CC BY
47
ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
75
ФИЛОСОФИЯ. ПСИХОЛОГИЯ. ПЕДАГОГИКА 2009. Вып. 1
УДК 316.3 (045)
С.В. Кардинская
КОНСТРУИРОВАНИЕ СОВРЕМЕННОГО МУСУЛЬМАНСКОГО ДИСКУРСА: МОДЕЛИ ИДЕНТИЧНОСТИ МУСУЛЬМАН УДМУРТИИ*
Проводится исследование механизмов актуализации идентичности современных мусульман Удмуртии. Основной предмет изучения - способы конструирования исламских дискурсов. Представлена теоретическая модель современной мусульманской идентичности. Исследование предполагает интервьюирование мусульман Удмуртии в целях прояснения оснований солидарности российских мусульман на примере Удмуртской Республики.
Ключевые слова: мусульманский дискурс, сообщество, дискурсивные практики, конструктивизм, идентичность.
Тема ислама становится все более актуальной в современных социальных дискуссиях, способствуя активизации политических движений и законотворческой деятельности в странах Европы. Все более настойчиво проявляется ряд символических, духовных, политических элементов сложного социального образования, которое можно условно обозначить как «исламская культура». Ее «натиск», вызванный притоком иммигрантов из стран Азии, порождает растерянность толерантных европейцев в связи с «исламизацией» Европы. Так, в 2004 г. во Франции был принят закон о соблюдении светскости и о ношении символов или одежды, демонстрирующих религиозную принадлежность, в государственных школах, колледжах и лицеях, в котором мусульманский хиджаб был признан религиозным символом и запрещался во французских школах. Наряду с такой нетерпимостью к исламской символике, европейский мир демонстрирует толерантность, примером которой может служить факт закладки первого символического камня будущей берлинской мечети в 2006 г., размером в четыре тысячи квадратных метров, с минаретом в двенадцать метров, которая сможет вместить от двухсот до пятисот молящихся. Эти факты свидетельствуют о «встраивании» исламского мира в современную европейскую реальность и соответственно о влиянии символического поля ислама на формирование новых конфигураций социального пространства.
Фигура «мусульманина» оказывается в достаточной степени мифологизированной, благодаря длительной традиции европоцентризма с сопутствующей ей идеей христианского миссионерства, а также в связи с формированием в поле СМИ медиаобраза «мусульманина-террориста». И то и другое способствует обозначению «мусульманина» как «чужого», не вписывающегося в рамки современной цивилизации, существующего по канонам иной культуры. «Чужой» (азиатский, исламский) дистанцируется от «своего» (ев-
* Исследование проводится при поддержке РНФ, проект № 08-03-80301а/У.
ропейского, христианского), между ними устанавливается непреодолимый разрыв, определяющий сферы «европейской» и «азиатской» культур как замкнутые коллективные целостности, существующие лишь по свойственным им законам.
Однако такие реалии современности, как распространение ислама среди традиционно «христианского» населения, например появление русских мусульман и интерес к исламу молодежи (детей воспитанных в советское время атеистов), делают сомнительной эту оппозицию, обнаруживая необходимость переосмысления европоцентристского отношения «свой» / «чужой» и раскрытия новых способов предъявления «исламского мира» сегодня.
В России традиционно мусульмане составляли существенную долю населения. Еще Екатерина II санкционировала строительство мечетей и создание «магометанских духовных собраний» (муфтиятов). В советское время большая часть мечетей была снесена, иногда здания разбирали сами верующие и переносили их на окраины населенных пунктов (как это было, например, в Ижевске). Соответственно мусульманским общинам, формировавшимся вокруг мечетей, был нанесен существенный урон, традиции «уходили в подполье», а затем забывались.
Поэтому тот интерес к исламу, который возникает в 90-е гг. XX в., трудно объяснить преемственностью традиции. Он появляется совершенно на ином основании, в новых условиях. Само понимание того, что можно обозначить как «исламскость» или «мусульманскость», сегодня сильно изменяется и имеет лишь номинальное отношение к традиционному исламу.
Для выявления оснований современной российской «мусульманскости» в 2008 г. было проведено социологическое исследование, в процессе которого были проинтервьюированы молодые люди от 17 до 23 лет (26 человек), посещающие воскресные занятия в ижевской мечети, а также 32 представителя более старшего поколения (27-40 лет) - посетители мечети, среди которых находились и русские мусульмане (14 человек).
