CC BY
59
ценностным содержанием (несмотря на ограниченные покупательские возможности большинства ельчан). Все это свидетельствует о родительской рефлексии, желании руководить процессом нравственного воспитания своих детей.
Таким образом, взгляды родителей-ельчан на процесс нравственного воспитания характеризуются некоторыми специфическими оттенками. Елецкий государственный университет, как ядро культурно-образовательной среды города, позволяет их не только своевременно выявлять, но и корректировать, развивать и культивировать.
Как отмечает ректор нашего универси-
А. ДЯКИНА, доцент
Все великое, как правило, начинается с малого - с истоков. Произнося имя Лермонтова, мы вспоминаем Москву, Тарханы, Кавказ и вовсе забываем об «отеческой» линии, которая связывает поэта с небольшим местечком Липецкой области — Кропотово. А ведь именно здесь начало всех начал лермонтовского одиноко-трагического мировосприятия.
Село Кропотово (ныне Лермонтово Ста-новлянского района Липецкой области) с 1791 года принадлежало Петру Юрьевичу Лермонтову, а после смерти перешло к его сыну — Юрию Петровичу. Последний в 1811 году в звании капитана вышел в отставку и поселился в родовом имении, где тогда жили его мать и сестры. В 35 верстах от Кропотова находилось село Васильевское (ныне Васильевка Краснинского района) - собственность дворян Арсеньевых.
тета В. Кузовлев, в настоящее время «...основной характеристикой университета становится его способность динамично реагировать, отслеживать быстрые перемены в окружающей среде.» [2].
Литература
1. Демографическая катастрофа и ее послед-
ствия (по материалам круглого стола в Государственной Думе) // Alma mater («Вестник высшей школы»). - 2003. - №3.
- С.48.
2. Кузовлев В.П. Университетский образова-
тельный комплекс в условиях малого города России // Alma mater («Вестник высшей школы»). - 2003. - №5. - С. 8.
ЛЕРМОНТОВСКИЕ ИСТОКИ
Под новый 1813 год сюда, к дяде Д.В. Арсеньеву, приехала Мария Михайловна Арсеньева с матерью Елизаветой Алексеевной, урожденной Столыпиной. Мария Михайловна достигла совершеннолетия, и после смерти отца ей выделили часть имения. Для оформления соответствующих бумаг и была предпринята эта поездка.
В Васильевском юная барышня познакомилась с Юрием Петровичем Лермонтовым, отставным военным, заехавшим туда по-соседски, для дружеского общения. Вскоре здесь же состоялась помолвка и венчание Юрия Петровича и Марии Михайловны. Брак этот не был счастливым. Пылкие чувства молодой пары омрачались частыми конфликтами между зятем и тещей, которая рассчитывала на более престижную партию для своей дочери. Как бы то ни было, но в ночь со 2 на 3 октября 1814 года в семье ро-
нем ложилось на души обоих. Ребенок рос в большом достатке, окруженный заботой и вниманием бабушки, но вынужденная разлука с отцом, распри между близкими людьми не могли не сказаться на мировосприятии будущего поэта. Ситуация усугублялась тем, что Михаил Юрьевич испытывал несказанную тягу к отцу, жаждал общения с ним. Много позже, обращаясь к сыну, Юрий Петрович писал: «Благодарю тебя, бесценный друг мой, за любовь твою
Церковь с. Шипово, где похоронен отец М.Ю. Лермонтова
дился будущий гений русской литературы
— Михаил Юрьевич Лермонтов1.
Вскоре Мария Михайловна тяжело заболела и в 1817 году, когда сыну не было и трех лет, умерла. В детской памяти мальчика навеки запечатлелся ее голос. Спустя годы Лермонтов писал: «...была песня, от которой я плакал: ее не могу теперь вспомнить, но уверен, что если б услыхал ее, она бы произвела прежнее действие. Ее певала мне покойная мать» [1]. А в стихотворении «Кавказ» так отразились ранние скорбные впечатления:
В младенческих летах я мать потерял.
Но мнилось, что в розовый вечера час
Та степь повторяла мне памятный
глас.
За это люблю я вершины тех скал,
Люблю я Кавказ! [2, с.147-148].
