CC BY
45
Табаксоева И. Р. Культурные смыслы в суеверной картине мира (на материале карачаево-балкарского языка) / И. Р. Табаксоева // Научный диалог. — 2016. — № 5 (53). — С. 109—119.
ERIHJMP
Журнал включен в Перечень ВАК
и I к I С н' s
PERKXMCALS DIRECIORV.-
УДК 811.512.142:398.3+81'373.49
Культурные смыслы в суеверной картине мира (на материале карачаево-балкарского языка)
© Табаксоева Ирина Рамазановна (2016), кандидат филологических наук, старший преподаватель кафедры русского языка и общего языкознания, Кабардино-Балкарский государственный университет (Нальчик, Россия), imokaeva@yandex.ru.
Статья выполнена в русле лингвокулыурологических исследований и посвящена анализу выражающих суеверия фразеообразований карачаево-балкарского языка, особенностям их преломления в сознании языковой личности. Уделяется внимание национально-культурным смыслам суеверных высказываний, которые, воплощая символическое значение некоторых национальных элементов, явлений окружающей действительности, представляют собой этнически окрашенные предписания, запреты и предсказания. Представлена классификация подобных фразеообразований в карачаево-балкарской лингвокультуре. На основе анализа языковых фактов выделены суеверия-прогнозы, суеверия-предписания, суеверия-запреты, суеверия-регуляторы, суеверия-символы. Актуальность данного исследования заключается в том, что лингвокультурный анализ суеверных текстов, в которых аккумулированы культурные смыслы, обеспечивает более глубокое изучение фрагмента мировоззренческой системы этноса. Важность такого рода исследований обусловлена научным интересом к особенностям организации жизни человеческих сообществ, а именно к тому, что человек в определенной степени моделирует свое поведение согласно суеверным приметам. Анализ исследуемого языкового материала преимущественно основан на когнитивной интерпретации нравственного компонента реализуемых суеверными единицами национальных стереотипов. Доказано, что фразеообразования с семантикой предсказания являются значимым этнокультурным компонентом языковой картины мира карачаево-балкарского народа. Их коннотативное значение в определенной степени формирует духовно-ценностные доминанты мировоззренческой системы этнического сообщества.
Ключевые слова: суеверие; лингвокультура; этнокультура; символ; смысл; религия; табу; вера.
1. Введение
Многочисленные лингвистические труды последних десятилетий
[Вежбицкая, 2001; Телия, 1996; Степанов, 2001; Толстой, 1995 и др.] по-
священы исследованию особенностей мировосприятия и мировидения разных народов. Научный материал подобных изысканий основан на понимании языка как «зеркала» человека, как средства воплощения культуры, менталитета и «духа народа». В связи с этим особую значимость приобретает концепция В. фон Гумбольдта, согласно которой языки — это не различные обозначения одной и той же вещи, а различное ее видение [Гумбольдт, 1984]. Общая тенденция развития лингвистической науки актуализирует обращение к «культуроносным» единицам (фразеологизмам, паремиям, метафорам, мифологемам и др.), репрезентирующим значимые этноментальные смыслы традиционной народной культуры. К ним относятся и суеверные высказывания как яркие средства воплощения верований, магических и сакральных представлений этнокультурного общества. Подобные мировоззренческие явления аккумулированы и «в различных предписаниях, запретах, предсказаниях и иных регулирующих религиозно-мифологическое поведение непоэтических текстах» [Толстой, 1995, с. 54]. В современных научных работах национально-культурная специфика суеверий достаточно подробно исследована на материале русского и английского языков [Туганова, 2006; Чергинец, 2008].
Лингвокультурный анализ текстов суеверных высказываний, репрезентирующих культурные смыслы, детерминирует более глубокое изучение фрагмента мировоззренческой системы этноса, что и определяет актуальность их изучения. Значимость подобных исследований обусловлена и тем, что, несмотря на высокий уровень развития цивилизации, современный человек в определенной степени моделирует свое поведение согласно определенным приметам.
