CC BY
62
На фоне системного кризиса философии - уничтожение субъекта в постмодерне, превращение «онтологии» в «нигитологию», «виртуализация» мира - первоочередной задачей становится защита человека, человеческого. «Ориентация на небытие не другая онтология, а деонтологизация сознания вплоть до нигилизма и “ничтоизма”» [1, с. 15-32]. Борьба за выживание ведется на всех уровнях и во всех направлениях. Противопоставление «психологизма» и «объективизма», Разума и Бытия, абстрактного и конкретного в социально-политической сфере часто приобретает форму противостояния консерватизма и либерализма, которым придается онтологический статус [2, с. 135-146; 3, с. 40-48; 4; 5; 6]. «И когда говорят о необходимости консервативной революции, то суть ее в том и состоит, чтобы высшей духовной ориентацией человека был не прогресс, а вечное возвращение, может быть точнее, “возвращение к вечному”. Назначение же философии, вместо обслуживания науки и прогресса, в том, чтобы быть защитницей жизни, полнее - Бытия» [1].
Первичное эмпирическое исследование требует времени, таким образом, мы только сейчас приступаем к философскому осмыслению радикальных перемен, которые начались в России в конце 1980-х - начале 1990-х годов. Необходимость обработки огромного фактического материала, представленного наследием консервативной и либеральной мысли, дополненная возможностью привлечения достижений мировой, преимущественно западной, теоретической мысли, привела к тому, что на поверхность всплывали упрощенные схемы и определения, множилась терминологическая путаница, некритически принимались и абсолютизировались выводы классиков политической мысли [7, с. 5-28]. До настоящего времени отличительной чертой консерватизма считается представление, возводимое к Э. Берку, о том, «что человеческая природа сложна, как сложен мир, в котором живет этот человек. В человеке господствуют чувства, страсти, сопутствующие всем рационально осознаваемым интересам. Он подчиняется в большей степени страстям, нежели сознательной воле, направляемой расчетливым разумом. Поэтому ни человеческое поведение, ни межличностные и общественные связи невозможно объяснить, исходя из абстрактных максим» [8, с. 145]. Либерализму же, напротив, приписывают абстрактность и схематизм по отношению к человеку и обществу. Иррационализм консерваторов противопоставляют рационализму либералов и Просвещения. Нужно ли говорить, что такое упрощенное представление не может отражать действительность. Расцвет иррациональной философии в XIX веке (Кьеркегор, Ницше), глубочайшие психологические исследования Ф.М. Достоевского, открытие «бессознательного» З. Фрейдом и К. Юнгом сделали невозможным прямолинейный рационализм в политических идеологиях XX века, история которого многократно опровергла утопические идеалы просветителей. Иррациональность революционной стихии, безумие мировых войн способствовали тому, что сложность и страстность человеческой природы стали восприниматься представителями любых идеологий как аксиома. Если цитируемую выше характеристику человека считать отличительным признаком консерватизма, то все современные идеологические течения суть формы консерватизма.
С другой стороны, изменение мировоззрения в Новое время, по мнению абсолютного большинства исследователей, носило революционный характер. И не важно, является ли это следствием математизации естествознания [9] или смены парадигм, вызванной
упадком языка Традиции [5; 10], существенно то, что в рамках процесса модернизации языка Современности любые политические идеологии и научные теории сближаются и базируются на единой рациональной методологии. Даже иррациональная философия вынуждена принимать условия рационального дискурса. Чистым выразителем современности, модерна признается либерализм, и, как следствие этого, все современные политические идеологии суть формы либерализма [5, с. 332].
Полученная антиномия объясняет, по крайней мере, некоторые трудности анализа современных политических направлений. Вот несколько примеров, на первый взгляд, парадоксальных утверждений: «Основа социально-политических воззрений современного консерватизма (например, в США, как наиболее представительного в западном мире) составлена из идей “классического либерализма”. Это признают и сами консерваторы» [11, с. 103]; «революции, призванные совершить кардинальные перемены в сознании людей... не только не опасны, но и необходимы в динамике инновационного развития социума, что не противоречит идеологии консерватизма» [12, с. 15]; «синтез
консервативной формы и либерального содержания является единственно возможным вариантом взаимодействия общества и государства в условиях российской действительности» [13, с. 24]; «неконсервативная волна в ряде развитых западных стран ознаменовала окончание переходного периода к социализму» [13, с. 26]. Естественно, что подобных высказываний в литературе, посвященной консерватизму и либерализму, можно найти в объеме, исключающем их случайный характер.
