CC BY
55
Т. И. Вендина (Москва)
Лексические изоглоссы в славянском языковом мире: русско-сербские лексические параллели
В статье рассматривается проблема хронологической интерпретации русско-сербских лексических изоглосс, представленных на картах Общеславянского лингвистического атласа. Ключевые слова: лингвогеография, изоглоссы, ареалы, связи. The article deals with the problem of chronological interpretation of the serbo-russian lexical isoglosses, presented on the OLA maps.
В 1929 г. на первом международном съезде славистов в Праге с докладом «Изоглоссы в славянском языковом мире» выступил И. А. Бо-дуэн де Куртенэ (Бодуэн де Куртенэ 1963: 353). В этом докладе, поддерживая идею создания Общеславянского лингвистического атласа, он говорил о тех изоглоссах, которые должны, по его мнению, выявить интересные диалектные противопоставления, сложившиеся еще в прас-лавянскую эпоху. Примечательно, что в этом перечне изоглосс не было лексических. И это не случайно, так как славистика не располагала еще сведениями о лексической дифференциации славянского языкового мира. И только работа над Общеславянским лингвистическим атласом постепенно начала заполнять эту лакуну славянского языкознания.
Публикация Общеславянского лингвистического атласа (первый том которого появился лишь в 1988 г.) открыла перед исследователями большие перспективы в изучении и осмыслении богатейшего диалектного материала. Будучи неизвестным, этот материал долгое время оставался в тени при описании диалектного ландшафта Славии и тех языковых процессов, которые протекали в славянских диалектах в прошлом и имеют место сегодня. Картографирование языкового материала на огромном пространстве terra Slavia придало картам Атласа статус особо ценного источника лингвистической информации, так как чем больше территория, тем вероятнее получение новых сведений о дифференциации славянских диалектов.
Материал Общеславянского лингвистического атласа дает основания для нового взгляда на традиционно устанавливаемые связи не только в современной, но и в праславянской Славии, так как любая лингвистическая карта, построенная по принципу «от значения к слову» и охватывающая обширную территорию, отражает не только территориаль-
ное распределение лексем, но и временное. Поэтому карты лексических томов Атласа, на которых развернута экспозиция основных лексико-словообразовательных явлений, требуют сегодня глубокого анализа и всестороннего изучения межславянских лексических соответствий.
В этой связи несомненный интерес представляет изучение русско-сербских лексических параллелей, так как они являются довольно сложными как в структурно-типологическом отношении, так и по своим хронотопическим характеристикам.
Этот вопрос оказывается особенно интересным в связи с тем, что карты Общеславянского лингвистического атласа говорят о том, что эксплицированный на них материал в хронологическом плане оказывается чрезвычайно разнородным, так как изоглоссы межславянских лексических соответствий проецируются в разновременные плоскости. Поэтому перед читателем предстает довольно сложная ареалогическая картина связей и отношений славянских языков. Несмотря на то, что в основу Вопросника Атласа был положен принцип диахронического тождества общеславянских корней и лексем, на его картах наряду с праславянскими оказались и лексемы более позднего образования, являющиеся свидетельством собственной истории славянских языков и их диалектных контактов. Более того, материалы ОЛА содержат многочисленные факты, отражающие не праславянские, а общеславянские процессы, формирование изоглоссных областей в период существования языков славянских народностей. Поэтому истинная картина связей и отношений славянских языков периода праславянской эпохи оказалась во многом затемнена более поздними временными напластованиями.
Для осмысления этой картины простое суммирование выявленных изоглосс мало что дает. Кроме того, механическая кумуляция этих изоглосс «без учета их возможной хронологической соотнесенности отражает пережившие себя атомистические установки традиционного языкознания, не согласующиеся с принципами системного описания всех уровней языка» (Макаев 1965: 15).
Поэтому русско-сербские (и шире — межславянские) ареальные связи невозможно рассматривать только в одной плоскости — статистических соответствий, ибо они не укладываются в какой-либо один ареальный сценарий1, кроме того, происходит отождествление разных по времени изоглосс, которые отличаются друг от друга и по своей древности, и по устойчивости, и по количеству и употребительности охватываемых ими слов, и по своему значению для разных уровней языка (см., например, Жирмунский 1954: 23).
Опубликованные тома Атласа убедительно говорят о том, что проблема лексических связей двух языков не может ограничиваться материалом только этих языков. Для понимания истинного характера их ареальных связей важное значение имеет общеславянская перспектива, так как она дает возможность выяснить, какие из лексических параллелей отражают и продолжают отношения исходной системы, а какие свидетельствуют о неодинаковой реализации системы связей и отношений, унаследованных из праславянской эпохи.
В связи с этим мы попытались взглянуть на русско-сербские лексические параллели в общеславянском контексте. Ареалы выявленных корреспонденций помогут установить определенные закономерности в их образовании, ибо в соответствии с постулатом лингвистической географии карта, являясь пространственной проекцией элементов языковой системы диалектов, позволяет исследователю описать формирование диалектных различий в исторической перспективе, так как фактор пространства всегда неразрывно связан с фактором времени. Языковые различия в пространстве тождественны языковым различиям во времени: «Существование языка в пространстве и существование языка во времени — одно и то же явление существования языка во времени-пространстве» (Степанов 1975: 304). Поэтому изучение русско-сербских языковых схождений в общеславянском контексте делает реальной их временную стратификацию.
Следует отметить, что возможность их исследования в полном объеме появилась лишь после публикации шестого тома ОЛА «Домашнее хозяйство и приготовление пищи», единственного пока выпуска лексико-словообразовательной серии, в котором представлен материал всех славянских диалектов, включая болгарские, которые долгое время по экстралингвистическим причинам отсутствовали в Атласе2.
Том содержит карты и диалектные материалы, собранные в полевых условиях на всей территории Славии (в 853 населенных пунктах, расположенных во всех славянских странах, а также в славянских диалектах на территории Германии, Австрии, Венгрии, Румынии). В основе их лежат ответы на вопросы из VIII раздела Вопросника ОЛА «Домашнее хозяйство и приготовление пищи» (Вопросник 1965: 115— 121), которые имеют индекс Ь (лексика), БЬ (словообразование), Бш (семантика), а также тематически близкие вопросы с фонетическим индексом Е Уже само название тома говорит о том, что он состоит из двух самостоятельных частей — «Домашнее хозяйство» и «Пища и ее приготовление», каждая из которых содержит блок карт и материалов
к ним, объединенных по тематическому или лексико-семантическому принципу. Эти блоки не равноценны по количеству входящих в их состав карт, однако семантическая связь их не вызывает сомнения.
Внутри раздела «Домашнее хозяйство» условно можно выделить две группы карт:
1) названия посуды и некоторых предметов домашнего быта (вопросы L 1036 'стакан', F(Sm) 1037 * с asa, F(Sm) 1191 *bl'udo, Sl 1184 'ложка', Sl 1185 dem 'ложечка', Sl 1101 dem 'ножик, ножичек', L 1034 'воронка для переливания жидкости в сосуд с узким горлом', L 1060 'деревянное корыто, выдолбленное из одного куска дерева', L 1029 'коромысло'; сюда же были отнесены карты на вопросы L 1027 'колодец', а также L 1030 'пустой, незаполненный' и F(Sm) 1031 *porzdbnb);
2) материал, из которого сделана посуда (вопросы F(Sm) 1038 *stb klo, Sl 1172 'сделанный из глины').
