CC BY
15Отсутствие различий отмечается в следующем: к поиску социальной поддержки подростки-сироты обращаются с той же частотой, что их сверстники из семей; реагирование в сложной ситуации преимущественно направлено на окружение и ситуацию (экстрапунитивное поведение). Несколько реже проявляется реакция, обращенная на себя, или на разрешение ситуации.
Литература:
1. Бартош Т.П., Бартош О.П. Копинг-поведение и психоэмоциональное состояние учащихся 9-11-х классов, склонных к употреблению алкоголя/ Т.П. Бартош, О.П. Бартош // Вопросы наркологии. — 2008. — № 10. — С. 18-24.
2. Вассерман Л.И., Иовлев Б.В., Исаева Е.Р. и др. Методика психологической диагностики способов совладания со стрессовыми и проблемными для личности ситуациями: пособие для врачей и мед. Психологов / Л.И. Вассерман, Б.В. Иовлев, Е.Р. Исаева — СПб.: Изд-во НИПНИ им. В.М. Бехтерева, 2009.
3. Польшина М.А., Насибуллина А.Д. Психологическая защищенность и копинг-поведение подростков-сирот в конфликтных ситуациях / М.А. Польшина, А.Д. Насибуллина // Казанский педагогический журнал. -2017. - № 2. - С. 169-174.
4. Польшина М.А. Механизмы психологической защищенности у подростков-сирот в разных социальных ситуациях / М.А. Польшина. - Проблемы современного педагогического образования. Сер.: Педагогика и психология. - Сборник научных трудов: - Ялта: РИО ГПА, 2018. - Вып. 59. - Ч. 4. -С. 444-447.
5. Польшина М.А. Социально-психологическая адаптация как фактор психологической защищенности подростков-сирот в социуме / М.А. Польшина. - Вестник костромского государственного университета. Серия: Педагогика. Психология. Социокинетика. - 2018. - № 2. - С. 80-84.
6. Польшина М.А. Особенности формирования копинг-стратегий у подростков-сирот, склонных к конфликтной ситуации / М.А. Польшина. - Проблемы современного педагогического образования. Сер.: Педагогика и психология. - Сборник научных трудов: - Ялта: РИО ГПА, 2019. - Вып. 63. - Ч. 3. -С. 310-314.
7. Татаренко Д.Д. Адаптация семьи к новой социальной ситуации развития с приемными детьми // Вестник Моск. гос. обл. ун-та. Сер. Психологические науки. - 2010. - № 4. - С. 136-139.
8. Татаренко Д.Д. Детско-родительская адаптация в замещающих семьях // Вестник Моск. гос. обл. унта. Сер. Психологические науки. - 2012. - № 2. - С. 116-119.
9. Чупрова М.А. Нарушения интерперсональных отношений и эмоционального развития у детей-сирот без опыта жизни в семье: Дис. ... канд. психол. наук. М., 2007.
10. Hardie E., Critchley C., Morris Z. Self-coping complexity: role of self-construal in relational, individual and collective coping styles and health outcomes // Asian Journal of Social Psychology. — 2006. — Vol. 9. — P. 47-51.
11. Lazarus R.S. Cognitive and coping processes in emotion. In: B. Weiner (ED). Cognitive views of human motivation. — NY: Academic Press, 1974.
Психология
УДК 159.9
старший преподаватель кафедры психологии Саидов Асланбек Арбиевич
Чеченский государственный педагогический университет (г. Грозный); кандидат психологических наук, доцент кафедры специальной психологии и дошкольной дефектологии Хажуев Ислам Сайдахмедович
Чеченский государственный педагогический университет (г. Грозный)
КРОСС-КУЛЬТУРНЫЕ ОСОБЕННОСТИ РЕАЛИЗАЦИИ АГРЕССИВНЫХ ПОБУЖДЕНИЙ И ИДЕИ МЕСТИ В КОНТЕКСТЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ СТРЕССОВ ВЫСОКОЙ ИНТЕНСИВНОСТИ
Аннотация. В первой части статьи приводится теоретический анализ исследований проблемы ПТСР, его влияния на развитие различных психопатологических реакций, а также роли в возникновении агрессивных побуждений и идей мести. Во второй части приводятся результаты кросс-культурного исследования наличия идей мести и способов их реализации, а также проявлений различных форм агрессивного поведения среди населения Чеченской Республики, Республики Ингушетия и Республики Северная Осетия - Алания.