Как правило, информанты, независимо от возраста и этнической принадлежности, отмечают, что у них был выбор - «идти или не идти в мечеть» - то есть все они получили светское воспитание и учились в обычных образовательных учреждениях. Лишь в трех случаях на этот выбор повлияла религиозность родителей-мусульман. Чаще родители определяются информантами как «нерелигиозные», однако желающие, чтобы дети «читали намаз».
«Как ты попала в мечеть? Как решила ходить на занятия?
Ой, все очень забавно произошло, мне кажется. У бабушки проходил «ош», были родственники, знакомые, друзья, и пришел мулла. Он увидел меня и сказал: «Давай, ходи в мечеть. Там ислам». Я сказала: «Ладно, я приду». Пришла учиться, посидела, с подружкой туда пришла» (жен. 18 лет).
«В августе перед моим днем рождением у меня умер родственник. Он один жил, и у него осталось очень много Коранов. Мы с мамой понесли их в мечеть, оставили, поговорив с дежурным имамом... Я спросила про арабский язык, учат ли? Мне сказали да, приходите в воскресенье. Так и начала ходить с того же воскресенья» (жен. 20 лет)».
ФИЛОСОФИЯ. ПСИХОЛОГИЯ. ПЕДАГОГИКА 2009. Вып. 1
Одна из информанток сообщила, что идти в мечеть «учиться исламу» ее заставил отец, тогда как она не связывает дальнейшую жизнь с исламом.
Другая часть информантов в 90-е гг. сделала осознанный выбор в пользу ислама, а для русских мусульман это был еще и выбор между христианством и исламом.
«Я крестилась тогда, когда веяние такое пошло, все ударились в религию, и я сама чувствовала, что мне надо внутренний какой-то стержень найти. Я начала читать христианские книги, но душа у меня к этому не лежала» (жен. 39 лет).
«Я сначала изучал буддизм и конфуцианство. Потом я сказал себе, я русский, значит, я должен быть христианином. Я в церковь ходил. Я говорил, что есть бог Иисус, и я так считал, пока не принял ислам. У меня всегда была любовь к Иисусу. И сейчас нисколько не уменьшилась любовь, потому что он тоже был посланником истины, и у меня любовь нисколько не меньше к нему, чем к пророку Мухаммеду. То есть я раньше думал, что это бог, но сейчас я думаю, что он такой же посланник, как пророк Мухаммед. Они все для нас посланники одинаковые» (муж. 32 г.).
В ситуации разрушения привычного социального порядка и соответствующей ему мировоззренческой системы в начале 90-х гг. начинает ощущаться некий «экзистенциальный вакуум», обусловивший рост интереса россиян к религии. Отсутствие идеологической «пристежки» привело к тому, что постсоветский мир потерял былую устойчивость, обнаружив бессистемность и хаотичность, став непредсказуемым и опасным для существования в нем индивида. Место, свободное от коммунистической идеологии, утверждавшей незыблемость естественно-исторических законов развития общества, легко заполняется идеей бога как высшей инстанции, организующей и упорядочивающей социальный мир. Всплеск религиозности в 90-е гг. привел к возрождению многих религиозных течений, однако некоторые русские выбирают ислам. Почему?
«Я не видел ответов на возникшие вопросы в христианском учении. А ислам дает такие ответы. Это религия совершенная, полностью законченная, в ней нет изъянов» (муж. 35 лет).
«Открылась истина, так скажем. Я увидел вокруг себя мир не хаотичный, а очень гармоничный, очень сложный, связанный... И я понял, что есть рука, которая всем этим управляет. Я действительно увидел связь между явлениями» (муж. 40 лет).
«Религия для мусульманина, то есть вероустав, - это инструкция по жизни. <... > Тот, кто создал человека, повелел ему выполнить некоторые вещи обязательно. И объяснил, почему это надо сделать. И есть вещи, которые сделать желательно. И есть вещи, которые можно делать, а можно не делать. И тот, кто создал человека, кто его спроектировал, его сотворил, дает ему инструкцию, почему это делать нежелательно» (муж. 37 лет).
Как утверждают информанты, ни в одной из религий, кроме ислама, нет конкретных «инструкций», как нужно правильно жить. Так, христианство, по мнению информантов, допускает «неверие».
