CC BY
57
ИНФОРМАЦИОННАЯ КУЛЬТУРА
Л. В. Скворцов
ИНФОРМАЦИОННАЯ КУЛЬТУРА И ЦЕЛЬНОЕ ЗНАНИЕ*
Монография посвящена анализу информационной культуры, ее основных составляющих, которые определяются автором как символаты. В контексте культурологического анализа информационной культуры дается определение информационного сообщества, информационного поля, потока и кванта информации, типов информационного обеспечения, феноменальной реальности.
Книга состоит из введения и 13 глав. Во введении отмечается, что для выявления сущности, специфики и внутренней логики информационной культуры необходимо определить предмет и содержание культуры как таковой. Но это - одна из наиболее сложных теоретических проблем. «Когда рассматривают действующую культуру, то обычно связывают ее с целесообразной деятельностью человека. Предпосылкой целесообразной деятельности является разумная идея, мысль. С этой точки зрения предпосылкой культуры от ее зарождения до финальной стадии можно считать движение идей» (с. 5). Мир культуры - это специфический мир субъект-объектной феноменальной реальности. «Это - реальность, обладающая смысловой структурой. В ней мир вещей и явлений обретает смысл лишь в своей соотнесенности с субъектом. С другой стороны, в феноменальной реальности жизнь субъекта
* Скворцов Л.В. Информационная культура и цельное знание. - М.: Изд-во МБА, 2011. - 440 с. - (Нишаш^). 198
обусловлена определенными качествами объективности» (с. 7). В мире культуры человек схватывает свое бытие как смысловое целое. С этим схватыванием связана символическая, символизирующая способность человека. Этой способностью не обладает ни одно животное. Именно благодаря этой способности человек может строить свой цивилизационный мир. Смысловое целое культуры возникает исторически. Соответственно формируются типы локальных культур. Культуры взаимодействуют путем диффузии или следуют принципу самоизоляции. «Культурология как наука закономерно оказалась перед необходимостью выработки своих специфических категорий. Поскольку она формируется на стыке ряда гуманитарных дисциплин - антропологии, искусствознания, лингвистики, религиоведения, философии, психологии, -она пользуется понятиями этих наук» (там же). Но вместе с тем специфика феноменальной реальности диктует и специфическую гносеологию культурологии - гносеологию цельного знания. «Гносеология цельного знания противостоит одностороннему эмпиризму и рационализму в том смысле, что она требует не только постижения объективных явлений и их закономерностей, но и определения путей такого структурирования феноменов, которое соответствует принципу гомеостата бытия субъекта. Именно здесь мы сталкиваемся с явлениями чисто символического порядка, без понимания которых нельзя понять и поведение человека» (там же). Культура исторически становится духовным механизмом разрешения, казалось бы, неразрешимых социальных противоречий. «Овладение культурой в этом смысле было и остается адекватной предпосылкой вхождения индивида в социум. Эрозия культуры ведет к образованию лавины конфликтов на всех уровнях общественной жизни, на всех пограничных линиях цивилизационных различий» (с. 7-8).
Глава 1 посвящена исследованию таких феноменов, как информационное общество и информационное сообщество. Информационное общество - это разновидность постиндустриального общества. Его специфика - универсальный охват жизни общества информационными технологиями. Новые информационные технологии оказывают влияние не только на отдельные стороны образа жизни людей, они затрагивают фундаментальные основания самой их жизни. «Информационный прогресс, основанный на новых технологиях, порождает компьютерного человека.
Специфика компьютерного человека заключается в том, что он относится к окружающему его миру через посредство компьютерных и телекоммуникационных систем. Иными словами, он видит мир через информационную призму, созданную другими людьми» (с. 16). Осознание возможности информационных манипуляций рождает компьютерного сверхчеловека, признающего лишь способность управлять созданием информационных сетей и проникать в них, формировать информационные поля и создавать информационную цивилизацию, действующую по особым правилам, отличным от исторически сложившихся норм жизни. «Сверхчеловек формирует и виртуальную реальность как продукт компьютерной игры, и реальную действительность, возникающую в результате материализации компьютерных решений» (с. 17). Здесь, как подчеркивает автор, возникает фундаментальная проблема - проблема типа ментальности компьютерного сверхчеловека. «Ведь он, как и все люди, подвержен влиянию привычек и стереотипов, субъективных представлений. Субъективизм одного человека может стать причиной злоключений всего общества. И для этого нет необходимости формировать культ личности» (там же).
Характеризуя феномен информационного сообщества, автор отмечает, что в информационном сообществе исходным оказывается не тот или иной тип внешнего эмпирического различия и взаимодействия индивидов, а признание верховенства общих правил. «Субъекты информационной культуры образуют специфическое внутреннее тождество при всех их внешних естественных и социальных различиях. Соответственно специфике внутреннего тождества формируются и их внешние взаимосвязи» (с. 22). Реальность информационной культуры как цивилизационного явления как раз и определяется воздействием такого рода отношений на различные стороны общественной жизни. «Информационное сообщество делает реальной возможность превращения основных регионов мира в "свой мир" для представителей различных этносов, наций и государств» (там же). Информационная культура объективно по-новому ставит проблему осмысленной синхронизации деятельности социального организма, индивида и коллектива, отдельных предприятий и общества в целом. «Информационные связи в структуре информационной культуры образуют новое качество жизни общества» (с. 23).
В главе 2 исследуется понятие информационного поля.
