58
PHILOLOGY / <<<g®LL®(MUM~J®U©MaL>>#3(I27)),2©1]9
PHILOLOGY
УДК: 821(73)
Степанова Т.М.,
доктор филологических наук, профессор кафедры литературы и массовых коммуникаций
Аутлева Ф.А.
кандидат филологических наук, доцент кафедры иностранных языков Адыгейский Государственный Университет,
г. Майкоп, Россия.
КОМИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ФОРМ И АРХЕТИПОВ НАРОДНОЙ КУЛЬТУРЫ И МАССОВОГО СОЗНАНИЯ В ПРОЗЕ В.ИРВИНГА.
Stepanona T.M.
Autleva F.A.
Adyghe State University
COMIC INTERPRETATION OF FORMS AND ARCHETYPES of FOLK CULTURE AND MASS
CONSCIOUSNESS IN V. IRVING' PROSE.
Аннотация
В данной статье рассматриваются особенности авторской интерпретации форм и архетипов традиционной народной культуры и массового сознания на материале прозы В.Ирвинга, оценивается диалектическое сочетание в ней романтического мировосприятия и реалистического отображения действительности, анализируется ироническое и комическое осмысление В.Ирвингом романтических лейтмотивов, стереотипов и мифологем, делается вывод об актуальности данной проблематики в настоящее время.
Abstract
This article discusses the features of the author's interpretation of the forms and archetypes of traditional folk culture and mass consciousness on the material of V. Irving's prose, evaluates the dialectical combination of romantic worldview and realistic reflection of reality in it, analyzes the ironic and comic interpretation of romantic leitmotivs, stereotypes and mythologies by V. Irving, concludes about the relevance of this problem at present time.
Ключевые слова: романтическое мировосприятие, реалистическое отображение действительности, мифологема, архетип, массовое сознание, мифотворчество, легенда, суеверие.
Key words: romantic perception of the world, realistic representation of reality, mythologism, archetype, mass consciousness, mythmaking, legend, superstition.
Одним из интересных примеров сочетания романтического мировосприятия и реалистического отображения действительности является книга В. Ирвинга «Легенда о Сонной Лощине». Одна из мифологем, разрабатываемых в этом тексте, - это мифологема народной музыки и танца, народного исполнительства: «Но вот звуки музыки из общей комнаты послужили приглашением к танцам. Обязанности музыканта исполнял старый седоволосый негр, уже более полувека представлявший в своем лице бродячий оркестр округи. Его инструмент был так же стар и так же разбит, как он сам. По большей части он пиликал, пользуясь двумя или тремя струнами, но зато каждый взмах смычка сопровождал движением головы, наклоняясь почти до самого пола и отбивая ногой такт всякий раз, когда к танцевавшим присоединялась новая пара»[1]. Характерно, что автор здесь одновременно рассматривает, иронически осмысливая, и феномен массовой культуры.
Столь же комично выглядит и описание как собственно танца главного героя, так и сопутствующих этому эмоций самого танцора и его зрителей: «Икабод в такой же мере гордился умением танцевать, как и своими общепризнанными певческими талантами. Ни один мускул, ни одна его жилка не
оставались при этом без дела; наблюдая его вихляющуюся в вихре движений фигуру, его ноги, топочущие из конца в конец по всей комнате, вы могли бы подумать, что перед вами — сам святой Витт, благословенный покровитель пляски и пляшущих. Он приводил в восторг многочисленных негров всех возрастов и размеров, сбежавшихся с фермы и из окрестностей; они стояли, составив пирамиду из блестящих, сияющих лиц у каждого окна и у каждой двери и с восхищением глазели на эту сцену веселья» [1].
Мифологемы музыки и танца, их комическая интерпретация в этом повествовании служат, с одной стороны, цели создания мифологемы праздника и веселья, с другой - его ироническому переосмыслению как пародия на попытки персонажа и окружающего его социума создать ощущение «светскости». Следующий эпизод текста ставит целью выразить отношение автора к устной истории, передаваемой от одного рассказчика к другому и одновременно творимой ими в духе новейшего мифотворчества, обрастающей массой легенд и суеверий: «...Во времена, о которых идет речь в нашем повествовании, эта округа была одним из тех благословенных углов, где кишмя кишели великие люди и хроники минувших событий. В дни войны
британские и американские укрепленные линии проходили невдалеке отсюда, так что область эта сделалась ареною мародерства и всевозможных бесчинств, творимых дезертирами, ковбоями и пограничными рыцарями всякого рода» [1].
