CC BY
59
Табаксоева И. Р. Концепт СУДЬБА как ядерный компонент лингвокультурного пространства (на материале карачаево-балкарского языка) / И. Р. Табаксоева // Научный диалог. — 2016. — № 6 (54). — С. 106—113.
ЁШНЛ!^
Журнал включен в Перечень ВАК
и I- I С Н' 5
Р1ККХЖ Л1Л ОШСШ
УДК 811.512.142'37
Концепт СУДЬБА как ядерный компонент
лингвокультурного пространства
(на материале карачаево-балкарского языка)
© Табаксоева Ирина Рамазановна (2016), кандидат филологических наук, старший преподаватель кафедры русского языка и общего языкознания, Кабардино-Балкарский государственный университет (Нальчик, Россия), imokaeva@yandex.ru.
Статья посвящена анализу сложного, многогранного концепта СУДЬБА и специфике его преломления в карачаево-балкарском языке. В исследуемом линг-вокультурном пространстве судьба интерпретируется как заданный путь жизни, обусловленный сопричастностью божественного и отчасти личностного начала; неизбежность; рок; испытание. Анализ лексем, фразеологизмов, паремий позволяет реконструировать преимущественно пассивное и покорное отношение к судьбе, веру в справедливость, а также идею воздаяния за стремление к возвышенному. Особое внимание уделяется этнокультурной специфике исследуемого концепта. Комментируется убежденность в возможности изменить предначертанные события и явления путем моделирования личностного «идеального» поведения, соответствующего нормам и законам нравственно-культурного кодекса карачаевцев и балкарцев «Езден адет» («Тау адет»). Актуальность обращения к исследуемому концепту обусловлена тенденцией развития антропоцентрической парадигмы лингвистической науки. Важность подобных исследований заключается в том, что фундаментальные смысловые категории объективируют ценностные доминанты этноса, что имеет значение в аспекте межкультурной коммуникации. Концепт СУДЬБА представляет собой один из ядерных компонентов лингвокульурного пространства карачаево-балкарского народа, поскольку связан с основополагающей категорией «жизнь».
Ключевые слова: концепт; карачаево-балкарский язык; судьба; суеверие.
1. Введение
Как известно, в языковых данных находят отражение ценностные доминанты этноса, представленные в виде концептов — сложных ментальных образований. В этом аспекте особый интерес представляет лингвокультур-ное исследование фундаментальных смысловых категорий, в которых аккумулирована этномаркированная философия народа. Одним из ядерных
компонентов духовной мировоззренческой системы представляется концепт СУДЬБА, поскольку он, будучи связанным с основополагающей категорией «жизнь» и с ее фрагментами, высвечивает специфику мировосприятия человека, его отношение к основным категориям бытия. Исследованию представлений о судьбе на материале русского языка посвящены научные труды А. Вежбицкой, В. П. Москвина, Л. О. Чернейко и В. А. Долинского, коллективная монография под редакцией Н. Д. Арутюновой «Понятие судьбы в контексте разных культур» и др. [Вежбицкая, 1996; Москвин, 1997; Понятие судьбы..., 1994; Чернейко и др., 1996].
2. Методика
Материалом исследования послужили «культурно насыщенные» языковые единицы: пословицы и поговорки, лексические и фразеологические единицы, паремии, которые представляют собой суеверные высказывания. Исследование концепта СУДЬБА осуществлялось с помощью следующих методов: описания, концептуального анализа, интроспективного метода, элементов когнитивного анализа.
3. Результаты и обсуждение
Концепт СУДЬБА является выразителем одной из ценностей национальной культуры. О его актуальности в карачаево-балкарском лингвокуль-турном пространстве свидетельствует наличие нескольких номинаций. Так, именем исследуемого концепта выступают слова къадар 'судьба, рок, предначертание' и 'сила, мощь' [КБРС, с. 373], жазыу 'судьба, жребий, предначертание' [КБРС, с. 217]; ажал 'рок, [несчастливая] судьба' [КБРС, с. 24], юлюш 'часть, судьба, доля' [КБРС, с. 784], в одном из своих значений и слово насып 'доля, удел, участь, судьба'; насыб юлюшю 'его участь (судьба)' [КБРС, с. 482].
