у Гордина), а латинскими буквами (знак '- транскрибируем через ju)27.

Знакам азбуки, как уже говорилось, приписывается определенное значение. Опишем алфавитную символизацию в АО-2 по работе [15]:

х «Как знак умножения, символизирует изобретение, вследствие того, что одно лишь изобретение умножает блага, все же остальное, все другие виды деятельности лишь повторяют, подражают и эксплуатируют первое»[15: 4]28.

0 Как знак нуля, служит «важным и грозным символом никчемности, нулевости неизобрета-тельственной «естественной», т.е. ориентирующейся на «природу» цивилизации, предметы которой представляют собою, за вычетом изобретенного, чистые нули для человека и его жизни, для цивилизации. Всякий предмет есть результат изобретения, но сам он уже не изобретение, а нулевой предел изобретения».

*/ Как знак корня, символизирует свойства, на том основании что «всякое изобретение нового свойства есть как бы извлечение, экстрактиза-ция, изобретение «сущности» вещи».

+ и - Символизируют, соответственно, утверждение и отрицание.

1, 2, 3, 4, 5 Символизируют соответствующие числа, причем 5, «как наивысшая цифра в пятичной аоистской системе» [16: 5], служит также знаком усиления.

% Составляет противоположность 5 и служит «знаком ослабления, уменьшения, частичности и т.п.», почему и символизируется знаком процентов, напоминающим, что мы имеем здесь дело с долями.

ГРАММАТИКА АО (НА ПРИМЕРЕ АО-2)

Из «Тезисов АО» [64]:

Основу АО образует не существительное, а глагол, выражающий действие, активность, изобретение.

В АО существительные производятся от глаголов, глаголы из предлогов, а предлоги из 11 звуков корней-понятий его азбуки, т.е. элементарнейших грамматико-логических и математических отношений (...).

По АО достаточно лишь знать или глагол или существительное или наречие, чтобы образовать все, ибо одно из главных правил АО — это чтоб всякое слово прошло бы через все грамматические формы, между которыми никакой разницы, кроме очень легкого различия окончания, нет. Азбука, таким образом, является «планом грамматики», а грамматика представляет собой «план» или «жарту» всего язьжа АО. Это видно уже на системе частей речи. Части речи различаются специальными показателями, причем место той или иной части речи в грамматике увязано с местом этого показателя в азбуке:

Главная и первая основа современной экономики и идеологии, техники и культуры это из о бр ете-ние. Не существительное, найденное готовым, доминирует над цивилизацией, а глагол, изобретение, олицетворенное в орудиях и машинах [15: 5]. Поэтому глагол получает (в инфинитиве и совпадающим с ним повелительном наклонении) окончание х (а), символизирующее изобретение и выражаемое первой буквой азбуки.

Наречие обычно находится в таком же отношении к глаголу, как прилагательное — к существительному. Поэтому и в системе частей речи за глаголом следует наречие, получая в качестве окончания вторую букву азбуки + (е). В качестве самостоятельного слова + (е) является наречием утверждения «да».

Третьей по счету частью речи является существительное, оканчивающееся соответственно на третью букву азбуки 0 (о). «От изобретения, — пишет Гордин, — получается предмет, как результат; «существительное потому и оканчивается на 0, нулевую степень, нулевой предел изобретения, конец изобретения» [15: 15].

27 Франкофонам следует помнить, что транскрипционные знаки еи juсоответствуют русским цию, и что ударение падает на предпоследний слог за исключением всегда ударного ju.

28 В другом месте автор пишет об этом так: «В начале в цивилизации было изобретение», а потому х (а), как первый и основной звук человеческой речи, по праву должен быть его символом (знаком), тем более, что х (а) и по фонетическому своему характеру удобен для обозначения изобретения», ибо он «не есть законченный существительное-предмет, а вечно продолжающееся изобретение» [15: 5].

PjI

ЛИНГВИСТИКА

Четвертая часть речи, прилагательное, имеет окончание V(i) по четвертой букве азбуки. Это окончание, полагал Гордин, «имеет и свое фонетическое оправдание», так как i, «как самая мягкая гласная, по праву должна обозначать качественность» [15: 17].

Числительные символизируются окончанием -3 (ud), к которому в свою очередь могут прибавляться окончания других частей речи: 1—3 (bud) «один», 1—30 (budo) «единица», 1—3D (budi) «первый» и т.п.

Местоимения первого, второго и третьего лица имеют в корне, соответственно, 1, 2 и 3, к которым прибавляется □ для одушевленных существ и 0 для неодушевленных: 1 □ (bi) «я», 2D (а) «ты», 3D (di) «он, она», 30 (do) «оно». Четвертым лицом автор назытает неопределенные местоимения типа «что-нибудь»; от этих местоимений, имеющих в корне 4, образуются вопросительные, относительные, указательные, собирательные и отрицательные местоимения и наречия, составляющие таблицу правильных корреляций («что?», «то», «все», «ничто», «там», «тогда», «так» и т.п.) [15: 14, 15, 18, 19].

Грамматические формы и парадигмы. Спряжение глагола осуществляется путем замены окончания инфинитива окончаниями времени или условного наклонения: х5х (ala) 'делать' х5х 1 (alab) — наст. вр. х5+1 (aleb) — буд. вр. х5-1 (alub) — прош. вр. х5-2 (aluc) — усл. накл.

Конечное b в окончаниях времен является сокращением от 1 х0 (bao) «время», вместе с предшествующим х (a) оно получает значение «осуществляющееся, изобретающееся (= настоящее) время», с предшествующим + (e) — значение «положительное (= будущее) время», а с предшествующим — (u) — значение «отрицательное (= прошедшее) время». Окончания времен ab, eb, ub могут употребляться и самостоятельно, в качестве наречий со значениями, соответственно, «теперь», «после», «раньше».

Множественое число выражается окончанием 5 (l), выступающим в качестве знака количества, но остается не выфаженным при наличии числительного, обозначающего конкретную множественность.

Падежи заменяются предлогами, но винительный падеж может быть выражен факультативным окончанием 2 (с), символизирующим «второй» падеж; этот показатель ставится после окончания существительного и множественного числа (oc, olc).

Сравнительная и превосходная степень выражаются, соответственно, префиксами 5 (l) и х5 (al).

