CC BY
540
КОНЦЕПЦИЯ БОЛЬШОЙ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ ВО ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКЕ США В ЦЕНТРАЛЬНО-АЗИАТСКОМ РЕГИОНЕ
Ахмад САИДМУРАДОВ
аспирант Дипломатической академии МИД России (ДА МИД РФ) (Москва, Российская Федерация)
Екатерина ПУСЕВА
магистрант Католического университета Айхштет-Ингольштадт (ФРГ)
Введение
Изменения политической карты мира, связанные с распадом СССР, вызывают самое пристальное внимание основных мировых научных центров и «мозговых трестов», занимающихся выработкой новых парадигм. С крушением биполярного мира изменилось восприятие некоторых ранее входивших в него регионов, а это, в свою очередь, породило новые пространственно-политические концепции и теории, призванные обеспечить тому или иному государству целостные, системные внешнеполитические подходы к произошедшим изменениям1.
1 См.: Улунян А. Большая Центральная Азия. Аналитическая статья, подготовленная для информагентства Фергана.ру в виде комментариев к статье Фредерика Стара «Партнерство для Центральной
Такого рода изменения политической карты мира относятся к одному из важных секторов международной политики, каковым в силу естественных экономических и геостратегических причин стал в начале 1990-х годов регион бывшей Советской Средней Азии.
В данной работе рассматриваются основные геопространственные концептуальные модели, разработанные американским экспертным сообществом применительно к странам Среднего Востока, в частности к странам Центральной Азии (ЦА), а также оценивается их актуальность и степень «мифологичности». Особое внимание авторы статьи уделили концепции Большой Центральной Азии (БЦА).
Азии» в журнале «Россия в глобальной политике», июль — август 2005, № 4 [www.ferghana.ru].
Поиск новых подходов и необходимость геоконцепций для постсоветского пространства
В начале 1990-х годов «все более важную роль стали играть «геопространственные концепции»; они рассматривались в качестве одного из инструментов внешней полити-
ки отдельных государств в отношении геополитических явлений и процессов постсоветской реальности. По мнению А. Улуняна, обращение к геопространственным теориям в конце XX века обусловлено несколькими факторами, главными из которых являются:
1. Необходимость определения внешнеполитического вектора конкретных государств.
2. Субъектная потребность в пространственном позиционировании отдельных стран (или групп стран) в региональном или глобальном масштабах.
3. Требование синхронизации изменений мирового распределения центров силы и потребностей реализации внешнеполитического курса в контексте имеющихся политических, военно-стратегических и экономических возможностей соответствующих государств или их объединений»2.
В применении различных геопространственных концепций или теорий должна обязательно прослеживаться логическая последовательность, зависящая от изменений, произошедших на политической карте мира в конце XX века.
Как известно, термин «теория» подразумевает комплекс взглядов и представлений, позволяющих делать определенные (в значительной степени — качественные), заключения о каких-либо явлениях. И, соответственно, теория международных отношений представляет собой развитие концептуальных основ, способствующих пониманию и объяснению событий и феноменов политического мира3. По словам С. Вебер, в международных отношениях теория выполняет мифологическую функцию, объясняя в обобщенном виде, что такое мир и каким он должен быть; «мифы международных отношений» помогают определенной точке зрения стать правдой и фактом»4.
Таким образом, трансформационные явления, вызванные распадом СССР, и появление в академических кругах геопространственных теорий легко объяснить с точки зрения классических определений.
Во многом под влиянием информационно-психологической активности США после крушения биполярной системы был выработан целый ряд теорий и концепций в отношении геополитических пространств, «освободившихся» от внешнего доминирования. Заключения и выводы американских политиков стали главным критерием для определения внешней политики страны; были открыты исследовательские институты, деятельность которых связана с изучением процессов, происходящих в странах бывшего СССР.
С окончанием холодной войны у США появились широкие перспективы сотрудничества со странами, некогда входившими в советский блок, а также с новыми государствами, возникшими на территории бывшего СССР. Развернулись дискуссии о новом миропорядке, о роли и месте в нем США, а также о целях и методах внешней политики страны с точки зрения ее национальных интересов.
В свою очередь, страны ЦА тяжело пережили распад СССР и связанный с ним процесс «демократического транзита», испытав на себе все тяготы экономического, социального и политического кризисов. В регионе появились новые игроки, имеющие здесь свои национальные интересы: Европейский союз, Российская Федерация, США, Китай, Иран и Турция.
2 Там же.
