CC BY
23
дежа местоимения eines - eins, являющаяся синонимичной etwas и was.
Ряд немецких местоимений служит для обозначения неопределенного качества, свойства одушевленного субъекта или предмета в самом широком смысле. Для передачи неопределенности признака используется лексема irgendein (имеющая адъективный характер и употребляющаяся в данном значении только с irgend-). Выступая в сочетании с существительными, irgendein подчеркивает неизвестность, неопределенность самого объекта, ограничивая при этом объем понятия, задаваемого именем. Словообразовательный элемент irgend- усиливает оттенки «единичность», «безразличность» выбора лица или предмета, обозначаемого существительным, напр.: Ich suche eine Rei-selekture. Gib mir bitte irgendein Buch (aus deiner Bibliothek). Поскольку местоимение в силу своих семантических особенностей ограничено формами единственного числа, предполагается, что во множественном числе его замещает irgendwelche, имеющее то же значение, напр.: Gibtes irgendwelche Fragen? Не отрицая возможности употребления irgendwelche в форме множественного числа в значении, аналогичном irgendein, отметим, что местоимение способно служить для передачи неопределенности признака и в форме единственного числа, напр.: Hat es irgendwelchen вrger gegeben? Von irgen-dwelcher Unruhe ist mir nicht bekannt.
В некоторых случаях присоединение к местоимениям элемента irgend- способствует только интенсификации неопределенного значения. В случае с (irgend)welche обращает на себя внимание тот факт, что наличие или отсутствие irgend- оказывает более существенное влияние на семантику лексемы. Так, в форме welche(r) сема «неопределенность» нейтрализуется, доминирует значение количественности, место-имение служит обозначением части целого, элемента некоторой совокупности предметов и сближается с manche(r), einige, etwas, ср.: Ich weip, dass du Birnen magst, darum habe ich dir welche mitgebracht. Es gibt Menschen wie sie, ich kenne welche.
Литература
1. Шведова Н.Ю., Белоусова А.С. Система местоимений как исход смыслового строения языка и его смысловых категорий. М.: Ин-т рус. яз. РАН, 1995. 120 с.
2. Engel U. Deutsche Grammatik. Heidelberg: Groos, 1988. 888 S.
3. Polenz P. von. Deutsche Satzsemantik. Grundbegriffe des Zwischen-den-Zeilen-Lesens. 2. dur-chges. Aufl. Berlin: de Gruyter, 1988. 389 S.
4. Langenscheidts Gropwmrterbuch Deutsch als Fremdsprache / Hrsg. D. Grntz, G. Haensch,
H. Wellmann. Berlin; Munchen: Langenscheidt, 1993. 1182 S.
Semantic peculiarities of German indefinite pronouns
There is suggested the analysis of semantic peculiarities of German indefinite pronouns. Dexis words of substantive and adjective character are regarded. They point out the person or the object (in its wide meaning) or the feature according to its property to render various sides of uncertainty.
Key words: indefinite pronouns, dexis, semantic components « uncertainty », «singularity»,
«indifference», «object selection».
Л.Г.КАЗАРЯН
КОЛИЧЕСТВЕННОТОПОЛОГИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА НЕМЕЦКИХ БЕЗГЛАГОЛЬНЫХ ПОДЧИНЕННЫХ ПРЕДЛОЖЕНИЙ В ПОЭЗИИ XIX - XX ВВ.
Представлены закономерности структурной организации и функционирования безглагольных подчинённых предложений в немецкой поэзии, их объем и условия включения в сложноподчинённый комплекс.
Ключевые слова: топология предложения, безглагольность, длина предложения, сложноподчинённый комплекс.
Размер предложения (количественная характеристика) давно и успешно привлекался в практике лингвистических исследований для установления жанрово-стилистических и коммуникативно-прагмати-чеких потенций различных по размерам структурных типов предложений в самых разных дискурсивных образованиях, рас-
© Казарян Л.Г., 2009
сматривался в ряду явлений, исторически связанных с грамматическим строем языка. Являясь величиной непостоянной, длина предложения, степень его разветвлен -ности выступают эффективным средством фиксации сложнейших качественных процессов и преобразований, происходящих в синтаксическом строе немецкого языка.