Ключевые слова: посттравматическое стрессовое расстройство, дисстресс, агрессия, личностная агрессивность, идеи мести.
Annotation. The first part of the article provides a theoretical analysis of research on the problem of PTSD, its influence on the development of various psychopathological reactions, as well as the role in the emergence of aggressive motives and ideas of revenge. The second part presents the results of a cross-cultural study of the existence of ideas of revenge and ways to implement them, as well as manifestations of various forms of aggressive behavior among the population of the Chechen Republic, the Republic of Ingushetia and the Republic of North Ossetia - Alania.
Keywords: Post-Traumatic stress disorder, distress, aggression, personal aggressiveness, ideas of revenge.
Работа выполнена при финансовой поддержке Совета по грантам Президента Российской Федерации для государственной поддержки молодых российских ученых - кандидатов наук (Конкурс - МК-2018) (МК-2469.2018.6 «Способы реализации агрессивных побуждений и идеи мести в контексте переживания стрессов высокой интенсивности»)
Введение. Высокая частота и интенсивность психотравмирующих событий, происходящих в различных регионах планеты, сопровождается значительным ростом агрессивных побуждений и идей мести у лиц с травматическим прошлым. Подобный травматический опыт оставляет в человеческой психике неизгладимый след, а образы пережитого экстремального события отражаются в оценках, представлениях и эмоциональных переживаниях, как у непосредственных, так и косвенных жертв психотравмирующего воздействия.
Как известно, психологические последствия психотравмирующего события в крайнем своем проявлении выражаются в посттравматическом стрессовом расстройстве (ПТСР) [1]. Сам феномен ПТСР - это
уникальный диагноз, характеризующийся развитием не только многих форм дезадаптации и психопатологических реакций, но и значительным ухудшением социального, профессионального и психологического функционирования личности.
Изложение основного материала статьи. Исследования, проведенные в разных странах с участниками различных вооруженных конфликтов ХХ столетия дали много информации, как о самом ПТСР, так и о других сопутствующих данному расстройству психопатологических реакциях [2-10]. Как свидетельствуют результаты многочисленных исследований, психологические последствия военных действий, выражающиеся в ПТСР многообразны, и часто бывают более продолжительными, чем ПТСР мирного времени. Поскольку ПТСР военной этиологии, для участников боевых действий, а также мирного населения, вынужденного проживать в зоне локального вооруженного конфликта, характеризуется многократностью пережитых ужасов войны, насилия, физического и психического перенапряжения, горя утрат, сопереживания раненым и т.д. Во время военных действий у участников конфликта формируется постоянная тревога и настороженность, готовность к агрессивным действиям по отношению к реальному или мнимому врагу (в роли которого часто выступают ни в чем неповинные мирные люди). При этом снижается ощущение ценности человеческой жизни и ответственности за свою агрессивность. Мирное население, напротив вынужденно находится под постоянным прессингом противоборствующих сторон, в отличие от военных, гражданские лица лишены возможности защищаться и нападать, испытывая при этом высокую внутреннюю агрессивность и чувства мести.
В объяснении формирования ПТСР, американский исследователь M. Horowitz [11] основное внимание уделял перегрузке человека информацией и ее неполной обработке. Так как травматический опыт весьма значителен и болезнен, он не может быть немедленно переработан и, как следствие, откладывается в сознании, где и хранится, в так называемой, «активной форме памяти».
