CC BY
44
Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 2015. №3
О. Р. Темиршина
Крупнейший вклад в теорию литературы. Шесть изданий одного учебника
Статья посвящена анализу учебника В. Е. Хализева «Теория литературы» в контексте современного гуманитарного знания. Автор исследует ключевые темы книги, а также раскрывает специфику их интерпретации В. Е. Хализевым. Выявлена и проанализирована методологическая основа книги, описана эволюция авторского замысла.
Ключевые слова: герменевтика, эпистемология, аксиология, эстетика, поэтика, структурализм, методология, культурно-исторический принцип.
The article deals with comparative analysis of Khalizev's book "The Theory of Literature" in the context of the contemporary humanities. The author examines the principal subjects of the book and shows the specific character of its writer's interpretations. The methodological basis of the textbook and the evolution of the author's conception are analyzed and described.
Key words: hermeneutics, epistemology, axiology, aesthetics, poetics, structuralism, methodology, cultural-historical approach.
Учебник В. Е. Хализева «Теория литературы» уникален уже тем, что, выпущенный в 1999 г., он за четырнадцать лет выдержал пять переизданий [Хализев, 2000, 2002, 2007, 2009, 2013]. В большинстве из них обнаруживаются разного рода изменения, связанные как с обновлением фактического материала, так и с уточнением авторской концепции, которая является теоретическим фундаментом книги1. Думается, что желание автора более четко артикулировать этот комплекс базовых идей обусловливает эволюцию «Теории литературы» от издания к изданию и приводит к тому, что все «исправления и дополнения» соотносятся с несколькими ключевыми темами учебника.
В первую очередь В. Е. Хализева занимает «основной вопрос литературоведения», связанный с местом теории литературы в ряду научных дисциплин. Уже в издании 1999 г., обосновывая собственный методологичес-
1 Исключением стали лишь второе и шестое издания книги. В шестом издании, выпущенном издательством «Academia», в выходных данных книги указывается, что издание «исправленное», однако по факту оно полностью идентично изданию 2009 г.! Издатели даже не потрудились переделать краткую аннотацию учебника...
кий подход к отбору теоретического материала, В. Е. Хализев выделяет два направления в науке о художественной литературе: «монистические теории», имеющие «направленческий характер» и сосредоточивающиеся «преимущественно на какой-либо одной грани» литературного творчества, и теории, чуждые монистической жесткости [Хализев, 1999: 9]. Определяя координаты своего труда на смысловом поле науки о литературе, В. Е. Хализев отдает предпочтение «традиционалистскому подходу», соотнесенному с принципом «золотой середины».
Актуальность такой недогматической точки зрения связана с тем, что в последнее время границы гуманитарного знания размываются. Этот процесс выражается в появлении новых литературоведческих методов, возникающих на стыке разных наук. Установку на поиск трансдисциплинарных связей научное сообщество, как правило, оценивает положительно. Тем не менее у этих «методов-кентавров» есть свои существенные недостатки. Так, при бездумном применении междисциплинарного подхода происходит подчас недопустимая вещь: чуждая методология насильно навязывается объекту исследования. Это приводит к тому, что сама категория метода в таких работах становится самодовлеющей, он оказывается не способом получения нового знания, а всего лишь одним из возможных языков описания объекта исследования, который строится на эквивалентной замене одной терминологической системы на другую2.
Зыбкость границ между разными гуманитарными науками, не отменяет самого факта их существования, поэтому такие границы, как совершенно справедливо полагает В. Е. Хализев, литературоведение должно учитывать. И здесь на помощь приходит недогматический подход, предложенный ученым. Именно «координирующая» точка зрения становится главным инструментом создания адекватной литературоведческой методологии, так как она помогает оценить совершенно разные по своей природе методологические теории и концепции, что в данный момент представляется действительно насущной задачей для литературоведения, которому «нужно всерьез задуматься над методологическими вопросами» [Иванов, 2000: 628].
Установка на обновление литературоведческой методологии, являясь теоретической «точкой сборки» книги, реализована во всех «вариантах»
2 Здесь достаточно вспомнить столь популярную в недавнем прошлом «синергетическую модель», в рамках которой осмыслялось художественное произведение. Термины из физики, предложенные в рамках синергетической парадигмы, применительно к художественному тексту представляли собой всего лишь метафоры традиционных литературоведческих понятий.
учебника. Однако свое наиболее развернутое воплощение она получила в издании 2009 г., куда В. Е. Хализев вводит новую главу «Литературоведение как проблема», где осмысляется научный статус теории литературы как гуманитарной дисциплины. Эта глава, являясь теоретическим ключом к книге, переводит ее на качественно новый концептуальный уровень: здесь не только показывается место литературоведения в ландшафте современного научного знания, но и по-новому определяются главные литературоведческие методы.
