CC BY
40
ЯЗЫКИ МИРА
2019.02.020. Э.Б. ЯКОВЛЕВА. КОНТРАСТИВНОЕ ИЗУЧЕНИЕ ЯЗЫКОВ РАЗНЫХ ТИПОВ. (Обзор).
Ключевые слова: типология языков; контрастивные исследования; разновременные контакты; исторические судьбы; генетическая структура; языковая семья; группа (ветвь) языков.
Сходства и различия между языками интересуют лингвистов и историков как лингвистический и исторический феномены, поскольку сходное и различное в них может быть результатом как развития унаследованных общих черт более древнего состояния и разновременных контактов этих языков и соответственно их носителей, их исторических судеб, так и изолированного развития вследствие проживания отдельных этносов в географических регионах, полностью или частично лишающих их контактов с представителями других этносов.
Книга Д.И. Эдельман «Иранские и славянские языки. Исторические отношения» (3) посвящена изучению ирано-европейских и, в частности, ирано-славянских лингвистических связей. Автор отмечает, что достижения в этой области общеизвестны в трудах XIX и первой половины XX в., а также в работах отечественных языковедов в 60-е годы XX в. Обзор проблематики, критическое рассмотрение взглядов различных исследователей, обобщение их, анализ новых открытий в период до середины 60-х годов XX в. содержатся в трудах двух ученых - А.А. Зализняка и М.И. Абаева (3, с. 3). Ценные сведения содержатся также в работах указанного периода в исследованиях и других авторов, где анализируются конкретные исторические соответствия между языками двух ветвей и типичные ареальные и типологические схождения. В связи с этим Д.И. Эдельман указывает на труды В.Н. Топорова и О.Н. Трубачева.
В главе «Краткая характеристика языков» отмечается, что иранские и славянские языки в генетическом отношении представляют собой отдельные семьи, входящие через определенные промежуточные этапы в большую индоевропейскую семью, в одну из составляющих ее групп, условно называемую группой «сатэм» (3, с. 4). Помимо этого дальнего генетического родства их сближают некоторые общие черты, объясняемые сходными типологическими линиями развития. Кроме того, ряд общих черт и элементов объясняется языковыми контактами между иранскими и славянскими языками, т.е. ареальными факторами.
Исследователь указывает, что при изучении иранских языков в последние десятилетия подверглись пересмотру и были существенно уточнены их генетические связи с другими языковыми группами и семьями, а также генетическая структура самой иранской семьи. Кроме того, уточнению подверглись и те характерные признаки трансформации иранских языков, которые считались генетически общими для определенных языковых групп, но при более глубоком исследовании оказались общими в типологическом или в ареальном планах и независимыми от степени генетического родства этих языков.
В частности была уточнена генетическая позиция иранских языков среди других арийских. При общепризнанной и несомненной принадлежности иранской семьи к более древней арийской общности выявились более четкая схема и относительная хронология их вычленения из этой общности. «Стало ясно, что арийская семья в своей филиации прошла определенные этапы "ветвления": а) наиболее ранний (во всяком случае, по фиксируемым ныне данным) - вычленение из нее нуристанской (традиционное название -"кафирская") группы языков, в то время как собственно индоиранская группа еще сохраняла относительное единство, и б) более поздний, или поздние, - вычленение из индоиранской группы дочерних групп - индоарийской и иранской, а также, возможно, других, в частности дошедших до нас дардских языков» (3, с. 5). При этом, как указывает Д.И. Эдельман, вычленение иранских языков как единой семьи происходило уже с ее изначальной диалектной неоднородностью. Все эти этапы характеризовались определенными историко-лингвистическими (в основном историко-фонети-ческими) инновациями, свойственными тому или иному праязыку
(общеарийскому, общенуристанскому, общеиранскому, общеиндо-арийскому), которые теперь приходится учитывать при сопоставлении иранского материала с неиранским.
Исследования последних десятилетий внесли еще и некоторые коррективы в наши представления о праиранской языковой системе. Как пишет автор, отчасти это вызвано появлением новых материалов по некоторым «малым» иранским языкам, которые до тех пор не имели сколько-нибудь полного описания и словарей, и интерпретацией этих материалов в генетическом, типологическом и ареальном аспектах. Включение в реконструкцию праязыка свидетельств ряда «малых» и иных иранских языков, хранящих иногда рефлексы более архаичного состояния, чем фиксируемое языками древних памятников, дало возможность выявить более древний облик общеиранского праязыка. Ныне доказано, что действительно общее для всех иранских языков праязыковое состояние оказалось более архаичным и более «отодвинутым» к общеиндоиранскому, чем оно реконструировалось ранее на основании только авестийского и древнеперсидского языков. А это, в свою очередь, не только выявило хронологическую и ареальную неоднородность иранской праязыковой системы, но и задало иные ориентиры для сравнения истории иранских и славянских языков.
