CC BY
28
К 100-ЛЕТИЮ СО ДНЯ СМЕРТИ В.В. РОЗАНОВА
УДК 111.1:27-1(470) ББК 87.2(2)53-689
«КОНЦЫ» И «НАЧАЛА»: ФИЛОСОФЕМА БЫТИЯ ВАСИЛИЯ РОЗАНОВА (К 100-ЛЕТИЮ СО ДНЯ СМЕРТИ)
И.А. ЕДОШИНА
Костромской государственный университет ул. Дзержинского, 17, г. Кострома, 156005, Российская Федерация E-mail: [email protected]
Статья посвящена 100-летию со дня смерти писателя и мыслителя В.В. Розанова (1856-1919). В качестве актуальных обозначены понятия «конца» и «начала». На материалах биографии и творчестве В.В. Розанова выявляются содержательные смыслы данных понятий. Подчеркивается, что предчувствие «конца» - скорой смерти - определило именование его книги «Смертное», которая завершается утверждением любви. Отмечается несовпадение внешнего благополучия В.В. Розанова и внутреннего острого чувства скорого «конца», приметы которого В.В. Розанов наблюдал в жизни собственной семьи. Обосновываются причины «бегства» В.В. Розанова из Петербурга в Сергиев Посад: «начало» его рода из среды священников, нашедшее «завершение» в дружбе со священником П.А. Флоренским. Указывается на внутреннюю связь рождения («начало») текстов В.В. Розанова с его личной жизнью. С этой точки зрения рассматривается книга В.В. Розанова «О понимании» (1886 г.). Специальное внимание уделяется комментариям В.В. Розанова к «Метафизике» Аристотеля, выявляется их специфика (диалоговая природа). Отмечается, что «начало» общественного признания В.В. Розанова связано с его статьей «Место христианства в истории» (1890 г.), основные положения которой найдут отражение в одном из «финальных» текстов В.В. Розанова «Апокалипсис нашего времени».
Ключевые слова: понятия «конца» и «начала», философема бытия, историко-культурная память, религия в историко-философском аспекте, комментарий как диалог
«ENDS» AND «BEGINNIGS»: VASILY ROZANOV'S PHILOSOPHEME OF EXISTENCE (TO THE 100TH DEATH ANNIVERSARY)
I.A. YEDOSHINA
Kostroma State University 17, Dzerzhinsky Street, Kostroma, 156005, Russian Federation E-mail: [email protected]
The article is dedicated to the 100th death anniversary of the writer and thinker V.V. Rozanov (1856-1919). The article studies the notions of "end" and "beginning" as relevant ones and identifies their essential meanings, based on the materials of V.V. Rozanov's biography and works. It is emphasized that the premonition of the "end" - the imminent death - determined the name of his book "The Mortal", which ends with the affirmation of love. The author pays attention to the discrepancy between V.V. Rozanov's external well-being and his inner acute sense of a forthcoming "end, " whose signs he observed in the life of his own family. The paper substantiates the reasons for V.V. Rozanov's "flight" from St. Petersburg to Sergiyev Posad: the "beginning" of his family line in the priest community found
its "completion " in his friendship with the priest P.A. Florensky. It is stated that there is an internal connection of the birth ("beginning") of V.V. Rozanov 's texts with his personal life that gives a perspective on the analysis of his book "On Understanding" (1886). The article pays special attention to V.V. Rozanov's comments on Aristotle's "Metaphysics" and discloses their unique features (the interactive nature). It is noted that the "beginning" of V.V. Rozanov's public recognition is associated with his article "The Place of Christianity in History" (1890), the main ideas of which will be found in one of V.V. Rozanov's "final" texts "The Apocalypse of Our Time ".
Keywords: concepts of "end" and "beginning", philosopheme of existence, historical-cultural memory, religion in historical and philosophical context, comment as a dialogue.
... конец пройденного пути, если движение станет совершаться обратно, сделается исходным его началом, а прежнее начало будет концом...
Из примечаний В.В. Розанова к «Метафизике» Аристотеля
В 1915 году П.П. Перцов в ответ на свое письмо, в котором он предлагает В.В. Розанову как любителю приобрести для него в Костроме несколько «старых книг» по «смешным ценам»1, прочтет:
- ВООБЩЕ НИЧЕГО НЕ НУЖНО.
Ваш любящий В. Розанов
Печально и страшно жить.
_[2, а 121].
Графика письма В.В. Розанова вкупе со словами передают его острое чувство конца бытия, не только своего, но и бытия вообще, которое потеряло всякий смысл, всякую определенность. Это мирочувствие пакуется Розановым в адекватные грамматические формы - наречия (по-гречески ельррп^а - то, что находится при/на глаголе, неизменяемая форма; по Пешковскому, «признак признака») и инфинитивы (от латинского шйпШуш - «неопределенный»; это исходная форма глагола, называющая процесс вне отнесенности к лицу, числу, времени и наклонению). Обладая фантастическим, почти «звериным» чувством слова, Розанов использует ровно те слова, которые и семантически, и формально указывают на неопределенность как главное свойство жизни: почва словно уплывает из-под ног. Потому ничего и не нужно, потому и страшно жить.
Будучи человеком чутким и прозорливым, В.В. Розанов написал «Смертное» (1913 г.) за несколько лет до того, как это самое смертное случилось в его жизни. Напомним финал «Смертного»:
1 См.: Письмо П.П. Перцова к В.В. Розанову от 5 июля 1915 г. // Воспоминатели мгновений: Переписка и взаимные рецензии Василия Розанова и Петра Перцова. 1911-1916 / изд. подгот. А. Дмитриев и Д. Федоров. СПб.: Росток, 2015. С. 118 [1].
- Вася, ты уйди, я постонаю.
- Стонай, Варя, при мне...
- Да я тебе мешаю.
- Деточка, кто же с тобой останется, если и я уйду. Да и мне хочется остаться.
(когда Шура вторично ушла, 23 октября 1912 г. на счете по изданиям) [3, с. 94].
Не знаю, ч т о по своей непритязательности и одновременно глубокой внутренней силе чувств может быть сопоставлено с этими, казалось бы, самыми простыми словами! Искренне (не из чувства долга) остаться рядом с больным человеком может только тот, кто не представляет себе жизни без этого человека, неважно, в каком состоянии он находится и как выглядит. Ведь тот, с кем долго и счастливо живешь, становится частью твоего собственного бытия. Серьезно да еще так страшно по своим истокам поразившая Варвару Дмитриевну болезнь потрясла В.В. Розанова и разломила жизнь семьи на «до» и «после». А ведь это самое начало 1910-х годов, материально семья живет вполне благополучно, В.В. Розанов легко прокармливает семью и прислугу, живет в хорошей просторной квартире. Возможно, отголосок этого благополучия в курсивном примечании - «на счете по изданиям».
Болезнь Друга все вдруг переменила, поселив острое чувство близящегося смертного. Отсюда: «да мне и хочется остаться». «Хочется остаться» не только в силу любви, но еще и по причинам иного рода - семейных нестроений, о которых мельком (но неслучайно - у В.В. Розанова случайного не бывает) проброшено в словах «если и я уйду». Дети оказались равнодушными к болезни матери, естественно, каждый по своей причине и все вместе - по молодости лет; ушла во второй раз из дома Александра (Шура), дочь В.Д. Бутягиной-Розановой от первого брака. Дети как будто есть, и одновременно их нет. В.В. Розанов с Варварой Дмитриевной остались вдвоем, им некуда и незачем уходить друг от друга, особенно сейчас, когда рядом - смертное...