Прилагательные не согласуются с существительными по числу и падежу, но при субстантивации получают способность выражать эти категории.

Грамматические категории не имеют жесткой привязки к тем или иным частям речи или тем или иным формам, как в европейских языках. Так, времена могут быть выражены и в инфинитиве, залоги — не только в глаголе, но и в других частях речи, в том числе существительном, степени сравнения — не только в прилагательном, но и в существительном (зачаток подобного устройства грамматики мы видели в «марсианском языке» у А. Богданова; АО доводит эту линию до логического завершения).

«В русском языке тоже, — говорит автор, — есть «намек» на страдательное существительное, например, приданое> [15: 11]. Действительный и страдательный залоги в АО, проходя через все части речи, составляют два отдельных языковых строя, которыми автор чрезвычайно гордится как признаком «Новой Цивилизации Всеизобретательства» [15: 17]: «Эта новая сторона языка АО есть завоевание Всеизобретательства, которое тем шире найдет применение в языке, чем больше будет реализовано стремление Всеизобретательства к количественному и качественному преобладанию изобретенных предметов [выражаемых существительными страдательного строя] (...) над естественными, над 0, над нулем изобретения, над первобытным хаосом» [15: 18].

Варьирование слов по частям речи и грамматическим формам дополняется варьированием по шкалам, когда понятия, выраженные в корне, усиливаются или ослабляются с присоединением тех или иных префиксов или суффиксов. Автор различает две шкалы (с 12 степенями в каждой): одна шкала называется трагической, потому что степени в ней идут сначала по восходящей, а потом по нисходящей линии (подобно развитию действия в сценической трагедии); другая шкала носит название триумфальной, потому что в ней представлено только одно восхождение29. Низшие степени символизируются знаком ослабления и понижения %, высшие степени — знаком усиления и возвышения 5 (к этим знакам еще прибавляются гласные для различения отдельных степеней). Так, на основе 1x0 (bao) «время» образуется шкала восхождения: %1x0 «миг, момент», %-1x0 «секунда», %D1x0 «минута», %01x0 «час», %+1x0 «сутки», %x1x0 «неделя», 51x0 «месяц», 5-1x0 «год», 5D1x0 «десятилетие», 501x0 «столетие», 5+1x0 «тысячелетие», 5x1x0 «миллион лет» [15: 25].

Таким способом АО старается достичь осуществления своего принципа: «родству понятий — сходство

29 Этим «она сходствует со схемой нашей давнишне-проектируемой драмы-победы (триумфедии или никедии)», — пишет автор [15: 25], открывая нам еще одно поле своей деятельности — теорию драматургии.

звуков, расхождению понятий — различие звуков» [15: 24], но даже этот пример с его относительно стройной схематизацией демонстрирует произвольность выстраиваемых шкал: ведь при переходе от секунды к минуте длительность времени увеличивается в 60 раз, от часа к суткам — в 24 раза, от суток к неделе — в 7 раз, от недели к месяцу — в 4 (с лишним) раза, от месяца к году — в 12 раз, а дальше следует увеличение в 10 раз, за исключением последней ступени, когда промежуток времени увеличивается скачком сразу в 1000 раз.

Когда же автор укладывает в «шкалы» ряды понятий, между которыми имеется не количественное, а качественное различие, то схематизация совершенно выходит из-под контроля, и в одном ряду оказываются «делать», «работать», «строить», «играть», «мять», «подделывать» и пр.

Гордин, впрочем, не останавливается на «шкалах» и от первой (или грамматической) классификации мира, выраженной в частях речи, переходит ко второйклас-сификации (классификации противоположностей, т.е. антонимов), а затем и к третьей (классификации мира по отраслям наук). В рамках последней выделяются, например, пять основных понятийных сфер:

1x0 (bao) время;

2x0 (cao) движение;

3x0(dao) число;

4x0 (fao) материя;

5x0 (lao) энергия.

Тем самым АО предстает перед нами как классификационный язык, стремящийся стать своего рода «каталогом» знаний, но при этом вынужденный мириться с множеством условностей и натяжек в этой классификации.

«КЛЯТВА ИЗОБРЕТАТЕЛЯ»

Образцом текста на АО может послужить «Клятва изобретателя» [16] — единственное известное нам литературное произведение на АО, принадлежащее автору языка. По форме это нерифмованное стихотворение, с тяжеловесной патетикой в стиле пролеткультовской поэзии. Само стихотворение занимает три страницы (14 четверостиший и заключительная строфа в шесть строк); к нему прилагается на 13 страницах «Словотолкование». Приведем название и первое четверостишие (в графике АО и латинской транскрипции, с переводом): %x2x50 5+2 xV10 lacalo lec aibo клятва изобретателя %x2x5x 1 WxV12xN lacalab biaibca bi клянусь жить я

x2 1ÖXÖ12*'- +25*5=+25*5+2'1+0. ac biaibca'ju eclal=eclale c'beo.

и умереть жертво-жертвенно для человечества. x5+5-3 1ÖxÖ0 5-2 alelud biaio luc квадриллион жизней если 1Ö1+4-2, +4 +2 2Ö, 2'2x0305-25-2, 5+0! bi befuc, ef ec ci, c'caodol ucluc, leo! я имел бы, все (их) тебе, к ногам поверг бы, воистину!

Процитируем примеры из «Словотолкования» (с некоторыми добавлениями):

• i «звук», ac «и» (< a «изобретать», с «два, второй, другой» = «изобретать связь») — отсюда iaca «звуко-связывать», т.е. «говорить»; al— высшая степень (от знака усиления l), o — окончание существительных; lacalo — наивысшее, наисильное слово: «клятва», ia-calab «клянусь»;

• lec—предлог со значением родительного падежа, образован от предлога +2 (ec) «к» (+ знак утверждения, положительного, +2 «положительно к второму», т.е. движение к другому) со знаком усиления l;

• aibo «изобретатель» от a «изобретать» и ibo (суффикс носителя качества < i «качество», b сокращение от bi «я»);

• biaibca «жить», буквально: «оживлять себя» («ибо сознательная жизнь фактически состоит или должна состоять в постоянном произвольно-изобретательном оживлении себя, а не в животно-инстинктивном влечении навязанного естеством бессознательного рабского существования»): ^префикс биологического (от bi «я»), a «изобретать», ibc «себя» (< ib «сам», c «два, второй, другой»; ibc, «следовательно, значит: сам и в одно и то же время второй, т.е. себя»); biaibca «таким образом буквально означает: биологически изобретать себя, т.е. жить (изобрет[ательно-]сознательно)»;