Фразеологические единицы с именным компонентом жазыу эксплицируют образ судьбы как пройденного человеком пути от жизни до смерти: жазыулары бир болургъа 'соединить судьбы; совместная жизнь', жазыуу алай болургъа 'предписанная Богом жизнь', жазыууна тюберге 'обрести предписанную Богом судьбу'. Её содержание образуют предопределённые свыше события (не только знаменательные), испытания, невзгоды, отношение к которым определяет глубокая вера в абсолютное божественное начало, что формирует духовное равновесие, покорность, осознанно кроткое отношение к жизненным ситуациям, выражаемое речевыми формулами Аллах жазгъан болур («Это, видимо, предписал Бог»), барыбыз да Аллахны къолундабыз («Мы в руках у Бога»), Аллахны къадарындан киши
да къутулмайды («Никому не миновать определенной Богом судьбы», Аллах айтханнга не этерсе («Что сделаешь с тем, что сказал Бог»), Аллахны буюргъаны алай болур эди («Видимо, таково было предначертание Бога»), Аллахны къолундабыз в знач. 'не избежать предопределенного Богом' (букв. «Мы в божьих руках»). Фразеологизмы мангылайына жа-зылгъан (букв. «написанное на лбу») в знач. 'предписанная Богом судьба человека', мангылайына жазылыргъа (букв. «написано на лбу») в знач. 'судьба, как предопределил Бог' (ср. рус. на лбу написано) репрезентируют представление о предначертанной судьбе человека, а именно ее фаталистическую концепцию с верой в предопределенность, необратимость свершения предписанного и предначертанного. Сила судьбы проявляется в способности программировать жизнь человека и побуждать его к пассивному принятию предначертанных реалий: адамдан къадар кючлю («судьба сильнее человека»), къадар къыйнап тёлетир, заман сынап юйретир («судьба заставляет расплачиваться (за грехи) муками, время учит испытаниями»). Обращенность судьбы к расплате, тем самым к справедливости, обосновывает этический ее ориентир.
Фразеологические единицы поддерживают и закрепляют воплощенную в карачаево-балкарских паремиях мысль о том, что неподвластное противостоянию высшее духовное начало ограничивает свободу человека, предопределяя его выбор и личностную позицию: адамны ачыр жазыуу сюрсе, жатхан орунундан туруп кетер («если настигнет судьба, лежачий с места встанет», жазыу жардан атар («судьба с горы скинет»), жазы-уунгдан озмазса («от судьбы не уйдешь»), ёлеменни бла кетеменни киши тыймайды («смерть и замужество не остановишь»). В них зафиксированы сформировавшиеся на протяжении духовно-исторического развития этнического сообщества представления о судьбе как силе и неизбежности.
Непостоянство и изменчивость предписанного пробуждает страх перед неизвестностью и детерминирует соответствующее поведение человека, в значительной степени определяя его жизненную философию: ханнга, бийге да келеди жазыкълыкъ («и к хану, и к баю может прийти бедность»), чарх да кёзиу тёнгерейди («и колесо вертится» (= колесо фортуны)), байма деп къууанма, жарлыма деп жиляма («не радуйся, что богат, не плачь, что беден»), жашай баргъан, алтын аякъ бла суу ичер («со временем может и бедный испить воду из золотой чаши»), барды деп къуу-анма, жокъду деп жиляма («не радуйся тому, что есть, не плачь о том, чего не имеешь» (то есть 'все может перемениться')), жаннгыз баласы барны, чыгъар чыкъмаз жаны бар («у кого единственный ребенок, у того душа
не на месте» (от страха)). Законы бытия, а вместе с тем и судьбы, находят отражение в сложной системе этнокультурных ценностей коллективного сознания. Идея неизбежности предопределенного предполагает в человеке стойкость, внутреннюю силу, что является добродетельной составляющей культурного, духовного пространства карачаево-балкарской личности, основательность и глубокое содержание которого передает запечатленный в паремии тезис: адамны дини — намыс («религия человека — намыс», где намыс 'честь, совесть, достоинство'). Сложившееся национальное мировоззрение (менталитет) постулирует возможность моделирования благоприятной, счастливой судьбы, корректирования нежелательных ее проявлений посредством формирования нравственного образа мышления и соблюдения этических норм в поведении: намыс бла насып къарындаш-ладыла («намыс ['уважение, совесть'] и счастье — братья»), намыс бол-магъан жерде насып болмаз («где нет уважения, нет и счастья»). Наряду с представлением карачаевцев и балкарцев о том, что человек рождается со своей судьбой, с предопределенными свыше благами (жашауу болгъанны къадары болур («у кого есть жизнь, у того есть и судьба»); хар адамда кесини ырысхысы бла тууады («каждый человек рождается с тем, что ему предопределено»), существует этномаркированная идея «долевого участия» человека в моделировании своего жизненного пути. Корпус паремиологических единиц постулирует мысль о значимости и роли активного личностного начала: мадар болса, къадар болур («будут старания, будет судьба»), сен мадар этсенг, мен къадар этерме («если ты примешь меры, то я (бог) дам тебе силы (судьбу)», то есть 'на бога надейся, а сам не плошай'), Аллах буюргъан болур деп, башыннгы палахха салма («сказав, что все предначертано Богом, не обреки себя на несчастье»), кесинг башынгы туталмасанг, Аллахдан да хайыр жокъ («если сам не в состоянии содержать себя, то и от Бога толку нет»).
