CC BY
24А.А. Бреусенко-Кузнецов «Лебедь, щука и рак»: проблема единства психологической упряжки
в рамках трёхмерной Онтологии
Сведения об авторе
Аннотация. Статья является комментарием к публикации Ларса-Гуннара Лунда (Lars-Gunnar Lundh) «Психологическая наука в трёхмерной Онтологии» в VIII томе настоящего сборника. В комментарии отмечено, что статья Л.Г. Лунда посвящена презентации его собственной трёхмерной онтологии и месту в этой онтологии психологической науки. Онтологией для автора является философская наука о природе сущего. Нами отмечено, что такое понимание онтологии является узким. В более широком смысле предметом онтологии есть не сущее, а бытие. Онтология Л.Г. Лунда имеет трёхмерную структуру, имеющую такие измерения: 1) материальное; 2) субъективно-эмпирическое; 3) социально-конструкционное. Каждое из измерений подчиняется принципам собственной философской теории: эмерджентному материализму М.Бунге, феноменологии Э. Гуссерля, социальному конструктивизму. Слабым местом предложенной Л.Г. Лундом онтологии мы считаем обоснование границ между уровнями, а также расширительную версию психологии, выходящую за рамки психической реальности.
Ключевые слова: психология, философия, онтология, материализм, феноменология, социальный конструктивизм, постмодернизм
Цитирование: Бреусенко-Кузнецов А.А. «Лебедь, щука и рак»: проблема единства психологической упряжки в рамках трёхмерной Онтологии // Теоретичш дослщження у психологи: монографiчна серiя / Сост. В.О. Медшцев. Том X. 2020. С. 115-135. doi: 10.24411/26166860-2020-10011.
Статья Ларса-Гуннара Лунда (Lars-Gunnar Lundh) «Психологическая наука в трёхмерной Онтологии» с одной стороны является откликом на статью М. Переса-Альвареса «Психология как наука о субъекте и компортменте: за пределами психики и поведения» [10], которую мы комментировали в прошлом томе настоящего издания [5], но с другой стороны, не сводится к полемике с точкой зрения М. Переса-Альвареса или её поддержке (Л.Г. Лунд говорит о «частичном отличии» своей позиции). Хотя исходный пункт для статьи Л.Г. Лунда образует аргументация М. Пересом-Альваресом переосмысления психологической науки в трёхмерной онтологии, однако, основное содержание его статьи - презентация собственной трёхмерной онтологии и места психологической науки в этой онтологии в рамках собственного подхода. Подробность проработки онтологической системы указывает на то, что статья М. Переса-Альвареса выступила не отправным пунктом для размышлений Л.Г. Лунда, а лишь поводом для их экспликации.
Структура статьи состоит из пяти частей, посвящён-ных: важности онтологических вопросов для психологии (1), описанию уровней (измерений) в онтологической системе, предложенной автором (2-4), сравнению Бреусенко-Кузнецов А.А. «Лебедь, щука и рак»: проблема
авторской версии трёхмерной онтологии с предложенной М. Пересом-Альваресом.
Определение онтологии у Л.-Г. Лунда звучит так: «Онтология - это часть философии, которая занимается вопросами о природе того, что существует, и как различные аспекты бытия связаны друг с другом» [8, с.41]. Сам факт, что автор даёт определение онтологии, прежде чем приступить к конкретизации её уровней, говорит об осознанности онтологических построений автора. Другой вопрос - устраивает ли оно нас? Ибо определения онтологии в разных философских системах даются разные, есть из чего выбрать.
Одно из тех определений онтологии, с которым согласны мы, звучит так: «Онтология (образовано от греческих слов: 6v, род. падеж: 6vтoq - сущее; Лоуо^ - слово, учение)... Онтология - это учение о бытии, выступающее в системе философии одним из базисных её компонентов; раздел философии, изучающий фундаментальные принципы устройства бытия, его начала, сущностные формы, свойства и категориальные распределения» [7]. Легко заметить, что это определение шире, чем то, на которое ориентируется Л.-Г. Лунд. Никаких «фундаментальных принципов устройства бытия», его
«начал», «сущностных форм» и т.д. мы в его определении не встречаем. Строго говоря, онтология по Л.-Г. Лунду занимается не бытием, а сущим - в соответствии с буквальным значением слова «онтология», но не с доминирующим в мировой философии.
Отличие бытия от сущего для далёких от философии людей едва заметно, и всё же фундаментально. Оно иллюстрируется двумя определениями из идентичных элементов, но с разными смысловыми ударениями:
- Бытие - это то, что есть.
- Сущее - это то, что есть.
Онтологическим вопросом в философии (напр., у М. Хайдеггера [11]) признаётся вопрос о бытии. Вопрос же о сущем принадлежит к онтическому порядку, менее фундаментальному, касающемуся некоторых частных сфер, принадлежащих к бытию. Смешивание этих порядков представляет собой ошибку. Так, Л. Бинсвангер ошибочно понял хайдеггеровскую онтологическую категорию «Dasein» и спустил её на онтический (в данном случае антропологический) уровень [2] - что не отменяет собственного значения экзистенциальной антропологии Л. Бинсвангера и построенного на ней дазайн-анализа.
Итак, мы выяснили, что Л.-Г. Лунд понимает онтологию несколько уже, чем мы. Возможно, это из-за того, что смотрит на неё прагматически: с точки зрения актуальной пользы для психологической науки?