Аналогичной точки зрения придерживается и российский исследователь, ведущий специалист по проблеме ПТСР в России Н.В. Тарабрина, которая указывает, что у людей с ПТСР нарушена способность к интеграции травматического опыта с другими событиями жизни. В силу того, что травматические воспоминания остаются неинтегрированными в когнитивную схему индивида и практически не подвергаются изменениям с течением времени - что составляет природу психической травмы, - жертва остается «застывшей», фиксированной на травме как на актуальном переживании, вместо того чтобы принять ее как событие прошлого. При этом травматические воспоминания существуют в памяти не в виде связных рассказов, а как интенсивные эмоции и соматосенсорные явления, которые актуализируются, когда страдающий ПТСР находится в возбужденном состоянии или когда стимулы и ситуации напоминают о травме [1, 12].
Одним из последствий переживания посттравматического стресса является, исследуемая в рамках данного исследования, высокая агрессивность и естественное желание наказать виновников, проявляющееся в виде чувства мести у лиц с травмированной психикой.
По мнению Ольшанского, психологически, за разрушительным поведением всегда стоит внутренняя агрессивность - эмоциональное состояние, в основе которого лежат гнев и раздражение, возникающее как реакция на фрустрацию [13]. Автор в качестве психотравмирующего события рассматривает террористический акт, который служит в качестве причины роста напряжения в виде повышенной агрессивности, которой требуется разрядка из-за возникших внутренних агрессивных побуждений и чувства мести.
В различных исследованиях посвященных проблеме роста агрессивности и формирования идей мести при переживании ПТСР приводятся эмпирические данные об их взаимосогласованности и большей подверженности лиц с травматическим прошлым агрессивным побуждениям и чувствам мести.
Так, в исследовании 175 ветеранов боевых действий T. McHugh и соавторов [14] установлены достоверные взаимосвязи между агрессией и тяжестью ПТСР у обследуемых респондентов. Особый интерес в данном исследовании представляет сильная корреляционная связь между группой симптомов чрезмерного возбуждения при ПТСР и агрессией у пациентов как до, так и после прохождения курса лечения. Аналогичные результаты, свидетельствующие о корреляционной связи между ПТСР и проявлениями агрессивности, гнева и враждебности у ветеранов боевых действий в Афганистане и на Ближнем Востоке были выявлены также в исследовании M. Jakupcak и соавторов [15].
В то же время, в мета-анализе современной литературы B.G. Ciesielski и соавторов [16] установлено, что у лиц, страдающих ПТСР, имеются значительные трудности в плане контроля гнева и злости по сравнению с лицами, не страдающими ПТСР и другими тревожными расстройствами. А в исследовании S. Lancaster и коллег [17] обнаружено, что такие негативные эмоциональные переживания как гнев, чувство вины, печаль и отвращение выступают в качестве предикторов ПТСР. Авторы приводят данные, свидетельствующие о положительной взаимосвязи между уровнем гнева испытуемых и тяжестью переживания симптомов ПТСР.
В исследовании 174 жертв насильственных преступлений Ulrich Orth и соавторов было показано, что симптомы двух кластеров ПТСР - навязчивое воспроизведение образов травмы и гипервозбуждение положительно ассоциируются с чувством мести [18]. Схожие результаты исследования приводит также M. Kunst [19], который выявил на основе обследования солидной выборки испытуемых достоверные взаимосвязи между признаками интрузии и с чувством мести у жертв психотравмирующих событий.
В исследовании Yaira Hamama-Raz и соавторов [20] выборок еврейских и израильско-палестинских подростков выявлено, что последние по сравнению со своими еврейскими сверстниками характеризуются не только большей подверженностью переживанию посттравматических симптомов, но и низким умением прощать и высокой потребностью в осуществлении мести. Хотя обе группы не различаются в уровнях страха, а израильские палестинцы имеют даже более благоприятное отношение к миру.
