CC BY
61
нейших метафизических работ по этой тематике следующих авторов: Р.Генона, М.Хайдеггера, Ю.Эволы (см.: примеч.18), ибо совсем недостаточно для ее верификации по своему великих трудов О.Шпенглера, А.ДжТойнби, К.Ясперса. Интереснейшие, хотя и не бесспорные метафизические разработки предлагаются современным московским мыслителем-«евразийцем», см.: Дугин А.Г. Новая программа философии // Лит. газета. 29 января - 4 февраля 2003 г. №4(5909). С.4; Дугин А.Г. Философия войны. М.,2004. Важнейшие постулаты кризисного состояния мира входят в теоретические основания высших образовательных программ, см.: Тихонравов Ю.В. Геополитика: Учеб. пособие. М., 2000.
18См.: Генон Р. Кризис современного мира. М., 1991; Хайдеггер М. Европейский нигилизм // Проблема человека в современной западной философии. М.,1998; Эвола Ю. Люди и руины. М., 2002. Разумеется, сами эти труды оказываются не только герменевтикой, но и феноменологией глобального макроисторического кризиса западного мира.
М. 3. МУСИН
Ярославский государственный университет им. П.Г. Демидова
КОНЕЦ ИСТОРИИ: ЭСХАТОЛОГИЯ И ЭТИКА B.C. СОЛОВЬЕВА
Эсхатологическая тема позднего Соловьева - это тот узел философствования, где переплетаются многие историософские и этические размышления Владимира Сергеевича: добро и зло в истории, смысл истории, проблема культурного и социального прогресса, смысл войны...
Эсхатология B.C. Соловьева требует к себе особого отношения. Дело в том, что общий настрой мысли философа не полагает представления о некоем эмпирическом конце истории. Во-первых, смысл истории для Соловьева в обретении абсолютного бытия, и тогда говорить о каком-то «конце» будет бессмысленно, ибо Царствие Божие суть абсолютная бесконечность. Во-вторых, как нам представляется, собственно эсхатологическая проблематика раскрывается не в «Повести об антихристе». Это сочинение являет собой скорее пример беллетристики на религиозные темы и, хотя несет на себе сильную историософскую нагрузку, все же сложно для интерпретации. В иной форме темы «Повести» выражены в одной из последних статей Соловьева
«По поводу последних событий», в которой очевидным образом раскрывается понимание мыслителем конца истории.
«Современное человечество есть больной старик... всемирная история енутренно кончилась.»1, - вот ключевая фраза, которая раскрывает эсхатологические переживания Соловьева. Ее суть в том, что кончилось духовное развитие человечества, которое и является основой исторического процесса. Новизна развития - это новизна духа; залог бесконечности истории в безусловном содержании Бога, трансцендируя к которому человек может творить историю. Для раннего Соловьева эту миссию посредничества с Богом выполняла Россия, точнее должна выполнить. Позже эта вера, как и вообще вера в исключительную историческую миссию какого-либо народа, прошла. Очевидно, основы завершения истории в чем-то ином, и мы не можем найти их на поверхности исторического бытия: в экономических, социальных, политических отношениях внешне происходят и будут происходить изменения, но будут ли эти изменения подлинно историческими событиями, то есть неким движением к Смыслу; внутренне же, в самой истории как таковой ничего не происходит. В чем же причина конца?
Для ответа на этот вопрос мы должны очертить трактовку Соловьевым идеи исторического прогресса и динамику развития его представлений о таковом. Философ безгранично верил в прогресс, и это напрямую исходит из его метафизики. В 1880-е годы он особенно критиковал Византию за то, что она представляла собой исповедание высоких христианских догматов и в то же самое время чисто языческую бытовую практику. Тем самым философ формулировал необходимость общественно-политического прогресса вместо византийского антихристианского застоя. Тогда же его занимает теократическая идея. В 1890-е годы Соловьев отказывается от этой идеи, а идеалом общественно-исторического прогресса становится для него вселенская церковь. В центральном произведении тех лет ''Оправдании добра" (1899) прогрессистский оптимизм Соловьева достигает апогея: вся история человечества предстает здесь как поступательное, прогрессивное движение к добру и сам прогресс культуры и общества тождественен нравственному прогрессу.