«Примерами непосредственно относящихся к психологии онтологических вопросов, - пишет Л.-Г. Лунд, - являются следующие: какова природа сознания, ощущения, восприятия, памяти, мышления, чувств, намерений, ожиданий, воли, желаний, надежд, страха, радости, печали, любви, гнева, сочувствия и т.д.? Или, обращаясь к более теоретическим понятиям: какова природа обработки информации человеком, личности, личной идентичности, межличностных отношений и т.д.? И как все эти вещи связаны друг с другом и с непсихологическим (физическим, химическим, биологическим, социальным и т.д.) миром? Традиционные вопросы в этой области сформулированы в терминах того, как психика (mind) относится к (1) внешней реальности, (2) телесности, (3) головному мозгу, (4) языку, (5) человеческому обществу и культуре» [8, с.41].
Как видим, все из конкретизированных автором вопросов - о сущем (принадлежат онтическому порядку), и решаются, как правило, не в рамках фундаментальной
онтологии, а в пределах философских дисциплин онти-ческого круга: философской психологии, философской антропологии, космологии - везде, где важна специфика субъекта бытия. С другой стороны, если бытие, «содержание которого раскрывается в таких категориях, как нечто и ничто, возможное и невозможное, определённое и неопределённое, количество и мера, качество, порядок и истина, а также в понятиях пространство, время, движение, форма, становление, происхождение, переход и ряде других» [6] считать предметом, слишком далёким от типичных нужд психологии, то понятно перенесение функции «быть онтологией» на дисциплины, лежащие ближе к нынешним представлениям научной психологии о своей предметной области.
Полагаем, тенденция рассматривать онтические вопросы в качестве онтологических происходит от того факта, что фундаментальные онтологические вопросы - это в то же время вопросы метафизические (принадлежащие к сфере, табуированной идеологией сциентизма). С ними, поэтому, представители научно-психологических (академических) сообществ - и вовсе не только убеждённые сциентисты - стараются по возможности не иметь дела. Кому нужны лишние очаги кон-
фронтаций с коллегами? (Возможно, впрочем, что гуманизация науки оставила такого рода конфронтации в прошлом. В таком случае, сужение области онтологии у психологов сравнительно с философами объясняется некими устойчивыми паттернами, сохранившимися с той поры, когда они были актуальны).
Подобное сужение издавна приводило к ошибкам т.н. «феноменизма», сходных с теми, которые сравнительно недавно - в 1990-е годы - не раз обнаруживал у коллег А.И. Миракян (они вместо процесса восприятия изучали его продукты, даже имея специальную установку на изучение его порождения, на поиск процессу-альности). Ученик А.И. Миракяна Р.М. Нагдян комментирует данную проблему так: «онтология изначально является метафизической категорией со своим метафизическим содержанием. Поэтому противоречие наступает, когда онтологию стараются наполнить научным содержанием, основанным, естественно, на результатах эмпирического исследования, и тогда совершается возврат к феноменологии» [9, с.47] (феноменология здесь не в строгом гуссерлевом смысле).
О сугубо научной онтологии (онтологии учёных, но не философов), авторы цитированной ранее философ-
ско-энциклопедической статьи пишут: «В системе научных дисциплин ... онтология понимается как организация некоторой предметной области знаний, представленная в виде концептуальной схемы, которая состоит из структуры данных, содержащей совокупность объектов их классов, связей между ними и правил, принятых в данной области. Онтологический анализ предметной области той или иной области знания, научной дисциплины или исследовательской программы направлен на выявление объективного статуса создаваемых ими идеальных объектов и теоретических конструктов» [7]. Такого рода онтология, однако, не имеет характера философской всеобщности. Это внутринаучная онтология, так сказать. Она не предназначена для решения вопросов бытия мирового целого, включая его уровневость или мерность.
Однако очевидно, что ни Л.-Г. Лунд, ни М. Перес-Альварес, давший эвристический толчок к написанию его статьи, не замыкаются в поле такой «научной онтологии», а пишут о мире в целом, при этом, например, отвергая позицию философского дуализма Р. Декарта, разделившем мировое целое на две субстанции: протяжённую и мыслящую. Т.е., можно сказать, что онтоло-
гия у обоих учёных имеет «мерцающий» характер: с одной стороны ею оперируют во внутринаучном смысле, с другой - претендуют на целостный философский взгляд.
Анализируя несколько противоречивые философские взгляды предшественника, Л.-Г. Лунд подмечает: «Позиция в пользу плюрализма, которую первым занял Перес-Альварес (2017) впоследствии охарактеризована им, по меньшей мере, двумя различными способами: (1) сначала - как отказ от «сильного плюрализма» в пользу системы «трёхсоставной» онтологии, которая предполагает сведение потенциально плюралистической Вселенной в три различных «мира», а затем - (2) характеристикой этой трёхсоставной онтологии чертой монизма, в том смысле, что один из этих «трёх миров» (то есть физическая реальность) рассматривается как более фундаментальный, чем другие (материализм)» [8, с.42] - и мы с этим его анализом полностью солидарны, поскольку и сами пришли к аналогичному выводу [5].
Именно по отношению к философской позиции М. Переса-Альвареса Л.-Г. Лунд впервые определяет позицию собственную: «В принципе, я считаю, понятие трёхмерной отологии привлекательным, хотя не хотел бы назвать её «трёхсоставной», потому что это наводит психологической упряжки в рамках трёхмерной Онтологии
на мысль о трёх различных «составах» реальности, которые каким-то образом не связаны. Понятие «трёхмерный» предполагает аналогию с трёхмерным пространством, в котором три параметра (т.е., ширина, высота и глубина) необходимы для определения положения любого элемента» [8, с.42]. Итак, мы видим, что в онтологии Л.-Г. Лунда сильнее выражена взаимозависимость выделяемых мировых моментов (измерения вместо самостоятельных миров).
Всего измерений выделено три:
1) материальное;
2) субъективно-эмпирическое;
3) социально-конструкционное.