3 См.: Bundeszentrale fur politische Bildung. Lexikon [http://www.bpb.de/popup/popup_lemmata.html? guid= GEIQ39] (также см.: What is IR theory? [http://www.irtheory.com/]).
4 Weber C. International Relations Theory: A Critical Introduction. Routledge Chapman & Hall, 2005. S. 6.
Однако доминирующую роль в выработке системного подхода к проблемам дальнейшего развития Центрально-Азиатского региона в постсоветский период стало играть аналитическое сообщество США. Наиболее примечательной в плане нового видения региона стала концепция Большой Центральной Азии, базовые постулаты которой были предложены известным американским аналитиком Ф. Старром в 2005 году5. Она рассматривает «Центральную Азию» как достаточно обширную зону (значительно более обширную, чем пять постсоветских республик и Афганистан) с не вполне четко определенными границами, в которой Афганистан выступает «ядром».
Однако на практике данную концепцию впервые реализовал в своей политике не Вашингтон, а его соперники — Москва и Пекин: в 1996 году под эгидой России и Китая была создана Шанхайская организация сотрудничества (ШОС). В ШОС вошли почти все те страны, применительно к которым и разрабатывалась концепция БЦА. По мнению Г. Сачдевы, выдвигающиеся Вашингтоном идеи весьма близки к реальным условиям функционирования форума ШОС6.
Ситуация 11 сентября 2001 года и связанные с ней события, повлекшие за собой повышение роли стран ЦА в операции в Афганистане, а также обострение соперничества за доступ к энергоресурсам региона серьезно повлияли на политику США.
Одним из первых признаков изменения сложившейся ситуации стала публикация в августе 2002 года объемной аналитической статьи американского специалиста в области азиатских геополитических исследований Ст. Блэнка под названием «Преобразования Внутренней Азии»7. Основное внимание автор уделил проблеме «магистрализации» пространств ЦА и приграничных территорий, упоминая о возможности каких-то преобразований, способных ликвидировать географическую замкнутость региона — важную причину его социально-экономической отсталости и неэффективности существующих там политических режимов.
Далее, в феврале 2004 года публикуется доклад сотрудников американского Института анализа внешней политики Ж. Дейвис и М. Свини «Центральная Азия в стратегии США и оперативное планирование: Куда мы направляемся?»8. Основная идея их концепции сводилась к тому, что США, переосмысливая свой подход к ЦА, должны придерживаться двух стратегических соображений.
Во-первых, следует разделять географические понятия «ЦА» и «Кавказ»; в противном случае невозможно будет разработать четкое представление о том, как эти два мировых региона связаны со своими естественными соседями, и особенно со Средним Востоком, а также Южной и Восточной Азией. Кавказ следует рассматривать как «окончание» Европы, включая и Причерноморье, а не считать его придатком Азии или прибрежной частью Каспия.
Во-вторых, США не должны рассматривать Каспийский нефтедобывающий регион как основной стратегический объект: несмотря на всю важность углеводородных ресурсов Каспия, энергетической зависимости от Персидского залива — главного производителя нефти и газа — избежать не удастся9.
5 Cm.: Starr S.F. A «Greater Central Asia Partnership» for Afghanistan and Its Neighbors // Silk Road Paper. Washington, D.C.: Central Asia-Caucasus Institute & Silk Road Studies Program — A Joint Transatlantic Research and Policy Center. Johns Hopkins University, March 2005.
6 Cm.: Sachdeva G. India’s Attitude towards China’s Growing Influence in Central Asia // China and Eurasia Forum Quarterly, 2006, Vol. 4, No. 3. P. 33.
7 Cm.: Blank S. Reconstructing Inner Asia. London: Conflict Studies Research Centre, August 2002.
8 Cm.: Davis J.K., Sweeney M.J. Central Asia in U.S. Strategy and Operational Planning: Where Do We Go from Here? The Institute for Foreign Policy Analysis, February 2004.
9 Ibidem.
Концепция БЦА: главные «рецепта» для региональной политики США
События 2005 года коренным образом изменили восприятие и имплементацию странами ЦА западных концепций геополитической роли региона; пример Кыргызстана, пережившего две волны «цветных революций», заставил другие страны региона с некоторой опаской относится к внешнеполитическим догмам Вашингтона.
В свою очередь, Москва в целях предотвращения «цветных революций» всячески пыталась создать в рамках СНГ так называемый Совет безопасности. Однако эта идея была отклонена Украиной, что, в свою очередь, не могло не обеспокоить руководства стран ЦА.