Под информационным полем следует понимать то пространство, в котором действуют носители информации, способные вызвать ее восприятие, индуцировать тип образа жизни и определенную направленность действий. «Информационное поле оказывается реальным феноменом, информационным фактом независимо от содержания. И это коренным образом изменяет характер его влияния на сознание человека. Информационное поле не имеет цели вне себя самого. Оно само по себе оказывается действующим феноменом» (с. 25). В этом смысле можно говорить о самодостаточности информации как феномене влияния. Критерий эффективности информации понимается как степень ее влияния. «Формирование информационной Галактики и глобальных информационных полей резко изменяет духовную ситуацию современного мира. Индивиды получают возможность своей самоидентификации не в терминах локальных культур, а в универсальных терминах» (с. 27). В результате человек в своем самоопределении становится все менее зависим от языка, культуры, этнической принадлежности, хотя и держится их. «Индивиды теперь узнают друг друга и определяют свое внутреннее тождество по типу общего информационного поля, в котором они находятся» (там же). Их внутренние симпатии могут вступать в противоречие с их внешней принадлежностью к определенному локальному этносу и государству. «Так возникают многочисленные структуры негосударственных связей и отношений, проникающих в различные сферы жизни. Рождаются космополитические общности различного толка: потребительские, религиозные, философские, культурные, спортивные» (с. 28). Иными словами, информационная основа самоидентификации рождает коллективы, которые не имеют ни экономического, ни политического цемента. Тем не менее они могут быть чрезвычайно эластичными и долговечными. Разрыв с прежними социальными, этническими и иными детерминантами в определении жизненных предпочтений наглядно проявляется в характере предпочтений так называемых новых «фанатов». «Их субъективный выбор становится для них приоритетом. Они как бы сливаются с собственным символом, который может быть предметом или человеком. Главное здесь в том, что именно данный объект становится символом их веры в подлинность бытия» (с. 29).
Информационное поле подчиняется новым законам сохранности духовных явлений. В науке сохранность идеи определяется ее истинностью, и если будет доказана неистинность идеи, то она «умрет» как реальность для научного сообщества. «В структуре информационного поля включенность в него, а значит, сохранность определяется новизной как специфической чертой информационной ценности, занимательности» (с. 29). Иными словами, чтобы сделать научную, нравственную, социальную истину влиятельной в массах, ее нужно сделать занимательной. Но очевидно, что занимательность далеко не всегда органически связана с истиной. «Массы людей попадают в такое информационное поле, которое разрушает их внутреннюю иерархию ценностей, возникшую на основе идеологии и религии» (с. 30). Получает распространение иллюзия, что действие информационных полей, разрушая идеологические принципы, может их заменить. Но это не так: «информационное поле опирается на эмпирию явлений жизни, которая текуча, непостоянна, между тем как принципы идеологии могут обретать форму вечных истин» (там же). Другой важный аспект этой проблемы связан с тем, что усиление влияния информационных полей на самоидентификацию индивидов может сопровождаться разрушением цельности смысла жизни. Отход от старого смысла первоначально воспринимается индивидом как освобождение. Однако затем возникает ощущение духовного вакуума. Духовный вакуум индивида, находящегося в структуре информационного поля, имеет две основные формы: 1) внутренняя пустота, отсутствие убеждений; 2) плюрализм мелких смыслов, каждый из которых при соответствующем осмыслении представляется ничтожным. «Соответственно, и выход из состояния духовного вакуума теперь выглядит как перебор смыслов, которые в равной мере могут претендовать на подлинность, истинность» (с. 31). Информационная культура вызывает эрозию традиционных - религиозных и идеологических - критериев, определявших иерархию смыслов, порядок высших и низших ценностей. Она ставит все духовные образования прошлого и настоящего на одну общую информационную плоскость, сообщая только об их содержании, но не давая им оценки. «Они предстают перед индивидуальным сознанием в виде сообщений, которые могут заинтересовать индивида, а могут и не заинтересовать его... Здесь критерием выступает он сам и его самочувствие. Это радикально меняет всю структуру со-
циального самоопределения, которое раньше отталкивалось от общей признанной истины бытия» (с. 31). Влияние информационных полей ставит все явления культурной реальности в один ряд, делая их потенциально равнозначными. «То, что в традиционной культуре выделяется в иерархической структуре, считается священным, а значит, и исключительным, в информационной культуре превращается в рядоположное явление» (там же).
Нельзя не отметить и такой феномен, как воздействие информационных полей на эволюцию культуры. В результате культура стала обретать такие качества, которые уже нельзя адекватно интерпретировать в категориях традиционной социологии и идеологии. «Здесь проявляется одно ключевое свойство информационного поля - способность погружать субъекта в специфическое бытие - бытие в виртуальной реальности. В нем мы находим объяснение такого феномена, как вытеснение высокой классической музыки музыкой легкой, примитивной» (с. 35). Высокие классические музыкальные жанры, поскольку они не банальны, не могут свободно проникать через мембраны внутреннего духовного мира широких масс индивидов. Этим объясняется сужение их информационного поля. «Адорно определял таинственное качество (qualitas occulta) шлягера как разрешение квадратуры круга -создание банального и в то же время запоминающегося. И здесь схвачена важная особенность информационного поля» (там же). Информационное поле - это объективированная виртуальная реальность, субститут действительной реальности. Информационная реальность создается с учетом того, что она будет восприниматься как совокупность смыслов, следующих друг за другом. В этой последовательности смыслы, хотя они и различны, уравнены по своему значению. «Информационную реальность, в которой уравнены смыслы, можно определить как поток информации. Человек постоянно, если он бодрствует, а не спит, находится в потоке информации. Наличие потока информации позволяет ему ориентироваться в окружающем мире...» (с. 36). Поток информации позволяет человеку удерживаться в общественном ритме жизни. Характер влияния информационного поля на сознание и поведение человека вызывает необходимость пересмотра основных детерминант поведения. В ХХ в. получил широкое распространение взгляд, согласно которому главным мотивом поведения людей являются их правильно понятые экономические и социальные интересы.