• biaibca'ju — антоним к предшествующему слову со знаком противоположности 'ju = «умереть, но опять-таки изобретально-сознательно (ибо бессознательно естественно умереть это biaia'ju)»;

• eclal=eclale«жертво-жертвенно»: ecl«склонность» (< предлог ec «к» и знак усиления l), al— наивысшая степень = «наивысшая склонность, преданность, жертвенность»; era конце слова — знак наречия;

• c'beo «для человечества»: c'— сокращенный предлог ec «к, для», beo «человечество», собственно «общество» (be знак социологии от be «мы» = истинное первое лицо: Ьз^к первого, e«^», истинное);

• alelud «квадриллион»: lud «пять» (с показателем числительных ud), elud «десять», далее по «шкале восхождения» («сто», «тысяча», «миллион»...) вплоть до наивысшей степени (al);

• biaio «жизнь» (в единственном числе; показатель множественного числа опускается при наличии числительного);

• luc «если»: предлог -2 (uc) «от», как противоположность предлогу +2 (ее) «к», и знак усиления 1;

• befuc «имел бы»: bef знак экономики, социально-материальных благ (< be знак социологии, f— сокращение от fao «материя»), отсюда befa «иметь»; uc — окончание условного наклонения;

• ef— местоимение «четвертого лица» (+4) «все»;

• ec ci «тебе»: предлог ec «к» и местоимение второго лица ci «ты»;

• c'caodo1«R ногам»: c'— сокращенный предлог ec «к», caodo «нога» (< caa «двигать», odo «орган, член» = caodo «двигательный орган»), 1 — окончание множественного числа;

• ucluc «поверг бы»: uc «от», 1— знак усиления (ucl— усиленное «от», т.е. «с», «сверху»; отсюда ucla «бросать, повергать»), uc— окончание условного наклонения;

• leo «истина», «воистину»: e<«a3», eo «утверждение», 1 — знак усиления, leo «истинное утверждение, истина», также «заменяет собою религиозный: «аминь!».

АО И ДРУГИЕ ИСКУССТВЕННЫЕ ЯЗЫКИ

Работа [15] дает основание судить, какие другие языки, из числа искусственных, были известны автору АО и до какой степени они послужили источником его собственных языковых конструкций. В тексте работы упоминаются эсперанто (неоднократно), идо и вива [15: 24] — три близких друг другу языковых проекта30, которые все резко отличаются от АО тем, что берут из европейских языков интернациональную лексику. В противоположность им АО конструирует свои слова самостоятельно, из 11 элементов своей «аксиоматики», и не принимает во внимание существующие языки. Согласно принятой в интерлингвистике классификации искусственных языков, те из них, которые заимствуют материал из естественных языков, именуются языками апостериори, а те, которые производят необходимый материал из собственных ресурсов, не обращаясь к естественным языкам, носят название языков априори. АО — это типичный априорный язык, а эсперанто, идо и вива — языки апостериорного типа.

Однако, если в лексическом отношении между АО и другими вышеназванными искусственными языками пролегает пропасть, и говорить о каком-либо влиянии их на АО невозможно, то в грамматике положение иное. Здесь АО часто использует конструктивные решения, найденные авторами других языков. Принцип различения частей речи специальными показателями был введен эсперанто (и сохранен в системе идо); тот же принцип

сполна выдерживается и в АО. Структура склонения и спряжения в АО опять-таки полностью соответствует эсперантской (выражение падежа специальным показателем, стоящим после показателя числа; замена инфинитивного окончания временными аффиксами в спряжении и пр.). К эсперанто восходит и коррелятивная таблица местоимений (местоименных наречий). Только по части факультативности винительного падежа и отсутствия согласования прилагательных с существительными заметно влияние идо. Впрочем, АО совершенно самостоятелен от названных источников в характерной для него символической интерпретации грамматических окончаний и в систематизации частей речи.

АО КАК КОММУНИКАТИВНАЯ СИСТЕМА

Другая проблема, которую необходимо решить для определения места АО среди искусственных языков, касается коммуникативного статуса АО. Для какого типа общения АО был предназначен и в какой коммуникативной среде он реально использовался? Отвечая на эти вопросы, мы, как это часто бывает в случае с АО, опять наталкиваемся на парадоксы.

Уже говорилось, что АО — первый в истории язык, назвавший себя космическим. Но эта характеристика — отнюдь не авторская. В.Л. Гордин именует разработанную им языковую систему «языком человечества», прилагая этот эпитет как к первоначальному варианту языка (АО-1) [11], так и к последующему (АО-2) [15]. Причем это следует понимать не только в том смысле, что АО предназначался для всего человечества, но и в том, что АО, независимо от достигнутого им диапазона использования, был языком человечества, так как, по авторской трактовке, опирался непосредственно на общечеловеческую систему понятий.

Однако Гордин нигде не определяет свой язык, как предназначенный для космического использования. Более того, ни в одной своей работе он не касается проблем космического общения, лишь мимоходом упоминая «Interplanetary Communication» среди других технических областей [17: 11].

До 1927 г. определение АО как «космического языка» не засвидетельствовано ни одним документом. И лишь на «Первой Мировой выставке межпланетных аппаратов и механизмов», в которой, как мы помним, Гордин не участвовал, язык АО вдруг чудесным образом преображается: вместо «языка Человечества» он пред-

30 Эсперанто (Esperanto) создан в 1887 г. Л.Л. Заменгофом (Варшава); идо (Ido) разработан в 1907 г. группой ученых (Париж) в порядке реформирования эсперанто; вива (Viva) — проект искусственного языка, предложенный в 1913 г. Н.А. Несмеяновым (Москва).

стает как космический язык, язык «космополитов» — граждан Вселенной.

Не остается ничего другого, кроме как допустить, что это «преображение» не вытекало из намерений автора языка, и было всецело делом рук его последователей из числа ««космополитов» — членов «межпланетного отряда Ассоциации изобретателей-инвентистов».

Поставим, однако, вопрос в другой плоскости. Был ли АО готов к тому, чтобы стать космическим языком?