Сообщается, что общеиранская, или праиранская, система представляется ныне в более детализированном виде, с ее хронологической и ареальной неоднородностью: определились некоторые этапы как вычленения праиранских диалектов из индоиранской группы (при их неоднородности уже в тот период), так и их дальнейшей дивергенции.
Хотя общее для всех иранских языков праязыковое состояние оказалось более архаичным, чем представлялось ранее, оно не было единым и монолитным по всему иранскому ареалу: в праязыке, как указывает автор, совершенно отчетливо выступают диалектные или ареальные варианты, выявившиеся в их историко-фонетических чертах: «1) "продвинутый", обладающий определенными инновациями центральный подареал и более архаичные (либо развившие собственные инновации) маргинальные, что отразилось, например, в рефлексах индоевропейских палатальных согласных, которые, вопреки расхожему мнению, не становились сибилянтами по всему праязыковому общеиранскому ареалу;
2) западный и восточный подареалы, в которых по-разному преобразовались рефлексы индоиранских звонких (и отчасти глухих) согласных» (3, с. 6). Последнее членение и переросло затем в генетическое размежевание всех иранских языков.
На основании генетических, главным образом историко-фонетических, признаков (прежде всего, рефлексов индоиранских звонких согласных) все иранские языки делятся на две большие группы, условно называемые «западной» и «восточной» (по месту расселения древних носителей иранских диалектов в I тысячелетии до н.э. по отношению к району Деште Кавир - Большой Соляной пустыни в Иране.
Западная группа - южная подгруппа - вымершие: древне-персидский, среднеперсидский; живые: продолжения среднепер-сидского в виде классического и современного персидского, таджикского и дари, татский язык, лурские и бахтиярские диалекты, кумзари, группа диалектов башкарди и другие малые языки и диалекты; северная подгруппа - вымершие: мидийский, парфянский; живые: курдский, белуджский, талышский, гилянский, мазанде-ранский, семнанский, сивенди, диалекты тати, малые языки и диалекты Центрального Ирана и др.
Восточная группа - северная подгруппа - вымершие: скифо-сарматские языки и диалекты, согдийский, хорезмийский языки; живые: осетинский, ягнобский; южная подгруппа вымершие: бак-трийский, сакские языки и диалекты; живые: пашто (афганский) с родственным ему языком / диалектом ванеци, мунджанский с близкородственным йидга, ваханский, ишкашимский языки и диалекты шугнано-рушанской группы (наиболее значимые - шугнан-ский, хуфский, рушанский, бартангский, рошорвский, сарыколь-ский), язгулямский язык (и вымерший в конце XIX в. старованджский язык). Термин «восточноиранские» по отношению к этой группе в значительной мере условен, как указывает автор, поскольку скифские и сарматские языки (и потомок скифских диалектов - осетинский язык) не находятся на востоке иранского ареала. Условно, по мнению исследователя, и ее членение на северную и южную подгруппы, поскольку оно опирается, главным образом, на географию в отличие от западной группы.
Язык Авесты - религиозных текстов зороастрийцев - выявляет черты восточных и западных языков (что может быть связано
с распространением их в среде жрецов с родным западноиранским языком), а также следы доиранских архаизмов, сохраняя отдельные формы слов и словосочетания, возникшие значительно ранее праиранского периода и имеющие аналоги в других индоевропейских языках.
Поскольку различные иранские языки, принадлежащие к разным группам и подгруппам, контактировали в разные периоды с неиранскими, в частности со славянскими языками, и поскольку эти контакты носили различный характер - от тесного общения (и даже двуязычия) до разового (при торговле), представляется важным отождествление того или иного контактировавшего иранского языка, и следовательно, выяснение свойственных именно ему тех или иных лингвистических характеристик.
Как уже говорилось, основными признаками генетического членения иранских языков являются определенные историко-фонетические инновации в каждой из групп. В поисках же признаков их расхождения на более высоких языковых уровнях (морфо-лого-синтаксическом, лексическом) приходится учитывать существенные историко-типологические изменения в их системах. В результате коренной перестройки морфолого-синтаксической системы иранских языков в эпохи, последовавшие за древнеиран-ской, трудноопределимыми или вовсе неопределимыми оказались соответствия в исчезнувших элементах древней флексии и аффиксов. В итоге выявление общих материальных рефлексов древних морфологических элементов, по мнению исследователя, удается далеко не всегда. Выяснилось, что ни один из немногих выделявшихся традиционно классифицирующих морфологических признаков западной или восточной группы иранских языков на деле таковым не является: каждый из них присущ лишь части языков той или иной группы.