В результате, несмотря на настороженное восприятие стратегических шагов США, геоконцепция БЦА стала рассматриваться странами ЦА как качественно новая политика.
Основной идеей концепции Ф. Старра является геополитическое проникновение в ЦА посредством создания нового интеграционного объединения при участии стран Южной Азии, а также Афганистана.
Реализация концепции предусматривает следующее: «ведение наступательной войны против терроризма и создание замкнутых на США инфраструктур безопасности, защиту Афганистана и его соседей от радикального исламизма и наркоторговцев, укрепление экономики и наиболее значимых государственных институтов до уровня, когда регион окажется способным служить в качестве экономического и политического моста между Ближним Востоком и Южной и Восточной Азией, укрепление торговых связей, транспортной инфраструктуры и, наконец, стимулирование демократических политических систем, способных служить образцом для других стран с многочисленным мусульманским населением»10.
Считается, что достижение вышеперечисленных целей лучше всего осуществлять на региональной основе.
В основу концепции изначально была заложена идея о слабом развитии регионального сотрудничества центральноазиатских государств, однако навязывание им собственных национальных интересов еще более затрудняет процесс взаимодействия между ними. К тому же, по признанию экспертов, структура государственных органов США в начале нового века не отвечала требованиям времени: руководящие аппараты Вашингтона порой сталкивались с серьезными сложностями в работе из-за разнонаправленного деления полномочий в различных учреждениях.
Именно в работе Ф. Старра была озвучена проблема реинституциализации государственных ведомств США в контексте стоящих перед Вашингтоном внешнеполитических задач в регионе ЦА: существующее внутри некоторых государственных институтов США распределение зон географической ответственности препятствует возникновению зоны БЦА, ядром которой был бы Афганистан.
Так, Министерством обороны и Государственным департаментом США пять бывших советских республик ЦА вместе с РФ отнесены к Евразии, а Афганистан — к Южной Азии. Подобное распределение практически исключает возможность учитывать общие интересы этих государств и даже просто определить характер наиболее выгодного сотрудничества между странами ЦА и их соседями по региону.
10 Starr S.F. Ор. ск. Р. 16.
Несмотря на успехи, достигнутые Афганистаном к 2005 году (принятие в 2004 г. Конституции, избрание президента и создание централизованного правительства, которое стало первым за три десятилетия подлинно представительным законодательным органом), ситуация в стране мало изменилась.
Эксперт по Афганистану и кризисным ситуациям Л. Корольков в 2005 году писал: «В зоне кочевых племен ситуация контролируется не столько правительством, сколько теми же талибами, которые в свое время, после громких успехов антитеррористической кампании в Афганистане, выступили на сцену в виде «вставших» пуштунских племен; это то болото, в котором может увязнуть любое самое мощное государство»11. Он также отмечал, что контртеррористическая операция «Несокрушимая свобода» не достигла своей цели.
Можно сделать вывод, что ситуация лишь накаляется, и новое руководство Америки понимает это; военный контингент страны увеличен на 30 тыс. человек.
Таким образом, выработку геопространственных теорий и их дальнейшую имплементацию можно рассматривать как концептуальный инструмент стремительного проникновения США в стратегически важные регионы — Центральную и Южную Азию и Афганистан.
Позиция России и Китая по отношению к концепции БЦА
Интересна осторожная реакция России и Китая на предложенную Вашингтоном новую геополитическую концепцию: Москва и Пекин, с одной стороны, озабочены ситуацией в Афганистане и ЦА, с другой — скептически относятся к долгосрочному присутствию и «обязательствам» США в регионе12.
Центральноазиатские государства проводят многовекторную политику, балансируя свои взаимоотношения с основными мировыми и региональными игроками; балансировка достигается одновременным участием в интеграционных объединениях (ШОС, ЕврАзЭС, ОДКБ) и западных инвестиционных проектах.
Однако, по мнению Ф. Старра, Москва и Пекин могут включиться в процесс дискуссии по обсуждению концепции БЦА: «партнерство по сотрудничеству и развитию БЦА не будет представлять угрозу законной деятельности России или Китая в регионе». Ф. Старр также утверждает, что Вашингтон готов прислушаться к их мнениям и предложениям в том случае, если они будут носить конструктивный характер.