Религиозные основы карачаево-балкарской культуры, связанные с верой во всемогущество Бога, в силу возмездия и тем самым формирующие в человеке внутренний страх, ограничивают связанные с идеей несправедливости судьбы негативные проявления мысли и чувства. Так, роптание на судьбу, излияние сожалений сопровождается устойчивым сочетанием Аллахха сёзюм ауур бармасын («Пусть до бога мои слова не дойдут неправильными, тягостными»).
Структурно-содержательная модель судьбы в карачаево-балкарском лингвокультурном пространстве сформировалась под влиянием исторических факторов, в частности, она находилась под воздействием трансфор-
мирующихся во времени представлений языковой личности о сакральном и магическом. В связи с этим для исследования лингвокультурной модели судьбы значимым представляется анализ корпуса языковых и речевых единиц, вербализующих суеверные представления коллективного этнического сознания, а также благопожелания и проклятия. Согласно им личность стремится скорректировать поведение, избежать предначертанных событий и явлений. Принятием «правильной» суеверно маркированной жизненной позиции, обусловленной верой в неведомые, «неперсонифици-рованные» силы, человек активно участвует в формировании своей судьбы: сохраняет жизнь (келин гумугъа кирсе неда от башында олтурса, къай-ын анасы ёлюр («если невестка зайдет в кладовую или сядет на почетное место, умрет ее свекровь»)); предотвращает болезнь (например, эвфемизм аман ауру («плохая болезнь») вместо прямой номинации болезней, фразе-ообразование келин къайын анасыны неда къайын атасыны атларын айт-са, тиши аурур («если невестка произнесет имена свекрови или свекра, у нее заболит зуб»)); поддерживает дружелюбные отношения с людьми (эки жууукъ бир бирлерине турма саугъа этселе — араларына бузукълукъ тюшер («если родственники подарят друг другу редиску — их ожидает раздор»)). Суеверные высказывания отчасти отражают исторический факт христианского и языческого влияния на когнитивное сознание личности карачаевцев и балкарцев.
Благопожелания и проклятия, наряду с тем, что высвечивают нравственную позицию по отношению к другому, реализуют и представление о вере в магическую силу слова, способную определенным образом смоделировать ключевые моменты судьбы: Аллах иги жазыу жазсын («пусть Бог напишет тебе хорошую судьбу»), жашагъан жан болсун ('пусть будет долгожителем', букв.: «пусть будет живущей душа»), аны огъурлулугъун Аллах жетишдирсин (берсин) («пусть Аллах воздаст за его добро»), юйюнг артындан къурсун («пусть сгинет твой дом»), сени кёрмезлик жерге тюш-сюн («пусть попадет туда, где тебя видеть не будет»).
Интерпретационное поле концепта СУДЬБА характеризуется сосуществованием противоречащих друг другу когнитивных признаков. В корпусе фразеологических единиц жулдузуна къарау; китап ачаргъа; къуран ач-дырыргъа («узнать судьбу человека, его дальнейшую жизнь по Корану»), таш салыргъа (букв. «разложить камни» в знач. 'предсказание судьбы по картам либо по 41 зернышку') также эксплицирована активная модель поведения человека по отношению к своей судьбе, основным вехам жизни, нетерпимость, проявляющаяся в попытках заглянуть в будущее с целью изменить предопределенное и противостоять ему.