Потому вполне закономерно В.В. Розанов признается в 1915 году, что ему «печально и страшно жить», что ему «вообще ничего не нужно». Хотя внешне жизнь продолжается. В 1915-1917 гг. (до переезда в Сергиев Посад) он продолжает работать в «Новом Времени», пишет «Мимолетное» (1915 г., впервые опубликовано в 1994 г., доп. и испр. в 2011 г.) и «Последние листья» (1916 г., впервые опубликовано в 2000 г.), выходят второй короб «Опавших листьев» (1915 г.), три выпуска «Из восточных мотивов» (1915-1916 гг.). Но чувство финала не покидает В.В. Розанова и является наконец в образе насильственной смены власти, в результате которой все рухнуло. Как позднее напишет В.В. Розанов, «Русь слиняла в два дня. Самое большее в - три»2.
2 См.: Розанов В.В. Собрание сочинений. Апокалипсис нашего времени / под общ. ред. А.Н. Ни-колюкина. М.: Республика, 2000. С. 6 [4].
Оказавшись в этой ситуации, В.В. Розанов в своем решении уехать в Сергиев Посад, «под покров преподобного», словно возвращается (условно, конечно) в прошлое или это прошлое неожиданно приближается к нему3. А прошлое В.В. Розанова, как «наименее рожденного», - пуповинная связь с родом, то есть с началом, или, как писал отец Павел Флоренский, «острая, до боли, любовь к конкретному, к сочному ... к КОРНЮ»4. В этом контексте проясняются слова главного героя в «Уединенном» о противной фамилии - Розанов (от популярных маленьких дешевых булочек-розанчиков, которые в огромном количестве выпекались на предприятиях, принадлежавших отцу Эриха Голлербаха; отсюда и мотив булок, появляющийся после слов «стихи пишу»). В жизни самого Василия Розанова иное, ведь эту фамилию - Розанов -получил его дед, Федор Никитич Елизаров, при поступлении в Костромскую духовную семинарию. Как замечает исследовательница рода В.В. Розанова И.Х. Тлиф, «Елизаровы были умны, добросовестны и трудолюбивы, упорны и сильны духом. . они крепко держались на ногах и, по-родственному поддерживая друг друга, шли положенным им путем, не теряя достоинства» [7, с. 16-17]. Так что решение бежать из Петербурга в Сергиев Посад «под покров преподобного» было вполне в стезе рода Елизаровых-Розановых. Священнический род, священническая «цветочная» фамилия.
С другой стороны, свою роль в этом бегстве сыграли дружеские отношения со священником Павлом Флоренским, жившим в Сергиевом Посаде. В контексте интересующей нас проблематики напомним, что отец Павел особо чтил труды Преподобного Симеона Нового Богослова, поэтому закономерно на издательской базе «Богословского Вестника», главным редактором которого был свящ. П.А. Флоренский, в 1917 году вышла книга «Божественных гимнов» преп. Симеона Нового Богослова. Это было первое издание на русском языке. Один из гимнов начинается так (приведем в современном переводе): Начало жизни для меня - конец, Кончина жизни для меня - начало, Не знаю я, откуда прихожу, Где нахожусь, куда пойду - не знаю.
И далее:
О, братья! Постараемся теперь,
Пока еще нас не настиг час смертный,
Душой своею прилепиться к Богу. [8, с. 120, 127].
3 Как замечает Аристотель в «Метафизике», над комментариями к которой трудился В.В. Розанов, «все ставшее чем-нибудь происходит из того, что прежде становилось, или совершенное из того, что совершилось» (см.: Аристотель. Метафизика / пер. с греч. П.Д. Первова и В.В. Розанова. М.: Институт философии, теологии и истории св. Фомы, 2006. С. 82 [5]).
4 См.: Письмо свящ. П.А. Флоренского к В.В. Розанову от 26-30 октября 1915 г. // Розанов В.В. Собрание сочинений. Литературные изгнанники. Кн. 2 / под общ. ред. А.Н. Николюкина. М.: Республика; СПб.: Росток, 2010. С. 178 [6].
Не без этого намерения уезжал в Сергиев Посад Василий Розанов к своему другу - свящ. Павлу Флоренскому, нашедшему дом для семьи Розановых, который принадлежал опять-таки священнику (Андрею Беляеву). В письме отец Павел Флоренский сообщал В.В. Розанову: «Дом Беляева удобен тем, что там вся обстановка, кровати, даже посуда и утварь» [9, с. 193]. В.В. Розанову тут бы и вспомнить собственное давнее (еще в Ельце в комментариях к «Метафизике» Аристотеля) наблюдение, что вид дома, его расположение (внешнее и внутреннее) есть его форма и одновременно - конец. Имеется в виду, конечно, финальная итоговая форма дома, которая только и позволяет начать в нем жить: так реально встречаются конец и начало. У Розанова это начало жизни в доме обернется скорым концом: смертью владельца дома в декабре 1918 г., а следом и самого Розанова.
В том же письме отец Павел Флоренский просит: «Привезите мне мои письма, я боюсь, что они попадут в чужие руки, а это тяжело было бы» [9, с. 193]. Беспокойство отца Павла о сохранности его писем свидетельствует, что он поверял В.В. Розанову свои потаенные мысли, которые иным людям он никогда бы не доверил. Действительно, их переписка, содержащая сущностные вопросы в понимании мира, его развития, к тому же безоглядно искренняя, является, с нашей точки зрения, одним из ключевых текстов ХХ века. Это переписка-диалог двух человек - образованного священника и образованного светского человека, по словам В.Д. Бутягиной-Розановой, «плохого христианина». Тем не менее это был диалог понимающих, слышащих друг друга гениев.
Итак, «плохой христианин» буквально бежит из Петербурга в Сергиев Посад в августе 1917 года. На что он надеялся? На чудо? На то, что удастся пересидеть весь этот ужас? Что под покровом преподобного Сергия Радонежского ему найдется место? Казалось бы, для того, кто вышел из священнического рода, такого рода надежды вполне естественны и должны вселять уверенность. Но вот свидетельство дочери Татьяны о своих родителях перед их отъездом из Петербурга: «Папа с мамой были убиты горем» [10, с. 78]. Оно и понятно, родители переживали конец прежней отлаженной жизни, оказавшись в уже немолодом возрасте перед полным неизвестности будущим. В.В. Розанов ясно осознавал, что прежняя жизнь окончилась. А связь с родом своим носила все-таки больше умозрительный характер.
Сергиев Посад, помимо уже названных косвенных и прямых причин, был выбран еще и потому, что рядом была Москва, где могли доучиваться дети, где можно было найти какие-то заработки. Но все надежды оказались тщетными. Жили тяжело и худо. Большой двухэтажный дом оказался страшно холодным -не было дров, чтобы протопить его: «и никакой надежды согреться»5. С работой тоже ничего не сложилось. Захватившие 25 октября 1917 г. власть большевики уже 26 октября закрыли газету «Новое Время». В 1918 г. на глазах семьи
5 См.: Последние мысли умирающего Розанова // Налепин А.Л., Померанская Т.В. РОЗАНОВ@е1;с.га. М.: Центральный изд. дом, 2011. С. 346 [11].