Раздел «Пища и ее приготовление» тематически более разнообразен. В нем выделяются следующие группы карт:
1) еда (общее понятие) и все, что с ней связано [вопросы L 1186 'все, что употребляется в пищу людьми, еда', L 1039 'желание, потребность пить', FP(Sm) 1040 *z^dja, L 1150 'кислый, квашеный' (о капусте), L 1195 'проглотит' (еду), L 1204 'вкусный' (о еде)]; с точки зрения семантики эта группа довольно разнородна, так как, кроме опорного слова еда, она включает названия ее признаков — кислый и вкусный, а также семантически далекие жажда и проглотит;
2) мука, тесто, процесс печения [вопросы L 1058 'мука, из которой пекут хлеб', L 1064 'поставит, замесит тесто', L 1065 'подходит, растет' (о тесте), Sl 1080 3sg praes asp perf 'печет', F(Sm) *pecenqe];
3) хлеб и все, что с ним связано [вопросы L 1087 'режет' (хлеб), L 1089 'первый кусок хлеба, отрезанный от буханки, горбушка', L 1090 'крошки' (хлеба)];
4) названия видов мяса [вопросы Sl 1111 'мясо свиньи', LSl 1112 'мясо коровы или вола', Sl 1113 ' мясо теленка', Sl 1114 ' мясо барана', Sl 1115 ' мясо гуся']; тематически к этой группе карт примыкает вопрос L 1116 'содержащий много жира' (о мясе);
5) сало и продукты его переработки [вопросы L 1117 'подкожный слой жира в свинине', F(Sm) 1118 *sadlo, L 1120 'топленое свиное сало', L 1121 'пережаренные кусочки сала'];
6) молоко и молочные продукты [вопросы L 1129 'молоко коровы сразу после отела', L 1128 'пенка' (на молоке), F(Sm) 1130 *sera, L 1133 'сырое кислое молоко', L 1135 'густой жирный верхний слой
свежего отстоявшегося молока', Ь 1136 'густой жирный верхний слой кислого молока', Е(Бш) 1138 *8угъ]; с этой группой слов тематически, хотя и отдаленно, связан вопрос 1131 'женщина, которая доит коров';
7) яйцо и его части [вопросы Е 1139 (¡^е, 1145 'яичко', Ь 1146 'скорлупа' (яйца), 1147 'белая часть яйца', 1148 'желтая часть яйца'];
8) приготовление пищи [вопросы Ь 1164 'варит, готовит' (обед), 1165 38§ ргае8 а8р регГ 'варит', Ь 1166 'кипит' (вода), Ь 1169 'горячий' (о воде), Ь 1170 'кипящая или вскипевшая вода', Ь 1174 'кожура, снятая со старой картошки'];
9) временные отрезки, связанные с приемом пищи [вопросы Ь 1197 'завтрак, утренняя еда', Ь 1198 'обед, еда в дневное время', Ь 1199 'ест обед', Ь 1200 'еда между обедом и ужином, полдник', Ь 1201 'ужин, вечерняя еда', Ь 1203 'ест ужин', Е (Бш) 1202 *уес еца].
Карты, входящие в этот том, имеют своей целью показать в пространственной проекции вариативные звенья одного из древнейших номинативных участков лексической системы славянских диалектов, связанного с ведением домашнего хозяйства и приготовлением пищи.
Ареальные характеристики лексики, представленной в этом томе, являются часто довольно сложными, демонстрирующими наложение и пересечение векторов изоглосс, имеющих различные направления. Поэтому топография русско-сербских изоглосс, их реальная пространственная «наполненность» оказывается неодинаковой, что свидетельствует об их разном историческом прошлом и соответственно разной хронологии.
Самыми немногочисленными являются русско-сербские лексические соответствия, входящие в состав общеславянских лексических изоглосс. Их представляют всего четыре лексемы: sër-a к. 32 'молоко коровы сразу после отела, молозиво'; оЪ-ёй-ъ к. 59 'обед, еда в дневное время'; vecer-j-a к. 62 'ужин, вечерняя еда'; vecer-j-a-j-e-tь к. 64 'ест ужин'.
При этом ни одна из этих лексем равномерно не покрывает всей территории Славии. Как правило, эти немногочисленные лексемы имеют повсеместное распространение на одних территориях и ограниченное — на других (причем две из них — vecer-j-a к. 62 'ужин, вечерняя еда'; vecer-j-a-j-e-tь к. 64 'ест ужин' — имеют локальные ограничения именно в русских диалектах).
Так, в частности, лексема оЪ-ёй-ъ к. 59 'обед, еда в дневное время'3 (рус. оЪ оЪ 'е^ оЪ 'юй, ы'Ъ ^, ы'Ъ укр. оЪ '1й, о'Ъгй, о'ЪЧй, Ъо'ЪЧй, ы'ЪгР; блр. ы'Ъ ^, ы'Ъ ы'Ъ 'ей, оЪ 'ей; плс. оЪ Ы, oЪjat, uoЪjot,
uob 'ot, obzat; луж. ob 'et, wob 'et; чеш. vobjet, vobjet, vobit, objet, wubjet; слц. obiet, obet, obit, obietf; слн. o'bet, 'obet, 'obit; хрв. o'bed, o'bed, o'bid, 'obed, 'ubid; серб. o'bet, o'bied, o'bed; мак. obet; блг. 'obet, u'b 'at) равномерно покрывает территорию восточной и западной Славии, но имеет ареальные ограничения во всех южнославянских диалектах (см. карту-схему 1). В сербских диалектах она локализуется в призренско-тимокских говорах, а также в зетских говорах Черногории.
Лексема sër-a к. 32 'молоко коровы сразу после отела, молозиво' (рус. 's'era, 's'era; укр. 'sara, 's'ara ; блр. 's'era; плс. sara, sara, sara; луж. sera, syra; чеш. sara; слц. sara, sara; слн. 'sere; хрв. 'sera, sièra; серб. 'sera, 'sera, sièra; мак. 'sera, 's'ara ; блг. 'sera, 's'ara) имеет островные или даже точечные ареалы во всех славянских диалектах, за исключением польских, где ее характеризует повсеместное распространение (см. карту-схему 4). В сербских диалектах она локализуется в призренско-тимокских говорах, а также в сербских переселенческих говорах на территории Румынии; кроме того, она отмечена в некоторых зетских говорах Черногории.
В русских диалектах лексема sër-a ('s 'era) встречается спорадически в севернорусских говорах (вологодских, ярославских), среднерусских (новгородских и тверских), а также в западной группе южнорусских (смоленских) говоров.
Ареал этой лексемы тянется узкой полосой с северо-запада на юг и нигде, кроме польских диалектов, не имеет тотального распространения. Такой прерывистый характер ареала свидетельствует, как представляется, о тех древних трансдиалектных связях, которые продолжают отношения исходной системы. При этом не исключено, что в прошлом ареал этой лексемы был значительно шире.
Совсем иной ареал имеют лексемы vecer-j-a и vecer-j-a-j-e-tb. Лексема vecer-j-a к. 62 'ужин, вечерняя еда' (рус. v'a'cer'a, v'a'c'er'a, v'i'cer'a, v'a'c'er'a, v'a's'er'a;укр. ve'cera, vo'cer'a, vy'cera, ve'cer'a, vy'cyr'a; блр. v'dcera, v'a'cer'a, v'e'cera; плс. v'ecera, 'vjecera, 'v'jeceza, v'eceza; луж. w'ecer'ja, w'ecer'ja, jacer'ja; чеш. vecere, wecere, vecera, vecere; слц. vecera, vesera; слн. va'cerja, vicè:rja, vdciirja, va'cierja, ve'ce:rja; хрв. ve'cera, ve'cera, vi'cera, vec&ra, va'cara; серб. vécera, vécara, ve'cera, ve'cera; мак. vecera, vi'cera, 'w'ec'era; блг. ve'cera, ve'cera, vi'cer'à) имеет плотный ареал в южно- и западнославянских диалектах, а также в украинских и белорусских и латеральный ареал в русских диалектах (см. карту-схему 2), где ее распространение ограничено в основном южнорусскими говорами (причем преимущественно смоленскими, брянскими и примыкающими к ним с юга белгородскими), тогда как
на остальной территории Славии, за исключением польских диалектов, лексема vecer-j-a имеет повсеместное распространение.
Лексема vecer-j-a-j-e-tbк. 64 'ест ужин' (рус. v'e'c'er'a, v'ec'e'r'ajat', v'a'c'er'sjat', v'i'c'er'ait'; укр. ve'cer'aje, ve'cer'a, ve'cer'aje, ve'cer'a, ve'c'er'ajet, vy'ceraje; блр. ve'ceraje, vu'ceraje, v'a'cer'ijic', v'a'ceraja; плс. v'ecera, v'ecezo, yecera, v'eceza; луж. ve'cer'at', jacer'ja, w'ecer'ja; чеш. veceri, veceri:, weceri:, vecera:, vecera:; слц. vecera:, vecera:, vecería; слн. va'cerja, va'cirja, we'cirje, vacierje; хрв. ve'cera, vi cera:, vec&:ra, va'ca:ra, ve'cera, vy'cera; серб. vécera: vécara:, ve'cera; мак. vecerat, vecera, 'w'ec'era, vi'c'era; блг. ve'cera, ve'cera, vi'cer'ó) широко представлена во всех славянских диалектах, за исключением польских и русских, где она территориально ограничена (см. карту-схему 3).