Целью данной статьи является изучение количественных и топологических параметров безглагольныж подчиненных предложений как феноменов, отражающих специфику данного структурного типа.
Безглагольное подчиненное предложение представляет собой особым образом организованный предикативный центр, предназначенный для функционирования в качестве неотъемлемой части единой поли-предикативной структуры, грамматическое значение которой (модальность, время, залог и т. д.) выявляется на основе грамматических значений словоформ, остающихся в подчиненной части после опущения вспомогательных глаголов «haben» или «sein» и глагола-связки «sein», и грамматичеких проекций, возникающих между подчиненной и главной частями сложноподчиненного комплекса.
• «Dann liegen weib von Sturme n und von Jahren Die Wogen ruhig auf dem grunen Strand, Seefahrern gleich, die manche Fahrt gefahren Und kommen wieder in der Heimat Land»
(G. Heym).
• «Und als wir gingen von dem toten Hund,
Von dessen L'linen mild der Herr gesprochen, Entfuhrte er uns diesem Meeres-Sund
Den Berg empor, auf dem wir keuchend krochen»
(F. Werfel).
• «Die Sonne sinkt im Westen, ein Fanal,
Ein roter Brand der alles ubersonnt.
Ein Meer von Feuer flammt vom Horizont.
Die Totensteine gluhn, die sonst so fahl»
(G. Heym).
Очевидно (и это демонстрируют приведенные примеры), что текстопорождение и текстовосприятие безглагольных подчиненных структур как нестандартных, нетипичных базируются на возможностях человеческого мозга к сложным умственным и речевыым операциям. В основе большинства ментальных операций по декодированию безглагольных подчиненных предложений лежит способность структур мозга воспринимать объект как целое на основе его дискретных частей. В нашем случае данная способность реализуется в выстраивании голоморфной модели предикатив-
ного центра при отсутствии вербально выраженных компонентов.
С другой стороны, «безглагольность» как специфический, своего рода дополнительный признак «подчиненности», т. е. структурной и семантической зависимости подчиненной части от главной, превращает все сложноподчиненное предложение в прочно спаянное единство; само же безглагольное предложение, будучи составной и притом «ущербной» частью единого целого, опирается на другие его части и весь сложный комплекс, в котором заложены предпосылки и условия, компенсирующие структурно-семантические лакуны безглагольного подчиненного.
Анализ эмпирического материала показал, что к ним относятся количественные и топологические характеристики сложноподчиненного предложения в целом и безглагольного в отдельности. Важнейшим фактором, обусловливающим появление безглагольных подчиненных предложений, является его длина: чем длиннее и разветв-леннее цельное предложение, тем чаще его подчиненная часть является безглагольной.
В полной мере эта тенденция прослеживается в стихотворных текстах, хотя основным их художественным принципом являются краткость и сжатость, по выражению Ю.Н. Тынянова, «теснота стихотворного ряда». Сложноподчиненное предложение, включающее безглагольное подчиненное, в стихах, оставаясь «длинным», колеблется в своей длине по временным срезам от 22 слов в XIX в. до 20 - в XX в. Безглагольное подчиненное, входящее в состав длинного сложноподчиненного комплекса, оказывается одинаково «коротким» по всем временным срезам и равняется 6 словам.
Оговоримся, однако, что процессы, происходящие в обозначенном типе сложноподчиненного предложения, отражая его основополагающую структурную тенденцию, не носят абсолютного характера. Как показывает материал, количественные колебания в размере цельного и элементарного предложений могут быть значительными. На фоне общей, в целом сложившейся тенденции такие случаи могут свидетельствовать о действии целого ряда факторов, вызывающих определенные расхождения внутри жанра. В рамках «стихотворного» жанра к такому ряду может быть отнесена форма стиха - «рифмованная» или «свободная».