Таким образом, США готовы помочь России и Китаю оценить те выгоды, которые сулит им БЦА: развитие региона приведет к снижению уровня бедности, провоцирующей экстремистские движения, и приостановит поток нелегальных иммигрантов в РФ; укрепление пограничных режимов поможет сократить активность сепаратистов в Синьцзяне. Улучшение транспортной инфраструктуры откроет для Западной Сибири и Урала новые экспортные пути в Азию, а китайский район Синьцзян получит выход на юг13.
11 Волков В. Афганистан — игра в перевертыши, 2 ноября 2005 [http://www.dw-world.de/dw/article/0,, 1763730,00.html],
12 См.: Godehardt N., Hanif M., Sakaeda R. Sicherheitspolitische Herausforderungen der Regierung Obama in Asien // GIGA (German Institute of Global and Area Studies), 2004, No. 1. S. 5.
13 См.: Старр Ф. Партнерство для Центральной Азии // Россия в глобальной политике, 2005, № 4 [www.globalaffairs.ru].
Осторожное отношение России и Китая к проекту БЦА порой выражается в весьма критичных его оценках.
По мнению эксперта А. Князева, основная суть американской геостратегии для Центрально-Азиатского региона была сформулирована 36. Бжезинским: «США должны быть способны контролировать процесс возможного усиления других региональных держав, с тем чтобы он шел в направлении, не угрожающем главенствующей роли Вашингтона в мире. Одним из средств такого контроля является создание «управляемых конфликтов». Под этим углом стоит рассматривать и проект БЦА»14.
По мнению таджикского эксперта Г. Майтдиновой, геоконцепция БЦА нужна США для того, чтобы управлять всеми экономическими и политическими процессами в регионе, не опасаясь противодействия со стороны России и Китая; современная новая геополитическая структура ЦА может способствовать закреплению доминирующей роли США на региональном и мировом уровнях15.
Следует отметить, что отношение академических сообществ ЦА к проекту БЦА весьма неоднозначно. Аналитики, с одной стороны, заинтересованы в развитии геоэко-номических процессов, а с другой — призывают глав своих правительств с осторожностью относиться к геополитическим проектам Вашингтона.
В частности, Г. Майтдинова отмечает, что «большинством аналитического сообщества ЦА геоконцепция БЦА была воспринята как американский подход к реализации собственных национальных интересов без учета того объективного факта, что в настоящее время государства региона являются субъектами, которые нуждаются в серьезной модернизации, а не объектами геополитики. Экономические и политические задачи, определяемые Вашингтоном, уже пытаются решать в рамках ШОС государства-члены и наблюдатели. Проект БЦА, продиктованный геополитическими интересами США, пока не находит поддержки у государств ЦА, которые достаточно эффективно интегрированы в ШОС и ЕврАзЭС»16.
Ф. Старр предлагает выдвинуть на первый план экономическое взаимодействие со странами ЦА. Несмотря на слабость подобных контактов, существовавших в конце 1990-х годов, Вашингтон осознал, что ни одна геополитическая концепция не может иметь успеха без экономической подпитки.
Согласно заявлению помощника госсекретаря Д. Фрида, сделанному в 2005 году на слушаниях в Палате представителей об экономической ситуации в ЦА (в рамках проекта БЦА), Вашингтон хотел бы видеть страны региона конкурентными участниками энергетического диалога со странами Южной Азии, что, в свою очередь, является необходимым атрибутом для стратегической близости в рамках продвигаемой концепции17.
По замыслам США, примером экономической интенсификации партнерства в области электроэнергетики мог бы стать экспорт вырабатываемой в Кыргызстане и Таджикистане электроэнергии в соседние страны, Афганистан и далее в Пакистан.
Агентство США по международному развитию подготовило план по созданию в ближайшие пять лет единого электрического рынка Казахстана, Кыргызстана и Таджи-
14 Князев А. Большая Центральная Азия — это вполне очевидный геополитический маразм. Интервью Д. Кислова с А. Князевым, 5 июля 2007 [www.ferghana.ru].
15 См.: Майтдинова Г.М. Геополитика Центральной Азии. Международное сотрудничество в Центральной Евразии по обеспечению региональной безопасности: противодействие новым угрозам, механизмы, векторы взаимодействия // Информационно-аналитический портал Геополитика — геополитика постмодерна, 10 марта 2010 [http://www.geopolitica.ru/Articles/911/].
16 Там же.
17 См.: Большая Центральная Азия и Казахстан // Информационно-аналитический центр по изучению общественно-политических процессов на постсоветском пространстве [http://www.ia-centr.ru/].