В русских диалектах ареал этой лексемы локализуется в основном в говорах южнорусского наречия, реже в западных среднерусских (псковских) говорах, где ее активно теснит глагол // uz-in-a-j-e-t ь.
Таким образом, лексемы vecer-j-a и vecer-j-a-j-e-tb характерны в основном для западной группы говоров южнорусского наречия. При этом следует отметить, что они плотно покрывают территорию украинских и белорусских диалектов, а также западно- и южнославянских языков, то есть совершенно очевидно, что их ограниченная локализация в русских говорах — явление не случайное, а вполне закономерное, если принять во внимание тенденцию к сужению ареалов праславянских лексем.
Следует, однако, отметить, что обе лексемы были известны русскому языку на ранних этапах его развития. Об этом свидетельствуют, прежде всего, памятники древнерусской письменности, в которых они употреблялись в том же значении (ср.: кгдл твориши об^дч. или вечерю. Панд. Ант. XI в.; Оллдчклга вечерга и сллсть, x^háú ти соль, новлга гадь. Гр. Наз. XI в.; Видиши об^ды и вечер# и питания и прелесть и говорч. Златостр.; оуготовли чьто вечерл\. Остр. Ев.; Панд Ант. XI в.; вечеря\омч много же Бес^довлвчше. Мин.Чет. февр. 288 — Срезн. I: 251-252). Значительно позднее, не ранее XVI-XVII вв., появляются в современном значении лексемы ужин и ужинать (см. Черных II: 285).
Данная ситуация находится в полном соответствии с положениями лингвистической географии: «Когда какое-либо новое языковое явление распространилось до того, что оно охватывает уже почти всю, но не целиком всю территорию данного языка, то понятно, что старое, теперь, так сказать, затопленное другим явлением, сохраняется только кое-где в отдаленных углах. Поэтому можно предположить, что
одинаковые языковые явления, находящиеся теперь в разных углах данной территории, представляют собой отдельные остатки некоторого старого явления, некогда охватывавшего целую территорию, но теперь отступившего перед наплывом нового» (Теньер 1966: 114).
Об этом же свидетельствует и еще существующее в тех же южнорусских и западных среднерусских говорах явление конкуренции лексем с корнями увсвг- и иг-, ср.: п. 675 'uzыnэjэt, у'эс'а'г'е]э(; п. 747 'уыгът, у'а'с'ега; п. 771 v'dсera, 'уигып; 'уигътаре', у'а'сегаре'; п. 784 V 'а'с'ег 'а, 'игып;у 'э'с'ег 'фс'игътфе';п. 788 'уигып, V 'а'с'ег 'э; 'шгътэ^', у'?$'ег'И'; п. 791 'шътэИ', v'i'с'er'i:t'^; п. 797 'игыпаt', ^'а'с'ег'1('; п. 798 'игып, v'dс'er'a; п. 799 ^и$ып, v'dсer'a; п. 811 v'a'с'er'a, 'игып; п. 814 'уигып, V 'а'с 'ег 'а; п. 822 'уигып, V 'а'с 'ег 'а; V 'а'с 'erЭjэt', \игыпаи '; п. 837 'уигыпаИ', v'i'с'er'эt'^; п. 844 v'i'с'erэ, 'ушып; v'i'с'er'эjit', '•ушыпэ'М'; п. 845 'игып, v'i'с'er'a; 'игыпэ'^', v'i'с'er'эjit'.
Близость украинских и белорусских диалектов, в которых лексемы veсer-j-a и veсer-j-a-j-e-tъ имеют тотальное распространение, а также наличие межъязыковых контактов поддерживает «витальность» этих лексем в южнорусских говорах и сказывается положительно на их существовании.
В общей картине русско-сербских лексических соответствий эти общеславянские лексемы обладают высоким классификационным весом, так как являются свидетельством тех древних диалектных отношений славянских языков, которые оказались разрушены их многовековой историей.
К этой группе лексем примыкает небольшая группа русско-сербских лексических корреспонденций, которые входят в состав восточно-южно-(и частично западно-)славянских изоглосс.
Эти изоглоссы сформировались также, по-видимому, в достаточно древний период, еще до того, как венгерские племена вклинились между словаками и южными славянами, вследствие чего южнославянские диалекты оказались оторваны от севернославянских. Наличие же островных ареалов в отдельных западнославянских диалектах еще больше повышает их статус, так как эти ареалы говорят о том, что в прошлом корреспондирующие лексемы были распространены значительно шире.
Среди этих лексических соответствий следует особо выделить те, которые и в русских, и в сербских диалектах имеют обширные ареалы, ср., например, распространение лексем:
кг-е^ъ (^¿ч-Ь к. 17 'режет' (хлеб) (серб. к^е, те, рус. ^'егыи, ^'егыи', ^'егэЛ, ^'егэ^, Уе^а). Кроме сербских и русских диалектов,
эта лексема широко распространена в украинских, белорусских, словенских, хорватских и болгарских диалектах и имеет островной ареал в восточнословацких и македонских говорах;
уъ-кф-ьп-ъ к. 65 'вкусный' (о еде) (серб. ukйsan, йkusan, йku:san, йkusa:n^; рус. fkusnoj, /'кшпъу, fkusnэj, v'kusnoj, у'кшпщ, l¡kusnэj, иктпы]). За исключением сербских и русских диалектов, эта лексема имеет ограниченные ареалы в белорусских, украинских, словенских, хорватских, македонских и болгарских диалектах;
производные с корнем *glъt- к. 57 'проглотит' (еду) (серб. pr6guta:, progйta:, pogйta:, progйta:^; рус. prog'Iot'it, prag'lot'it, pragЧot'a, Ргыу'Ш'Н'). Помимо сербских и русских диалектов, словообразовательные дериваты с этим корнем широко распространены в белорусских, словацких, словенских, хорватских, македонских и болгарских диалектах, а также имеют локально ограниченные ареалы в украинских и польских диалектах.
Лексических соответствий подобного типа сравнительно немного4, так как чаще представлены такие, которые в восточнославянских (и в частности, в русских) диалектах имеют обширные ареалы, а в сербских островные или даже точечные, ср.:
к. 9 'желание, потребность пить' (серб. ¿ё:ёа, ¿¿¿а; рус. '¿аййа, '¿агйэ): лексема локализуется в основном в говорах Боснии и Герцеговины (в штокавских икавских говорах, в восточнобоснийских и восточногерцеговинских), а также в зетских говорах Черногории; помимо южнославянских, эта лексема имеет островные ареалы в польских диалектах (в некоторых мазовецких, малопольских и кашубских говорах);
kyp-i-tь к. 47 'кипит' (вода) (серб. Ы:р1:, Ш:р1:; рус. k'i'p'it, k'ap'it, k'ip'ic, k'i'p'it'): эта лексема локализуется в основном в штокавских говорах Сербии (шумадийско-воеводинских, восточногерцего-винских и косовско-ресавских), в штокавских икавских говорах Боснии и Герцеговины, а также в зетских говорах Черногории; кроме того, она имеет ограниченный ареал в польских диалектах (в кашубских, великопольских, мазовецких и малопольских) и точечный в восточнословацких.
Нельзя, однако, не отметить, что иногда встречаются и противоположные ареальные сценарии, когда в сербских диалектах корреспондирующие лексемы имеют обширные ареалы, тогда как в восточнославянских диалектах (и в частности, в русских) ограниченные, ср.:
soln-in-a к. 27 'подкожный слой жира в свинине' (серб. slanina, slanína, зат^а; рус. sэ/a'n'/na): лексема плотно покрывает террито-
рию сербских, хорватских, македонских, болгарских, словацких и польских диалектов, однако в русских диалектах она зафиксирована лишь в старожильческих говорах на территории Латвии, в украинских диалектах лексема sOn-in-a известна в основном в говорах юго-западного наречия, особенно в закарпатских и гуцульских; в белорусских диалектах она имеет островные ареалы в северо-восточных говорах, среднебелорусских и юго-западных говорах;
описательная конструкция kys-el-o melik-o к.35 'сырое кислое молоко' (серб. kiselo: mliiéko, kiselo: mlí:ko, kíselo mlé:ko, kiselo: mné:ko; рус. 'k'islo: molo'ko, 'k'iste msla'ko, 'k'isbjs msla'ko): эта синтаксическая конструкция широко распространена в южнославянских, чешских и словацких диалектах, тогда как в русских она имеет ограниченный ареал в севернорусских говорах (архангельских, ладого-тихвинских, вологодских и костромских) и южнорусских (курско-орловских); в украинских и белорусских диалектах это описательное наименование простокваши имеет более обширный ареал, но также локально ограниченный (в белорусских диалектах оно локализуется в основном в юго-западных и западнополесских говорах; в украинских диалектах оно также характерно в основном для полесских и юго-западных говоров).