Процесс формирования информационного общества во многом поколебал эти представления. «Как показал исторический опыт, создание информации, ее смысловое оформление, нахождение средств ее массового распространения позволяют изменять направление массового поведения, в том числе и вопреки экономическим и социальным интересам самих масс» (с. 38).
Формирование информационного общества оказывает сильное влияние и на специфику современной духовной самоидентификации. Все основные исторические формы духовной самоидентификации несли в себе претензию на истину, независимо от того, является эта истина религиозной или научной. Первоначальной формой духовной самоидентификации можно считать общую веру. «Источником истины здесь считается откровение, передача священной истины через богочеловека или избранного Богом пророка. Самой священной природой этой истины обусловлено ее потенциально экуменическое воздействие» (с. 39). Второй исторической формой духовной самоидентификации можно считать идеологию. В основе этой формы самоидентификации лежит оценка естественных свойств и социальных качеств народов, рас и общественных классов. «Высшие качества полагаются либо истинно человеческими, либо сверхчеловеческими, так что возникают иерархии народов и индивидов от низших до самых высших, претендующих на особый статус - социальный и моральный» (там же). Идеология основана, по словам автора, на открытии истины социального чувства. «Смешение истины социального чувства с научной истиной породило в ХХ веке общественные иллюзии, которые оказывали и оказывают драматическое влияние на государственную политику» (с. 39-40). Сегодня механизм самоидентификации входит в новую стадию, которая связана с пониманием воздействия информационных полей на массовое поведение, а следовательно, и с пересмотром просветительской точки зрения, согласно которой массовое сознание может быть освобождено от всех заблуждений и предрассудков путем распространения научного знания. Если рассматривать ХХ век с точки зрения духовного опыта человечества, можно сказать, что он выявил чрезмерность претензий рациональной ментальности на достижение полного и абсолютного знания. «Представление, согласно которому. человек может найти техническое решение любой задачи, опрокинуто исторической иронией. Вера в безграничные возмож-
ности техники технологий привела к созданию возможностей самоуничтожения человека различными способами. » (с. 40). Вера в эмпирическую истину различий обернулась расистскими и классовыми доктринами, приведшими к расколу общества и человечества, к невиданным ранее человеческим жертвоприношениям и массовым разрушениям. Разум означает умение верно определить соотношение целей и тех средств, с помощью которых они могут быть реально достигнуты. «Провозглашение грандиозных целей без знания путей и средств их реализации порождает все более масштабные социальные катастрофы. Это подталкивает теоретиков к сдержанной переоценке антропоцентрических доктрин» (там же). Автор делает вывод о том, что человек «сдает» свои позиции как существа разумного, в связи с чем даже появился термин «не-проясненность» как важнейшая характеристика человеческого сознания. «Признание непроясненности как неизбежного следствия нашего представления о мире изменяет как отношение к течениям, претендующим на "полную ясность", так и весь тип социального поведения» (с. 40). Согласно взглядам немецкого философа Франца Брентано, понятие интенциональности означает, что человеку дано лишь переживание, «фиксирующее отнесенность чистого сознания к интенциональному объекту» (с. 41). Таким образом, в отношении субъекта к объекту существует принципиальная непроясненность. Причем непроясненность не создает вакуума в сознании. Оно заполняется различными образами. Автор подчеркивает, что необходимо различать реальную непроясненность и непроясненность, которую создает сам человек для достижения определенных корыстных целей. «Реальная онтологическая непро-ясненность относится к сущности явлений. Вместе с тем существует и символическая непроясненность, которая не искажает, а "урезывает" информацию о реальном явлении для того, чтобы этой информацией было удобно пользоваться: карты, диаграммы, сигналы навигации, профессиональный язык и т.д.» (там же).
В информационном обществе проблема непроясненности сознания обретает новый смысл. Она оказывается тесно связанной с возрастающим влиянием на поведение человека виртуального бытия. Причем если рассматривать виртуальное бытие как реальность, находящуюся в поле научного толкования, то тогда «мы должны по-новому взглянуть на содержание научной информации. На самом деле научная информация может соотноситься только
с определенной, конкретной объективностью. Но можно ли считать объективностью виртуальную реальность?» (с. 42). Специфика виртуального бытия определяется заключенным в нем тождеством бытия и небытия. Иными словами, виртуальное бытие -это становление (ключевое понятие в «Логике» Гегеля). Завершая главу 2, автор подчеркивает, что проблема проясненности сознания в информационном обществе затрагивает один традиционный предрассудок, преодоление которого составляет огромную трудность: это антропоцентрический взгляд человека на самого себя. «В известной мере он сопоставим с инстинктом... Однако сегодня человек вынужден смотреть на себя с отстраненной позиции, с позиции, выходящей за пределы его собственной экзистенции» (с. 45-46).
Глава 3 посвящена рассмотрению символатов информационной культуры, а также проблеме информационной инфраструктуры.