Результаты эмпирических исследований, проведенных в разное время, среди населения Чеченской Республики свидетельствуют о высоких показателях распространенности ПТСР у лиц, переживших психотравмирующие события.
Так, в исследовании, проведенном в 2002 г. (К.А. Идрисов), клиническая картина ПТСР была выявлена у 31,2% обследованных [21]. В то же время, в исследовании Х.Б. Ахмедовой, проведенное также на жителях ЧР показатели ПТСР и расстройства адаптации были выявлены у 42% [22]. А в более позднем исследовании, проведенном в 2010-2011 г.г. посттравматический стресс, корреспондирующий с клиническим уровнем ПТСР, был выявлен у 22% обследованных жителей ЧР, при этом средним или субклиническим уровнем
страдали 30% обследованных респондентов [23]. Для сравнения следует отметить, что в исследовании ветеранов войны в Афганистане, проведенном сотрудниками лаборатории посттравматического стресса ИП РАН, было установлено, что только 17% обследованных участников боевых действий страдали ПТСР [12, 24, 25].
Как показала в своем исследовании Х.Б. Ахмедова, значительная часть испытуемых из числа мирного населения Чеченской республики, переживших военные действия, были подвержены формированию фанатического типа личности при ПТСР. Автор выявила, что при фанатическом варианте изменения личности обнаруживается зависимость между наличием ПТСР в сочетании с расстройством адаптации и выраженностью отчужденности, замкнутости, подозрительности, жестокости, прямолинейности, авторитарности. Как оказалось, личностные изменения после переживания психотравмирующих ситуаций в 39,2% случаях привело к формированию у жертв жестоких событий войны ригидных установок, достигающих уровня сверхценных идей, в частности идей мести. При фанатическом варианте изменения личности менялся также смысл жизни: в 77% случаев смыслом жизни становилась месть и в 32% случаев жизнь для испытуемых не имела смысла [22].
Таким образом, исследование способов реализации агрессивных побуждений и идеи мести в контексте переживания стрессов высокой интенсивности является значимым вкладом в решение проблемы не только прогнозирования возможных патологических последствия интенсивного стресса, но и построения эффективной работы по социально-психологической реабилитации жертв насилия.
С учетом всего вышесказанного, целью эмпирического исследования было изучение кросс-культурных особенностей реализации агрессивных побуждений и идеи мести в контексте переживания стрессов высокой интенсивности. Общая выборка респондентов состояла из жителей трех соседних северокавказских республик - Чеченская Республика, Республика Ингушетия и Республика Северная Осетия-Алания. В исследовании приняли участие 103 человека в возрасте от 17 до 42 лет. По половому признаку выборка распределилась на 71 (69%) женщину и 32 (31%) мужчины. По месту жительства и национальности выборка разделилась на 3 группы: 53 представителя чеченской национальности, проживающих в Чеченской Республики, 24 жителя Ингушетии и 26 жителя Северной Осетии - Алания.
Для достижения поставленной цели были использованы следующие методы исследования: клиническое интервью с помощью клинико-демографической карты, которая используется в психоневрологическом диспансере г.Грозного для сбора анкетных, демографических и социально-психологических данных. В состав анкеты нами были включены вопросы, направленные на выявление наличия идей мести, а также способов их реализации.
Методика «Личностная агрессивность и конфликтность» (Авторы Е.П. Ильин и П.А. Ковалев). Методика предназначена для выявления склонности субъекта к конфликтности и агрессивности как личностных характеристик.
Результаты проведенного клинического интервью среди жителей Чеченской Республики показали, что 45% опрошенных, в той или иной форме пережили психологическую травму. Из них 38% пережили гибель близкого родственника, 13% - угрозу жизни, 8% были ранены, 25% расстройство брака, 8% пережили пропажу родных, 8% другие психические травмы.