По-видимому, древний характер имеют и русско-сербские лексические корреспонденции, которые входят в состав изоглосс, связывающих восточно- и западнославянские языки с некоторыми южнославянскими. Их представляют лексемы, которые, как правило, плотно покрывают территорию восточно- и западнославянских языков и имеют локально ограниченные ареалы в южнославянских (в том числе в сербских) диалектах. Ярким примером таких соответствий могут служить, например, следующие лексемы:
mgk-a к. 11 'мука, из которой пекут хлеб' (серб. mu:'ka, 'mu:ka, mú:ka; рус. mu'ka): лексема имеет сплошной ареал в восточно- и западнославянских языках, а также в словенских диалектах, и локально ограниченный в сербских и хорватских диалектах: в сербских диалектах она встречается в экавских призренско-тимокских говорах; кроме того, в некоторых зетских говорах Черногории (см. карту-схему 5);
var-i-tb к. 45 'варит, готовит' (обед) (серб. vá:ri:, 'va:ri:, 'va:ri, 'vari; рус. 'var'it, va'r'it, va'r'it'): лексема широко распространена в восточно- и западнославянских диалектах, а также в отдельных южнославянских (в частности, в сербских, хорватских и македонских); в сербских диалектах она зафиксирована в косовско-ресавских и призренско-тимокских говорах; кроме того, она встречается в зет-
ских говорах Черногории; в штокавских икавских, восточнобосний-ских и восточногерцеговинских говорах Боснии и Герцеговины;
Ъё1-ък-ъ к. 42 'белая часть яйца' (серб. bé:lak, belú:tak; рус. Ъ 'e'lok, b 'e'lok, Ъ 'e'lok, Ъ 'o'lok, Ъ 'i'lok, Ъ 'a'lok): лексема широко распространена в восточнославянских, словацких, чешских, лужицких и болгарских диалектах; в сербских, македонских, словенских и польских диалектах она имеет локально ограниченные ареалы; в сербских диалектах эта лексема встречается в косовско-ресавских говорах;
s^met-an-a к. 37 'густой жирный верхний слой кислого молока, сметана' (серб. sme'tana; рус. s'm'e'tana, sm'e'tans, sm'a'tana, sm'i'tana): лексема практически полностью покрывает территорию восточно-и западнославянских языков; в сербских, словенских и болгарских диалектах она имеет островные ареалы (в сербских диалектах она отмечена в призренско-тимокских говорах).
Локализация ареалов этих лексем, а главное — их континуальность, являются живым свидетельством диалектальности славянского языкового континуума еще в праславянскую эпоху. Находясь в разных концах Славии, представленные часто в виде изолированных «островков», эти соответствия нередко являют собой «осколки» некогда более обширных ареалов.
К этой группе русско-сербских лексических корреспонденций примыкают лексемы, которые также входят в состав восточно-западно-южнославянских изоглосс, но имеют ограничения в своем распространении. При этом здесь прослеживается несколько ареаль-ных сценариев:
1. Широкое распространение корреспондирующих лексем в восточнославянских и сербских диалектах, ср.:
tel-gt-in-a к. 23 'мясо теленка' (серб. téletina, te'letina, te'l'etina; рус. t'e'l'at'ina, t'i'l'at'ina, t'a'l'at'ina): помимо восточнославянских и сербских диалектов, лексема широко распространена также в словенских, хорватских и польских диалектах, тогда как в македонских, чешских и словацких диалектах она имеет точечные ареалы;
s^var-i-th к. 46 3sg praes asp perf 'варит' (серб. s'vari, svá:ri:, s'va:ri:; рус. s'var'it, s'var'it'): помимо восточнославянских и сербских диалектов, лексема имеет обширный ареал в македонских диалектах и островной в хорватских, тогда как в словенских, польских и чешских диалектах она встречается спорадически.
2. Широкое распространение корреспондирующих лексем в русских и сербских диалектах, тогда как в украинских и белорусских их ареал носит ограниченный характер, ср.:
jhz-pec-e-th к. 15 3sg praes asp perf 'печет' (серб. ispece, ispece, ispece:; рус. isp'e'c'ot, isp'e'cot, isp'a'cot): помимо русских и сербских диалектов, лексема имеет обширный ареал в болгарских и македонских диалектах; в белорусских диалектах она отмечена в отдельных пунктах западнополесских, северо-восточных и среднебелорусских говоров; в украинских — в закарпатских и восточнополесских говорах; кроме того, она имеет островной ареал в хорватских и точечный в нижнелужицких диалектах;
gov-qd-in-a к. 22 'мясо коровы или вола' (серб. govedina, govedina; рус. go'v'ad'ina, go'v'ad'ina, ga'v'ad'ins, ya'v'ad'ind): помимо сербских и русских диалектов, лексема имеет обширный ареал в словенских и хорватских диалектах; в белорусских она отмечена в некоторых северо-восточных, среднебелорусских, юго-западных и полесских говорах; в украинских диалектах она распространена в основном в говорах Левобережной Украины, реже — в говорах юго-западного наречия; в македонских, словацких и польских диалектах ее характеризует точечный ареал.
3. Широкое распространение корреспондирующих лексем в сербских и украинских диалектах, тогда как в русских и белорусских их ареал является ограниченным, ср.:
nbkt-hv-a, nbkt-hv-y к. 12 'деревянное корыто, выдолбленное из одно -го куска дерева' (серб. nacve, nacve, 'naceva; рус. 'noc'vu, ynos'vu, nac'va): помимо сербских и украинских диалектов, лексема имеет обширный ареал в болгарских и македонских диалектах; в русских диалектах лексема имеет дисперсный ареал в южнорусских, севернорусских и среднерусских говорах; в белорусских диалектах она распространена в некоторых юго-западных, северо-восточных и среднебелорусских говорах; кроме того, она имеет островной ареал в хорватских диалектах.
4. Широкое распространение корреспондирующих лексем только в сербских диалектах, тогда как в восточнославянских диалектах он является ограниченным, ср.:
lusk-a к. 41 'скорлупа' (яйца) (серб. Iuska, 'luska; рус. luz'ga): в русских диалектах лексема имеет точечный ареал в севернорусских ладого-тихвинских говорах; в украинских диалектах она отмечена в отдельных полесских говорах; в белорусских — на севере юго-западных; кроме того, лексема имеет островной ареал в хорватских диалектах и точечный в польских.
5. В сербских, русских, белорусских диалектах корреспондирующие лексемы встречаются спорадически, в украинских — имеют обширный ареал, ср.:
//ed-j-a к. 54 'еда' (серб. 'je3a; рус. jeza, je'za): лексема зафиксирована в единичном пункте зетских говоров Черногории; в русских диалектах она встречается в отдельных пунктах севернорусских (вологодских, костромских, ярославских) и среднерусских говоров (тверских, владимирских); в белорусских диалектах лексема распространена в некоторых северо-восточных, западнополесских, юго-западных и среднебелорусских говорах; кроме того, лексема имеет точечный ареал в польских диалектах.
6. В русских и сербских диалектах ареал корреспондирующих лексем имеет ограниченный характер, тогда как в украинских и белорусских диалектах они имеют широкое распространение, ср.:
sb-met-an-a к. 36 'густой жирный верхний слой свежего отстоявшегося молока, сливки' (серб. sme'tana; рус. s'm'i'tana, s'm'e'tana, sm'a'tana): в сербских диалектах лексема зафиксирована в некоторых переселенческих штокавских говорах на территории Румынии; в русских диалектах она имеет дисперсный ареал в южнорусских, севернорусских и среднерусских говорах; кроме того, эта лексема имеет обширный ареал в чешских и лужицких диалектах, ограниченный — в словенских, болгарских, словацких и польских диалектах и точечный — в хорватских.