2. Методика
Материалом исследования настоящей статьи послужили суеверные высказывания — «ырысла» — карачаево-балкарской лингвокультуры, представленные пословицами и поговорками, лексическими и фразеологическими единицами. Их анализ осуществлялся с применением как лингвистических, так и экстралингвистических методов исследования, что обусловлено междисциплинарным характером лингвокультурологии: описания, концептуального анализа, интроспективного метода, элементов когнитивного анализа.
3. Результаты и обсуждение
В «Карачаево-балкарско-русском словаре» (КБРС) слово ырыс имеет значения '[плохая] примета; предрассудок, суеверие' и 'запрет, табу'
[КБРС, 1989, с. 759]. Соответствующие понятия, с одной стороны, и вера в Бога, которая репрезентирована в сакральных текстах мировых религий и в семантике языковых единиц, образуют антиномию. Если соотносить суеверия с религиозной моралью, то сам факт обращения к ним трактуется как высшая степень отступления от истинных, праведных норм мышления и поведения. Следует отметить, что в карачаево-балкарской лингвокуль-туре обусловленное религиозной философией крайне негативное отношение к приметам и магическим явлениям не имеет широкого смыслового развития. Объяснением этому может служить высказывание Г. Малявкина (1894 г.) о том, что в балкарских верованиях и суевериях «заметны наслоения христианского и магометанского, отчасти даже языческого миросозерцания» [Цит. по: Карачево-балкарские мифы, 2007, с. 469]. Об исторической «приверженности карачаевцев и балкарцев к христианской религии» ученым позволяет говорить и анализ отражающего парадигму времени языкового материала [Башиева и др., 2007, с. 3—8], что объясняет некоторые суеверно маркированные элементы культуры.
Во фразеовысказываниях, эксплицирующих суеверное мировидение карачаево-балкарского народа, запечатлены фрагменты его духовно-нравственной модели. Так, в структуре смыслов лингвокультурных единиц отчетливо выявляется магическая вера в некие «неперсонифицированные» силы, выступающие в роли карателя, которые реагируют на разного рода нарушения:
1. Осквернение святости «вещей» и связанное с ним нарушение нравственной нормы: гыржынургуланы аякъ тюпге атып малтасанг, юйюнге ачлыкъ кирир (если топтать крошки хлеба, твой дом ожидает голод); ётмекге бичакъны чанчып къойгъан ырысды, мирзе-уню къачы урады (нельзя воткнуть в каравай нож и оставить его там); гыржынны эки бармагъы бла алгъан ырысды (запретно брать хлеб двумя пальцами). Отмечается этическая норма бережного отношения к хлебу, обусловленная его жизненно важной, необходимой сущностью, связанной с честным трудом. Святость хлеба репрезентирует речевая формула Муну къачы мениурсун! (Пусть поразит меня его святость!), сопровождающая древний обычай карачаевцев и балкарцев клясться «хлебом-солью: хлеб вытаскивали из золы, прижимали к груди...» и произносили указанные слова [Карачаево-балкарские мифы, 2007, с. 119]. В карачаево-балкарском лингвокультурном пространстве запретно есть чужой ломтик хлеба, что обусловливается его символической концептуализацией как счастья, доли, судьбы. Архетип хлеба как символа достатка и благополучия, гостеприимства лежит в основе карачаево-балкарских фразеологических единиц: гыр-
жындан эсирирге (букв. пьянеть от избытка хлеба в знач. 'быть богатым, надменным'); туз-гыржынын ашарга (букв. есть чужой хлеб-соль в знач. 'обогащаться за счет другого'); туз-гыржын бла тюберге (букв. встречать хлебом солью в знач. 'приветствовать, приглашать в гости'). В них эксплицирован представленный в пословице Гыржын тепсини тамата-сыды (Главное на столе — хлеб) культурный смысл значимости хлеба.
2. Нарушение табу. Достаточно актуальными являются запреты, связанные с болезнями, для обозначения которых из суеверных соображений с целью уберечь себя от негативного используется эвфемизм аман ауруу (плохая болезнь). Вера в силу слова является одним из проявлений магического мышления карачаевцев и балкарцев, что достаточно ярко представлено в следующем запрете: халал малгъа тонгуз десенг, аны ашаргъа жарамайды (букв. нельзя есть мясо животного, на которого сказали «свинья»).