Автор сознательно устанавливает некую меру соотношения реальной истории и устной народной традиции, акцентируя внимание на такой особенности массового сознания (и коллективного бессознательного), как различного рода предрассудки и суеверия: «С той поры протекло как раз столько времени, сколько необходимо, чтобы всякий рассказчик мог облечь свой рассказ соответствующей долей вымысла и в подернутых дымкой тумана воспоминаниях произвести самого себя в герои, приписав себе всевозможные подвиги» [1]. После изложения ряда колоритных народных преданий автор делает следующее заключение об особенностях создания и дальнейшего бытования подобного рода фольклорных текстов: «Но все это было ничто по сравнению с последовавшими затем рассказами о духах и привидениях. Эта местность, как я указывал раньше, изобилует сказочными сокровищами подобного рода. Ведь местные легенды и суеверия лучше всего разрастаются и расцветают в таких захолустных, давно заселенных укромных углах и, напротив, бывают затоптаны ногами вечно снующих и кочующих толп, составляющих большинство сельского населения нашей страны» [1].
Вслед за этим автор делает акцент на своеобразной ауре, исходящей из основного хронотопа произведения, указывая на прямую связь его художественного пространства с активным функционированием в этих местах легенд и преданий, порожденных либо человеческим воображением, либо сном и сновидениями: «Однако непосредственная причина отмечаемого в этих местах преобладания сверхъестественных россказней кроется, несомненно, в близости Сонной Лощины. Ее влияние разносится как бы вместе с воздухом, притекающим из этой зачарованной стороны; он распространяет вокруг атмосферу грез и видений, заражающую окрестности. Несколько обитателей Сонной Лощины... не замедлили, по обыкновению, угостить присутствующих жуткими и повергающими в безмерное изумление легендами. Было рассказано немало страшных историй о похоронных процессиях и душераздирающих воплях у большого дерева, близ которого был схвачен несчастный майор Андре. Не была забыта и женщина в белом, которую не раз видели в мрачном овраге у Вороньей Скалы (здесь она когда-то погибла в снегу) и чьи крики и стоны доносились оттуда в зимние ночи перед непогодой» [1].
Далее появляется новый объект внимания автора - мифический персонаж, развивающий уже намеченный в произведении выше архетип всадника и коня: «Основная масса рассказов была посвящена, однако, излюбленному призраку Сонной Лощины — Всаднику без головы, — которому полюбилось рыскать тут позднею ночью и который, как утверждали, привязывал на ночь коня на церковном погосте между могилами» [1].
59
Здесь писатель также «разрабатывает характерный для фольклора мотив пути, который служит основой для создания новых сюжетных линий, приключений и событий. Автор, как он это нередко делает в своих произведениях, в качестве реминисценций ссылается на народные легенды и предания, фольклорные истории про оборотней и злых духов» [2, c.147].
Здесь же намечается и находит развитие еще один фольклорный лейтмотив произведения, связанный с церковью и погостом, где происходит «перевернутое» толкование назначения церкви по отношению к «неуставным» духам: «Церковь, благодаря своему уединенному положению, уже давно превратилась в излюбленное пристанище мятущихся духов. Она стоит на невысоком холме, окруженном акациями и могучими вязами; ее опрятно выбеленные стены, выделяясь на темном, пустынном фоне, сияют той скромною чистотой, которая заставляет вспомнить о христианском смирении и целомудрии. ...Всякий решил бы, что пред ним — надежнейшее убежище и что здесь мертвые вовеки пребудут в мире и тишине» [1].
Следующие далее истории нагнетают эффекты, свойственные «книгам ужасов», в завершение же они полностью укладываются в стилистику и семантику hellowem: «Кто-то рассказал историю, приключившуюся со старый упрямцем Броувером, начисто отрицавшим существование духов; и все же ему пришлось столкнуться как-то с призрачным всадником, возвращавшимся после ночной вылазки к себе на погост, и он вынужден был сесть на коня за спиной гессенца: они помчались, не обращая внимания на кусты и на заросли, по холмам и болотам, пока не долетели до моста, и тут Всадник без головы обернулся внезапно скелетом, сбросил старого Броувера в ревущий поток и, сопровождаемый гулом громовых раскатов, вихрем понесся по верхушкам деревьев и в мгновение ока бесследно исчез» [1].
В каждой из рассказанных историй преобладающим по-прежнему является мотив мифического всадника, погони, преследования, спасания бегством, жутких превращений, что адресует нас к одному из архетипических сюжетов и образов, запечатленных, в частности, в балладе И.В. Гете «Лесной царь». Автор специально подчеркивает, что это были «истории, рассказанные приглушенным голосом, каким обычно беседуют в темноте», он отмечает также, что «лица слушателей, время от времени освещаемые внезапно вспыхивающим огоньком трубки, глубоко запечатлелись в душе Икабода». Таким образом, Вашингтон Ирвинг в своей прозе комедийно и иронически осмысливает целый ряд явлений и форм традиционной народной культуры и массового сознания.