7. Ограниченный ареал корреспондирующих лексем и в восточнославянских, и в сербских диалектах, ср.:
//ed-j-en-bj-e к. 54 'все, что употребляется в пищу людьми, еда' (серб. 'jedene; рус. jid'a'n ':o): в сербских диалектах лексема зафиксирована в единичном пункте призренско-тимокских говоров; в русских диалектах — в среднерусских тверских говорах; в белорусских — в юго-западных; в украинских диалектах она распространена в некоторых юго-западных говорах; кроме того, лексема имеет обширный ареал в македонских, болгарских, словацких и польских диалектах и точечный в чешских.
В общей картине русско-сербских ареальных связей эти лексические соответствия имеют особый статус, так как, скоре всего, перед нами «осколки» некогда более обширных ареалов (не случайно многие из них локализуются в зонах архаики, установленных в работах П. Ивича, М. Павловича, Б. Братанича, Н. И. Толстого и др.). Обращает на себя внимание и тот факт, что они довольно часто фиксируются в переселенческих сербских говорах на территории Румынии, где они сохранились в результате процесса консервации вследствие сопротивления инодиалектному влиянию. В связи с
этим их можно рассматривать как свидетельство диалектальности славянского языкового континуума еще в праславянскую эпоху. Об этом красноречивее всего говорит факт континуальности ареалов этих лексем, которые, как правило, имеют продолжение в языках всех трех славянских языковых групп (причем среди западнославянских особенно часто в польских и словацких диалектах), что не может не свидетельствовать в пользу архаичности этих лексических параллелей.
Интересно, что среди русско-сербских лексических соответствий, сформировавшихся в рамках восточнославянских языков, отмечены и такие, которые в южнославянском ареале локализуются только в сербских диалектах, ср., например, распространение лексемы got-ov-i-tъ к. 45 'варит, готовит' (обед) (серб. g6tovi:; рус. go'tov'it, gд'tov'it, уа'^Ч^'): в русских диалектах эта лексема распространена практически повсеместно; в сербских диалектах она зафиксирована в некоторых восточнобоснийских и восточногерцеговинских говорах; в украинских диалектах она встречается в некоторых говорах Левобережной Украины, Полесья и в юго-западных говорах; в белорусских — в северо-восточных говорах.
Точечный характер ареалов таких лексем в сербских диалектах свидетельствует о том, что это, по-видимому, образования, возникшие уже в рамках собственной истории сербского языка, так как микроареалы являются, как правило, территориальными величинами позднего времени, поскольку репрезентируемое ими языковое явление как новое, только нарождающееся не получило в них широкого распространения из-за наличия других, более употребительных и лингвистически активных форм (ср., например, широкое распространение в сербских диалектах лексем (ких)-а-/-е^ъ и var-i-tъ в значении 'варит, готовит' (обед), в том числе и в восточнобоснийских говорах).
Наличие всех этих русско-сербских лексических параллелей во многом определяется тем, что они сложились в рамках восточнославянских языков, и в их возникновении важная роль принадлежала украинским и белорусским диалектам.
Благодаря этим диалектам в русско-сербских ареальных связях наблюдается цепочечное развитие диалектных зон. Образуя звенья такой цепочки, украинские и белорусские диалекты являют собой последовательные этапы исторического развития как картографируемого явления, так и самой лингвотерритории. Однако «вклад» украинских и белорусских диалектов в формирование этих ареаль-ных связей оказывается разным.
Материал Общеславянского лингвистического атласа свидетельствует о том, что сербско-(украинско-)русские соответствия являются более репрезентативными, чем сербско-(белорусско-)русские, так как именно они характеризуются нередко обширными ареалами в сербских диалектах. Иллюстрацией таких сербско-(украинско-)рус-ских соответствий могут служить, например, следующие лексемы:
1ш^а к. 51 'кожура, снятая со старой картошки' (серб. lйska, 'luska^; рус. ^^а, 1ш'уа; укр. Ы^^а): в сербских диалектах лексема имеет островные ареалы в шумадийско-воеводинских, смедеревских, косовско-ресавских говорах, а также в штокавских шумадийско-воеводинских переселенческих говорах на территории Венгрии; в русских и украинских диалектах лексема имеет точечные ареалы: в русских диалектах — в старожильческих говорах на территории Латвии и в южнорусских калужских говорах; в украинских — в полесских говорах; кроме того, эта лексема имеет островные ареалы в хорватских, болгарских и польских диалектах;
(/гшШ)-ъ, (/гуШ^-ъ к. 58 'завтрак, утренняя еда' (серб. vristuk, frustuk, у^шЫ^; рус. frыstыk^; укр. frystyk, frыstyk, frыscyк): в сербских диалектах лексема имеет островные ареалы в шумадийско-воеводинских, косовско-ресавских и восточногерцеговинских говорах; кроме того, она встречается в штокавских икавских говорах Боснии и Герцеговины; в русских диалектах она имеет точечный ареал в русских старожильческих говорах на территории Эстонии; в украинских эта лексема распространена в некоторых закарпатских говорах; помимо этого данная лексема плотно покрывает территорию словацких и словенских диалектов и имеет островные ареалы в некоторых польских и хорватских говорах;
ре^а к. 31 'пенка' (на молоке) (серб.реш; рус. 'р'еш, р'еш Р'спэ; укр. р'та, р'ю'пО): в сербских диалектах лексема зафиксирована в переселенческих штокавских шумадийско-воеводинских говорах на территории Венгрии; в русских диалектах она распространена преимущественно в севернорусских говорах (архангельских, вологодских, ярославских и костромских), хотя встречается в отдельных среднерусских (псковских) и южнорусских (рязанских и курских) говорах; в украинских диалектах она локализуется в основном в юго-западных, реже — в юго-восточных и полесских говорах; кроме того, эта лексема имеет обширный ареал в словенских диалектах и островной — в хорватских и македонских;
производные с корнем *kys- к. 14 'подходит, растет' (о тесте) (серб. d6kisne, kisne■; рус. уъй^^а^ 'k'isn'et, usyk'is; укр. 'kysne, 'kysnэ,
put'kusat). в сербских диалектах они встречаются в шумадийско-воеводинских говорах, а также в штокавских икавских и восточно-боснийских говорах Боснии и Геоцеговины; в русских диалектах дериваты с корнем *kys- имеют точечные ареалы в севернорусских (вологодских), южнорусских (тульских) и среднерусских говорах (новгородских); в украинских диалектах они распространены преимущественно в говорах юго-западного наречия; кроме того, дериваты с этим корнем имеют обширный ареал в словацких и чешских диалектах и островные ареалы в некоторых польских, хорватских, македонских и болгарских говорах.
В ареальном распределении выявленных лексических соответствий прослеживается определенная закономерность, а именно. в сербских диалектах они представлены нередко компактными ареалами в штокавских шумадийско-воеводинских и косовско-ресавских говорах (особенно часто в пп. 54, 55, 62, 83), а также в переселенческих штокавских шумадийско-воеводинских говорах на территории Венгрии; в русских диалектах они фиксируются в некоторых север -норусских (чаще всего в архангельских, вологодских и костромских), южнорусских (особенно в курских и рязанских) и среднерусских говорах (особенно в псковских и новгородских), в украинских диалектах — в основном в говорах юго-западного наречия.
Отличительной особенностью этих соответствий является и то, что многие из них находят продолжение в западнославянском ареале (особенно часто в словацких и польских диалектах).
Локализация сербско-(украинско-)русских лексических соответствий в трех славянских языковых группах позволяет рассматривать большинство из них как «осколки» некогда более обширных ареалов и характеризовать как генетические (исключением является лексма (fru-stik)-b, (frystik)-b к. 58 'завтрак, утренняя еда', заимствованная из нем. Frühstück, которая, несомненно, является более поздним образованием).
Сербско-(белорусско-)русские лексические параллели не имеют обширных ареалов. в русских диалектах они локализуются чаще всего в западной группе русских говоров; в белорусских они имеют точечные ареалы в северо-восточных и полесских говорах; в сербских диалектах их характеризуют островные ареалы в штокавских говорах Боснии и Герцеговины.