На вопрос имеются ли у вас идеи мести и желание навредить или отомстить кому-то 75% отвечали, что отсутствует, у 21% выражена слабо, однако 4% опрошенных ответили, что имеют сильное желание отомстить.
Из всех опрошенных 15% отвечают, что им удалось воплотить данные идеи в жизнь, 23% - что не удалось, 6% еще планируют.
Интересные результаты показывают ответы на пункт о способах реализации планируемых попыток мести. 1) 11% из общего числа рассматривают физическую расправу с обидчиком, 25% - морально-психологическое унижение.
Результаты того же клинического интервью, проведенного в Республике Ингушетия показали, что 50% опрошенных, в той или иной форме пережили психологическую травму. Из них 42% пережили гибель близкого родственника, 50% - угрозу жизни, 8% были ранены.
На вопрос имеются ли у вас идеи мести и желание навредить или отомстить кому-то 54% отвечали, что отсутствует, у 38% выражена слабо, 8% выражена сильно.
Из всех опрошенных 8% отвечают, что им удалось воплотить данные идеи в жизнь, 42% - что не удалось, 17% еще планируют, 33% не планировали и не планируют.
Наиболее приемлемым для себя способом реализации мести 8% считают физическую расправу, 50% морально-психологическое унижение, 4% уповают на божий суд, 4% еще не придумали, 33% не приемлют никаких способов мести.
Результаты, полученные у жителей Республики Северная Осетия - Алания следующие: 19% опрошенных, в той или иной форме пережили психологическую травму. Из них 60% пережили гибель близкого родственника, 40% - угрозу жизни.
На вопрос имеются ли у вас идеи мести и желание навредить или отомстить кому-то 81% отвечали, что отсутствует, у 19% выражена слабо.
Из всех опрошенных 8% отвечают, что им удалось воплотить данные идеи в жизнь, 23% - что не удалось, 69% не планировали и не планируют.
15% из общего числа в качестве способа реализации идей мести рассматривают вариант навредить самому себе на зло другим, остальные не планируют их реализовывать никаким способом.
Далее приведем результаты изучения кросс-культурных особенностей проявления агрессивных побуждений (диагностированы при помощи методики «Личностная агрессивность и конфликтность»).
Таблица 1
Сравнение средних значений показателей личностной агрессивности между чеченской и ингушской выборками с использованием ^критерия Стьюдента
Среднее (чеченцы) Среднее (ингуши) ^а1ие Р
Вспыльчивость 6,094 6,542 -0,853 0,396
Мстительность 3,208 4,000 -1,502 0,137
Нетерпимость к чужому мнению 3,962 4,042 -0,154 0,878
Подозрительность 3,943 5,125 -2,182 0,032
Обидчивость 3,057 4,042 -1,849 0,068
Склонность к неуступчивости 3,340 3,542 -0,533 0,595
Склонность к компромиссу 7,509 8,167 -1,703 0,093
Склонность к наступательности, атакующему стилю поведения и общения 3,019 4,208 -2,939 0,004
Из представленной таблицы мы видим, что как для чеченцев, так и ингушей наиболее высокие показатели имеют пункты склонность к компромиссу и вспыльчивость. Остальные показатели находятся на уровне средних и ниже средних значений. Если смотреть различия в показателях у двух групп, то они обнаружены только в уровнях подозрительности и склонности к наступательности, атакующему стилю поведения и общения. Жители Ингушетии более склонны к наступательности, атакующему стилю поведения и общения, а также подозрительности, хотя оба этих показателя находятся на среднем уровне.