кистана. Кроме того, готовится проект, направленный на формирование единой энергосистемы Центральной и Южной Азии от Казахстана до Индии. Продвигается еще один проект — «CASA 1000»18, учредителем которого является Всемирный банк, но, по сути, он всячески поддерживается Вашингтоном.
Концепция предусматривает некоторые труднореализуемые цели: предполагается построение демократических обществ в условиях существования авторитарных режимов, а также превращение «Афганистана и региона в целом в безопасную зону суверенных государств, сделавших выбор в пользу эффективной рыночной экономики, отличающихся светскими и открытыми системами государственного управления и поддерживающих позитивные отношения с Вашингтоном»19. На самом же деле укрепление позиций США в ЦА связано в первую очередь с ресурсным потенциалом региона20 (это «черное» и «голубое» золото).
Помимо усиления своего влияния в ЦА, США стремятся ослабить позиции своих главных соперников — России и Китая. По словам Д. Майенрайса, следствием подобных устремлений США является разработка новых проектов по созданию трубопроводов, например Иран — Пакистан — Индия и Туркменистан — Афганистан — Пакистан — Индия21.
Заключение
Идея БЦА подразумевает трансформацию евразийского континента, превращение Центральной и Южной Азии в единое ресурсно-стратегическое целое и постепенный вывод региона из-под влияния России и Китая.
Реализация данного проекта маловероятна по нескольким причинам.
■ Во-первых, ситуация в Афганистане, являющемся связующим звеном между Центральной и Южной Азией, крайне нестабильна.
■ Во-вторых, США лишились своей опорной военной базы «Ханабад» в Узбекистане (22 ноября 2005 г.) и, похоже, начинают проигрывать России в битве за военно-политическое влияние в Кыргызстане: речь идет о базе «Манас», которая в настоящее время является транзитным центром по транспортировке грузов для Вооруженных сил США и НАТО в Афганистане.
■ В-третьих, разобщенность целей и интересов самих центральноазиатских государств блокирует реализацию проекта БЦА. Это связано прежде всего с геополитической деятельностью, которую ведут главные игроки (США, Россия и КНР): их стремление укрепить свои позиции в каждом отдельно взятом государстве ЦА приводит к тому, что страны региона, в свою очередь, составляют соб-
18 Постройка региональной линии электропередачи CASA мощностью 1 000 мегаватт станет первым шагом в развитии центральноазиатского и южноазиатского электроэнергетического рынка — CASAREM. Протяженность ЛЭП только от Таджикистана до Пакистана через Афганистан составит более 750 километров. Примерную стоимость проекта оценивают в 770 млн долл. Проект «CASA-1000» включает в себя действующую ЛЭП из Кыргызстана в Таджикистан, строительство высоковольтной линии электропередачи из Таджикистана до Пакистана с последующим присоединением к южноазиатскому направлению и электрические подстанции в Кабуле, Пешаваре и Сангтуде. Всемирный банк, Азиатский банк развития и Агентство США по международному развитию (ЮСАИД) заявили о своем намерении инвестировать в этот проект.
19 Starr S.F. Op. cit. P. 5.
20 См.: Nichol J. Central Asia: Regional Developments and Implications for U.S. Interests // Foreign Affairs, Defense and Trade Division, 12 November 2004. P. 1—3.
21 См.: Meienreis D. Obama, Afghanistan und das neue «GroBe Spiel», 10.01.10 [http://marx21.de/content/ view/926/32/].
ственные «правила игры». Страны ЦА пытаются сохранить свои хрупкие режимы, рассчитывая на поддержку США, России и КНР, а также соперничают между собой. Например, Узбекистан и Казахстан ведут негласную борьбу за лидерство, а Кыргызстан и Таджикистан не могут разрешить вопрос водно-энергетического снабжения региона. Вполне очевидно, что США будут стремиться играть все более активную роль в решении и урегулировании этих процессов, в том числе в рамках геоконцепции БЦА.
В целом, в ближайшем будущем Центрально-Азиатский регион ожидают серьезные структурные изменения, что обусловлено новой расстановкой сил в регионе после развала СССР, появлением новых игроков, активно продвигающих свои стратегические цели в регионе, а также плюрализмом подходов и концепций во внешней политике государств, имеющих свои интересы в ЦА.
Достижение успеха тем или иным политическим игроком во многом будет зависеть от того, насколько выдвигаемые им концепции будут соответствовать современным реалиям ЦА и конъюнктурным интересам руководств стран региона.