При этом Л.-Г. Лунд настаивает на двух положениях, отличающих его подход от принятого в статье М. Переса-Альвареса: 1) только первое измерение строго материально; 2) психологическая наука не ограничивается лишь вторым из этих измерений, но охватывает все три [8, с.43]. С первым из этих его положений стоит согласиться сразу, второе же допускает различные трактовки характера охвата, как в адекватном ключе (влияние иных измерений на опыт субъекта стоит учитывать),
так и в ином (тотальный психологизм, против которого, например, боролся Э. Гуссерль).
«Также, - предупреждает Л.-Г. Лунд, - вместо обращения к трём измерениям как разным «мирам» я выберу более «плюралистический» дискурс, рассматривая их как три различные реальности. Поскольку каждое из этих трёх измерений характеризуется определённой степенью онтологического плюрализма, я буду использовать «реальности» во множественном числе для характеристики измерений» [8, с.42]. Таким образом, отказавшись от материалистического монизма, Л.-Г. Лунд усилил сравнительно с М. Пересом-Альваресом позиции плюрализма - в отношении самостоятельности измерений (в них - разные реальности), и в отношений множественности реальностей в самих измерениях.
В дальнейшем описании своей онтологии автор показывает и склонность к плюрализму как готовность к компромиссному диалогу между разными философскими системами, наиболее подходящими для постижения той или иной реальности. Материальные реальности им структурированы на основе эмерджентного материализма М. Бунге; субъективно-эмпирические -на базе феноменологии Э. Гуссерля; третье измерение
отдано социально-конструктивистской мысли в социальной философии.
Материальные реалии, рассмотренные с точки зрения эмерджентного материализма М.Бунге, предполагает дифференциацию «по физическому, химическому, биологическому, психологическому и социологическому уровням, где каждый уровень основывается на более низком уровне, но также включает в себя разработку новых эмерджентных свойств» [8, 43]. Эмер-джентный (от англ. emergent «возникающий») предполагающий возникновение новых свойств, не сводящихся к простым перестановкам элементов, уже имевшихся в наличии. В оправданности подчинения материалистическому измерению психологического уровня мы, мягко говоря, сомневаемся, но, во-первых, понимаем, что это вопрос не к Л.-Г. Лунду, а к самому М. Бунге, во-вторых, усматриваем в наличии такого уровня единственно весомый повод для распространения психологии на изучение материального измерения реальности. Психические процессы (мышление, эмоции, осознание и свободная воля), по М. Бунге, суть эмерджентные свойства «психосистемы», основанные на процессах в центральной нервной системе живых организмов и направленные на уменьшение зависимости
от окружающей среды, на активность, а не реактивность. «Психические функции, согласно этой модели, не могут быть отделены от живого тела, частью которого они являются» [8, с.45] (и именно это делает невозможным их компьютерное воссоздание), а также от внешней среды.
Важно ограничение принципа эмерджентного материализма рамками материального измерения, которое Л.-Г. Лунд вводит с опорой на Д. Чалмерса: то, что последний назвал «трудностью проблемы сознания» (обретение субъективного опыта), в отличие от «лёгких проблем» (выполнение функций) из свойств нервной системы не выводится. «У Chalmers «трудная проблема сознания» - это не проблема того, как психосистемы связаны с системами более низкого уровня, но проблема того, как субъективно-эмпирическое измерение связано с материальным» [8, с.46], пишет Л.-Г. Лунд, вводя важное различение: между онтологическими измерениями и уровнями в эмерджентном материализме (локализованными в единственном измерении - материальном). И в этом его позиция диаметральна к позиции, заявленной М. Пересом-Альваресом, для которого уровни в материализме - это и есть уровни всякой возможной онтологии, а помимо него онтологии нет.
Решение «трудной проблемы» Д. Чалмерса возможно лишь во втором изменении онтологии Л.-Г. Лунда - и лишь в царящем там гуссерлевом феноменологическом подходе (сам Д. Чалмерс впадает в ошибку объективизма и оказывается не на высоте поставленной им проблемы). Чтобы выйти в пространство феноменологии, Л.-Г. Лунд на время оставляет всякий материализм (как известно, принцип «эпохе» Э. Гуссерля такого рода объективистские натуралистические фантазии не поддерживает).
Субъективно-экспериенциальные реальности, предстающие в измерении 2, как указывает Л.-Г. Лунд, «могут быть сделаны фокусом исследования путём сосредоточения внимания на сознательном опыте как таковом, в то время как внешний мир надо поместить «в скобки» [8, с.47]. На таком изменении точки зрения (обращении напрямую к субъективному опыту, который единственный нам реально дан) основан феноменологический метод, требующий путём ероЛе (критики опыта, феноменологической редукции) уйти от естественной установки (первоначальной, связанной с практическими нуждами человека во внешнем мире, стихийно материалистической) и теоретической (также связанной с концентрацией внимания на объектах в ущерб субъекту, без которого объективное знание невозможно) к установке феноменологической.
Говоря о последней установке (аттитюде), Л.-Г. Лунд подчёркивает: «Гуссерль указывает на то, что это оставляет всё так, как есть (то есть существование внешнего мира никоим образом не ставится под сомнение). Единственным изменением является изменение перспективы» [8, с.48] и тут же цитирует Э. Гуссерля: «через epoché новый способ переживания, мышления, теоретизирования открыт для философа; здесь, расположенный выше его собственной природной сущности и над миром природы, он ничего не теряет из их сущностей и объективных истин» (Husserl 1938/1970, р. 78) ([цит. по 8, с.48-49]. В этом кусочке текста наше внимание привлёк оборот «всё так, как есть». Для кого это сказано? По видимому, для носителей естественной (натуралистической) установки, враждебность и тревогу которых в отношении феноменологии надобно понизить. Если бы в их научных знаниях с принятием феноменологической установки осталось «всё так, как есть», гуссерлев проект был бы излишен. На самом деле в их знаниях, во всяком случае, в области психологии, мало что остаётся прежним - ведь epoché требует воздерживаться от натуралистических предрассудков, на которых это знание зиждется. В вопросах же существования или материальности мира феноменолог не сорит со «знатоками
вопроса» просто потому, что такого рода вопросы решаются в отвлечении от субъективного опыта, то есть от всего, что человек вообще способен знать.