Так, проблема противопоставления монистической и культурно-исторической парадигм в издании 2009 г. решается как проблема противостояния двух крупных систем научного знания, естественнонаучной и гуманитарной. Связывая естественнонаучную систему со структурализмом, а гуманитарную — с ценностным субъективизмом, В. Е. Хали-зев полагает, что структуралистская и культурологическая установки должны соотноситься не по принципу исключения («или - или»), но по принципу соположения («и - и»).
Такой координирующий подход обусловлен спецификой объекта литературоведения. Художественное произведение мыслится В. Е. Хализе-вым как единство материального и эстетического аспектов [Хализев, 2009: 164]. «Эстетический объект, — считает ученый, — сосредотачивает в себе сущность художественного творения, а артефакт делает его доступным для восприятия» [там же]. Соответственно формально-структурный и контекстуальный типы анализа, будучи связанными с разными уровнями художественного текста, дополняют друг друга.
Парадоксальность художественной литературы состоит еще и в том, что сама ее объективность предполагает субъективный ценностный компонент. Такая адогматическая позиция ранее была выражена Д. С. Лихачевым, который указывал на то, что формализация объекта становится недопустимой, когда она «насильно приписывает материалу ту степень точности, которой он не обладает и по существу своему не может обладать» [Лихачев, 1981: 96]. Поэтому попытка исследовать литературу с помощью точных методов приводит к потере ее сущностной специфики.
В чем же заключается эта специфика, что противится в литературе насильственной формализации? Отвечая на этот вопрос, мы подходим ко второй ключевой категории учебника — категории эстетической ценности.
Подход к литературе с ценностной позиции — это незыблемый фундамент всех изданий «Теории литературы». Эта установка особенно ак-
центируется в третьем издании книги (2002), где изменения группируются вокруг понятий аксиологии; именно поэтому дополнения и уточнения, здесь обнаруженные, касаются в большей степени философских основ учебника.
В параграфе под названием «Искусство в контексте культуры» автор снова декларирует свой традиционалистский культурологический подход, выбирая из всех возможных определений культуры определение Г. Риккерта, в котором культура описывается как «совокупность объектов, связанных с общезначимыми ценностями» [Хализев, 2002: 103]. Это неокантианское определение исследователь противопоставляет семиотическому («культура как информационный механизм») и «регулятивному» (культура «как совокупность норм») определениям [Хализев, 2002: 102].
С аксиологической позиции автор рассматривает и проблему взаимоотношений текста и культуры, а также обсуждает ряд вопросов, касающихся принципов и методов анализа художественной литературы. Как анализировать художественный текст? Следует ли «редуцировать» текст к его «культурным» составляющим и забыть о том, что текст — это «структурно-смысловое» единство, или же, напротив, объявить «примат текста как такового», упустив из виду эстетическую сущность художественной литературы?
В. Е. Хализев объединяет эти традиционно несовместимые точки зрения. С одной стороны, он уделяет огромное внимание темам, связанным с «вечными» вопросами эстетического порядка (см., например, главы «О сущности искусства» и «Литература как вид искусства»); с другой стороны, придерживаясь координирующего подхода, ученый не обходит стороной и современные структуралистские и постструктуралистские теории (см., например, раздел «Текст» в четвертой главе)3.
Установка на поиск глубинных аксиологических структур, обусловливающих форму и содержание текста, вполне закономерно приводит В. Е. Хализева к идее о значимости философской картины мира. В связи с этим первая глава учебника («О сущности искусства») претерпевает важные изменения: рассуждения о классической и неклассической картинах мира (включенные в издании 1999 г. в параграф «Возвышенное. Дионисийское») теперь образуют отдельный параграф, центральным пунктом которого становится понятие миромодели.
3 Тем не менее распределение материала во всех изданиях показывает, что сам В. Е. Хализев остается верным эстетико-культурологическому подходу. См. о специфике этого подхода: [Кормилов, 2000: 44].
В. Е. Хализев, опираясь на координирующий подход, обосновывает представление о множественности эстетических универсумов. И, выявляя структуру этих универсумов, автор наряду с аксиологическим использует и онтологический принцип. «Картина мира, — пишет ученый, — во многом определяется представлениями о началах гармонии и дисгармонии, о порядке и хаосе в составе универсума» [Хализев, 2002: 24]. На основе этого онтологического критерия им выделяются «обобщенные» миромодели: классическая, неклассическая (или, как предлагает автор, «антиклассическая») и обновленно-классическая.
