CC BY
0• ПРАВОВАЯ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ ОБЩЕСТВА •
В.В. Еремян, V.V. Eremyan,
доктор юридических наук, Doctor of Law, Professor,
профессор, заведующий кафедрой Head of the Department of Constitutional
конституционного права Law end Constitutional Procedure
и конституционного of the Law Institute of the Peoples'
судопроизводства Friendship University of Russia
Юридического института v.v.eremyan@yandex.ru Российского университета дружбы народов
Э.В. Еремян, E.V. Eremyan,
кандидат юридических наук, Candidate of Law,
некоммерческая организация Non-profit organization
« Фонд современной истории» «Contemporary History Fund»
DOI:
а
X ф
must.legal@yandex.ru ■§
■о яз
о
ф
О К
КРИЗИС «ЗАПАДНОЙ» МОДЕЛИ ЛИБЕРАЛЬНОЙ S 1
И'
ДЕМОКРАТИИ КАК ФАКТОР РЕГРЕССА И ДЕГРАДАЦИИ ОБЩЕСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИЙ Щ Щ
(часть I) Ц
Аннотация: статья посвящена критическому сравнительно-правовому анализу
Щ 01 £ 3= 5 X
¡5 I
£ Л
тех тенденций, которые наблюдаются в последние десятилетия в государствах £ £
так называемого «коллективного Запада», являясь свидетельством не только все £ 5
' X 8
более углубляющегося системно-институционального кризиса либеральной модели | 5
политического режима, но и того безусловного факта, что процесс государствен- й £
ного строительства находится в стадии перманентного регресса и деградации. При
н
этом авторы обращают внимание на целый ряд обстоятельств, наличие которых ш Л
позволяет сделать вывод о том, что значительная часть тех проблем, с которыми | ==
столкнулось современное западное общество в «лице» Туманного Альбиона, Соеди- ^ Л
ненных Штатов и Европейского союза, в своей основе, как правило, имеют глубокие £ §
культурно-исторические и социальные корни, в большей либо меньшей степени 8 5
характеризующие причины тех фундаментальных трансформаций, которые на- в 8 блюдаются в течение достаточно продолжительного периода. Один из парадоксов состоит в том, что вопросы, не получившие адекватных ответов или проигнорированные правящими элитами на соответствующем этапе цивилизационного
227
и> со
развития, нередко возникают вновь, вынуждая идти на компромисс и находить вос- ш и требованные обществом решения, не думая о том, к каким последствиям они могут § § привести и какие тенденции инициировать. В связи с этим особое внимание в статье | | уделяется проблемам, обусловленным, с одной стороны, фиктивным характером х решения «расового» и «гендерного» вопросов в контексте ложно понимаемых по-литкорректности, толерантности и мультикультурализма, итогом которого стал процесс расчеловечивания и формирования нового, лишенного традиционных идеалов и нравственных императивов, «бесполого индивида», с другой стороны - радика-
лизацией и нацификацией максимально широкого круга общественных отношений, квинтэссенцией и олицетворением которых выступает оголтелая русофобия как одна из форм дискриминации по признакам расовой, этнической и религиозной принадлежности. Регресс и деградация системообразующих институтов, в первую очередь ассоциируемых с «западной» моделью либеральной демократии, видны невооруженным глазом, что не может не провоцировать самых серьезных опасений по поводу того, что имеющие место трансформации не затронут политической системы и формы правления ведущих государств «коллективного Запада», позиционирующих себя в качестве «оплотов демократии» или «примеров для подражания», что непредсказуемо по своим реальным и гипотетическим последствиям.
Ключевые слова: либеральная демократия, системно-институциональный кризис, регресс, деградация, права и свободы, колониализм, сегрегация, нацификация, радикализм.
CRISIS OF THE "WESTERN" MODEL OF LIBERAL DEMOCRACY AS A FACTOR OF REGRESSION ^ AND DEGRADATION OF PUBLIC RELATIONS (PART I)
X
g Abstract: the article is devoted to a critical comparative legal analysis of the trends
that have been observed in recent decades in the states of the so-called "collective West", being evidence not only of the increasingly deepening systemic-institutional
§
^ crisis of the liberal model of the political regime, but also of the unconditional fact that O the process State construction is in a stage of permanent regression and degradation. At
¡¡^ the same time, the authors draw attention to a number of circumstances, the presence of which allows us to conclude that a significant part of the problems faced by modern ^ Western society, represented by Foggy Albion, the United States and the European Union, as a rule, are based on deep cultural, historical and social roots, which to a greater or * lesser extent characterize the causes of those fundamental transformations that have been ¡5 observed over a fairly long period of time. One of the paradoxes is that questions that did not receive adequate answers or were ignored by the ruling elites at the appropriate O stage of civilizational development often arise again, forcing them to compromise and ^ find solutions that are in demand by society, without thinking about what consequences Sj they will have or can lead too and what trends can initiate. In this regard, the article pays § special attention to problems caused, on the one hand, by the fictitious nature of the solution OQ to "racial" and "gender" issues, in the context of falsely understood political correctness, CC tolerance and multiculturalism, the result of which was the process of dehumanization and ^ the formation ofa new one, devoid oftraditional ideals and moral imperatives, the "asexual individual", on the other hand, the radicalization and Nazification of the widest possible 228 range of social relations, the quintessence and personification of which is rabidRussophobia as a form of discrimination based on racial, ethnic and religious affiliation. The regression ¡J and degradation of system-forming institutions, primarily associated with the "Western" q model of liberal democracy, are visible to the naked eye, which cannot but provoke the most Cy serious concerns that the ongoing transformations will not affect the political system and form ofgovernment of the leading states of the "collective West" ", positioning themselves as "strongholds of democracy" or "role models". Which is not predictable in its real and hypothetical consequences.
Keywords: liberal democracy, systemic-institutional crisis, regression, degradation, rights and freedoms, colonialism, segregation, Nazification, radicalism.
Если взглянуть на «коллективный Запад» последних лет, то перед нами не что иное, как углубляющийся системно-институциональный кризис, в той либо иной степени поразивший и «базис», и «надстройку» в их традиционном понимании, что свидетельствует о необходимости перехода к принципиально новой практике взаимодействия государства, граждан и юридических лиц на современном этапе исторического развития, в совокупности олицетворяющих собой «западную» модель либерального политического режима. Фактом того, что кризис носит системно-институциональный характер, реальные (а не гипотетические) масштабы которого оценить проблематично по целому ряду причин, является его непредсказуемость, в частности то, в каком направлении он, если в ближайшей перспективе качественно ничего не изменится, продолжит трансформироваться, преимуще- | ственно актуализируя такие нормы и правила поведения субъектов ! общественных отношений, о которых еще несколько лет назад пред- § почитали из-за их абсурдности и противоестественности с точки зрения общепринятых в то время моральных, этических и нравствен- £ ^ ных императивов либо вообще не говорить публично, либо акцентируя 5 1 внимание на проблемах подобного рода исключительно в рамках на- т ™ учных исследований в контексте изучения соответствующих физиче- = | ских и социальных патологий. Как ни странно, ревизии подвергается 5 Л все, что ассоциировалось с либеральной демократией, правами и сво- 5 й бодами человека в их, так сказать, «классическом» варианте, вне зави- £ = симости от формы правления, территориального устройства и нацио- 3 5
нальных особенностей государства, позиционировавшего себя не чем X 5
£
иным, как «примером для подражания». Единственным шаблоном, ко- Л Щ торому в настоящее время необходимо соответствовать (поэтому он ЛХ навязывается тем, кто не отвечает конкретным требованиям), являет- X 3 ся англосаксонская, прежде всего североамериканская,разновидность й | «западной» модели политического режима, демократическая сущность £ § которого не может не вызывать вопросов. Так, если под «демократией» ) 5 понимать разделение властей, в основе которого лежат выборы и периодическая сменяемость «избранников народа», перечень прав, сво- 229 бод и законных интересов, закрепленный в каком-то учредительном ^ ш акте, и некоторые иные «внешние» атрибуты, то объяснить, чем авто- й й ритаризм с институциональной точки зрения отличается от системы отношений, которая имеет место в рамках «западной» модели демо- X X кратии, будет проблематично по ряду причин, тем более, если к ним заранее относиться предвзято и скептически1.
1 Не будет большим преувеличением вывод о том, что системно-институциональный кризис, с которым столкнулось американское общество, во многом обусловлен решениями Верховного суда
Совокупность тех проблем, с которыми сталкивается «западная» модель либеральной демократии (в первую очередь ее англосаксонский вариант), во многом является результатом социально-политических процессов, имевших место во второй половине ушедшего ХХ века, включавших в себя, помимо прочего, постепенный отказ от базовых христианских традиций и ценностей, с которыми на протяжении достаточно длительного исторического периода ассоциировались западноевропейская и североамериканская цивилизации, de facto служившие не только «олицетворением» и «оплотом демократии», но и единственным «примером для подражания» для народов, освободившихся от колониальной зависимости и вставших на путь самостоятельного развития. По существу, начиная с первых буржуазных революций не подвергался сомнению тот факт, что в основе государственности нового, демократического, типа, при которой источником .а и носителем власти рассматривается народ, должны лежать два го фундаментальных критерия: во-первых, разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную, во-вторых, система а сдержек и противовесов (исходя из которой деконцентрация власти § должна была в итоге реализовываться таким образом, чтобы каждая со из ее ветвей осуществляла только те публичные полномочия, которые 2 de jure были «закреплены» за ней конституцией или аналогичным учредительным актом). Как ни парадоксально на неискушенный взгляд, s _
^ (например, если постановлением по делу «Plessy v. Ferguson», принятым в конце XIX в., была ^С de jure актуализирована доктрина «равных, но разделенных прав», ставшая основой режима сер грегации, то решением по делу «Brown v. Board ofEducation ofTopece» 1954 г. сегрегация в системе ^ школьного образования была в конце концов отменена), неоднозначно воспринятыми различными социальными, этническими, расовыми, тендерными, религиозными группами и сегментами гражданской нации, как правило, по-разному, дифференцированно воспринимающими действительность. На это обстоятельство обращали внимание многие исследователи, придерживавшиеся ^ консервативных взглядов, в том числе Патрик Бьюкенен, писавший в одной из работ следующее: CQ «Вследствие культурной революции (в этом случае речь идет о событиях, связанных с кризисом О середины 1960-х гг. - Авт.) Америка разделилась на две страны. Различия между ними широки, ^ глубоки и труднопреодолимы. Все меньше и меньше мы даем себе труд искать общий язык с людь-^ ми, которые не сходятся с нами во взглядах и ценностях. Скорее, мы отделяемся, укрываемся в анклавах среди тех, кто похож на нас... Возможно, некоторые из нас идеализируют прошлое. Но расовые, религиозные, культурные, социальные и экономические вопросы сегодня разобщают людей больше, чем в сегрегационных городах, где кое-кто из нас вырос. Тогда черные и белые жили (имеется в виду система «равных, но разделенных прав». - Авт.) обособленно, ходили в разные школы и церкви, играли на разных площадках и посещали «свои» рестораны, бары, театры; даже автоматы с газированной водой разделялись по цвету кожи. Но у нас была общая страна и общая культура. Мы были единой нацией. Мы были американцами.»