Непроясненность и проясненность общественного сознания приобретают в информационном обществе свои специфические особенности. Информационную культуру следует рассматривать «как реальный механизм прояснения сознания в информационном обществе, играющий фундаментальную роль в обеспечении нормального функционирования социума» (с. 47). Признаком нормальности общественной жизни является ее ритмичность. Ритмы общественной жизни на всех ее уровнях обеспечиваются развитой информационной инфраструктурой, ее стабильностью и гибкой реакцией на происходящие в обществе изменения.
Для любой цивилизации характерно упорядочение массового поведения. Реальным рычагом такого упорядочения исторически была культурная традиция. Эпоха Просвещения, существенно ослабившая рычаги религиозного влияния, выдвинула на передний план экономические, политические, идеологические механизмы регулирования массового поведения. Информационное общество принципиально отличается от этнических, национальных, государственных, социальных, религиозных и идеологических общностей. «Оно управляется общими правилами, которые не имеют ни экономических, ни метафизических, ни идеологических предпосылок. Это и ставит проблему новых общих знаменателей, которые делают упорядоченным массовое поведение в информационном обществе. Такими общими знаменателями являются символаты ин-
формационной культуры» (с. 48). Символаты информационной культуры не совпадают с общими потоками информации. Они обладают специфическими качествами. «В своей совокупности они образуют эмпирическую реальность информационной культуры. В свою очередь, информационная культура образует новую универсальную форму цивилизации. Она является созданием человека. Но, раз возникнув, она начинает жить по своим правилам и законам, определяя содержание мыслей, поведение и характер практической деятельности людей» (там же).
Важнейшей составляющей информационной культуры является информационная инфраструктура. Это - совокупность механизмов, обеспечивающих получение заинтересованным потребителем необходимой ему информации в нужное время и в нужном месте. Информационная инфраструктура - это символат в том понимании, в каком его использует Лесли Уайт (именно он предложил обозначать феномены культуры особым термином - «симво-латы»).
Мировой уровень развития информационной инфраструктуры - это и критерий, и требование, которые предъявляются к различным формам информационной деятельности. С этих позиций можно говорить о соответствии или несоответствии существующих форм информационного обеспечения требованиям информационной культуры. Считается, что информационное обеспечение адекватно лишь при условии его соответствия критерию истины. Но на практике этого добиться не просто. Проблема соединения информации с научным знанием - одна из ключевых. Автор задается вопросом: каковы с этой точки зрения критерии адекватности информационного обеспечения? Он полагает, что можно выделить три таких критерия. 1. Способность системы обеспечения превращать информацию в знание. «Соответственно, наряду с обычным накоплением поступающей информации необходимо формирование баз знаний, которые содержат в себе не только факты, но и их классификацию и интерпретацию» (с. 53). 2. Способность системы раскрывать альтернативы возможных решений. «Знание реальных альтернатив -это ключевая предпосылка способности делать взвешенный выбор, умения предотвращать возможные его негативные последствия» (там же). 3. Информационное обеспечение должно исходить из определенной парадигмы общественного развития. «Решения, если они не имеют стратегической цели, создают ситуацию случайности и неопределенности, хаотичную реакцию по методу проб и оши-
бок» (с. 53). Даже будучи совокупностью лучших, самых передовых технических и программных средств, информационная структура не создает автоматически адекватную систему информационного обеспечения. Информация как стратегический ресурс общества раскрывает свою эффективность лишь при определенных условиях. «С осмыслением этих условий связано преобразование систем информационного обеспечения, в том числе и органов государственной власти» (там же). Глубинные сдвиги в понимании роли информации как стратегического ресурса требуют изменения общественного отношения к интеллектуальному и нравственному потенциалу страны. «Общий разум должен иметь свой практический эквивалент -национальный информационный центр или центры, обрабатывающие основные потоки мировой информации в области естественных и технических знаний, социальных наук, создающие информационный продукт, способствующий адекватному пониманию современного мирового общественного развития» (там же).
Но само по себе создание все новых аналитических служб и центров не ликвидирует почву идеологических предрассудков, не решает проблему эффективности информационного обеспечения стратегического мышления. В связи с этим автор считает уместным поставить следующие вопросы: какая именно информация становится предпосылкой принятия государственным руководством адекватных стратегических решений; кем она может поставляться; как следует осуществлять ее системный анализ? Для ответа на поставленные вопросы необходимо рассмотреть типы информационного обеспечения, которые традиционно доминируют у нас в государственных структурах. 1. Догматический тип. Он складывается под воздействием доминирования идеологического менталитета. «Безоговорочная вера в истинность идеологических позиций создает стержневую установку сознания, определяющую отбор фактов. В этом заключена постоянная возможность фатальных ошибок стратегического мышления» (с. 54). Автор отмечает, что догматический тип информационного обеспечения, как правило, ставит политическую волю выше многообразия социальной реальности, объективных возможностей и самой истины. «Подчинение объективной истины и социальной реальности политической воле кажется оправданным конечной целью достижения высшего общественного блага» (с. 55). 2. Закрытый тип. Необходимость в таком типе обеспечения возникает, как правило, в условиях доминирования идеологизированной информации. «За-
крытый тип информационного обеспечения выполняет помимо собственно информационной функции и функцию компенсации одностороннего идеологического видения действительности. Он дает представление об альтернативных типах интерпретации фактов» (с. 55). В итоге в обществе складывается внутренне противоречивая система: открытая информация соответствует идеологическим установкам, основывается на отборе подкрепляющих их фактов; закрытая информация сообщает о неортодоксальных идеях и фактах, противоречащих установкам идеологической доктрины. «Такая дуалистическая система информации размывает почву целостного осмысления социальных процессов» (там же). 3. Прагматический тип. Данный тип представляет собой реакцию на односторонности и противоречия догматической и закрытой информации и отражает потребности в специализированной информации различных государственных органов, ведомств, предприятий, конструкторских бюро, институтов, общественных фондов и организаций, частных фирм. «К прагматическому типу информационного обеспечения можно отнести отраслевую, специальную ведомственную информацию и информацию, предназначенную для решения конкретных технических задач» (с. 55-56). Утверждение прагматического типа информационного обеспечения формирует такую психологию восприятия информации, которая отторгает субъективность оценок. «Прагматическая информация носит объективный, внеперсональный характер. Вместе с тем она создает предпосылки для адекватного осознания проблемы стратегического мышления» (с. 56).
