КРИЗИС ПРАВОСОЗНАНИЯ И ИДЕАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ПРАВОВОГО ГОСУДАРСТВА Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

О^ ИННОВАЦИИ

УДК - 342 КРОТКОВА Наталия Викторовна,

ББК - 67.1 кандидат юридических наук, доцент кафедры

государственно-правовых дисциплин МИИГУ им. П.А. Столыпина,

e-mail: krotkova2012@yandex.ru

12.00.01 — теория государства и права; история учений о праве и государстве

КРИЗИС ПРАВОСОЗНАНИЯ И ИДЕАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ПРАВОВОГО ГОСУДАРСТВА

Аннотация. Всесторонне обосновывая идею правового государства, Сергей Андреевич Котляревский периодически возвращается к теме «кризиса правосознания», широко обсуждавшейся в начале XX в. в России и Европе. Следует отметить, что данная проблема представляла собой частный случай более широкой дискуссии о кризисе европейской культуры, правопорядка и правосознания, начатой И. Кантом и А. Шопенгауэром. Кризис правосознания, по С.А. Котляревскому, вызван также тем, что утрачена вера во всемогущество политических институтов, утрачена наивная уверенность в возможность полностью рационализировать общественную жизнь, довести ее до совершенства часового механизма. Грубый механицизм в понимании общества, государства и права, свойственный эпохе Просвещения, мог вести и вел к созданию социальных утопий, внедрение которых в жизнь часто оборачивалось насилием и кровью. Современная наука, полагает юрист, убедительно доказала огромную роль иррационального и бессознательного в жизни общества и, в частности, в функционировании политических учреждений.

Ключевые слова: правосознание, общество, правовое государство, идеология, политический институт, норма права, законодательство, система права, правовые отношения.

KROTKOVА Natalia Viktorovna,

candidate of legal Sciences, associate Professor state-legal disciplines MEIGU them. P. A. Stolypin, e-mail: krotkova2012@yandex.ru

THE CRISIS OF JUSTICE AND THE IDEAL FOUNDATION

OF A LEGAL STATE

Annotation. Fully justifying the idea of a lawful state, Sergei Andreevich Kotlyarevskiy periodically returns to the theme of the «crisis of justice», widely discussed in the beginning of XX century in Russia and Europe. It should be noted that this problem was a particular case of a wider debate about the crisis of European culture, the rule of law and justice, initiated by I. Kant and A. Schopenhauer. The crisis of justice, by S.A. Kotlyarevsky, also caused by the fact that the lost faith in the omnipotence of political institutions, lost a naive confidence in the ability to fully rationalize public life, to bring it to perfection of clockwork. Gross mechanistic understanding of society, state and law, typical of the Enlightenment, could lead and led to the creation of social utopias, the implementation of which in life often leading to violence and blood. Modern science, says the lawyer, proved a huge role of the irrational and the unconscious in society and, in particular, in the functioning of political institutions.

Key words: justice, society, legal state, ideology, political institution, rule of law, law, legal system, legal relationship.

ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 1 • 2018

Зпоха Возрождения и век Просвещения предложили европейскому сознанию парадигму одностороннего, временами довольно плоского сциентистского мышления с его наивной установкой всемогущества разума и принципиальной возможности построения бесконфликтного общества абсолютной гармонии. Считалось, что человек — в основе своей доброе, разумное существо, способное создать общество всеобщей гармонии. Деструктивное поведение человека рассматривалось как следствие неблагоприятных социальных условий, как результат нерационально устроенной жизни общества. Отсюда - довольно распространенная установка просветителей на необходимость открыть законы общественного развития и построить в соответствии с ними новое общество. Сциентистская парадигма ориентировала просветителей на перенесение методов естественных наук на обществознание, на невольное отождествление природной и социальной материи. Негативным следствием такого подхода стало неоправданное упрощение (например, в сравнении с античной мыслью) представлений о человеке и обществе. Социально-политические конструкции многих авторов-просветителей отличались фальшивым, оторванным от жизни оптимизмом.

