CC BY
87
СИНТАКСИС ВЫСКАзЫВАНИя:
предложение < > текст < > художественный
ТЕКСТ
I Л.Г. Казарян
328
Аннотация. В статье подчеркивается роль предложения как основной единицы «синтаксиса высказывания». Имманентные свойства предложения - смысловая и структурная завершенность - оказываются внутриязыковой базой «предложенчес-кого высказывания» и обеспечивают надежность более крупных речевых высказываний, различных дискурсивно-текстовых образований. В художественных текстах значимыми являются все языковые единицы, но особой весомостью отмечены предложения. Различия в структуре предложений, способы их сопряжения друг с другом влияют на «конструкцию» текста и внутренний смысл текста как единого целого.
Ключевые слова: синтаксис высказывания, текст, безглагольность, номина-тивность.
Summary. The article emphasizes the role of the proposal as the basic unit «syntax statements». Intrinsic properties of the proposal - meaning and structural completeness -appear to be an intra-language base for the «sentence comments» and ensure the reliability of the larger speech-texts of various discursive formations. In the belle-lettres texts all linguistic units are meaningful, but particularly the weight of them is observed in the sentences. Differences in the structure of the sentences, the way they interface with each other influence the «construction» of text and the internal meaning of the text as a whole.
Keywords: syntax of speech, text, "lack of verbs" phenomenon, nominative character.
Традиционное понимание синтаксиса как «учения о предложении» на протяжении всей истории, с момента зарождения синтаксической теории и по сегодняшний день, подвергалось стратификации, постоянно конкретизировалось, уточнялось и дополнялось. Суть нового понимания определяется смещением в дефиниции «предложения». Так, Ю.С. Степанов отмечает: «Термин «предложение», уже в 30-е годы разделившийся на два термина: 1) «предложение», англ. sentence, франц. proposition и 2) «высказывание», англ. utterance, франц. phrase,
Преподаватель XX]_
1ЕК
enonce — испытал дальнейшее расщепление: вместо нерасчленённого «высказывания», франц. enonce, теперь имеется enonce в значении «высказывание как результат речевого акта, текст высказывания», и enoncement и enunciation в значении «акт высказывания, высказывание как речевое действо». Именно в этом новом аспекте «синтаксиса высказывания» или, еще точнее, «синтаксиса акта высказывания» синтаксис и выдвинулся на центральное место» [ 1, 33].
К аналогичной идее о центральной роли синтаксиса высказывания
- 1 / 2009
пришли лингвисты самых разных направлений в лингвистических исследованиях чрезвычайно широкого спектра. Новое восприятие «предложения» по сути определило также выделение в синтаксисе дополнительной синтаксической единицы — текста — и стимулировало развитие особых научных направлений: лингвистики текста и прагматики, «возникших из стремления найти оптимальный способ описания ситуации неоднозначной в отношениях между формой и содержанием в синтаксисе, выражающейся в возможности одинакового прочтения разных предложений и существовании вполне совпадающих высказываний, допускающих разную семантическую интерпретацию» [2, 3].
Синтаксис высказывания, анализируемый в конкретной ситуации, имплицитно содержит в себе признаки «антропоцентризма», т.к. говорящий способен в процессе применения языка, его языковых единиц, «присваивать» себе его особые черты, делая их «аутореференциальны-ми». Предложение, таким образом, выступает и как система, основные референциальные точки которой непосредственно соотнесены с говорящим индивидом, по определению Э. Бенвениста, «с человеком в языке» [3]. Антропоцентрический принцип выдвигается в лингвистике 90-х годов прошлого века на передний план и становится предметом исследования как в концепциях, основанных на «центральной роли синтаксиса», так и в концепциях семиотического устройства языка, где обосновывается господствующая роль системы указателей «я — здесь — сейчас» и роль антропоцентрической метафоры. При этом антропоцентрический принцип
находит различные индивидуальные формулировки, которые могут быть сведены в самом общем виде к выводу, сделанному еще Л.В. Щербой, о том, что логически строго определенные понятия «не являются какими-либо факторами в процессе речевого общения» [4, 100].