Вслед за А. Бернштейном и др. автор указывает, что epoche «можно сравнить с целым рядом понятий из современной психологии, таким как «децентрация», «самоотдалённая перспектива», «когнитивное дистанцирование», «мета-когнитивное осознание», «диффузия», а также «майндфулнесс». Общим для всех этих понятий является то, что они относятся к «способности смещать внешнюю перспективу - изнутри субъективного опыта в этот опыт» (Bernstein et al. 2015, p. 599) [цит. по 8, с.49]. Зачем он это делает? Надо полагать, чтобы сделать гус-серлев подход менее чуждым для коллег. В обилии понятий, нашедших практическое применение в современной психотерапии, феноменологическая редукция Э. Гуссерля выглядит одним из конструктов, нашедших своё узкое применение в современной психологии. Автор отмечает: «Различие, по сравнению с epoche Гуссерля, состоит в том, что эти понятия возникли в психотерапевтическом контексте, а не в философском, и поэтому подчёркивает потенциально терапевтические эффекты приобретения этого отношения, а не его значение для философских и теоретических целей» [8, с.49]
- и заставляет читателя предполагать спонтанное возникновение вышеназванных понятий из опыта психотерапевтической практики - вне всякого влияния Э. Гуссерля, что, строго говоря, неверно. На самом деле неоспоримо влияние на клинически-ориентированную традицию в психологии не только гуссерлианства, но целой линии философского ученичества, в которую оно входит: Ф. Брентано - Э. Гуссерль - М. Хайдеггер - Ж.-П. Сартр. Из этой линии Ф. Брентано оказал непосредственное влияние на психоанализ З. Фрейда (которому преподавал философские курсы в Венском университете), Э. Гуссерль - на такие феноменологические направления как гештальттерапия Ф. Пёрлза и клиен-тоцентрированная терапия К. Роджерса, М. Хайдеггер
- на экзистенциально-антропологический проект да-зайн-анализа Л. Бинсвангера и экзистенциально-онтологический проект дазайн-анализа М. Босса, Ж.-П. Сартр - на экзистенциально-феноменологическую терапию Р. Лэйнга и логотерапию В. Франкла. Считать, будто влияния не было, можно лишь, наивно распространяя индуктивную модель развития экспериментальной психологии на клиническую сферу, где она малоэффективна.
Кроме феноменологической установки в измерении субъективно-эмпирической реальности (как субъективной перспективы мира) Л.-Г. Лунд рассматривает также «характеристики нашей субъективной точки зрения». К последним относятся интенциональность, темпораль-ность, встроенность и интерсубъективность, а также их аспекты:
- индексируемость (понятие из прагматической философии К.С. Пирса), определяющая субъективную перспективу «в терминах, таких как «я», «здесь», а также «сейчас». Эти термины введены в качестве индексных терминов (Рексе 1932), потому что они не указывают на конкретные физические места, моменты и отдельных лиц, но на места, моменты и отдельных лиц, которые варьируются в зависимости от того, где, когда и кем используются термины. Другими словами, эти термины не относятся к объективным физическим или природным реалиям, но к субъективной перспективе этих реалий» [8, с.50];
- воплощение (воплощённость?) - тесная связь субъективной перспективы с нашим телом как «нулевой точкой», центром нашего опыта в мире (определяющим нашу перцептивную перспективу мира), и органом воли (над которым «поддерживается власть»). Важно, что
«поддержание власти» над телом указывает на другой вид причинности, альтернативной физической причинности. Ссылаясь на Э. Гуссерля, автор спешит уточнить, что существование свободной воли в материальном смысле отсюда не следует, просто в субъективной перспективе она, определённо, существует:
- темпоральность - в анализе которой Э. Гуссерлем важна «дифференциация между (1) природными явлениями с началом, продолжительностью и концом, которые могут быть расположены в физическом мире, и (2) временной структурой нашего субъективного опыта, который не может быть сведен к последовательность отдельных моментов, но является «слоистым» в том смысле, что он по существу включает в себя не только настоящий момент, но и сохранённое (в предыдущие моменты) и протенцию (ожидаемые моменты)» [8, с.51]. Мы «можем интегрировать временные вхождения в более крупные единства» (там же), что делает нас способными как к восприятию мелодий, развёрнутых во времени, так и к сложным формам «эго-синтеза», «в котором прошлое, настоящее и будущее сплетаются в исторический блок, который может охватывать всю жизнь («идентичность» в современной терминологии),
и который показывает определённый тип непрерывности, несмотря на изменения» [там же];
- интенциональность - относимая к тому факту, что «большая часть нашего опыта ... направлена на «объекты» помимо самого опыта» [8, с.52], и в основном - не на воображаемые объекты, а на достижение верного восприятия мира (как основы «онтической уверенности»), поддерживаемого активной коррекцией;
- интерсубъективность - восприятие себя в качестве одного субъекта среди других субъектов с собственными интенциональностью и перспективой мира «Согласно Гуссерлю, мы склонны понимать субъективность других лиц по аналогии с нашей собственной. Подобно тому как наш опыт мира принимает его исходный пункт здесь (воплощённость) и сейчас (временность), наше понимание субъективности других берет свою отправную точку от эго (нашей собственной интенционально-сти)» [8, с.53]. Опыт наличия окружающих людей приводит к опыту интерсубъективности, позволяющему взаимно корректировать взгляды на мир, переходя от простого «Я-ты синтеза» в диаде к сложным «Мы-синте-зам», включающим большие группы.