Так же слабо фиксируется членение иранских языков на генетические группы и в лексике: наличие / отсутствие определенных лексем, считавшееся традиционно классифицирующим, в результате более глубокого исследования лексического фонда иранских языков, с появлением более полных словарей тоже оказалось генетически несущественным. В связи с этим обстоятельством, автор считает, что продуктивными представляются поиски словообразовательных моделей, средств словообразования и осо-
бенно материальных словообразующих элементов, углубленное изучение которых является делом будущего.
Приступая к общей характеристике славянских языков, Д.И. Эдельман отмечает, что в течение последних десятилетий значительно увеличились лингвистические знания об индоевропейских языках Европы, их истории и генетических взаимоотношениях, особенно о славянских языках и их генетических связях с другими языками группы «сатэм». Появилось много работ, рассматривающих проблему генетических отношений славянских языков с балтийскими. Существует немало теорий балто-славянских отношений. Согласно основным теориям: 1) существовал единый балто-славянский праязык, или праязыковая общность; 2) происходило независимое, параллельное развитие близких балтийских и славянских диалектов; 3) различия между балтийскими и славянскими языками были еще на уровне индоевропейских диалектов, а затем, после выделения арийцев, произошло вторичное сближение балтийского и славянского языкового мира и образование балто-славянской общности, но без общего праязыка; 4) была древняя общность балтийских и славянских языков, затем длительный перерыв и новое сближение; 5) славянский образовался из периферийных диалектов балтийского (3, с. 9). Как заключает автор, все эти гипотезы основаны главным образом на анализе сравнения историко-фонетических законов и на этимологии отдельных морфем и слов.
Отмечается, что существуют и другие теории (со ссылкой на приверженцев) о взаимоотношениях балтийского и славянского языков.
Вместе с тем многие исследования последних лет, особенно в области этимологии и исторической лингвогеографии, «(содержащие реконструкцию ряда общих для балтийских и славянских языков словообразовательных моделей и линий семантического развития, а также учитывающие огромный диалектный материал, в том числе не отраженный ранее в специальной литературе), имеют результатом утверждение (или, во всяком случае, основательную базу для него) о существовании в древности эксклюзивных балто-славянских изоглосс и - в конечном счете о возможности существования единой в генетическом плане праязыковой балто-славянской системы» (3, с. 10).
Отмечается, что процесс выделения праславянского языка характеризовался появлением определенных инноваций по сравнению с индоевропейским на разных языковых уровнях: в фонетике, морфологии, синтаксисе, словообразовании.
Автор приводит деление славянских языков на генетические группы: 1) восточнославянские: русский, украинский, белорусский (считается, что они довольно поздно - в Х1У-ХУ вв. выделились из общего - древнерусского языка); 2) западнославянские: польский с примыкающими к нему диалектными ареалами - кашубским и словинским; полабский, или залабский (язык, на котором говорили некогда славяне за Эльбой и который вымер в XVIII в.); чешский и словацкий; близкий к чешскому - верхнелужицкий и близкий к польскому - нижнелужицкий (два последних сильно германизированы); 3) южнославянские: четыре живых языка -словенский, сербскохорватский, македонский и болгарский; один вымерший язык - старославянский - с памятниками Х-Х! вв.).
Различия между этими тремя группами - в исторической фонетике, отдельных морфемах, типах чередований и др. Тем самым, как заключает исследователь, в отличие от иранских языков, членение славянской общности на группы опирается на существенные для каждой из них основные черты на разных языковых уровнях - в исторической фонетике, морфологии и словообразовании.
Говоря об области распространения и языковых союзах, автор отмечает, что о прародине индоевропейского языка нет единого мнения.
О прародине иранской семьи также нет единого мнения. Наиболее реалистичной исследователю представляется общая арийская прародина, соотносимая со степной полосой от Южнорусских степей до Средней Азии, где кочевали носители арийских диалектов, и откуда затем они распространялись в места их более позднего обитания, постепенно утрачивая языковое единство.
