CC BY
36
О.А. Андреева
КОНСЕРВАТИЗМ И ТРА ДИЦИОННЫЕ ЦЕННОСТИ РОССИЙСКОГО МЕНТАЛИТЕТА: ФИЛОСОФСКО-ПРАВОВОЙ АСПЕКТ
В статье исследуются эволюция консерватизма и специфика его репрезентации в российском общественном сознании. Идеи консерватизма становятся востребованы обществом, стремящимся к достижению стабильности и восстановлению традиционных ценностей Российского государства и права.
Ключевые слова: консерватизм, либерализм, модернизация, эволюция, революция, прогресс, глобализм, право.
В современном политико-правовом дискурсе России пробуждается интерес к консерватизму как философско-правовому обозначению определенных социальных позиций. Исторически консерватизм является традиционной формой восприятия мира, а также идеологией, определяющей ориентацию политических сил, партий, общественных объединений и движений на перспективу дальнейшего политико-правового развития общества. Поворот к консерватизму ведущие силы российского истеблишмента связывают с окончанием периода радикализма в общественных отношениях и переходом к традиционным ценностям российского менталитета. «Консерватизм есть, - пишет А.Г. Дугин, - но какой-то общей консервативной идеологии нет, а значит, не может быть и общей теории консерватизма... Дело в том, что консерватизм не является универсальным. Он всегда, в каждом конкретном обществе и на каждом этапе исторического развития защищает различные комплексы идей, взглядов и ценностей» [1, с. 7]. Консерватизм в таком понимании выступает как умонастроение определенной социальной группы, класса, а чаще -политической элиты, укрепившей свои позиции в государственном механизме. Следует согласиться, что содержание консервативной идеологии может быть и сходным, и противоположным у разных общественных групп, что не является препятствием для его существования в системе идеологических предпочтений.
При этом необходимо помнить, что новое - это хорошо забытое старое, т.к. корни российского консерватизма следует искать в реалиях конца XIX - начала XX в. Фундаментом российского консерватизма явилось представление об исключительной религиозности и мистицизме русской души, о чем немало было написано в философских трудах, постепенно получающих признание в настоящее время. Под консерватизмом российского менталитета подразумевалось традиционное мессианство как вера в особое предназначение русского народа, которая в той или иной форме сохраняется. «Русская мысль, утверждая общее и различное, всегда занималась смыслом истории, ее конечной целью, природой человека и его роли в судьбе истории. Русские мыслители создавали крупные теодицеи истории, нагруженные моральными принципами и пропитанные убеждениями, что моральные цели служат двигателем истории» [2, с. 7]. Мессианизм был действительно присущ определенным слоям российского общества, т.к. в силу его социальной позиции целые сословия и даже классы связывали свой смысл жизни не с революционными преобразованиями, а с эволюцией наличных общественных отношений.
Проповедь единения, послушания, взаимной терпимости противоречила духу революции, но не являлась антиобщественной. Посредничество, третейский суд, мировой суд всегда
были в чести у русского народа, поэтому народолюбивые мотивы в русской консервативной философии можно рассматривать как реакцию на угрозу саморазрушения российской государственности. Поскольку в сложившейся действительности того времени других миротворческих сил не было, философски мыслящая консервативная часть общества обратилась к христианским заповедям, в которых, по существу, содержатся общечеловеческие ценности, хотя и не привязанные ни к каким конкретным обстоятельствам. Они в условиях раздробленного общественного сознания оказывали некоторое воздействие на революционный процесс и, возможно, перевели порыв первой русской революции на путь реформации посредством рецепции западноевропейских властных конструкций в государственный организм самодержавной России. В любом случае эта консервативная идеология оказала влияние на итоги событий 1905-1907 гг. в плане пресечения их развития в глобальную революцию. Доказательством этому служит общеизвестный факт наступления периода реакции, который, по сути, оказался этапом осмысления концептуальных подходов к общественному развитию, сформированных в консервативной философии начала XX в.