Список литературы
1. Ирвинг В. Легенда о Сонной Лощине. URL: http://modernlib.ru/books/irving_vash-ington/legenda_o_sonnoy_loschine/
2. Степанова Т.М. Аутлева Ф.А. Пародийное переосмысление романтических и фольклорных
60
PHILOLOGY / «COLLOOyiym-JOyrMaL»#3î27),2©19
жанров и мотивов (средневековая баллада, готиче- Адыгейского государственного университета. Се-ская повесть) в новеллистике В. Ирвинга. Вестник рия 2. Филология и искусствоведение. 2015. С.147.
УДК - 82.035
Степанова Т.М.,
доктор филологических наук, профессор кафедры литературы и массовых коммуникаций
Аутлева Ф.А.
кандидат филологических наук, доцент кафедры иностранных языков Адыгейский Государственный Университет,
г.Майкоп, Россия.
ОБЩИЕ ВОПРОСЫ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ПЕРЕВОДА В ПЕРЕПИСКЕ К.И. ЧУКОВСКОГО С АМЕРИКАНСКИМ СЛАВИСТОМ Э.СИММОНСОМ В КОНТЕКСТЕ МЕЖКУЛЬТУРНОЙ
КОММУНИКАЦИИ
Stepanona T.M. Autleva F.A.
Adyghe State University,
GENERAL ISSUES OF LITERARY TRANSLATION IN CORRESPONDENCE OF K. I. CHUKOVSKY WITH AMERICAN SLAVIST E. SIMMONS IN THE CONTEXT OF INTERCULTURAL COMMUNICATION
Аннотация
В данной статье рассматриваются общие вопросы художественного перевода, нашедшие отражение в переписке К.И. Чуковского с американским славистом профессором Э. Симмонсом в 1960-е годы, оценивается освещение проблем теории и практики перевода в контексте межкультурной коммуникации, анализируется содержание и стилистика эпистолярного наследия, отражается мониторинг переводов на английский язык произведений русской классики - И.А.Крылова, М.Ю.Лермонтова, Н.В.Гоголя, И.С.Тургенева, Ф.М.Достоевского, А.П.Чехова, характеризуется актуальность данной проблематики в настоящее время.
Abstract
The article discusses general issues of literary translation, as reflected in the correspondence of K. I. Chu-kovsky with american slavist, Professor E. Simmons in the 1960-ies, estimates coverage of the problems of the theory and practice of translation in the context of intercultural communication, analyzes the content and style of the epistolary heritage, reflects the monitoring of translations into English of the works of Russian classics -I.Krylov, M. Lermontov, N. Gogol, I. Turgenev, F. Dostoevsky, A. Chekhov. The relevance of this problem at present time is characterized.
Ключевые слова: эпистолярное наследие, переписка, диалог, язык, этнопсихология, национальная ментальность, кросскультурное общение.
Key words: epistolary heritage, correspondence, dialogue, language, ethnopsychology, national mentality, cross-cultural communication.
Уникальное по объему и составу эпистолярное наследие К.И.Чуковского (1882 -1969) - выдающегося отечественного прозаика, детского поэта, переводчика, публициста, литературного критика, мемуариста, доктора филологических наук, почетного доктора литературы Оксфордского университета -складывалось на протяжении семи десятилетий. Среди его корреспондентов - выдающиеся писатели, ученые, деятели культуры и искусства нескольких поколений.
Переписка К.И. Чуковского с американским славистом Э. Симмонсом, относящаяся к последним годам жизни русского литератора, чрезвычайно интересна тем, что она представляет собой диалог двух профессионалов высокой пробы, отличающихся блестящими познаниями в области в равной степени великих русской и англоязычных национальных литератур. При этом естественно,
что у каждого из участников этого общения доминирует все же их собственное, глубоко индивидуальное и неповторимое чувство родного языка, связанное с особенностями этнопсихологии, национальной ментальности. И в то же время авторы переписки - это люди, зачастую понимающие друг друга с полуслова, говорящие на «одном языке».
Одновременно их диалог отличается остроумием, наблюдательностью, смелостью и оригинальностью мышления, активностью кросскуль-турного общения. Круг проблем, затрагиваемых Э. Симмонсом в его письмах К.И.Чуковскому, свидетельствует о его совершенном знании русского языка, глубокой компетентности в области русской литературы и хорошей осведомленности о ее переводах на английский язык.
В начале своего письма от 2 апреля 1965 года Э. Симмонс благодарит К.И.Чуковского за подаренное ему издание окончательного варианта его