Иллюстрацией таких сербско-(белорусско-)русских соответствий могут служить, например, следующие лексемы.
pec-e-tb к. 15 3sg praes asp perf 'печет' (серб. pece.; рус. p'e'c'c'ot, p'e'k'ot', p'ic'ot', p'i'k'ot'; блр. pe'ce). лексема имеет точечный ареал в
штокавских восточногерцеговинских говорах Боснии и Герцеговины; в русских диалектах она встречается в основном в южнорусских говорах (смоленских и курских); в белорусских диалектах — в полесских говорах; кроме того, эта лексема имеет точечный ареал в словенских диалектах;
оу-ьс-т-а к. 24 'мясо барана' (серб. 'оуста; рус. o'v'ec'ina, a'v'ecыna, a'v'ec'inэ; блр. a'v'ecыna):: в сербских диалектах лексема имеет точечный ареал в косовско-ресавских говорах; в русских диалектах она встречается в западной группе русских говоров (тверских и смоленских); в белорусских — в отдельных пунктах северовосточных и юго-западных говоров; кроме того, эта лексема имеет точечный ареал в словенских диалектах;
tel-%t-j-e (8иЬ81) к. 23 'мясо теленка' (серб. teЧeto^; рус. t'e'l'ac'je^; блр. ШТаб^: в сербских диалектах лексема зафиксирована в переселенческих штокавских говорах на территории Румынии; в русских диалектах она отмечена в некоторых севернорусских (архангельских) говорах; в белорусских она имеет точечный ареал в западно-полесских говорах; кроме того, эта лексема имеет обширный ареал в чешских диалектах и островной в польских и хорватских;
(spek)-ъ к. 27 'подкожный слой жира в свинине' (серб. ярё^ рус. sp'ik, блр. sp'ik):: лексема зафиксирована в отдельных штокавских восточнобоснийских говорах Боснии и Герцеговины; в русских диалектах лексема получила широкое распространение в севернорусских (архангельских и вологодских), а также в западной группе среднерусских говоров (новгородских и тверских); в белорусских диалектах она отмечена в единичном пункте северо-восточных говоров; кроме того, эта лексема плотно покрывает территорию словенских диалектов и имеет островные ареалы в некоторых хорватских и польских говорах.
Обращает на себя внимание тот факт, что в сербских и белорусских диалектах все эти соответствия имеют точечные ареалы, несмотря на это некоторые из них выходят за пределы южной Славии и находят продолжение в западнославянских диалектах (в частности, в чешских и польских).
В отличие от сербско-(украинско-)русских параллелей, они фиксируются в основном в восточногерцеговинских и восточнобоснийских говорах Боснии и Герцеговины; в русских диалектах — в западной группе русских говоров (чаще всего в смоленских, тверских, новгородских).
Последнюю группу соответствий, вызывающих, несомненно, наибольший интерес, образуют собственно русско-сербские лексические параллели. Эта группа лексических корреспонденций явля-
ется также неоднородной, так как среди них выделяются сепаратные и эксклюзивные изоглоссы.
Являясь следствием дивергентного развития славянских языков, они представляют собой своеобразную «языковую эрозию» (Журавлев 1992: 113), т. е. остатки некогда более обширных ареалов корреспондирующих лексем. Поэтому « в сложном, пестром переплетении изоглосс наиболее показательны, наиболее значимы сепаратные изолексы, то есть исключительные связи, отличительно характеризующие отдельные диалекты на фоне общеславянских словарных совпадений» (Куркина 1992: 28).
Рассмотреть эту уникальную ситуацию в деталях возможно впервые благодаря Общеславянскому лингвистическому атласу, карты которого позволяют преодолеть известную атомарность многих славистических исследований, когда та или иная изоглосса (в силу объективных причин, и прежде всего вследствие отсутствия материала) вырывалась из широкого ряда межславянских соответствий и возводилась в ранг определяющей.
Следует, однако, сказать, что в целом таких соответствий (судя по материалам шестого тома Атласа) сохранилось сравнительно немного, однако ценность их определяется тем, что они отсутствуют в украинских и белорусских диалектах, что дает возможность реально оценить характер русско-сербских лексических параллелей.
Русско-сербские сепаратные изоглоссы представляют следующие лексемы:
pmzd-ъп-ъ, pmzd-ъп'-ь к. 3 'пустой, ненаполненный' (серб. prd:zan, prà:zan, p'ra:zan, p'ra:zan; рус. pdroznoj, po'roz'n'ij, pdroznuj, po'roznaj, pdroznaj, pdroznsj): в сербских диалектах эти лексемы распространены повсеместно; в русских диалектах они имеют плотный ареал в севернорусских говорах (архангельских, ладого-тихвинских, вологодских), кроме того, они широко известны в западной группе среднерусских говоров (новгородских, псковских, тверских); эта изоглосса охватывает также все западно- и южнославянские диалекты.
(traxter)-b: к. 5 'воронка для переливания жидкости в сосуд с узким горлом' (серб. tratu:r; рус. tr'ext'el', fr'axt'd'): в сербских и русских диалектах лексема имеет точечные ареалы: в сербских диалектах — в штокавских иекавских восточногерцеговинских говорах; в русских диалектах — в среднерусских псковских говорах, а также в русских старожильческих говорах на территории Эстонии; кроме того, эта изоглосса охватывает все западнославянские диалекты, а также словенские и хорватские;
kraj-ь к. 18 'первый кусок хлеба, отрезанный от буханки, горбушка' (серб. kraj, kra:j, kra:j; рус. kraj): лексема образует небольшие ареалы в зетских штокавских говорах Черногории и призренско-тимокских говорах Сербии; в русских диалектах островные ареалы этой лексемы находятся в севернорусских (архангельских) и среднерусских (тверских) говорах; кроме того, она имеет точечный ареал в среднесловацких говорах и островной — в хорватских;
svin-qt-in-a, svin-j-qt-in-a к. 21 'мясо свиньи' (серб. svinetina, svi'netina, svi'nstina; рус. sv'i'n'at'ina): лексема широко распространена в штокавских говорах Сербии (шумадийско-воеводинских; смеде-ревских; косовско-ресавских; восточногерцеговинских и призренско-тимокских), в зетских говорах Черногории, в штокавских икавских, восточнобоснийских и восточногерцеговинских говорах Боснии и Герцеговины, а также в переселенческих штокавских говорах на территории Румынии; в русских диалектах лексема имеет точечные ареалы в западной группе русских говоров (новгородских и брянских); кроме того, эта изоглосса охватывает словенские, хорватские и македонские диалекты;
pors-qt-in-a к. 21 'мясо свиньи' (серб.pra'setina; рус. poro's'at'ina, para's 'at' ina, poro's'et'ina): лексема имеет точечный ареал в штокав-ских зетских говорах Черногории; в русских диалектах она имеет островные ареалы в севернорусских (ладого-тихвинских и вологодских), среднерусских (новгородских) и южнорусских (смоленских) говорах; кроме того, она имеет небольшой ареал в хорватских диалектах;
ov-bc-qt-in-a к. 24 'мясо барана' (серб. ovcetina, ovcetina; рус. of'c'at'ina): лексема широко распространена в штокавских говорах (шумадийско-воеводинских; смедеревских; косовско-ресавских; восточногерцеговинских; призренско-тимокских); в зетских говорах Черногории; в штокавских икавских восточнобоснийских, восточно-герцеговинских говорах Боснии и Герцеговины; в русских диалектах она имеет точечный ареал в среднерусских (новгородских) говорах; кроме того, эта изоглосса охватывает словенские, хорватские и македонские диалекты;
mOd-о mjk-o к. 32 'молоко коровы сразу после отела, молозиво' (серб. mla:do mle:ko; рус. molo'dojo molo'ko, malo'doje malo'ko): в сербских диалектах эта описательная конструкция отмечена в некоторых пунктах штокавских шумадийско-воеводинских говоров; в русских диалектах она имеет островные ареалы в севернорусских (вологодских) и среднерусских (новгородских и владимирско-поволжских)
говорах; кроме того, она имеет точечный ареал в словенских и хорватских диалектах;