Заслуга Канта и Шопенгауэра заключалась, в частности, в том, что они указали на во многом иррациональную природу человеческого поведения. Для Канта, например, природа человека, общества, государства, права дуалистична, поскольку одновременно принадлежит двум мирам - феноменальному и ноуменальному. Если феноменальная их часть познаваема, может быть предметом научного исследования, то ноуменальная часть иррациональна, закрыта для познающего субъекта. Человек, сказал Кант, его нравственный закон навсегда останется одной из тайн бытия, а нравственные запросы личности всегда будут источником ее конфликта с действительностью. Никогда человек не сможет быть полностью удовлетворен условиями жизни общества, существующим государством и правопорядком.

В XIX в. интенсивно наращивается пласт литературы, в которой предпринимается попытка критически переосмыслить опыт буржуазных революций (прежде всего, английской и Великой французской революции), а также период классического либерализма в целом. На рубеже XIX — XX вв. западная цивилизация, Россия вступают в эпоху империализма, когда заметно меняются условия существования институтов демократии (вмешательство государства в экономику, ужесточение внутриполитического режима), а от правового государства требуется выработка и проведение новой политики. В этот период классический либерализм уже исчерпал свой первый, начальный потенциал, что привело, в частности, к возникновению различных альтернативных идеологических систем (марксизм, фашизм, анархо-синдикализм, теория элит и др.), имевших своей целью предложить новое понимание европейской культуры и ее исторических перспектив. Серьезная трансформация демократических институтов Запада, отход от многих базовых принципов классического либерализма не могло не вести к коренной перестройке либеральной идеологии, что и получило у многих русских авторов название «кризис правосознания» [5, с. 23—27].

В России тема духовного кризиса по большей части была связана с критикой народнической идеологии, что нашло отражение в известных сборниках «Проблемы идеализма» и «Вехи». Авторы этих сборников констатировали кризис народнических ценностей (апелляция к народу как высшей ценности, идеи социализма и революции, позитивизм и атеизм) и призвали русскую интеллигенцию повернуться в сторону идеализма и религии. Примечательно, что либералы-веховцы, критикуя народническую идеологию, видели в ней естественное следствие сциентистских идеологических утопий века Просвещения, проявление крайнего, уродливого западничества.

Развивая тему кризиса либерального правосознания, С.А. Котляревский во многом отталкивается от знаменитого сочинения П.И. Новгородцева «Введение в фило-

ОБРАЗОВАНИЕИ ПРАВО № 1 • 2018

софию права. Кризис современного правосознания», где классическая теория правового государства была названа им одной из разновидностей теорий «земного рая» (термин А.И. Герцена). Мысль П.И. Новгород-цева сводилась к тому, что правовое государство в принципе не способно привести к обществу всеобщего благоденствия и установить абсолютную гармонию между людьми (подобие земного рая). Несовершенство людей, полагал он, всегда будет воспроизводить несовершенство отношений, и правовое государство в этом смысле никогда не сможет подняться выше уровня реальной, действительной человеческой природы.

Вслед за П.И. Новгородцевым С.А. Кот-ляревский усматривает причину кризиса современного либерального правосознания в том, что на идею правового государства были возложены слишком большие надежды, превосходящие возможности реального правового государства. С.А. Котлярев-ский видит некоторую закономерность в том, что в переломные эпохи всегда возникают повышенные ожидания от политических институтов, неизменно сменяющиеся через какое-то время разочарованием в них. Юридические механизмы имеют предел своих возможностей, всякие попытки выхода за этот предел всегда чреваты кризисом правосознания. «В этом смысле, — отмечает он, — можно говорить о кризисе всех политических институтов, в которых усматривался магический ключ к пересозданию жизни общества.

Стоить сравнить всеобщее избирательное право, как оно рисовалось в сознании английских чартистов и французских республиканцев эпохи Июльской монархии и как оно оценивается при свете современного опыта. Мы далеки от мысли, что the people can do no wrong, и мы знаем, насколько всеобщее избирательное право не предупреждает торжества узких и своекорыстных классовых интересов, как оно может оказаться орудием в руках у самой беспринципной демагогии, может и прола-гать путь безответственному деспотизму... Не меньшее разочарование ожидает и тех, которые, замечая несоответствие между практикой всеобщего избирательного пра-

ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 1 • 2018

ва и демократическими программами, рекомендуют переход к референдуму и другим институтам непосредственной демократии. Опыт Швейцарии ясно показал, что и здесь форма далеко не адекватна содержанию: обывательский консерватизм, страх перед новшествами вообще и особенно перед такими, которые связаны со значительными расходами, может здесь сказываться с чрезвычайной силой. То же самое приходится сказать о децентрализации и федерализме, в которых многие усматривали верное средство обеспечить справедливость относительно национального меньшинства, вообще расширить элементы свободы и общественного самоуправления: достаточно вспомнить об американских южных штатах, где борьба с централизацией неразрывно была связана с борьбой за сохранение рабства. То же применимо и к институту, пустившему такие глубокие корни в европейском правосознании, как суд присяжных: оказывается, и этот «суд народной совести» может превращаться в орудие классовой, политической, национальной и вероисповедной ненависти, и он может отражать на себе грубейшие предрассудки и мстительные инстинкты» [4, с. 134].

Кризис правосознания, по С.А. Котля-ревскому, вызван также тем, что утрачена вера во всемогущество политических институтов, утрачена наивная уверенность в возможности полностью рационализировать общественную жизнь, доведя ее до совершенства часового механизма. Грубый механицизм в понимании общества, государства и права, свойственный эпохе Просвещения, мог вести и вел к созданию социальных утопий, внедрение которых в жизнь часто оборачивалось насилием и кровью. Современная наука, полагает юрист, убедительно доказала огромную роль иррационального и бессознательного в жизни общества и, в частности, в функционировании политических учреждений. Отсюда, по С.А. Котляревскому, перед юридической наукой встает задача: дополнить теорию правового государства такими метаюридическими компонентами, как мораль и религия, без учета которых многое в феномене демократии остается неяс-

ным. Более того, С.А. Котляревский, подобно другим либералам-веховцам, усматривает выход из общего духовного кризиса и кризиса правосознания на пути усвоения обществом моральных и религиозных ценностей. Как уже отмечалось, с течением времени религиозные мотивы в творчестве С.А. Котляревского усиливались.

Только мораль и религия, с его точки зрения, способны внести смысл в существование человечества, оправдать его историю и культуру, и в частности правовую культуру. Понять ценность культуры с позиции самой культуры при условии и предположении ее самодостаточности невозможно. Критерий ценности культуры можно отыскать только в религии и морали — вещах абсолютных и не нуждающихся в дополнительном обосновании. Вне ценностных координат морали и религии, утверждает С.А. Котляревский, правовое государство теряет свое значение, а правовой прогресс представляется одним из вариантов «дурной бесконечности» Гегеля [3].

Поскольку стихия насилия и эгоизма укоренена в человеке и обществе, правовое государство с его формализмом мыслится русским юристом как необходимая ступень восхождения человечества к моральному и религиозному совершенству. Правовое государство, по С.А. Котляревс-кому, навсегда оставаясь институтом насилия, может лишь в известных пределах воплотить в себе «верховенство права, в меньших — господство справедливости, а в еще меньших — справедливости высшей, расширенной до благости» [1, с. 345].

В выстраиваемой им иерархии ценностей религия занимает высшую ступень, право — низшую, мораль находится посередине.

В трактовке морали С.А. Котляревский тяготеет к религиозно окрашенным этическим системам в духе Платона, Шопенгауэра и В.С. Соловьева. Так, например, сравнивая этику Канта и Платона, он отдает предпочтение последней. Кант, с точки зрения русского юриста, разделяет единый в своей основе мир на сферу сущего и сферу должного, что возводит непреодолимую грань между автономным нравственным законом отдельной личности и этичес-

кой жизнью общества в целом. Категорический императив Канта в своей автономности как бы повисает в воздухе, становится миражом, не способным включить человека в мир этической действительности. Этика Платона, по С.А. Котляревскому, напротив, предполагает высший синтез нравственной жизни человека и общества, мира идей и мира вещей.