3. Нарушение нравственных и этикетных норм. Длята-ких суеверий в значительной степени характерна этнически обусловленная функциональная ориентированность. Так, в карачаево-балкарской лингво-культурной традиции существует этический кодекс Ёзден (тау) адет, Тау намыс («Горский обычай, традиция»). «Горский намыс» — нравственный, этический кодекс карачаевцев и балкарцев, призванный регламентировать поведение человека во всех сферах его жизнедеятельности, например, невестке не позволительно произносить имена имеющих неукоснительный авторитет свекрови и свекра. Нарушение данного запрета влечет смерть и болезнь: келин гумугъа кирсе неда от башында олтурса, къайын анасы ёлюр (если невестка зайдет в кладовую или сядет на почетное место, умрет ее свекровь); келин къайын анасыны неда къайын атасыны атларын айтса, тиши аурур (если невестка произнесет имена свекрови или свекра, у нее заболит зуб). На метафорическом переносе основан фразеологизм жолун кесерге (пересечь, перерезать (то есть перейти) дорогу (кому-либо)), репрезентирующий суеверное представление о том, что, перейдя человеку дорогу, можно негативно повлиять на исход предпринятого им дела: жолоучуну жолун кессенг, аны жолу болмаз (если путнику перейти дорогу, у него не будет удачи), а также это может означать проявление неуважения. Этическая составляющая примет основана и на поддержании дружелюбных отношений между людьми: эки жууукъ бир бирлерине турма саугъа этселе — араларына бузукълукъ тюшер (если родственники подарят друг другу редиску — их ожидает раздор). Значительное количество нравственно ориентированных суеверий образовано на основе метафорического осмысления пустоты: къоншулукъ баргъан табакъ къурлай
къайтса, арагъа гурушхалыкъ тюшер (если вернуть тарелку с угощением от соседа пустой, между ними возникнет ссора). В современной бытовой жизни довольно распространенным является запрет возвращать чужую посуду пустой, принято класть в нее сладости либо небольшие текстильные изделия.
«Сила» суеверий детерминирована страхом перед некой неведомой силой, разрушительными природными явлениями, катаклизмами, а также подкрепляется надеждой на то, что своими «правильными» действиями можно достичь желательных результатов. Исходя из смыслов суеверий, возможно выделение таких основных покрываемых ими сфер и явлений бытия, как жизнь и смерть, здоровье, материальное и физическое благополучие.
Логоэпистемы тематической группы «жизнь / смерть» представлены зоонимами, фитонимами и соматизмами. К числу «нечистых», предвещающих смерть относятся образы вороны, совы, собаки, птицы, кошки: къар-гъа юйню башында къычырса, адам ёлюргеди (ворон каркает на крыше дома — к покойнику во дворе), къаргъа къычырып, ерге-энишге учуп ай-лансы, адам ёлюргеди (через который двор ворон перелетел, каркая, там будет покойник), чыпчыкъ учуп юйге кирсе, анда адам ёледи (если птичка влетела в дом, то там умирает человек), киштик къычырыкъ этип айлан-са, адам ёлюргеди (если кошка мяукает, не переставая, то это к смерти человека).
Типичным вещим зооморфным образом является собака. Ее вой предвещает смерть и в русской, и карачаево-балкарской лингвокультурах: ит улуса, адам ёлюргеди (если собака воет, то это к смерти); ~ «Собачий вой — на вечный покой. Ночной собачий вой — к покойнику». Это суеверное представление М. Ч. Джуртубаев объясняет верой балкарцев в переселение души умершего человека в собаку, что побуждало их отгонять воющее близко к дому животное из страха потерять родного человека [Там же, с. 30].
Многогранен образ совы: она, с одной стороны, предвещает нечто негативное: уку къычырса да, иги тюйюлдю (сова не принесет добра); а с другой стороны, — позитивное ввиду представления, что в ее глазу написан аят из Корана: уку кёзюнде къуран аяты бар (в глазу совы написан аят из Корана). Появление данного поверья, по предположениям М. Ч. Джур-тубаева, обусловлено созвучием слов Уку 'сова' и окъу, окъуу 'читать, чтение, учение' [Ёзден Адет ..., 2005, с. 380].