sër-о mjk-o к. 32 'молоко коровы сразу после отела, молозиво' (серб. 'seravo mle'ko, 'siravo mlé:ko; рус. so'r'onojo moldko, 's'irno molo'ko): эта описательная конструкция зафиксирована в отдельных штокавских смедеревских и призренско-тимокских говорах; в русских диалектах она встречается в некоторых севернорусских (архангельских, вологодских, ладого-тихвинских) и среднерусских (новгородских) говорах; кроме того, она имеет точечный ареал в македонских и болгарских диалектах;
koz-a к. 31 'пенка' (на молоке) (серб. kà:za, 'koza; рус. 'koza): в сербских диалектах лексема встречается в переселенческих штокав-ских говорах на территории Румынии; в русских диалектах она зафиксирована в некоторых севернорусских (архангельских) говорах; при этом она широко распространена в словацких диалектах и имеет островные ареалы в некоторых лужицких, чешских, хорватских и македонских говорах;
züt-j-ak-ъ к. 43 'желтая часть яйца' (серб. züjak; рус. zol't'ak): в сербских диалектах лексема имеет точечный ареал в косовско-ресавских говорах; в русских — в севернорусских (архангельских) говорах; кроме того, она имеет точечный ареал в словенских диалектах;
kor-a к. 51 'кожура, снятая со старой картошки' (серб. 'kora, kàra, kora; рус. ko'ra): в сербских диалектах лексема широко распространена в што-кавских шумадийско-воеводинских, смедеревских, косовско-ресавских и восточногерцеговинских говорах; кроме того, она отмечена в зетских говорах Черногории, в штокавских икавских восточнобоснийских и восточногерцеговинских говорах Боснии и Герцеговины ; в русских диалектах она образует обширные ареалы в севернорусских (архангельских, вологодских) говорах; помимо этого, лексема имеет обширный ареал в хорватских и островной ареал в болгарских диалектах;
//uz-in-a-j-e-tb к. 60 'ест обед' (серб. ùzina:, 'uzina, 'uzina:je; рус. povznajot, 'pavzunat'): в сербских диалектах лексема спорадически встречается в косовско-ресавских и восточногерцеговинских говорах, а также в переселенческих штокавских шумадийско-воеводинских говорах на территории Венгрии; в русских диалектах она имеет островной ареал в севернорусских (архангельских) говорах; кроме того, эта изоглосса охватывает словенские, хорватские и болгарские диалекты;
sold^k^ к. 65 'вкусный' (о еде) (серб. slàdak, sladak, s'ladak; рус. s'latkoj, s'iatkoj): в сербских диалектах лексема распространена
в некоторых штокавских смедеревских, косовско-ресавских, вос-точногерцеговинских, призренско-тимокских говорах; кроме того, в восточногерцеговинских говорах Боснии и Герцеговины и в зетских говорах Черногории; в русских диалектах она имеет островной ареал в севернорусских (архангельских) и среднерусских (владимирско-поволжских) говорах; островной ареал этой лексемы отмечен также в македонских и болгарских диалектах.
Нетрудно заметить, что среди сепаратных лексических соответствий русских и сербских диалектов отсутствуют такие, которые имеют тотальный характер, когда репрезентирующие их лексемы равномерно покрывают территорию тех или иных говоров.
Исключение составляют лексемырж2<1-ъп-ъ, ртхй-ьг^'-ь к. 3 'пустой, ненаполненный', которые обладают масштабными ареалами в западно- и южнославянских языках, а также имеют довольно плотный ареал в русских диалектах (в частности, в севернорусских и в западной группе среднерусских говоров).
В распространении русско-сербских сепаратных соответствий прослеживается определенная повторяемость, а именно: в сербских диалектах они концентрируются в основном в отдельных штокавских говорах (особенно часто в косовско-ресавских пп. 82, 83; смедерев-ских п. 69; восточногерцеговинских иекавских пп. 67, 68; призренско-тимокских пп. 84, 85) и зетских говорах Черногории (особенно часто пп. 74, 75, 76, 77); в русских диалектах они локализуются чаще всего в севернорусских (особенно в архангельских и вологодских) и в западной группе среднерусских говоров (особенно в новгородских).
При этом хронологическая маркированность этих соответствий будет, по-видимому, разной. На это указывает, прежде всего, фактор пространства, так как некоторые из них локализуются не только в южной, но и в западной Славии. Так, в частности, наличие обширных дистантных ареалов лексем pmzd-ъn-ъ, ртхй-ьг^'-ь к. 3 'пустой, ненаполненный' (рус.-слн.-хрв.-серб.-мак.-блг.-чеш.-слц.-луж.-плс.) является свидетельством диалектальности славянского языкового континуума еще в праславянскую эпоху, ибо существование изоглосс, связывающих языки, удаленные на очень большое расстояние, говорит о том, что «языковая общность, сосредоточенная первоначально на сравнительно ограниченной территории, с течением времени рассеялась» (Принципы 1976: 184)5.
К архаизмам, по-видимому, можно отнести и лексему kraj-ъ к. 18 'первый кусок хлеба, отрезанный от буханки, горбушка': несмотря на то, что лексема образует островные ареалы в русских, сербских,
хорватских и словацких диалектах, она может рассматриваться как архаизм, так как все эти ареалы являются дистантными и локализуются в трех славянских языковых группах; кроме того, лексема представляет собой непроизводную основу, на базе которой образовались многочисленные дериваты, расширившие радиус ее распространения практически до общеславянского, ср.: рус. kraj-ux-a, kraj-us-ъk-ъ^. рус.-блр. ^/-ш-ь^а; рус.-блр.-слн.-хрв.-слц. kraj-ъc-ъ■; рус.-блр.-укр.-плс.-слц. ob-kraj-ъc-ъ^; блр.-укр. ob-kraj-ъc-ik-ъ^; хрв.-укр. sъ-kraj-ъc-ъ^. серб.-плс. sъ-kraj-ъk-a^; слн.-слц. чеш.-слц. ^а/^^^-^ серб.-
мак. ^а/^-а; мак.-блг. kraj-itj-ъn-ik-ъ, ^а/^е-^ и т. д. Значение этой лексемы, образованной от глагола *krojiti (ЭССЯ 12: 88), является первичным, то есть то, что отрезано, «место отреза или разрыва» (Фасмер II: 364; Черных I: 438; Преображенский I: 376), что в соответствии с теорией лингвогеографии является признаком архаизма.
К независимым типологически сходным образованиям следует отнести, по-видимому, лексему ^г-а к. 31 'пенка' (на молоке), несмотря на наличие у нее островных ареалов в одних диалектах (в частности, в русских пп. 532, 535; в чешских пп. 188, 199, 204; хорватских пп. 40, 148а, 151; сербском п. 168; македонском п. 105) и довольно плотных — в других (в словацких пп. 208, 209, 210, 211, 212, 213, 214, 215, 216, 217, 219, 221, 223, 224 и лужицких пп. 235, 237). Однако переносный характер значения этой лексемы, исходная посессивная семантика которой была 'козья' (шкура) < *kozja (ЭССЯ 12: 36), свидетельствует, скорее всего, о более позднем формировании этого соответствия в рамках собственной истории этих языков.
Независимыми параллельными образованиями являются, по-видимому, и лексемы ртБ-^-т-а, svin-qt-in-a, svin-j-qt-in-a к. 21 'мясо свиньи', z^t-j-ak-ъ к. 43 'желтая часть яйца', //иг-т-а-/^^ь к. 60 'ест обед', на что указывает, с одной стороны, точечный характер их ареала в русских, а нередко и в сербских диалектах, а с другой — вторичность их словообразовательной структуры, наличие в их составе продуктивных в русских и сербских диалектах словообразовательных суффиксов (ср., например, суф. -&-т-а), что само по себе является значимым фактом, так как лексемы, структура которых в словообразовательном отношении «является прозрачной, оказываются более поздними» (Климов 1990: 122).
Поздний характер имеют и соответствия, представленные лексемой (traxter)-ь к. 5 'воронка для переливания жидкости в сосуд с узким горлом', о чем свидетельствует сам факт ее заимствования из др.-в.-нем. trahter, tríhtere.
Среди русско-сербских эксклюзивных соответствий, то есть таких, которые характерны лишь для русских и сербских диалектов, можно выделить две лексемы:
^¿-а к. 41 'скорлупа' (яйца) (серб. '^га; рус. к^а): в сербских диалектах лексема имеет точечный ареал в переселенческих штокав-ских говорах на территории Румынии; в русских диалектах она распространена в некоторых среднерусских (псковских, владимирско-поволжских) и южнорусских (рязанских) говорах;
Ът-Н-ъ, lom-a-j-e-tъ к. 17 'режет' (хлеб) (серб. 'Iomi:^; рус. ^'та^: лексема имеет микроареал в штокавских зетских говорах Черногории; в русских диалектах — в севернорусских (архангельских) говорах.