Через 4 дня после трагического события Елизавета Алексеевна выдала зятю заемное письмо на 25 тысяч рублей в обмен на обещание оставить ей на воспитание внука. Очередным ее решительным шагом было завещание, составленное и подписанное при многочисленных свидетелях 10 июня 1817 года. Суть его состояла в следующем: после смерти бабушка все свое движимое и недвижимое имущество передает единственному внуку - Михаилу, при условии, если отец не станет требовать сына к себе. В противном случае состояние перейдет в род Столыпиных. Юрий Петрович, не имевший достаточных средств для воспитания и образования сына, вынужден был согласиться с суровыми требованиями тещи.
Первое время он имел возможность навещать мальчика в Тарханах, позже в подобных встречах ему было отказано. Отец и сын жили порознь, и это тяжким бреме-
1 По традиции, существовавшей в семье Лермонтовых, мальчик должен был получить имя Петр, но бабушка настояла на продолжении «материнской» линии и тем самым нарушила «сакральную» историю рода Лермонтовых, что трагическим эхом отозвалось на судьбе поэта.
ко мне и нежное ко мне внимание, которое я мог заметить, хотя и лишен был утешения жить вместе с тобой. Тебе известны причины моей с тобой разлуки, и я уверен, что ты за сие укорять меня не станешь. Я хотел сохранить тебе состояние, хотя с самой чувствительнейшею для себя потерею, и бог вознаградил меня, ибо вижу, что я в сердце и уважении твоем ко мне ничего не потерял» [3, с.170].
Уехав после смерти жены из Тархан, Юрий Петрович навсегда поселился в Кро-потове. Только спустя десять лет он впервые получил возможность беспрепятственно и достаточно долго (в течение лета) общаться с сыном. В 1827 году Михаил Юрьевич посе-
тил имение отца и, не застав в живых бабушку Анну Васильевну, охотно общался с тетушками. В кропотовском доме Михаил Юрьевич увидел семейные реликвии, среди которых - бережно хранимый отцом альбом жены в красном сафьяновом переплете, с золотым тиснением и серебряной застежкой. В нем Мария Михайловна писала взволнованные строки о своей любви к Юрию Петровичу. Ныне альбом М.М. Лермонтовой находится в Санкт-Петербурге, в Институте русской литературы (Пушкинский Дом). В альбоме сохранилось 9 листов, 6 из которых заполнены рукой самой хозяйки.
Быть может, знакомясь с дорогими страницами, Михаил Юрьевич острее почувствовал трагический накал жизни родителей, проникся большим уважением и сочувствием к одинокому отцу. Спустя четыре года горечь переживаний вылилась в пламенное признание:
Я сын страданья. Мой отец Не знал покоя по конец.
В слезах угасла мать моя.
От них остался только я,
Ненужный член в пиру людском, Младая ветвь на пне сухом;
В ней соку нет, хоть зелена, —
Дочь смерти — смерть ей суждена!
[1, с.365]
«Вдохновенный родник» лермонтовской лирики поистине проистекал из Кропото-ва, где навеки сплелись любовь и страдания юного поэта. В ранних стихах (1828-1831) наметились мотивы, которые в дальнейшем получили глубокое философско-нравствен-ное наполнение. Понимание таких шедевров, как «Смерть поэта», «Родина», «Листок», «Выхожу один я на дорогу», «Мцыри», «Герой нашего времени», невозможно без учета первых, пусть еще робких, но все же весьма существенных, литературных проб, явившихся прямым отражением личных переживаний Лермонтова. Подумать только: несмотря на блага, которыми поэт был окружен с детства, в его творчестве
неизменно присутствовало напряженнодраматическое мироощущение.
В частотном словаре находим поразительные данные. Оказывается, Лермонтов более 560 раз употребил в своих произведениях слово «один», из них 336 - в ранних. По-видимому, некоторый душевный покой наметился в 1833-36 годах, и тогда это слово-образ встречается 53 раза, а в 1837-1841 гг. вновь обостряется трагическое жизневосприятие: «один» присутствует 143 раза [4, с.769]. Обреченное одиночество, ощущение себя листком, оторванным от ветки родимой, поиск «души родной» — таковы настроения, обретенные поэтом в ранний период и укрупненные им в творчестве «зрелых» лет. В образе Мцыри, думается, немало автобиографических переживаний. «Священные слова отец и мать», их «сладостные имена» в сознании героя, как и самого автора, ассоциируются с Отчизной, домом, друзьями — всем, что рождается и умирает с сердцем человека.