Важный вывод, которым Л.-Г. Лунд завершает презентацию второго измерения своей онтологии, касается применения гуссерлевой идеи «интерсубъективного конституирования мира» из элементарных интенцио-нальностей» к области научных истин. Он говорит о значимости с точки зрения трёхмерной онтологии «требований интерсубъективности в науке - для того чтобы знания квалифицировать в научном статусе, они должны быть результатом методов, которые дают возможность для различных исследователей повторить то же исследование и посмотреть, получат ли они одни и те же результаты» [8, с.54]. Об этом пассаже следует сказать, что требование воспроизводимости результатов в естественных науках, разумеется, существовало до и помимо Э. Гуссерля. Феноменологический подход добавил к нему дополнительное обоснование, вступив тем самым в интерсубъективный «мы синтез» с этой уже готовой, но феноменологически беспечной точкой зрения.
Социально-конструкционные реальности, составляющие третье измерение онтологии Л.-Г. Лунда, включают в себя всё, «что социально сконструировано людьми, в том числе социальные институты, нормы, искусство, литература, понятия, категории, теории и методы» [там же]. Если прошлые измерения раскрывались с опорой на
М. Бунге и Э. Гуссерля соответственно, то подход автора к третьему измерению, судя по всему, опирается не на идеи социального конструкционизма К. Джерджена, Р. Харре и Дж. Шоттера в социальной психологии [6], а берёт начало в идеях социологов П. Бергера и Т. Лук-мана, основателях социального конструктивизма [1]. Данное направление в социологии через несколько опосредующих звеньев (М. Шелер, А. Шюц и др.) восходит и к идеям Э. Гуссерля, но реализует уже не феноменологический проект, а постмодернистский. Речь в нём уже не об истине, выводимой из данностей человеческого опыта, а об отказе искать истину; в отсутствие возможности таковую найти сгодятся любые к ней приближения, конституированные в её статусе интерсубъективным консенсусом.
В статье автор обсуждает данное измерение в рамках пяти рубрик:
- социальные институты - к рассмотрению которых автор подходит с опорой на социологию Э. Дюркгейма как науку о «социальных фактах» (родстве, языках, религиях и т.д.), отличие которых от фактов естественных в том «что они не существуют отдельно от лиц, которые принимают их как факты; в этом смысле они являются
социальными конструкциями. Тем не менее, они «объективны» как реальность в исследованиях с помощью различных методов» [там же]. Такие факты, по Д.Р. Серлю, «гносеологически объективны», но «онтологически субъективны», с каковой терминологией Л.-Г. Лунд, однако, спорит, ведь в его модели онтологии «субъективные» элементы отнесены у предыдущему измерению, а социально признанная интерсубъективность обретает уже новый статус, сообразно теореме Томаса: «Если люди определяют ситуации как реальные, то они реальны по своим последствиям» (Thomas and Thomas 1928) [цит. по 8, с.55];
- нормы - «убеждения о том, как «должно» быть. То есть, хотя нормы не имеют отдельного существования, кроме лиц, которые принимают их в качестве норм, они по-прежнему являются «объективными» социально-конструктивными реалиями» [там же] ;
- категории, создающиеся людьми для упорядочения существующих вещей, являющиеся в любом случае социальными конструкциями, но в случаях, когда кате-горизуется не физическая материя, а человек - ещё и интерактивными (влияющими на поведение категори-зуемого). «Интерактивные категории ... имеют особый
статус с точки зрения их способности приводить к социальным последствиям» [там же];
- теории - говоря о них, автор считает важным «отметить, что все научные теории, даже в пределах естественных наук ... являются социальными конструкциями, которые были созданы учеными и приобрели статус научных теорий, получив интерсубъективное признание в научном сообществе» [8, с.56];
- технологии - применительно к которым Л.-Г. Лунд цитирует собственное определение, данное в работе, посвящённой отношениям и технике психотерапии: «технологии определяются как (а) процедура, предназначенная для достижения определенной цели настолько эффективно, насколько это возможно, которые (б) существуют в вербальном виде, текстуально, и / или практически передаваемые знания, (с), которые доступны людям в различных видах тренинга, образования и обучения. На психологическом уровне это означает, что индивид может (г) стать более или менее искусным в данной технологии с помощью таких тренингов и опыта, и (е), таким образом также приобретает специфические аттитюды (Lundh 2017, р. 60) [там же]. Применительно же к комментируемой статье Л.-Г.
Лунду важно подчеркнуть, что процесс обретения технологических навыков и способов мышления (аттитю-дов) «охватывает все три онтологические измерения: для того чтобы освоить технологию (которая существует как социальная конструкция в виде текстов или других передаваемых знаний), необходимо развитие личных навыков (которые относятся к материальному измерению как более или менее автоматизированные формы поведения и обработка информации) и аттитюды (которые принадлежат к субъективно-эмпирическому измерению)» [8, с.57].
Завершая изложение измерения социально-конструкционных реалий, автор в очередной раз проводит чёткое различие между этим специальным измерением и «социальной материей» - социологическим уровнем в эмерджентном материализме М. Бунге. В данном случае Л.-Г. Лунд готов отнести к материальным реалиям не только «сексуальные спаривания», но также такие понятия, как «демократия», «социальные классы», «способ производства» - и для нас логические основания этой его готовности неясны. Общий вывод о том, что автор на данном этапе работы идёт по стопам не радикального конструктивизма, а умеренного, нуждающегося хоть в каких-то «твёрдых» объектах, не проясняет
для нас некоторых частностей. В чём материальность демократии? Чем она не социальная конструкция? Если даже родство, имеющее наряду с социокультурными чётко определённые биологические основания - то чем конвенционально определяемая форма государственного устройства «материальнее» родства? В данном случае напрашивается тот вывод, что Л.-Г. Лунд не пожелал в частном вопросе полемизировать с М. Бунге, заявившим свою претензию на «демократию», а разграничил измерения по линии наименьшего сопротивления.