Символика предсказания смерти связывается не только с зооморфными образами, но и с представлениями об анатомических частях тела и фи-
зических состояниях человека. Слово мангылай означает 'лоб', а в сочетании мангылайына жазылгъан зат выступает в значении 'судьба, рок; то, что написано на роду (букв, на лбу)'. Суеверное высказывание мангылай кичисе — тукъумдан неда юйюнден адам ёлюр (чешется лоб — к смерти кого-либо из семьи или из рода), как и фразеологизмы мангылайына жазылгъан (дин) (букв. написанное на лбу; в знач. 'предписанная Богом судьба человека'); мангылайына жазылыргъа (дин) (букв. написано на лбу; в знач. 'судьба, как предопределил Бог'), указывают на фаталистическую концепцию судьбы с верой в предопределенность, необратимость свершения предписанного и предначертанного.
Прогнозирующая функция суеверий, реализующих смыслы, связанные с физическим состоянием человека, остается актуальной из стремления сохранить здоровье, например, башынгы жуугъан сууунгу кече эшикге тексенг, башынг аурур (вечером вылить на улицу воду, которой мыли голову, — к головной боли), по причине заботы об эстетической стороне внешности, например, гитче сабийни юсю бла атласанг, ёсюмю тыйылыр (если перешагнуть через ребенка, его рост остановится), сабий адам бюйрек ашаса — губус чыгъар (есть ребенку почки (животного) — к бородавке). В карачаево-балкарской лингвокультуре, как и во многих других, есть запрет бросать волосы в огонь: чачынгдан отха атсанг — башынг ауруучу болур (бросит волосы в огонь — часто будет голова болеть), так как они символизируют голову человека, тем самым и его самого. Волосы являются проводником негативного, средоточием жизненно-важных сил организма, ввиду чего бытует запрет на их доступность: адам башын жюлюсе, чачын басдырмай къойгъан ырысды (побрив голову, необходимо закопать волосы).
В суеверной картине мира отдельный пласт образуют суеверия-запреты без указания на последствия их нарушения, регулирующие действия человека относительно животного мира и самого себя (трапеза, проявление чувств, уход за внешностью). Суеверия-предписания представлены побудительными конструкциями и выражают однозначную рекомендацию действий: бёрюню неда аман адамны аты сагъынылса, отха салам ат (если упомянут волка или имя плохого человека, брось солому в огонь).
Этническая «окрашенность» суеверий карачаево-балкарской культуры определена такими экстралингвистическими факторами, как уклад и образ жизни, особенности трудовой деятельности. Отсюда и примета-архаизм, отражающая исторический факт сословного устройства горского общества и привилегированную роль таубиев — князей (высшее сословие) в нем: къылыч турду — бий ёлдю (встала радуга — значит умер князь). Обшир-
ный пласт суеверий связан с животноводческой тематикой, что обусловлено скотоводством как исторически преимущественным видом занятий карачаевцев и балкарцев.
По опорному компоненту суеверных высказываний в карачаево-балкарском языке возможно выделение следующих основных лексико-семан-тических групп:
— зоонимов, которые имеют достаточно богатую символику, характеризуются вариативностью, являются «особыми единицами дискурса, национально-культурная обусловленность семантики которых выражена особенно ярко» [РКП ЛС, 2004, с. 27]; они реализуют смыслы суеверного слоя культурного пространства карачаевцев и балкарцев, обладая представленными в научной литературе тремя «уровнями» значений: обыденным, мифологическим и уровнем формирования стереотипного образа на основе двух предыдущих [Там же];
— фитонимов, символика которых определяется характеристикой растений;
— соматизмов, символика которых связана преимущественно с бинарными оппозициями, например правый / левый.
