CC BY
12
ФОЛЬКЛОР
¡t^ ^ ^ ^ ¿J'- ¿Je. /fc ¿¡Jgj ^ j'V- ^J'-j ^ ^ ¿tyi ^ J!^ ^ ^ J!.^ rf'-
DOI 10.24412/2223-0564-2023-1-69-74 O.H. Гуменюк УДК 398.838 (=512145)
КРЫМСКОТАТАРСКАЯ НАРОДНАЯ ПЕСНЯ ЛЮБВИ. МОТИВ ГОРЕЧИ РАЗЛУКИ
Аннотация
В статье постигается художественный мир крымскотатарской народной любовной песни, обращается внимание на особую распространенность песен печальной любви, в которых, в частности, превалируют горестные мотивы разлуки с любимой. К таким фольклорным произведениям принадлежат песни «Вардым чешме башына» («Подошел я к роднику») и «Сув акъар тыныкь-тыныкъ» («Вода прозрачная течет-течет»), являющиеся основным предметом исследования в предлагаемой публикации.
Крымскотатарскому песенному фольклору, в частности и анализируемым песням, присущи проникновенное постижение человеческих переживаний, передача широкой гаммы чувств, тонких оттенков настроения. Следует отметить также особое интонационное богатство, живописную метафоричность и сконденсированную символику лаконичной образности, динамическое развитие лирического сюжета, за которым угадываются очертания сюжета повествовательного. Выразительны система экспрессивных повторов, усиливающая орнаментальность и четкую слаженность изложения, эффектная звуковая и ритмическая организация.
Ключевые слова: крымскотатарский фольклор, песни печальной любви, мотив разлуки и одиночества, поэтика, ритмомелодика
Ol'ha N. Humeniuk
CRIMEAN TATAR FOLK LOVE SONG. THE MOTIVE OF BITTER PARTING
Abstract
The figurative world of the folk song by Crimean Tatars is investigated in this paper. The authoress of the investigation accentuates the importance of love song in the genre system of the national folklore, pays attention on a wideness of such folklore works, where sad motives, particularly motives of separation from beloved are dominant. The songs "Vardym cheshme bashyna" ('I have approached to the spring") and "Suv akar tynyk-tynyk" ("Transparent water is flowing and flowing"), which are the main object of study in proposed publication, belong to such folklore works.
A penetrative comprehension of human feelings, a translation of a broad scale of emotions and of slender tins of mood, picturesque metaphors and concentrated symbols in a laconic figurative manner, a dynamic development of a lyric plot, behind which we can feel a shape of narrative plot, system of expressive reiterations, which reinforce an ornamental concord of exposition, an effective sound and rhythmic organization - such are the main peculiarities of the investigated songs.
Гуменюк Ольга Николаевна, доктор филологических наук, профессор кафедры украинской филологии филологического факультета Крымского инженерно-педагогического университета имени Февзи Якубова (Симферополь), e-mail: [email protected]
Ol'ha N. Humeniuk, Dr. Sci. (Philology), professor in Department of Ukrainian Philology, Fevzi Yakubov Crimean Engineering and Pedagogical University (Simferopol), e-mail: [email protected]
Key words: folklore by Crimean Tatars, song of sad love, motive of separation and loneliness, poetics, rhythm and melodic
Преимущественно предельный лаконизм лирической песни и при этом присущая ей эмоционально-смысловая насыщенность способствуют органическому сочетанию особой энергичности с утонченной игривостью и легкостью поэтического высказывания. Эти жанрово-стилевые черты, весьма характерные и для крымскотатарского песенного фольклора, обуславливают широкое бытование лирической песни, являющейся одним из самых древних и в то же время одним из наиболее жизнеспособных, наиболее популярных на протяжении многих веков художественных феноменов. Примечательно, что известный турецкий путешественник Эвлия Челеби, пребывавший на полуострове довольно длительное время в середине XVII в., описывая свои крымские впечатления, для подтверждения изысканности речи обитателей центрального Крыма приводит распространенные среди них песнопения, отмеченные образной красочностью, игривой ритмикой [6, с. 123].
