КОРОТЕЕВА В.В. ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ИНТЕРЕСЫ И НАЦИОНАЛИЗМ. - М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2000. 250 с. (Реферат)
Национализм - это «совокупность идеологий и политических движений, использующих в качестве символа понятие «нация». Преданность нации в подобной идеологической доктрине объявляется основой личной идентичности и требует, чтобы все действия человека были подчинены высшей цели - служению нации, ее экономическому процветанию, сохранению и развитию ее культурного своеобразия, наконец достижению ею как можно большей автономии и утверждению в ряду таких же сообществ» (с.9). В той или иной идеологии понятие «нация» может употребляться как в этническом, так и гражданском значении. Национализм - это идеология, реальная политика и совокупность массовых настроений и чувств. Национальные чувства - это «субъективная значимость принадлежности к нации и эмоциональная готовность выразить свою идентичность через определенные действия и поведение» (с.10). Ввиду своего многообразия национализм может быть более или менее умеренным или агрессивным и, полагает автор, даже либеральным.
Ситуация с национализмом на территории бывшего СССР, по мнению автора, имеет наибольшее сходство с таковой в Центральной и Восточной Европе и характеризуется определением «национализирующиеся государства», предложенным американским социологом Р. Брукбейкером. В частности, представление об ущербе, понесенном национальной общностью, «должно оправдать преимущественное внимание нового государства к доминирующей... этнокультурной нации» (с.12). Понятие государствообразующей нации, как и национального меньшинства, - не демографическое, а политическое, осуществляемое госаппаратом, партиями или движениями. Но, в отличие от стран СНГ, «логика национализирующихся государств не может в полной мере проявиться в республиках Российской Федерации ...» (с.15). Автор считает, что концепция «национализирующегося государства» позволяет развести понятия «национализм» и «сепаратизм».
Вычленение экономических аспектов из общей проблематики национализма достаточно условно. В той или иной ситуации экономика может либо занимать центральное положение, либо игнорироваться. При том, что национализм стал предметом серьезных междисциплинарных изысканий, «мощная традиция собственных моделей, гипотез, терминологии . мешает экономистам выйти за пределы своей дисциплины и сформулировать задачи на общегуманитарном уровне» (с.24). Отчасти это связано с представлениями об автономности экономики и ее центральном положении в обществе.
Обобщая дискуссии времен перестройки, автор утверждает, что понятие «экономический суверенитет» прежде всего политическое. Параллели между добровольной интеграцией в Европе и формами вынужденного экономического взаимодействия внутри советской экономики необоснованны. За национально-государственными образованиями следует признать право подчинения экономических решений национально-культурным, включая поддержание традиционного стиля жизни. В пределах этнической территории у человека должна быть возможность получения образования, выбора занятий, социальной карьеры. Наконец, следует различать территориальные общности, функцией которых является воспроизводство человека, и территории республик, назначение которых, помимо этого, воспроизводство национальной культуры, а значит, и воспроизводство народов-этносов. Вместе с тем не следует преувеличивать роль природно-ресурсных факторов, что ведет к «этнологизации экономики». Говорить следует о ресурсах территории, а не этносов.
Открытым остается вопрос о возможности проведения экономической реформы в СССР как целостном государстве. Был ли неизбежен его распад на отдельные независимые государства? Автор считает, что государству, включающему в свой состав республики столь разного уровня развития, как Эстония и Узбекистан, нет возможности вписаться в реестр рыночных и демократических стран.
Говоря об «экономическом национализме», автор предлагает понятие «целенаправленное использование экономической политики для построения нации, обеспечения ее материального и культурного прогресса, политического суверенитета...» (с.54). Неправомерна одна лишь экономическая оценка подобных мер.
Что касается национальных автономий Российской Федерации, то автор отмечает, что на первое место поочередно выходили то экономические, то политические вопросы. Так, «территориальный хозрасчет» был преимущественно экономической моделью новых отношений. Требование же придания автономиям статуса союзных республик выглядело уже политической программой. Крах идеи Союзного договора в августе 1991 г. поставил крест на планах отделения Татарстана от России. Однако в будущем не исключена активизация сепаратистских настроений. И в Татарстане, и в Якутии национальная государственность усиливает политическое влияние тех или иных представителей бизнеса. Вместе с тем, считает автор, «не стоит полностью игнорировать официальные заявления, что национальная государственность нужна для того, чтобы повысить уровень жизни населения» (с.126).