Кропотовские записи позволяют судить о том, что уже в детские годы Лермонтов был настоящим романтиком, предугадавшим свое необычное предназначение, избранность судьбы, несовместимой с личным счастьем. В таком духе он составил завещание: «Схороните меня под этим сухим деревом, чтобы два образа смерти предстояли глазам вашим; я любил под ним и слышал волшебное слово «люблю», которое потрясло судорожным движением каждую жилу моего сердца; в то время это дерево, еще цветущее, при свежем ветре покачало головою и шепотом молвило: «Безумец, что ты делаешь?» Время постигло мрачного свидетеля радостей человеческих прежде меня. Я не плакал, ибо слезы есть принадлежность тех, у которых есть надежда; но тогда же взял бумагу и сделал следующее завещание: «Похороните мои кости под этой сухой яблоней; положите камень; и — пускай на нем ничего не будет написано, если одного имени моего не довольно будет доставить ему бессмертие!» [4, с.365].
В 14-15-летнем возрасте Лермонтов утвердился в осознании своего особого пути,
похожего на тот, который когда-то прошел Байрон, и свято почитал заповедь отца, сумевшего разглядеть в сыне творческое дарование. Юрий Петрович наставлял: «...хотя ты еще в юных летах, но я вижу, что ты одарен способностями ума, — не пренебрегай ими и всего более страшись употребить оное на что-либо вредное или бесполезное: это талант, в котором ты должен будешь дать отчет Богу» [3, с.169].
В эти годы творческое вдохновение питалось любовным увлечением, которое настигло Лермонтова в отцовском доме. Испытав незабываемое чувство к одной из своих кузин, юный поэт посвятил ей несколько стихотворений. Одно из них («К гению», 1829) сопровождалось следующим комментарием: «Напоминание о том, что было в Ефремовской деревне в 1827 году, где я во второй раз полюбил 12-ти лет — и поныне люблю» [1, с.346]. Мнения о том, кому адресовал лирик свои проникновенные строки, противоречивы. Называют С. Сабурову (И. Андроников), Агафью (В. Мануйлов) и Анну Столыпиных (Е. Хмелевская). «Кто хочет узнать имя девушки, пускай спросит у двоюродной сестры моей», — писал Лермонтов, а сам тем временем посвятил загадочной незнакомке произведения «Не привлекай меня красою», «Дереву» и «Мое завещание». В «Автобиографической заметке» (1830 г.) он вспоминал: «Я однажды (3 года назад) украл у одной девушки, которой было семнадцать лет, и поэтому безнадежно любимой мною, бисерный синий снурок: он и теперь у меня хранится» [4, с.364]. Если не предполагать иных увлечений, помимо кропотовского, то, вероятно, адресатом чувств Лермонтова была Агафья Александровна Столыпина (1809 года рождения).
С сентября 1828 года Лермонтов — воспитанник Московского благородного пансиона, в столице живет вместе с бабушкой. В то же время в Москву неоднократно приезжает отец, занимавшийся вопросами заклада имения. По просьбе сына и руководства пансиона Юрий Петрович ходатайствует о восстановлении утерянного докумен-
та, свидетельствующего о дворянском статусе лермонтовского рода. Повторная грамота, выданная 10.03.1829 года, подтвердила право воспитанника обучаться в привилегированном учебном заведении. Общение отца и сына в этот период, вероятно, было весьма тесным.
По выходе из пансиона Михаил Юрьевич поступает в Московский университет. Пребывание здесь, однако, оказалось недолгим (сентябрь 1830 г.- апрель 1832 г.). Причин, по которым поэт решил оставить учебу, достаточно. Не последней, думается, была смерть отца 1 октября 1831 года. Единственное свидетельство присутствия Михаила Юрьевича на его похоронах — стихотворение «Эпитафия» (1832 г.), где дан характерно романтический образ лирического героя, одинокого, замкнутого в своем горе. Поэт акцентирует внимание на духовном родстве с отцом, на общности их былого положения:
Прости! Увидимся ль мы снова?
И смерть захочет ли свести Две жертвы жребия земного,
Как знать! Итак, прости, прости!..
Ты дал мне жизнь, но счастья не дал, Ты сам на свете был гоним,
Ты в людях только зло изведал...
Но понимаем был одним [2, с.287].
В этом стихотворении звучит обвинение «свету», состоящему из бесчувственных сердец, из «лиц-масок», неспособных понять бескорыстные порывы трепетных душ.