Для того чтобы иметь адекватный информационный базис стратегического мышления, обеспечить естественный переход к общему государственному самосознанию, необходим, по словам автора, научно-аналитический тип информационной службы, сориентированной на специфические запросы стратегического мышления. Такой службы не существует пока ни в одной стране мира. «Однако осознание принципиальной значимости такой информации приводит к качественным изменениям в работе государственных информационных служб» (там же). Автор подчеркивает, что главная функция научно-аналитического информационного обеспечения - это не разработка «единственно верной» идеологической доктрины и не подготовка основополагающих речей для политических лидеров» (с. 57). Научно-аналитическое информационное
обеспечение является необходимой составной частью системы государственного мышления. Оно открывает реальные возможности объединения усилий государственного руководства и конструктивной оппозиции вокруг решений, соответствующих общенациональным интересам. В современных условиях, когда резко возросли взаимозависимости между всеми сферами жизни и частями общественного организма, роль интеллектуального фактора, определяющего оптимальный путь, свободный от неоправданного риска и приводящий к гармонии и стабильности жизнь общества, становится одной из самых приоритетных. Для того чтобы этот фактор заработал в полную силу, необходим высокий уровень информационной культуры. Качество информационной культуры определяет новое содержание и эффективность механизмов формирования такого фактора, как общий разум. «Общий разум - это не только совокупность принципов, обеспечивающих политический компромисс, предотвращение разрушительных социально-классовых, межнациональных и межэтнических конфликтов, но и совокупность теоретических и практических знаний, определяющих способность нации успешно решать современные экономические, экологические, демографические, научно-технические и другие стратегические по своему характеру задачи» (с. 58). В структуре информационной культуры общенациональный разум обретает свой эмпирический эквивалент в виде наличных банков знаний, экспертных систем, доступ к которым обеспечивается современными техническими возможностями. Решение проблемы формирования и обеспечения доступа к «общему логосу» становится предпосылкой строительства оптимального образа жизни. «Информационная культура призвана обеспечить всеобщие технологические ориентации, выработку универсальных кодов применительно ко всем сферам практической деятельности. Иначе возникновение угроз для бытия человека может рождаться всюду, и эти угрозы нельзя идентифицировать с какой-либо естественной причиной» (с. 59). Эти угрозы исходят от самого человека.
В свое время считалось «нормальным», что население получает «отфильтрованную» информацию. «Независимо от того, осуществлялась ли такая фильтрация из благих или дурных побуждений, ее результат был общим - это недоверие населения к официальной информации» (там же). Таким образом, информационная культура определяет не только качественно новые детерминанты
общественного поведения, но и принципиально новые требования к государственной информации. Она должна следовать единой нравственной логике. «Катастрофические последствия двойной нравственной логики информации наглядно проявились в связи с аварией на Чернобыльской АЭС» (с. 59). В этом контексте принципиальное значение приобретает различение между формированием информационной культуры и стихийным информационным развитием. Особенности развития информационного общества подталкивают к тому, чтобы внести определенные коррективы в само понимание феномена стихийности. «С точки зрения информационной культуры стихийное развитие следует понимать именно как доминирование в общественном самосознании субъективно желаемого как соответствующего индивидуальным или групповым интересам. Субъективно желаемое и объективно необходимое не только не совпадают, но и подчас исключают друг друга» (там же). В этом контексте проблема мотивов поведения индивида приобретает особое значение, поскольку один человек или небольшая группа людей могут своими действиями вызвать катастрофические для общества последствия. Автор отмечает, что и само общество, поскольку оно не учитывает специфики постиндустриальной эры, «может создавать условия для возникновения кризисов, связанных с недостатком информации или распространением неадекватной информации» (с. 73). Возникают также реальные условия возможного перерастания информационных кризисов в информационные катастрофы, способные парализовать все общество. В информационном обществе возникают возможности катастроф, которые порождаются неощутимыми и невидимыми факторами - факторами информационными. Информационные катастрофы могут быть следствием разрушения носителей информации. Другой причиной информационной катастрофы может быть тотальное искажение информации, которая регулирует социальное поведение. И в первом, и во втором случаях общество как бы «слепнет» информационно и поэтому его действия становятся иррациональными, хаотичными. Автор подчеркивает, что сам по себе технический прогресс не решает задачи сохранности информации - скорее, он ставит новые проблемы. Становление информационного общества выдвигает проблему информационных катастроф на первый план. Катастрофические последствия могут иметь действия злоумышленников, в результате которых в между-
народные информационные сети вносится вирус. Однако потенциальная возможность информационной катастрофы заложена и в «нормальной» деятельности. И эта опасность тем более серьезна, чем менее она заметна. «Переход на компьютерное информационное обеспечение, создание информационных сетей требуют постоянства, константности обозначений. Если обозначения не идентичны или меняются, то для функционирования информационной системы возникают серьезные проблемы» (с. 75).