Истоки современных исследований крымскотатарского фольклора, в частности народной песни, как известно, приходятся на конец XIX - первые десятилетия XX в. В этой сфере плодотворно работали Василий Радлов [5], Алексей Олесницкий [4], Асан Рефатов [10], Ягъя Шерфединов [7; 8; 9] и другие фольклористы. Но все же вопросы поэтики, как словесной, так и музыкальной, жанрово-стилевого своеобразия крымскотатарского песенного фольклора еще требуют более пристального внимания, дальнейшего углубленного изучения.
Проблемы жанровой классификации художественных произведений, в том числе и фольклорных, относятся к весьма сложным в искусствоведении, литературоведении и фольклористике. Здесь трудно определить единый критерий. И все же, если признать ведущим или хотя бы весьма существенным критерий эстетический, то логично учитывать характер ощущений, эмоций, размышлений, которые концентрирует в себе и вызывает у реципиента то или иное произведение. Тем более уместно ориентироваться, прежде всего, на гамму настроений, когда речь идет о любовной песне. В соответствии с этим разделяем крымскотатарскую народную любовную песню на такие жанры как макам (вокальное произведение,
в котором крайне печальное, часто отчаянное настроение сочетается с философичными медитациями) и тюркю - легкая лирическая песня, игривая и очень разнообразная по оттенкам настроения. При этом в ней можно определить, прежде всего, такие три разновидности -песни печальной любви, песни преодоления тревог и трудностей, песни счастливой любви. Один из первых собирателей и исследователей крымскотатарского песенного фольклора Алексей Олесницкий, отмечая наибольшую распространенность в нем именно любовной лирики, подчеркивает, что в ней в свою очередь едва ли не главенствующее место занимают песни печальные: «Большею частью в них воспевается тоска влюбленного по своему предмету» [4, с. 9].
Об особом распространении в фольклоре крымских татар любовной лирической песни говорит и исследователь второй половины XX века МуртазаВелиджанов, этих песен, по его подсчетам, больше половины, и это преимущественно песни печальной любви. Подавляющее большинство крымскотатарских песен о любви, отмечает фольклорист, имеют форму обращения юноши (мужчины) к любимой девушке, в них воспевается ее привлекательность, внешняя и внутренняя красота, проявляется сложная гамма переживаний лирического субъекта, в частности ревность, горечь разлуки. Значительно реже встречаются песни с обращением девушки к юноше. В ряде песен чувство любви к девушке сочетается с чувством любви к родной земле, с воспеванием чарующей крымской природы, образы которой часто психологизированы, помогают передать душевные переживания, воплощенные в метких живописных метафорах. Исследователь приводит яркие примеры подобной красноречивой образности: «Аягъын бастыгъы ерден бир авуч топрагъын гондер, юзюми сюрейим» - «Умоюсь землей, по которой ты прошла»; «Солды меним дердимлер багъчамдаки сусамлар» - «От страданий моих завяли ирисы в саду» [3, с. 12]. М. Велиджанов отмечает метафорическое богатство присущей народным песням образной речи, выразительные гиперболы, эпитеты и др., подчеркивает, что многие параметры художественности песенного фольклора крымских татар еще должны стать предметом основательного изучения [3, с. 12-16, с. 57].
В крымскотатарских народных песнях печальной любви речь идет о горечи безответного чувства, о боли разлуки с дорогим сердцу человеком, о тяжелой судьбе, которая не всегда способствует осуществлению заветных мечтаний.
К таким печальным песням принадлежит «Вардым чешме башына» («Подошел я к роднику»), Здесь в выразительном и лаконичном образном рисунке воплощаются глубокие переживания юного влюбленного, впервые в жизни ощутившего боль разлуки:
Вардым чешме башына, аман, аман,
Башым къойдым дашына.
Мен асретлик билъмез эдим,
О да келъди башыма
(Подошел я к источнику, ох жаль, жаль,
Голову приклонил к камню.
Я разлуки доселе не знал,
Но вдруг она нахлынула на меня) [7, с. 89].