Но в конце концов Соловьев пришел к отрицанию всякого прогресса: «Ходячие теории прогресса - в смысле возрастания всеобщего благополучия при условиях теперешней земной жизни... - пошлость. Со стороны идеала это есть пошлость или надоедливая сказка про белого бычка; а со стороны предполагаемых исторических факторов - это бессмыслица, прямая невозможность»2. Анализ "Трех разговоров о войне, прогрессе и конце всемирной истории" поможет нам прояснить мысль философа.
Форма диалога-спора способствует созданию острой напряженности, антиномичности соловьевской мысли. С точки зрения Соловьева, теория культурного прогресса весьма сомнительна, ведь нужно еще доказать, что всякий исторический прогресс обязательно направлен к добру. Однако новое отнюдь не всегда является добром. Прогресс в сущности есть условность, и, чтобы быть безусловным принципом достижения добра, еще нужно определить, что это за прогресс и в какую именно сторону он движется. Участник спора, выдвигающий на первый план культурно-прогрессисте кую точку зрения, утверждает, что все войны были признаком некультурности и что вот теперь, когда культура достигла большой высоты, войны стали бессмысленными предприятиями, да их и вообще дальше не будет. Вежливое отношение людей между собой, этот последний результат общего человеческого культурного развития, и является такой позицией, которая решает все проблемы борьбы добра и зла. Политик, выражающий эту позицию, видит смысл истории в установлении вечного международного мира, а единственная прогрессивная историческая сила для него - европейский мир.
Но и другая концепция - Князя, неверящего ни в какой прогресс, осуждающего какие бы то ни было войны, утверждающего смысл человеческой деятельности в моральном совершенствовании, также кажется Соловьеву нелепой. В истории возможен прогресс, рост цивилизации, моральное совершенствование, но «если последний результат вашего прогресса и вашей культуры есть все-таки смерть каждого и всех, то ясно, что всякая прогрессивная культурная деятельность - ни к чему, что она бесцельна и бессмысленна»3. Бессмертие есть предельная цель истории, поэтому для философа именно в свете символа смерти раскрывается достоинство той или иной концепции доб-
ра и зла. Для позднего Соловьева добро и зло - главные силы истории. Они действуют как бы «над» и «под» эмпирическими историческими силами.
Но что есть зло и что есть добро? «Есть ли зло только естественный недостаток, несовершенство, само собою исчезающее с ростом добра, или оно есть действительная сила, посредством соблазнов владеющая нашим миром, так что для успешной борьбы с ним нужно иметь точку опоры в ином порядке бытия?»4. Здесь, таким образом, мы должны обратиться к метафизике Соловьева. Мыслитель противопоставляет культурно-прогрессистской собственную позицию, которую он называет «безусловно-религиозной»: чтобы требовать и ожидать победы добра над злом, необходимо, во-первых, признавать за этим добром безусловную и непобедимую силу, превышающую собою все отдельные, разрозненные, то процветающие, то погибающие исторические силы, во-вторых, необходимо признать, что абсолютное добро может также воплотиться в реальной, земной обстановке. Для Соловьева абсолютное добро есть Бог, а абсолютная воплощенность его в земном обстановке, материи, есть бо-гочеловечество Христа.