Имеющая давнюю историю связь лингвистики и логики переживала спады и подъемы, однако, всегда первоосновой этой связи было понимание языка «как формы», вследствие чего и лингвистов, и логиков, в первую очередь, занимал вопрос о формах языка и формах мышления, а вопрос о содержании ставился в зависимость от решения вопроса о формах и методах описания этих форм. Постепенно центр тяжести сместился в сторону «содержания». По-новому встала проблема соотношения языковых форм и логической семантики. Если сформулировать эту проблему в более масштабном смысле, то на поверхности окажется тема: язык и логика, язык и мышление. В рамках этой темы рассматриваются общие категории: фун- дпд кция высказывания (номинативная, ассертивная, перформативная), строение высказывания и предложения, денотация и референция, типы языковых знаков по отношению к денота-ции и референции и т.д.
В лингвистике пристальный интерес к значению языковых единиц (языковых знаков) обусловлен резким поворотом от исследований, ориентирующихся на рассмотрение системных отношений в языке, к исследованиям, ориентирующимся на теорию деятельности. Акцентирование деятельностного характера языковой коммуникации и тем самым генетическое и функциональное связы-
!ЕК
330
вание языка и деятельности привело в семантических исследованиях к тому, что «значение» получает расширенное толкование и рассматривается не только в качестве «заменителя» денотата, но в качестве элемента семантической системы, внутренняя структура которого связана с его отношением к другим элементам этой структуры.
«Значение как психологический феномен не есть вещь, но процесс, не система или совокупность вещей, но динамическая иерархия процессов» [5, 60]. Процессуальный характер значения языкового знака определяет тот факт, что объектом лингвистических исследований, в первую очередь, становится «субъективное содержание знакового образца», или, вернее сказать, различных операций над ним, то есть его коммуникативный инвариант. Так, функцией языкового знака — слова — является организация и упорядочивание знаний о мире, слово является носителем понятия. Функция слова модифицируется при вхождении его в предложение, становящимся источником значения (значений) слова. Само предложение, представляя собой также языковой знак, может рассматриваться как отражение в языке некоторой объективной ситуации, преломлённой через ментальный образ. Предложение несет определенный «концепт ситуации». Последующее языковое кодирование его учитывает многослойные наслоения прагматического характера, обусловленного целевыми установками говорящего.
При декодировании предложения слушающий / адресат воспринимает некоторую реальность, преломленную говорящим / адресантом в виде уже
Преподаватель XXI
не целого куска, а как совокупность отдельных слов и соответственно их сигнификатов, что неизбежно в силу линейного характера речи. И здесь более важным оказывается адекватно соединить прочтение отдельных слов и прочтение целого предложения. Во многом успех данной операции может быть обусловлен четкой организацией выбора и оформления одного из компонентов значения в качестве главенствующего по отношению к определенным языковым знакам и речевым ситуациям.
При порождении высказывания «на долю синтаксического блока приходятся различные трансформации (соединение ряда конфигураций, опущение тех или иных конституентов и так далее). Решающее значение принадлежит трансформации линеаризации, служащей целям квантования передаваемой информации внутри предложения как носителя информационных квантов» [6, 19-20].
Предложение, таким образом, аккумулирует в себе сложные, многоаспектные характеристики как формального плана, так и содержательного, в основе которых лежит суждение о предметах и явлениях действительности. Отнесенность к действительности выступает важнейшим признаком предложения, превращающим, по выражению Риса, «мертвые слова в живую речь» [7, 74], а само предложение в высказывание.