Эта горестная констатация сменяется во втором куплете воспоминанием о прелестной девушке. Предстают трогательные детали ее привлекательного портрета, тут же с новой силой акцентирующие, контрастно подчеркивающие интенсивность горестных душевных переживаний:
Гидене бакъ, гидене, аман, аман, Бою бенъзер фидане. Чокъ арадым, буламадым, Сенинъ киби бир дане (А поступь, посмотри, а поступь, ох жаль,
жаль,
Стан, словно тонкий побег, Долго искал я, все не мог найти Такую, как ты, единственную) [7, с. 89].
Многогранная символика воды как неумолимого бега времени либо бурения таинственных природных стихий, созвучных порывам человеческой души, играет важную роль в образной структуре песни. Если в первом куплете лирический герой пришел со своей печалью к источнику, то далее в его представлении возникают более монументальные образы. Влюбленный страдалец вписывает свои грустные переживания в широкий, едва ли не космический контекст:
Учь гогерджин учурдым, аман, аман,
Деръя денъиз кечирдим.
Агъламая истемедим,
Ойнап, кулюп кечирдим
(Трех голубей я выпустил, ох жаль, жаль,
Реки и моря переплыл.
Плакать я не намерен,
Гуляя и смеясь, коротаю время) [7, с. 89].
В контексте мотива разлуки символика трех голубей, вероятно разлетающихся в разные стороны, может прочитываться как корреспондирующая со стремлением охватить простор как можно больший, соизмеримый с невероятной силой переживаний безнадежно влюбленного либо, возможно, со страстным желанием хоть какую-то весточку получить от милой (голубь как вестник надежды -довольно распространенный, в частности в крымскотатарских песнях, фольклорный символ). Вместе с птицами лирический герой словно и сам душой преодолевает широкие просторы... Однако в данном случае надежды на утешительное возвращение хоть какой-то из выпущенных птиц, очевидно, оказываются более чем призрачными. Посему субъект песенного повествования горестное отчаяние вкладывает в кажущуюся беззаботной браваду, в парадоксальные утверждения о веселье и смехе.
Никаких сомнений в невозможности возвращении утраченной любви, словно бросая дополнительный печальный отблеск на предыдущую выспренную браваду, не оставляет четвертый куплет, являющийся повторением второго куплета и выполняющий здесь роль исполненного особой эмоциональной насыщенности рефрена. Очарование прелестью девушки с новой силой выявляет и подчеркивает грусть разлуки с любимой.
В анализируемом фольклорном произведении явственны такие черты как дважды повторяемое в конце каждой первой строки песенное восклицание «аман», дважды повторяемый второй куплет. Созвучен этим повторам предельно четкий ритм, как стихотворный (регулярная смена четырехсложной стопы трехсложной, за исключением второй строки, где фигурируют две стопы четырехсложные), так и музыкальный - 4/4 (эта ритмическая четкость к тому же подчеркивается специально выписанной в нотном материале партией бубна). Все это придает стилистике песни особую
чеканность, словно созвучную неумолимым ударам судьбы. А вместе с тем художественный строй песни отмечен упругостью и легкостью, связанной с воссозданием трогательной красоты душевных стремлений и переживаний. Развитие лирического сюжета здесь, как отмечалось, связано со своеобразной градацией образов водной стихии (чешме - деръя денъиз), с возрастанием горестного подтекста. Этот подтекст ощущается, в частности, в повторении фраз об очаровательности образа утраченной любимой.
Особой грациозности стихотворному тексту придают полнозвучные конечные рифмы, поданные способом, наиболее распространенным в поэтической форме рубай (ааЬа) и приходящиеся на последние в строках трехсложные стопы. Существенны здесь также внутренние рифмы и звуковые повторы: Башым къойдым дашына; Гидене бакъ, гидене; Чокъ арадым, буламадым; Учь гогерджин учурдым. Четкий ритмический рисунок акцентируется и в то же время изящно оживляется, легко орнаментируется возгласом «аман», характерным для крымскотатарских песен печальной любви. Важную роль в этом рисунке играет сочетание в нерифмованной (третьей) строке каждой строфы двух четырехсложных стоп на фоне четырехсложной и трехсложной во всех иных строках.