был расстрелян М.О. Меньшиков, журналист-нововременец. М.О. Меньшикова связывали с В.В. Розановым непростые отношения в то время, когда они работали в «Новом Времени». Но познакомившись в 1918 г. с биографией В.В. Розанова, написанной Э.Ф. Голлербахом, М.О. Меньшиков обнаружил удивительную общность их жизней, о чем написал в своем предсмертном дневнике. Так через «концы» открываются иные смыслы «начал». В связи с Розановым и Меньшиковым невозможно не вспомнить третьего знаменитого нововременца - Виктора Буренина (1841-1926). В отличие от Розанова и Меньшикова, он не покинул Петербурга, умер (как и Розанов) больным, в страшной нищете, своей смертью, но 15 августа 1926 года и уже в Ленинграде. Напомним, именно Буренин один из немногих, кто высоко оценил начало творческого пути Розанова, увидев в его труде «О понимании» выдающееся произведение современной философской литературы.
Шлейф «Нового Времени» тянулся за В.В. Розановым. То, что раньше позволяло жить вполне прилично, теперь грозило возможной гибелью и оборачивалось реальным голодом. В отчаянии В.В. Розанов был готов отказаться и от фамилии, и от своего прошлого - начать жизнь с начала. Из дома в Сергие-вом Посаде в декабре 1917 г. В.В. Розанов писал Б.А. Садовскому: «Мне нужен: кусок хлеба, тепло, комната» [12, с. 333]. А это из письма Д.С. и З.Н. Мережковским и Д.В. Философову: «Творожка хочется, пирожка хочется» [13, с. 348]. Плохо было В.В. Розанову в этом доме, плохо. Но именно на этом доме - памятная доска, связанная с его именем. Конец жизни В.В. Розанова увековечен: памятная доска на доме, где он умер, и восстановленное место его захоронения в Черниговском скиту. Увы, нет досок на домах в Петербурге, особенно на тех, где В.В. Розанов был счастлив и жил вполне благополучно6.
В Ельце есть бюст В.В. Розанова, изготовленный на частные деньги и в результате безуспешных переговоров с властями о месте его установки в городе нашедший приют во дворе частного музея. В гимназии, в которой он преподавал, теперь находится школа и носит имя М.М. Пришвина - вот такой парадокс! Когда-то Розанов за недостойное поведение способствовал отчислению
6 Нет никаких знаков памяти в Ветлуге. Тщетными оказались попытки установить доску на здании костромской гимназии, где учился В.В. Розанов. Зато его имя получила библиотека на окраине города, по-народному - в «запупырье», где никто не бывает, кроме присылаемых по просьбе библиотеки из ближайшей школы учащихся и рядом с библиотекой живущих пенсионеров. Открытый в 2006 г. в Костромском госуниверситете им. Н.А. Некрасова бюст В.В. Розанова (скульптор В.А. Евдокимов, Москва) ненужно пылится после оптимизации в 2014 г. кафедры теории и истории культур, при которой с 2000 г. существовал Межрегиональный центр по изучению и сохранению творческого наследия В.В. Розанова и свящ. П.А. Флоренского. В пределах деятельности этого Центра были приобретены и установлены бюсты В.В. Розанова, а затем свящ. П.А. Флоренского (скульптор В.А. Евдокимов, г. Москва). Мои предложения об их передаче в музей, увы, не встретили сочувствия у руководства университета. Неслучайно В.В. Розанов не любил Кострому, хотя и предполагал передать в костромскую Григоровскую гимназию (первая женская гимназия в России), где училась его любимая рано умершая сестра Верочка, свою библиотеку и часть нумизматической коллекции. Вот таковы «концы» розановского бытия в Костроме.
Пришвина из гимназии. В 2006 г. на здании бывшей мужской гимназии установлена мемориальная доска с надписью «В этом здании в 1887-1891 гг. преподавал выдающийся русский писатель, публицист, философ В.В. Розанов». Елец стал для Василия Розанова счастливым местом при жизни и после смерти.
Именно в этой гимназии 1 октября 1888 г. В.В. Розанов прочел публичную лекцию «Об историческом положении христианства», посвященную 800-летию крещения Руси, публикация которой принесет ему первые весточки признания.
Как чувствовал себя В.В. Розанов в эти (начальные) годы своей публичности, хорошо видно из его переписки с Э.Л. Радловым, правда, в связи с изданием «Метафизики» Аристотеля. Никому не известный учитель из провинциальной гимназии, В.В. Розанов в письме с большим почтением обращается к Э.Л. Радлову, сообщая, что он ни в коей мере не решился бы его беспокоить «без серьезных побуждений». Он пишет, что уже принял большинство замечаний относительно своих примечаний к тексту Аристотеля и просит оставить хоть «некоторую долю их», поскольку это имеет «чрезвычайную важность». Обещает, что в «дальнейшем переводе» будет «строго руководиться сделанными указаниями», хотя освободить перевод совершенно от примечаний не представляется ему возможным. И добавляет: «Пока же позвольте выразить надежду, что Вы не лишите меня возможности всегда с благодарностью вспоминать о внимании, которого я прошу у Вас для настоящей просьбы» [15, с. 513]. В ответном письме Э.Л. Радлов признается, что научился ценить дарование В.В. Розанова еще «при чтении ... книги "О понимании", что примечания В.В. Розанова к переводу «Метафизики» «не бесполезны», но все-таки следует ограничиться «замечаниями исторического характера и разъяснениями текста в духе древ<ней> греческой философии»7.
Комментарии В.В. Розанова были подчас столь не похожи на привычные, что Э.Л. Радлову, человеку вовсе не бездарному и весьма образованному, надо было либо признаться в своей некомпетентности, либо предложить автору комментариев придать им общепринятый вид, что он и сделал. Конечно, сейчас не время и не место подробно касаться существа обозначенной проблематики. Заметим только, что именно в Ельце, в работе над Аристотелем, к которому В.В. Розанов, по его признанию, хотел бы поступить «в слуги, чтобы вечно видеть его, всегда за ним подсматривать и им любоваться»8, впервые в его творчестве появляются комментарии как специальная форма мысли, сопоставимая с диалогом. Именно это и поставило в тупик Э.Л. Радлова, как, впрочем, и Н.Н. Страхова. Так, он пишет В.В. Розанову: «Примечания длинны от двух
7 См.: Письмо Э.Л. Радлова к В.В. Розанову от 15 февраля 1899 г. / публ. Т.Н. Резвых // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 2015 год / отв. ред. Т.С. Царькова. СПб.: Дмитрий Буланин, 2016. С. 514 [16].
8 См.: Письмо В.В. Розанова к Н.Н. Страхову <до 6 июня 1890 г.> // Розанов В.В. Собрание сочинений. Литературные изгнанники: Н.Н. Страхов. К.Н. Леонтьев / под общ. ред. А.Н. Николюки-на. М.: Республика, 2001. С. 238 [17].