Зло же действительно существует и «выражается не в одном отсутствии добра, а в положительном сопротивлении и перевесе низших качеств над высшими во всех областях бытия»5. Зло в сопротивлении низших страстей человека его духовным устремлениям, в слепой инстинктивности толпы, но крайнее зло - смерть. Собственно человеческая воля и ум вовсе не служат гарантом того, что их предмет истина и добро. Необходимо, по мысли Соловьева, «вдохновение добра, или прямое и положительное действие самого доброго начала на нас и в нас»6, а таковое невозможно без веры, надежды, любви. Но именно этого -безусловной христианской веры - философ не видит в современной ему действительности, поэтому история «внутренне кончилась». Итог истории, видимый в символе Царства Божьего, не мыслится Соловьевым без непосредственного действия божественного трансцендентного мира, которое совершается в истории через человека и общество. Человечество, не верящее в это, видит итог исторического процесса и прогресса в построении Царства Божьего «на земле» - царства всеобщего материального
благополучия; для Соловьева же Царство Божие, «хотя будет и на земле, но лишь на новой земле, любовно обрученной с новым небом»7. Таким образом, мысль философа эсхатологична и хи-лиастична одновременно, она существует как бы в напряженном поле между трансцендентным и имманентным, и это напряжение становится гарантом ее жизни и развития. Лишая же свою мысль одного из этих полюсов - трансцендентного, - человек тем самым умерщвляет ее, а значит, обрекает себя на безмыслие, а историю на бес-смыслие, то есть на разрушение, конец истории. Соловьев был твердо убежден, что без мышления и веры человек не может знать правды и добра, но это, что казалось Соловьеву само собой разумеющимся, было забыто в его эпоху: человечество уже не различает - что добро, а что зло, где правда, а где ложь. Поэтому символом конца истории для Соловьева и вообще для всей христианской мысли является антихрист, как символ не-мышления и не-верия: он «будет говорить громкие и высокие слова и набросит блестящий покров добра и правды на тайну крайнего беззакония в пору ее конечного проявления, чтобы - по слову Писания - даже и избранных, если возможно, соблазнить к великому отступлению... это - обманчивая личина, под которой скрывается злая бездна.. .»8.
«Краткая повесть об антихристе» начинается с описания эпохи, предшествующей всемирной империи антихриста: XX век, мир попадает под полувековое монгольское иго, которое свергнуто осознавшим наконец необходимость объединения человечеством; в XXI веке «соединенные европейские штаты» достигают внушительного прогресса, научная мысль преодолевает вульгарный материализм и примитивный религиозный догматизм, но собственно верующих, которые «все по необходимости становятся и мыслящими», становится все меньше и меньше. Развитие науки, однако, не привело к разрешению вечных вопросов о жизни и смерти, а только окончательно их запутало. Решить все вопросы вызвался некий «сверхчеловек», имевший откровение от дьявола и, благодаря своим недюжим способностям и мыслям об обустройстве мира, получил поддержку большинством населения планеты и был избран императором мира. В его империи наконец были осуществлены все чаяния прогрессивного человечества: вечный мир; всеобщее благоденствие -
«каждый стал получать по своим способностям, и всякая способность - по своим трудам и заслугам», так что во всем человечестве устанавливается «самое основное равенство - равенство всеобщей сытости»; и, наконец, когда была решена социально-экономическая проблема, встает вопрос: что же еще нужно человеку? и император знает, что нужно его толпе - зрелищ: «И вот народы Земли, облагодетельствованные своим владыкой, кроме всеобщего мира, кроме всеобщей сытости, получат еще возможность постоянного наслаждения самыми разнообразными
9
и неожиданными чудесами и знамениями» .
Таков итог исторического развития: осуществленный этатизм, социализм и эвдемонизм. Вместо свободного, положительного всеединства, единства всего и вся - принудительное единство человечества во всемирной империи и равенство всеобщей сытости; вместо духовного - животное человечество. К этому ли стремится человек, это ли направление вектора истории? И Соловьев всем содержанием своей "краткой повести" (империя антихриста существует в мире и согласии, и только вмешательство божественной силы приводит к ее гибели) отвечает утвердительно на этот вопрос: человечество это устраивает, потому что ему больше ничего и не надо. Философ различил в чертах своего времени и помыслил человека будущего, человека, в сознании которого нет Бога, а значит, нет сущностного различия между добром и злом, поэтому и утвердился на земле антихрист, который сам искренне желал и осуществлял всеобщее благо, поэтому Дама (слушательница повести) спрашивает: «И я все-таки не понимаю, почему ваш антихрист так ненавидит Бога, а сам он в сущности добрый, а не злой?», и автор отвечает ей: «То-то и есть, что не в сущности. В этом-то и весь смысл»10.