4. Выводы
Когнитивная интерпретация лингвокультурных единиц объективирует такие доминантные признаки судьбы, как заданный путь жизни, обусловленный сопричастностью божественного и отчасти личностного начала; неизбежность; рок; испытание . Функциональная парадигма судьбы охватывает жизнь человека от рождения до смерти и предполагает наделение счастьем / несчастьем (и духовные, и материальные блага), формирование личностной нравственно-философской позиции, моделирование поведения.
Лингвокультурное пространство карачаево-балкарского народа характеризует преимущественно пассивное отношение к судьбе, вера в воздаяние за стремление к возвышенному, за покорность высшей силе. Этнокультурная маркированность проявляется в способах частичного изменения судьбы: поведение, сопряженное с нравственным кодексом карачаево-балкарского народа «Ёзден адет» («Тау адет»); поведение, обусловленное магическим верованиями; обращение с мольбой, просьбой к высшим духовным силам (Богу, мифологическим существам, явлениям и предметам).
Концепт СУДЬБА составляет ядерный системный компонент национального и индивидуального сознания, вкупе с ключевыми понятиями чести, совести, уважения он организует и высвечивает жизненную философию, укорененную в индивидуальном и коллективном сознании.
Литература
1. Башиева С. К. Гармония в многообразии : модель толерантности в миро-видении народов Северного Кавказа (лингвокультурологический аспект) / С. К. Башиева, А. И. Геляева // В пространстве языка и культуры : звук, знак, смысл : сб. ст. в честь 70-летия В. А. Виноградова. — Москва : Языки славянских культур, 2010. — С. 510—517.
2. Башиева С. К. Школьный фразеологический словарь / С. К. Башиева, К. Жа-рашуева. — Нальчик : Эльбрус, 1994. — 316 с. — ISBN 5-7680-0873-Х. — (На балкарском языке).
3. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание / А. Вежбицкая ; пер. с англ., отв. ред. М. А. Кронгауз ; вступ. ст. Е. В. Падучевой. — Москва : Русские словари, 1996. — 416 с.
4. Ёзден Адет : этический кодекс карачаево-балкарского народа / сост., предисловие и комментарии М. Ч. Джуртубаев. — Нальчик : Эльбрус, 2005. — 576 с.
5. Карачаево-балкарские мифы / сост. М. Ч. Джуртубаев ; перевод с балк. Х. Ч. Джуртубаев. — Нальчик : Эль-Фа, 2007. — 484 с. — ISBN 978-5-88195-852-7.
6. Карачаево-балкарский фольклор : хрестоматия / сост. Т. М. Хаджиева. — Нальчик : Эль-Фа, 1996. — 592 с.
7. КБРС — Карачаево-балкарско-русский словарь / под ред. чл.-корр. АН СССР Э Р. Тенишева, Х. И. Суюнчева. — Москва : Русский язык, 1989. — 832 с.
8. Колесов В. В. «Судьба» и «счастье» в русской ментальности / В. В. Коле-сов // Размышления о философии на перекрестке второго и третьего тысячелетий :к 75-летию профессора М. Я. Корнеева. Серия «Мыслители». Выпуск 11. — Санкт-Петербург : Санкт-Петербургское философское общество, 2002. — С. 98— 106.
9. Москвин В. П. Семантическая структура и парадигматические связи полисе-манта (на примере слова судьба) : лексикографический аспект / В. П. Москвин. — Волгоград : Перемена, 1997. — 32 с.
10. Понятие судьбы в контексте разных культур / отв. ред. Н. Д. Арутюнова. — Москва : Наука, 1994. — 320 с.
11. Пословицы и поговорки народов Карачаево-Черкесии / оригинал и перевод на русский язык. — Черкесск : Ставроп. кн. изд-во, Карачаево-Черкесское отделение, 1990. — 368 с.
12. ТабаксоеваИ. Р. Культурные смыслы в суеверной картине мира (на материале карачаево-балкарского языка) / И. Р. Табаксоева // Научный диалог. — 2016. — № 5 (53). — С. 109—119.
13. Чернейко Л. О. Имя Судьба как объект концептуального и ассоциативного анализа / Л. О. Чернейко, В. А. Долинский // Вестник МГУ Серия 9. Филология. — 1996. — № 6. — С. 20—41.