Так, стихи Й. Бехера, привлекаемые для анализа, написаны в форме сонета -
строго организованной, сжатой и сконцентрированной поэтической формы. Канонизированная рифмованная структура сонета гораздо легче реализуется в «кратких» предложениях. Отмеченные нами в стихах Бехера сложноподчиненные предложения, включающие афинитное подчиненное, оказываются, как правило, короткими. Длина всего цельного равна 16,7 слова, афинитное предложение равно 4,6 слова. «Короткими» являются и рифмованные по форме стихи-зонги Б. Брехта. Длина цельного предложения у него равна 17,6 слова.
Свободный стих с его ритмическим диапазоном, с его многообразным варьированием размера строфы и строки дает гораздо больше возможностей для использования длинных цельных предложений, включающих большое количество синтаксических параллелизмов и лексических повторов. Естественно, что синтаксические параллелизмы и повторы являются принадлежностью поэзии, которая пользуется строгими размерами, строфикой, рифмой. Но в свободном стихе роль таких средств становится неизмеримо большей. «По сути дела, - пишет В.Г. Адмони, - на них полностью перекладывается та функция, которую они лишь частично выполняют в несвободном стихе: они должны не сопровождать, а заменить размер, строфу и рифму как способы организации стихотворного произведения» [1: 269].
Приведем пример такого стихотворения, представляющего собой одно «сверх-длинное» цельное предложение, состоящее из 106 слов и обнаруживающее множество «безглагольных» форм, связывающих слова внутри строк и между строками и сами строки:
* * *
Der Flugelfruhling und die zerstreuten Federblater liegen unter dem schwarzen Ameisenschnee ihres Winters, der auch dies flache Bild auf dem Boden -vom Herbstrad des Autos schnell aus dem Stoff und der Farbe des Vorbilds gebildet -noch schmmlze: Wenn nicht da vom Rand der Strape aufgeworfene Blicknetz des Knaben es zmge hinein in den Teich .. der Augen, die jetzt noch blinzeln uber dem Schmatzen, dem Apfelkauen des Mundes: weit noch vom Traum und vom gewittrigen Sommer, der das Bild vom Grund, wo es lange bleibt, wenn es hin und her auf der FlAche geschaukelt, kunftig einmal von neuem deutlich und schwarz uberwimmelt heraufspullt
(Е. Arendt).
«Длинные» цельные предложения, аналогичные вышеприведенному, предстают не только суперпредикатными, но и модально-прагматическими суперструктурами, поскольку входящие в состав полипре-дикативной структуры компоненты могут характеризоваться разномодальностью. Су-перпредикатность отражает преимущественно номинативный аспект всего предложения-высказывания, т. к. охватывает главные смыслоразличительные компоненты, включая тема-рематическую прогрессию составляющих предикатных узлов. Модально-прагматические суперструктуры интегрируют когнитивный и прагматический компоненты обозначаемой сложной дено-татной ситуации; они объединяют «иллокуции» - прагматические предназначения всех входящих в них предложений и конструкций. Прагматические предназначения реализуются за счет выбора и сцепления тем, за счет лексического состава всего предложения, а также грамматического оформления всех составляющих сложноподчиненного комплекса, не в последнюю очередь за счет использования интересующих нас безглагольных структур.
«Сверхдлинные» предложения в стихах, конечно, явление довольно редкое. Основная масса цельных сложных предложений, включающих усеченные подчиненные, характеризуется как умеренно длинные. Размер, исчисляемый в словоформах, для характеристики цельного сложноподчиненного предложения как особого синтаксического образования, безусловно, важен. Однако, как нам кажется, этот параметр не всегда абсолютно показателен, поскольку применим в равной степени к любому другому типу цельного предложения. Так, устанавливая квалификационные характеристики предложения, т. е. определяя границы «коротких» и «длинных» предложений, все исследователи [1; 5; 3; 4] не учитывали типы и формы составляющих эти цельные элементарных предложений.