В русском консерватизме особое внимание уделялось мировому значению политикоправовой мысли с позиций антиреволюции в то время, когда взрыв революционнополитических идей буквально подавлял ее не только в России, но и на Западе, выдвигая на первый план радикальные политтехнологии. Впоследствии идеи «всеединства», «общего дела», наметившие путь, альтернативный классовой борьбе и революциям, были восприняты не только европейской, но и мировой консервативной мыслью. Они содержали суждения о поливариантном характере истории, который, не отменяя необходимость, допускал в ее рамках определенную альтернативность. Эти идеи стали ответной реакцией на революционные лозунги, несли в себе зародыш новых воззрений, формировавших общественный идеал с позиций консерватизма. Дело в том, что для капиталистического способа производства действительно необходимы и свобода, и равенство, и братство. Выступая против несвободы, буржуазия требовала ее максимально возможное для рынка воплощение. Равенство в гражданских правах раскрывает деловую потенцию буржуазии, что ведет к созданию большей массы товаров и услуг, а следовательно, потребительских стоимостей, являющихся непосредственным источником накопления капиталов.
Свидетельством действенности консерватизма на российской почве явился период между двумя революциями начала XX в., когда оставался открытым путь к консенсусу, позволявшему по-новому реформировать российскую государственную систему, которая, по общему признанию, нуждалась в нем. Взаимные ошибки и конфронтации революционных и антиреволюционных сил нейтрализовали мировоззренческую миссию философского сообщества России, в то время объединившегося организационно вокруг таких научных журналов, как «Вопросы философии и психологии», «Исторические записки», «Новая жизнь», и тематических сборников - «Вехи», «Вопросы идеализма». Исследования философии этого периода могут служить источником для более глубокого объяснения процесса развития революционной философско-правовой мысли в России начала XX в., а также средством для восстановления преемственности мировоззренческих традиций.
Ценность российской историософии заключается в том, что в ней удалось создать идеалы большого практического значения, основанные не на рационализме и эмпиризме, а на высших столпах человеческого духа. Эта мысль, в частности, развита в труде П.А. Флоренского «Столп и утверждение истины», вся глубина которого раскрывается только в наше время. Укрепление религиозного миросозерцания подтвердило социально значимую функцию религии, в философском творчестве веховцев выступавшая не предметом, а средством конструирования консервативных истин. К этому можно прибавить политтехнологии, с помощью которых добиваются реальной победы, навязывая свою волю революционным движениям и превращая элиты в сторонников своих принципов.
Революционные изменения в обществах, достигших определенного уровня организации, могут происходить как по инициативе революционного ядра, т.е. политических партий, так и при консенсусе внутри той части общества, которой поручена охрана всего политического организма и в руках которой сосредоточена материальная и духовная власть. Это помогает мобилизовать консервативные силы путем различных преференций или привлечения их к политическому участию в эволюционном процессе правового и государственного реформирования.
«В отличие от кабинетных учений, созерцающих прошлое и настоящее ради познания, -справедливо отмечает А.М. Руткевич, - идеологи вовлечены в политическую борьбу. Они неизбежно увязывают споры о прошлом с решением проблем сегодняшнего дня и проектами будущего» [3, с. 39]. В данном контексте деятелей русской антиреволюции можно рассматривать не только как «религиозных философов», но и в качестве идеологов своего времени, выполняющих заказ классового государства. В связи с этим их «религиозность» есть эмиссия, с помощью которой политические идеи распространялись в социальной среде с целью сохранения и упрочнения государственности России со всеми ее сложившимися атрибутами.