Предложение признается высказыванием не только в работах, где предложение является центральным объектом исследования, но также и в трудах, посвященных «лингвистике речи» и «лингвистике текста». Так, Н.А. Слюсарева пишет: «Предложение и высказывание являются соотно-
- 1 / 2009
сительными понятиями, точнее, двумя сторонами одного объекта, который, будучи рассмотренным «снизу» от иерархии нижних уровней, выступает как предложение, а рассмотренный со стороны речи — как высказывание» [8, 33]. Имманентные свойства предложения — смысловая законченность, структурная завершенность, опирающаяся на прочную предикативную связь, оказываются внутриязыковой базой «предложенческого» высказывания и обеспечивают надежность любых более крупных речевых высказываний, различных дискурсив-но-текстовых образований.
Способность предложения внеситуативно соотноситься с реалиями действительности, на наш взгляд, лишь расширяет возможности предложения как языковой единицы; с одной стороны, предложение само может равняться минитексту, с другой стороны, предложение (его основная функция) является базовой единицей текста, в котором все предложения актуализированы. В текстах мы имеем дело не с виртуальными, гипотетическими синтаксическими конструкциями, а с названиями конкретных предметов и реальными высказываниями или частями высказываний о конкретных фактах и ситуациях через соотнесенность предикативного отношения каждого конкретного предложения с ситуацией в локальном, темпоральном, причинно-следственном и прочих планах.
Художественный текст основан на вымысле и передает мысли автора о действительности с помощью художественных образов через вымышленные ситуации, в которых живут и действуют вымышленные персонажи. Таким образом, он предлагает особую
форму соотнесенности с действительностью, особый способ отражения ситуации, поскольку она реализуется в художественном мире, созданном силою воображения писателя, и соединяет в себе вымысел и действительность. Сопряжение в рамках художественного текста вымысла и действительности никоим образом не сказывается на восприятии текста, по крайней мере, его «содержательной» стороны, слушателем, читателем, поскольку взаимопонимание между ним и автором строится на определенном фонде общих знаний, позволяющим идентифицировать предметы и факты, о которых идет речь в «сюжетной» канве текста. Гораздо сложнее обстоит дело с постижением «смысла» художественного текста.
«Смысл» — это то, ради чего создается художественное произведение, то, что хочет сказать автор, повествуя о неких событиях в своем произведении. Смысл, как его понимает А.Н. Леонтьев, — «...это отражение фрагмента действительности в сознании через призму того места, которое этот фрагмент действительности занимает в деятельности данного субъекта..., т.е. ...помимо «объективных» особенностей структуры деятельности, зависящих от предметно-ситуативной детерминации этой деятельности, в ее структуре есть и «субъективные» особенности, детерминированные психологической спецификой самой этой деятельности» [9, 217].
В художественном тексте реализуются не только смысловые, но и структурные потенции всей грамматической системы и, в особенности, грамматической системы построения. Художественный текст, существуя, по определению В.Г. Адмони, «как куль-
331
!ЕК
минация смысловой стихии языка», актуализирует все аспекты структурного выявления этой стихии: многомерность и динамичность. «Многомерность» речевой цепи — понятие, в каком-то смысле противопоставленное традиционно принятому в языкознании термину «линейности». Однако оба термина в отношении характеристики речевой цепи имеют право на существование и не исключают один другого. «Линейность» речевой цепи — это, условно говоря, внешняя характеристика, проявляющаяся в сцеплении компонентов этой цепи. Под «многомерностью» речевой цепи понимается многоаспектная, усложненная характеристика компонентов линейного ряда, включающая в себя смысловые, функциональные, структурные линии в их пересечениях, наложениях, взаимодействиях. Такое «многомерное» построение В.Г. Адмони назвал сначала «партитурным», позднее — «батиз-матическим» [10, 204-205]. Батизма-тичекое строение художественной речевой цепи усложняется многократно 332 за счет создания различных созначе-ний в отдельных отрезках художественной речевой цепи.
Понятия «динамичность», «динамизм» в литературоведении, текстове-дении реализуются, по убеждению Ю.Н. Тынянова, «1) в понятии конструктивного принципа. Не все факторы слова равноценны; динамическая форма образуется не их соединением, не их слиянием, а их взаимодействием и, стало быть, выдвиганием одной группы факторов за счет другой. При этом выдвинутый фактор деформирует подчиненные; 2) ощущение формы при этом есть всегда ощущение протекания (а стало быть, изменения, соотношения подчиняющего конструктив-
Преподаватель XXI
ного фактора с факторами подчиненными)» [11, 28].