В количественной характеристике нашего типа очень существенным моментом является определение числа составляющих такое цельное элементарных безглагольных предложений. Обследование такого рода показало, что в стихах цельные предложения, включающие хотя бы одно безглагольное подчиненное, характеризуются легко обозримым построением и не слишком большим количеством элемен-
тарных предложений. Верхний предел в стихах - это три элементарных предложения, в то время как в прозе это шесть предложений.
Обобщая результаты «количественного» обследования, отмечаем, что в поэтической речи XIX - XX вв. безглагольные подчиненные предложения появляются, как правило, в составе длинных и развернутых по числу входящих в сложное цельное элементарных предложений. Весьма примечательно, что XX в., в особенности его вторая половина, отмечен в нашем материале особенно «многосоставными» предложениями. Такое наблюдение приобретает особое значение в связи с тем, что в германистике сложилось мнение о том, что цельное предложение подвержено упрощению, приводящему к экспансии простых структур и отказу от многозвенных цельных предложений, уходящих в сферу грамматико-строевых архаизмов. Представляется, что наши данные свидетельствуют о том, что в отношении рассматриваемого явления складывается четкая «однонаправленная» тенденция, имеющая прочные «внутриязыковые» основания: многозвенность и емкость рассматриваемого здесь типа сложноподчиненного предложения - это в первую очередь следствие того, что одно из звеньев этой структуры, его безглагольная часть, «грамматически невыразительна» и неоднозначна. Компенсировать недостаток грамматической информации могут другие, уже финитные элементарные подчиненные предложения «многозвенного» и «длинного» сложноподчиненного комплекса.
Таким образом, сама безглагольная структура создает условия и факторы для сохранения в арсенале языка разветвленных сложноподчиненных предложений. Они существуют наряду с более короткими цельными предложениями, часто уступают коротким по употребительности, однако никогда не исчезают совсем. Их особый статус и особое позиционирование в рамках цельного и элементарного предложений обеспечивают данному типу предложений дополнительные функции с соответствующими семантическими показателями.
«Топологическая» картина безглагольных предложений в стихотворных текстах достаточно однообразна: в стихах основной и подавляющей топологической фор-
мой является предложение с постпозитивным местоположением безглагольного подчиненного предложения к главному. Данный факт свидетельствует об абсолютном преобладании в синтаксисе стиха «однонаправленных» и в каком-то смысле «однотипных» структур. При постпозиции безглагольных предложений, непосредственно относящихся к главному предложению, восстановление опущенного глагола и связанного с этим того или иного значения всей подчиненной части оказывается «заданным», отталкивающимся от вполне определенной глагольной формы, которая предполагает возникновение в сознании читающего или слушающего некоторых ассоциативных представлений о возможных глагольных формах подчиненного предложения. В этом отношении композиционное построение, в котором безглагольное подчиненное предложение занимает постпозицию к главному, имеет определенные преимущества над предложениями с препозитивными и интерпозитивными безглагольными предложениями, в которых вначале появляется безглагольное сказуемое и лишь затем предложение с четко выраженной глагольной формой.
При такой композиции невольно возникает разрыв линейной цепочки высказывания, требующий от реципиента определенных дополнительных усилий при восприятии информации и заставляющий его дважды возвращаться к началу предложения. Стремление к большей ясности и однозначности, к предельной полноте даже при сокращении синтаксических структур предопределяет выбор «однонаправленных», постпозитивных афинитных предложений.
В целом, как видно из вышеизложенных результатов анализа, безглагольность сложноподчиненного предложения в стихотворной речи, базируясь на общеязыковых принципах и правилах элиминирования, реализует, однако, преимущественно те структурно-композиционные типы, которые не противоречат закономерностям данной речевой формы.
Литература
1. Адмони В.Г. Поэтика и действительность. М.: Сов. писатель, 1975. 309 с.