Развивая собственную мысль, автор констатирует: «Мы говорили на одном языке, учили одну и ту
g С
с 230
«V о
^ же историю, восхищались одними и теми же героями, соблюдали общие церковные праздники, смотрели одни и те же фильмы, болели за «общие» команды, читали одни и те же газеты, смотрели новости по трем каналам, танцевали под одну и ту же музыку, ели одну и ту же еду, читали одни и те же молитвы в церкви и клятву верности в школе и усваивали общие истины о добре и зле, хорошем и дурном, Боге и стране. Мы были нацией. Эта Америка ушла. Многие оплакивают ее кончину. Многие радуются. Мы больше не нация. У нас нет общей веры, общей культуры или общего видения того, какой наша страна должна быть». Цит. по: [1, с. 576]. С учетом высказанных замечаний события последних лет свидетельствуют о еще большем размежевании.
но уже в самом принципе «разделения властей», в контексте которого баланс между законодательной и исполнительной властью поддерживал суд, выступавший в этой ситуации независимым арбитром «с правом решающего голоса», был непроизвольно заложен институциональный дефект (по аналогии с императивным принципом «inter vires», действующим в англо-британском праве, его, по всей вероятности, можно охарактеризовать следующим образом: «допустимо лишь то, что разрешено и не запрещено законом»), благодаря которому в том числе, исходя из лаконизма конституционных формулировок, высшая судебная инстанция федерации в лице Верховного суда Соединенных Штатов, по существу явочным порядком, так как ни о чем подобном в тексте учредительного акта не говорится, присвоила себе функции
§
конституционного контроля с исключительным правом толкования g
конституционных норм и соответствия им текущего законодательства. К
В итоге это привело к тому, что значение суда в политической р
системе государства и его решений стали иметь беспрецедентный
характер, особенно в переломные и форс-мажорные моменты исто- ® к 1 о р
рического процесса1. g g
ь g
® «
и
н
В связи с этим нельзя не согласиться с тем, что каковы бы ни были ее истоки, «...революция 1960-х гг. ® ^ ознаменовалась отказом от христианской морали и триумфом секуляризма и эгалитарной идеоло- § & гии... Да, революция пленила множество молодых, но это была революция привилегированных, & § а не голодных людей. В конце концов, ее навязал Америке Верховный суд, который «вычитал» g а (другими словами, установил то, о чем в учредительном документе, принятом на Конституци- s & онном конвенте в Филадельфии в сентябре 1787 г., «отцами-основателями» не подразумевалось Л g даже в каком-либо контексте. - Авт.) собственные принципы в конституции, дехристианизировал а Ь страну, сделал секуляризм государственной религией и возвел на трон групповые права. Молитва, 3 § Библия и десять заповедей оказались изгнанными из школ, вертепы исчезли с площадей. Аборт 5 § и гомосексуализм признали конституционными правами. Детей стали возить в общих автобусах а 5 (случай с чернокожей Розой Паркс, получившей уголовную статью за то, что она заняла место g р в муниципальном транспорте, не предназначенное для «colored people», во многом является весь- 3 § ма показательным. - Авт.), чтобы все соответствовало судейскому представлению об идеальном а 5 расовом балансе. Поражает, даже сейчас, отсутствие (речь, по всей видимости, идет о достаточно Е g( индифферентном отношении ко всему, что творилось в то время на федеральном и региональном g За уровне со стороны многих представителей белого - англо-протестантского - населения. - Авт.) 2 сопротивления. Да, были отдельные протесты, республиканцы устраивали политические кампании, § § критикуя судейскую активность и «суд Уоррена» (имеется в виду член Верховного суда, возглавляв- 3 § ший этот орган в течение шестнадцати лет, с 1953 по 1969 г., вошедший в историю в том числе из-за ^ g решения по делу «Brown v. Board of Education of Topece», начавший процесс десегрегации школьного образования на общенациональном уровне. - Авт.). Но после избрания Никсона республиканцы разве что предприняли тщетную попытку внести изменения в конституцию, чтобы отменить некоторые постановления, противоречившие основному закону. Оружие, которое отцы-основатели предусмотрительно вложили в конституцию, предписав конгрессу ограничивать юрисдикцию федеральных судов, пылилось и ржавело в ножнах. «В последнее время, однако, - с сожалением и безысходностью, на наш взгляд, подчеркивает Патрик Бьюкенен, - конгресс ведет себя так, будто Верховный суд является высшим органом власти, вправе принимать окончательные решения и пре- g g восходит авторитетом законодателей. Революция победила потому, что американцы - привержены своей конституции. Если суд сказал, что так и есть, они этому верят. Конгрессу нужно. дополнить каждый закон (в этом цитируемый исследователь видит вполне реальную возможность восстановить образовавшийся в системе разделения властей дисбаланс между представительной и судебной ветвями. - Авт.), касающийся социальной политики, например закон о защите брака (был принят в 1996 г., где браком признавался союз между мужчиной и женщиной как лиц разного пола. - Авт.), условием, что этот закон не подлежит пересмотру в судебном порядке». Цит. по: [1, с. 578-580].
231
Л Л 5 г
=Q
С
232 ^
см о
Нет никаких сомнений в том, что буржуазно-либеральная система разделения властей (в совокупности с конституционно-правовым механизмом сдержек и противовесов), направленная на деконцен-трацию государственной власти, с ее распределением, в отличие от абсолютизма периода расцвета феодализма1, между несколькими структурами, формально-юридически олицетворяющими институциональное воплощение принципа народовластия, провозглашенного в акте учредительного характера в качестве формы политического режима2, в итоге имела решающее значение при эволюционном или революционном переходе от одной общественной формации к другой. Тем не менее, сыграв на определенном этапе решающую роль в становлении и развитии «западной» модели демократии, с течением времени, в силу объективных причин, она по многим параметрам не только перестала отвечать реалиям дня, но и отражать адекватным
■jC 1 Подробнее об этом см., например: [2].
^ Одним из фундаментальных вопросов, актуальность которого не вызывает сомнений, воз-^ никающих в контексте взаимодействия государственных институтов и населения (о каком бы историческом периоде ни шла речь), является фактор легитимности публичной власти и ее представителей, осуществляющих «от имени народа» соответствующие функции и полномочия. CQ В этой связи, на наш взгляд, целесообразно процитировать небольшой фрагмент из указанной ^ выше многотомной монографии одного из классиков современной общественной мысли: «Ста-^ бильность политических организмов всегда напрямую зависит от достигаемой ими легитимности, даже если эта легитимность неполная. Если процесс легитимации рассматривать почти исключительно как отношения государства и массы населения, то в таком анализе будет много ^ мистики. Весьма сомнительно, что так уж много правительств на протяжении человеческой ^ истории считались "легитимными" большинством тех, кого они эксплуатировали, угнетали g и с кем дурно обращались. В отношениях с государством массы могли либо предаваться своей р вере, либо упрямо сопротивляться, либо удивляться своей временной удаче, либо отказы-^ ваться от повиновения. Правительства ставили перед собой задачу надолго удержать власть, 5 но не стремились получить признание или служить предметом восхищения, любви или хотя бы поддержки. Именно так обстояли дела в Европе XVI века. Легитимация касается не масс, а элит. Вопрос политической стабильности сводится к тому, насколько небольшая группа руководителей ^ государственного аппарата способна убедить как более многочисленную нижестоящую группу CQ занятых в центральном управлении, так и властителей на местах в том, что: 1) режим сформирован ^ и функционирует на основе каких бы то ни было общепринятых ценностей, в существование ^ которых можно заставить поверить эти группы, и что 2) в их интересах, чтобы режим продолжал JX функционировать без значительных потрясений. При данных обстоятельствах тот или иной режим можно назвать "легитимным". Далее, легитимность не является чем-то "сразу и для всех" - напротив, она выступает предметом постоянного компромисса. В XVI веке идеологией, возникшей в качестве средства легитимации новой власти монархов, было священное право королей - система, которую в итоге стали называть абсолютной (однако автор подчеркивает, что «абсолютная монархия» не означала неограниченную монархию, так как это была относительная ^ абсолютность. Другими словами, для свободы действий монарха необходимым требованием ^ было то, что он не должен был быть стеснен законами: ab legibus salutus. - Авт.) монархией... Но, какими бы ни были претензии монарха, его силы были. довольно ограниченными не только
^ в теории, но и на практике. В большинстве случаев королевская власть была значительно слабее, чем исполнительная власть в либеральных демократиях ХХ века, несмотря на связывающие последнюю институциональные и моральные ограничения, поскольку государственный аппарат ХХ века обладает столь сконцентрированными организационными возможностями, что они более чем компенсируют возросшие ограничения. Монарх был абсолютным в том смысле, что он имел надлежащие возможности для преобладания над другими силами внутри государства в случае политических столкновений». Цит. по: [2, с. 173-175].
2 Подробнее см., например: Билль о правах 13 февраля 1689 г. [3, с. 27-28].
образом интересы преобладающей части населения1. Сохранился ли у нее потенциал реформирования и модернизации - вот тот вопрос, от ответа на который зависит многое, в том числе движение вперед или регресс.
Соотносятся ли кризис «западной» модели либеральной демократии и решение «расового» вопроса?
Отмеченное ранее обстоятельство обусловлено многими факторами, как имеющими прямое либо косвенное отношение к специфике и особенностям формирования существующих политических систем и форм правления, так и не имеющими его. Однако парадокс состоит в том, что «неадекватность», помимо прочего, наиболее рельефно проявляется в первую очередь в тех государствах, в которых тенденции национальной идентификации приобретают совершенно новые, | как правило, нехарактерные (по крайней мере, в таких масштабах) If для предыдущих этапов общественного развития социальные черты | и свойства, в какой-то степени вызванные или de facto спровоцированные интенсификацией и постепенным переходом в иное качество ® ^ процесса «переселения народов», в результате которого «старые» | g нации, особенно те из них, что в колониальный период несли «бре- m « мя белого человека», начинают ощущать на себе давление2 чуждых g | культурных, конфессиональных, бытовых традиций и нравов. Речь | § не идет о том, что достаточно давно, начиная с цвета кожи, расовой, § I' этнической и религиозной принадлежности, не вызывает со стороны а .g коренного населения каких-либо вопросов и негативных эмоций, д | особенно в бывших метрополиях, граждане или подданные которых Н 1
№ о\
--i ер
1 Особенно ярко это проявляется в том «статусе» и полномочиях, которыми себя легитимировал т g Верховный суд Соединенных Штатов: «Отцы-основатели никогда не предполагали, - под- § Н черкивает Патрик Бьюкенен, - что судьи будут принимать те решения, какие они принимают 5 I сегодня. Отцы-основатели Демократической партии никогда не согласились бы с судейским | За верховенством. Как и основатель Республиканской партии Авраам Линкольн, который заявил S( g в своей первой инаугурационной речи: «.если политику правительства по жизненно важным g § вопросам, затрагивающим весь народ, надо окончательно укрепить решениями Верховного суда, Т g то. народ перестанет быть своим собственным правителем, поскольку в данных пределах он практически передаст свою исполнительную власть в руки этого выдающегося трибуна» <.> Судьи игнорируют конституцию и объявляют собственное мнение законом. Так, Верховный суд штата Массачусетс навязал штату однополые браки; губернаторам следует приступить к оспариванию судейских решений, требовать конца судейской узурпации. Заяви губернатор Ромни Верховному суду Массачусетса, что он тоже клялся защищать государство и конституцию, где об однополый браках не сказано ни слова, и откажись он выдавать лицензии на брак, этот губернатор наверняка стал бы кандидатом республиканцев в 2008 году». Цит. по: [1, с. 580-581].