причин: иные слишком элементарны, другие наполнены Вашими собственными рассуждениями. Вообще все не имеет достаточно ученой выправки» [18, с. 10]. А поскольку речь идет о начале вхождения Розанова в круг ученых и писателей, то остановимся на его комментариях подробнее.
Эти комментарии, действительно, носят разный характер. Часть из них написана вполне традиционно, когда делаются отсылки либо на другие тексты самого автора, либо что-то уточняется в области терминологии, либо привлекаются иные авторы, даются краткие характеристики встречающихся имен философов, поясняются греческие слова, уточняются их значения (особенно в области терминологии) и пр. Подчас комментарий разрастается за счет приводимых В.В. Розановым сопоставлений. Так, первый развернутый комментарий касается дифференциации Аристотелем понятий «опытность» (е^леьрьа) и «искусство» (хехуЛ), главное различие которых состоит в том, что в искусстве содержится знание вещей. В размышлениях Аристотеля В.В. Розанов обнаруживает близость к идее научной дедукции Бэкона Веруламского, а в финале он утверждает, что знания, описанные Аристотелем, актуальны для современного понимания мира9. Комментарий может разрастаться за счет изложения В.В. Розановым сущности какого-либо учения, например атомистов. В его комментарии к понятиям «полное» и «пустое», о которых пишет Аристотель, эти понятия оказываются всего лишь отправной точкой для собственных размышлений В.В. Розанова10. Подчас В.В. Розанов категорически возражает Аристотелю, например в понимании учения пифагорейцев о числах. Розанов базируется на грамматической разнице используемых слов при характеристике чисел: у Аристотеля - лелерао^еуоу (ограниченное), у Филолая - лераьуоу (ограничивающее)11. В другом месте, в связи с проблемой небытия в философии элейцев, начинает размышлять о существе этой проблемы, утверждая, что, «если несуществование есть, следовательно, оно существует, то есть заключает в себе сущестовавание, и, не заключая ничего другого, есть существование, то есть несуществования нет, а есть только существование»12. В.В. Розанов защищает Платона от критики Аристотеля, например, в понимании существа отношений между идеей и вещью; указывает, что до Аристотеля сущностью конечной причины, но под именем «блага» много занимался Платон, укоряет Аристотеля в резкости и насмешливости тона в адрес Платона, который был ему (Аристотелю) учителем13. Отец Павел Флоренский, позднее читая «Метафизику» с розановскими комментариями, будет страшно доволен их с В.В. Розановым общностью в понимании Платона.
9 См.: Аристотель. Метафизика. С. 29-30.
10 Там же. С. 46-47.
11 Там же. с. 49. Современные публикаторы иначе комментируют это место у Аристотеля (см.: Афо-насин Е.В., Афонасина А.С., Щетников А.И. Пифагорейская традиция. СПб.: РХГИ, 2014. С. 45-46 [19]).
12 См.: Аристотель. Метафизика. С. 51-52.
13 Там же. С. 54, 57, 66.
Подчас В.В. Розанов весьма непосредственно откликается на приведенную Аристотелем пословицу: «Аристотель любит подтверждать свой взгляд на вещи пословицами. В каталоге его сочинений у Диогена Лаэрция ему приписывается, между прочим, сборник народных пословиц»14. Обращает внимание на грамматические особенности терминологического мышления Аристотеля, например: «Термин этот (то XI еХуаи - И.Е.) впервые введен Аристотелем и, подобно некоторым другим его терминам, имеет странный, грамматически необычный склад»15. Поясню некоторую особенность этого «склада». Предмет определения Аристотеля - то XI, здесь член (артикль) среднего рода единственного числа (то) субстантивирует вопросительное местоимение «что» (ть), которое в таком случае понимается как явление или предмет. Здесь важна еще одна грамматическая подробность: и без члена XI (контекстуально) может употребляться в значении существительного. Но Аристотелю важно закрепить предметность, что он и делает, используя член. Далее в исходном термине им-перфектная форма в единственном числе (^у) соседствует с инфинитивом (е1уаь). В.В. Розанов прозорливо отмечает результаты такого использования имперфекта: «.форма единичного предмета или явления существует не только в текущий момент их пребывания, но . она из века в век была и предопределила это пребывание и, с другой стороны, что, когда единичная реальная вещь исчезла, она все еще продолжает существовать» [5, с. 37-38]. По существу, розановский комментарий есть блистательный перевод на русский язык мысли Аристотеля, заключенной в термине. В.В. Розанов начинает разъяснение термина на основе грамматики, Аристотель завершает: «то, что есть тем, что оно есть и чем было». В.В. Розанов, не сдерживая эмоций, добавляет в комментарии: «Определение сущности как то XI е1уаь или, если мы верно угадали смысл этого буквально не переводимо термина, как "то, что делает то, в чем оно есть, тем, что оно есть"» [5, с. 85].
Часто розановский комментарий представляет его собственные размышления над текстом Аристотеля: это могут быть суждения, развитие аристотелевских мыслей или отношение к ним. В.В. Розанов активно использует собственные примеры для более точного раскрытия аристотелевской мысли. В результате комментарии в значительной своей части преобразуются в своеобразный диалог В.В. Розанова с Аристотелем - органичную форму для античной философии. Смысл такого диалога заключается в процессе познания Космоса, бытия и в его итогах.
Неслучайно, читая в 1916 г. «Метафизику» Аристотеля в переводе П.Д. Первова с примечаниями В.В. Розанова, отец Павел Флоренский высоко оценивает розановские комментарии («примечания»), в которых, помимо проче-
14 См.: Аристотель. Метафизика. С. 36.
15 Там же. с. 37.
го, по его справедливому замечанию, «проглядывает будущий Розанов»16. Много позднее стало понятно, что именно в комментариях как мыслеформе В.В. Розанов стал первым «у нас», кто смог прикоснуться «к подлинной аристотелевской мысли» и остаться «на ее уровне»17. Найденная форма потом будет активно использоваться В.В. Розановым, например, при публикации своей переписки и в самой переписке. По большому счету, и розановскую «листву» можно рассматривать как длящийся комментарий к собственной жизни, увиденной сторонним глазом. Типичная для В.В. Розанова манера. Напомним, в религиозно-философских заседаниях он не будет читать своих докладов, прося об этом других людей. В результате В.В. Розанов получал возможность слышать свои мысли со стороны, будто бы это он, но и не совсем он, а уже кто-то другой с той же фамилией (аналог повествования в «листве» от первого лица). Важно еще и то, что довольно часто доклады эти были напрямую связаны с проблематикой статьи «Об историческом положении христианства».
Так что Елец стал для В.В. Розанова подлинной духовной родиной. Здесь началось его признание как мыслителя, и здесь же началась его подлинно счастливая семейная жизнь. Это удивительное совпадение невольно возвращает в прошлую жизнь В.В. Розанова, где несчастливый брак словно определил судьбу книги «О понимании», а возможно, в немалой степени спровоцировал ее появление: ведь писалась книга в годы жизни с А.П. Сусловой. Реальное непонимание между супругами обернулось размышлениями над сущностью понимания, которому, как писал В.В. Розанов, чуждо раздвоение, антагонизм. В финальном предложении книги «О понимании» В.В. Розанов пишет: понимание «есть последнее в деятельности разума, то, в чем он может найти успокоение, что способно уничтожить в нем боль непонимания, что для уничтожения этого именно зла - части другого и обширнейшего, которое заложено в человеческой природе, - и появляется как имеющее возместить его благом созерцания истины, неизменной в своем содержании.» [22, с. 655].