Понятие картины мира оказывается срединным звеном между текстом и его творцом. Соответственно третьей важнейшей составляющей авторской концепции становится человеческая личность. Так, искусство, взятое в его ценностном аспекте, трактуется В. Е. Хализевым в экзистенциальном ключе: искусство «дает человеку возможность остро ощу-титьи напряженно пережить собственную свободу и одновременно—свое единство с миром и его ценностями <...>» [Хализев, 2002: 108].
Категория личности для В. Е. Хализева важна еще и потому, что именно здесь коренится связь эстетики и аксиологии. И недаром во второй раздел первой главы («Искусство как познавательная деятельность (к истории вопроса)») в третьем издании был добавлен параграф «Личностное начало как объект художественного освоения», где показывается, как личностные установки формируют индивидуальную картину мира и обусловливают аксиологическую систему, лежащую в ее основе.
Сопряжение аксиологического и эстетического принципов приводит к структурным изменениям учебника. В третьем издании категория эстетического вписывается в общий философский контекст, а параграф «Эстетическое и эстетизм» (первое издание) подвергается существенной трансформации. Теперь эти категории рассматриваются автором по отношению к аксиологии, что отражено в новом названии параграфа — «Эстетическое в свете аксиологии. Эстетическое и эстетизм».
В этом параграфе В. Е. Хализев предпринимает классификацию наиболее значимых ценностных ориентиров (истина, добро, свобода) и показывает место эстетического в «аксиосфере», выстраивая определенную «ценностную иерархию» человеческого бытия [Хализев, 2002: 34-35]. Отметим, что в первом издании учебника представление об аксиологии давалось в разделе «Назначение искусства». Такая перегруппировка материала представляется вполне оправданной, ибо «Эстетическое как философская категория» (название первого раздела) действительно включает вопрос об искусстве как о создании эстетических ценностей.
В издании 2009 г. в рамках обновленной теории категория личности получает новую интерпретацию. Личность трактуется В. Е. Хализевым в культурно-онтологическом ракурсе как некая «говорящая экзистенция», сопряженная с установкой на диалогическую открытость. Именно поэтому личность оказывается тем пунктом, где оппозиция «объективное — субъективное» нейтрализуется. Любое интерпретируемое бытие в гуманитарной сфере, полагает автор, имеет личностный характер, а сама личность предстает как объект художественного освоения, связанный с важнейшими аспектами произведения. Так, сквозь призму диалогической концепции личности В. Е. Хализевым рассматривается сущность художественного персонажа в аспекте его ценностной ориентации, специфика взаимоотношений героя и автора, а также обозначаются некоторые важные стороны феномена психологизма.
Однако если в предыдущих вариантах книги личность связывалась преимущественно с аксиологической и эстетической сферами, то теперь она еще и является tertium comparationis между разными методологическими моделями, координаты которых были обозначены еще в первом издании. Фактически эта категория здесь оказывается той самой золотой серединой, позволяющей снять противоречия между различными способами анализа художественного произведения и по-новому решить «основную проблему литературоведения». Избежать в решении этой проблемы одноаспектности, считает В. Е. Хализев, можно, используя именно «персоналистский принцип», при котором «активно учитывается, а то и ставится в центр, личность писателей и их персонажей» [Хализев, 2009: 26].
Таким образом, ориентация на персоналистскую концепцию, сопряженную с аксиологическим фактором, позволяет нейтрализовать противопоставление изоляционистского и культурно-исторического подходов на конкретном уровне анализа художественного произведения, поскольку «здесь, в области персоналистского рассмотрения художественных произведений, специфически гуманитарный компонент научного знания явлен активно, широко и полно» [Хализев, 2009: 27]. Однако В. Е. Хализев не оставляет без внимания и общетеоретический аспект «основной проблемы».
Устраняя противоречие между субъективным и объективным, ученый остается верным своей координирующей установке, манифестированной во всех изданиях учебника. Так, В. Е. Хализев предостерегает от абсолютизации каких бы то ни было принципов, поскольку это приводит либо к схематизации объекта изучения (выхолощенный структу-
рализм), либо же к его распаду (теории постструктуралистского толка). В связи с этим оппозиция «объективное — субъективное» встраивается в более общую эпистемологическую модель, которой становится герменевтика, помогающая верифицировать понимание текста и дать определенные правила его толкования.
Герменевтика стала своеобразным методологическим ориентиром современного гуманитарного знания, которое все больше отдаляется от жесткого структуралистского подхода. Фактически современная гуманитарная наука уже ушла от поиска базовых структур и пришла к мысли о значимости контекста, который понимается в самом широком плане (контекст языковой, экзистенциально-личностный, культурно-исторический). Уход от структурализма — факт очевидный; однако вопрос о «большом» методе, который мог бы заменить его, остается открытым. На эту роль претендует интерпретирующая семантика, рецептивная эстетика и, конечно же, герменевтика, которая позволяет обнаружить и описать смыслопорождающие функции контекста и помогает познать суть единичных феноменов в их самоценности4.
