CC BY
152
6. Ожегов, С. М., Шведова, Н. Ю. Толковый словарь русского языка: 80000 слов и фразеологических выражений / Российская академия наук. Институт русского языка им. В.В. Виноградова. — 4-е изд., дон. - М.: ООО «ИТИ ТЕХНОЛОГИИ», 2003. - 944 с.
7. Политическая коррунция : руководство (снравочник) / / нод ред. В.Т. Левайна. — Нью-Брусвик-Оксфорд, 1988. — 278 с.
8. Гоббс, Т. Левиафан или материя, форма и власть государства церковного и гражданского. — М.: Мир, 1936. — 234 с.
9. Бурлаков, А. А. Коррунция как угроза национальной экономической безонасности: унравление нроцессами вытеснения и нейтрализации : дис. ... канд. эк. наук. — СПб.: СПбУЭФ, 2005. — 178 с.
10. Латов, Ю. В., Ковалев, С. Н. Теневая экономика : учебное нособие для вузов / нод ред. В.Я. Кикотя, Г.М. Казиахмедова. — М.: Норма, 2006. — 336 с.
11. Аахин, А. В. Коррунция: элементы социологической модели // Коррунция в органах государственной власти: нрирода, меры нротиводействия, международное сотрудничество. — Нижний Новгород, 2001. — 492 с.
12. Кузьминов, Я. М. Тезисы о коррунции. — М.: ГУВШЭ, 2000. — 39 с.
13. Попов, Ю. Н., Тарасов, М. Е. Теневая экономика в системе рыночного хозяйства : учебник. — М.: Дело, 2005. — 240 с.
14. Гуров, А. М. Организованная нрестунность — не миф, а реальность. — М.: Знание, 1992. — 312 с.
15. Лунев, В.В. Коррунция: нолитические, экономические, организационные и нравовые нроблемы: тезисы доклада // Государство и нраво. — 2000. — № 4. — С. 99—111.
16. Снравочный документ о международной борьбе с коррунцией, нодготовленный Секретариатом ООН. — А / CONF . 169 / 14 . 1995 . 13 анреля; Оныт осуществления нрактических мер, нанравленных на борьбу с коррунцией государственных должностных лиц. А / CONF . 169/L. 20 /Add. 3. 1995. 6 мая; Девятый конгресс ООН но нредунреждению нрестунности и обращению с нравонарушителями. — Каир, 1995. — 29 анреля — 8 мая. А/CONF. 169/16. С. 78—83.
17. Международная защита нрав и свобод человека : сборник документов / сост. Г.М. Мелков.
— М.: Юрид. лит., 1990. — 360 с.
18. Сборник документов Совета Евроны «Защита нрав человека и борьба с нрестунностью» / нод общ. ред. В.В. Черникова. — М.: Вердикт, 2005. — 426 с.
19. Голик, Ю. В., Карасев, В. М. Коррунция как механизм социальной деградации. — СПб: Издательство Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2005. — 329 с.
20. Корж, В.П. Коррумнированные связи организованных нрестунных образований: криминалистический анализ // Государство и нраво. — 2002. — № 8. — С. 55—58.
УДК 328.185
В.В. Колесников*, В.Н. Быков**, O.A. Борисов***
Коррупция как экономический институт и объект экономико-правового анализа: поиск подходов
Коррунция рассматривается как экономический институт. Обосновываются нодходы формирования экономической теории коррунции. Обозначается экономический нодход к нротиводействию коррунции.
Ключевые слова: коррунция, экономика, рисковая деятельность, нротиводействие коррунции.
V.V. Kolesnikov*, V.N. Bykov**, O.A. Borisov***. Corruption as economic institute and the object of legal-economic analysis: search of approaches. Corruption is considered as economic institute. The formation approaches of the economic theory of corruption are proved. The economic approach to corruption counteraction is designated.
Keywords: corruption, economy, risky activities, control of corruption.
Проблема нротиводействия коррунции в современной России является не только объектом нристального интереса нравоохранительных органов, но и стала ключевым элементом официальной нолитики. Это связано с осуществлением Национального нлана нротиводействия коррунции, нринятого
* Колесников, Вадим Вячеславович, заведующий кафедрой Санкт-Петербургского юридического института (филиала) Академии Генпрокуратуры РФ, доктор экономических наук, профессор, почетный работник высшего профессионального образования РФ. Россия, Санкт-Петербург, Литейный пр., д. 44. E-mail: kvvksn@mail.ru.
** Быков Виталий Николаевич, начальник Главного управления МВД России по Северо-Западному федеральному округу, кандидат экономических наук. Россия, Санкт-Петербург, ул. Чайковского, д. 30. E-mail: bykov-vn@mail.ru.