Жизнь человека представляется несвободной, подчиненной неким проектирующим ее силам. Согласно суеверной модели поведения, в том числе и вербальной ее составляющей, субъект играет активную роль в формировании судьбы. Вербальный код суеверной картины мира представлен в народной «полуфразеологии», трактуемой как «особый устойчивый и клишированный вид текста, выражающий благопожелания, проклятия, ритуальные констатации и своеобразные императивные побуждения или запреты и т. п.» [Толстой, 1995, с. 25]. Исходя из данного утверждения, можно говорить о том, что суеверная семантика характерна для благопоже-ланий и проклятий, которые могут сопровождаться и знаковыми действиями. В «полуфразеологии» обращение адресовано сверхъестественной силе и представлено побудительными конструкциями, возлагающими на адресата речи задачу распространить свои действия на третье лицо или предмет, а также формами императива.
Обрядовый и ритуальный уровень суеверного пространства состоит из логоэпистем-имен собственных: Раубазы («Дерево Веры»; дерево в с. Шаурдат, которому поклонялись жители села), Жангыз терек («Одинокое дерево»; дерево на берегу реки Хурзук, которому в период язычества и даже после принятия мусульманства поклонялись карачаевцы, срублено в 30-х годах ХХ века), Байтерек («Священное дерево»); логоэпистем-номинаций: гыпы (грибок; закваска для кефира), гыпыурлау (букв. по-
хищение грибка; обычай-табу, по которому нельзя передавать зерна грибка другому хозяину, чтобы не рассердить злого духа; соседи похищали зерна друг у друга, тем самым обманывая злого духа) [КБРС, 1989, с. 193], къу-укъ мынчакъ (бусина; обычно янтарная, пришивалась к одеяльцу люльки, якобы для облегчения мочеиспускания ребенка) [Там же, с. 476]; лого -эпистем-номинаций гаданий: тузлу гюттю (соленая лепешка; маленькая лепешка с запеченной внутри солью; использовалась на вечеринках молодежи; съевшей или съевшему ее снился суженый или суженая) [Там же, с. 195]; жауурун къалакъ (гадание на лопатке (животного)); ло -гоэпистем-реплик высказываний: байча-байча (если послышалось, что тебя окликнули); ол келгинчи ары барма (живи до тех пор, пока он (умерший) не вернется с того света; в знач. 'живи долго'), кёп жаша (живи долго; сопровождает суеверное действие: похлопывание по спине человека, если он чихает в момент упоминания умершего). Символика суеверных образов проявляется в идее сверхъестественности и всемогущества: обращение к Раубазы (Кюн иеси, Жер иеси Хозяин — Неба, Хозяин Земли) в «Мольбе к Раубазы» [Карачаево-балкарские мифы, 2007]; жауурун къалакъны сындырмай атсанг, ыстауатха палах келеди (бросить лопатку животного целой - навлечь беду на стойбище); кече тюшюмде байчы къычыргъанды (ночью во сне меня окликнул байчы — значит ждет что-либо неприятное). Они обозначают реалии, присущие карачаево-балкарской культуре, и образуют связанную с духовной жизнью народа лексику с национально-культурным компонентом.
Суеверия регулируют, координируют жизненный уклад: речевое поведение, отношения между людьми, отношение к своему здоровью и внешности, к составляющим их быт предметам, животным. В них реализуются смыслы, как в имплицитной, так и в эксплицитной форме объективирующие мотив магических действий и верований, — желание благополучия, достатка, долголетия и здоровья.
Границы смысла суеверий варьируются в рамках дозволенного / недозволенного и основаны на прагматической составляющей, тогда как в религиозном дискурсе перспективы знаковых действий предопределяют прагматические результаты, осуществляемые по линии нравственности и морали.
4. Выводы
Суеверные высказывания являются этнокультурным компонентом языковой картины мира, согласно которому человек моделирует свое поведение. В семантике исследуемых фразеообразований реализованы коды
культуры, определяющие национально-культурные фрагменты культурного пространства.
Специфичный когнитивный признак суеверий обусловлен этнической «окрашенностью» их смыслов, коннотативным значением опорных символьных компонентов фразеовысказываний. Таким образом, в содержании концепта СУЕВЕРИЕ выделяются следующие смысловые элементы:
1) вера в сверхъестественную неведомую духовную силу;
2) обретение духовных и физических благ;
3) прогнозирование событий и формирование судьбы;
4) проецирование определенной модели поведения.