Одним из ключевых аспектов информационных катастроф является аспект гуманитарный. «Всякое общество основывает свою стабильную систему социальных и нравственных отношений на информационной определенности человека - члена данного общества. Информационная определенность позволяет формировать устойчивую гармонию отношений» (с. 76). Формирование образа жизни локальных цивилизаций неразрывно связано с пониманием мировой гармонии и путей ее реализации в земной жизни, в жизни конкретных обществ. Человек исторически срастается с духовным самоопределением цивилизации, к которой он принадлежит. Возникновение глобальной цивилизации приводит к разрыву этой привычной для человека связи с его локальным миром культуры, разрыву, который порождает духовную неопределенность. Неопределенность делает невозможной ориентацию общества в отношении индивида. Практические отношения становятся случайными по своему характеру. «Неопределившийся духовно человек считает возможным быть любым, всяким. Вместе с тем человек как личность исчезает в этой всеохватности, превращается в ничто. Ничтожность личности возникает из неопределенности» (с. 76). Таким образом, глобальное распространение информации оказывает драматическое влияние на образ жизни. Создаются механизмы превращения отдельных образцов поведения и жизни в глобальные ориентиры. Процесс этот неоднозначен. «С одной стороны, высшие образцы мировой культуры становятся доступными всем народам, и это создает предпосылки для духовного и нравственного возвышения человечества. С другой стороны, возникает диктатура массовой культуры, сущность которой состоит в развлекательности и в стремлении быть привлекательной для всех и каждого» (с. 77). Это приводит к размыванию критериев нравственного и безнравственного, высокого и низкого, легитимного и криминального, что также порождает специфиче-
скую гуманитарную катастрофу, главный симптом которой - духовная неопределенность, делающая невозможной продуктивную коммуникацию. Но автор отмечает, что существует и иная неопределенность, которая может быть и признаком цивилизационной гибкости, способности адаптироваться к смене условий цивилиза-ционной жизни. «Гибкость - это способность практически формировать гармонию, решать общие проблемы в разных условиях. Это -гибкость, свойственная информационной культуре» (с. 77).
В главе 4 рассматривается феномен видеоряда и отмечается, что анализ сущности информационных катастроф наглядно показывает возросшее влияние нематериальной реальности на материальную, что, в свою очередь, ставит проблему осмысленного «строительства» информационной нематериальной реальности. Решение этой задачи требует создания видеоряда. Видеоряд - это второй символат информационной культуры. Его функция заключается в регулировании массового поведения членов информационного сообщества. «Фундаментальные черты видеоряда - это способность переводить сложные и противоречивые ситуации в стандартные с определенными вариантами их решения. Это -форма изучения жизни путем ее схематизации» (с. 94). В эру информационного общества существенно расширяется сфера влияния схематичного видения действительности. «Гигантское расширение информационной сферы, находящейся между сознанием человека и реальными процессами жизни, делает постоянной жизнь в виртуальной реальности» (с. 95). Важный аспект этого процесса -коренной сдвиг в понимании критериев подлинности жизни: из сферы реального бытия критерий подлинности переходит в сферу виртуального бытия. В условиях информационного общества восприятие действительности через призму виртуальной реальности превращается в общее правило. «Этим и определяется ключевая социальная роль формирования видеоряда» (с. 97).
Глава 5 посвящена проблеме метаобразования. Это - третий символат информационной культуры, «объективированная реальность, созданная человеком и вместе с тем действующая независимо от отдельных индивидуальных устремлений и тех или иных личных качеств» (с. 99). Метаобразование является предпосылкой понимания смысла жизни как целого. Специфика метаоб-разования отчетливо выявляется в условиях информационного общества в контексте формирующейся информационной культу-
ры. Если определить образование как подготовку человека к тем видам деятельности, которые необходимы обществу на данном этапе его развития, то «метаобразование выступает как формирование понимания человеком своего места и, соответственно, своей подлинной роли в мире, в котором он живет. Это понимание и есть предпосылка изменения феноменальной цивилизационной реальности» (с. 99). В этом смысле метаобразование можно определить как овладение картиной жизни. «Овладение картиной жизни требует качественно иных ориентаций. Исходным здесь не может быть ни авторитет ОНО, ни субъективное видение истины» (с. 100). Предпосылкой здесь может быть лишь экспертное знание, профессиональная компетентность. «Нравственное поведение становится производным от персональной компетентности. Информационное общество реально требует массового поведения в соответствии с адекватным знанием и информацией» (с. 101). Но здесь возникает ряд сложных проблем, связанных с тем, что развитие информационных технологий «ставит на поток создание инженерно-технических решений, подлежащих практической реализации, с огромной скоростью возникают. новые искусственные ареалы, конгломераты, автострады, аэродромы, предприятия, средства связи» (там же). Жизнь, таким образом, превращается в калейдоскоп событий. «Если объективное содержание жизни составляет калейдоскоп событий, то человек вынужден к моментальным реакциям на них. Масса людей, погруженных в мир повседневных забот, следует бессознательной уверенности в том, что за его кругом нет иного смысла» (с. 101). Иной смысл постигается из знания неизбежного конца этого мира. «Знание конца позволяет выделить подлинные ценности, составляющие сущность смысла. В этом эвристическая ценность религиозных представлений об Апокалипсисе и Страшном Суде» (там же). Знание оснований подлинности жизни открывается человеку через связь с цивилиза-ционной реальностью. «Ощущение подлинности жизни возникает через магию слов. Человек с помощью магии слов творит мир, который в своем совершенстве рождает у него чувство восхищения и высокого удовлетворения.. Существует лишь один якорь, удерживающий человека на поверхности океана жизни. Это - переживание абсолютного как момента жизни, как высшей и безусловной ценности. Подлинность в ее объективном выражении -это момент коммуникации имеющих самосознание субъектов.