*** Борисов Олег Анатольевич, руководитель Военного следственного управления Следственного комитета Российской Федерации по г. Москве. г. Москва, Хорошевское шоссе, д. 38 «Д», стр. 2.
Статья поступила в редакцию 8 декабря 2011 года.
© Колесников В.В., Быков В.Н., Борисов О.А., 2011
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 4 (52) 2011
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 4 (52) 2011
в июле 2008 года по инициативе Президента Российской Федерации Д.А. Медведева. В соответствии с этим Национальным планом был принят пакет антикоррупционных законов, разработан и начал реализовываться комплекс мер по совершенствованию государственного управления, повышению профессионального уровня юридических кадров и правовому просвещению и др. Сегодня и в обществе, и у определенной части политического истеблишмента существует понимание того, что продолжение демократических реформ и проведение модернизации экономики невозможно, пока существует главное препятствие в виде всепроникающей масштабной системной коррупции. Вместе с тем уже осенью 2010 г. аналитики Научного центра противодействия коррупции НИИ Российской правовой академии Минюста России констатировали, что очевидных успехов на этом пути пока не достигнуто, перелома не наступило [1]. Это же затем подтвердил и сам инициатор антикоррупционных реформ [2].
За последнее десятилетие коррупция превратилась из тривиальной криминальной проблемы в ключевую угрозу национальной безопасности России. В Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 г. в числе основных источников угроз национальной безопасности в сфере государственной и общественной безопасности указан «сохраняющийся рост преступных посягательств, ... связанных с коррупцией» (п. 37), а в составе «главных стратегических рисков и угроз национальной безопасности в экономической сфере на долгосрочную перспективу» названо «сохранение условий для коррупции и криминализации хозяйственно-финансовых отношений» (п. 55) [3].
По оценкам ряда отечественных и зарубежных специалистов и организаций, емкость коррупционного рынка в России оценивается примерно в 300 млрд. долларов США [4, 5]. Если исходить из этих параметров, еще пять лет тому назад на взятки чиновникам российский бизнес в год тратил почти два (1,7) российских бюджета, или почти половину (0,4) ВВП. Средний же размер взятки в деловой коррупции превышал 100 тыс. долларов, что позволяло «среднему» продажному чиновнику приобретать (по ценам 2005 г.) квартиру площадью 200 кв. м [6].
Наряду с этим, очевидно, возросла и глубина проникновения коррупционных явлений в ткань общественных отношений, мораль и психологию людей. Коррупционная коррозия поразила не только различные уровни управления государством, но и широкие слои общества. Она практически прошла стадию легитимации и стала для многих привычным, обыденным явлением. Это подтверждают данные многочисленных опросов населения. И связано это, вероятно, с двумя основными причинами. Во-первых, с происшедшим за период до принятия Национального плана противодействия коррупции ослаблением противодействия коррупции со стороны правоохранительных органов государства, которые сами системно поражены коррупционным вирусом. В современной экономической теории этот эффект относят к состояниям, названным «провалами государства», «несостоятельностью государства», «неэффективностью государства». Иными словами, в данном случае названный эффект обусловлен неспособностью государства справиться с криминальными вызовами и рисками коррупционного характера. Во-вторых, это связано и с серьезной морально-нравственной эрозией, поразившей наше общество за годы реформ — в частности, с тем, что в течение последних лет произошло, по данным ВЦИОМ, катастрофическое падение нравов. Самой большой деструкции подверглись «фундаментальные» качества россиянина: честность (падение в 5 раз), доброжелательность (в 6 раз), бескорыстие (в 8 раз), чувство товарищества (в 4 раза) [7]. В социологии и криминологии эти эффекты часто называются состоянием аномии, т.е. состоянием безнормности, безнормативности поведения граждан; при этом такое состояние присуще преимущественно именно переходным периодам в развитии общества и государства, когда в силу коренной ломки общественно-политических и социально-экономических отношений старые нормы уже утрачивают свою силу и не действуют, а новые нормы и институты еще не успевают сформироваться в эффективную систему, способную обеспечивать и поддерживать массовое законопослушное поведение.