Мелодия песни несложна и сдержана, движется довольно размеренно, преимущественно поступенно, при этом несколько оживляется ходами на терцию и кварту, изредка на сексту. Присущая ей глубинная тревожность подчеркивается увеличенными секундами, а также ферматами, часто завершающими музыкальные фразы.
Песня «Вардым чешме башына» отличается сдержанной четкостью и лаконизмом. Однако в ней ощущается значительное драматическое напряжение, оттененное трогательным лиризмом.
Если песня «Вардым чешме башына» («Подошел я к источнику») - об остром, но мужественном переживании внезапной разлуки, горько поразившей, очевидно, молодого человека, то песня «Сув акъар тыныкъ-тыныкъ» («Вода прозрачная течет-течет»), - об ощущении одиночества человеком, уже далеко не юном, о досадном осознании того, что без взаимной любви проходит жизнь. Здесь, как и в песне «Вардым чешме башына», показательна красноречивая символика воды. Неслучайно строкой о течении воды начинается это фольклорное
произведение. Ведь в нем ощущение текучести, безвозвратного ухода в значительной степени определяет общую печальную тональность. На фоне этой текучести вырисовывается фигура опечаленного лирического героя:
Сув акъар тыныкъ-тыныкъ, Алды да мени бир яныкъ. Эр кес татлы юкъуда, Мен гезерим уяндым (Вода прозрачная течет-течет, Охватывает меня грусть, Каждый сладко спит, Я же брожу и не засну) [7, с. 91].
В следующем куплете выразительнее раскрываются причины очерченного душевного смятения и неприкаянности:
Ай, яш эдим, яш эдим,
Яш ахвалым бильмедим.
Ах, шу яшлыкъ чагъында
Бир ойнайып кульмедим
(Ох, был я молодым, был я молодым,
Юношеских радостей не узнал.
Ах, в ту пору молодости
Не нагулялся, не навеселился) [7, с. 91].
Образность третьего куплета (в вариантах сборников Февзи Алиева [1, с. 211; с. 335], Ильяса Бахшыша [2, с. 46] он является вторым) таит в себе легкий всплеск надежд. Эта надежда все же сменяется возвращением к ощущению грусти, хоть и не угасает окончательно. Очевидно, лирический герой собирается в путь в расчете где-то все же встретить свою любовь. Ради этого он покупает на базаре платок (явлукъ, в варианте Ил. Бахшыша: сары кягъыт - желтую бумагу), куда заворачивает одежду. В нарядной одежде путешествовать неудобно, но в будущем она может пригодиться (эта бытовая деталь довольно характернадля путников Востока.). Герой насвоем пути не встречает ни одной птицы, у которой мог бы расспросить о своей любви, но все равно путь его продолжается. Думается, довольно логично на этой ноте, ноте пусть смутной и хрупкой, но все же хоть какой-то надежды, завершить песню, которая в иных вариантах заканчивается более пессимистически.
Некоторое отличие в характере настроения последнего в варианте Я. Шерфединова куплета от предыдущих подчеркивается также
изменением способа подачи рифм - после двух строф с методичной и, может быть, здесь неумолимой в своей настоятельности рифмой, как в рубай (ааЬа), фигурирует рифма более легкая, свободная - черезстрочная (аЬсЬ):
Базардам алдым бир яелукъ,
Урбаларым сармая.
Бир учан къуш корьмедим,
Севген яреми сормая
(На базаре приобрел я платок
Одежду свою завернуть.
Ни одной летящей птицы не встретил,
Чтобы о милой, любимой расспросить)
[7, с. 91].
Присутствующая в иных вариантах этого фольклорного произведения смена последовательности куплетов, фигурирование вместо платка, в который заворачивается одежда, желтой бумаги (сары кягъыт) склоняют к несколько иному толкованию образности песни. При этом обращает на себя внимание еще и такая деталь. Вместо явствующего в варианте Я. Шерфединова выражения «Урбаларым сармая» («Дабы мою одежду завернуть») встречаем в других вариантах (первый вариант Ф. Алиева и вариант Ил. Бахшиша) - «Урбаларын сармагъа» («Твою одежду завернуть»). Можем предположить, что здесь лирический герой приобрел одежду для любимой, наверное, как подарок, не исключено, что и свадебный, но, к сожалению, наряд этот не понадобился. Логичным после этого представляется завершающий эти варианты куплет о неумолимом беге времени и горестной судьбе.