Д.И. Эдельман указывает, что при этом совершенно очевидно, что в отличие от славянских и других индоевропейских языков Европы, о прародине которых ведутся дискуссии, но которые все же распространены в относительно компактном ареале - Европе, иранские языки ни в одном из регионов их нынешнего бытования не являются автохтонными. Их распространение на историческую
и современную широкую территорию Евразии сопровождалось разновременными и разнотипными контактами с языками разных семей. В связи с этим особо существенную роль в изучении истории иранских языков играют сведения о тех ареальных общностях, в которые входят иранские языки в разных регионах.
В исследованиях последних десятилетий более явными стали результаты вхождения семьи в целом либо отдельных ее компонентов в различные вторичные общности конвергентного происхождения, включая языковые союзы.
Наиболее ярким представителем таких общностей является большой Центральноазиатский языковой союз, охватывающий языки различных семей и групп: часть языков восточноиранской генетической группы, отдельные языки западноиранской группы; нуристанские языки; дардские; часть индоарийских; некоторые неиндоевропейские языки ареала. «Этот языковой союз, возникший на относительно едином субстрате (предположительно на языке бурушаски в его раннем состоянии или на родственных ему языках / диалектах), выявляет ряд общих структурных черт в фонологии, морфологии, синтаксисе, пласты общей лексики, некоторые словообразовательные модели, а также систему «скрытых» категорий и элементов языкового мышления, указывающих на то, что субстратом послужил язык активной типологии» (3, с. 12). Данный факт, по мнению исследователя, не исключает последующего «цементирования» данного языкового союза дальнейшим конвергентным развитием оказавшихся в разных зонах его ареала языков, однако элементы общего субстрата выявляются здесь практически на всех языковых уровнях, во всех подсистемах.
Отмечается, что внутри этого союза прослеживаются определенные подареалы, часть которых представляет собой своего рода микросоюзы, характеризующиеся набором своих лексических и структурных элементов, а в некоторых случаях и элементов языкового мышления. Один из таких микросоюзов охватывает Пами-ро-Гиндукушский регион, состоящий из трех ярко выраженных подареалов, в том числе и одного восточноираноязычного: это группа памирских языков, восходящих к разным древним восточ-ноиранским диалектам, развивших тем не менее весьма сходные фонологические и морфолого-синтаксические структуры и имеющих большой пласт общей лексики. Эта общность сложилась бла-
годаря единому субстрату, конвергентному развитию самих данных языков при их контактах, а также благодаря адстратному и частично суперстратному воздействию таджикского языка и родственных ему таджикско-персидско-дари диалектов, который на протяжении многих столетий является в этом ареале языком культуры и межэтнического общения.
Осетинский язык входит в ареал кавказских языков, выявляя субстратные черты, свойственные последним, как и другой индоевропейский язык ареала - армянский.
Имеется и ряд других, более частных ареальных объединений. Кроме того, во многих иранских языках наблюдается большое количество ареальных элементов, обязанных происхождением различным процессам - спонтанным и контактным.
Автор сообщает, что в последние десятилетия уточнены некоторые сведения об ареале славянской прародины и ареалах бытования славянских языков в разные периоды и об их ранних контактах с балтийскими и другими языками. В качестве славянской прародины называют «Дунайский регион» (3, с. 13). С теорией дунайской прародины славян связана и концепция центральноевро-пейского ареала древних индоевропейцев.
Из вторичных конвергентных объединений, в которые входят славянские языки, важным является наличие Балканского языкового союза, куда помимо части славянских входят также отдельные индоевропейские языки (греческий, албанский, румынский и др.) и неиндоевропейские (например, турецкие диалекты, отчасти гагаузский язык).
Из менее крупных языковых союзов, в которые входят славянские языки и диалекты, исследователь отмечает выявленный относительно недавно языковой союз в юго-восточной Прибалтике «(так называемый Ре1рш-Випф» (там же), центром которого является эстонский язык.
Относительно иранистики особый интерес для обсуждаемой проблемы, с точки зрения автора, представляют иранские языки западного ареала, контактирующие или контактировавшие прежде с неиранскими языками Европы, включая славянские.
Наиболее интересен для лингвистов, историков и этнологов скифско-осетинский мир. С одной стороны, субстратное кавказское воздействие и продолжающиеся контакты с кавказскими язы-
ками сближают в типологическом плане осетинский язык как с ними, так и еще с одним индоевропейским языком ареала - армянским. С другой стороны, продолжение в осетинском языке скифских диалектов, в течение длительного времени взаимодействовавших со славянскими и частично с балтийскими и германскими, а также с финно-угорскими обусловило наличие в нем определенного количества прямых лексических заимствований и ряда структурных черт, общих для части этих языков.