В условиях, когда совокупная величина взяток в сфере деловой коррупции стала превышать размер доходной части бюджета, а основная масса населения в целом терпимо относится к этому явлению и пока не надеется, что правоохранительные структуры государства способны переломить ситуацию, это может означать, что основаниям государственности, права и экономики угрожают фундаментальные риски, способные при определенных обстоятельствах вызвать непредсказуемые социальные потрясения. Несомненно, феномен столь массовой, масштабной и всепроникающей коррупции обесценивает демократические достижения и те жертвы, которые были принесены в борьбе за идеалы свободы. Поэтому вопрос, видимо, стоит следующим образом: или мы сумеем переломить криминальную ситуацию в сферах бизнеса, власти и управления, обуздать тотальную коррупцию и снизить коррупционную преступность до социально терпимого уровня, или следует забыть о продолжении прогрессивных реформ на пути формирования цивилизованных рыночных отношений, а также надежных основ правовой государственности и гражданского общества. Ситуация, сложившаяся в связи с протестными настроениями в обществе накануне и после выборов в Государственную Думу шестого созыва, показывает, насколько актуальной становится решение названной дилеммы в условиях, когда серьезных достижений на пути противодействия мегакоррупции пока не наблюдается. Вместе с тем, следует учитывать, что проблема коррупции, как и соблюдения прав человека, может использоваться определенными силами для дестабилизации обстановки в стране.
Очевидно, что особая экономико-криминологическая реальность, обусловленная тотальной коррупцией, требует специального научного осмысления. Понять природу деловой коррупции в государстве и обществе переходного типа и наметить концептуальные подходы к осуществлению в
этих условиях эффективной политики противодействия ей как залога успеха в обеспечении национальной экономической безопасности — в этом состоят важнейшие задачи современных исследований. Таким задачам подчинена и настоящая работа авторов, в которой предпринимается попытка вскрыть отдельные наиболее существенные экономические и организационно-управленческие аспекты данной криминологической проблемы безопасности экономики России.
Следует сказать, что в России экономическая теория коррупции и экономика коррупции пока остаются практически малоизученными феноменами. Интерес экономистов к данной тематике только начинает проявляться, а внимание к ней юристов и правоохранителей, можно сказать, и вовсе отсутствует. И это на фоне того, что за рубежом уже относительно давно сложились не только теоретические основы изучения коррупции как экономического явления, но и выработаны на этой основе практические методы и механизмы применения экономического подхода к противодействию коррупционной угрозе национальной безопасности. Причем именно экономический подход выступает доминантой в государственной политике многих стран в стратегии борьбы с коррупцией, поскольку нацелен на формирование условий предупреждения этой категории правонарушений, а не на борьбу с последствиями уже происшедших правонарушений — чем занимаются правоохранительные и правоприменительные органы и на что нацелена сама уголовно-правовая репрессия. Такого понимания коррупционной проблемы и ее разрешения у нас до сих пор не сложилось, что, очевидно, снижает эффективность всей антикоррупционной политики.
В отечественной науке слабо разработаны вопросы, характеризующие с данных позиций коррупцию системно в качестве экономического феномена и ключевой угрозы национальной безопасности. В этом смысле важно сформировать методологический подход, при котором коррупция эксплицируется в качестве специфического экономического институционального образования. В исследованиях авторов такие попытки предпринимаются уже на протяжении ряда лет [8, 9]. Более того, подобный подход используется в специальном авторском учебном курсе «Экономический анализ права», который читает доктор экономических наук, профессор В.В. Колесников студентам, аспирантам и слушателям Санкт-Петербургского юридического института (филиала) Академии Генпрокуратуры РФ. Авторы настоящей статьи исходят из того, что в качестве объекта исследования должен быть определен экономический институт деловой коррупции как угрозы безопасности России, а предметом выступать совокупность управленческих отношений, складывающихся в сфере взаимодействия власти и бизнеса под воздействием фактора коррупции и мер противодействия ей; научная же гипотеза исследования должна исходить из предположения о том, что научно обоснованное, базирующееся на экономическом подходе противодействие коррупции в сфере взаимодействия власти и бизнеса является необходимым условием и средством обеспечения экономической безопасности России. Такого методологического подхода мы постараемся придерживаться в настоящей работе и, возможно, последующих публикациях по данной теме.
Коррупционные явления в современной экономике и государственной системе управления имеют глубокие корни. Некоторые исследователи видят причины и условия возникновения коррупции в укладе хозяйственной жизни петровской эпохи, а иные находят их в специфике общественных отношений, оформившихся в период застойных советских лет... Однако главные факторы детерминации коррупции все же кроются в современных особенностях социально-политической и политико-экономической жизни государства, общества и личности. Это предположение выступает в качестве ключевой версии для понимания сущности современной российской коррупции и поиска подходов к противодействию этому деструктивному явлению.