В Татарстане, по сравнению с началом 90-х, наметился спад национального движения. Люди здесь, как и повсюду в России, «предпочитают решать свои экономические проблемы индивидуально, ищут заработки, а не возможность самовыражения. Коллективные
интересы скорее выражаются в формах протеста против низкого уровня жизни» (с.142) и отданы на откуп коммунистам. «Для того, чтобы национализм в республиках стал эффективным в современных условиях, ему необходимо стать, во-первых, практическим, во-вторых, государственным. Все его иные проявления неизбежно становятся маргинальными» (с.143). Вместе с тем автор отмечает определенное усиление активности татарских национальных организаций на КамАЗе, однако это объяснялось более сложными обстоятельствами, чем прямое соперничество за рабочие места. В Татарстане автор отмечает близость социальных структур татар и русских, этническое смешение практически во всех сферах деятельности и профессиях. В Якутии, напротив, усиливается территориальная и профессиональная изолированность якутов и русских.
При постепенном ослаблении сельской составляющей татарстанской элиты не наблюдается увеличения этнического разнообразия управленческих кадров, то есть сохраняется преобладание здесь татар. Но это не результат «коренизации кадров» в национальных автономиях: «ситуация уже воспроизводится логикой национализирующегося государства» (с.163). В Якутии 60% представителей политической элиты имеют сельские корни. 72% членов Кабинета министров этой республики составляют представители титульной нации. Вместе с тем отделения общероссийских структур управления чаще возглавляют русские. Автор отмечает, что преобладание титульных национальностей в составе исполнительной власти не складывается само собой, и демографический состав населения не имеет к данному процессу никакого отношения. Можно говорить о некоторой пропорции титульной национальности в органах власти в республиках, далеко продвинувшихся по пути суверенитета, - от 2/3 до 3/4 (с.164). В Татарстане это объясняется стремлением «компенсировать недостаточное представительство» татар - второй по численности национальности России - в федеральных структурах. Кроме того, русскоязычное население, особенно приезжее, «политически неактивно».
За годы утверждения суверенитета республик «сложилось новое отчетливое этнокультурное разделение труда», которое по значимости превзошло другие социальные деления предшествующего периода. Политическая ниша стала в основном заполняться представителями титульных национальностей» (с.193) при понижении политической составляющей социального статуса русских. Русские «национальных республик», в отличие от представителей титульных наций и в отличие от жителей соседних областей Российской Федерации, являются менее пламенными поборниками экономической автономии. Более половины опрошенных городских татар не верят, что полная независимость Татарстана может привести к негативным экономическим результатам. Якуты более пессимистичны
относительно экономических последствий независимости. Русские же в обеих республиках «склонны к катастрофическому видению последствий отделения от России» (с.199). В целом этничность у русских выражена гораздо слабее. Этим объясняется отсутствие этнонациональной мобилизации со стороны русских даже в ситуациях, когда затрагиваются их групповые интересы.
В идеологии национализирующихся государств общим местом стало требованием развития государственности для полноценного существования национальной культуры. Одним из этнических маркеров является религия (особенно в Татарстане). У татар же национальные ценности зачастую преобладают над общегражданскими и экономическими. Якуты, по сравнению с татарами, значительно реже рассматривают культуру как самостоятельную ценность, соизмеримую с экономическими ценностями. Культура для якутов менее, чем для татар, связана с этническими традициями.
В целом экономическая самостоятельность республиканского правительства в принятии решений в распоряжении ресурсами одобряется как титульными национальностями, так и русскими. Но для последних национальный характер самостоятельности порождает проблемы, и прежде всего, проблему неравенства возможностей.
Идеи «национализирующегося государства» и экономического национализма относятся к видоизменениям национализма при достижении самостоятельной государственности. В субъектах многонациональных федераций заполнение политической ниши представителями титульной национальности и политическое отчуждение этнических меньшинств представляет большую угрозу для внутренней стабильности, чем в независимых государствах, так как могут послужить основанием для пересмотра экономических и политических основ самостоятельности.
П.И.Шлемин