Поэтому не удивительно, что церковь настороженно относилась к своим адептам, рассматривая их мудрствования как своеобразную конкуренцию за умы и души людей. «Времена преобладания идеологических трактовок прошлого нам хорошо известны: это периоды революций и гражданских войн, - считает А.М. Руткевич, - резких социальных изменений, захватывавших не только массы и их вождей, но также осмысляющих и пишущих историю. В европейской истории трудно сравнивать любую другую эпоху с периодом между двумя мировыми войнами по напряженности идеологических поисков и переосмыслению всех предшествующих времен» [3, с. 39]. Но поскольку в функции религии не входят анализ и оценка истории, философским наследием русских мыслителей воспользовались «идеологи консервативной революции». В анналах истории религии и церкви они упоминаются хотя и в благожелательном духе, но лишь как светские ученые, которые пытаются противопоставить свои знания мудрости церкви, вовлекая ее в создание образа революции в противовес промыслу Божию. Это было очередным соблазном христианства приобщить себя к мирской смуте, тогда как церковь не от мира сего и равно, и покорно воспринимает все происходящее как промысел Божий. Поэтому дополнять образ революции или контрреволюции религиозными мотивами контрпродуктивно, т.к. «те, кто дружит с миром, враждуют с Богом». Следовательно, русскими религиозными философами являются не только мыслители, взявшие за основу своих изысканий религию, но и основоположники нового общественного идеала - консерватизма.
В социальной философии русского консерватизма революционным стал лозунг: «Вперед, к созданию новой теории социализма», в соответствии с которым и Кант, и Маркс, и их последователи должны были остаться позади, как пройденные этапы революционной мысли. Созданный ими образ духовной революции обладал интеллектуальной привлекательностью, во многом был созвучен умонастроениям консервативной части общества, но, к сожалению, не отражал материальных интересов, вокруг которых велась революционная борьба, а без их решения Россия уже не могла найти другие движущие силы для ее предотвращения. «Общественная эволюция, - писал современник тех событий Г.В. Плеханов, - совсем не исключает социальных революций, которые являются ее моментами. Новое общество развивается в “недрах страстей”, но когда наступает время “родов”, тогда медленный ход развития обрывается и тогда “старый порядок” перестает заключать новый в своих “недрах” по той простой причине, что он исчезает вместе со своими “недрами”. Это и есть то, что мы называем социальной революцией» [4, с. 612]. На деле происходило противопоставление не революций, а революции и антиреволюции, т.к. первая из них вполне уживается с эволюцией
и в теории, и в практике, вторая же от рассуждений об эволюции постепенно переходит к контрреволюционной агитации, как это и произошло в российской политической истории.
Столкновение революционизма и консерватизма породило такую энергию, которая никогда больше не достигалась в социальной философии по причине неповторимости революционной ситуации XIX-XX вв., сложившейся под влиянием поляризации общества, разделенного на труд и капитал, имущих и неимущих, угнетателей и угнетенных. Все классы, участвующие в этих революционных событиях, получили свой опыт формирования образа революции и под его влиянием перешли к социальному консерватизму или реформизму. В этом процессе классы, а впоследствии и социальные группы стали продвигать и отстаивать собственные интересы путем трансформации классического капитализма в глобализм. Консерватизм, вступив в новую стадию своего развития, обеспечил себе право на новый этап в истории, что невозможно изменить до исполнения им своей миссии. «Тем более разными, -пишет А. Г. Дугин, - будут ценностные системы, защищаемые консерваторами в различных обществах. Содержание консервативной идеологии, например, в обществах светских, христианских и исламских будет категорически противоположным, подчас конфликтным» [1, с. 7]. Тем не менее консерватизм как явление должен иметь нечто общее, что позволит ему самоидентифицироваться как направлению мысли, обозначению позиций, защиты интересов. Поэтому путь модернизации России, предлагаемый консерваторами, должен определить точки роста и движущие силы развития социального государства.
Как известно, надежды на предприимчивых граждан, которыми якобы полна Россия, на «социальную ответственность бизнеса» и т. д. пока привели только к истощению государственных ресурсов. Призывать чиновников, олигархов, предпринимателей, политтехнологов и др. к сознательности и социальной ответственности, к отказу от сырьевой политики и использованию инновационных технологий пока бессмысленно, т.к. это может привести и приведет государство к новому кризису.