Размышляя о концах и началах в розановском бытии, обратим внимание еще на некоторые особенности.
«Начало» его жизни связано с Ветлугой Костромской губернии. Почти пять лет счастливой детской жизни получили «финальное» закрепление в псевдониме Ветлугин, которым он, как щитом, прикрывался, публикуя статьи в либеральных изданиях.
Упавшим и проросшим зерном окажется в розановском творчестве эпизод из его жизни в «дождливой» Костроме, где, будучи подростком, он ухаживал за больной матерью. Именно тогда впервые женский пол явился ему так
16 См.: Письмо свящ. П.А. Флоренского к В.В. Розанову от 20-21 ноября 1916 г. // Розанов В.В. Собрание сочинений. Литературные изгнанники. Кн. 2 / под общ. ред. А.Н. Николюкина. М.: Республика; СПб.: Росток, 2010. С. 189 [20].
17 См.: Бибихин В.В. К переводу «Метафизики» Аристотеля // Аристотель. Метафизика / пер. с греч. П.Д. Первова и В.В. Розанова. М.: Институт философии, теологии и истории св. Фомы, 2006. С. 9 [21].
близко зрительно и так родственно - через мать, а позднее (уже чувственно, тактильно) через «идеальную жену» - Варвару Бутягину. Тема пола окажется значимой в творчестве Розанова. В 1916 году он признается в письме к Надежде Архипповой, что «стал каким-то пантеистом пола и половой жизни», что ему «пол и все половое у всех нравится во всей природе»18. Добавим, не только в природе, но и в культуре, особенно - в культуре восточной, с ее особой утонченной чувственностью, которая явно и неявно охватывает все сферы жизни. Именно в пределах темы пола формировалась сущностная черта розановского письма, рано (еще в 1890-е годы) понятая им самим: «Некоторые вещи нужно, бывает, пережить в сердце своем, и тогда только они становятся понятны и для мысли, усвоимы ею» [24, с. 163]. Пережитая сердцем тема пола обретет у Розанова художественно-мистические очертания. В конце жизни, фактически умирая, он писал «Возрождающийся Египет», этот финальный «гимн» полу как источнику бытия во всех его проявлениях: от зачатия до молитвы. «Возрождающийся Египет» создавался Розановым параллельно с «Апокалипсисом нашего времени». Один текст был о том, что скрыто, но составляет самое существо жизни, а другой - о том, что было явлено. Но два эти текста неотрывны друг от друга, ибо конец (Апокалипсис) полагал начало (Возрождение), как «божественное» полагает «демоническое», подобно священным древним мифам: «всё антропоморфично в небе, всё богообразно - на земле»19.
С Симбирском связано другое значимое «начало» - страсть к чтению, которая приведет его к нигилизму. Позднее гимназия получит у В.В. Розанова итоговое («конечное») определение - подлая20. Но страсть к чтению останется навсегда и разовьется в собирательство книг. Именно библиотека Розанова станет началом его дружбы с учителем древних языков Первовым, завершением которой окажется перевод «Метафизики» Аристотеля и ее комментирование.
Гимназическая жизнь Розанова началась в Костроме, оставив грустный след в его памяти, как и гимназия в Нижнем Новгороде. Ничего иного не внесла его собственная работа в гимназических учреждениях. В 1914 году в статье «Вдохновляющая старина» он напишет финальное заключение: «Гимназии наши приготовляют самоубийц и развратников..., из которых "методически"и научным образом выточена религия, молитва, вера, чувство своего народа, чувство своей земли, чувство своей связи с людьми. Педагогика есть выворачи-
18 См.: Письмо В.В. Розанова к Н.С. Архипповой начало апреля 1916 г. // Архиппов Е. Рассыпанный стеклярус: в 2 т. / сост., подгот. текста, статья и коммент. Т.Ф. Нешумовой. М.: Водолей, 2016. Т. 2. Письма. С. 733 [23].
19 См.: Розанов В.В. Концы и начала, «божественное» и «демоническое», боги и демоны (по поводу главного сюжета Лермонтова) // Розанов В.В. Собрание сочинений. О писательстве и писателях / под общ. ред. А.Н. Николюкина. М.: Республика, 1995. С. 89 [25].
20 См.: Розанов В.В. Опавшие листья. Короб второй и последний // Розанов В.В. Собрание сочинений. Листва / под общ. ред. А.Н. Николюкина. М.: Республика; СПб.: Росток, 2010. С. 284 [26].
вание детей-растений из почвы. А гербарий таких засушенных людей называется "интеллигенцией"» [27, с. 298].
Московский университет как учебное заведение тоже не оставил в нем каких-то ярких следов, хотя память о дорогих его уму и сердцу профессорах он сохранял. Кроме того, перу Розанова принадлежит немало статей, посвященных университетскому образованию. Розанов напрямую связывает университет с уровнем развития научной мысли и с горечью пишет: «Но наука давно стала без "тайн" и похожа на оголенную женщину, которую со всех сторон и все задаром осматривают. . судьба университета . могла бы перемениться только после каких-то глубоких перемен, почти потрясений, в самой науке» [28, с. 711]. Однако такого рода перемены затруднены: «Студенты, профессо-ры, ректор с инспекторами, попечитель и вдали министр - все это было вполне разрозненно и апатично, если не враждебно друг другу. Более всего терпели в этой бессмысленной системе студенты и наука, а люди науки, профессоры... засасывались в какую-то тину непостижимого бумажного крючкотворства» [29, с. 624]. Со времен Розанова изменились внешние стороны университетской жизни, а подмеченные им сущности - те же, словно на века.
Потому совсем неслучайно уже на первой странице «Апокалипсиса нашего времени» появляется тема университета (читай: как завершение давнего эпизода из собственной жизни и российских университетов в целом). Причем теме Московского университета предшествует и затем соединяется с ней образ Филарета Святителя Московского. Это соединение не прихоть Розанова. В 1837 году Филарет освящал домовый храм Московского университета на Моховой и произнес речь о союзе веры и науки. В день столетия Московского университета, назвав его царской обителью знаний, Филарет вновь в праздничном слове обозначил христианскую религию как основу для научного познания. Но этот союз оказался призрачным. Университет «обернется» русской литературой, а Филарет - подскочившими «под социалиста» служителями веры, в результате Русь слиняет «в два дня. Самое большее - в три». К такому плачевному, по Розанову, финалу приведут страну Московский университет (читай: университетское образование в России в целом) и Церковь (читай: православие).