Песни «Вардым чешме башына» и «Сув акъар тыныкъ-тыныкь» во многом похожи. Вторая песня может рассматриваться как сюжетное (точнее, как сюжетно-фабульное) продолжение первой. Пережив горькую разлуку в юные годы, герой в дальнейшем так уже и не нашел своего счастья. Много общего в образности (символика водной стихии, птиц как вестников надежды), в элегичности интонаций, усиливающейся эмоциональными повторами. Во второй песне: тыныкъ-тыныкъ; ай - ах, яш эдим, яш эдим. Следует обратить внимание также на дальнейшее повторение во втором куплете ключевого здесь слова яш (молодой). Схожи и очертания развития собственно лирических сюжетов -трогательные вспышки и угасания смутных надеж, оттеняющих горестную печаль.
Во многом близки и ритмические рисунки обеих песен. И там, и там ритмическую основу составляет четкое сочетание в каждой строке четырехсложной и трехсложной стоп. Впрочем, в песне «Сув акъар тыныкъ-тыныкъ» не раз встречаются отклонения от этой основы, вследствие чего ритм приобретает некоторую вычурность, что в итоге проявляется и в музыкальном тексте.
Музыкальный ритм обеих песен, как и стихотворный, характеризуется особой четкостью. В песне «Сув акъар тыныкъ-тыныкъ» - это ритм сложный: 2/4 (вариант Я. Шерфединова); простой: 4/4 (вариант Ф. Алиева, с. 211). При этом, как отмечалось, ритм этой песни несколько вычурный, он часто синкопированный. Мелодия этой песни значительно больше орнаментована, что придает ей особую трогательность, даже сентиментальность (в отличие от определенной сдержанности и даже суровости мелодии песни «Вардым чешме башына»). В «Сув акъар тыныкъ-тыныкъ» более ощутимы тенденции к опеванию отдельных нот, появляются распевы мелкими (шестнадцатыми) длительностями и форшлаги. Неописуемость, глубину душевных переживаний подчеркивают и так же орнаментированные инструментальные интерлюдии, исполняющиеся между куплетами, а также завершение каждой музыкальной фразы (каждой строки) довольно длительной (половинной) нотой, притом, что других половинных нот в музыкальном тексте нет.
Еще большую орнаментальность приобретает музыкальный текст в вариантах, помещенных в сборниках Ф. Алиева (здесь больше форшлагов, появляются триоли и квинтоли) и Ил. Бахшыша (постоянная смена размеров, более ощутимая синкопированность ритма, еще более обильная мелизматика, в частности особо пространные распевы).
В фольклорной лирике крымских татар наиболее распространенными являются любовные песни, а в них в свою очередь преобладают песни печальной любви. Характерными образцами грустных песен, в которых доминирует мотив горькой разлуки, являются такие фольклорные произведения как «Вардым чешме башына» («Подошел я к роднику») и «Сув акъар тыныкъ-тыныкъ» («Вода прозрачная течет-течет»), Передаваемые в этих песнях грустные чувства приобретают особую живописную
выразительность благодаря метафорически-символической образности, связанной с водной стихией. Легкость, даже некоторая игривость ритмика, своеобразная орнаментальность мелодики этих песен контрастно сочетается с их грустной тональностью. Обеим песням присущ тонкий художественный психологизм, в них чувственно и трогательно передаются глубокие душевные переживания.
ЛИТЕРАТУРА
1. Алиев Ф. Антология крымской народной музыки - Къырым халкъ музыкасынынъ антоло-гиясы. Симферополь: Крымучпедгиз, 2001. 600 с.
2. Бахшыш Ил. Къырымтатар халкъ йырлары. Симферополь: Къырым девлет окъув-педагогика нешрияты, 2004. 384 с.
3. Велиджанов М. Къырымтатар халкъ йырларынынъ сёзлери акъкьында // Бахшыш Ил., Налбандов Э. Къырымтатар халкъ йырлары. Акъмесджит: Таврия, 1996. С. 5-57.