2 Как следствие, уже в государствах Северной Европы, не говоря о бывших колониальных империях, g g типа Бельгии, Франции, Нидерландов и Туманного Альбиона, не только в столицах и крупнейших городах, но и в сельской местности не редкостью являются африканские или азиатские «анклавы», куда представители полиции и правоохранительных органов предпочитают не попадать. Как говорится, мультикультурализм во всей его красе, в связи с чем не приходится удивляться тем тенденциям, что наблюдаются в политической и социальной сферах отношений, результат которых (от отмены рождественских елок до запрета христианских символов в публичных местах и государственных учреждениях) нетрудно предугадать.
233
a а н ,
сталкиваются не с первой иммиграционной волной. Проблема — в нежелании «вновь прибывших» адаптироваться к другой, с их точки зрения, «ценностной шкале», не только диссонирующей с нормами и правилами коллективного или личного поведения, к которым привыкли и от которых не собираются ни при каких условиях отказываться, но и выходящей за рамки мировоззренческих представлений о брачно-семейных, тендерных и иных отношениях. Поэтому все чаще возникают вполне справедливые вопросы: для кого - «своих» или «понаехавших» предназначены государство в лице его институтов и тот «социальный пакет», который стремятся получить как одни, так и другие? и почему приоритет в случае разрешения «коллизий» подобного рода, как правило, на стороне не тех, кто в силу соответствующих причин имеет на это законное право как гражданин или подданный, а представителей стран «третьего мира», считающих, что „о им кто-то «обязан» обеспечить post factum комфортное существование либо в качестве «возмещения вреда», либо из-за гуманитарных, экономических, социальных проблем и прочих обстоятельств, в итоге № вынудивших их покинуть места постоянного проживания? § Не меньшее воздействие на политическую систему оказывает oq «иммиграционный фактор» (прежде всего в тех государствах, где при 2 приобретении гражданства или подданства во главу угла поставлен s «принцип почвы»), так как национальная идентичность представи-— телей правящей элиты не может, пусть и косвенным образом, не отра-§ жаться на решении проблем, стоящих перед той или иной структурой jj публичной власти. Более того, не будет преувеличением констатация § того факта, что наличие в составе политической партии, имеющей от-^ ношение к парламентской деятельности в течение нескольких десятилетий и даже столетий, членов с различным «цветом» кожи, гендерной о и сексуальной принадлежностью (что еще совсем недавно считалось g как минимум моветоном, учитывая поражение в избирательных правах С «слабого пола», не говоря уже о расовой сегрегации) приобретает характер своего рода «модной тенденции», вызванной «требовани-234 ями дня», позволяющей с уверенностью надеяться на получение ^ дополнительных голосов нетрадиционного для этой общественной CV организации электората в лице всевозможных «меньшинств». Судя ® по всему, перед нами один из вариантов продолжающейся «игры в демократию», когда de jure не трансформируя существующую модель отношений правящей элиты (и аффилированных с ней олигархических группировок), общества и граждан, инициирован процесс, направленный на реформирование и модернизацию тех системообразующих институтов, с которыми ассоциируется публичная власть соответству-
ем
ющего уровня, принципиально не меняя ее базовых характеристик и концентрации. Иммиграционный фактор не только способствует этому, но и во многом активизирует, так как «западная» модель либеральной демократии со всеми ее достоинствами и недостатками самым тесным образом связана с «бременем белого человека» и тем, как оно реализовывалось на практике в бывших колониях, доминионах и подмандатных территориях, получивших со временем независимость (в том числе в виде «октроированного» статуса). Население, оседло дислоцирующееся в масштабах какой-то местности и привыкшее к тем особенностям, с которыми связаны партийное строительство и избирательный процесс в регионах компактного проживания потомков англо-протестантских диссидентов первой волны, заложивших основы будущей государственности и существующего политического | режима, вынуждено (так как толерантность и мультикультурализм 1 начинают приобретать не только гипертрофированный характер, | но и тоталитарно-радикальные черты) смириться с тем фактом, 15 что «белой исключительности» приходит во многом закономерный
Напомним, что одной из основ североамериканской государствен-
Я К
о ^
конец, и на авансцену общественных отношений выходит «цветной | g
аргумент», с которым уже не могут не считаться консервативная m «
правящая элита и ее ближайшее окружение, готовые идти на любой g |
компромисс, лишь бы сохранить власть1. Ц ф
I g
ности, известной с момента приобретения британскими «заморскими е J --д |
1 В качестве иллюстрации можно привести первого «цветного» президента Соединенных Штатов н * (несмотря на то, что с расовой сегрегацией de facto было давно покончено: например, после того как а | федеральный закон 1973 г. о самоуправлении позволил жителям Округа Колумбия, включавшего | р в себя столицу страны город Вашингтон, избирать мэра, ими всегда становились исключительно т * афроамериканцы, аналогичная ситуация наблюдалась и в ряде других крупных городов - в Детрой- § ф те, Атланте, Мемфисе и Бирмингеме, штат Алабама), избранию которого уже не смогла помешать Е I такая причина, как черный цвет кожи. Патрик Бьюкенен в своей монографии описывает имевшие | За место изменения следующим образом: «После вереницы побед Обамы на праймериз покойная S( g Джеральдин Ферраро, икона феминисток с момента ее появления на публике в 1984 г. как первой g § женщины, баллотирующейся в вице-президенты по согласию партийного большинства, выразила Т g свое недовольство тем, как поступают с Хиллари (что является подтверждением того факта, что ^ | «расовый» вопрос всегда, в том числе в контексте гражданского противостояния 1861-1865 гг., превалировал над «женским». - Авт.): «Будь Обама белым, он не оказался бы в таком положении. Будь он женщиной (с любым цветом кожи), он не оказался бы в таком положении. Ему очень повезло быть тем, кто он есть (кандидат с коричневым оттенком своего лица. - Авт.). А страна попросту повелась». Ферраро не сказала, - констатирует цитируемый автор, - что расовая принадлежность -единственная причина успеха Обамы. Она сказала, что эта принадлежность столь важна для успеха Обамы, как принадлежность к женскому полу для собственного выдвижения. Ферраро добавила: «Если бы меня звали Джеральд, а не Джеральдин, я бы не прошла в голосовании 1984 года». Выдер- gg жав сорокавосьмичасовой шквал обвинений в расизме со стороны политических и медиасоюзников Обамы, Ферраро (несмотря на свою роль в истории многолетней борьбы за права американских женщин. - Авт.) покинула избирательный штаб Клинтон. Тем не менее она ничуть не погрешила против правды. Разве тот факт, что Обама чернокожий, не стоит за решением Демократической партии предоставить сенатору штата Чикаго право выступить с речью на съезде партии в 2004 г.? Разве этот факт никак не связан с тем, что в соперничестве с Хиллари в Миссисипи Обама получил 91 процент голосов чернокожих?» Цит. по: [1, c. 220].
235
a a н
территориями» независимости, является «расовый компромисс», достигнутый еще в процессе согласования между тринадцатью колониями политической системы и формы правления создаваемого «союза», юридически, однако, никак не отраженный в трех учредительных документах - «Декларации независимости»1, «Статьях конфедерации и вечного союза»2 и «Конституции Соединенных Штатов»3. Делегаты каждого из представительных органов4, принимавших эти акты, в своей преобладающей массе являлись рабовладельцами (если не в третьем, то как минимум во втором поколении), обладавшими «движимым имуществом» или имевшими непосредственное отношение к торговле людьми и получению прибыли, поэтому для того чтобы найти «общий знаменатель», решая вопрос публично-правового характера (речь идет о формировании в территориальных границах бывших колоний государственного сложносоставного образования, „о функционирующего на принципах децентрализации власти и декон-центрации управления), за скобки, причем осознанно и целенаправленно, была выведена частноправовая проблема, актуализация которой на тот момент не относилась к числу приоритетных, даже если она гипотетически олицетворяла права и свободы человека. Таким образом, демагогичность тезиса, согласно которому государства в делах
2 общества и отдельных граждан «должно быть как можно меньше», ^ выражается в том, что начиная с первых лет существования «Града — на холме» проводится четкая грань между «частным», при котором § государство в лице федеральной, региональной и муниципальной администрации практически, за небольшим исключением, не представлено, и «публичным», при котором его значение и роль, невзирая ни на что, перманентно только возрастают.
Правящая элита и государственный бюрократический аппарат
§
С |
8 в целом не только не думают сокращать свое присутствие в публич-^ ной сфере, несмотря на популистские декларации и традиционную С пропагандистскую риторику о демократии, либеральных ценностях, правах и свободах человека, но и делают все возможное для его мак-
236
о
1 Декларация была единогласно принята в Филадельфии Вторым континентальным конгрессом ^ 4 июля 1776 г.
^ 2 Статьи были одобрены Вторым континентальным конгрессом в Йорке 15 ноября 1777 г. и вступили в силу в 1781 г., после ратификации 1 марта Мэрилендом.
^ 3 Подписана делегатами Конституционного конвента 17 сентября 1787 г. в Филадельфии.
cv
При этом не может не вызывать справедливых вопросов тот факт, что «представительство» не только носило дискриминационный с точки зрения расовых, этнических и гендерных особенностей характер, в связи с чем среди «отцов-основателей» и остальных «избранников народа» мы не обнаружим ни коренных жителей, ни «colored people», ни «слабого пола», но и содержало цензовый аспект, если иметь в виду имущественные ограничения, так как в них участвовали исключительно белые мужчины, чья собственность и ее размеры соответствовали необходимым требованиям, все остальные были «выведены за скобки» политического процесса.