Concept of FATE as Main Component of Linguocultural Space (on Material of Karachay-Balkar Language)
© Tabaksoyeva Irina Ramazanovna (2016), PhD in Philology, senior lecturer, Department of Russian Language and General Linguistics, Kabardino-Balkarian State University (Nalchik, Russia), imokaeva@yandex.ru.
The article is devoted to the analysis of complex, multi-faceted concept of FATE and the specificity of its refraction in Karachay-Balkar language. In the studied linguistic and cultural space fate is interpreted as given line of life, determined by the involvement of the divine and personal component; the inevitable; rock; trial. Analysis of the lexemes, phraseological units, proverbs allows us to reconstruct mainly passive and submissive attitude to fate, faith in justice and the idea of reward for the pursuit of the sublime. Special attention is paid to ethnic and cultural specificity of the studied concept. The belief in ability to change destined events and phenomena by modeling personal "ideal" behaviour, corresponding to norms and laws of the moral and cultural code of the Karachay and Balkars "Езден адеm ("Тау адеm") is commented. The relevance of the study of the concept is determined by the tendency of development of an anthropocentric paradigm of linguistic science. The importance of such studies lies in the fact that the fundamental semantic categories objectify axiological dominants of ethnic group that matters in the aspect of intercultural communication. The concept of FATE is one of the main components of lin-
guocultural space of Karachay-Balkar people, since it is connected with the fundamental category of "life".
Key words: concept; Karachay-Balkar language; fate; superstition.
References
Arutyunova, N. D. (ed.). 1994. Ponyatie sud'by v kontekste raznykh kultur. Moskva: Nauka. (In Russ.).
Bashieva, S. K., Gelyaeva, A. I. 2010. Garmoniya v mnogoobrazii: model tolerantnosti v mirovidenii narodov Severnogo Kavkaza (lingvokulturologicheskiy aspekt). In: V prostranstveyazyka i kultury. Zvuk, znak, smysl. Vchest' 70-leti-ya V. A. Vinogradova. Moskva: Yazyki slavyanskikh kultur. 510—517. (In Russ.).
Bashieva, S. K., Zharashueva, K. 1994. Shkolnyy frazeologicheskiy slovar'. Nalchik: Elbrus. (In Balk.)
Cherneyko, L. O., Dolinskiy, V. A. 1996. Imya Sud'ba kak obyekt kontseptualnogo i assotsiativnogo analiza. Vestnik MGU. Seriya 9. Filologiya, 6: 20—41. (In Russ.).
Dzhurtubaev, M. Ch. (ed.). 2005. Ezden Adet: eticheskiy kodeks karachaevo-balkarskogo naroda. Nalchik: Elbrus. (In Russ.).
Dzhurtubaev, M. Ch. (ed.). 2007. Karachaevo-balkarskie mify. Nalchik: El-Fa. (In Balk.).
Khadzhieva, T. M. (ed.). 1996. Karachaevo-balkarskiy folklor. Khrestomatiya. Nalchik: El-Fa. (In Russ.).
Kolesov, V. V. 2002. «Sud'ba» i «schastye» v russkoy mentalnosti. In: Razmyshleniya o filosofii na perekrestke vtorogo i tretyego tysyacheletiy. K 75-letiyu professora M. Ya. Korneeva. Seriya «Mysliteli». Sankt-Peterburg: Sankt-Peter-burgskoye filosofskoye obshchestvo. 11: 98—106. (In Russ.)
Moskvin, V. P. 1997. Semanticheskaya struktura i paradigmaticheskiye svyazi polise-manta (na primere slova sud'ba). Leksikograficheskiy aspect. Volgograd: Peremena. (In Russ.).
Poslovitsy i pogovorki narodov Karachaevo-Cherkesii. 1990. Cherkessk: Stavrop. kn. izd-vo, Karachaevo-Cherkesskoe otdeleniye. (In Russ.).
Tabaksoeva, I. R. 2016. Kulturnyye smysly v suevernoy kartine mira (na materiale karachaevo-balkarskogo yazyka). Nauchnyy dialog, 5 (53): 109—119. (In Russ.).
Tenisheva, Kh. I., Suyuncheva, E. R. (eds.). 1989. Karachaevo-balkarsko-russkiy slovar'. Moskva: Russkiy yazyk. (In Russ.).
Vezhbitskaya, A. 1996. Yazyk. Kultura. Poznaniye. Moskva: Russkiye slovari. (In Russ.).