В Нижнем Новгороде Розанов переживет свои первые любовные увлечения, которые завершатся пока еще только встречей с Аполлинарией Сусловой. Будучи студентом, Розанов придаст давней встрече с Сусловой окончательную форму: женится на ней. Женитьба эта обернется катастрофой, не умея разрешить которой, В.В. Розанов просто сбегает из Брянска в Елец, где прочитает уже упоминавшуюся речь «Об историческом положении христианства». Речь эта была построена на одноименной статье, написанной во время работы над текстом «О понимании». Н.Н. Страхов, изменив название на «Место христианства в истории», напечатал статью сначала в журнале, а потом издал отдельным оттиском в виде брошюры. Розанов надеялся, что брошюра привлечет внимание к его большой книге «О понимании». Надежды эти, увы, не оправдались, но брошюра не останется незамеченной, став своеобразной визитной карточкой
Розанова, что неслучайно: мысли, высказанные в статье, были ему очень доро-ги21. Позднее, в 1913 г., В.В. Розанов напишет: «Во множестве случаев, через десятки лет, когда я уже очень много разного написал, - знакомство начиналось как с написавшим именно "Место христианства в истории"» [31, с. 204]. Основная мысль этой статьи заключена в утверждении, что арийское (христианское) сознание направило взгляд человека на все внешнее, став основой, в частности, искусства во всех его разновидностях. Семитическое (иудаистское) сознание, напротив, сосредоточено на внутреннем, на специальном исключении всего внешнего. В результате история человечества гармонизовалась.
В «Апокалипсисе нашего времени», одном из своих последних («конечных») текстов, В.В. Розанов вновь вернулся к мыслям, высказанным им когда-то в публичной речи под названием «Об историческом положении христианства», и увидел, что никакой гармонии не случилось, что христианство явилось великим обманом. Отсюда все его жесткие инвективы в адрес Христа, христианской веры. Православная тысячелетняя Русь исчезала на глазах, и вместе с нею умирал Василий Розанов, но уже не «плохим христианином», а вполне правильным. Он будет похоронен на погосте Черниговского скита, рядом с монахом Климентом (К.Н. Леонтьевым), с которым переписывался в год смерти Леонтьева. Их ждет общая судьба разоренных могил, запрет на публикацию при советском режиме, падение которого вернет отечественной культуре и их могилы, и их труды.
Философема бытия Василия Розанова, как, впрочем, и всякого человека, складывается из начал и концов: одно тронешь - другое отзовется. Но только в жизни гения эта глубинная связь получает реальное воплощение в мыслеоб-разе как длящемся диалоге человека с миром.
Список литературы
1.Письмо П.П. Перцова к В.В. Розанову от 5 июля 1915 г. // Воспоминатели мгновений: Переписка и взаимные рецензии Василия Розанова и Петра Перцова. 1911-1916 / изд. подгот. А. Дмитриев и Д. Федоров. СПб.: Росток, 2015. С. 118-120.
2.Письмо В.В. Розанова к П.П. Перцову от 9 (?) июля 1915 г. // Воспоминатели мгновений: Переписка и взаимные рецензии Василия Розанова и Петра Перцова. 1911-1916 / изд. подгот. А. Дмитриев и Д. Федоров. СПб.: Росток, 2015. С. 120-122.
3.Розанов В.В. Полное собрание «опавших листьев». Кн. 2. Смертное / под ред. В.Г. Су-кача. М.: Русский путь, 2004. 192 с.
4.Розанов В.В. Собрание сочинений. Апокалипсис нашего времени / под общ. ред. А.Н. Ни-колюкина. М.: Республика, 2000. 429 с.
5.Аристотель. Метафизика / пер. с греч. П.Д. Первова и В.В. Розанова. М.: Институт философии, теологии и истории св. Фомы, 2006. 232 с.
21 См.: Письмо В.В. Розанова к Э.Л. Радлову <Начало 1890. Елец> / публ. Т.Н. Резвых // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 2015 год / отв. ред. Т.С. Царькова. СПб.: Дмитрий Буланин, 2016. С. 516 [30].
6.Письмо свящ. П.А. Флоренского к В.В. Розанову от 26-30 октября 1915 г. // Розанов
B.В. Собрание сочинений. Литературные изгнанники. Кн. 2 / под общ. ред. А.Н. Николюкина. М.: Республика; СПб.: Росток, 2010. С. 178-180.
7.Тлиф И.Х. «Корень рождения моего...». Статьи, архивные документы, воспоминания по истории рода В.В. Розанова / послесл. И.А. Едошиной. Кострома: ДиАр, 2005. 336 с.
8.Преподобный Симеон Новый Богослов. Прии, Свет Истинный. Избранные гимны. В стихотворном переводе с греческого Илариона (Алфеева). СПб.: Алетейя, 2004. 206 с.
9. Письмо свящ. П.А. Флоренского к В.В. Розанову от 13 августа 1917 г. // Розанов В.В. Собрание сочинений. Литературные изгнанники. Кн. 2 / под общ. ред. А.Н. Николюкина. М.: Республика; СПб.: Росток, 2010. С. 192-193.
10. Розанова Т.В. «Будьте светлы духом.» / предисл. и сост. А.Н. Богословского. М.: Изд-во «Blue Apple», 1999. 183 с.
11. Последние мысли умирающего Розанова // Налепин А.Л., Померанская Т.В. РОЗАНОВШс.га. М.: Центральный изд. дом, 2011. С. 346-347.
12. Письмо В.В. Розанова к Б.А. Садовскому, декабрь 1917 г. // Налепин А.Л., Померанская Т.В. РОЗАНОВ@е1;с.ги. М.: Центральный изд. дом, 2011. С. 332-333.
13. Письмо В.В. Розанова к Д.С. и З.Н. Мережковским и Д.В. Философову, <декабрь 1918 г.> // Налепин А.Л., Померанская Т.В. РОЗАНОВ@е11с.га. М.: Центральный изд. дом, 2011.
C. 347-348.
14. Памятники Розанову в Костроме и Ельце // Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова. Сер. Гуманитарные науки: Энтелехия / гл. ред. И.А. Едошина. Кострома, 2006. № 13. С. 126-127.
15. Письмо В.В. Розанова к Э.Л. Радлову <1889 г.> // Переписка В.В. Розанова и Э.Л. Рад-лова / публ. Т.Н. Резвых // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 2015 год / отв. ред. Т.С. Царькова. СПб.: Дмитрий Буланин, 2016. С. 513-514.
16. Письмо Э.Л. Радлова к В.В. Розанову от 15 февраля 1899 г. / публ. Т.Н. Резвых // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 2015 год / отв. ред. Т.С. Царькова. СПб.: Дмитрий Буланин, 2016. С. 514-515.
17. Письмо В.В. Розанова к Н.Н. Страхову <до 6 июня 1890 г.> // Розанов В.В. Собрание сочинений. Литературные изгнанники: Н.Н. Страхов. К.Н. Леонтьев / под общ. ред. А.Н. Николюкина. М.: Республика, 2001. С. 237-238.
18. Письмо Н.Н. Страхова к В.В. Розанову от 18 марта 1888 г. // Розанов В.В. Собрание сочинений. Литературные изгнанники: Н.Н. Страхов. К.Н. Леонтьев / под общ. ред. А.Н. Николюкина. М.: Республика, 2001. С. 9-11.
19. Афонасин Е.В., Афонасина А.С., Щетников А.И. Пифагорейская традиция. СПб.: РХГИ, 2014. 747 с.