симального расширения и углубления, в том числе за счет тех областей взаимодействия государства (в лице легитимных органов законодательной, исполнительной и судебной власти), общества, граждан или подданных, в рамках которых на протяжении многих веков формируются основополагающие представления о брачно-семейных отношениях или гендерной идентичности, а также морально-нравственные стереотипы, принципы и правила поведения, необходимые для поступательного движения вперед, от одной стадии эволюционного развития к другой. Тем не менее, как это ни странно на первый взгляд, парадокс состоит в том, что под вывеской так называемых «новых ценностей» при активном участии государства и его институтов идет процесс, направленный на смену «цветовой парадигмы», рефреном которой во многих случаях выступает лозунг: «Лишь жизнь черных | имеет значение»,расистский характер которого по существу не только 1 никто не скрывает, но и навязывает его в качестве доминанты, начиная | с приема в университет или на работу и заканчивая выдвижением на какую-либо «выборную должность». Не исключено, что речь идет 0 _ о временном и конъюнктурном явлении, а не о том, что место одной | § сегрегации, действие которой было обусловлено рецидивами периода ® ™ рабовладения и имело отношение преимущественно к гражданам | с темным цветом кожи, постепенно начинает занимать дискриминация | ^ по этому же признаку, но применительно к потомкам англосаксонских | I' протестантов-переселенцев и белому населению «оплота демократии» | ! в общем. Судя по всему, ситуация на федеральном и региональном | |
уровне складывается таким образом, что нельзя не констатировать: | 1
|
«Град на холме» в очередной раз вступил в критическую и достаточно я Ц плохо предсказуемую фазу «расовой идентификации», результаты | |
и последствия которой в той или иной степени найдут отражение 1 I
||
не только в сложившейся практике социальных отношений, но и поли- 1, |
тической системе в целом, созданной когда-то белой правящей элитой 0 ■§
исключительно для белого населения, с закреплением последнего, без ^ | непосредственного использования «цветовых» характеристик в актах
колониального периода и независимости. В отличие от американ- 237
ской разновидности (не относившейся к колониальным империям ^ ш
классического типа) «западной» модели демократии, ее британский I и
вариант, в течение нескольких веков ассоциирующийся с «бременем 11
белого человека», сумел, причем с меньшими проблемами, финансо- | | выми затратами и потерями, адаптироваться к «расовой» проблеме, фактически сформировав посредством системы образования и английского языка компрадорскую элиту будущих «октроированных» государств, встроив ее представителей, невзирая на темный цвет кожи
и этническую, «туземную», принадлежность, в общую иерархическую структуру управления1.
Продолжая шаблонно воспринимать Соединенные Штаты в качестве не только «оплота демократии» и «примера для подражания», но и своеобразного «плавильного котла», благодаря которому, по мнению либеральных историков государства и права и конституционалистов, возникла принципиально новая, американская, гражданская нация, многие исследователи по самым разным, иногда диаметрально противоположным, причинам игнорируют и стараются не обращать внимание на то, какими эксцессами сопровождался этот процесс,
1 После ликвидации института рабовладения в начале 1830-х гг. «цветной» в Туманном Альбионе, в отличие от «Града на холме», подданный Соединенного Королевства и полноценный член общества (хотя, вне всякого сомнения, ставить какой-либо знак равенства или проводить параллели с сегодняшним днем не совсем корректно), а не субъект дискриминационного режима сегрегации в форме «равных, но разделенных прав» (например, не имея возможности получить высшее образование в североамериканских университетах, чернокожие еще в конце XIX - начале XX в. уезжали «Q в Англию, где могли учиться, при наличии средств, в любом высшем учебном заведении, однако, ■jC возвращаясь назад дипломированными специалистами, они, тем не менее, не имели возможности ^ работать по специальности). Другими словами, правовое положение человека с темным цветом кожи определялось, помимо всего прочего, не только его персональным статусом, но и полити-
ко-правовым статусом государства, подданным или гражданином которого он рассматривался.
Как и в случае с североамериканскими «заморскими территориями», где на начальном этапе CQ колонизации новых регионов роль метрополии de facto носила факультативный характер, так ^ как освоение осуществлялось за свой счет и под свою ответственность частными лицами в лице ^ религиозных диссидентов из Англии (типа квакеров, пилигримов, ортодоксальных католиков)
и других западноевропейских государств и торговыми компаниями, получавшими для реализации этого соответствующие хартии или лицензии от короны, в азиатских «заморских территориях», ^ в частности в Индии, процесс протекал по аналогичной схеме, в рамках которой Британию на всей ^ подконтрольной территории олицетворяла, в то же время не являясь ее представительницей, »С частно-правовая организация - «Ост-Индская компания», наделенная широкими, в том числе ад-р министративными, судебными и карательными, полномочиями, довольно активно использовавшая ^ в своей деятельности местную «туземную» элиту.
5 Как пишет известный англо-британский историк Джон Роберт Сили, «Компания обладала. одним важным преимуществом. Хотя она, конечно, не была представительницей английского государства, но связь ее с Англией была для нее в высшей степени полезна. Правда, она должна была сама добы-^ вать деньги и людей для завоевания Индии, но в качестве Chartered Company обладала монополией CQ английской торговли с Индией и Китаем, а потому в делах ее были заинтересованы и английское ^ правительство, и парламент. Несколько раз случалось, что война, с помощью которой Компания ^ приобретала индийские территории, в глазах английской публики носила характер войны между JX Англией и Францией и встречала горячее сочувствие со стороны нации. Вот почему эти войны,
О
с
с: 223
хотя они и не велись от лица или за счет государства, казались в известной мере национальными, очень близко касавшимися Англии. Ввиду этого войска Компании (таким образом, в целом Индия вошла в состав британской колониальной империи, прежде всего благодаря частным военным формированиям, а не регулярной армии метрополии. - Авт.) получали значительную помощь от королевских войск, а с 1785 г., когда генерал-губернатором сделался лорд Корнваллис, из Англии ^ постоянно посылался тот или другой выдающийся государственный человек для заведования по-^ литическими и военными делами Индии». Цит. по: [4, с. 207-208].
Получив независимость, тринадцать американских колоний создают со временем сложносоставное
о
^ государство, в масштабах которого вплоть до принятия в 1865 г. XIII поправки к Конституции действовали механизмы рабовладения и купли-продажи «черного дерева», транс формировавшиеся затем в сегрегацию по признакам расы и этнической принадлежности, в итоге просуществовавшую вплоть до второй половины ХХ в., ограничивавшую граждан с темным цветом кожи в правах и свободах. В свою очередь в Соединенном Королевстве лиц с темным цветом кожи, родившихся на территории Туманного Альбиона или приехавших из многочисленных колоний, уже на рубеже XIX и ХХ вв. можно было встретить в качестве чиновников в органах власти и структурах публичных или частноправовых учреждений.
каких усилий стоило потомкам «colored people» сохранить свою идентичность, став, как и все остальные, носителями «западной» исключительности, и чем в итоге пришлось пожертвовать. Можно было бы понять представителей белого сегмента общества, ограничивавших в правах и свободах «цветных», если бы они являлись не «понаехавшими», а коренным, как индейцы, населением, которое пытается всеми доступными средствами защитить свою землю, образ жизни и традиции, но они правы всего лишь в том, что приплыли первыми, не смогли освоить территорию самостоятельно, для чего и завезли рабов.
Нельзя не считать верхом цинизма тот безусловный факт, что, не имея никакого (даже условно-гипотетического, не говоря уже
0 приоритетном, тем более абсолютном) отношения к территории, | располагавшейся по другую сторону океана, получившей позднее наи- If менование «заморской», европейцы, в первую очередь протестанты, | в лице различных по своему имущественному и социальному положению сторонников неканонических религий, искавших в Америке ® ^ «землю обетованную» для строительства «Второго Иерусалима» | g или «Града на холме» (к которым со временем присоединились все m « те, кто не смог по тем или иным причинам реализоваться в какой-то g | области общественных отношений, авантюристы, проходимцы всех .с S мастей, мошенники, наконец, тот, кто пытался избежать заслуженного I I' наказания за совершенное преступление, стремясь таким образом | | «начать все с чистого листа»), почему-то возомнили, что она, несмо- 3 |
тря на то, что была заселена «туземцами», принадлежит только им, | 1
|
по праву, так сказать, «первооткрывателя»1. По всей вероятности, s Ц
именно указанным обстоятельством белые переселенцы мотивировали | |
свое поведение сначала в отношении коренного индейского населе- | i<
ния, суммарно уничтожив несколько миллионов мужчин, женщин I, |
и детей, остальных согнав с их земель (одна «эпопея с одеялами» | ■§
из чумных госпиталей, переданных федеральными войсками после ^ | окончания войны за независимость с бывшей метрополией «в знак
благодарности», чего стоит) и сконцентрировав в резервациях, где 239
1 Не исключено, что свою роль сыграли те «традиции», в рамках которых из «разрозненных эле- ^ ^ ментов» была создана англосаксонская нация, процентный состав крови которой определить I I достаточно трудно по многим причинам. Как говорил персонаж одного из самых известных советских фильмов, посвященных гражданской войне, «"белые" придут - грабят, "красные" при- ^ ^ дут - тоже грабят, куда бедному крестьянину податься?», те, кто приплыл в Америку из Европы, | | действовали так, как бароны и графы в период так называемой «феодальной раздробленности»
(а до них германские племена англов и саксов или викинги), захватывая территории других землевладельцев, у которых не было возможности оказать сопротивление; поэтому нет ничего удивительного, что колонизация и хозяйственное освоение «заморских территорий» протекали посредством коллективного или индивидуального захвата земель, принадлежавших тому либо иному индейскому племени или их союзу.
они до настоящего времени продолжают влачить жалкое существо-вание1, а затем - африканских рабов, костями которых «выстланы» плантации хлопка, табака и сахарного тростника целого ряда южных штатов. Парадокс состоит в том, что, говоря о «расовом» вопросе, в том числе в контексте пресловутого «бремени белого человека», в подавляющем большинстве случаев речь ведем о потомках «colored people», по существу, выводя за скобки критического анализа все, что связано с процессом колонизации и хозяйственным освоением переселенцами «заморских территорий», с точки зрения решения «индейской» проблемы, так как, хотя декларативно и воспринимая данный сегмент североамериканского общества «цветным», между чернокожими, «жизнь которых имеет значение», и индейцами знак равенства никогда не ставился, поэтому не будет преувеличением сказать, что наиболее ущемленной в правах и свободах в течение
„о многих лет являлась именно эта категория населения2.
§
С
240
о
^ 1 Беспринципность по отношению к индейскому населению «заморских территорий» проявилась не только в том, что они, заключая так называемые «договоры виски» (когда за ящик «огненной воды» предприимчивым переселенцам можно было приобрести большой земельный надел в несколько сотен акров), теряли места традиционного проживания и были вынуждены осваивать 00 отведенные им под резервации районы, но и в том, как поступили с коренными жителями после ^ окончания вооруженного противостояния (именуемого чаще всего «войной за независимость») ^ между метрополией и ее бывшими колониями.