Итак, систематическое изложение Л.-Г. Лундом своей трёхмерной онтологии, за которым мы сейчас внимательно проследили, уже завершено, и мы можем бросить взгляд на неё как целое. Какие особенности логики его трёхмерной конструкции бросаются в глаза?
1) в отличие от онтологии М. Переса-Альвареса, она материалистична не вся, а лишь на одном из уровней; претензии эмерджентного материализма М. Бунге ограничены, чтобы к некоторым явлениям можно было отнестись с феноменологических позиций, а к другим - с социально-конструктивистских;
2) феноменология как учение о субъективном опыте сознания также ограничена рамками сферы субъективных и интерсубъективных феноменов, не получивших
Бреусенко-Кузнецов А.А. «Лебедь, щука и рак»: проблема
статус социальной реальности в соответствии с конструктивистской идеологией;
3) в связи с тем, что измерения трёхмерной онтологии Л.-Г. Лунда составляют самостоятельные мировоззрения, тяготеющие к распространению своего способа видения (материалистического, феноменологического) на всё мироздание (материализм), на всё, что доступно сознанию (феноменология), наиболее уязвимыми моментами в представленной модели выступают границы между измерениями (материальное / феноменологическое, материальное / социально-конструкционное, феноменологическое / социально-конструкционное);
4) измерение социально-конструкционное, на наш взгляд, находится в привилегированном положении: если мировоззрения, описывающие явления, принадлежащие иным уровням, более или менее искусственно ограничиваются, то социальный конструктивизм исходно не претендовал на познание материальных явлений и субъективных сторон опыта как таковых, потому-то он и позволил быть мировоззрению первого и второго уровней - в отведенных для них резервациях;
5) более того, если материализм и феноменология лишены возможности как-либо отнестись к той сфере
явлений, которую представляет социальный конструктивизм, то социальный конструктивизм к этим мировоззрениям отнестись может, оперируя философскими системами М. Бунге и Э. Гуссерля, как социальными конструкциями, существующими под рубрикой «теории».
6) трёхмерная онтология Л.-Г. Лунда, как и тройственная онтология М. Переса-Альвареса, имеет выраженные черты диалектического процесса, о чём мы в прошлой статье писали: «В любом случае тройственность предполагает некое логическое движение (иногда кажущееся, иногда реальное, сущностно движимое)» (А. Бреусенко-Кузнецов [5]); в случае онтологии Л.-Г. Лунда презенти-руемая диалектика измерений (от материального через феноменологическое к социально-конструкционному) вдобавок результируется рубриками «теории» и «технологии», в рамках каковых форм есть возможность отнестись ко всем предыдущим рубрикам явлений;
7) в отличие от онтологии М. Переса-Альвареса, где «тройственное богатство полной картины онтологической множественности - Мир, Душа, Бог - в переложении для материализма (М1, М2, М3) выглядит несколько унифицировано» (А.А. Бреусенко-Кузнецов [5]), в онто-
логии Л.-Г. Лунда несколько искусственным (даже во-люнтаристичным) представляется принцип ограничения мировоззрений теми группами явлений, для познания которых эти мировоззрения задействованы;
8) в отличие от онтологии М. Переса-Альвареса, где функции психологии заявлены как посреднические (компортмент), а область применения ограничивается пределами «мира субъекта», онтология Л.-Г. Лунда охвачена психологией полностью, на чём он неоднократно настаивает. Отчего бы? Может, оттого, что психологу всего сподручнее подразделять сферы компетенции разных мировоззрений, руководствуясь логикой своей науки, а не предлагая соответствующий запрос философам. В самом деле, философы ведь ещё не знают, что ему надо получить для конкретных нужд психологического исследования.
Под конец статьи, в обсуждении, автор вновь напоминает о тех различиях с онтологией М. Переса-Альвареса, которые признаёт ключевыми: «Есть различия как в отношении философии материализма, так и места психологии в трёхмерной онтологии» [8, с.57] - и конкретизирует их, причём:
- реабилитируется перед материализмом за ограничения эмерджентизма М. Бунге единственным уровнем: «представленный вариант рассматривает только первое измерение в качестве материального, а два других - как нематериальные. Тем не менее, представляется разумным объединить настоящую трёхмерный онтологию с космологией, где материальное измерение рассматривается в качестве первого воплощённого измерения (в «большом взрыве»), в то время как два других измерения рассматриваются как более поздние воплощения. Субъективно-экспериенциальное измерение можно считать воплощаемым в несколько этапов в процессе биологической эволюции в связи с развитием живых организмов со всё более сложными органами чувств и нервной системой. Что касается социально-конструкционного измерения, то представляется разумным предположить, что оно появляется позже в связи с развитием языка» [8, с.58];
- обосновывает тот несколько эклектический образ психологии, который возникает в связи с растягиванием её предметной области на все три измерения: «психологическая наука по существу включает в себя не только субъективно-эмпирическое измерение, но и ма-
териальное (в виде ситуаций, поведения, мозга, психических функций, обработки информации и т.д.) и социально-конструкционное измерение (в форме психологических концепций и теорий, которые не только стремятся описать наше психологическое функционирование, но и влияют на него)» [там же].
Л.-Г. Лунда мало смущает тот факт, что в феноменологической перспективе теория большого взрыва как одна из материалистических версий происхождения мироздания с последующей эволюцией биологических форм в сознательного человека не обеспечена достаточными опытными данными, а стало быть, представляет собой натуралистическую фикцию (наряду с иудео-христианской версией космогонии, истории о сотворении Адама и Евы, жизни в Эдемском саду и грехопадении). Заметим, феноменологию он жёстко ограничил единственным измерением своей онтологии, тогда как психологию растянул на все три (шире, чем сама психическая реальность), что изобличает сугубо прагматический контекст обращения к феноменологической точке зрения. Л.-Г. Лунд, несомненно, знаток гуссерлевой феноменологии, её пользователь, но, похоже, не приверженец. Истинный приверженец уж во
всяком случае не стал бы называть свои убеждения «развивающимся материализмом».