Если понимать под «космическим языком» систему общения с внеземными цивилизациями, в духе предложений Циолковского и Фройденталя, то АО, конечно, никоим образом не был пригоден для «космических контактов». Как справедливо полагал Циолковский, космический язык должен быть создан на логико-математической базе, позволяющей единым и непротиворечивым образом описать мир природы и потому стать посредником в общении любых разумных существ. Но, как мы видели, логико-математическая основа АО носит иллюзорный характер. Она сумела пленить воображение «космополитов», но на деле далека от требуемой универсальности, даже в рамках земных цивилизаций. Кроме того, автор АО, в своем всеотрицании, не забывал настаивать на том, что: «АО не естественный язык и, как таковой, он — пощечина природе, т.е. лжи о мнимом существовании природы» [12: 9].

Но, может быть, идею космического языка, в понимании «космополитов», следует толковать иначе? Процитируем еще раз описание АО, как одного из экспонатов выставки 1927 г.: «искусственный космический язык, которому отводилась роль всеобщего языка той части вселенной, куда проникнут ракетные корабли землян» [1: 279]. Речь здесь не идет о языке, который был бы доступен пониманию наших «собратьев по космосу». Речь идет о языке земной экспансии в Космос, т.е. скорее языке вышедших в космос землян («космополитов»), чем общем языке космических цивилизаций.

АО И АОИСТЫ

Все сказанное позволяет поставить вопрос, в интерлингвистическом плане, быть может, наиболее важный: каково было соотношение АО с его «социальным субстратом», т.е. коллективом носителей языка? Иными словами, можно ли считать, что АО вышел из стадии проекта и превратился, хотя бы на время, в реально используемую коммуникативную систему, к которой только и применимо название языка?

Э.К. Дрезен категорически заявляет: «своеобразная идеология Гордина, придававшая всем предметам и явлениям совершенно особое осмысление, а главным образом полная непригодность языка для повседневной

жизни сделали язык АО абсолютно неприемлемым и неприменимым на практике» [48: 125].

Из этих слов можно заключить, что выставка 1927 г., когда АО был представлен в виде «космического языка» и имел известный круг последователей, прошла мимо внимания Дрезена.

Имел ли АО иных адептов помимо «космополитов», мечтавших о межпланетном полете? Адепты, оказывается, были, причем в такой среде, где их появления едва ли можно было бы ожидать.

АО В ТОЛСТОВСКОЙ КОММУНЕ

31 декабря 1921 г. несколько молодых людей заключили договор на аренду бывшего помещичьего имения Шестаковка (в 12 километрах от московской Калужской заставы), где основали коммуну «Жизнь и труд». Зачинателями дела стали Ефим Моисеевич Сержанов и его единомышленник Швильпе. Оба исповедовали анархизм в сочетании с вегетарианством, оба отличались завидной энергией и трудолюбием. Оба были приверженцами языка АО.

Позднее к анархистам примкнули толстовцы, один из которых, Борис Васильевич Мазурин, отразил историю коммуны в своих заметках [29]. Читая его воспоминания, нельзя не подивиться точности, с которой он передает воззрения АОистов, наложившие отпечаток и на их образ жизни. Вот что он пишет:

Сержанов как-то раз сказал мне: «Мы, собственно говоря, не анархисты, а экстархисты — т.е. внегосударственники». Зная мой толстовский уклон, они говорили: «Вот вы, толстовцы, стремитесь к естественному, а мы, наоборот, считаем естественное диким, хаосом. Мы считаем, что все, все в области человеческой жизни без исключения надо совершенствовать, изобретать. Надо изобретать так, чтобы все было разумно, целесообразно. Например, язык, на котором сейчас говорят люди, это же такой бессмысленный хаос. Надо, чтобы каждое слово имело связь с родственными словами и понятиями. Ну, например — нос. Почему нос? откуда это? — все должно бы быть так: запах, пахнуть, тогда логически надо бы говорить — нюхалка, а не нос, и т.д. Это, конечно, я взял грубый пример, но они изобрели свой язык «АО». Они говорили меж собой на нем. Дали себе имена, которые имели свой смысл. Сержанов был Би-аэльби, что-то вроде изобретателя жизни, а Швильпе — Биаби, тоже что-то вроде этого».

Называли они себя по-русски: всеизобретатели. Они мечтали создавать искусственные солнца, устроить межпланетные сообщения. Они хотели сделать жизнь человека вечной. У них был на Тверской улице

свой клуб, и при нем был так называемый социотех-никум, где они проводили разные эксперименты над собой. Они говорили: «Это же глупо, что человек треть своей жизни, такого драгоценного времени, проводит во сне, и упражнялись в том, чтобы спать как можно меньше». Они говорили: «Человек много ест, пища эта сгорает в человеке, и человек от этого быстро изнашивается, надо изобрести такое концентрированное питание в виде пилюль — «пиктонов», проглотив которую человек получил бы все нужное для жизни своего организма, но чтобы в то же время это питание было безвыделительное и человек не сгорал бы, а сохранялся долговечно». Они делали эти опыты, и один наш будущий коммунар, Миша Рогозин, чуть не отдал Богу душу от этих опытов. Они говорили: «Природа несправедлива — одного сделала красивым, другого некрасивым, это надо исправить, надо всем носить маски». Елку они считали наиболее совершенным деревом по всему ее строению. Толстого считали великим изобретателем в области морали.

В коллективной, трудовой жизни это были незаменимые люди трудолюбивые, сметливые, общественные и всегда веселые. Табаку, водки, ругани, разврата они не допускали, что при их вегетарианстве, и антимилитаризме, и отрицании государства создало почву для близости с нами, толстовцами, в практической жизни. Сельское хозяйство они любили, но оно поглощало все время без остатка, а им хотелось работать в своем направлении, и, кажется, в конце 1923 г. они выбыли из коммуны.

С уходом Сержанова и Швильпе стала ощущаться острая нехватка людей, и не просто рабочей силы, а людей, сознательно стремящихся к общей жизни и общему труду [29: 183]. Таким образом, АО получил социальную реализацию значительно раньше 1927 г., фактически сразу после «изобретения» этого языка. В толстовской коммуне, судя по приводимым датам, использовалась первая версия АО (АО-1). Второй версии (АО-2) суждено было превратиться в «космический язык» и остаться в этом качестве в истории интерлингвистики. Но на обеих стадиях АО был языком пан-анархизма и всеизобретательства, соединяя в себе эти два взаимно нерасторжимых начала — разрушение и созидание.