Суеверные фразеообразования, рассмотренные в данной работе, на основе выполняемых ими функций классифицируются следующим образом: суеверия-прогнозы содержат предсказания будущих событий, связанных с такими явлениями, как жизнь / смерть, взаимоотношения между людьми, физическое благополучие; суеверия-предписания и су -еверия-запреты в эксплицитной форме побуждают человека к определенным действиям; суеверия-регуляторы служат регулированию отношений между всеми членами общества; суеверия-символы имеют в основе «окультуренные» образы, реализующие смыслы культурного пространства.
Источники и принятые сокращения
1. КБРС — Карачаево-балкарско-русский словарь / под ред. чл.-корр. АН СССР Э. Р. Тенишева и X. И. Суюнчева. — Москва : Русский язык, 1989. — 832 с.
2. РКП ЛС — Русское культурное пространство : лингвокультурологический словарь / И. С. Брилева [и др.]. — Москва : Гнозис, 2004. — 318 с. — Вып. 1 : Зооморфные образы. Прецедентные образы. Прецедентные тексты. Прецедентные высказывания : словарь / И. С. Брилева [и др.]. — 2004. — 315 с. — ISBN 5-94244-003-4.
Литература
1. Башиева С. К. Аксиологический аспект моделирования времени в различных лингвокультурах (на материале русского, английского, карачаево-балкарского и кабардино-черкесского языков / С. К. Башиева, А. И. Геляева, М. К. Шокуева // Вестник Кабардино-Балкарского государственного университета. Серия : Филологические науки. — 2007. — Выпуск 9. — С. 3—8.
2. Вежбицкая Анна. Понимание культур через посредство ключевых слов / Анна Вежбицкая ; пер. с англ. А Д. Шмелева. — Москва : Языки славянской культуры, 2001. — 288 с. — ISBN 5785901897.
3. Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию / В. фон Гумбольдт ; пер. с нем., ред., предисл., примеч. Г. В. Рамишвили. — Москва : Прогресс, 1984. — 397 с.
4. Ёзден Адет : этический кодекс карачаево-балкарского народа / сост., предисловие и комментарии: М. Ч. Джуртубаев. — Нальчик : Эльбрус, 2005. — 576 с.
5. Карачаево-балкарские мифы / сост. М. Ч. Джуртубаев. — Нальчик : Эльбрус, 2007. — 496 с. — ISBN 978-5-88195-852-7.
6. Степанов Ю С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования / Ю. С. Степанов. — Москва : Академический проект, 2001. — 990 с. — Изд. 2-е, испр. и доп.
7. Телия В. Н. Русская фразеология : семантический, прагматический и линг-вокультурологические аспекты / В. Н. Телия. — Москва : Школа «Языки русской культуры», 1996. — 288 с.
8. Толстой Н. И. Язык и народная культура : очерки по славянской мифологии и этнолингвистике / Н. И. Толстой. — Москва : Индрик, 1995. — 509 с. — ISBN 5-85759-025-6
9. Туганова С. В. Синтагматика и парадигматика русских и английских суеверных примет антропологической направленности : автореферат диссертации ... кандидата филологических наук / С. В. Туганова. — Казань, 2006. — 183 с.
10. Чергинец И. А. Смыслопостроение суеверий и предрассудков в английской и русской лингвокультурах : автореферат диссертации ... кандидата филологических наук / И. А. Чергинец. — Нальчик, 2008. — 164
Cultural Meanings in Superstitious Picture of the World (on Material of Karachay-Balkar Language)
© Tabaksoyeva Irina Ramazanovna (2016), PhD in Philology, senior lecturer, Department of Russian Language and General Linguistics, Kabardino-Balkar State University (Nalchik, Russia), imokaeva@yandex.ru.