Проблема определения консерватизма уже неоднократно дискутировалась в литературе, но так и не получила сколько-нибудь приемлемого решения. Связано это, в первую очередь, с тем, что данные дискуссии редко выходили за рамки историкополитического анализа. Но исторический контекст возникновения консерватизма как политического течения как раз и делает интегральное определение невозможным.
Фатальным для выяснения специфики консерватизма было изначальное интегрирование в его сущностное ядро традиций и идей раннего либерализма. Исторически консерватизм появился как реакция на Великую французскую революцию и идеологию Просвещения. Мало кто из ученых замечает, что такой подход исключает возможность установления четкого содержания консервативной идеологии. Консерватизм, понятый как контрреволюция, антиреволюция, антипросвещение, а в дальнейшем как антимодерн, антисовременность, есть пример классической ошибки операции определения понятий: определение не должно быть отрицательным. При таком определении признаки, не характеризующие идеологию Просвещения и идеи Французской революции, автоматически входят в содержание понятия «консерватизм». И первым из таких признаков был традиционализм, поскольку Французская революция воспринималась как прямое насилие над традицией. Ценность обычаев, исторической преемственности отстаивали все классики консервативной мысли, начиная с Э. Берка, Жозефа де Местра, Н.М. Карамзина, а у К. Мангейма, В.А. Гусева, М.М. Федоровой, К. Гордеева традиция становится центральной конституирующей ценностью консерватизма.
Фактическое отождествление понятий консерватизма и традиционализма привело к тому, что стратегия консерватизма, направленная на сохранение имеющегося, стала восприниматься как стратегия защиты традиции [15, с. 33-59]. Поскольку традиции могут меняться, изживаться, отмирать, то консерватизм трактуется не как «охранительство», а
как идеология возврата утерянной традиции. Отсюда представление о «радикальном консерватизме», «консервативной революции» и т.п. Показательным, в этом плане, является утверждение современного исследователя К. Гордеева: «Принимая
существующее положение вещей, консерватизм делает ударение на необходимости сохранения традиционных правил, норм, иерархии власти, социальных институтов» [14]. Переход от «существующего положения вещей» к «традиционным правилам» не является необходимым. Если консерватизм принимает существующее положение вещей, сохранять он должен существующие правила и нормы. К. Гордеев, как и многие другие авторы, ставит знак равенства между «существующим» и «традиционным», такое отождествление стало привычным, это норма в историографии консерватизма и восходит она к Э. Берку. Берк не придавал большого значения различиям между существующим и традиционным. По его мнению, социальные институты современной ему Англии прямо соответствуют английской истории и традиции. Ситуация Э. Берка уникальна или, во всяком случае, далеко не всеобща. «Консерватизм как таковой выходит на сцену именно тогда, когда “консервировать” уже поздно», - пишет М. Ремизов [16, с. 26]. Однако в случае с
Э. Берком все как раз наоборот. Он смотрит на революцию со стороны и может оценивать существующее социально-политическое устройство Англии как совершенное. Ни Жозеф де Местр, ни Н.М. Карамзин позволить себе такого не могли, существующее для них радикально противостоит традиционному. Определив Э. Берка, во взглядах которого традиционное и существующее сплавлены воедино, как «отца консерватизма», исследователи перенесли привычку такого отождествления на все другие формы консерватизма и традиционализма. «Говоря о консерватизме Берка, мы должны подчеркнуть либеральный характер этого консерватизма. По тому же пути пойдет впоследствии все развитие английского консерватизма вплоть до Р. Пила и Дизраэли, консерватизм которых носил реформистский характер, оставаясь, однако, консерватизмом (если что-то и нужно реформировать, то только для сохранения старого)» [17, с. 69]. Реформировать для сохранения старого - это стратегия традиционализма. Консерватизм нацелен на сохранение настоящего. «Консервативное миропонимание есть, прежде всего, ориентация на факторы, имманентные настоящему» [14].
Мы определяем консерватизм как приоритет реальных ценностей. «Факт
существования ценности для консерватора является определяющим... Консерваторы защищают реальные ценности, а либералы, радикалы, революционеры и т.п. стремятся к идеальным. Этих ценностей еще нет, они в будущем, их еще нужно создать» [18, с. 79]. Традиционность доказывает качество существующих социальных институтов, время проверяет их на пригодность, но из этого не следует, что все «старое» (устаревшее, отжившее) необходимо поддерживать или восстанавливать.