ПОСЛЕДНИЕ АОИСТЫ

Как сложилсь судьба АО после 1927 г.? По свидетельству К.М. Шейнгайт-Пятецкой, АОисты, принимавшие участие в организации выставки 1927 г., поддерживали контакты и в 30-х гг., по возможности стараясь использовать АО (главным образом, в переписке).

Репрессии 1937—1938 гг. уничтожили движение за международный язык. Сообщество эсперантистов от этого удара со временем оправилось и смогло возобновить свою деятельность в середине 50-х гг. АО исчезло навсегда. Автору этих строк уже не пришлось застать «живых» АОистов. Тем большее значение имели контакты с людьми, которые могли по личным впечатлениям рассказать, чем закончилась история АО. Одним из таких людей был Владимир Семенович Зотов, сотрудник Музея истории космонавтики в Калуге, который посвятил немало времени разборке, по его словам, «любопытных и головоморочных трудов» об АО, имевшихся в фондах музея.

Особый интерес представлял вопрос: располагали ли АОисты словарями своего языка? Пользование искусственным языком, не имеющим опоры в интернациональной лексике, представляет серьезные, а при отсутствии словарей, непреодолимые трудности. Наличие или отсутствие словарей является одним из интерлингвистических критериев оценки искусственных языков, позволяющим определить, как далеко тот или иной язык продвинулся по пути преобразования из проекта в подлинную коммуникативную систему. Что касается первого варианта АО (АО-1), то его словарь был напечатан еще в 1920 г. [10]. Однако словари «космического варианта» АО (АО-2) были неизвестны.

На мои вопросы по этому поводу В.С. Зотов отвечал (1973 09 03): «Я видел у Суворова и Холопцевой отпечатанный на машинке Словарь логического языка АО, 250—300 листов большого формата, в две колонки на каждом листе». Несколько лет спустя (1977 01 17) он вернулся к этой теме: «О судьбе словаря АО не могу сообщить Вам ничего утешительного. Неизвестно где он находится и вообще цел ли он». Наконец, пришло более пространное сообщение (1977 01 27):

Словарь языка АО находился у супругов О.В. Холопцевой и А.С. Суворова, который считался знатоком АО, но в последние годы страдал старческой слабостью памяти и был совершенно нетрудоспособен. Он умер в ноябре 1971 г. Его супруга скончалась раньше него в марте того же года. На следующее утро после ее похорон все имевшиеся у них архивные материалы забрал у растерявшихся родственников Захар Григорьевич Пятецкий, один из устроителей «Первой Мировой выставки межпланетных аппаратов и механизмов» (Москва, 1927).

Это было неожиданно, так как все материалы, по воле их владельцев, должны были поступить в музей космонавтики. С Пятецким (одно время он был членом Ученого совета музея) отношения разладились. Через некоторое время он признал свою

«ошибку» и передал в музей часть захваченных материалов — книги, кое-какие фотографии, вырезки из газет. Я видел эти материалы, в них не было рукописей, не было ничего ценного. В ноябре 1972 г. я вышел на пенсию; с музеем сохранил самые добрые отношения, но уже не был в курсе всех дел. Пятецкий был болен и одно время находился в психиатрической больнице. В мае 1975 г. я виделся с ним в Москве, и он высказывал сожаление о случившемся. В мае 1976 г. он умер.

Это свое письмо ко мне, оказавшееся последним, В.С. Зотов заканчивает на АО: «С пожеланием исследовательских и творческих успехов жму Вашу руку. Цуль-буза», поясняя:

По сообщению З.Г. Пятецкого, «цульбуза» на языке АО означает «до свидания» (до второго раза). «Биаиля» — «здравствуйте». Другое приветствие «эфоа» — «изобретай все». Этим и ограничиваются мои «глубокие» познания языка АО, но, вероятно, и у Захара Григорьевича они были не намного глубже моих.

Этой репликой завершается история АО. После смерти В.С. Зотова не осталось никого, кто мог бы обронить хотя бы одно слово на этом языке. Но, как выяснилось, словари ««космического» АО действительно существовали. Благодаря любезности К.М. Шейнгайт-Пятец-кой их удалось найти в архиве ее покойного мужа [62, 63].

Оба словаря — машинописные. АО-русский словарь включает около 3500 слов, русско-АО словарь сохранился не полностью, но судя по уцелевшим фрагментам должен был содержать примерно 10 000 слов и словосочетаний. Возможно, это тот самый «Словарь логического языка АО», который В.С. Зотов видел у А.С. Суворова и О.В. Холопцевой, так как его описание подходит к сохранившемуся экземпляру («отпечатанный на машинке», «250—300 листов большого формата, в две колонки на каждом листе»).

Можно предположить, что машинописные словари АО-2 были составлены уже не В.Л. Гординым, а А.С. Суворовым: рукописные пометки и исправления в словаре показывают, что работа над ним продолжалась и после изготовления машинописного экземпляра.

Преимущественное место в словарях занимают глаголы (как исходный материал для производства остальных частей речи), но есть и другие разряды слов (существительные, прилагательные, предлоги и пр.). Представлена как обиходная лексика, так и некоторые специальные термины («биржевой застой», «делимость материи», «закон тяготения», «интегрировать», «конгломе-рировать», «лудить», «мартирология» [62]) Таков был словарный запас «космического» АО.

«КОСМИЧЕСКАЯ ПАРАДИГМА»

На примере России первой трети ХХ в. мы рассмотрели, какими многообразными путями идея Космоса проникала в общественное сознание и как из различных компонентов складывалась «космическая парадигма». Разумеется, не всегда эти компоненты сопутствуют друг другу, но их взаимодействие в рамках всего общества несомненно, позволяя ему технологически или информационно «освоить» Космос и определить в нем свое место. Перечислим эти компоненты:

• астрономическое и связанное с ним мифологическое освоение космоса;

• инженерное освоение космоса (космонавтика);

• литературное освоение космоса (особенно средствами поэзии);

• лингвистичское освоение космоса (космолингви-стика).