^ Реакция и ее исключительно негативный контекст во многом были обусловлены тем существенным обстоятельством, что во время войны за независимость «.практически все крупные индейские племена выступали на стороне англичан (можно только представить, как должны были вести себя ^ с местным "туземным" населением переселенцы, особенно ортодоксальные протестанты, чтобы * в их войне с метрополией индейцы встали под знамена регулярных правительственных воинских р формирований. - Авт.). Британцы заключили мир и отправились на родину. Аборигены (числен-^ ность которых позволяла им надеяться на достаточно благоприятный исход, если бы речь шла
5 об их соплеменниках, а не тех, кто с оружием в руках совсем недавно отстоял свою независимость. - Авт.) же были у себя дома и поэтому продолжили борьбу с американцами на фронтире, предприняв серию отчаянных операций по сдерживанию противника. Ослабленная войной милиция ^ Дж. Вашингтона не могла заставить туземцев отступить. После того как разведывательные отряды СО белых были уничтожены один за другим, президент. решил опробовать политику примирения. ^ Его военный министр Г. Нокс говорил: "Поскольку индейцы жили на этих территориях ранее, ^ они обладают правом на землю". Государственный секретарь Т. Джефферсон сказал в 1791 году, что там, где в рамках государственных границ проживают индейцы, их не следует трогать и что правительство должно выселить белых поселенцев, которые попытались вторгнуться в их владения. Но по мере того, как белые продолжали продвигаться на запад, давление на национальное правительство возрастало. В 1800 году, когда Джефферсон был избран президентом, по западную сторону Аппалачей жило 700 тыс. белых. На Севере они обосновались в Огайо, Индиане, Иллинойсе, а на Юге - в Алабаме и Миссисипи. Эти люди численно превосходили индейцев в соот-^ ношении 8:1. Теперь Джефферсон поручил федеральным властям способствовать дальнейшему ^ выселению племен криков и чироков за пределы Джорджии. Эскалация агрессивных действий против коренных жителей Америки происходила и на территории Индиана (еще не получившей
^ статуса штата. - Авт.) во время правления губернатора УГ. Гаррисона». См.: [5, с. 142].
2 Нас не может не радовать тот факт, что сформулированный выше вывод не противоречит обобщениям ряда американских авторов, относящих «индейскую» проблему к таким же «болевым точкам», как «расовый» и «женский» вопросы. «Если в обществе, где доминировали состоятельные белые мужчины, - отмечает Говард Зинн, - женщины были самой близкой к дому (фактически заключенной в доме), самой внутренней из всех зависимых групп, то индейцы являлись наиболее чужеродным, внешним элементом. Поскольку женщины находились рядом и в них очень нуждались, то в основном к американкам не столько применяли силу, сколько относились снисходительно.
Подчеркнем, что значение фактора «дешевой рабочей силы», лежащего в основе «расового» вопроса, реально возросло в результате интенсификации сельскохозяйственного производства, в первую очередь тех отраслей, которые были связаны с английской текстильной промышленностью и увеличением объемов выращиваемого на плантациях ряда южных регионов Соединенных Штатов хлопка, в результате чего, не приспособленных в силу объективных причин к изнурительному физическому труду индейцев, пришлось заменить африканскими неграми, бесперебойное снабжение которыми было обеспечено «усилиями» в том числе британских работорговцев (благодаря торговле «черным деревом» небольшой приморский городок Ливерпуль
со временем вырос не только в крупный европейский и английский
~ ~ §
промышленный центр, но и важнейший перевалочный пункт на пути |
движения кораблей, перевозивших из Африки в Америку сотни тысяч §
рабов, причем условия, в которых они непосредственно находились р
в течение всего пути1, в большинстве случаев можно сравнить лишь IS
с тем, что de facto представляли собой нацистские концентрационные С ^
лагеря типа Освенцима и Бухенвальда)2. Именно при помощи рабской | |
Против никому не нужных индейцев, представлявших собой лишь помеху, действовали грубо, хотя m « иногда перед поджогами туземных деревень звучали патерналистские речи. Итак, то, что учтиво § & назвали перемещением индейцев, освободило землю от Аппалачей до Миссисипи для ее заселения & § белыми, очистило территорию для выращивания хлопка на Юге и зерна на Севере, для экспансии, | а иммиграции, строительства каналов, железных дорог и новых городов, создания огромной кон- s & тинентальной империи, раскинувшейся до самого Тихого океана. Невозможно определить цену 1 g человеческой жизни, в страданиях же ее нельзя измерить даже приблизительно. В большинстве 1 g учебников истории, которые читают дети, об этом говорится лишь вскользь. Историю раскрывает 3 § статистика. Мы находим ее в книге М. Роджина "Отцы и дети". В 1790 году насчитывалось 3,9 млн | § американцев, большинство которых жило на побережье, не более чем в 50 милях от Атлантического ас | океана. К 1830 году в ГИТА уже проживало 13 млн человек, а к 1840 году 4,5 млн американцев | р переселились за Аппалачи в долину реки Миссисипи - на огромное пространство с реками, впа- 3 § дающими в Миссисипи с востока и запада. В 1820 году восточнее Миссисипи проживало 120 тыс. а | индейцев. К 1844 году их осталось там менее 30 тыс. человек. Большинство коренных жителей | | Америки силой вынудили мигрировать на запад. Однако слово "силой" не до конца отражает то, | I что происходило». Цит. по: [5, c. 141]. I g
1 По справедливому замечанию одного из авторов, «... работорговля была самой большой драмой § § последней тысячи лет истории человечества - транспортировка 10 млн человек из темной красоты 3 § их родного континента в открытый Эльдорадо Запада. Они "спустились в ад", место мучения ^ | и страдания». Продолжая критический анализ, ученый пишет, что «работорговое судно составляло один из кругов ада. То, что делали. капитаны..., которые превратили свои суда в плавучий ад и использовали насилие, чтобы управлять на борту моряками и рабами. Люди на корабле были "белыми рабами" и "черными рабами", как назвал их один из капитанов: по его мнению, между ними было "единственное различие - в цвете лица" (как же тут не вспомнить лозунг, что цель оправдывает средства. - Авт.). Инструментами для выполнения этой задачи были маски и повязки, стулья, плеть кошка-девятихвостка, тиски, speculum oris, ножи, пистолеты, орудия и акулы. Само судно было во многих отношениях дьявольской машиной, одним большим инструментом g g пытки». Цит. по: [6, c. 435-436].
2 Как подчеркивает в своей работе Маркус Редикер, «Великобритания и Соединенные Штаты до-
бились существенных успехов по сравнению с прошлыми поколениями, подтвердив, что работорговля и рабство были важными частями их истории. Это стало возможным, после того как в 1960-е и 1970-е годы возросло движение различных народов за расовое и классовое правосудие с обеих сторон Атлантики и появилась необходимость написать новую историю и провести научные споры по ее итогам. Ученые, учителя, журналисты, музейные работники и многие другие специалисты
241
Л Л | ,
«дешевой рабочей силы» стало возможным то «экономическое чудо», с которым либеральные историки государства и права и конституционалисты традиционно связывают процесс суверенизации «Града на холме» в качестве североамериканской государственности и ее трансформации в полноценное «сложносоставное образование», ускоренное развитие которого наблюдалось как на уровне штатов, так и федерации в целом1.
Практически не отягощенное (о чем свидетельствуют не только факты, иллюстрирующие то, как была в свое время решена «индейская» проблема, но и перманентное «выведение за скобки» в течение весьма длительного периода «расового» и «женского» вопросов) чувством вины белое мужское население «Града на холме», создавшее когда-то «систему общественных отношений», в своих основных чертах, как это ни парадоксально на первый взгляд, ничем не отличав-.Q шихся от традиционной патриархальной семьи во главе с pater familia го (недаром делегатов Континентального конгресса, инициировавших движение за получение тринадцатью колониями независимости от ме-tt трополии, именуют «отцами-основателями»), все действия членов 1 _
^ вдохновились этим движением, чтобы описать прошлое африканцев и афроамериканцев и создать ^ новое знание и общественное понимание этой проблемы. Однако я полагаю, что никакая страна еще не обозначила более темную и более жестокую сторону этой истории, которую составляет террор. Насилие и террор были основой формирования атлантической экономики и ее сложной ^ трудовой системы в XVII и XVIII веках. Даже лучшие историки работорговли и рабства имели ^ тенденцию преуменьшать, можно даже сказать, узаконивать насилие и террор, которые составляют g предмет их изучения». Цит. по: [6, с. 443].
р 1 Задаваясь вопросом, к каким экономическим результатам привела работорговля, американский ^ историк отмечает: «К тому времени, когда Великобритания и Соединенные Штаты отменили ра-5 боторговлю в 1807-1808 годах, что перевозили работорговые суда? Они доставили 9 млн человек из Африки в Новый Свет (3 млн еще будут привезены). В течение долгого XVIII века одни только британские и американские работорговые суда доставили 3 млн человек (это при том, что все на-^ селение североамериканских «заморских территорий» Соединенного Королевства, получивших CQ позднее независимость, к 1790 г. составляло менее 4 млн. - Авт.). Человеческие потери колебались: ^ приблизительно 5 млн умерло в Африке, на судах и в первый год работы в Новом Свете. В тече-^ ние периода 1700-1808 годов приблизительно 500 тыс. человек погибло на пути к кораблям, еще JX 400 тыс. умерли на борту, и одна четверть миллиона погибла после того, как суда приплыли в порт назначения. Ко времени отмены работорговли (напомним, что рабство будет ликвидировано как форма внеэкономического принуждения только в 1865 г., благодаря XIII поправке к Конституции 1787 г. - Авт.) примерно 3,5 млн рабов трудились на атлантическом «комплексе плантаций» -на американцев, британцев, датчан, голландцев, французов, португальцев и испанцев (заметим, это те, кто неустанно «клеймит нас позором» за крепостное право, учит демократии и соблюдению ^ прав человека. - Авт.). Приблизительно 1,2 млн из них работали в Соединенных Штатах, еще 700 ^ тыс. в британских карибских колониях. Результат их работы не был всегда одинаков. В 1807 году Великобритания импортировала для внутреннего потребления 297,9 млн фунтов сахара и 3,77 млн
с 242
«V о
^ галлонов рома, все это было произведено рабами, так же как 16,4 млн фунтов табака и 72,7 млн фунтов хлопка, которые почти целиком были произведены руками невольников. В 1810 году порабощенное население Соединенных Штатов произвело 93 млн фунтов хлопка и больше 84 млн фунтов табака. В целом они составили 316 млн долл. Робин Блэкберн (см.: BlackburnR. The Making of New World Slavery: From the Baroque to the Modern, 1492-1800. London: Verso, 1997. P. 581) оценил, что к 1800 году основанное на рабстве производство Нового Света "стоило рабам 2 500 000 000 часов тяжелого труда" и было продано за "сумму, которая, возможно, составила не менее чем 35 000 000 ф. ст.", или 3,5 млрд по курсу 2007 года». Цит. по: [6, с. 434-435].