Нетрудно заметить, что оба соответствия не имеют ярко выраженных ареалов. Показательно также и то, что значение одного из них является переносным (о чем свидетельствует этимология лексемы а, отсылающая к исходной посессивной семантике), а другое — представлено именем с производной основой, что невольно наталкивает на мысль об их позднем образовании.
Эти соответствия могут быть, скорее всего, результатом параллельного и независимого развития, на что указывает качественная характеристика их ареала, в частности, тот факт, что они представлены микроареалами, которые являются, как правило, территориальными величинами позднего времени.
Итак, как видно из приведенного материала, топография русско-сербских изоглосс, их реальная языковая наполненность и пространственная локализация оказываются довольно сложными и не исчерпываются количественным показателем. Адекватная интерпретация их в пространственном и временном аспекте возможна лишь при наличии общеславянского контекста и при условии учета их разнонаправленности.
Как свидетельствует проведенный анализ, в большинстве своем русско-сербские лексические соответствия сложились в рамках восточнославянского языкового континуума. По сравнению с этими изоглоссами роль сепаратных и особенно эксклюзивных лексических параллелей в общеславянском контексте оказывается менее значительной.
В общей картине территориального распределения ареальных связей русских и сербских диалектов отчетливо просматривается несколько планов.
На первом плане находятся связи, которые оказались во многом предопределены статусом самого русского языка как члена восточнославянского языкового континуума. В формировании этих лексических изоглосс чрезвычайно важную роль сыграли бело-
русские и особенно украинские диалекты, которые выполняли функцию своеобразного «моста» между русскими и сербскими диалектами. Благодаря их поддержке сложилось большинство ареальных связей русских и сербских диалектов. Не случайно среди них не отмечено случаев, когда лексема была бы широко представлена только в русских диалектах и при этом находила бы такое же широкое распространение в языках южнославянской группы.
Связи второго плана — это собственно русские ареальные связи. Они играют не менее важную роль в общей картине русско-сербских языковых отношений, хотя в количественном выражении они представлены довольно ограниченным кругом лексем.
Качественные различия русско-сербских изоглосс являются свидетельством их разного исторического прошлого. Поэтому хронологически они интерпретируются по-разному.
Инвентарь русско-сербских лексических соответствий включает в себя, с одной стороны, общеславянские лексемы, а с другой — ареально ограниченные диалектизмы, восходящие и к праславянской эпохе, и к эпохе самостоятельного развития славянских языков. Среди этих схождений наблюдаются такие, которые детерминированы факторами генетического порядка (они имеют глубокие корни и восходят часто к периоду праславянской языковой общности), а также такие, которые во многом предопределены факторами типологическими и являются свидетельством независимого параллельного развития.
Представляется, однако, что даже в этом случае выявленные схождения могут быть отражением тех общих языковых процессов, которые были пережиты славянскими языками в прошлом, так как «параллельное развитие родственных языков не может быть случайным, оно возникает на основе тенденций, заложенных в системе праязыка» (Степанов 1975: 27). И в этом смысле все изменения, которые произошли в славянских языках в процессе их исторического развития, с лингвистической точки зрения, предопределены их предшествующим состоянием. Таким образом, лексические карты Атласа являются прекрасной иллюстрацией одного из постулатов компаративистики — чем ближе языковые системы, тем меньше случайных совпадений в их развитии, поскольку развитие систем в значительной степени детерминировано общими генетическими истоками.
Такая сложная картина ареальных связей русских и сербских диалектов согласуется с идеей Э. Бенвениста о том, что степень родства между членами больших семей родственных языков в разные
хронологические периоды способна принимать различные значения (Бенвенист 1963: 45), поскольку в истории межславянских диалектных отношений наблюдается действие двух противоположных тенденций: междиалектной интеграции и консервации как следствия сопротивления инодиалектным влияниям.
ЛИТЕРАТУРА
Бенвенист 1963 — Бенвенист Э. Классификация языков // Новое в лингвистике. М., 1963. Вып. 3.
Бодуэн де Куртенэ 1963 — Бодуэн де Куртенэ И. А. Изоглоссы в славянском языковом мире // Избранные труды по общему языкознанию. М., 1963. Т. 2.
Бородина 1980 — Бородина М. А. Развитие ареальных исследований и основные типы ареалов // Взаимодействие лингвистических ареалов. Л., 1980.
Вопросник 1965 — Вопросник общеславянского лингвистического атласа. М., 1965.
Жирмунский 1954 — Жирмунский В. М. О некоторых проблемах лингвистической географии // Вопросы языкознания. 1954. № 4.
Журавлев 1994 — Журавлев А. Ф. Лексико-статистическое моделирование системы славянского языкового родства. М., 1994.
Иванов 1993 — Иванов В. В. История и современное состояние диалектов славянских языков на картах Общеславянского лингвистического атласа // Славянское языкознание. XI Международный съезд славистов: доклады российской делегации. М., 1993.
Климов 1990 — Климов Г. А. Основы лингвистической компаративистики. М., 1990.
Куркина 1992 — Куркина Л. В. Диалектная структура праславян-ского языка по данным южнославянской лексики. Ljubljana, 1992.
Макаев 1965 — Макаев Э. А. Проблемы и методы сравнительно-исторического языкознания // Вопросы языкознания. 1965. № 4.
Мартынов 1983 — Мартынов В. В. Язык в пространстве и времени. М., 1983.
Принципы 1976 — Принципы описания языков мира. М., 1976.
Срезн. — Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. М., 2003. Т. 1-3.
Теньер 1966 — Теньер Л. О диалектологическом атласе русского языка // Вопросы языкознания. 1966. № 5.
Черных — Черных П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. М., 1994. Т. 1-2.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Ср. в связи с этим точку зрения Э. Бенвениста: «Ясно, что исследование, оперирующее соответствиями лишь как количественными величинами..., заранее обречено на неудачу. Ни число сопоставлений, ни число языков, признанных родственными, не может являться предметом математического исчисления. На самом деле мы должны рассматривать степень родства между членами больших семей родственных языков как переменную величину, способную принимать различное значение» (Бенвенист 1963: 44-45).
2 О причинах отсутствия болгарского материала на картах Атласа см.: Иванов 1993: 315.
3 Примеры приводятся в морфонологической транскрипции, принятой в ОЛА. Морфонологическая транскрипция позволяет обобщить фонетические записи, сделанные в полевых условиях в том или ином диалекте, с целью их прямого сопоставления с другими славянскими диалектами. Словоформа, зафиксированная в диалекте, приводится в скобках в фонетической транскрипции ОЛА.
4 Ограниченный объем статьи позволил привести лишь некоторые примеры. Более подробные данные содержатся в монографии Т. И. Венди-ной «Русские диалекты в общеславянском контексте» (М., 2009).
5 Ср. в связи с этим следующий тезис: «Когда в лингвистическом пространстве могут быть найдены два или более ареала с тем же явлением, это указывает на то, что данное явление существовало на промежуточной между ними территории» (Бородина 1980: 34).
Vendina Т. I.
Lexical Isoglosses in the Slavic Language World: Russian-Serbian Lexical Parallels
The article deals with the problem of chronological interpretation of the Serbian-Russian lexical isoglosses, presented on the maps of the All-Slavic Linguistic Atlas.
Key words: linguistic geography, isoglosses, areas, connections.
ПРИЛОЖЕНИЕ. КАРТЫ
карта-схема № 1
ОБЩЕСЛАВЯНСКИЙ ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ ЛТЛАС Ьщп 6 Кчше-агмс» Я
Распространение лскссмы
©
оЬ-ёа-ь
О Л А к. 'обед, ела в дневное врем«
Карта-схема № 3
Распространение лексемы ® vecer-j-a-j-e-tb OJIA к.64 'ест ужин1
ОКЩЕСЛЛБЯ11ГКИЙ ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ АТЛАС
' ерня лжяаию^мовоооршобатемиаж
I п~гп с~1и,тг': 'Г
Карта-схема № 5
Распространение лексемы # пщк-а
ОЛА к. 11 'мука, из которой пекут хлеб'