Немалый интерес для рассматриваемой проблемы, по мнению Д.И. Эдельман, представляет и персидский язык на разных этапах его истории. Здесь важны не только явные элементы его взаимодействия со славянскими диалектами и позднее с русским языком, но и те черты внутреннего развития структуры этого языка, которые имеют определенные параллелизмы в языках Балканского языкового союза и происхождение которых нуждается в дополнительном объяснении.
Отмечается, что в плане ранних иранско-славянских контактов особый интерес представляет собой так называемый «Дунайский регион». Со ссылкой на О.Н. Трубачева указывается, что сла-вянско-иранские контакты относятся к периоду не ранее середины I тысячелетия до н.э. В эпоху контактов в «Дунайском регионе» славян со скифами и, возможно, с индоарийцами, они вобрали иранские элементы, и это было не в глубокой древности.
Отдельную проблему составляет возможность сохранения еще в I тысячелетии до н.э. в Скифии, в Северном Причерноморье, на территории правобережной Украины, в предгорьях Северного Кавказа, наряду с иранским (скифским), индоарийского этнического компонента и соответственно возможность проникновения в славянские языки индоарийских заимствований.
В вопросе о типологических чертах ирано-славянских языков немалый интерес, по мнению автора, представляют иранско-славянские общие системные черты, развившиеся в результате общих и / или сходных историко-типологических процессов. Их анализ показывает, что развитие таких типологически сходных черт тоже значимо для сравнения материала языков этих двух семей, поскольку их появление может диктоваться разными причинами. «Они могут возникнуть: а) в каждой из рассматриваемых групп независимо, благодаря некоторым общим тенденциям в раз-
витии человеческого мышления, б) также независимо, но в результате общего стимула в виде единого «первотолчка», обусловленного какими-то явлениями общеиндоевропейской прасистемы (что может пролить свет на некоторые принципы развития и других индоевропейских языков), в) в зависимости от иноязычного воздействия в результате контактов с другими индоевропейскими или неиндоевропейскими языками и т.д. (3, с. 15). Такие поздние схождения могут быть чисто структурными или стимулироваться некими контенсивными сходствами.
Отмечается, что при исследовании иранской языковой семьи высветились различные пути историко-типологических трансформаций разных иранских языков, позволяющие установить как определенные общие линии развития, так и те отличия от «генеральных путей» (там же), которые наблюдаются в различных языках и / или ареалах. Среди таких отклонений имеются черты, возникшие благодаря спонтанным изменениям системы конкретного языка, а также черты, обязанные своим происхождением разновременным и разнотипным контактам. Указывается, что историко-типологи-ческая трансформация славянских языков менее разнообразна. Сопоставление ряда типологических черт иранских и славянских языков позволяет уяснить соотношение генетической и типологической составляющих в общей массе схождений этих языковых семей.
Переходя к обсуждению возможностей сравнения иранских и славянских языков, автор говорит о том, что ей пришлось проанализировать заново происхождение ряда относительно поздних характеристик некоторых иранских языков и поздних схождений со славянскими. Как видно из представленного обзора, сравнение материала языков этих двух ветвей или подветвей индоевропейских языков, относящихся к группе «сатэм», - задача отнюдь не простая, поскольку в процессе такого исследования автору пришлось учитывать целый ряд обстоятельств их истории и неодинаковую степень их изученности. В частности, в ходе сравнения следовало иметь в виду следующие моменты (3, с. 16-17).
1. Языки иранской и славянской групп имеют разную степень «внутрисемейной» (3, с. 16) дивергенции: иранские разошлись несравнимо раньше и глубже, чем славянские, и их намного больше. Этому способствовало их древнее распространение на
обширных территориях Евразии. По мнению исследователя, это обстоятельство затрудняет сравнение иранских языков со славянскими по принципу «семья с семьей» или «праязык с праязыком» (3, с. 16), однако в случаях лексических заимствований из иранских языков в неиранские, в частности славянские, облегчает нахождение конкретного иранского языка-источника.
2. Языки иранской и славянской семей имеют разную степень доказанного внешнего родства с другими близкими им индоевропейскими языками. Поэтому, с точки зрения автора, в ходе их сравнения необходимо в различной степени учитывать свидетельства других языков, родственных тем и другим по отдельности. Для реконструкции раннего состояния иранских языков весьма существенны свидетельства нуристанских, индоарийских и дард-ских языков, а также реконструируемые элементы «промежуточных» праязыков тех генетических групп, в которые они входили на разных этапах истории. Свидетельства же балтийских языков для изучения истории славянских, по ее мнению, играют роль скорее «бокового освещения» (там же), чем необходимого опорного элемента реконструкции.