The article is made within the framework of linguo-cultural researches and is devoted to the analysis of Karachay-Balkar phraseological units expressing the superstitions and to their specific refraction in the consciousness of language personality. Attention is paid to national-cultural meanings of superstitious statements, which embody the symbolic meaning of certain national elements, phenomena of reality and represent an ethnically coloured prescriptions, prohibitions and prophecies. The classification of such phraseological units in Karachay-Balkar linguistic culture is presented. Based on the analysis of linguistic facts superstition-predictions, superstitions-provisions, superstition-taboos, superstitions-regulators, superstitions-symbols are distinguished. The relevance of this study lies in the fact that linguistic and cultural analysis of superstitious texts in which the cultural meanings are accumulated provide a more in-depth study of a fragment of the belief system of the ethnic group. The importance of such studies is due to the scientific interest to the characteristics of life organization of human communities, namely, the fact that people in some degree model their behaviour according to superstitious omens. Analysis of the investigated language material is mainly based on the cognitive interpretation of the moral component of national stereotypes implemented by superstitious units. It is proved that phraseological units with the semantics of the predictions
are significant ethno-cultural component of the language world picture of Karachay-Balkar people. Their connotative meaning to a certain extent forms the spiritual and value dominants of the belief system of the ethnic community.
Keywords: superstition; linguistic culture; ethnic culture; symbol; meaning; religion; taboo; faith.
Material resources
KBRS — Tenisheva, E. R., Suyuncheva, Kh. I. (eds.). 1989. Karachayevo-balkarsko-russkiy .slovar'. Moskva: Russkiy yazyk. (In Russ.).
RKP LS — Brileva, I. S. [i dr.]. (eds.). 2004. Russkoyekulturnoyeprostranstvo: lingvokul-turologicheskiy slovar. Moskva: Gnozis. Zoomorfnyye obrazy. Pretsedent-nyye obrazy. Pretsedentnyye teksty. Pretsedentnyye vyskazyvaniya: slovar (1). (In Russ.).
References
Bashieva, S. K., Gelyaeva, A. I., Shokueva, M. K. 2007. Aksiologicheskiy aspekt mod-elirovaniya vremeni v razlichnykh lingvokulturakh (na materiale russkogo, angliyskogo, karachaevo-balkarskogo i kabardino-cherkesskogo yazykov). Vestnik Kabardino-Balkarskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Filologicheskiye nauki. (9). 3—8. (In Russ.).
Cherginets, I. A. 2008. Smyslopostroyenie suyeveriy ipredrassudkov v angliyskoy i russ-koy lingvokluturakh: avtoreferat dissertatsii ... kandidata filologicheskikh nauk. Nalchik. (In Russ.).
Gumboldt, V. fon. 1984. Izbrannyye trudy po yazykoznaniyu. Moskva: Progress. (In Germ.).
Dzhurtubaev, M. Ch. (ed.). 2005. EzdenAdet: eticheskiy kodekskarachaevo-balkarskogo naroda. Nalchik: Elbrus. (In Russ.).
Dzhurtubaev, M. Ch. (ed.). 2007. Karachaevo-balkarskiye mify. Nalchik: Elbrus. (In Russ.).
Stepanov, Yu. S. 2001. Konstanty. Slovar russkoy kultury. Opyt issledovaniya. Moskva: Akademicheskiy proekt. (In Russ.).
Teliya, V. N. 1996. Russkaya frazeologiya: cemanticheskiy, pragmaticheskiy i lingvokul-turologicheskiye aspekty. Moskva: Shkola «Yazyki russkoy kultury. (In Russ.).
Tolstoy, N. I. 1995. Yazyk i narodnaya kultura: ocherkipo slavyanskoy mifologii i etno-lingvistike. Moskva: Indrik. (In Russ.).
Tuganova, S. V. 2006. Sintagmatika i paradigmatika russkikh i angliyskikh suyevernykh primet antropologicheskoy napravlennosti: avtoreferat dissertatsii . kandi-data filologicheskikh nauk. Kazan. (In Russ.).
Vezhbitskaya, Anna. 2001. Ponimaniye kultur cherez posredstvo klyuchevykh slov. Moskva: Yazyki slavyanskoy kultury. (In Russ.).