Именно в такой коммуникации возникает абсолютное как осознанная реальность. И это - самая редкая и самая драгоценная реальность» (с. 107-108). Таким образом, человек знает абсолютность через свое непосредственное переживание. Но оно остается скрытым процессом, скрытым от самого человека, своего рода эзотерической тайной. «Тайна абсолютного, которое является индивидам в качестве их непосредственного переживания, может толковаться как некое информационное послание» (с. 109). Автор упоминает о гипотезе, согласно которой существует информационное основание мира, связь с которым открывает человеку путь к абсолютному. «Природа информационного общества и научные открытия ХХ века подталкивают философское сознание к тому, чтобы допустить наличие информационной основы универсума» (там же). (Одной из попыток найти такую основу можно считать версию информационных полей вакуума.)
Завершая главу 5, автор делает вывод о том, что через гуманитарное знание и только через него «мы приходим к признанию того факта, что для индивидуальности смысл бытия зависит от того, как оно определяется в контексте вечности. С точки зрения естественно-научного знания этот факт не имеет никакого рационального смысла. Между тем человек точно знает, что чем дольше сохраняются результаты его личной самореализации, тем значительнее смысл его бытия» (с. 133).
В главе 6 рассматривается проблема связи информационной культуры и духовной идентичности. Отмечается, что идентичность членов информационного сообщества определяет его дух, обусловливающий его целостность. Эта целостность «парит» над национальными, региональными, конфессиональными, этническими и иными особенностями. Автор задается вопросом, как следует определять ложность или истинность духовной идентичности, выражающей код цивилизации? «Цивилизационную истинность или ложность нередко определяют по их отношению к прогрессу. Код, содействующий прогрессу, - истинен, препятствующий прогрессу - ложен. Но здесь упускается из виду другой фундаментальный аспект цивилизационного кода. Цивилизационный код фиксирует условия цикличного воспроизводства жизни. И в этом смысле он содержит в себе консервативный момент. Прогресс, разрушающий условия воспроизводства жизни, носит деструктивный характер» (с. 141).
В главе 6 дается определение понятию «цивилизационное целое». «Целое цивилизации - это не простая сумма отдельных институтов, индивидов, зданий, дорог, фабрик и заводов. Целое цивилизации - это совокупный механизм его воспроизводства, сохранения условий его выживания, реализации его исторических возможностей, находящих свое реальное выражение в стратегии национальной политики. Цивилизационная суть выявляется через понятие энтелехии, которое и является основанием истинной духовности общества, объединяющей его членов в целое, в народ» (с. 163). Далее автор рассматривает такие феномены, как суррогаты духовности (утопическое сознание и культура транса). Суррогаты духовности определяют такое состояние субъекта и такую направленность его деятельности, которые ведут к национальному кризису, а то и к цивилизационной катастрофе. «Истоком суррогатов духовности являются миражи энтелехии, которые принимаются за действительные возможности» (с. 164).
В главе 7 рассматривается формула цивилизационного прогресса. Отмечается, что в ХХ в. получило широкое распространение отождествление эволюции цивилизации с техническим прогрессом и прогрессом потребления. «Такое отождествление подталкивает к интерпретации процесса глобализации как абстрактной универсализации жизни на планете, эрозии локальных цивилизаций и специфики этносов - их носителей» (с. 169). Как подчеркивает автор, адекватное понимание современной цивили-зационной эволюции имеет принципиальное значение для определения государственной стратегии. «Современная цивилизационная эволюция представляет собой сложный сплав универсальной в своей сущности информационной культуры с динамикой развития и взаимодействия локальных цивилизаций. Игнорирование любого из этих аспектов цивилизационной эволюции будет иметь деструктивные последствия» (с. 169). Цивилизацию нельзя сводить к ее внешним выражениям - результатам культуры производства, организации общественной, государственной и духовной жизни. Весьма условны и сопоставления цивилизованности и нецивилизованности. Действительная цивилизованность, по мнению автора, определяется способностью субъекта к воспроизведению условий жизни этноса. Этим обусловлено его специфическое единство. «Цивилизация подвергается эрозии, когда ее единый субъект распадается, ибо в разорванном виде он не может адекватно осуществлять цивилизационную деятельность. Должен воз-216
никнуть новый цивилизационный субъект. Цивилизация подвергается эрозии и тогда, когда субъекту цивилизации насильственно навязывается не свойственная ему форма цивилизационной деятельности, как бы абстрактно хороша она ни была сама по себе» (с. 170). Новые формы деятельности должны свободно приниматься субъектом и адаптироваться к цивилизационной специфике. Автор утверждает, что было бы ошибкой считать информационную культуру единственным идеальным типом цивилизованности. «Информационная культура - это один из типов цивилизованности, который должен прививаться на локальные культуры. Такое соединение, если оно становится органичным, может толковаться как проявление цивилизационного прогресса» (там же). Современную цивилизацию можно представить как процесс кумулятивного наращивания информации в банках данных, объединение этих банков в Глобальной информационной сети, обеспечение к ней все более широкого доступа. Такой процесс меняет характер массового поведения. «Индивиды, находясь в постоянном контакте с компьютером, становятся демиургами виртуального информационного мира и находят в нем смысл своей жизни. Этот смысл состоит в