которой базируются на жесткой - императивной - идеологичности религиозных догматов и канонов поведения, не может поверить, что государство, как и семья, где сознательно нарушены и продолжают деформироваться стереотипы совместного проживания, на смену которым приходят этические и морально-нравственные суррогаты, начинает утрачивать смысл своего существования, de jure оставаясь в рамках исходной парадигмы, de facto приобретая черты и свойства, в общем не характерные для предыдущих стадий процесса цивилиза-ционного развития. Если использовать соответствующую англосаксонскую правовую терминологию, можно сказать, что «американский прецедент», со всеми его положительными и отрицательными проявлениями, институтами и ценностями, как бы по инерции продолжает позиционировать себя в качестве непререкаемого «оплота демократии» | и безальтернативного «примера для подражания», осуществляя это, Х не отдавая себе отчета в том, что для преодоления тенденций стагна- р ции и деградации, на которые уже все труднее не обращать внимание, IS необходим не «очередной», как в менее проблемные и драматичные С к исторические эпохи, эволюционный импульс, а принципиально иные, | g радикальные структурные преобразования. Причем изменения, кото- « рые все отчетливее наблюдаются в области социальных отношений, g | объективно не могут не оказывать влияния на политический режим Ц S в целом, демократическая сущность которого начинает приобретать I I все более тоталитарный контекст, в связи с чем правящей элите, | g ее ближайшему окружению и аффилированным с ней олигархическим 3 |
группировкам придется, судя по всему, в краткосрочной перспективе | |
|
для сохранения системообразующих институтов (не исключено, что а § и формы территориального устройства) идти на беспрецедентные | | меры по реформированию и модернизации «западной» модели демо- | g кратии. Несмотря на внешнюю прочность каркаса сложносоставного I g государства, в масштабах которого приоритетная роль при решении С р вопросов регионального значения (начиная со сбора налогов, выдачи 5 | лицензий на добычу полезных ископаемых или размеров штрафов и заканчивая униформой правоохранительных органов) принадлежит 243 не федерации и центральной администрации, а штатам, все более кон- ^ ш трастно проявляются рецидивы, корни которых лежат в прошлом1. I I --EI EI
1 В качестве иллюстрации можно привести коллизию, возникшую между федерацией и штатом gg Джорджия, в результате которой индейцы племени чироки, выполняя на практике жесткие | | предписания закона 1830 г. о переселении, инициатором которого выступил президент Эндрю Джексон, были вынуждены обратиться в Верховный суд за защитой своего права свободно и беспрепятственно проживать на территории указанного региона страны в качестве независимого и суверенного народа. Коллизия возникла в результате того, что штат Джорджия «.ввел для чироки, проживающих на его территории, свои законы. В решении по делу "Народ чироки против штата Джорджия" председатель Верховного суда. Джон Маршалл постановил, что племя не подпадает
Не отрицая того факта (безусловность которого не вызывает сомнений), что на определенном этапе государственного строительства «Град на холме», явившийся материальным воплощением мечты белых протестантов Старого Света о библейской «Земле обетованной», олицетворением чего и стал «союз», сформированный не по национальному, а территориальному принципу, в силу совокупности ряда объективных причин и обстоятельств трансформировался в «плавильный котел», где идентичность с течением времени начала менять «цветовые оттенки», в связи с чем гипотетически допустим «сценарий», при котором, в силу доминирования одного из этносов, будет поставлен вопрос об изменении структуры государственного устройства. Это достаточно вероятно в том случае, если среди правящих элит южных регионов, считавшихся когда-то «заморскими территориями» Испании, а позднее, после приобретения ими независимости, частью
«Q под действие законов штата, но и не является суверенным и независимым. По его мнению, чироки, ■jC находившиеся под опекой федерального правительства, являлись "отечественными зависимыми ^ народами". Джорджия проигнорировала постановление суда, опираясь на молчаливое одобрение президента Джексона. А законодательный орган штата издал закон, запрещавший белым вторгаться на территорию индейцев без особого разрешения. Миссионеры Сэмуэл Вустер и доктор Элизер Батлер отказались подчиниться и были заключены в тюрьму. Они подали апелляцию в Верховный CQ суд, который вынес решение против штата, приказав ему не вмешиваться, после чего президент ^ Эндрю Джексон заставил (любопытно, каким образом он это осуществил на практике, так как что-^ то подобное не относилось к его компетенции? - Авт.) губернатора Джорджии Уилсона Лампкина освободить миссионеров. При этом Джорджия и Джексон по-прежнему настаивали на переселении чироки. Власти обманом навязали племени договор о переселении: чироки были окружены, по-^ мещены за ограду, а затем поспешно отправлены на Запад по маршруту в 1300 километров, кото-^ рый индейцы назвали "дорогой слез". Около 18 тысяч чироки были переселены с родных земель, g из них 4 тысячи не вынесли пути. Джексон стремился урегулировать конфликт с Джорджией еще р и потому, что в Южной Каролине возник еще более серьезный кризис, который президент хотел ^ разрешить, не развязывая гражданскую войну. Все началось после принятия "тарифа абсурда" (речь Ç идет о таможенных законах 1828 и 1832 гг., установивших высокие протекционистские пошлины на промышленные товары, выгодные прежде всего растущей промышленности Севера, вызвавшие, в свою очередь, сопротивление со стороны Юга, экономика которого была в значительной ^ степени основана и ориентирована на сельскохозяйственное производство, настаивавшего на том, ÛQ что федеральные законы, противоречащие законам штатов, в частности Южной Каролины, могли ^ быть нуллифицированы и объявлены недействительными. - Авт.) и так называемой доктрины ^ о нуллификации., по которой штаты могли не соблюдать федеральные законы, нарушающие JX их права. Этот "демарш" (interposition) позволит защитить права меньшинства, - объявил Кэлхун (Джон К. Кэлхун - один из тех политиков Южной Каролины, позднее ставший вице-президентом, который начал проводить в действие «доктрину нуллификации», в результате чего власти штата решили объявить утратившими силу таможенные законы 1828 и 1832 гг., начиная с весны 1833 г., угрожая выходом из союза, если центральное правительство предпримет какие-либо меры с целью сохранения действия данных нормативных правовых актов. - Авт.), - и предотвратить тиранию ^ большинства, всегда угрожающую демократическому обществу. В рамках федеральной системы ^ сдержек и противовесов это было единственным способом защиты свободы и прав личности». ~ Цит. по: [7, с. 138].
С
244
ъ
см о
^ Следствием довольно напряженных отношений федерации и штатов стали многочисленные дебаты, на которых неоднократно поднимался вопрос о сущности сложносоставного территориального устройства страны: «В январе 1830 года, в самом начале президентства Джексона, сенаторы Дэниэл Уэбстер от Массачусетса и Роберт Хейн от Южной Каролины ожесточенно спорили о природе Союза. При этом Хейн защищал доктрину Кэлхуна, утверждая, что Союз может быть сохранен, только если он будет уважать права штатов, включая рабовладение. Федеральное правительство представляет штаты, которые являются суверенными, поэтому Союз - это просто договор штатов.» [7, с. 139].
Мексиканских Соединенных Штатов, где преобладает население, говорящее на двух языках - английском и испанском, в перспективе актуализируются сепаратистские настроения, в результате чего возникнет проблема «автономизации» в пределах уже существующего сложносоставного образования, основанная не на территориальном, а национальном принципе1.
Сказать, что приток иммигрантов из Центральной и Южной Америки, с которыми не всегда и не во всем ассоциируется «западная» модель демократии и ее североамериканский вариант, представляет собой не что иное, как «мину замедленного действия», детонатор которой может оказаться в каких угодно с идеологической точки зрения «политических руках», значит проявить как минимум если не игнорирование, то непонимание тех объективных процессов, с которыми су- | ществующей в настоящий момент политической системе так или иначе 1 придется иметь дело, причем вероятнее всего, в самом ближайшем | будущем; в противном случае не исключено, что ситуация в какой-то момент может выйти из-под контроля региональных и федеральных О Л
ТГ
правящих элит. К чему это приведет - можно только предполагать, | §
но не следует забывать о том, что условный «Юг» аккумулирует зна- т ™
чительные территории, которые вошли в состав Соединенных Штатов & |
преимущественно не на добровольной основе, а были в разное время | ^
насильственно аннексированы у монархической Испании и республи- | I'
0\ >
канской Мексики, как результат нескольких военных кампаний. И это- | & го, по всей видимости, никто не забыл из «заинтересованных лиц», так д | как «иммиграционный фактор» все активнее используется в качестве | 1
№ о\
своего рода «рычага давления», протестный или электоральный по- а Ц тенциал которого, тем более усиленный «ностальгией по утраченным | | территориям», возможно будет ввести в действие в ситуации крайней | & необходимости. «Плавильный котел», в результате работы которого I. | ранее была сформирована историческая общность - американская О ■§ гражданская нация, - все чаще начинает «пробуксовывать», так 5 | как прежнее понятие «диаспоры» (средневекового аналога благотворительной общественной организации для лиц, временно либо 245 постоянно проживающих в другой стране), где, сохраняя культурную ^ ш и языковую идентичность, человек приспосабливался к новым для I и себя ценностям и этическим шаблонам, уже не всегда адекватным || образом отражает социальное и политическое значение институтов | | подобного рода. Однако проблема даже не в том, что «плавильный котел», практически бесперебойно работавший в течение многих
1 Причем вопрос об «автономизации» не так «гипотетичен», как может показаться на первый взгляд.
с:
с:
244
ъ
см о
десятилетий, несмотря на навязываемые населению толерантность и мультикультурализм, перестает в полном объеме выполнять функции по формированию «нового», эгоцентричного и бесполого, человека (кем себя «воспринимать», «ощущать» и «изображать» - каждый решает самостоятельно, если при этом не нарушаются права, свободы и законные интересы всех остальных), главное, что все это не может не отразиться на политическом режиме в целом, в итоге вынужденном каким-то образом реагировать и подстраиваться под «требования дня». Перед государством встает дилемма: либо все пустить на самотек и дать обществу возможность самому выработать необходимые нормы, правила и стереотипы поведения, либо взять инициативу по регламентации этого процесса на себя и создать предпосылки для перехода в принципиально иное качество1.