Таблица 2
Сравнение средних значений показателей личностной агрессивности между чеченской и осетинской выборками с использованием ^критерия Стьюдента
среднее (чеченцы) среднее (осетины) ^а1ие Р
Вспыльчивость 6,094 4,560 3,148 0,002
Мстительность 3,208 2,920 0,552 0,583
Нетерпимость к чужому мнению 3,962 3,920 0,082 0,935
Подозрительность 3,943 4,760 -1,393 0,168
Обидчивость 3,057 4,240 -2,149 0,035
Склонность к неуступчивости 3,340 2,800 1,430 0,157
Склонность к компромиссу 7,509 7,920 -0,931 0,355
Склонность к наступательности, атакующему стилю поведения и общения 3,019 3,640 -1,516 0,134
Как видим в таблице 2, у осетин также высокие значения склонности к компромиссу, чего нельзя сказать о вспыльчивости, данный показатель у них находится на среднем уровне, в отличие от высоких значений у чеченцев и ингушей. Также в отличие от чеченцев у опрошенных жителей Осетии более преобладают средние показатели выраженности значений по шкале обидчивость, хотя этот показатель не выглядит ярко выраженным.
Таблица 3
Сравнение средних значений показателей личностной агрессивности между ингушской и осетинской выборками с использованием ^критерия Стьюдента
среднее (ингуши) среднее (осетины) ^а1ие Р
Вспыльчивость 6,542 4,560 3,562 0,001
Мстительность 4,000 2,920 1,943 0,058
Нетерпимость к чужому мнению 4,042 3,920 0,235 0,816
Подозрительность 5,125 4,760 0,477 0,636
Обидчивость 4,042 4,240 -0,320 0,751
Склонность к неуступчивости 3,542 2,800 1,585 0,120
Склонность к компромиссу 8,167 7,920 0,505 0,616
Склонность к наступательности, атакующему стилю поведения и общения 4,208 3,640 1,439 0,157
Если сравнивать между собой ингушскую и осетинскую выборки то, как мы отметили выше, осетины менее вспыльчивы по сравнению с ингушами. В других показателях статистически значимых различий обнаружено не было.
Выводы. Подводя итоги проведенному эмпирическому исследованию можно сделать следующие выводы:
1) Многочисленные исследования, проведенные различными авторами, показывают, что длительное переживание человеком психотравмирующих событий может стать причиной формирования у него различных форм агрессивных побуждений и идей мести.
2) Результаты проведенного авторами эмпирического исследования с использованием клинико-диагностической карты показали, что среди выборок из Чеченской Республики и Ингушетии намного больше тех, что пережил ту или иную психологическую травму по сравнению с жителями Северной Осетии. Также отмечается более высокая частота лиц, имеющих идеи мести, что еще раз подтверждает их зависимость от переживания стрессов высокой интенсивности.
3) Также в результате исследования были выявлено, что жители Ингушетии и Чечни более вспыльчивы, чем жители Северной Осетии. Однако практически у всех испытуемых общей выборки отмечаются достаточно высокие показатели склонности к компромиссу и уступчивости.
Литература:
1. Тарабрина Н.В. Практикум по психологии посттравматического стресса. СПб.: «Питер», 2001. 272 с.
2. Pallmeyer T.P., Blancherd E.B., Kolb L.C. The psychophysiology of comba-tinduced post-travumatic-stess diaorded in Vietnam veterans // Bechev. Res. Ther., 1986.
3. Foy, D.W., Carroll, E.M., & Donahoe, C.P. Etiological factors in the development of PTSD in clinical samples of Vietnam combat veterans. Journal of Clinical Psychology, 1987.
4. Kormos, H.R. The nature of combat stress. In C.R. Figley (Ed.), Stress disorders among Vietnam veterans (pp. 3-22). New York: Brunner/Mazel, 1978.
5. Goderez B.J. The Survivor Syndrome Massive Psychic Trauma and Posttraumatic Stress Disorder Among Vietnam Veterans. // Journal of Counselling and Development, 1987.
6. Fairbank J.A., Nickolson R.A. Theoretical and empirial issues in the treatment of post-traumatic stress disarder in Vietnam // Journ. of Clinical Psychology, 1987.