«Есть определенные отношения между мусульманами и христианами. Я спрашивал в епархии, кого русская православная церковь считает христианами? И отец Матвей сказал, что мы считаем христианами всех крещеных. Этот ответ меня поразил, я спросил, а если человек крещен, но говорит «Бога нет»? Будет ли он христианином? Отец Матвей повторил: мы считаем христианами всех крещеных. Здесь просто понимание верующий -неверующий. Мусульманин, который говорит, что Бога нет, все-таки мусульманином не является, пусть даже он хороший человек и делает хорошие дела» (муж. 40 лет).
Поскольку христианство допускает наличие неверия, оно полностью совпадает с атеизмом. Неверующий человек, по мнению информантов, свободен в своих пороках.
«Я работаю на заводе мастером. Если я был бы нерелигиозный, особенно сейчас, я бы спился. Настолько напряженная работа психологически. У рабочих очень маленькая зарплата, приходится буквально заставлять иногда работать, они почти ничего не делают. При этом высокие требования и постоянное психологическое напряжение» (муж. 38 лет).
«Христиане могут пить алкогольные напитки» (жен. 20 лет); «христианки разделись, они соблазняют мужчин (муж. 35 лет); «я спрашивал у знакомых христиан - никто пост не соблюдает» (муж. 31 г.); «христиане ходят на дискотеки, музыку слушают, а нам этого нельзя» (жен. 23 г.).
Что же является отличительными чертами ислама? Как правило, к исламским принципам относятся намаз, пост, хадж (паломничество в Мекку), закят (помощь бедным, пожертвования на нужды общины) и джихад (усердие, религиозное рвение). Все информанты признают важность намаза (пятикратной молитвы), однако не все считают ее обязательной, особенно молодежь.
«Ясчитаю, что это другой мир, это не мы, не молодежь... Это новые понятия какие-то, новые нормы... более ужесточенные. Это не наша реальность» (жен. 20 лет).
Остальные четыре «официальных» признака ислама упоминаются информантами более старшего возраста, молодые люди практически не вспоминают о них. Однако в высказываниях всех информантов присутствует характеристика ислама как набора запретов. Так, ислам предполагает запрет на алкогольные напитки и табачные изделия, предписывает носить платок и не носить короткие юбки, не ходить на дискотеки, не слушать музыку, «не встречаться с мальчиками», «в пище не должно быть спирта, не должно быть свинины, а говядина должна быть зарезана с именем Аллаха. В одежде у женщины лицо и кисти рук только открытые». Эти ограничения составляют, по мнению информантов, «образ жизни» мусульман. Каков же смысл таких ограничений?
Характерно, что лишь четверо их опрошенных мусульман связывают религиозные запреты с будущей загробной жизнью, представлением о рае и аде. Молодые информанты высказывают некоторые сомнения по поводу представлений о загробном воздаянии: «Я немножко с недоверием отношусь
ФИЛОСОФИЯ. ПСИХОЛОГИЯ. ПЕДАГОГИКА 2009. Вып. 1
к тому, что в рай ты попадаешь, там ты ешь, там сидишь на подушках и что-то еще...» (жен. 19 лет).
Вера в жизнь после смерти перестает быть обоснованием поведения современных мусульман. Образ жизни в соответствии с определенным набором правил становится ценностью сам по себе. Так, необходимость поста и отказ от алкоголя и свинины объясняется преимуществами здорового образа жизни, проводится параллель между трезвостью и материальным достатком, ношение же платка, по мнению информанток, обеспечивает «чувство защищенности».
«Я спокойно абсолютно перешла в такую одежду, как-то спокойно себя чувствуешь. Сейчас ведь модно одеться - это раздеться, скорее, чем обнаженнее, тем моднее. Это явная цель - соблазнение мужчин. А в исламе наоборот, когда ты выходишь на улицу, ты должна быть скромной, а дома, пожалуйста, красься, одевайся как хочешь, главное, чтобы ты мужу нравилась, а не другим. Это я считаю правильным, потому что семья - главное в исламе» (жен. 39 лет).
Ислам как набор запретов воспринимается «мусульманами» как нечто не требующее объяснений. «Исламскость» и заключается в отказе от некоторых вещей и действий, позволительных для «других», «не мусульман». Отказ служит маркирующим принципом «исламскости», отделяет «мусульман» как «своих» от всех «других». Отказываясь, то есть испытывая недостаток, «мусульманин» получает некую дополнительную избыточность своего существования, заключающуюся в том, что он становится лучше, добрее, терпеливее и т.п.