Консервативная стратегия направлена не на реформирование действительности, а на примирение с ней. Если от социального института осталась только форма, внутри которой действуют новые, незаконные отношения, то такой социальный институт нужно ликвидировать, а новые отношения узаконить и оформить в новый социальный институт. Понятно, что действовать с незаконными отношениями необходимо осторожно, и, конечно, не все из них должны приводить к созданию новых институтов.
Интеграция либеральных идей в содержание консервативной идеологии связана, прежде всего, с историей английского консерватизма, на что указывает, например,
приведенное выше суждение М.М. Федоровой. И не последнюю роль в этом сыграл все тот же Э. Берк. Идеи раннего либерализма были концептуально изложены Д. Локком и реализованы в ходе «славной революции» 1688 года. Социально-политическое устройство Англии, выросшее из этой революции, Берк считал совершенным, а учитывая, что в экономике он разделял взгляды А. Смита, «Берк идет даже дальше А. Смита, осуждая вмешательство государства в рыночные отношения» [17, с. 69], то без преувеличения можно считать его концепцию либеральной. Таким образом, классический английский консерватизм тори, восходящий к Э. Берку, по сути, является либеральной идеологией. Эта либеральная идеология, воспринимаемая, из-за названия, как форма консерватизма, окончательно запутала в XX веке отношения между консерватизмом и либерализмом.
Многообразие идеологических доктрин, причисляемых к консерватизму, невозможность четкой дифференциации учений, которые ранее оценивались как антагонистические, привели, в рамках историко-политического исследования, к двум малоубедительным способам решения проблемы определения консерватизма -распространению ситуационного подхода, обоснованного С. Хантингтоном, и попытке выделить общие признаки для всех видов консерватизма. Оба эти способа неоднократно и обоснованно критиковались в специальной литературе. Ситуационный подход, по сути, отрицает консерватизм как самостоятельное идеологическое течение. «Консерватизм не является политической идеологией. не может быть и общей теории консерватизма» [19, с. 7]. Список признаков консерватизма в разные периоды включал в себя множество порой несовместимых ценностей - от монархизма и религиозности до признания неотчуждаемости прав личности и общества, основанного на принципах самоорганизации свободных граждан [11; 20].
Таким образом, осмысление феномена консерватизма требует не только специфического историко-политического анализа, но и более глубокого исследования на уровне философской рефлексии. К значимым работам такого рода можно отнести, например, труды К. Мангейма, Р. Генона, Н.А. Бердяева, С. Франка. И хотя эти авторы решали проблему консерватизма по-разному, использование философского категориального аппарата придало данному исследованию новое качество. Актуальными становятся проблемы онтологии, эпистемологии, антропологии, аксиологии консерватизма, в рамках решения которых возникают вопросы соотношения трансцендентного и трансцендентального, становящегося и ставшего, должного и сущего, реальных и нормативных ценностей. Работа в этом направлении дает положительный эффект, поскольку формирует методологическую базу для проектирования идеологии консерватизма в условиях современной России.
Как мы уже отмечали выше, философское осмысление консерватизма в нашей стране только начинается, поэтому в нем не преодолены заблуждения, доставшиеся философам по наследству от историков и политологов. Так, развертывание сущности консерватизма начинают не из имманентных ему интенций и признаков, прежде всего принципа сохранения, а из внешних. А.Г. Дугин, например, видит ядро консерватизма в позитивной оценке прошлого, в ценности традиции, что, как мы установили, есть результат некритического отождествления существующего и традиционного. М.В. Ремизов центральный онтологический принцип консервативной философии связывает с представлением об «упадочной действительности». Не имея возможности в данной работе
подробно проанализировать указанные концепции, остановимся в качестве иллюстрации их внутренней противоречивости на видах консерватизма, которые авторы выделяют исходя из внешнего анализа сущности консерватизма.
В одной из последних работ А.Г. Дугин выделил четыре типа консерватизма: фундаментальный, либеральный, социальный консерватизм и консервативная революция [19]. Удивительным в этой классификации является то, что идеология «охранительства», которая по определению призвана сохранять в противовес всем другим идеологиям, призывающим создавать, ни в одном из типов не приемлет статус-кво. Наиболее привычным выглядит так называемый либеральный консерватизм, который особое внимание, по мнению автора, уделяет гармоничным, постепенным, естественным изменениям, но эти либеральные консерваторы характеризуются А. Г. Дугиным как прогрессисты [19, с. 11]. Да и само наименование данного типа указывает на смешение понятий.