Ключевой моральной ценностью, влияющей на механизмы демократии, С.А. Кот-ляревский считает справедливость, в понимании которой он близок к античным авторам (Платон, Аристотель, Цицерон). Справедливость есть некое идеальное объективное начало, одновременно выступающее в качестве и основы, и цели общественного устройства. Справедливость — это неизменная идеальная основа сменяющихся юридических институтов и правовых воззрений. В каждом человеке и каждом народе заложено чувство справедливости, по-разному проявляющее себя в различные исторические эпохи. У справедливости в этом смысле, подчеркивает С.А. Котляревский, есть «меняющееся содержание», т.е. тот исторический материал, к которому она прилагается (специфика экономики, политики, этнического состава, религиозных и правовых представлений и т.п.). Чувство справедливости, воздействуя на поведение масс, способно оказывать существенное влияние на преобразование социально-политического порядка вплоть до его коренного переустройства. Появление на определенном историческом этапе правового государства есть в значительной мере результат требования справедливости. Правовое государство, отмечает юрист, - всегда справедливое государство.

Подобно Аристотелю, С.А. Котлярев-ский выделяет в справедливости две стороны - уравнивающую и распределяющую. Согласно Аристотелю, люди одновременно и равны (перед законом, как участники торгового оборота), и не равны (по своим личным качествам, в материальном положении, в занятии должностей) друг другу. Следует отметить, что такое понимание справедливости было востребовано буржуазными идеологами в эпоху становления либерального правопорядка на За-

ОБРАЗОВАНИЕИ ПРАВО № 1 • 2018

паде. Классический, домонополистический капитализм как раз строился на двух эти-ко-правовых принципах: равенстве всех перед законом (формальное равенство) и неравенстве в сфере материальных благ (материальное неравенство). С.А. Котля-ревский, как типичный буржуазный идеолог, в целом исповедует именно такую трактовку справедливости, но с известными оговорками, характерными для либералов начала XX в. [7, с. 52]

С.А. Котляревский полагает, что в условиях современного мира, в начале XX в., идея равенства наполняется новым содержанием. Если авторы античности и рационалисты XVII — XVIII вв. обосновывали идею равенства в основном с позиций естественного права (люди рождаются свободными и равными от природы), то в настоящее время, как он полагает, равенство требует религиозного обоснования.

Идея равенства, рассуждает юрист, сыграла значительную роль в становлении правового государства: самоограничение власти началось, в том числе, с установления общих для подвластных норм, требовавших одинакового для всех повиновения. Подвластные становятся равными в своей обязанности подчиняться власти. Вместе с тем, верно отмечает С.А. Котляревский, в истории принцип равенства зачастую понимался ограничительно либо серьезно искажался: «Римские магистраты, требуя от христиан преклонения перед numen imperatiris, также могли ссылаться на равенство всех перед законом. К равенству и равноправию обращались и русские городские люди XVIII в., когда они в Екатерининской комиссии выражали желание разделить с дворянством монополию владения крепостными крестьянами. Законы, продиктованные религиозным фанатизмом и национальной нетерпимостью, законы, легализирующие прямое гонение, могут действовать тем разрушительнее, чем точнее в них проведено начало равенства» [7, с. 337]. Искаженное понимание равенства было, с точки зрения юриста, и в идеологии народников, исповедовавших «равнение к низу», путем ухудшения своего положения (сознательный уход в бесправие и нищету).

ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 1 • 2018

Подлинный смысл принципа равенства раскрывается, по С.А. Котляревскому, только в христианстве, в религиозном понимании личности. Здесь он повторяет известные тезисы христианской онтологии и антропологии, широко представленные, например, у русских религиозных философов (В.С. Соловьев, С.Л. Франк, Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, Н.О. Лосский и др.): личность — тварь Божия, и в этом качестве все люди равны; ценность личности определяется не ее социальным статусом или ее антропоморфными свойствами, а ее связью с Богом; личность ценна потому, что она — тварь Божья; жизнь человека принадлежит не государству, не обществу, не даже самому человеку, а Богу [6, с. 42].

Религиозная трактовка равенства позволяет, по С.А. Котляревскому, в полной мере реализовать требования справедливости. Так, понимание личности как твари Божией делает невозможным применение смертной казни, поскольку право на жизнь человека принадлежит только Богу. Равный не может отнять жизнь у равного. Реальная ответственность власти, должностных лиц также возможна только при условии религиозного понимания принципа равенства: и власть, и подвластные — твари Божии, несущие перед Богом всю меру ответственности за свои действия в земном мире. С точки зрения С.А. Котляревского, стимул религиозной кары в перспективе может оказаться более действенным, чем наказание, исходящее от государства. И, наконец, религиозный смысл идеи равенства раскрывается в «праве человека на достойное существование» — тезис, присутствовавший в программах всех либеральных партий России начала XX в. Речь шла о том, чтобы обеспечить человеку некий минимальный набор материальных средств, позволяющих ему реализовать свои способности. Человек должен быть материально защищен, рассуждает С.А. Котляревский, не в силу, например, экономических причин (как считают социалисты), а потому, что личность ценна сама по себе.