формировании виртуальных рисунков бытия. Обретая свободу выбора в виртуальном мире, человек вместе с тем обретает и иллюзию достижения состояния абсолютной свободы. Преодоление этой иллюзии тесно связано с пониманием сущности современной профанности» (там же). Современная профанность связана с игнорированием проблемы духовности как фактора цивилизационного прогресса. Массы людей не задумываются над этой проблемой, спокойно живут и действуют под воздействием реальных, главным образом, экономических обстоятельств жизни. «Явление бездуховности, коль скоро оно обретает массовый характер, оборачивается парадоксальными следствиями: ростом увлечений самыми примитивными формами религиозного отношения к действительности» (с. 171). Понять это явление в условиях роста объемов и расширения доступа к научной информации невозможно, если не учитывать того обстоятельства, что научная информация как таковая не превращает атомизированных индивидов в единый субъект цивилизационной деятельности. Здесь действуют иные механизмы. «Вот почему в казалось бы развитых и цивилизованных странах образованные люди обращаются к примитивным культам, с помощью которых они пытаются найти формы цивили-зационного слияния в единый субъект» (с. 171). Но такие попытки
не могут быть успешными без нормального состояния умственной жизни, на почве которого, по словам Вл. Соловьёва, вырастает нормальное общество. Каждое общество «должно вырабатывать свое сакральное отношение к целому, формирование у всех общего отношения к этому целому. Только таким образом все население, обитающее в данной стране, превращается в народ, обладающий своим самосознанием, направленным на сохранение целого» (с. 182). Сакральное отношение к целому не выводится непосредственным образом из чувственного опыта и не всегда имеет логическое обоснование. «Оно определяется значимостью целого для жизни каждого здесь и теперь и для жизни рода в исторической перспективе» (там же).
В аспекте этого вопроса автор рассматривает концепцию цельного знания Вл. Соловьёва и отмечает, что она «оказалась за пределами научной парадигмы» (с. 183). Он задается вопросом: значит ли это, что знание безусловного вообще невозможно в границах научного мышления? Нет, не значит. «Но это знание опирается на методологию гуманитарного знания, имеющего свою специфику. Игнорирование этой специфики порождает иллюзорное видение бытия, которое выдается за подлинное бытие» (там же). Таким образом, в информационном обществе возникают условия для образования суррогата цельного знания. «Продуктом такого знания становится некое идеальное в своем совершенстве целое, которое, однако, не может быть реализовано в социальной действительности» (там же). Если нет понимания функций и роли знания целого, то не следует ожидать и осмысленного, правильного массового поведения. «Массовое поведение будет обречено на движение от одной крайности к другой. Большинство обречено на некую неудовлетворенность жизнью, на ощущение обману-тости. Так возникает социальная нестабильность» (с. 186). Для преодоления такой нестабильности необходимо построение смыслового целого жизни социума, соединяющего индивида с обществом. «Именно на страже этого целого и стоит обладающий адекватным социальным самосознанием человек» (с. 185). Нахождение истинного целого - результат компромиссов на всех уровнях жизни, результат нахождения гармонии частей, удовлетворяющей данное общество в своей сущности. «Это и есть тот социальный смысл, который можно назвать абсолютным, поскольку именно от него зависит судьба данного народа, данной страны, данной цивилизации» (с. 187). 218
В главе 8 «Гуманитарное знание и информация: парадигмы взаимодействия» отмечается, что соответствие информации и знания «становится проблемой тогда, когда выявляются следствия использования механизмов информации в целях достижения гегемонии, когда возрастающие технические возможности информации рассматривают в качестве тотального интеллектуального прогресса...» (с. 227). В этом случае обнаруживаются противоречия между пониманием функций информации и гуманитарным знанием. Возможно ли разрешение данного противоречия? Автор уверен, что для ответа на этот вопрос необходимо принять во внимание специфику гуманитарного знания. А это, в свою очередь, ведет к переоценке роли человека как цивилизационного субъекта. В конечном итоге эта переоценка создает гносеологические основания органического соединения информационного прогресса с утверждением духовного единства общества. Человек восстанавливает свою творческую ци-вилизационную функцию, свою автономию, позволяющую избегать крайностей, которые ведут к различным формам редукционизма.
В главе 9 рассматривается проблема взаимодействия гуманитарного знания и информации.
В главе 10 исследуется специфика гуманитарного знания как теоретическая проблема. Отмечается, что проблема гуманитарного знания сегодня встает прежде всего как проблема культуры. «Неопределенность социальной самоидентификации как явление массовое становится потенциальным источником иррациональных проявлений в жизни общества. Возникает реальная опасность утраты человеком нравственного смысла бытия. А это подрывает его способность участвовать в общем деле страны, а тем более в решении тех глобальных проблем, которые встали перед человечеством» (с. 303).
В главах 11, 12 и 13 рассматриваются проблемы современной когнитологии в аспекте ее соотношения с гуманитарным знанием и современными гуманитарными проблемами. В частности, рассматривается когнитивная сущность философской антропологии. «Философская антропология - это попытка разгадать скрытую сущность человека, его альтернативных интерпретаций и преодолеть их раздвоенность» (с. 411). Автор анализирует концепции М. Хайдеггера, М. Шелера, Х. Плеснера и др.
И. И. Ремезова, Г. Л. Мирошниченко 219