В этой связи изучение коррупции как социального (в широком понимании) феномена целесообразно осуществлять начиная с анализа особенностей возникновения и развития криминогенных явлений в период рыночной модернизации постсоветской экономики [10]. В числе таких явлений особое место занимает, безусловно, доминирование экономического метода осуществления рыночных реформ над правовым, наиболее явно и ярко проявившееся прежде всего в низколегитимной массовой приватизации 1990-х гг. Такой подход в условиях правового вакуума привел к установлению диктатуры аномии, что, в свою очередь, имело системные последствия для российского государства как с позиций получения низких результатов самих рыночных реформ, так и возникновения отрицательных внешних эффектов, выразившихся, в первую очередь, в криминогенных последствиях [10]. Так, лауреат Нобелевской премии в области экономики Джозеф Стиглиц в 2006 г. заявил, что эпохальный процесс постсоветского перехода к рыночной модели экономики «практически провалился»: он должен был привести к беспрецедентному росту благосостояния, а вместо этого вылился в беспрецедентный рост бедности и неравенства; в основе этого лежат два фактора — «отсутствие “власти закона” и плохо проведенная приватизация» [11]. Отдадим должное научной деликатности терминологии, используемой этим авторитетным экономистом современности.
В пореформенный период протекали интенсивные и специфические процессы трансформации преступности, в первую очередь преступности экономической и коррупционной, которые в корне изменили природу криминогенности хозяйственной и управленческой среды. Здесь следует выделить две важные и взаимообусловленные тенденции.
Первая тенденция связана с самопроизвольным зарождением внутри легальной экономической системы принципиально нового для стран с рыночной экономикой явления — организованной экономической преступности, изначально не имевшей, как правило, общеуголовных корней, т.е. тесных связей с общеуголовной преступностью. Этот вид организованной преступности в сфере экономики характерен именно для постсоветской хозяйственной системы и нехарактерен для западных стран. Он связан с тем, что легальная экономическая деятельность субъектов возрождаемого
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 4 (52) 2011
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России №9 4 (52) 2011
предпринимательства стала сочетаться с совершением экономических преступлений, а также иных преступных деяний, имевших целью противоправными и внеэкономическими методами обеспечить своим кампаниям конкурентные преимущества, расширение и диверсификацию бизнеса, захват рынков, поглощения и слияния, передел собственности и ее захват и т.д. Совершение таких преступлений превратилось в важнейшую сторону деятельности значительного числа российских компаний и стало регулярным, приносящим немалые незаконные доходы либо способствующим максимизации легальных доходов. Мошенничество, рейдерство, шантаж, вымогательство, угрозы, применение физической силы, нанесение побоев и увечий своим несговорчивым конкурентам, убийства — весь этот криминальный арсенал широко использовался легальными субъектами предпринимательства в девяностые годы, когда реформы проводились под лозунгом «Разрешено все, что не запрещено». А поскольку запретительных норм закона и самих законов, регулирующих сферу предпринимательской деятельности, было крайне недостаточно — существовал серьезный правовой вакуум (!) — то криминальный беспредел здесь стал не отклонением, а нормой.
В итоге вместо провозглашенных добропорядочных задач формирования так называемой цивилизованной рыночной экономики энтропийные реформы вылились в построение основ дикого капитализма, в рамках которого нет места понятиям законности и справедливости. Последствия такого отношения к фундаментальным реформам, предполагающим принципиальные изменения политикоэкономического строя страны, мы будем еще долго ощущать.
В итоге названных криминальных деформаций хозяйственной системы возникла и стала воспроизводиться уникальная генерация организованной экономической преступности, специфически присущая только постсоветской рыночной системе. И она взросла не без помощи коррупционных связей с властью. Более того, на основе коррупционного альянса власти и бизнеса сформировалось немало крупных коммерческих, финансовых и иных рыночных структур: власть предоставила бизнесу особые условия и преимущества для развития (как правило, это была тривиальная передача государственных активов в частные руки), а тот в качестве благодарности обеспечил ее представителей целым букетом противоправных преференций (в числе которых центральное место занята коррупционная рента).
В итоге криминальное поведение в сфере экономической деятельности широко распространяется среди субъектов предпринимательства и чиновничества, становится чуть ли не нормой и поражает, по сути, всю систему легальных норм, правил и отношений — социально-экономических, организационноэкономических и управленческих, производственных и социально-трудовых. Высококриминализированный бизнес, в свою очередь, стал выступать одним из главных факторов криминализации и сферы государственной власти, и макроэкономического управления, а ее агенты стали инициативно искать источники стабильного извлечения коррупционной ренты. С тех пор для достижения незаконной победы в конкурентной борьбе преимущественно крупный бизнес привычно использует один из наиболее эффективных внеэкономических и внеправовых инструментов — агрессивную стратегию подкупа чиновников.