1 Характеризуя тенденции, все более отчетливо наблюдаемые в Соединенных Штатах в контексте «Q кризиса, переживаемого американским обществом и системообразующими государственными ин-■jC ститутами, Патрик Бьюкенен, например, подчеркивает (при этом следует помнить, что цитируемая ^ работа написана более десяти лет назад, когда «ситуация» была существенно другой): «Выходцы
из Латинской Америки уже составляют 42 процента населения Нью-Мексико, 37 процентов населения Калифорнии, 38 процентов населения Техаса и более половины населения штата Аризона в возрасте до двадцати лет (речь идет о тех, кто de jure является и избирателем, и потенциальным CQ депутатом, от мнения которых в течение многих десятилетий будет зависеть политический ^ процесс на региональном и федеральном уровне, развитие или стагнация, регресс и деградация ^ либерально-демократических институтов. - Авт.). Ссылаясь на исследование Центра Пью 2008 ji года, - констатирует консервативный публицист и советник трех американских президентов, -
Майкл Герсон в 2010 году отмечал, что "выходцев из Латинской Америки - 40 процентов учащихся
К-12 (обозначение американской системы начального и среднего образования, включающей в себя ^ несколько периодов, начиная с детского сада и заканчивая выпускным классом школы. - Авт.) »С в Аризоне, 44 процента - в Техасе, 47 процентов - в Калифорнии и 54 процента - в Нью-Мексико". р Агентство штата Техас по образованию сообщало, что в 2011 году выходцы из Латинской Америки ^ представляют большинство (50,2 процента) учеников государственных школ. Мексика движется
5 на север (фактически мирно «отвоевывая» те территории, которые у нее были в свое время аннексированы. - Авт). Этнически, лингвистически и культурно вердикт 1848 года (имеется в виду так называемый «договор Гваделупе-Идальго», который подвел итог очередной американо-мексикан-^ ской войны, согласно которому Мексика «добровольно уступила» Соединенным Штатам около CQ 1,5 миллионов квадратных километров своей национальной территории. - Авт.) ликвидируется. ^ Готова ли мексиканская "нация внутри нации" отстаивать цели, записанные в нашей конституции, ^ - задается справедливым вопросом исследователь, - "гарантировать внутреннее спокойствие" JX и "содействовать всеобщему благоденствию"? Или пассивность, с которой мы реагируем на это вторжение, уничтожит наш союз?». Об этом см.: [1, c. 191-192].
Исходя из этого, нет ничего сверхъестественного в том, что вопрос «автономизации» может быть кем-то из испаноговорящих политиков поднят в ближайшее время, что спровоцирует процессы, с которыми de facto сложносоставное государство реально не сталкивалось с периода сецессии нескольких южных штатов и четырехлетнего гражданского противостояния «федератов» и «кон-^ федератов» начала второй половины XIX в. Тем более что сепаратистские тенденции начинают себя СМ проявлять все активнее, в той же Калифорнии или Техасе, когда-то являвшимися территориями Мексиканских Соединенных Штатов. Как бы сам собой возникает вопрос: что в подобной ситуации
СМ предпочтет «спасать» федеральная администрация - целостность страны или права и свободы всевозможных гендерных и сексуальных «меньшинств» с их пресловутыми и многим гражданам изрядно надоевшими толерантностью и мультикультурализмом? Вопрос, как говорится, риторический, так как ответ на него был уже дан в 1861 г., когда президент Авраам Линкольн с согласия Конгресса ввел регулярные войска на территорию нескольких мятежных штатов, «принуждая» их отказаться от сепаратистских идей (а не спасать негров и отменять рабство, как традиционно считают, говоря о причинах гражданского противоборства, исторически плохо образованные борцы за права «угнетенных»).
Не исключено, что у оппонентов, традиционно придерживающихся в большей или меньшей степени несколько иной точки зрения на перспективы развития современной «западной» модели либеральной демократии (в первую очередь ее американской разновидности), возникнут вполне справедливые, на их взгляд, вопросы по поводу того, каких «конкретных» целей хотели достичь авторы, так подробно и детально касаясь отдельных проблем, с которыми на соответствующем этапе исторического процесса непосредственно столкнулся политический режим стран, позиционирующих себя (имеющих основания или нет - ответ post factum не столь категоричен, как может кому-либо показаться) «оплотом демократии» и «примером для подражания». Реакция, какой бы она в итоге ни была, станет свидетельством того, что исследование наблюдаемых в последние годы кризисных тенден- I ций, опровергающих многие мифологемы и демагогические штампы, Х характеризующие «западную» модель демократии, выполнило одну р из задач, которую, помимо всего прочего, мы ставили перед собой -вызвать либо спровоцировать не только научный, но и читательский С ^ интерес к тем «специфическим особенностям» (о них, как правило, | g не принято рассуждать с академических кафедр, писать что-либо ® ™ в школьных учебниках и публицистической литературе), с которыми g | был связан процесс становления и развития системообразующих ин- | 0
статутов и процедур, de facto явившихся прямым или опосредованным 0 I
^ g
результатом постепенного перехода к практике социально-политиче- | g
ских отношений, в целом олицетворявших собой новую, либеральную, 3 |
стадию взаимодействия государства, общества и граждан. | |
I
Возможно ли в условиях кризиса «западной» модели демокра- а § тии окончательно решить «женский» вопрос? 0 |
Никто не подвергает сомнению вполне очевидный факт, что, начав, | g
в результате эволюционных либо революционных преобразований, I g
140
имевших место в соответствующем государстве с монархической или с р республиканской формой правления, переход к следующему этапу циви- 5 | лизационного развития, общество и правящая элита столкнулись с проблемами, вызванными не только процессами, «характерными» для эко- 247 номических, социальных и политических отношений предшествующего w ш исторического периода (тормозившими либо во многом сдерживавшими I I поступательное движение вперед), но и тенденциями, обусловленными 11 формированием ранее не актуальных или невостребованных - в силу | | как объективных, так и субъективных причин - со стороны участников публично-правовых и частноправовых отношений конкретных сфер, областей и направлений деятельности. Причем некоторые «тенденции», в течение веков наблюдавшиеся в большинстве государств, независимо
от формы правления, традиционно позиционирующих себя в качестве «примера для подражания», достались им «в наследство» от прежних этапов общественного развития без каких-либо радикальных изменений с точки зрения фундаментальных прав и свобод, в связи с чем авторы посчитали для себя целесообразным осуществить критический сравнительно-правовой анализ тех причин, благодаря которым, несмотря на смену политической системы, ситуация и в новых исторических условиях осталась практически неизменной. В первую очередь речь идет о так называемом «женском» вопросе, нерешенность и факультативность которого, de facto носившие перманентный характер, свидетельствуют, помимо прочего, о том, что «западная» модель демократии дискриминационна по своей сути1 и содержанию, так как «слабый пол» (какое бы государство мы ни взяли в виде примера, за исключением «Града на холме» в начальный период колонизации и хозяйственного освоения англо-британских «заморских территорий», когда ортодоксальные протестантки и прибывшие из Старого Света на работу по договору найма в качестве законтрактованных сервентов не могли составлять большинства дееспособных переселенцев2) в процентном отношении почти во всех европейских странах, преобладая над мужской частью населения, был в течение длительного периода времени de jure eg поражен в правах3.
^ 1 Французская «Декларация прав человека и гражданина», принятая в период буржуазно-ли-^ беральной революции, и датируемая 26 августа 1789 года, провозгласила: «Люди рождаются ^С и остаются свободными и равными в правах...», тем не менее, женщины получили право избирать р и быть избранными только в 1946 году - через сто пятьдесят семь лет, одними из последних ^ в Европе («В условиях, определенных законом, - говорится в статье 4, - избирателями являются 5 все совершеннолетние обоего пола французские граждане и лица, состоящие под французской ^ властью, пользующиеся гражданскими и политическими правами»). См.: Конституция Четвертой
республики 1946 года [3, c. 232]. ^ 2 Статус женщин-сервентов, заключивших договор и работавших у кого-то из переселенцев по найму, CQ мог с правовой точки зрения выглядеть примерно следующим образом: «.в 1645 году законода-О тельное собрание Коннектикута постановило, чтобы некую Сьюзан С. за непокорное отношение ^ к хозяйке отправили в исправительный дом, заставили тяжело работать и кормили только хлебом, ^ а также привели бы на следующий день, дабы прочесть ей публичное наставление, и делали бы это еженедельно, пока не будет получено иное распоряжение». Об этом см.: [5, c. 119]. Чтобы не выглядеть голословными, говоря о реальном социальном статусе представительниц «слабого пола», процитируем небольшой фрагмент из фундаментальной монографии одного из ведущих американских историков: «Даже свободные белые женщины, привезенные в Америку не в качестве служанок и рабынь, а как жены первых поселенцев, сталкивались с особыми трудностями. На борту "Мэйфлауэра" прибыли 18 замужних женщин. Три были беременны, одна родила мертвого ребенка в пути. Роды и болезни были настоящей бедой; к весне выжили только четыре из этих 18 женщин. К тем, кто остался жив, разделяя с мужчинами тяготы строительства
С
248
«V о
^ новой жизни в диких местах, часто относились с особым почтением (в том числе из-за пренебрежительного и даже расистского отношения к индейским женщинам как «слабому полу». - Авт.), поскольку в них крайне нуждались. А когда мужчины гибли, женщины зачастую выполняли их работу. Кажется, что в течение первого столетия существования колоний и позднее женщины американского фронтира были близки к равноправию с мужчинами. Но всех колонистов тяготели идеи, привнесенные на новый континент переселенцами из Англии, - идеи христианского учения (интересно, как бы отнеслись ко всему этому современные суфражистки и феминистки, выступающие за равноправие полов, не говоря уже о всевозможных гендерных и сексуальных
Именно поэтому возникла необходимость, исследуя кризис «западной» модели демократии, рассматривать проблемы, обусловленные юридическим и социальным статусом представительниц «слабого пола», как бы под разными «углами восприятия», в определенных ситуациях повторно обращаясь к тем вопросам, на которые уже были даны ответы (удовлетворившие всех или лишь какую-то часть оппонентов - существенного значения не имеет). Признать, что современные женщины прежде всего с точки зрения правовой эмансипации принципиальным образом практически ничем не отличаются от тех, кто стал неотъемлемой частью электората, депутатского и судейского корпуса не более ста лет назад, значит согласиться с ложным тезисом, согласно которому только (если не исключительно!?) действующая «западная» модель демократии и ее американская разновидность | могут служить «примером для подражания», так как в максимальной 11 степени отражают интересы и потребности широких слоев населения. | Как ни странно, парадокс состоит в том, что в основе либеральной 15 демократии (как бы к этому ни относились апологеты, с пеной у рта О Л
0 Ф
доказывая, что это лучшее из того, что за последние двести пятьдесят | § лет смогла создать цивилизация, взяв в качестве «образца» античные т ™ рабовладельческие города-государства) лежат популизм, демагогия, ли- Ц |
1 I
о
цемерие и радикализм, которые заретушированы словами о «свободе, | 0
равенстве и братстве», начерченными на знаменах борцов с авторита- 0 I
^ g
ризмом и тоталитаризмом, наивно полагавших, что «парламент», его ■§ g
институты и процедуры, несмотря на недостатки, есть не что иное, 3 |
как одна из форм «подлинного народовластия» (при этом совершенно | |
не задумываясь над тем, что весьма значительная часть дееспособных о §
граждан, в первую очередь «слабый пол» и «цветные», полностью, 0 |
благодаря цензам, не обладает правами либо существенным образом | g
в них de facto ущемлена или de jure ограничена). Однако народ и «из- I. g
бранники народа» - это не одно и то же. С р
2 §
5 |
249
0 «
«меньшинствах»? - Авт.). Английское право было суммировано в документе "Законодательные ^ | решения о правах женщин", датируемом 1632 годом: «В этом объединении, которое мы называем брачным союзом, правда то, что муж и жена едины, но понимать это надо так. Когда ручеек или речка впадают в Роданус, Хамбер или Темзу, малая речушка утрачивает имя свое. Женщина, выйдя замуж, получает статус находящейся под покровительством мужа. "закрывает лицо вуалью", то есть уходит в тень; она лишается своего течения. Я могу правдивее сказать замужней женщине, что ее новое "я" - это ее наставник, ее партнер, ее хозяин. »
Рассматривая юридический статус представительниц «слабого пола» в колониальный период, один из авторов пишет: «Контроль мужа над женой предполагал право выпороть ее. Но он ^^ не мог изувечить жену или лишить ее жизни». Что же касается имущественных прав, то «помимо абсолютного распоряжения личным имуществом жены и недвижимостью, которой она обладала, супруг мог присвоить любой ее доход. Он забирал средства, заработанные ее трудом. Естественно, из этого следовало, что и вырученные от совместной работы мужа и жены деньги принадлежали первому». Родить внебрачного ребенка для женщины было преступлением, и архивы колониальных судов переполнены материалами дел женщин, которых привлекли к уголовной ответственности за "блуд", - при этом отца ребенка закон не трогал и оставлял на свободе». Цит. по: [5, с. 120].