Как уже отмечалось, в иерархии ценностей, установленных С.А. Котляревским, справедливость стоит ниже религии, так

как справедливость в большей степени укоренена в земные, несовершенные человеческие отношения. Справедливость, полагает русский юрист, обращается к человеку по преимуществу как к абстрактной личности, как к некоему абстрактному общественному отношению, требующему своего урегулирования. Справедливость осуществляет себя помимо живого человеческого чувства, в своем императивном требовании она холодна и жестока, не знает снисхождения и жалости. Справедливость в современном уголовном праве - это плохо завуалированный закон талиона, эксплуатирующий древний инстинкт мести [2, с. 65].

Выше справедливости С.А. Котляревс-кий ставит любовь, доброту и жалость, ближе стоящие, по его мнению, к религии, чем к морали. Но он против того, чтобы противопоставлять справедливость религии. «Организованная жалость» (выражение В.С. Соловьева) должна органично сочетаться со справедливостью, входя в арсенал средств современного правового государства: «Власть должна быть ограничена правом во имя справедливости; справедливость должна быть восполнена деятельной благожелательностью, которая в известном смысле есть высшая справедливость, вытекающая из достоинства человеческой личности и из сознания космического и морального единства. Высшая ступень дает подлинный смысл низшей, объемлет ее» [2, с. 345]. Именно любовь и доброта, по С.А. Котляревскому, способны довести до логического конца дело, начатое справедливостью.

Список литературы:

[1] Котляревский С.А. Власть и право. Проблема правового государства. Москва, 1915.

[2] Линников А.С. Европейский валютный союз: история формирования и механизм действия на современном этапе // Московский журнал международного права. 2002. № 4.

[3] Линников А.С., Карпов Л.К., Пазына Е.О. Правовые и экономические основы финансовой системы Европейского союза: Учебное пособие. Москва, 2018.

[4] Селезнев П., Трюэль Ж.-Л. Инструменты современной инновационной политики: сравнительный анализ опыта Франции и России / / Региональные проблемы преобразования экономики. 2014. № 9.

[5] Селезнев П.С. Политическая идеология инноваций: выбор Запада и выбор Востока // Власть. 2014. № 3.

[6] Солоневич И.Л. Белая Империя. М., 1997.

[7] Струве П.Б. Великая Россия. Из размышлений о проблеме русского могущества // Русская мысль. 1908. № 1.

Spisok literatury:

[1] Kotlyarevskij S.A. Vlast' i pravo. Problema pravovogo gosudarstva. Moskva, 1915.

[2] Linnikov A.S. Evropejskij valyutny'j soyuz: istoriya formirovaniya i mexanizm dejstviya na sovremennom e'tape // Moskovskij zhurnal mezhdunarodnogo prava. 2002. № 4.

[3] Linnikov A.S., Karpov L.K., Pazy'na E.O. Pravovy'e i e'konomicheskie osnovy' finansovoj sistemy' Evropejskogo soyuza: Uchebnoe posobie. Moskva, 2018.

[4] Seleznev P., Tryue'V Zh.-L. Instrumenty' sovremennoj innovacionnoj politiki: sravnitel'-ny'j analiz opy'ta Francii i Rossii // Regional'ny'e problemy' preobrazovaniya e'konomiki. 2014. № 9.

[5] Seleznev P.S. Politicheskaya ideologiya innovacij: vy'bor Zapada i vy'bor Vostoka // Vlast'. 2014. № 3.

[6] Solonevich I.L. Belaya Imperiya. M., 1997.

[7] Struve P.B. Velikaya Rossiya. Iz razmy'sh-lenij o probleme russkogo mogushhestva // Russkaya my'sl'. 1908. № 1.

ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 1 • 2018