7. Литвинцев, С.В. Клинико-организациоьшые проблемы оказания психиатрической помощи военнослужащим в Афганистане: дис. докт. мед. наук / С.В. Литвинцев СПб, 1994.
8. Снедков Е.В. Боевая психическая травма (клинико-патогенетическая динамика, диагностика, лечебно-реабилитационные принципы): Дис. д-ра мед. наук., СПб., 1997.
9. Епанчинцева, Е.М. Посттравматические стрессовые расстройства у комбатантов (клинико-динамический и реабилитационный аспекты): автореф. дис. канд. мед. наук 14.00.18 / Е.М. Епанчинцева Томск, 2001.
10. Харитонов А.Н., Тимченко Г.Н. Психологическая помощь семьям профессиональных военнослужащих. - М.: Военный университет, 2002.
11. Horowitz M.J., Wilner N., Kaltreider N., Alvarez W. Signs and symptoms of posttraumatic stress disorder // Archives of General Psychiatry, 1980.
12. Тарабрина Н.В. Психология посттравматического стресса: теория и практика. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2009. 303 с.
13. Ольшанский Д.В. Психология терроризма. - СПб.: Питер, 2002. 288 с.
14. McHugh T, Forbes D, Bates G, Hopwood M, Creamer M. Anger in PTSD: is there a need for a concept of PTSD-related posttraumatic anger? Clin Psychol Rev., 2012.
15. Jakupcak M, Conybeare D, Phelps L, Hunt S, Holmes HA, Felker B, Klevens M, McFall ME. Anger, hostility, and aggression among Iraq and Afghanistan War veterans reporting PTSD and subthreshold PTSD. J Trauma Stress, 2007.
16. Ciesielski, B.G., Olatunji, B.O., & Tolin, D.F. Fear and loathing: A meta-analytic review of the specificity of anger in PTSD. Behavior Therapy, 2010.
17. Lancaster, S.L., Melka, S.E., & Rodriguez, B.F. Emotional predictors of PTSD symptoms. Psychological Trauma: Theory, Research, Practice, and Policy, 2011.
18. Ulrich Orth, Leo Montada, Andreas Maercker. Feelings of Revenge, Retaliation Motive, and Posttraumatic Stress Reactions in Crime Victims. J Interpers Violence, 2006.
19. Kunst, M. J.J. PTSD symptom clusters, feelings of revenge, and perceptions of perpetrator punishment severity in victims of interpersonal violence. International Journal of Law and Psychiatry, 2011.
20. Hamama-Raz, Y., Solomon, Z., Cohen, A. and Laufer, A., PTSD symptoms, forgiveness, and revenge among Israeli Palestinian and Jewish adolescents. J. Traum. Stress, 2008.
21. Идрисов К.А. ПТСР в условиях длительной чрезвычайной ситуации: клинико-эпидемиологические и динамические аспекты / К.А. Идрисов // Вестник Психиатрии и психологии Чувашии. Издательство: Чувашская ассоциация психиатров, наркологов, психотерапевтов, психологов (Чебоксары) №7 Чебоксары, 2011.
22. Ахмедова, Х.Б. Изменение личности при посттравматическом стрессовом расстройстве (по данным обследования мирного населения, переживших военные действия) / Х.Б. Ахмедова // Автореф. дисс. докт. психол. наук. М., 2004. С. 37-38.
23. Тарабрина Н.В., Хажуев И.С. Посттравматический стресс и защитно-совладающее поведение у населения, проживающего в условиях длительной чрезвычайной ситуации. Экспериментальная психология, 2015.
24. Зеленова, М.Е. Психологические особенности посттравматических стрессовых состояний у участников войны в Афганистане / М.Е. Зеленова // Психологический журнал, 1997.
25. Падун, М.А. Психическая травма и картина мира: Теория, эмпирия, практика / М.А. Падун, А.В. Котельникова // Издательство: Когито-Центр; 2012.