3. Языки иранской и славянской семей имеют разную абсолютную и относительную хронологию прослеживаемого древнейшего праязыкового уровня. Это частично подтверждается абсолютной хронологией старейших памятников отдельных языков. Автором приводятся сравнения с языком Авесты (там же): с одной стороны, язык Авесты, существовавший уже к началу II тысячелетия до н.э. и передаваемый в устных текстах как минимум с этого периода, и фиксированные тексты наскальных надписей древне-персидского языка УНУ вв. до н.э., а с другой - памятники старославянского языка Х-Х! вв. н.э., т.е. эпохи, которая для иранских языков считается не древней и даже не средней, а новой. Это отражается и на определении относительной и абсолютной хронологии праязыкового состояния. Праязыковая система иранских языков мало отличается от индоиранской, и ее существование относится условно к самому началу II тысячелетия или скорее к концу III тысячелетия до н.э., учитывая, что язык Авесты уже имеет ярко выраженные диалектные черты, развившиеся значительно позднее распада праиранского состояния. Праязыковая система славянских языков предстает в значительной мере «продвинутой»
(3, с. 17) в своем развитии, и начало ее распада может относиться ко второй половине I тысячелетия н.э.
Указывается, что в данном случае приходится учитывать также ареальную и хронологическую стратификацию праязыка как для иранской, так и для славянской семей, т.е. возможные существенные различия между ранним и поздним состоянием относительно общей прасистемы, и диалектную неоднородность праязыка при распространении его на более или менее обширный ареал. Для иранских языков это были различия между центральным и маргинальными подареалами, а также между западным и восточным ареалами; для славянских языков членение праязыкового ареала было еще более дробным.
4. Иранские и славянские языки изучены далеко не в одинаковой степени. Если славянские языки практически все нашли свое освещение в научной литературе, в словарях (включая этимологические), то большая часть «малых» иранских языков (особенно на территории Афганистана и Ирана) еще нуждается в подобной фиксации и исследовании. Материал многих из них зафиксирован относительно фрагментарно, с разной степенью достоверности.
5. Языки иранские и славянские очень резко различаются по сохранению в них древних элементов и подсистем в фонологии, в морфологии, а также в синтаксических структурах.
Несмотря на все эти и другие различия принадлежность и иранских, и славянских языков к большой индоевропейской семье и переплетение судеб части и тех и других давно уже создали стимул для их сравнения.
В заключение отмечается, что при этом исследования языков и иранской, и славянской групп не только в сравнительно-историческом, но и в историко-типологическом и ареальном аспектах, особенно развернувшиеся в последние десятилетия, выявили ряд неизвестных ранее существенных моментов как в синхронных системах этих языков, так и в специфике их диахронического развития. Это позволило уточнить наши знания, с одной стороны, о внутренних, спонтанных изменениях в истории конкретных иранских, славянских и других индоевропейских языков Европы и Азии, а с другой - о тех чертах, которые могли быть приобретены ими благодаря контактам и внешним воздействиям.
В результате наметились заново некоторые контуры тех общностей (генетических, типологических, ареальных), в которые входят эти семьи в целом и их отдельные представители (или группы таких представителей). А это позволило, в свою очередь, пересмотреть некоторые, ставшие уже традиционными, хрестоматийные случаи схождения характерных структурных черт или отдельных материальных элементов языков данных семей, включая этимологии конкретных слов, получившие в последние годы новое толкование. В некоторых случаях в таком пересмотре нуждаются не только хронологические и ареальные границы образования тех или иных общих явлений, но и причины их возникновения и даже само представление об их действительной или мнимой общности.
Контрастивный подход используется и в исследовании Н.В. Солнцевой (2). Оно посвящено изучению языков Восточной и Юго-Восточной Азии (далее - В и ЮВА).
Отмечается, что, по сути, этот подход является основой типологических, когнитивных и контактологических исследований.
Различают два варианта контрастивного подхода: внешний и внутренний. Внешний подход направлен на изучение как отдельных межъязыковых явлений, так и целостных языковых систем. В последнем случае контрастивный подход обладает классифицирующим свойством. При внутриязыковой направленности контра-стивный подход может свидетельствовать о тенденциях в историческом развитии языка или его отдельных явлений. Этот подход также может фиксировать диалектные различия синхронного и диахронного состояния языков.