Читаем взволнованные лирические откровения юного автора и отчетливо представляем себе образы его зрелых гениальных творений: «Мцыри», «Как часто пестрою толпою окружен», «Смерть поэта». В них те же, но усиленные многими жизненными переживаниями, мотивы и образы. О чем это говорит? Вероятно, об устойчивости взглядов и чувств поэта, о неповторимости его самоощущения в мире.
Помимо процитированных выше памяти отца посвящены стихотворения «Я видел
тень блаженства, но вполне...», «Прекрасны вы, поля земли родной», где дана некая лирическая «зарисовка» «могильной гряды» с позабытым всеми, но «бесценным» для самого Лермонтова «прахом». Строки эти, как и многое из написанного поэтом, стали пророческими. Дело в том, что в метрической книге о смерти Юрия Петровича было сказано: «похоронен на отведенном кладбище, рядом с церковью в селе Шипово». Но в 1974 году произведено перезахоронение останков в Тарханах неподалеку от могилы сына. До сих пор в исследовательских кругах под сомнение ставится вопрос о том, верно ли было определено место первоначального захоронения Юрия Петровича Лермонтова [5]. Быть может, его истинная могила так и осталась нетронутой, а теперь позабытой всеми? От Шипова, где кроме отца были похоронены дед и бабушка поэта, ныне ничего не осталось. Лишь полуразрушенная церковь напоминает о былой жизни.
Имеются сведения о том, что 23 августа 1841 года, отправляясь в свою последнюю ссылку на Кавказ, Лермонтов заезжал в Кропотово, простился с могилами дорогих ему бабушки, дедушки, отца в Шипово. Родные пенаты сохранялись еще целое столетие. Серебристый тополь оберегал фамильный вензель, вырезанный рукою Михаила Юрьевича в 1827 году. Господский дом в «усеченном» виде (без мезонина, 4-х верхних комнат и балкона) достоял до Великой Отечественной войны и был сожжен фашистами в декабре 1941 года. В настоящее время существуют лишь фотография и описание усадьбы. Тарханам в этом смысле повезло больше. Быть может, потому, говоря о великом поэте, отмечают: «Лермонтов — прежде всего Тарханы, Никольское, Яковлевское тож, ведь здесь его прах. Но и начало — здесь». Нисколько не умаляя значения этого удивительного места, добавим к истокам творческого вдохновения великого мастера слова Кропотовку — небольшую деревушку в центральной России.
И.А. Бунин, чье родовое поместье Озер-
ки находилось неподалеку, на протяжении всей жизни обращался к духовному наследию Лермонтова. Глубоко убежденный в том, что подлинный талант укоренен в земле, «почве», его породившей, он пытался понять связь художественного сознания классика с отеческой средой. В уста автобиографического героя Алексея Арсеньева он вложил свои размышления о феномене русского гения: «Вот бедная колыбель его, наша общая с ним, вот его начальные дни, когда так смутно, как и у меня некогда, томилась его младенческая душа «желанием чудным полна», и первые стихи, столь же, как и мои, беспомощные... А потом вдруг «Демон», «Мцыри», «Тамань», «Парус», «Дубовый листок»... Как связать с этой Кро-потовкой все то, что есть Лермонтов?» [6].
Другой выдающийся деятель культуры Серебряного века, волею судьбы связанный с Липецким краем, В.В. Розанов, также немало раздумывал о загадке Лермонтова, его значении в истории Отечества. Он связывал духовный опыт классика с мистической тайной, Божественным Откровением, которое было ниспослано России, но не оценено по достоинству ее народом. Каждое поколение открывает в Лермонтове что-то свое, находит близкие и созвучные настроения. А это значит - лермонтовская традиция живет. И пусть Кропотово пока без музея, главное — не иссякла человеческая память, связующая малые истоки с полноводной рекой русской литературы.
Литература
1. Лермонтов М.Ю. Собр. соч. В 4-х т. - М.,
1986. - Т.4. - С.364.
2. Лермонтов М.Ю. Собр. соч. В 4-х т. - М.,
1986. - Т.1.
3. Вырыпаев П.А. Новые материалы к био-
графии Лермонтова. - Воронеж, 1972.
4. Лермонтовская энциклопедия. - М., 1981.
5. См.: Родники Липецкие. Кропотово. - Ли-
пецк, 1994.
6. Бунин И.А. Собр. соч. В 9 т. - М., 1965-
1967. - Т.6. - С.157-158.