20. Письмо свящ. П.А. Флоренского к В.В. Розанову от 20-21 ноября 1916 г. // Розанов В.В. Собрание сочинений. Литературные изгнанники. Кн. 2 / под общ. ред. А.Н. Николюкина. М.: Республика; СПб.: Росток, 2010. С. 189-190.
21. Бибихин В.В. К переводу «Метафизики» Аристотеля // Аристотель. Метафизика / пер. с греч. П.Д. Первова и В.В. Розанова. М.: Институт философии, теологии и истории св. Фомы, 2006. С. 7-18.
22. Розанов В.В. Сочинения: О понимании: Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания / ред. и коммент. В.Г. Сукач; вступ. ст. В.В. Биби-хина. М.: Танаис, 1995. 808 с.
23. Письмо В.В. Розанова к Н.С. Архипповой начало апреля 1916 г. // Архиппов Е. Рассыпанный стеклярус: в 2 т. / сост., подгот. текста, статья и коммент. Т.Ф. Нешумовой. М.: Водолей, 2016. Т. 2. Письма. С. 731-733.
24. Письмо В.В. Розанова к В.И. Герье <до 27 марта 1890 г.> // Непопулярный наставник и его верный ученик. Переписка В. Герье и В. Розанова / публ. и коммент. В. Сукача // Россия XXI. 2003. № 5, сентябрь-октябрь. С. 152-187.
25. Розанов В.В. Концы и начала, «божественное» и «демоническое», боги и демоны (по поводу главного сюжета Лермонтова) // Розанов В.В. Собрание сочинений. О писательстве и писателях / под общ. ред. А.Н. Николюкина. М.: Республика, 1995. С. 78-95.
26. Розанов В.В. Опавшие листья. Короб второй и последний // Розанов В.В. Собрание сочинений. Листва / под общ. ред. А.Н. Николюкина. М.: Республика; СПб.: Росток, 2010. С. 189-364.
27. Розанов В.В. Вдохновляющая старина // Розанов В.В. Собрание сочинений. На фундаменте прошлого (статьи и очерки 1913-1915 гг.) / под общ. ред. А.Н. Николюкина. М.: Республика; СПб.: Росток, 2007. С. 296-299.
28. Розанов В.В. Университетский вопрос в освещении Н.П. Гилярова-Платонова // Розанов В.В. Собрание сочинений. Религия и культура. Статьи и очерки 1902-1903 / под общ. ред. А.Н. Николюкина. М.: Республика; СПб.: Росток, 2018. С. 703-712.
29. Розанов В.В. Университетская реформа // Розанов В.В. Собрание сочинений. Природа и история (статьи и очерки 1904-1905 гг.). М.: Республика; СПб.: Росток, 2008. С. 623-625.
30. Письмо В.В. Розанова к Э.Л. Радлову <Начало 1890> / публ. Т.Н. Резвых // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 2015 год / отв. ред. Т.С. Царькова. СПб.: Дмитрий Буланин, 2016. С. 515-517.
31. Розанов В.В. Собрание сочинений. Литературные изгнанники. Н.Н. Страхов. К.Н. Леонтьев / под общ. ред. А.Н. Николюкина. М.: Республика, 2001. 477 с.
References
1.Pis'mo P.P. Pertsova k V.V. Rozanovu ot 5 iyulya 1915 g. [P.P. Pertsov's letter to V.V. Rozanov of July 5, 1915], in Vospominateli mgnoveniy: Perepiska i vzaimnye retsenzii Vasiliya Rozanova i Petra Pertsova. 1911-1916 [People remembering moments: Correspondence and mutual reviews of Vasily Rozanov and Pyotr Pertsov, 1911-1916]. Saint-Petersburg: Rostok, 2015, pp. 118-120.
2. Pis'mo V.V. Rozanova k P.P. Pertsovu ot 9 (?) iyulya 1915 g. [V.V. Rozanov's letter to P.P. Pertsov of July 9 (?), 1915], in Vospominateli mgnoveniy: Perepiska i vzaimnye retsenzii Vasiliya Rozanova i Petra Pertsova. 1911-1916 [People remembering moments: Correspondence and mutual reviews of Vasily Rozanov and Pyotr Pertsov, 1911-1916]. Saint-Petersburg: Rostok, 2015, pp. 120-122.
3. Rozanov, V.V. Polnoe sobranie «opavshikh list'ev». Kniga 2. Smertnoe [Complete collection of «fallen leaves». Book 2. The Mortal]. Moscow: Russkiy put', 2004. 192 p.
4.Rozanov, V.V. Sobranie sochineniy. Apokalipsis nashego vremeni [Collected works. The Apocalypse of our time]. Moscow: Respublika, 2000. 429 p.
5. Aristotel'. Metafizika [Metaphysics]. Мoscow: Institut filosofii, teologii i istorii sv. Fomy, 2006. 232 p.
6. Pis'mo svyasch. P.A. Florenskogo k V.V. Rozanovu ot 26-30 oktyabrya 1915 g. [The letter of the priest P.A. Florensky to V.V. Rozanov of October 26-30, 1915], in Rozanov, V.V. Sobranie sochineniy. Literaturnye izgnanniki. Kniga 2 [Collected works. Literary exiles. Book 2]. Мoscow: Respublika; Saint-Petersburg: Rostok, 2010, pp. 178-180.
7. Tlif, I.Kh. «Koren' rozhdeniya moego...». Stat'i, arkhivnye dokumenty, vospominaniyapo istorii roda V.V. Rozanova [«Root of my birth ...». Articles, archival documents, memoirs on V.V. Roza-nov's family history]. Kostroma: DiAr, 2005. 336 p.
8. Prepodobnyy Simeon Novyy Bogoslov. Priidi, Svet Istinnyy. Izbrannye gimny [Reverend Symeon the New Theologian. Come, True Light. Selected hymns]. Saint-Petersburg: Aleteyya, 2004. 206 p.
9. Pis'mo svyasch. P.A. Florenskogo k V.V. Rozanovu ot 13 avgusta 1917 g. [The letter of the priest P.A. Florensky to V.V. Rozanov of August 13, 1917], in Rozanov, V.V. Sobranie sochineniy. Literaturnye izgnanniki. Kniga 2 [Collected works. Literary exiles. Book 2]. Мoscow: Respublika; Saint-Petersburg: Rostok, 2010, pp. 192-193.
10. Rozanova, T.V. «Bud'te svetly dukhom...» [«Be light in spirit.»]. Мoscow: Izdatel'stvo «Blue Apple», 1999. 183 p.
11. Poslednie mysli umirayushchego Rozanova [The last thoughts of dying Rozanov], in Nalepin, A.L., Pomeranskaya, T.V. [email protected]. Moscow: Tsentral'nyy izdatel'skiy dom, 2011, pp.
346-347.
12. Pis'mo V.V. Rozanova k B.A. Sadovskomu, dekabr' 1917 g. [V.V. Rozanov's letter to B.A. Sadovsky, December, 1917], in Nalepin, A.L., Pomeranskaya, T.V. [email protected]. Moscow: Tsentral'nyy izdatel'skiy dom, 2011, pp. 332-333.