Контрастивный подход может использоваться при исследовании разнотипных языков, а также при исследовании языков одного типа.
С точки зрения автора, следует учитывать, что именно кон-трастивное отличие явлений в языках типа китайского от соответствующих явлений в европейских языках нередко служило основанием для отрицания самих этих явлений. Отрицание явления, как правило, связано с неучитыванием особенностей структуры исследуемых языков и действующих в них механизмов. Так, в изолирующих языках, как и в языках иной типологии, существует множество различных подклассов слов, которые оказывают влия-
ние на функционирование разнообразных единиц, как на морфологическом, так и синтаксическом уровнях.
Одна из особенностей изолирующих языков состоит в наличии в них особых лексико-грамматических подклассов типа медийных глаголов или подклассов имен одушевленных и имен, обозначающих неодушевленные понятия. Как указывает исследователь, главная же особенность языков данной типологии заключается в том, что на свойства подклассов и языков в целом значительное влияние оказывает надъязыковая категория одушевленности / неодушевленности. Влияние может быть непосредственным и опосредованным.
Автор ссылается на письменные памятники, в которых сообщается, что категория одушевленности / неодушевленности была присуща древнекитайскому языку. Категория одушевленности уже тогда повлияла на процессы грамматикализации и продолжает влиять и поныне. В частности, она повлияла на формирование морфологических показателей. При этом категория одушевленности влияет на процесс грамматикализации не только в китайском языке, но и в других изолирующих языках региона. Это проявляется в том, что большинство морфологических показателей глагола этимологически восходят к глаголам обозначающих действие одушевленных лиц.
В ряде языков различают глаголы лежать. Глагол, имея значение лежать, включает значение спать. Во всех языках региона употребляются два глагола со значением болеть. Один обозначает состояние человека, другой - состояние частей его тела. В данном случае наличие таких двух глаголов в языках В и ЮВА аналогично наличию подобных пар предикатов в английском языке: I ат ill (ог sick) и Му hand (/foot) hurts.
При наличии аналогичных пар глаголов, один из глаголов болеть в языках В и ЮВА отличается контрастивными чертами, которые проявляются не в простых предложениях, а в сложных предложениях особого типа. Это предложения с развернутым сказуемым. Их называют также предложениями с двумя подлежащими. Китайские ученые называют их объемлющими предложениями. В предложениях с двумя подлежащими имя в главном подлежащем обозначает нечто целое, а имя в подлежащем в составе развернутого сказуемого часть целого, названного в главном
подлежащем. Между именами существуют семантические отношения «неотчуждаемой принадлежности» (2, с. 88). В составе развернутого сказуемого употребляются непереходные глаголы состояния и прилагательные.
Контрастивность проявляется в разных планах.
Языки В и ЮВА отличаются наличием большого числа форм пассивного залога, а также большим числом показателей, образующих пассивные формы. Большинство из показателей, которые в языках ЮВА функционируют во многих случаях по-разному, проявляя внутритипологические контрастивные черты, были заимствованы языками ЮВА или непосредственно из китайского языка, или опосредованно через вьетнамский. Это - контра-стивность контактологического типа. Контрастивные черты сложились под влиянием и категории одушевленности и принадлежности глаголов к разным подклассам.
Отличительной чертой языков В и ЮВА является то, что пассивные формы в этих языках в основном образуются от глаголов активного физического действия.
Между языками ЮВА и китайским языком, существует ряд отличий. В языках ЮВА используются два вида пассивных залогов, различающихся своей коннотацией. Один из них - это «неблагоприятный пассив» (2, с. 90), обозначающий действие неблагоприятное для объекта в подлежащем. В качестве показателя этого пассива чаще всего используется элемент с этимологическим значением 'подвергаться', который большинством языков ЮВА был заимствован из китайского языка, но подвергся интерференционному преобразованию.
Другой вид пассива «благоприятный пассив» (там же), обозначающий благоприятное для объекта в подлежащем действие. Показатель заимствован из китайского языка с этимологическим значением получать (ся).
Обе формы возникли под действием категории одушевленности, и поэтому изначально в роли подлежащего выступало только имя со значение одушевленного лица. С развитием языков наметилась определенная тенденция к нейтрализации этих двух форм пассива.
При нейтрализации также стало возможным употребление и показателя неблагоприятного и благоприятного пассивов. Автор
отмечает, что в тайских титульных языках - тайском языке Таиланда, лаосском языке и тайских языках, чьи народы проживают на территории КНР, имеется только одна форма с оттенком неблагоприятности. Однако в языках народов, проживающих на территории СРВ, которые вьетнамские ученые относят к тай-кадайским языкам, развиты обе формы пассива - благоприятного и неблагоприятного.