Читая несколько далее: «Попытки разработать эмпирическую феноменологическую психологию, основанную полностью на субъективно-эмпирическом измерении ... скорее всего, не будут успешны. В данной перспективе зрелая психологическая наука должна быть в состоянии интегрировать феноменологию как с естествознанием (например, нейробиологией, когнитивный наукой, поведенческой наукой) и социальным конструктивизмом. Это было бы важно для интеграции психологической науки в материальном, субъективно-эмпирическом и социально-конструктивном измерениях» [8, с.59] - мы дополнительно убеждаемся в том, что его образ интеграции феноменологии - по сути, поглощение, ассимиляция в виде, вырванном из значимых для неё контекстов.
Создаётся впечатление, что, стоя на релятивистских позициях в отношении научного знания, характерных для социального конструктивизма, автор старается примириться с мировоззрением материалистическим (как более влиятельным в академических кругах психологов) и не считает обязательным такое примирение с
гуссерлианской феноменологией (чьё влияние на данную сферу ограничено).
В этой связи стоит подытожить наши замечания к онтологической конструкции, предложенной в статье Л.-Г. Лунда.
Во-первых, стоит заметить, что на философском уровне синтеза не получилось. Конфликтующие измерения онтологии, каждое из которых в исходной версии полноценно охватывает мир, искусственно ограничены, не достигая своих мировоззренческих целей. Лебедь феноменологии бьётся в петле, не в силах оторваться от воза тяжелейших объяснительных конструкций, раку эмерджен-тизма не дают уползти в родную среду обитания, полную материального ила, разве что щука в мутной воде неплохо себя чувствует. Налицо компромиссная эклектика, объединение готовых философских систем на невнятных искусственных основаниях, лежащих, строго говоря, внутри науки социологии (в пределах каковой и валиден социальный конструктивизм). О том, насколько такой результат неслучаен, на наш взгляд говорит такой пассаж из программной книги основателей социального конструктивизма: «Мы отдаем себе отчет в том, что в ряде мест совершаем насилие над отдельными авторами, интегрируя их мышление в теоретическую конструкцию, которую кто-то психологической упряжки в рамках трёхмерной Онтологии
из них мог бы счесть совершенно чуждой для себя» [1]. И если на уровне социологии (и, может быть, социальной психологии) такое насилие в исследовании может быть оправдано частной сферой решаемых задач, то на философском уровне оправдания эклектике нет.
Предложение автора об интеграции феноменологии и нейробиологии кажется нам особенно провокационным, ибо гармоничного единства науки не сулит: феноменологическая установка несовместима с эволюционным фундаментом естествознания. Нейробиологию под субъективный опыт не перестроишь. Когда же гуманитарное по направленности учение «пытаются адаптировать под сциентистские каноны, мы сталкиваемся с эклектикой, вынужденной логической непоследовательностью самих учений, а как результат - с их уязвимостью для критики» [4].
Во-вторых, нам представляется важным соблюдать границы компетенции наук. Поскольку же их несоблюдение заведомо ведёт к редукционизму, то чрезмерное расширение, предлагаемое автором, стоит скорее отнести к симптоматике «незрелости», чем к возможностям «зрелой психологической науки». В этой связи, например, мозг как телесный орган, функционирующий на уровне физиологии нервной системы, к психической реальности (объекту психологии) никоим образом не Бреусенко-Кузнецов А.А. «Лебедь, щука и рак»: проблема
принадлежит, а значит, лежит вне её компетенции -хотя может изучаться в синтетических исследованиях на стыке наук. По-видимому, «мерцающий» характер онтологии, о котором мы говорили в начале комментария (восприятие её то как внутринаучной конструкции, то как философской), играет с автором злую шутку, провоцируя к неоправданному расширению и предметных рамок психологии.
В-третьих, сомнение вызывает уже сам факт применения философских систем в качестве элементов психологической науки. Такая инверсия - примета с одной стороны сциентистских амбиций, расцветших на ниве позитивистских искушений, с другой стороны - новейших иррациональных эпистемологических проектов постмодернизма (каковым, в частности, является конструктивизм - социальный, радикальный и др., включая личностный конструктивизм Дж. Келли). Кстати, постмодернистский характер построений самого Л.-Г. Лунда заставляющий полагать, что третье изменение ему ближе предыдущих, можно проиллюстрировать: а) уже самим фактом, что социально-конструкционные реальности автор вписывает в психологию; б) самой попыткой конструирования новой онтологии из трёх готовых элементов, извлечённых из своих контекстов.
В-четвёртых, само постмодернистское мировоззрение, воплощённое в трёхмерной онтологии, рассматривается нами как симптом опасной подмены. С чем мы имеем дело, наблюдая подобный научный продукт? С теорией, осознающей себя в качестве социальной конструкции. Чем такое осознание оборачивается для самой теории? Тем, что она ориентируется не столько на открытие истины, сколько на её конструирование. Поскольку же «сконструированная» истина зависит от факта её общественного признания, то и ориентироваться она должна на то, чтобы признали. Соответственно такому принципу, хорошая теория - это не самобытная, оригинальная, новаторская, а легче адаптируемая, та, которую хорошо примут. Чтобы хорошо приняли, она не должна конфликтовать с обыденным опытом и с ранее установившимися в науке точками зрения. Не путь ли это к застою?