Но в парадигме имеются и скрытые компоненты, на которых мы не сосредотачивали внимания, хотя они также в достаточной степени характерны. Попросим читателя определить, на каком языке произошел следующий диалог:

(А) аиу утара шохо, дациа тума ра гео талцетл.

(Б) зацаляб биаибца би ац биаибцаю.

Не будем скрывать ответ: первый персонаж говорит на «марсианском языке» из «Аэлиты» А.Н. Толстого, а второй на «языке человечества» В.Л. Гордина. Но почему обе фразы звучат так схоже, почему в них одинаково появляются стечения гласных, не характерные для русского языка (родного языка обоих авторов), почему част звук ц, обычно столь редкий в русской речи? Поставленные вопросы уже содержат решение или, по крайней мере, гипотезу: существуют, видимо, определенные закономерности «остранения» речи, позволяющие придать ей «чужеязычный», а то и «инопланетный» акцент. Этот акцент роднит выдуманный «марсианский язык» с «космическим» АО, но в неменьшей степени он сближает любой из этих языков с «заумным» языком футуристической поэзии. Вот почему псевдоним Гордина — Бэоби— звучит почти как цитата из стихотворения Хлебникова — бобэоби. Этот своего рода фонетический космизм также приходится относить к космической парадигме31.

К той же парадигме в условиях России нужно добавлять компоненты и совсем иного рода, а именно «поли-

31 То же впечатление почти инопланетной ненатуральности оставляют и некоторые системы искусственных языков, созданные, правда, для употребления среди земных народов: примером может служить волапюк, пользовавшийся известной популярностью на исходе XIX в. Так, по наблюдению одного лингвиста, «тексты на волапюке звучат как марсианская речь из плохих фантастических боевиков» [28: 244].

тический космизм пролетарской революции», с которым родственно идеологическое освоение космоса.

«Идеологический космизм» трудно поддается непосредственному наблюдению, но угадывается проницательными наблюдателями: Упоминавшийся нами В.С. Зотов, еще 1 сентября 1933 г. писал Циолковскому по поводу одной его брошюры:

Эта брошюра впервые дала мне верное представление о масштабе Вашей мысли. Я нашел здесь обоснование стремлений к «освоению» вселенной («идеологию конкистадоров вселенной»!)» [57: л. 2; в оригинале, по старой орфографии, «конквистадоров»]. Это глубоко верное замечание. Скромный калужский учитель, провинциальный мечтатель и утопист, действительно нес в себе столь дерзкую идеологию «освоения» вселенной, что она вполне могла сойти за идеологию вселенского «конкистадорства». Вспомним по этому поводу, что кружки любителей космических исследований, основанные в 20-х гг., назывались не иначе как «кружками по исследованию и завоеванию мирового пространства». Этому идеологическому космизму, предполагающему экспансию человечества в Космос, отнюдь не был чужд и «космический язык» АО с его «межпланетным отрядом Ассоциации изобретателей-инвентистов».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В политике, поэзии, лингвистике 20-х гг. есть нечто общее — настроение бунта, освобождения от

всех условностей, раскрепощения, полной, ничем не сдерживаемой анархии и вместе с тем провозглашения некоего высшего созидательного, творческого начала, «всеизобретательства». Накал бунта таков, что он готов охватить всю планету, весь Космос. Отсюда космизм в поэзии, но отсюда же он и в лингвистике. АО, первый «космический язык», в каком-то смысле может действительно считаться космическим, без кавычек — это язык космического языкового мятежа, «язык человечества», в котором настолько нет ничего человеческого, что он готов выбраться в Космос, стать языком «конкистадоров вселенной»! Бессмысленно упрекать АОистов в том, что они не видят недостатков, да и прямых нелепостей в своем языке. Они слепы к ним, точно так же, как Циолковский слеп к несуразностям своего «международного алфавита» или якобы увиденного им космического сигнала чАу. Не педантизм, не трезвость составляют суть конкистадорства, его суть — безумная отвага и безудержный порыв, которые только и могут проложить дорогу в неизведанные миры.

С этих позиций мы и призываем читателя оценить лингвистическую смелость творцов и последователей первого «космического языка». А потому, завершая статью, мы не можем лишить себя удовольствия проститься с читателем на космический манер и тем несколько продлить существование языка АО. Цульбуза, дорогой читатель! Эфоа!

Литература

Печатные издания

Первоисточники по языку АО (в основном, это работы В.Л. Гордина) представляют собой библиографические раритеты и описываются с максимально возможной полнотой. Звездочкой * помечены издания, не найденные или оказавшиеся недоступными для непосредственного ознакомления.

1. Арлазоров М.С. Циолковский. М., 1962 (в части, относящейся к языку АО и выставке 1927 г., книга основывается на неопубликованных «Воспоминаниях о Циолковском» Михаила Игнатьевича Попова. Отрывок из этих воспоминаний появился в 1976 г. в калужском ежедневнике «Молодой ленинец». См. [61]).

2. Базанов В.В. Поэзия первых лет революции (1917—1921) // История русской советской поэзии. 1917— 1941. Л., 1983.

3. «Биокосмизм» (Сборник). № 1. М., [1921].

4а. Богданов А. О пролетарской культуре: Сб. ст. 1904—1918 гг. М.-Пг., 1919.

4Ь. Богданов А. Элементы пролетарской культуры в развитии рабочего класса: Лекции, прочитанные в Московском пролеткульте весной 1919 г. М., 1920.

5. Бреннер Л. Обитаемость звездных миров / Пер. с нем. К. Шелковникова. СПб., 1908 (экземпляр, принадлежавший К.Э. Циолковскому, хранится в Архиве РАН: фонд 555, опись 6, ед. хр. 10).

6. Брюсов В. Среди стихов // Печать и революция. 1923. № 7.

7. Гастев А. О тенденциях пролетарской культуры // Пролетарская культура. 1919. № 9—10.

8. Гастев А. Поэзия рабочего удара. М., 1926.

9. Герасимов М. Железные цветы. Стихи. Самара, 1919.

10. [ГординВ.Л.] 1'4'31'2'41'3. 0'12'3'123'4 0'12'3'13'3, Т3-РУС'3'4. АО-русский грамматический словарь. [Москва]: 1'4'31'2'3. Человечество (Пананархисты), [1920]. 76 с., 13 см.