В ситуации отказа «мусульманин» всегда превосходит самого себя и получает то, что С. Жижек обозначает как «избыточное наслаждение» [2. С. 87]. Избыточный элемент, маркирующий мусульманское сообщество, оказывается тем, что отсутствует в «мирском», «немусульманском» существовании. Вне ислама мир хаотичен, в нем не проявлен организующий принцип. Мир сам по себе пуст и не определен, и лишь внешняя по отношению к нему инстанция может его организовать и наполнить. Эта инстанция заключает в себе превосходящее человека знание - истину.
«Сам по себе Коран - это теория выстроенная. Набор законов мироздания. Я больше этого нигде не видел. Для меня в христианстве существует набор определенных догм, где связь не показана между собой. Ответ я потом получил на это. В Коране сказано, что христианство было священной религией, но затем священные книги были искажены людьми. Между тем, говоря техническим языком, кто вносит коррективы в инструкцию по эксплуатации чего-то, когда вносит конструктор - разработчик, это одно дело, а другое дело - случайный прохожий повернул штуковину под названием «жизнь»... Уровень их познаний несоизмерим. Всевышний знает все. Человек знает очень мало» (муж. 40 лет).
Путь к истине проходит через отказ, обозначающий индивида как «мусульманина» - покорного, подчиняющегося. «Человек, обладающий религиозными знаниями, обладает знаниями жизненными. Он обладает этими знаниями уже априорно до опыта» (муж. 38 лет).
«Мусульманин», наделенный избыточным, дополнительным существованием (истиной), выходит за свои «человеческие» пределы в сферу истинного знания, которое ему не принадлежит, в область Другого. В результате такого трансцендирования он опустошается, освобождая место для Другого. Будучи источником предписаний и ограничений, Другой предъявляет себя в качестве границы, которая только и может обеспечить переход через себя как выход к «истине».
Граница как отказ (недостаток, неполнота) «человеческого» оборачивается избытком и полнотой «истины». Обнаруживая то, от чего необходимо отказываться, сам отказ выявляет некие несовершенства, незавершенность «человеческого», его пустотность, определяет его через отрицание и запрет. «Совершенное» существование - это существование «нечеловеческое», Другое, божественное. Отрицание или вычитание несовершенств приводит «человеческое» к некоему «нулевому уровню», к пустому месту, очерчиваемому отказом.
«У пророка Мухаммеда есть такое высказывание: «Каждый человек рождается мусульманином». Слово «муслим» имеет много значений. Это не значит, что он рождается арабом, пакистанцем или кем-то еще. Одно из значений слова «мусульманин» - это «покорный Богу». Или «живущий по законам Бога». Ребенок, который рождается, живет по законам Бога. Обратите внимание, маленькие дети не делают во многом тех вещей, которые делают люди взрослые. Они меньше обманывают, меньше насилия в группе маленьких детей, меньше жестокости. Потому что они находятся, по большей части, в своем естественном состоянии. Это естественное состояние развивают или, наоборот, переделывают их родители, то есть та среда, в которой они находятся. В естественном состоянии есть понимание того, что есть добро и зло. То есть они живут по законам Бога» (муж. 40 лет).
Таким образом, «мусульманскость» - это естественное состояние человека, которое обладает некой досоциальной первозданностью Лишенность социальных несовершенств обнаруживается в «ребенке» как «чистой доске», на которой впоследствии появляются знаки социального, уменьшая совершенство и усиливая его нехватку. Само прочерчивание конфигурации этого пустого места («нулевого состояния») происходит в результате ограничения-отказа. Место опустошается в момент очерчивания, сама же черта является следом избыточной, ускользающей «истины», оставляющей «в-место» себя отказ от полноты и элиминирующей эту полноту за пределы очерченного, в область Другого.
Эта избыточная полнота оказывается «вывернутым» отказом, проявляя существование как недостатка, так и избытка только на границе, в точке их отношения. Такое отношение является самим проведением границы, операцией очерчивания. Однако очерчивание - это момент отказа. В таком случае существование «мусульманина» полностью совпадает с отказом и не предполагает ничего, кроме этого. Соответственно смысл отказа заключается в самом отказе, поскольку отсутствие ограничения означает хаос, неопределен-
ФИЛОСОФИЯ. ПСИХОЛОГИЯ. ПЕДАГОГИКА 2009. Вып. 1
ность, небытие. Поэтому для «мусульманина» нарушение запрета связано со страхом перехода предела Другого.