В-пятых, когда постмодернистское мировоззрение в версии Л.-Г. Лунда, ориентируясь на преобладающие в академическом сообществе точки зрения, присоединяются к материалистически-позитивистскому большинству, оно, вызывает и наше субъективное недовольство, т.к., определённо, работает против интеграции психоло-
гии в тех направлениях, которые интересны нам (клинически-ориентированная гуманитарная традиция), а стало быть, углубляет «схизис» (Ф.Е. Василюк) между академической и практической линиями развития психологии.
В этой связи вспомним, что наше истолкование причин «схизиса» связано с мировоззренческой несовместимостью учений, с чем согласен также А.В. Юревич [12], причём «если у него дивергенция расположена по оси «позитивизм - постмодернизм», то у нас - по оси «позитивизм - метафизика». Причиной можно считать различие контекстов, от которых отправлялся наш и его анализ. Мы двигались в область методологии от истории психологии, тогда как А.В. Юревич от социологии науки» [3]. Далее, следует признать, что в своей реабилитации метафизики мы опирались на принцип «методологического плюрализма», разрабатываемый в том числе и в постмодернистской философии науки (П. Фейерабенд). Однако, как мы видим, постмодернизм постмодернизму рознь: в гуманистической критике ригидных эталонов сциентизма он нам, определённо, близок, в декадентском соглашательстве со сциентизмом - не весьма.
И вдобавок, хотя негармонично охваченный фило-софско-онтологический уровень лишает эту систему реальной интегративной силы по отношению к различным школам и направлениям, зато её можно рассматривать в качестве подготовительной меры к такой интеграции. Рассчитанная на адаптацию к позитивистским и материалистическим ориентациям академических психологов, она может выполнить по отношению к ним педагогическую (андрогогическую) миссию: привить большее уважение и вкус к феноменологической перспективе.
Литература
1. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: Медиум, 1995. - 323 с.
2. Бинсвангер Л. Бытие-в-мире. Избранные статьи. Нидлмен Я. Критическое введение в экзистенциальный психоанализ / Л. Бинсвангер, Я. Нидлмен : пер. с англ. М. : Рефл-Бук, К. : Ваклер, 1999. 336 с.
3. Бреусенко-Кузнецов А.А. История проектов интеграции психологического знания: осмысление в свете кризисов научной психологии // Теоретичш дослщження у психологи : Збiрник статей. Т. 5. / Впор. В.А. Медшцев. Х. : Монограф, 2018. С.27-75.
4. Бреусенко-Кузнецов А. А. Метафизическая традиция в психологии личности : монография / А. А. Бреусенко-Кузнецов. К. : Логос, 2016. 384 с.
5. Бреусенко-Кузнецов А. А. Онтологическая психология 21 века: глубинный смысл «материалистической троицы» // Теоретичш дослщження у психологи: монографiчна серш / Сост. В.О. Медшцев. - Том IX. - 2019. С. 80-100
6. Джерджен К. Дж. Социальный конструкционизм: знание и практика. Сб. статей / Пер с англ. А. М. Корбута; под общ. ред. А. А. Полонникова. Мн.: БГУ, 2003. 232 с.
Напоследок хочется сказать о хорошем. Если трёхмерную Онтологию Л.-Г. Лунда не причислять к философским онтологическим системам, а видеть в ней тот структурированный набор фрагментов философских систем, каким она является во внутринаучном взгляде-минимум, то она может служить неплохим подспорьем в плане ориентации психолога в вопросе, какую методологию наиболее уместно избрать при изучении тех или иных групп явлений. Можно её использовать, как идеальную карту, систему ориентиров? Вполне.
7. Доброхотов А. Л., Огурцов А. П., Можейко М. А., Кемеров В. Е. Онтология. / Гуманитарная энциклопедия: Концепты [Электронный ресурс] // Центр гуманитарных технологий, 2002-2020 (последняя редакция: 08.02.2020). URL: https://gtmarket.ru/concepts/6847
8. Лунд Ларс-Гуннар. Психологическая наука в трёхмерной Онтологии // Теоретичш дослщження у психологи: монографiчна серш / Сост. В.О. Медшцев. - Том VIII. 2019. С. 40-62
9. Нагдян Р. Методология трансцендентальной психологии. Ереван: Издательский дом Лусабац, 2018. 416 с.
10. Перес-Альварес М. Психология как наука о субъекте и компортменте: за пределами психики и поведения // Теоретичш дослщження у психологи: монографiчна серш / Сост. В.О. Медшцев. - Том VII. - 2019. - С. 2-46.
11. Хайдеггер М. Бытие и время / М. Хайдеггер : пер. с нем. М. : Ad Marginem, 1997. 451 с.
12. Юревич А.В. Интеграция психологии: утопия или реальность? // Вопросы психологии. 2005. N 3. с. 16-28.
А.А. Breusenko-Kuznetsov «A swan, a pike and a cancer»: the problem of unity of psychological carriage within the limits of three-dimensional ontology
Annotation. The article is a comment to the publication of Lars- Gunnar Lundh «The Psychological science in three-dimensional ontology» in volume VIII of the present collection. In the comment it is noted, that L.G. Lundh's article is devoted to the presentation of his own three-dimensional ontology and the place of psychological science in this ontology. Ontology for the author is the philosophical science about the ontos. However, we note that such understanding of ontology is narrow. In a more comprehensive sense, the subject of ontology is not the ontos, but being. L.G. Lundh's ontology has a three-dimensional structure with the following measurements: 1) material; 2) subjective-empirical; 3) socially-constructional. Each of the measurements submits to its own principles of philosophical theory: M.Bunge's emergent materialism, E.Gusserl's phenomenology, and social constructivism. The weakness of the ontology offered by L.G. Lundh, in our opinion, is substantiation of borders between levels as well as the expanded version of psychology which is beyond mental reality.
Keywords: psychology, philosophy, ontology, materialism, phenomenology, social constructivism, postmodernism