2. Адмони В.Г. Пути развития грамматического строя в немецком языке. М.: Высш. шк., 1973. 172 с.
3. Eggers H. Zur Syntax der deutschen Sprache der Gegenwart // Studium Generale. 1962. № 1. S. 49 - 59.
4. Erben J. Deutsche Grammatik. Ein Leitfa-den. Frankfurta. M.: Fischer Taschenbuch Verlag, 1968. 191 S.
5. Meier, H. Deutsch Sprachstatistik. Hilde-sheim, 1964. Bd. 1 - 2. 406 S.
Quantitative and topological characteristics of non-predicate subordinate sentences in German poetry of the XIX - XX centuries
There are discussed the patterns of Quantitative and topological characteristics of non-predicate subordinate sentences in German poetry, their amount and application in the compound complex.
Key words: sentence topology, non-predicate, sentence length, compound complex.
Н.А. АШИХМАНОВА (Волгоград)
СЕМАНТИКО- СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ РЕЛЯТИВИЗАЦИИ ЦЕННОСТЕЙ В ИНДИВИДУАЛЬНО-АВТОРСКОЙ КОНЦЕПТОСФЕРЕ ДЖОНА БАРТА
Рассматриваются способы оценочной трансформации базовых ценностей лингвокулътуры на примере семантико-стилистических особенностей идиостиля Джона Барта.
Ключевые слова: релятивизация, игра, истина, смертъ, смысл жизни.
В наиболее общем виде ценность может быть определена как «комплекс направленных от субъекта к объективной реальности волевых, эмоциональных, интеллектуальных переживаний, воплощающих в себе наиболее значимые целе- и смыслосодержащие притязания и устремления» [1: 12]. В лингвистическом плане ценности как высшие ориентиры, определяющие поведение людей и составляющие ценностную картину мира как часть языковой картины мира, могут быть описаны в виде культурных концептов - «мно-
гомерных культурно значимых социопси-хических образований в коллективном сознании, опредмеченных в той или иной языковой форме» [3].
Категория «ценность» используется в решении «проблемы смысла жизни, смысла, нередко трактуемого как ценность» [7: 70]. Ценность жизни «становится более полной через переживание и осмысление смерти... Смерть выступает не столько ценностной альтернативой жизни, сколько важнейшим условием исключительно высокого ее оценивания и понимания» [1: 149].
Предметом «цинической провокации» со стороны главного героя в произведении Джона Барта “The Floating Opera” становится сама жизнь, самоценность которой он ставит под сомнение, спекулируя при этом своим здоровьем, отношениями с любимой женщиной: “... Absolutely nothing has intrinsic value... All my life I’d been deciding that specific things like money, honesty, strength, love, information, wisdom, even life, are not valuable in themselves, but only with reference to certain ends... and suddenly the total realization was effected - nothing is intrinsically valuable...” [9: 92]. Разрешение протагонистом романа «гамлетовского» вопроса происходит исключительно в гротескно-пародийном ключе: “Everything... is significant, and nothing is finally important” (Там же: 5).
Труд по написанию «Inquiry», занимающий свободное время героя, перевешивает чашу весов, на противоположной стороне которых оказываются бесчисленные треволнения, связанные с «заигрыванием» со смертью через попытку «suicide» (“Don’t think I’m an indiscriminating promoter of suicides...” (Там же: 93)) и низводящие самоценность жизни, как и само решение о самоубийстве, до уровня тривиального. Речь героя, изобилующая лексикой «последних позиций в мире» (“... Since my slight involvement in the world would be terminated that very day” (Там же: 41), “... that fact gave an element of inconsistency to my last day on earth, which I decided to live routinely” (Там же: 68), “... after I’d announced that this day was a momentous one” (Там же: 11)), создает атмосферу напряженности, столь характерную для эмотивного пространства «черного юмора».
Трансформация ценностей в дискурсе постмодерна происходит в направлении
© Ашихманова Н.А., 2009