«Вся наша жизнь - страх от того, что бедный, от того, что можешь кому-то не понравиться. У нас у мусульман это все упрощено. У нас самый главный страх - перед Богом. В чем? Ослушаться его и вызвать его гнев. Что можно делать - это белое, что нельзя делать - это черное. Живем «по белому» - и страхов в принципе никаких нет, потому что «белое» - это быть благородным, чистым, то есть можно перечислить все самые лучшие качества. Если начинаешь ослушиваться - ты уже перешел границу, начинается страх перед Богом» (муж. 32 г.).
Сфера отсутствия предела - это область неопределенности, реальное как оно есть в его неорганизованности и отсутствии всякого порядка. Такая «бессмысленная слепая машинерия» [1. С. 96] мира может вызывать только ужас. Бессмысленность действительности («смертоносно-чарующая вещь») обнаруживается как недостаток смысла или нехватка знания. Взгляд на ужасную действительность оборачивается внутрь самого индивида, выявляя недостаточность его существования как «незнающего». Этот взгляд становится взглядом Другого, неким объектом, который смотрит. При этом сама бессмысленность наделяется непостижимым смыслом (смыслом Другого). «Мусульманина ... характеризует этот «нулевой уровень», на котором больше невозможно четко отличить взгляд от воспринимаемого им объекта, уровень, на котором сам шокированный взгляд становится предельным объектом ужаса» [2. С. 100].
Обращенность взгляда и есть прочерчивание границы-ограничения Другого и выделение его в качестве маркирующего принципа. Таким принципом оказывается абсолютное знание - «истина», всегда остающаяся недостижимой именно потому, что она является «взглядом, застывшим от ужаса», не именуемым источником ужаса, и соответственно никогда не видящим себя. «Истина» выражается в обозначении различия «знание / незнание», где «знание» есть само ограничение, а незнание - преступание ограничений. «Мусульманское знание» оказывается знанием предписаний:
«Мы сразу попали в Бугуруслан, в исламский лагерь. Там были мусульманки от Белоруссии до Владивостока. Там две недели было занятий с 9 утра до 12 ночи, столько информации получили. Знания чисто исламские. Знания и по книгам, это Хадис, то, что говорил пророк, даже бытовые знания -что нужно делать, когда из дома выходишь, когда домой заходишь, когда кушаешь. Также как в семье себя вести, все буквально» (жен. 39 лет).
«Яучилась два года в медресе. Тексты заучивали, учили нас пониманию смыслов, переводу. Также тому, что связано с вероубеждением - почему Бог один, например. А также, как себя вести в светской жизни, правила поведения, то есть все об исламе. Жизнь пророка, жизнь всех посланников, изречения пророка» (жен. 23 г.).
«Я ходила в мечеть, и я уже от многого отказалась. Я перестала гулять, ходить на дискотеки, сижу дома, начала бояться отца, начала бояться брата, начала бояться Аллаха...» (жен. 18 лет).
Поскольку «исламскость» заключается в соответствии предписаниям и отказе, воспроизводство «исламскости» предполагает ограничение в качестве образа жизни, когда нормативность воспринимается как естественная.
«Всевышний сказал: «Мы заключили с человеком завет (договор) о том, что он живет по законам Бога» и этим в глазах Бога он возвышает себя над всеми творениями... Всевышний дал всем вещам законы, они не сами разработали эти законы, они им подчиняются. Человек определенную часть законов Всевышнего принял на себя в добровольном порядке... Человек в развитии своей веры приходит к мысли о добровольности, к тому, что он берет на себя эти обязанности, то есть за свои действия должен нести ответственность» (муж. 40 лет).
Социальное устройство также определяется предписаниями Корана и нормами шариата. «Есть в Коране общий принцип, где Всевышний сказал -око за око, зуб за зуб, но не преступайте пределов, ибо Всевышний не судит преступающих. Если, например, человек умышленно повредил кому-то руку, то воздаянием за это может быть повреждение руки. Если человек умышленно убил, то воздаянием за это может быть смертная казнь» (муж. 35 лет). Мусульманская модель социального устройства оказывается единственной истиной, поскольку это «законы, установленные Богом». Такое государство является наиболее благополучным и комфортным, соотнесенным с естественными принципами существования мира.