Соблазнительно было бы трактовать апокалиптические картины и эсхатологические размышления Соловьева как предсказания грядущих мировых войн и тоталитарных режимов. Понять его мысль только так - значит допустить, что все эти мировые потрясения есть как бы уже пройденный этап, это уже пережито нами, но то, что произошло, чтобы быть пережитым, должно быть осознанным, должно пройти через работу мысли, чтобы действительно остаться в прошлом, иначе прошлое будет вечным настоящим, история станет «вечным возвращением» и
«внутренне кончится». Соловьев - философ, а не пророк, Апокалипсис от Соловьева - это не описание грядущих событий, а описание состояния сознания некоего предела, до которого может дойти человек, а значит, и история; за этим пределом уже другой, Божественный мир, нам недоступный, но на этом пределе становится ясным смысл здешнего мира, истории и человека.
Если и говорить о «пророчествах» Соловьева, то он предвидел, что этот предел не будет помыслен человеком: не в том смысле, что история дойдет до некоего предела, который не будет осознан, а в том, что мысль не сможет дойти до какой-то предельной точки, и тогда предел станет реальностью, реальностью конца. Таким пределом мысли был для философа символ смерти, но для него же было ясно, что этот символ был утерян в мышлении его современников, для которых смерть не была символом, то есть тем, что допускает различное понимание, тем, что само по себе несет потаённый смысл, а значит, требует предельного к себе внимания. Соловьев констатирует, что для современного ему сознания смерть является лишь знаком, означающим лишь одно: бессознательный, объективный факт -смерть. «Бога ведь никто не видал, и что такое может быть Его Царство - никому не известно: а смерть людей и животных все мы видали и знаем, что от нее, как от верховной власти в мире, никому не уйти. Так зачем же вместо этого а мы будем какой-то х ставить?»11, - рассуждает Политик в «Трех разговорах». Ему вторит Князь: «Смерть есть явление, конечно, очень интересное, можно, пожалуй, называть ее законом, как явление постоянное среди земных существ, неизбежное для каждого из них; можно говорить и о безусловности этого «закона», так как до сих пор не было достоверно констатировано ни одного исключения... смерть есть такой же безразличный факт, как, например, дурная погода»12. Для Соловьева все это символизирует утрату сознанием трансцендентного, утрату Бога и веры, «разумной веры», которая только и служит условием мышления о смерти (как крайнем пределе, личном Апокалипсисе), а непомысленная смерть становится смертью мысли и веры. В результате историческое сознание лишается своей перспективы, конец истории становится реальностью: «Историческая драма сыграна, и остался еще один эпилог, который, впрочем, как у Ибсена, может сам растя-
нуться на пять актов. Но содержание их в существе дела заранее известно»13.
Итак, нами был рассмотрен один из эсхатологических мотивов философии Соловьева - понимание им сущности конца истории и его причин. Было определено, что философ мыслил внутренний конец истории. Это определение можно истолковать как конец духовного развития человечества. К этой мысли Соловьев пришел в результате эволюции собственной теории прогресса, отрицая в последние годы жизни безусловный характер общественно-исторического и культурного прогресса, так как он релятивен лежащим вне его духовным целям человека - Добру или Злу. Сами же духовные интенции сознания для мыслителя определялись степенью цельности мышления и веры, «разумностью веры». Утрата современным сознанием символа смерти как предела мышления понимается философом как утрата веры и способности к мышлению, что собственно и знаменует собой конец истории.
1 Соловьев B.C. По поводу последних событий// Соловьев B.C. Смысл любви: Избранные произведения. М., 1991. С. 431.
2 Там же.
3 Соловьев B.C. Три разговора// Соловьев B.C. Соч. В 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 717-718.
4 Там же. С. 636.
5 Там же. С. 727.
6 Там же. С. 731.
7 Там же.
8 Там же. С. 643.
9 Там же. С. 747.
10 Там же. С. 761.
11 Там же. С. 728.
12 Там же. С. 728-729.
13 Соловьев B.C. По поводу последних событий... С. 432.