13. Pis'mo V.V. Rozanova k D.S. b Z.N. Merezhkovskim i D.V. Filosofovu <dekabr' 1918 g.> [V.V. Rozanov's letter to D.S. and Z.N. Merezhkovskys and D.V. Filosofov, <December, 1918>], in Nalepin, A.L., Pomeranskaya, T.V. [email protected]. Moscow: Tsentral'nyy izdatel'skiy dom, 2011, pp.
347-348.
14. Pamyatniki Rozanovu v Kostrome i El'tse [Monuments to Rozanov in Kostroma and Yelets], in Vestnik KGU im. N.A. Nekrasova. Seriya Gumanitarnye nauki: Entelekhiya, 2006, no. 13, pp. 126-127.
15. Pis'mo V.V. Rozanova k E.L. Radlovu <1899 g.> [V.V. Rozanov's letter to E.L. Radlov <1889>], in Perepiska V.V. Rozanova i E.L. Radlova [V.V. Rozanov and E.L. Radlov's correspondence]. Ezhegodnik Rukopisnogo otdela Pushkinskogo Doma na 2015 god. Saint-Petersburg: Dmitry Bulanin, 2016, pp. 513-514.
16. Pis'mo E.L. Radlova k V.V. Rozanovu ot 15 fevralya 1899 g. [E.L. Radlov's letter to V.V. Rozanov of February 15, 1899], in Ezhegodnik Rukopisnogo otdela Pushkinskogo Doma na 2015 god. Saint-Petersburg: Dmitry Bulanin, 2016, pp. 514-515.
17. Pis'mo V.V. Rozanova k N.N. Strakhovu <do 6 iyunya 1890 g.> [V.V. Rozanov's letter to N.N. Strakhov <before June 6, 1890>], in Rozanov, V.V. Sobranie sochineniy. Literaturnye izgnanniki: N.N. Strakhov. K.N. Leont'ev [Rozanov V.V. Collected works. Literary exiles. N.N. Strakhov. K.N. Leontyev]. Moscow: Respublika, 2001, pp. 237-238.
18. Pis'mo N.N. Strakhova k V.V. Rozanovu ot 18 marta 1888 g. [N.N. Strakhov's letter to V.V. Rozanov of March 18, 1888], in Rozanov, V.V. Sobranie sochineniy. Literaturnye izgnanniki: N.N. Strakhov. K.N. Leont'ev [Rozanov V.V. Collected works. Literary exiles. N.N. Strakhov. K.N. Leontyev]. Moscow: Respublika, 2001, pp. 9-11.
19. Afonasin, E.V., Afonasina, A.S., Shchetnikov, A.I. Pifagoreyskaya traditsiya [The Pythagorean Tradition]. Saint-Petersburg: RKhGI, 2014. 747 p.
20. Pis'mo svyasch. P.A. Florenskogo k V.V. Rozanovu ot 20-21 noyabrya 1916 g. [The letter of the priest P.A. Florensky to V.V. Rozanov of November 20-21, 1916], in Rozanov, V.V. Sobranie sochineniy. Literaturnye izgnanniki. Kniga 2 [Rozanov V.V. Collected works. Literary exiles. Book 2]. Moscow: Respublika; Saint-Petersburg: Rostok, 2010, pp. 189-190.
21. Bibikhin, V.V. K perevodu «Metafiziki» Aristotelya [On the translation of Aristotle's «Metaphysics»], in Aristotel'. Metafizika [Metaphysics]. Moscow: Institut filosofii, teologii i istorii sv. Fomy, 2006, pp. 7-18.
22. Rozanov, V.V. Sochineniya: O ponimanii: Opyt issledovaniya prirody, granits i vnutren-nego stroeniya nauki kak tselnogo znaniya [Works: On understanding. Experience in the study of nature, boundaries and internal structure of science as integral knowledge]. Moscow: Tanais, 1995. 808 p.
23. Pis'mo V.V. Rozanova k N.S. Arkhippovoy nachalo aprelya 1916 g. [V.V. Rozanov's letter to N.S. Arkhippova, early April, 1916], in Arkhippov, E. Rassypannyy steklyarus: v 2 t., t. 2 [The scattered bugles: in 2 vol., vol. 2]. Moscow: Vodoley, 2016, pp. 731-733.
24. Pis'mo V.V. Rozanova k V.I. Ger'e <do 17 marta 1890 g.> [V.V. Rozanov's letter to V.I. Gerye <before March 27, 1890>], in Nepopulyarhyy nastavnik i ego vernyy uchenik. Perepiska V. Ger'e i V. Rozanova [The unpopular tutor and his faithful pupil. V. Gerye and V. Rozanov's correspondence]. RossiyaXXI, 2003, no. 5, September-October, pp. 152-187.
25. Rozanov, V.V. Kontsy i nachala, «bozhestvennoe» i «demonicheskoe», bogi i demony (Po povodu glavnogo syuzheta Lermontova) [The ends and the beginnings, the «divine» and the «demonic», gods and demons (On Lermontov's main plot)], in Rozanov, V.V. Sobranie sochineniy. Opisatel'stve i pisatelyakh [Collected works. On writing and writers]. Moscow: Respublika, 1995, pp. 78-95.
26. Rozanov, V.V. Opavshie list'ya. Korob vtoroi i posledniy [Fallen leaves. The second (and the last) box], in Rozanov, V.V. Sobranie sochineniy. Listva [Collected works. Foliage]. Moscow: Respublika; Saint-Petersburg: Rostok, 2010, pp. 189-364.
27. Rozanov, V.V. Vdokhnovlyayushchaya starina [Inspiring old times], in Rozanov, V.V. Sobranie sochineniy. Na fundamente proshlogo (stat'i i ocherki 1913-1915 gg.) [Collected works. On the foundation of the past (Articles and sketches of 1913-1915)]. Moscow: Respublika; Saint-Petersburg: Rostok, 2007, pp. 296-299.
28. Rozanov, V.V. Universitetskiy vopros v osveshchenii N.P. Gilyarova-Platonova [University question according to N.P. Gilyarov-Platonov], in Rozanov, V.V. Sobranie sochineniy. Religiya i kul'tu-ra. Stat'i i ocherki 1902-1903 [Collected works. Religion and culture. Articles and sketches of 19021903]. Moscow: Respublika; Saint-Petersburg: Rostok, 2008, pp. 703-712.
29. Rozanov, V.V. Universitetskaya reforma [University reform], in Rozanov, V.V. Sobranie sochineniy. Priroda i istoriya (stat'i i ocherki 1904-1905 gg.) [Collected works. Nature and history (Articles and sketches of 1904-1905)]. Moscow: Respublika; Saint-Petersburg: Rostok, 2008, pp. 623-625.
30. Pis'mo V.V. Rozanova k E.L. Radlovu <nachalo 1890> [V.V. Rozanov's letter to E.L. Rad-lov <early 1890>], in Ezhegodnik Rukopisnogo otdela Pushkinskogo Doma na 2015 god. Saint-Petersburg: Dmitriy Bulanin, 2016, pp. 515-517.
31. Rozanov, V.V. Sobranie sochineniy. Literaturnye izgnanniki. N.N. Strakhov. K.N. Leont'ev [Collected works. Literary exiles. N.N. Strakhov. K.N. Leontyev]. Moscow: Respublika, 2001. 477 p.