Вторая тенденция обусловлена модернизацией и реструктуризацией самой общеуголовной преступности. Это проявлялось в ее интенсивной «экономизации», быстром расширении и укреплении ее организованности, широком проникновении общеуголовной преступности и ее субъектов в легальную хозяйственную систему [12]. Сама же деятельность преступных организаций подверглась воздействию рыночной идеологии и стала подчиняться задаче извлечения сверхприбыли. Процессы коммерциализации и капитализации преступной деятельности привели в итоге к возникновению нового явления, которое называют «преступный бизнес» (наркобизнес и т.п.). Недаром организованная преступность еще в 1995 г. на IX Конгрессе ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями была названа «преступным предприятием».
Таким образом, системообразующей чертой действующей в сфере экономики организованной преступности общеуголовного происхождения (мы ее называем организованной преступностью общеуголовного происхождения, действующей как в легальной, так и нелегальной экономике) теперь выступает ее превращение в форму незаконного предпринимательства.
А для организованной преступности, зародившейся непосредственно в сфере предпринимательской деятельности (мы ее называем экономической организованной преступностью) такой системообразующей чертой выступает использование легальных бизнес-структур в преступных целях или, точнее, применение в деятельности легальных субъектов предпринимательства противоправных, в т.ч. чисто криминальных методов максимизации прибыли.
При этом отечественные виды организованной преступной деятельности имеют собственную особую специфику: российская экономическая организованная преступность как социальный институт зародилась именно в среде легальной экономики, а не в сфере нелегальной криминальной экономической деятельности, связанной с наркобизнесом, бизнесом на проституции, бутлегерством и т.п., как это произошло в США и других странах Запада [13, с. 151].
Организованная преступность — это, если выражаться в терминах экономической науки, преступность монополизированная. Разумеется, наряду с ней в годы реформ взросла и новая генерация свободноконкурентной экономической преступности, имеющей уже рыночный характер (в отличие от так называемых хозяйственных преступлений советской эпохи). Но именно преступность монополизированная стала характерной сущностной чертой новой криминологической реальности, в которой мы продолжаем существовать.
Описанная специфическая генетика новой российской преступности просто не могла не повлиять на формирование матрицы самой коррупции в нашей стране: если криминальный вирус тотально поразил «базис», т.е. экономику и действующих в ней субъектов, то это неизбежно обусловливает его
всепроникающее распространение и в «надстройку» — систему государственной власти и управления и ее субъектной составляющей.
Специфика монополизированной преступности в экономике позволяет иначе взглянуть на проблему генезиса коррупции, определение факторов ее детерминации, развития и становления. В этих условиях в период рыночных реформ можно говорить о наличии прямой пропорциональной зависимости между ростом энтропии в экономической жизни общества и безнормности поведения субъектов экономических отношений, с одной стороны, и повышением уровня организованности преступности в этой сфере и массовым распространением деловой коррупции, с другой стороны [14].
Очевидно, что «рыночные» изменения в преступном мире повлияли и на специфику криминализации сферы государственной власти и управления. Современная отечественная деловая коррупция имеет тесную генетическую связь с описанными выше процессами, и многие ее черты детерминированы именно этими экзогенными факторами. Наблюдаемые сегодня масштабы и характер этого явления всецело обусловливаются дисфункциями системы экономических отношений в условиях дефицита антикоррупциогенного иммунитета самих институтов государства, включая структуры правоохранительной системы, а также вызываются слабостями гражданского общества и демократических традиций контроля за властью.
Более того, есть основания говорить о том, что сама коррупция — неотъемлемый, родовой признак (следствие) развития рыночных капиталистических отношений [15]. Коррупция может рассматриваться как порождение капитала. Капитал все превращает в товар, в т.ч. стремится коммерциализировать услуги государственной власти и управления [16]. По Т. Парсонсу, власть по своей посреднической природе похожа на деньги, а политическая система — на рынок [15]. Чистые общественные блага (многие услуги государства), монопольно производимые государством, имеют имманентно внерыночный характер, но получатели коррупционной ренты превращают их в товар.
В настоящей работе с позиций цели и задач исследования мы попытаемся по мере возможностей развить дискурсивные основания в изучении феномена коррупции. Для этого необходимо сформулировать ряд категорий и новых классификационных построений, характеризующих сущностные стороны коррупции в переходном обществе. Особое место отводится дефинициям, отражающим те или иные свойства самой коррупции как сложного, многогранного и неоднозначного явления.
Начнем с того, что феномен коррупции необходимо рассматривать в качестве явления, предопределенного социальными условиями и процессами. В связи с этим сущностный анализ коррупции целесообразно проводить системно, используя различные подходы: рассматривать коррупцию как социальное явление, как политико-правовое, как правовое и, наконец, как экономическое явление. Это позволит нам приблизиться к определению сущностной характеристики коррупции в качестве экономического института.