Классификация М. В. Ремизова содержит следующие виды: «старо-консерватизм» (аристократический, консерватизм «прекрасной души»), консерватизм статус-кво (бюрократический), политический «цинизм» (радикальные реалисты) и экстремизм [16]. Единственным видом консерватизма, ориентированным на сохранение хотя бы чего-то, у М.В. Ремизова выступает консерватизм статус-кво. Но именно этому виду автор отказывает в истинной консервативности. «Выступать на стороне статус-кво отнюдь не всегда значит на стороне действительного. жалкая участь - быть “центристом” там, где налицо патологическая разбалансировка. Быть реалистом там, где идет нарушение “инстанции реального” и необходимости ее принудительного восстановления» [16, с. 44]. Именно «принудительное восстановление», по его мнению, есть признак консерватизма, связанный с представлением об упадке как центре консервативной онтологии. Консерватизм всегда находится в нападении, он не сохраняет, а принудительно восстанавливает.
Еще одним слабым местом современного российского философского осмысления проблемы является желание мыслителей создать практическую идеологию консерватизма. Критическое отношение к принципу сохранения связано с тем, что ни А. Г. Дугин, ни М. В. Ремизов, ни многие другие исследователи не хотят ничего сохранять в современной России. Беспристрастное изучение несовместимо с политическими амбициями, но без него иногда трудно понять, кто политический союзник, а кто непримиримый враг, так как политические авторы часто используют единую политическую риторику. Ссылаясь на традицию, консерваторы расширяют контингент своих сторонников. Настоящее, коль скоро оно стало проблемой обсуждения, оценивается негативно; заявлять, что все существующее близко к совершенству, значит противоречить фактам и терять электорат, а вот привязать существующее к традиции, к «золотому прошлому», показать возможность его возврата - это сильный ход в политической полемике. Таким образом, традиция рекрутируется консерватизмом из политических соображений, а не является его необходимым признаком.
В современной российской политической действительности в рамках консервативного движения можно выделить, по крайней мере, три разноориентированных течения: традиционалисты (выступают за укрепление вертикали власти, расширение полномочий президента и функций государства, усиление авторитарности режима, имеют имперские
амбиции); консерваторы (стремятся сохранить современную форму российской демократии); ретроспективные утописты (желают возвращения, хотя бы частичного, советских институтов и отношений или же рассматривают возможность реставрации самодержавия).
Литература
1. Кутырев В. А. Оправдание бытия (явление нигитологии и его критика) // Вопросы философии. 2000. № 5.
2. Мангейм К. Консервативная мысль // Социологические исследования. 1993. № 4.
3. Ремизов М.В. Философия радикального консерватизма // Северный Катехон. 2005. № 1.
4. Ремизов М.В. Опыт консервативной критики. М., 2002.
5. Дугин А.Г. Философия политики. М., 2004.
6. Дугин А.Г. Философия традиционализма. М., 2002.
7. Репников А.В. Современная историография российского консерватизма // Консерватизм и традиционализм на Юге России / Южнороссийское обозрение Центра системных региональных исследований и прогнозирования ИППК при РГУ и ИСПИ РАН. Вып. 9. Ростов н/Д, 2002.
8. Федорова М. М. Традиционализм как антимодернизм // Полис. 1996. № 2.
9. Гуссерль Э. Логические исследования. Кар-тезианские размышления. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. Кризис европейского человечества и философия. Философия как строгая наука. Минск; М., 2000.
10. Генон Р. Кризис современного мира // http://www.philosophy.ru/lib/relig/
11. Шамшурин В.И. «Концепция Фрасимаха» и социально-политический опыт консерватизма // Социологические исследования. 1994. № 5.
12. Андреева О. А. Консерватизм и традиционные ценности российского менталитета: философско-правовой аспект // Философия права. 2010. № 4.
13. Вакула И.М., Вакула А.И. Перспективы достижения консервативно-либерального консенсуса в современном российском обществе // Философия права. 2010. № 4.
14. Гордеев К. Консервативное сознание // http://www.zlev.ru/21_20.htm
15. Консерватизм как течение общественной мысли и фактор общественного развития (Материалы «круглого стола») // Полис. 1995. № 4.
16. Ремизов М.В. Опыты типологии консерватизма // Логос. 2002. № 5/6.
17. Федорова М.М. Либеральный консерватизм и консервативный либерализм (сравнительный анализ английской и французской политической философии времен Великой французской революции) // http://www.krotov.info/history/18/1790fedo.html
18. Григоров Е. В. Аксиологическое определение консерватизма // Вестник развития науки и образования. 2006. № 6.
19. Дугин А.Г. Консерватизм как явление: возможна ли его общая теория? // Философия права. 2009. № 4.
20. Гусев В. А. Русский консерватизм: основные направления и этапы развития. Тверь, 2001.