4. Олесницкий А. Песни крымских турок: текст, перевод и музыка. М., 1910. 85 с. / Труды по востоковедению, издаваемые Лазаревским институтом восточных языков. Выпуск 32.
5. Радлов В.В. Образцы народной литературы северных тюркских племен. Часть 7: Наречия Крымского полуострова. СПб.: Издание Императорской академии наук, 1896. 950 с.
6. Челеби Э. Книга путешествий: походы с татарами и путешествия по Крыму (1641-1667). Симферополь: Таврия, 1996. 240 с.
7. Шерфединов Я. Песни и танцы крымских татар. Симферополь: Крымское гос. изд-во; Москва: Гос. муз. изд-во, 1931. 94 с.
8. Шерфединов Я. Звучит кайтарма - Янърай къайтарма. Ташкент: Изд-во лит. и искусства им. Г. Гуляма, 1979. 232 с.
9. Шерфединов Я. Янъра къайтарма - Звучи, хайтарма. Ташкент: Г. Гъулям адына эдебиет ве санъат нешрияты, 1990. 230 с.
10. Refatov H. Qbrbm tatar jbrlarb. Simferopol: Qbrbm devlet nesrijatb, 1932. 150 b.
REFERENCES
1. Aliev, F.M. Antologiya krymskoi narodnoi muzyki [Anthology of Crimean folk music]. Simferopol: Krymskoe Uchebno-pedagogicheskoe gosudarstvennoe izdatel'stvo, 2001. 600 p. (in Russ. and Crimean Tatar).
2. Bakhshysh, I. Kyrymtatar halk yirlary [Crimean Tatars folk songs]. Simferopol: Kyrym devlet okuv-pedagogika neshriyaty, 2004. 384 p. (in Crimean Tatar).
3. Velijanov, M. K"yrymtatar khalk" yirlarynyn" siozleri ak"k"ynda [About the words of Crimean Tatars folk songs] // Bakhshysh I., Nalbandov E. Kyrymtatar halk yirlary. [Crimean Tatars folk songs]. Ak"mesjyt: Tauria Publ., 1996. P. 5-57. (in Crimean Tatar).
4. Olesnitski, A. Piesni krymskikh turok [Songs of Crimean Turks]. Moscow: Lazariev Institute of Orient Languages Publ., 1910. 85 p. (in Russ. and Crimean Tatar).
5. Radlov, V.V. Obraztsy narodnoi literatury severnykh tyurkskikh plemyon. Narechia Krymskogo poluostrova [The examples of folk literature by northern Turkic tribes. Part 7: Dialects of Crimean peninsula]. Saint Petersburg: Edition of Imperial Academy of Sciences, 1896. 950 p. (in Russ. and Crimean Tatar).
6. Chelebi, E. Kniga puteshestviy: pokhody s tatarami i puteshestvia po Krymu (1641-1667) [Book of travelling: campaigns with Tatars and travelling in Crimea (1641-1667)]. Simferopol: Tauria Publ., 1996. 240 p. (in Russ.).
7. Sherfedinov, Ya. Pesni i tantsy krymskikh tatar [Songs and dances by Crimean Tatars]. Simferopol: Krymskoye Gosudarstvennoe Izdatel'stvo; Moscow: Gosudarstvennoe Muzykal'noye Izdatel'stvo, 1931. 94 p. (in Russ. and Crimean Tatar).
8. Sherfedinov, Ya. Zvuchit kaytarma [Kaytarma rings]. Tashkent: Izdatel'stvo literatury i iskusstva imeni Gafura Guliama, 1979. 232 p. (in Russ. and Crimean Tatar).
9. Sherfedinov, Ya. Zvuchi, kaytarma [Ring, kaytarma] Tashkent: Gafur Guliam adyna Edebiet ve Sanat Neshriyaty, 1990. 230 p. (in Russ. and Crimean Tatar).
10. Refatov, H. K"yrym tatar yirlary [Crimean Tatar songs]. Simferopol: K'yrym devlet neshriyaty, 1932. 150 p. (in Crimean Tatar).