Возможно, последующая история России будет связана с революциями как движущей силой социальных преобразований, но без опасности повторения Парижской коммуны или 1917 г. Дело в том, что исторические события неповторимы, а опасны лишь те из них, которые призывают к силовому перераспределению собственности. Однако революции, призванные совершить кардинальные перемены в сознании людей (революция духа или коммуникационных связей - информационная революция, в культуре - культурная революция, в политике - демократическая революция, в науке и технике - научнотехническая революция), не только не опасны, но и необходимы в динамике инновационного развития социума, что не противоречит идеологии консерватизма.
Общественное развитие, по сути, имеет либеральную основу и не сводится полностью к глобализму, вместе с этим и консерватизм стал выражать не только классовые, но и общечеловеческие интересы. В настоящее время трудно отрицать прогрессивную роль глобализма, изменившего современный мир радикальнее, чем социальные революции. При этом искусственные революционные перевороты обычно замедляют развитие, т.к. не дают нового простора для производительных сил, которые были в зачаточном состоянии, т.к. всегда легче позаимствовать чужой опыт, чем приобретать свой. Например, Россия, не прошедшая периода классического капитализма, до сих пор демонстрирует потребность вернуться к его истокам и пройти путь капиталистического развития с начала. Об этом свидетельствуют попытки реставрации социально-производственных отношений, характерных для эпохи первоначального накопления капитала. Впрочем, эти политтехнологии так и останутся в сфере идеологии, в которой могут уживаться консерватизм и либерализм разных эпох. В материальной жизни общество подчиняется объективным законам, и преодолеть, например, технологическое отставание с помощью административных реформ не удавалось никому. Идеологическое разнообразие не является
жестко детерминированным общественными условиями, поэтому консерватизм, либерализм, социализм и т.д. могут мирно сосуществовать в рамках правового поля, что и наблюдается в современной России.
Консерватизм как определенное идейное течение также подвержен череде взлетов и падений. Укореняясь в общественном сознании, он позволяет разнообразить выражение различных социальных, политических, религиозных форм и веяний. «Социал-консерваторы, - утверждает А.Г. Дугин, - признают прогресс и эволюцию, но особый акцент падает на революцию, на радикальные действия во имя справедливости широких народных масс. В спектре социал-консервативных теорий и движений сплошь и рядом встречаются монархические тенденции. Революционность и стремление к осуществлению чаяний масс сочетаются с авторитаризмом, лояльностью к царю, религии и традиционным ценностям» [1, с. 12]. Тем самым ученый репрезентует консерватизм как межклассовое идейное течение, объединительной мыслью которого является оправдание традиционных отношений, поскольку именно они обеспечивают сохранение стабильности общественного порядка. Будучи многообразным и противоречивым, он тем не менее основан на позитивной оценке прошлого, что и обеспечивает ему преемственность и политическое долголетие.
О роли права в жизни общества свидетельствует позиция современных российских консерваторов, представленных руководством политической партии «Единая Россия», в которой на твердых основаниях российского консерватизма определяется направление дальнейшего развития России. Новые консерваторы особенно подчеркивают важность традиций, нравственного содержания правовых норм, защиты прав и свобод человека. Они исходят из принципа, что человеку нужны прежде всего достоинство и свобода, т.к. лишь достойный и свободный человек может решать задачи, стоящие перед страной. В целом в политико-правовых установках современного российского консерватизма главное внимание уделяется праву как средству регулирования общественных отношений. Для достижения этих целей консерваторы готовы пересмотреть русскую духовную традицию, сохранив все то, что способствует вхождению России в новое социальное информационно-технологическое общество.
Литература
1. Дугин А.Г. Консерватизм как явление: возможна ли его общая теория? // Философия права. 2009. № 4.
2. Розанов В.В. Религия и культура. СПб., 1899.
3. Руткевич А.М. Времена идеологов. Философия истории «консервативной революции» // Вопросы философии. 2008. № 4.
4. Плеханов Г.В. Критика наших критиков // Избранные философские произведения. М., 1956. Т. 2.