Коррупция как социальное явление (в широком смысле) проявляется в разложении власти, когда государственные (муниципальные) служащие и иные публичные лица, уполномоченные на выполнение управленческих функций, используют свое служебное положение, статус и авторитет занимаемой должности в корыстных целях для личного обогащения или в групповых интересах [17].
Коррупция как социальное явление может также рассматриваться как особый тип координации взаимодействия власти (государства/муниципалитета) с гражданами и бизнесом по поводу получения экономических и общественных благ. При этом в его границах авторы выделяют четыре типа такой координации: рыночный, индустриальный, переходный (тотально деструктивный) и гражданско-правовой. Первый тип обусловливает зарождение коррупции как рыночного явления; второй — как характерного массового явления, обусловленного генезисом государственной и муниципальной бюрократии; третий тип связан с тотальным распространением коррупции и характерен как для развивающихся стран с авторитарными политическими режимами, так и для современных переходных обществ, возникших в связи с крушением советского политического режима, дезинтеграции Союза ССР, СЭВ и Варшавского договора; для четвертого типа координации в условиях сильного гражданского общества и правового государства свойственен минимальный уровень коррупционного взаимодействия власти, граждан и бизнеса.
Коррупция как политико-правовое явление есть главный способ криминализации политической власти и системы государственного управления, ее перерождения из института, выражающего единый общенациональный интерес, в апологета и тайного защитника корпоративного интереса властных элит. В этом случае коррупция в национальном масштабе выступает в качестве генератора дисфункций в системе институтов макросоциального управления, приводящих к нарушению баланса интересов в пространстве сложившихся общественных отношений. Как правовое явление коррупция есть корыстное злоупотребление должностными полномочиями официальными лицами, наделенными государством (местным органом самоуправления) властно-распорядительными функциями по распределению и использованию общественных ресурсов или прав на них. Такие субъекты незаконно коммерциализируют свою деятельность, конвертируя власть в собственность и капитал, обеспечивая «избранным» представителям бизнеса, включенным в коррупционные отношения, внеэкономические преимущества в конкурентной борьбе, прежде всего на ресурсных рынках.
Коррупция как экономическое явление — латентная внелегальная форма социально несанкционированных отношений обмена, распределения и присвоения экономических благ, денежных средств, ценных бумаг и активов. Эта форма, реализуемая через рентоориентированное поведение чиновников, ограничивает экономическую свободу, свободу конкуренции и доступа граждан и бизнеса к национальным ресурсам. Экономический подход к изучению преступности дает важный инструментарий в познании коррупционной угрозы национальной безопасности.
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 4 (52) 2011
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 4 (52) 2011
Пониманию проблемы криминализации сферы государственного управления способно помочь, прежде всего, использование подходов, принятых в «Law and Economics». Известный американский исследователь коррупции, профессор права и политической науки Йельского университета и содиректор Центра права, экономики и публичной политики факультета права Сьюзан Роуз-Аккерман в предисловии своей книги «Коррупция и государство. Причины, следствия, рефор мы» (“Corruption and Government. Causes, Consequences, and Reform’) отмечает крайне важный исследовательский подход — по ее убеждению, экономика является действенным инструментом анализа коррупции, поскольку для понимания того, где искушение коррупции является наиболее ошутимым и где оно оказывает наибольшее воздействие, необходим общий экономический подход [18, с. 9]. В соответствии с экономическим подходом к изучению преступности, С. Роуз-Аккерман рассматривает коррупцию в качестве разновидности экономического поведения в условиях риска, обусловленного совершением преступления и возможным наказанием за него [19, с. 187—203].
Как и любому экономическому субъекту, коррупционеру присуща функция полезности. Поэтому с позиций экономического подхода коррупционное поведение преследует цель максимизации полезности коррупционера (агента) посредством перераспределения, использования и/или присвоения доступных ему ресурсов, которые принадлежат обществу (принципалу) [20, 21]. При этом максимизация полезности обеспечивается через рентоориентированное поведение. «Поиск ренты» (rent-seeking) — известное в экономической науке понятие, означающее непроизводительную деятельность, связанную с «расходом редких ресурсов ради получения искусственно созданного трансферта» [22]. В связи с этим рентоориентированное поведение коррупционера сопровождается поиском выгоды от введения государством для субъектов предпринимательства и для граждан ограничений (в функционировании рынка и гражданского общества), установления различного рода регулирующих и контролирующих правил и регламентаций (административных барьеров) и т.д. Использование экономического подхода позволяет говорить о коррупции как о наиболее ярком проявлении феномена «несостоятельности» государства. Несостоятельность или «провалы» государства связаны, в первую очередь, с его неспособностью обеспечить эффективное распределение и использование общественных ресурсов.