Для языков ЮВА в отличие от китайского характерно оформлять с помощью пассива переходные глаголы двух типов. К первому типу относятся собственно переходные глаголы. Ко второму типу - производные переходные глаголы.
Исследователь отмечает еще одно отличие языков ЮВА от китайского, а также от титульных тайских языков. В языках ЮВА в форме неблагоприятного пассива употребляются медийные глаголы, но только по схеме: «показ. неблаг. пасс. + глагол» (2, с. 91). Субъект никогда не указывается. Эта форма глагола употребляется вследствие определенных причин или в определенной ситуации. Ситуации выступают в роли воздействующего фактора.
Как отмечается далее, для языков В и ЮВА существуют и общие контрастивные черты, отличающие их от языков иной типологии. Например, в этих языках имеется залоговая форма у глаголов нефизического действия. Она образуется в китайском языке с помощью показателя уои с этимологическим значением 'исходить из'. Этот элемент был заимствован из китайского языка многими языками ЮВА. Вторая общая контрастивная черта состоит в том, что в этих языках глаголы в форме неблагоприятного пассива свободно употребляются в предложениях с двойным подлежащим. Третья, по мнению автора, главная особенность всех пассивных форм заключается в отсутствии у них реляционного характера, что определяется изолирующим типом языков региона.
В языках В и ЮВА все элементы, образующие пассивные формы, являются агглютинативными аффиксами, наделенными свойством отделяемости.
В качестве материала исследования А.Н. Ливанова (1) выбрала параметрические прилагательные в норвежском языке в сравнении с русским и японским языками, входящие в лексико-семантическое поле размера. Параметры дают информацию о том, сколько места объект занимает в пространстве или каковы разме-
ры пространства внутри объекта. Пространство на Земле организовано одинаково, и потребность обменяться сведениями о характеристиках представленных в нем объектов, является насущной.
Отмечается, что в европейских языках имеются слова, соответствующие русским парам параметрических прилагательных большой / маленький, длинный / короткий, высокий / низкий, толстый / тонкий, т.е. «концептемы параметров» (1, с. 146). Значение соответствующих прилагательных относительно и приблизительно. Относительность их проявляется в том, что для разных объектов значение этих прилагательных будет разным. Для параметрических прилагательных ключевыми понятиями являются шкала и норма. Они обычно выступают антонимическими парами, обозначая разные полюсы шкалы, и толкуются через понятие нормы: длинный - 'больше нормы длины' У8 короткий 'меньше нормы длины'; и т.д. Причем норма - это не просто среднее значение данного параметра: норма определяется по отношению к определенному классу объектов.
В современной семантике прочно утвердилась концепция антропоцентризма, согласно которой в когнитивной области человек служит мерой всех вещей. Однако и само человеческое тело служит предметом измерения. Черты лица и пропорции тела человека описываются при помощи тех же параметрических прилагательных, что и иные объекты. Автор задается вопросом, полностью ли это соответствует истине. Притом, что координаты пространства и особенно пропорции человеческого тела в целом повсюду одинаковы, концептуализируются они разными языками по-разному.
А.Н. Ливанова указывает, что в данном случае ее интересовали норвежские параметрические прилагательные в сопоставлении с таковыми в русском языке, в том числе и в плане потребностей преподавания, и в типологически далеком японском языке. Такое сопоставление, по ее мнению, позволяет нагляднее продемонстрировать различные сочетаемостные возможности изучаемой лексико-семантической группы, и особенности терминов пространственной характеризации по вертикали и горизонтали, при описании черт лица, особенностей фигуры и одежды.
В заключение делается вывод о том, что концептуализация одних и тех же явлений может быть разной в родственных и схо-
жей в далеких и в генетическом, и в географическом отношении языках.
Список литературы
1. Ливанова А.Н. Параметрические прилагательные в норвежском языке в кон-трастивном освещении // Контрастивные исследования языков мира: Материалы чтений памяти В.Н. Ярцевой. - М., 2009. - С. 146-151.
2. Солнцева Н.В. Контрастивиый подход к исследованию языков Восточной и Юго-Восточной Азии // Контрастивные исследования языков мира: Материалы чтений памяти В.Н. Ярцевой. - М., 2009. - С. 86-93.
3. Эдельман Д.И. Иранские и славянские языки: Исторические отношения. - М.: Ленанд, 2018. - 232 с.