Описано по титульному листу; на шмуц-титуле иное заглавие: 1'2'31'4. Бэоби [= Гордин В.Л.]: 0'12,,'533'5'22 1'2Т15'4Г3. Т3-'241'22Г2'4,,'5. АО-русский словарь человечествоизобретателя. — Издание Человечествоизобре-тальни. Печатано во внегосударственной АОтипографии. 1-й год по изобретении Человечества.

Место и год издания (Москва, 1920) указываются Э. Дрезеном [48: 124], но орфография АО-слов у него неточна. Мы приводим нормализованную орфографию, однако в оригинале буквы с диакритикой напечатаны по-разному:

Литература

на титульном листе и в тексте по с. 36 диакритика изображается в виде запятой над цифрой, на шмуц-титуле и в тексте со с. 36 — перевернутой запятой перед цифрой.

11. 1'2'31'4 Бэоби [= Гордин В.Л.] 1'20'12,,'523'3 Г5'45'42'4,,'5,,Т3'4" Грамматика языка человечества «АО». Перевод с «АО». Сокращенное издание. 1'2'3. Человечество. (Всеизобретатели). Аоград (Москва), Аоулица (Тверская), Аопереулок (Благовещенский) 5. Печатано Всеизобретателями во внегосударственной АОтипогра-фии. 1-й год, 6-й месяц по изобретении АО [= 1920?]. 1+20 с., 15 см (описано по обложке, текст титульного листа имеет некоторые отличия).

12. [ГординВ.Л.?] 4'3'5 4'2'4'11 '130'12'3'3. Что за язык «АО». [Москва, 1920?]. 16 с., 15 см.

*13. Бэоби [= Гордин В.Л.] Изобрет-питание. [Москва?], 2[?]-й год по изобретении человечества [= 1921 (?)].

*14. Бэоби [= Гордин В.Л.] План человечества. [Москва?], 2-й год по изобретении человечества [= 1921].

15. [Гордин В.Л.] Грамматика логического языка АО. Москва, Тверская, 68: Издание авторское, 5-й год по изобретении языка Человечества АО (7-й год по Октябрьской революции) [= 1924]. 34 с., 22 см.

Описано по титульному листу; на обложке заглавие: Грамматика панметодологического языка АО. На титульном листе и обложке перед заглавием текст: +4х-0 Всеизобретальня [в экземпляре, хранящемся в библиотеке Института языкознания РАН, вместо этого текста наклейка, позволяющая установить авторство:] БЭОБИ. В. Гордин. На обороте титульного листа: АО-Типография «Человечество», Москва, Благовещенский пер., 5.

Два различных названия книги некоторыми исследователями были восприняты как названия двух отдельных книг [53: 365, прим. 63].

16. 1+01Ö. Бэоби [= Гордин В.Л.] %х2х50 5+2xÖ10 [«Клятва изобретателя»]. [Москва, 1924?]. 16 с., 18 см. [на последней странице:] АО-Типография «Человечество», Москва, Благовещенский пер., 5.

17. [Гордин В.Л.] Inventism or Eurologism, being the teaching of Invention, by Beoby (W. Gordon). Moscow, Tverskaja, 68: Published by «The All-Invention-House», January, 1925. 18 с., 21 см. [перед загл.:] № 1. [На обороте титульного листа:] АО-Типография «Человечество», Москва, Благовещенский пер., 5.

*18. Бэоби (Гордин В.Л.) Гносеология. (Введение во всеизобретательство). [Место, год?].

*19. Бэоби (Гордин В.Л.) Вопросник человечества-всеизобретальни. [Место, год?].

20. Григорьев А.Л. История русской литературы. Т. 4. Литература конца XIX — начала XX в. (1881— 1917). Л., 1983.

21. Григорьев В.П. Лети, созвездье человечье... (В. Хлебников — интерлингвист) // Interlinguistica Tartu-ensis, 1: Актуальные проблемы современной интерлингвистики. Тарту, 1982.

22. Дар Д.Я. Баллада о человеке и его крыльях. Л., 1969.

23. Дрезен Э. За всеобщим языком. (Три века исканий). С предисловием акад. Н.Я. Марра. М.-Л., 1928.

24. Ившин В.Д. Интерлингвистические идеи К.Э. Циолковского: Труды восьмых чтений, посвященных разработке научного наследия и развитию идей К.Э. Циолковского (14—17 сентября 1973 г. Калуга). Секция «Исследование научного творчества К.Э. Циолковского». М., 1974.

24a. КалужинЛ.А. О книге Г. Фрейденталя «Линкос». План языка для космических сообщений. К., 1963 (следует обратить внимание, что фамилия автора «Линкоса» в русском языке передается то как Фрейденталь, то как Фройденталь).

25. Кассиль Л. Звездоплаватель и земляки (Воспоминания и предвосхищения) // Архив РАН, фонд 555, опись 2, ед. хр. 79, л. 16.

26. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 38.

27. Львов-Рогачевский В. Имажинизм и его образоносцы. Ревель, 1921.

28. МаевскийЕ. Lingua Universalis, или Поучительная История Одной Попытки Усовершенствовать Природу // Иностранная литература. 1994. № 2.

29. Мазурин Б. Рассказ и раздумья об истории одной толстовской коммуны «Жизнь и труд» // Новый мир. 1988. № 9.

30. Михайлов А.И. Поэзия двадцатых годов (1921—1930) // История русской советской поэзии. 1917— 1941. Л., 1983.

31. «На литературном посту» [журнал]. 1929. № 11—12.

32. Покровский А. Космическая эстафета // Правда. 1987. № 230; Московская правда. 1964, 15 янв.

33. Пролетарский сборник. Вып. 1. М., 1918.

34. Селивановский А. Очерки истории русской советской поэзии. М., 1936.

35. Сухотин Б.В. Лингвистика и космос // Русский язык в школе. 1965. № 5.

36. Тишков А. Первый чекист. М., 1969.

37. Хлебников В. Собрание произведений. В 5 т. Т. 2. Л., 1930.

38. Циолковский К.Э. Механика подобно изменяемого организма. 1877.

39. Циолковский К.Э. Причина Космоса. Калуга, 1925.

40. Циолковский К.Э. Монизм вселенной. Калуга, 1931 (перепеч. в 40а).