20 2Q |
Речь не идет о том, что, невзирая на механизмы «уравнивания» в правах по тендерному принципу, непосредственно «актуализированные» в последние десятилетия, представительницы «слабого пола» (в этом обозначении, на наш взгляд, нет ничего унизительного, тем более порочащего честь и достоинство, как могло бы показаться тем интерпретаторам, которые даже в традиционных терминах пытаются найти негативную смысловую коннотацию) по-прежнему «выведены за скобки» политического процесса; наоборот, наблюдается четко выраженная тенденция ущемления прав белых мужчин в качестве своего рода «возмещения вреда» за «недополученное в прошлом». В перспективе, причем краткосрочной, буржуазно-либеральный парламентаризм придет, вероятно, к тому, что когда-то имело место в рамках «советской» модели демократии, где действовало правило, согласно которому в высших, региональных и местных органах представительной „0 власти все - от классов до народностей - составные элементы общего ства были аккумулированы в определенной пропорции. Иначе говоря, не исключено, что «представительство», особенно в сложносоставных а государствах (к которым, несмотря на его официальный унитарный § характер, относится «прародина» парламентаризма - Соединенное oq Королевство), de facto либо de jure в процентном отношении будет 2 «отражать» не только расовую или этническую, но и гендерную (в первую очередь «третий» пол, «родителя номер один» и «родителя — номер два») специфику дееспособного населения. Отчасти наблюдае-§ мая в целом ряде стран, ассоциирующих себя с «западной» моделью jj демократии (в англосаксонском варианте и его британской или аме-§ риканской разновидности), феминизация тех областей общественных ^ отношений, где до сравнительно недавнего по историческим меркам времени доминировали, как правило, белые мужчины, вызвана тен-о денциями, направленными, в частности, на разрушение традиционных g брачно-семейных ценностей и мировоззрения, морально-этических С норм и правил поведения, по существу беспрецедентным падением рождаемости среди потомков протестантских переселенцев и иных 250 европейских религиозных диссидентов «первой» и «второй» волны. Политика, циклический характер избирательных кампаний, законо-CV дательная, судебная и административная деятельность (не говоря ® уже о карьере адвоката, чиновника и военнослужащего), а не семья в ее, так сказать, «классическом» понимании и значении (в лучшем случае сожительство или партнерство1) - вот что теперь у многих представительниц так называемого «слабого пола» рассматривается
1 Под ультралиберальными лозунгами полного демонтажа или слома архаичных социальных институтов.
в качестве профессиональных приоритетов и социальных ориентиров, о чем свидетельствует факт отсутствия у большинства руководителей правительств, министерств и парламентов детей и внуков. Такого рода тенденции присущи постмодернистскому обществу в целом, что является, судя по всему, одной из особенностей кризиса, который переживает «западная» модель демократии и ее системообразующие институты. «Сидеть на двух стульях» - карьере и семье - получается, по всей вероятности, не у всех, поэтому «предпочтение» отдается всевозможным суррогатам в виде продвижения по корпоративной, служебной или партийной иерархической лестнице в ущерб всему остальному.
В результате под не совсем корректно понимаемым тезисом о гендерном равенстве (хирургически изменив «внешние признаки», | кто-то наивно считает, что он с биологической и анатомической точ- If ки зрения также стал «другим») с настойчивостью, заслуживающей | более адекватного применения, нарушается баланс между «женскими» и «мужскими» социальными функциями, при этом не отдается ® ^ отчет в том, что итогом «деформаций» подобного рода могут быть | g не только фундаментальные изменения характера общественных от- ^ « ношений, при которых каждый пол веками обладал «эксклюзивными», g | свойственными лишь ему, предметами ведения, только в исключи- .с S тельных, строго ограниченных случаях или форс-мажорных ситуа- I I' циях de facto вторгаясь в несвойственные ему сферы деятельности, | | но и трансформация самосознания, радикализм которой (о чем даже 3 | не мечтали футурологи, провозгласившие «конец истории») превзой- | 1
№ о\
дет все «мыслимое» и «немыслимое», с чем до этого приходилось s Ц
сталкиваться. В очередной раз встает вопрос о целесообразности | |
абсолютизации прав и свобод человека, ее гипертрофированности, | I.
базирующейся на принципах и ценностях толерантности и мульти- I, |
культурализма, приобретающей все более отчетливые тоталитарные | ■§
черты и свойства на фоне тенденций, направленных в той или иной 5 | степени на ущемление каких-либо проявлений «традиционности». Как
следствие - резкое падение профессионализма, обусловленное в том 251
числе тем, что соответствующие должности в механизме разделения ^ ш
властей занимают (в рамках так называемой «системы заслуг»), как I I
правило, исходя из партийной принадлежности, а не полученного ||
образования, стажа, опыта или специфики работы, поэтому клас- | | сические «мужские» должности (например, связанные с обороной, безопасностью, внешними сношениями) «резервируются» с учетом «гендерных квот» (в дополнение к которым все чаще предлагаются кандидаты от всевозможных «меньшинств»), тем самым игнориру-
ются исторический опыт и практика разделения труда, отражающие традиции и особенности процесса государственного строительства, присущие конкретной стране. Складывается впечатление, что современный «слабый пол» как бы «стесняется» того, что он «состоит» не из мужчин, а из женщин, стремясь всеми правдами и неправдами изменить существующее положение дел, «доказывая» (правда, совершенно непонятно с какой целью) свою состоятельность и востребованность. На «скорейшую замену» не отвечающих «реалиям дня» стереотипов (архаичных и a priori недемократических?), исходя из которых государству и обществу по-прежнему крайне необходимы «женские» и «мужские» социальные функции, направлена идеологическая машина, не имеющая по своим «возможностям» и потенциалу сопоставимых исторических аналогов (даже советская пропаганда и аппарат, которым она фактически обладала, вероятнее всего, по-„0 терпели бы в итоге фиаско), поэтому противопоставить ей что-либо го приемлемое у тех, кто ассоциирует себя и ближайшее окружение с традиционными ценностями, не только чрезвычайно сложно, но и, судя № по всему, бесперспективно1.
1
со Список литературы:
2 1. Бьюкенен, П. Самоубийство сверхдержавы / П. Бьюкенен; пер. с англ. ^ К.М. Королева. - М. : Изд-во АСТ, 2016. - 640 с.
^ 2. Валлерстайн, И. Мир-система Модерна. Т. 1: Капиталистическое
§ сельское хозяйство и истоки европейского мира-экономики в XVI веке /
jS И. Валлерстайн; предисл. Г.М. Дерлутьяна, пер. с англ., литер. редакт.,
S комм. Н. Проценко, А. Черняева. - 2-е изд., испр. и доп. - М. : Русский фонд
О содействия образованию и науке, 2016. - 552 с.
1 В связи с этим в очередной раз встает вопрос о таких понятиях, как «равенство» и «равноправие», ^ о которых в последнее время сказано - с официальных и неофициальных трибун - достаточно CQ много, тем самым как бы подчеркивается, что «гендерная» проблема (после того как «слабый пол» ^ получил, наконец, право избирать и быть избранным в органы государственной власти и местного ^ самоуправления, радикальные феминистки и суфражистки на этом и не думали останавливаться, JX как посчитали, видимо, традиционные правящие элиты, потребовав «уравнять» мужчин и женщин во всем, начиная с политической и общественной деятельности и заканчивая различными видами спорта) продолжает, несмотря ни на что, быть актуальной и востребованной. При этом процесс деформации затронул такие сферы отношений, с которыми конкретный пол - мужской или женский - ассоциировался на протяжении нескольких тысячелетий, не только не вызывая вопросов, в той или иной степени связанных с гендерным неравенством и принуждением (ни у кого ^ и в мыслях не было, что сменивший половую принадлежность «мужчина» будет вместо своей ^ «жены», периодически рожать детей и заниматься их воспитанием, а «женщина», ощущающая себя «мужчиной», работать шахтером, металлургом или командовать солдатами), но и рассматриваясь
с 252
«V о
^ в качестве основания статуса и профессиональной дифференциации. Эгоцентричный и бесполый «индивид» - вот тот магистральный вектор трансформации и расчеловечивания, в сторону которого смещается цивилизационное развитие современного «западного» общества.
Речь не идет о том, что «кому-то» необходимо «что-то» запретить, проблема состоит в том, что любая абсолютизация, в том числе прав и свобод, ведет к анархии, вседозволенности и попранию прав тех категорий граждан обоих полов, кто отторгает - как мракобесие - все те постмодернистские «новеллы», которые de facto насаждаются обществу в качестве эксклюзивного «примера для подражания».
3. Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран (Новое и Новейшее время) / сост. докт. юрид. наук, проф. Н.А. Крашенинникова.
- М. : ЗЕРЦАЛО, 2000. - 496 с.
4. Джон Роберт Сили. Рождение Англии / Крэмб Дж.А., Сили Дж.Р. Британская империя. Разделяй и властвуй! / пер. с англ. - М. : Родина, 2019.
- 400 с.
5. Зинн, Г. Американская империя. С 1462 года до наших дней / Г. Зинн.
- М. : Родина, 2020. - 752 с.
6. Редикер, М. Корабль рабов. История человечества / М. Редикер.
- М. : Прогресс, 2021. - 544 с.
7. Римини, Р. Краткая история США / Р. Римини; пер. с англ. О. Алексаняна. - М. : КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2018. - 480 с.
£ X
№
■о
ЕР
8 И
За 5
® ^
££
1 ° £ I
5 £
3 X
¡1
о\
I -8
0 8
3 £ 8 * Е §
1£
1 II
I
Н 1 11
253
** *