Лауреат Нобелевской премии по экономике Герри Беккер, определил свой подход к анализу преступности вполне лапидарно и четко. Сущность экономического подхода к преступности, — говорит он,
— изумительно проста: он состоит в том, что люди решают, совершать ли им преступление или нет, сравнивая [свои ожидаемые] выгоды и издержки от преступления [23, с. 8-15]. Таким образом, наиболее существенным субъективным фактором детерминации коррупции выступает неблагоприятное соотношение выгод и издержек от преступлений такого рода, т.е. наличие положения, при котором потенциальные выгоды от совершаемого коррупционного преступного деяния перевешивают возможные издержки наказания за него.
По Беккеру, тот, кто решает совершать ли преступление или нет, неизбежно сравнивает свои ожидаемые выгоды и издержки риски) от преступления. При этом оценка выгод преимущественно состоит в потенциальной возможности извлечь в результате совершения преступления определенные денежные средства: украденные, незаконно присвоенные или потраченные деньги, деньги, полученные в результате взяток, деньги от реализации угнанных автомашин, отобранных вещей и ценностей при кражах, грабежах и т.д. При отсутствии материальной выгоды важно учитывать получаемое преступником психическое удовольствие от актов насилия [которое сродни удовольствию, получаемому наркоманом, участником азартных игр на деньги и т.п.]. Оценка издержек состоит в возможности понести ущерб (при задержании и осуждении) в виде штрафа, конфискации имущества, условного или тюремного осуждения. Иными словами, издержки могут состоять в материальных потерях, ограничении в правах и свободах, а для «белых воротничков» — это еще и возможная потеря авторитета, «доброго имени», крушение политической, чиновничьей либо предпринимательской карьеры. Кроме того, для значительной части граждан важным сдерживающим фактором служит наличие у них ключевых свойств человеческой личности: многие не совершают преступления, т.к. это противоречит их нравственным нормам и принятой в обществе морали. Последнее Беккер относит к числу психических издержек преступления, хотя с этим можно поспорить.
Известно, что Г. Беккер считает преступников людьми, склонными к риску (risk takers). В этом мы может наблюдать некую схожесть данного свойства с такой социальной стратой как предприниматели, бизнесмены, чьим неотъемлемым качеством также очевидно выступает способность идти на риск. Как риск влияет на поведение субъектов — потенциальных экономических преступников или коррупционеров? Согласно экономической теории права, вероятность наказания будет оказывать на склонных к риску предпринимателей более сильное сдерживающее влияние, чем тяжесть приговора. Это же, вероятно, можно в полной мере отнести и к склонным к криминальному риску государственным/муниципальным служащим, политическим и общественным деятелям. Если выросли выгоды или снижаются издержки от преступлений, то преступность возрастает. Причины роста выгод — возрастает легкость краж, размер ценностей, которые можно украсть, незаконно присвоить, получить в виде взятки и т.п. Причины снижения издержек — падает вероятность осуждения, ослабляются наказания, моральные нормы подвергаются эрозии. Таким образом, подчеркивает Г. Беккер, анализ изменения соотношения выгод и издержек является основным способом понимания того, почему для одних индивидов или групп совершение преступлений более вероятно, чем для других; экономический подход предполагает, что люди действуют рационально, ориентируясь в своем поведении на выгоды и издержки
— с учетом всех этических, психических и иных аспектов, определяющих их поведение [23, с. 8-15].
Для решения задачи противодействия коррупции это означает, что следует вести работу по двум направлениям. В соответствии с общепринятым в мировой практике подходом, основанным на концепции Г. Беккера, важно, с одной стороны, создавать для государственных/муниципальных служащих такие
условия, при которых действует мощная система легального материального стимулирования, социальных и иных льгот и гарантий, в совокупности обеспечивающих безусловную привлекательность и выгодность (в широком понимании) занятия этим видом деятельности. С другой стороны, параллельно следует формировать четкую систему высокой ответственности (дисциплинарной, административной, гражданско-правовой, уголовно-правовой, а также финансовой и имущественной), которая бы предельно минимизировала вероятность совершения противоправных деяний коррупционного характера.