40а. Циолковский К.Э. Очерки о Вселенной. М., 1992.

*41. Циолковский К.Э. Может ли Земля заявить жителям иных планет о существовании на ней разумных существ? // Калужский вестник. 1896, 26 ноября.

Литература

42. Циолковский К.Э. Исследование мировых пространств реактивными приборами // Научное обозрение. 1903 (в расширенном виде работа вышла в 1911—1912 гг. в Вестнике воздухоплавания и затем книгой в 1926 г.).

43. Циолковский К.Э. Образование Земли и солнечных систем. 1915.

44. Циолковский К.Э. Общечеловеческая азбука, правописание и язык. Калуга, 1927.

45. Циолковский К.Э. Моя пишущая машина. Двигатели прогресса. Новое о моем дирижабле и последние о нем отзывы. Мелочи. Калуга, 1928.

46. Циолковский в воспоминаниях современников / Сост. Зотов В.С., Костин А.В., Скрипкин А.Т., Усова Н.Т. Тула, 1971.

*47. Что такое всеизобретательство. Брошюра; со с. 26 — о языке АО.

48. Drezen E. Historio de la Mondolingvo. Tri jarcentoj da seriado. Leipzig, 1931 (испр.изд.: Drezen E. Historio de la Mondolingvo. Tri jarcentoj da seriado. 4-a eld. Red. S. Kuznecov. Moskvo, 1991).

49. Freudenthal H. Lincos. Design of a Language for Cosmic Intercourse. P. 1. Amsterdam, 1960.

49a. Monnerot-Dumaine M. Précis d'interlinguistique générale et spéciale. Paris, 1960.

50. Nekrasov N. Inventa lingvo Ao // «Kosmoglott», Reval [= Tallinn], № 1—2 (19—20), jan. — febr. 1924, p. 9—10 (описывается первый вариант АО (АО-1).

51. [Stojan P.] Katalogo de lingvoj naturaj, popolaj, literaturaj, klasikaj kaj artefaritaj. Genéve, 1927.

52. Stojan P. Bibliografio de internacia lingvo. Genéve, 1929 (переизд.: Hildesheim — New York, 1973).

53. Szerdahelyi I. Bábeltol a Világnyelvig [От Вавилона к всемирному языку]. Budapest, 1977.

54. YushmanovN. Kronologial indexo dil sistemi mondolingual // «Mondo», Stockholm, 1926, № 2.

Архивные материалы

55. Письма Ассоциации изобреталей-инвентистов Циолковскому (1927 г.) // Архив РАН, фонд 555, опись 3, ед. хр. 198.

56. Письмо Ассоциации изобреталей-инвентистов Циолковскому (1928 г.) // Архив РАН, фонд 555, опись 3, ед. хр. 199.

57. Письма В.С. Зотова Циолковскому [1933 г. и др?] // Архив РАН, фонд 555, опись 4, ед. хр. 245.

58. Письма М.И. Попова Циолковскому (1930—1934 гг.) // Архив РАН, фонд 555, опись 4, ед. хр. 494.

59. Письма Д.С. Снежко Циолковскому (1927—1935 гг.) // Архив РАН, фонд 555, опись 4, ед. хр. 576.

60. Первая мировая выставка космонавтики. 1927 г. Копия фотоальбома. М., 1964.

Перед заглавием имя составителя: Организатор (один из пяти) Пятецкий З.Г. На обороте титульного листа примечание составителя: Копия с подлинника, хранящегося в Госмузее истории космонавтики им. К.Э. Циолковского. Альбом хранился в семье З.Г. Пятецкого (нынешнее местонахождение неизвестно).

61. Попов М.И. Изложение доклада о Циолковском, прочитанного в секции эсперантистов Центрального дома медработников (в тексте письма от 1980 03 06).

62. [Словарь языка АО: АО-русский]. Машинописный экз., без тит. л. и загл., в переплете; 115 л., текст на обеих сторонах листа = 230 с. без пагинации (первые 5 с. занимает оглавление, далее следует 1 с. без текста), 22х18 см. Относится к АО-2 (следовательно, датируется периодом после 1924 г.). Ок. 3500 слов. (Архив З.Г. Пятецкого).

63. [Словарь языка АО: Русско-АО]. Машинописный экз., без тит. л. и загл.; сохранился фрагментарно, в сильно попорченном виде, 37 л., 34х22 см. (листы обрезаны по краям, так что первоначальный формат был еще больше). Текст на одной стороне листа в две колонки. Общей пагинации нет, разделы под каждой буквой алфавита имеют собственную пагинацию; кроме того, заглавные слова и словосочетания пронумерованы. Словарь относится к АО-2 (следовательно, датируется периодом после 1924 г.). (Архив З.Г. Пятецкого).

Сохранились разделы (алфавитный порядок слов кое-где спутан):

П (частично): с. 13—18 (745. Проявлять мощь — 1069. Пышать, пыхтеть).

Р: с. 1—5. (1. Рабство — 333. Рядить).

С: с. 1—5, 7—13 (1. Сабля — 344. Смерть мнимая; 415. Созывать 840. Сюрприз).

Т: с. 1—5. (2. Табак — 304. Тяжелеть).

У: с. 1—6. (1. Убрать — 406. Удар нанести).

Х: с. 1—2. (1. Халат — 100. Худеть).

Ц: с. 1. (1. Царапать — 54. Церемония, этикет).

Всего в сохранившихся разделах словаря 2362 заглавных слова и словосочетания. Если считать, что данные фрагменты составляют около 25% полного объема словаря, то последний должен был бы включать примерно 10 000 слов и словосочетаний (160—200 машинописных страниц указанного формата).

64. Материалы об АИИЗ'е в фондах Госмузея истории космонавтики им. К.Э. Циолковского (Калуга); переданы в музей З.Г. Пятецким (кииги, фотографии, вырезки из газет, машинописные документы). Заголовки наиболее важных документов: «Чего добиваемся мы?», «Лозунги на фасаде», «Культурная и нравственная задача АИИЗ'а», «Философия, математика и наука», «Эвроз или план жизни», «Популярные тезисы всеизобретатель-ства», «Идеалы-лозунги и афоризмы всеизобретательства», «Основное начало панметодологии и глоттологии», «Общие предпосылки для языка АО», «Тезисы АО» и др.