Установка на описание «единичного» — главный методологический ориентир для теории литературы, поскольку художественное произведение — это в первую очередь область уникальных неповторяющихся фактов. И в связи с этим В. Е. Хализев считает необходимым уточнить само понятие герменевтики, которое в последнее время чрезвычайно расширилось. Интерпретация, по справедливому замечанию автора, стала пониматься как акт редукции, как попытка объяснить качественные особенности текста через наборы количественных признаков.
Такой «количественный» подход не учитывает эстетической сущности литературы. Эта редукционистская тенденция, по мнению П. Рикера, на которого ссылается автор учебника, обнаруживается в учениях Маркса, Ницше и Фрейда; В. Е. Хализев добавляет к этому списку концепции Ж. Дерриды и Р. Барта, связывая их с «монистическим» литературоведением. Думается, что подобного рода редукционизм может восходить к структуралистскому наследию, ибо именно структуралисты пытались обнаружить простые структуры внутри сложных систем. Абсолютизация этого принципа парадоксально привела к постструктуралистским теориям, где сложность объекта стала пониматься как его «хаотичность» и «неорганизованность».
4 См. об этом: [Сендерович, 2008: 32-35].
Противопоставляя структурализм и постструктурализм «науке интерпретации», автор учебника полагает, что истинная герменевтика должна учитывать сложную организацию объекта толкования. Именно герменевтика, понятая В. Е. Хализевым, в пятом издании книги как теория интерпретации текстов и учение о познании личности говорящего, позволяет в полной мере реализовать преимущества координирующего подхода, в силу чего она оказывается теоретической платформой, существенно корректирующей методологическое «всеприятие», о котором шла речь в предыдущих «версиях» «Теории литературы».
Выдвижение герменевтического метода на первый план в издании 2009 г. привело к изменению структуры книги. Параграф, посвященный герменевтике, в предыдущих изданиях был в третьей главе («Функционирование литературы»), в пятом же издании он переносится в первую главу, что полностью меняет теоретический фокус учебника. Теперь герменевтика не просто определяет закономерности функционирования литературы (в прагматическом аспекте «читатель — смысл — автор»), но и позволяет осмыслить «литературоведение как проблему».
В. Е. Хализев выделяет в герменевтике экзистенциально-коммуникативную составляющую (связанную с категориями автора и читателя) и собственно текстовый компонент (соотнесенный с установкой на толкование). Эти параметры реализуются в таких базовых для литературоведения терминах, как «понимание», «интерпретация», «смысл». Данные концепты, по мысли В. Е. Хализева, выходят за пределы литературоведения и соотносятся со спецификой гуманитарного знания в целом. Таким образом, герменевтика, коррелирующая с философскими вопросами понимания, но сведенная до конкретных проблем интерпретации, оказывается ключевым методом для искусствоведения и теории литературы.
Подытоживая все вышеизложенное, можно сказать, что все издания «Теории литературы» связываются единой концепцией, очертания которой все более явственно проявлялись в каждом последующем издании книги. Основанием этой концепции становятся важнейшие для гуманитарного знания категории ценности, личности и интерпретации, которые, занимая срединное положение между объективным и субъективным полюсами научного знания, являются опорными пунктами современного литературоведения. В то же время установка на координирующий подход и «незамкнутость» собственно литературоведческими рамками позволяет осознать теорию литературы как науку, рефлексирующую над своими собственными эпистемологическими основами.
Список литературы
Иванов Вяч. Вс. Заметки о формальной школе и Ю. Н. Тынянове // Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т. II. Статьи о русской литературе. М., 2000. КормиловИ. В. Е. Хализев как теоретик литературы // Вестн. Моск. ун-та.
Сер. 9. Филология. 2000. №3. Лихачев Д. С. Еще о точности литературоведения // Лихачев Д. С. Литература —
реальность — литература. Л., 1981. Сендерович С. Я. Морфология загадки. М., 2008. Хализев В. Е. Теория литературы. М., 1999. Хализев В. Е. Теория литературы. 2-е изд. М., 2000. Хализев В. Е. Теория литературы. 3-е изд., испр. и доп. М., 2002. Хализев В. Е. Теория литературы. 4-е изд., испр. и доп. М., 2004. Хализев В. Е. Теория литературы. 5-е изд., испр. и доп. М., 2009. Хализев В. Е. Теория литературы. 6-е изд., испр. и доп. М., 2013.
Сведения об авторе: Темиршина Олеся Равильевна, докт. филол. наук, профессор кафедры истории журналистики и литературы Института международного права и экономики им. А. С. Грибоедова. E-mail: olesja@ temirshina.ru