При этом отметим, что такая практика привычно лежит в основе стратегии антикоррупционной политики западных стран, но еще не до конца осмыслена и освоена у нас. Кстати, ее осмыслению, интернализации и успешному применению в условиях нашей действительности мешает позиция власти, при которой принимаются односторонние либо половинчатые меры, в результате чего дискредитируется как сам подход, так и в целом антикоррупционная политика. Последнее наглядно проявилось в нежелании последовательно ратифицировать все положения Конвенции ООН против коррупции (2003) при принятии нашего национального законодательства. Речь идет о ст. 20 Конвенции, в соответствии с которой мы обязаны ввести в свою антикоррупционную законодательную базу и правоприменительную практику такое понятие, как незаконное обогащение. Незаконное обогащение возникает в случаях, когда расходы чиновников, государственных и муниципальных служащих и иных соответствующих должностных лиц превышают официально задекларированные доходы. И такое несоответствие служит основанием для принятия адекватных антикоррупционных мер, принимаемых в т.ч. со стороны государственных правоохранительных органов и юстиции.
Однако собственно проблема противодействия коррупции с использованием экономического подхода требует отдельного разговора.
Список литературы
I. http://www.vedomosti.ru/newspaper/article/244884/tolko_na_slovah (дата обращения: 02.09.2010).
2 http://news.mail.ru/politics/5195344/ (дата обращения: 26.01.2011).
3. Указ Президента Российской Федерации от 12 мая 2009 г. № 537 «О стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года» / / Российская газета. — 2009. — 19 мая. — № 4912.
4. http://www.indem.ru/russian.asp (дата обращения: 26.01.2011).
5. http://www.rg.ru/2006/11/07/buksman.html (дата обращения: 28.01.2011).
6. (дата обращения: 30.01.2011).
7. Аргументы и факты. — 2007. — № 12.
8. Колесников, В. В. Коррупция как социальное явление и особый вид отношений обмена // Труды Санкт-Петербургского юридического института Генеральной прокуратуры РФ. — 2001. — № 3. — С. 277-289.
9. Колесников, В. В. Экономический подход в противодействии коррупции: специфика и значение // Прокуратура и институты гражданского общества в противодействии коррупции: Научнопрактическая конференция, Санкт-Петербург, 23 мая 2008 г. : материалы конференции / под общ. ред. Н. П. Дудина; отв. ред. В. В. Колесников. — СПб.: Санкт-Петербургский юридический институт (филиал) Академии Генеральной прокуратуры РФ, 2008. — С. 106—110.
10. Колесников, В. В. Экономическая преступность и рыночные реформы: политикоэкономические аспекты : монография. — СПб.: Изд-во СПбУЭФ, 1994. — 172 с.
II. http://www.vz.ru/news/2006/5/23/34718.html (дата обращения: 05.02.2011).
12. http://www.iurfak.spb.ru/centers/traCCC/article/kolesnikov1.htm (дата обращения: 07.02.2011).
13.. Основы борьбы с организованной преступностью : монография / под ред. В. С. Овчинского, В. Е. Эминова, Н. П. Яблокова. — М.: Инфра-М, 1996. — 400 с.
14. Колесников, В. В. Экономическое развитие и преступность // Современные проблемы и стратегия борьбы с преступностью : Монография / науч. ред. В. Н. Бурлаков, Б. В. Волженкин. — СПб.: Издательский дом С.-Петерб. гос. ун-та, Издательство юридического факультета С.-Петерб. гос. ун-та, 2005. — С. 266-351.
15. Голик, Ю. В., Карасев, В. И. Коррупция как механизм социальной деградации. — СПб.: Изд-во Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2005. — 329 с.
16. Колесников, В. В. Криминогенность современных моделей экономики — источник глобального финансово-экономического кризиса / / Криминология: вчера, сегодня, завтра. — 2010. — № 1 (18). — С. 163-191.
17. Волженкин, Б. В. Коррупционная преступность // Криминология : учебник / под ред. В. Н. Бурлакова, Н. М. Кропачева. — СПб.: Питер, 2003. — 208 c.
18. Роуз-Аккерман, С. Коррупция и государство. Причины, следствия, реформы / пер. с англ. О. А. Алякринского. — М.: Логос, 2010. — 356 с.
19. Rose-Ackerman, S. The Economics of Corruption // Journal of Public Economics. — Vol. 4. — № 2. - P. 187-203.
20. Епифанова, Н. Исследование коррупции на основе методов экономической теории // Вопросы экономики. — 2007 . — № 1. — С. 33-44.
21. Григорьев, Л. М., Овчинников, М. А. Коррупция и развитие. — М.: Теис, 2008. — 51 с.
22. Tollison, R. D. Rent Seeking: A Survey // Kyklos. — 1982. — Vol. 35. — P 575-601.
23' Becker, G. S. The Economics of Crime // Cross Sections. — 1995. — Fall. — P 8-15.
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 4 (52) 2011