Однако идеальное общество всегда оказывается отсутствующим, отстраненным в прошлое (Арабский халифат) либо пространственно отдаленным (Саудовская Аравия, ОАЭ), поэтому оно становится некой воображаемой моделью «воплощенного рая».
«Ислам предлагает наилучшую модель устройства общества. Это когда законодательный орган в стране отсутствует. Законы, которые есть -прописаны Всевышним. И их никто не трогает. И перед этим законом все равны. А насчет средневековья... Я бы хотел вернуться в такое средневековье.. В исламе человек, даже будучи мощным правителем, не может поменять закон так, как было бы удобно тому или иному клану, который он представляет. Может, и бывают такие попытки, но по религиозным канонам это неправильно» (муж. 36 лет).
«В арабских странах нет абсолютно воровства, они не понимают, что это такое. Мне рассказывали те, кто туда ездил (в Эмираты), намаз прозвучал - все ушли, а все лавки, магазины, все открытым остается. Они понятия не имеют, что можно что-то украсть. Этого нет как у нас - раз плохо лежит, значит, надо забрать. Там такого нет, потому что они все знают, что отвечать будут перед Богом. Я слышала в какой-то передаче, что тюрьмы там есть, но сидят там в основном приезжие. Приезжают туда, там свободно все лежит, соблазн велик» (жен. 39 лет).
«Все же знают, что самая лучшая жизнь в ОАЭ, Саудовской Аравии, и не потому, что у них там нефть льется рекой, а потому, что благодаря мусульманству они не пьют. А если не пьют, значит, они много работают, ес-
ФИЛОСОФИЯ. ПСИХОЛОГИЯ. ПЕДАГОГИКА 2009. Вып. 1
ли много работают, значит, много денег. Вот и все. Они трезво смотрят на жизнь, у них все по полочкам разложено» (жен. 20 лет).
Такая воображаемая модель отсутствующего социального становится основанием для критики современного общества.
«Понятие о том, что правитель есть помазанник Божий, и о том, что его действия не подлежат никакому обсуждению - это чисто христианское суждение. У нас в стране сейчас примерно такая же ситуация. Наша страна представляет собой пример восточной деспотии, немного приукрашенной демократическими лозунгами» (муж. 38 лет).
«Светское государство, живущее по законам, которые не от Бога, постоянно меняет эти законы. Законы устаревают, потому что эти законы придуманы самими людьми... В исламском религиозном законодательстве все расписано - как управлять государством, как содержать армию, как содержать аппарат чиновничий. Пророк Мухаммед был первым правителем, и люди учились на его примере. Он был очень скромным, он не жил как современные шейхи и короли. Если вернуть это законодательство, то оно нисколько не устарело сейчас» (муж. 32 г.).
Общество рассматривается как не такое, каким оно должно быть, недостаточное. То, чего ему не хватает, существует как идеальный проект в мусульманском дискурсе и оказывается избыточным - тем, что не обнаруживается ни во времени, ни в пространстве - отсутствующий принцип социального порядка. Проектный характер мусульманского социального дискурса идеологизирует его, побуждая «исламскость» функционировать как постоянное обозначение разрыва между тем, что общество есть, и тем, каким оно должно быть. Пространство разрыва становится местом актуализации различных идеологических течений и политических движений, использующих исламскую символику. Этот разрыв оказывается основанием идеологизации ислама, а также возникновения современных мусульманских организаций и ассоциаций.
* * *
1. Жижек С. Возвышенный объект идеологии. М.: Художественный журнал, 1999.
2. Жижек С. Хрупкий абсолют, или Почему стоит бороться за христианское наследие. М.: Художественный журнал, 2003.
Поступила в редакцию 15.01.09
S. V. Kardinskaya, doctor of philosophy
Framing the modern Islamic discourse: models of Muslim identity in Udmurtia
The article analyses the mechanisms of Muslim identity realization in Udmurtia. The main subject matter is the ways of framing Islamic discourses. The author presents a theoretical model of contemporary Muslim identity. The research involves interviewing the Muslims of Udmurtia to identify the basis of solidarity among the Russian Muslims using the Udmurt Republic as an example.
84______________
2009. Вып. 1
Кардинская Светлана Владленовна, доктор философских наук ГОУВПО «Удмуртский государственный университет» 426034, Россия, г. Ижевск, ул. Университетская, 1 (корп. 6)
E-mail: kard@uni.udm.ru