Динамичными в художественном тексте являются все языковые единицы, но подчеркнутой весомостью, конечно же, отмечены в тексте предложения, поскольку из сопряженности предложений друг с другом, из взаимного притяжения или отталкивания (имеется в виду выбор средств связи между предложениями и единствами большими, чем предложение, сцеп-ленность однотипных или разноряд-ных структур и т.д.) рождается «конструкция» текста и его «внутренний» смысл как единого целого. Так, различия в построении предложений обусловливают своеобразие их телеологических характеристик (дискурсов), в которых сами анализируемые единицы способны приращивать семантические признаки исходной модели и тем самым увеличивать смысловой объем целого — текста.
Выступая в тексте изначально как «синтактико-стилистические» фигуры, безглагольные предложения способны в одной из своих разнообразных форм выполнять функцию «аранжировщика» текста или его частей. Особые синтаксические позиции тех или иных типов элиминированных предложений в различных видах текста, селекция этих позиций определяется информационной структурой текста. Так, безглагольные номинативные односоставные предложения, как было установлено, появляются в начале описательных и повествовательных фрагментов нарративных текстов, а в стихотворных текстах образуют тематический «зачин» всего произведения. Например:
1. «Berlin. Ein Hotelzimmer im fünften Stock, beleuchtet von einer
- 1 / 2009
Lichtreklame vom Nebendach. Dazwischen ein abgrundtief aufgerissener Hinterhof, in den die Wäschestücke baumeln und der Müll in kleinen Teilen hinabfliegt. Angeschnittene Häuser mit verdeckten Mauern. Auf den niedrigsten Dächern, drei Stockwerke unter mir, zerfetzte Stoffpuppen, Handtücher, Flaschen, Papiere, Schuhe» (R. Willemsen).
2. Nacht. Oh du in Tiefe gelöstes
Gesicht an meinem Gesicht.
Du, meines staunenden Anschauns
grösstes
Übergewicht.
Безглагольное предложение, т.е. предложения (как простые, так и сложноподчиненные), в которых опущена финитная форма глагола, представляют собой структуры, отличающиеся уже с чисто внешней стороны от подавляющей массы предложений, полноценных в структурном отношении. Они обладают ярко выраженной силой, своеобразным динамизмом. Например:
1. «Die Besessenheit. Der Rauch. Die flammende Hüfte. Die krummen Schenkel» (S. Lenz).
2. Als das Schild seine Wirkung getan und niemand ihn mehr belästigte, hatte er es wieder entfernt (Th. Mann).
Заключенный в структуре таких предложений дополнительный в сравнении с обычными «нормальными» структурами предложений потенциал чрезвычайно важен для функционирования этих синтаксических образований в различного рода текстах, в частности, художественном тексте, в двух его разновидностях — прозаическом и стихотворном.
Функция «зачина» — это одна из основных текстовых функций экзистенциальных предложений в целом:
как односоставных безглагольных, так и двусоставных глагольных. При этом односоставные безглагольные номинативные предложения противопоставлены двусоставным экзистенциальным предложениям, в первую очередь, по характеру темпорального значения. В силу отсутствия временной глагольной формы односоставное номинативное предложение выступает не как «вневременная» конструкция, а как синтаксическая единица с обобщенным или неопределенным временным значением, например:
«Krieg und Kriegesgeschrei, Einquartierung und Geschäftigkeit. Preussische Offiziere bewegen sich in der parkettierten Zimmerflucht der Bel-Etage von Senator Buddenbrooks neuem Hause, küssen der Hausdame die Hände ... (Th. Mann).
Временное значение «настоящего», присущее безглагольному бытийному предложению, стоящему в начале главы или абзаца, получает однозначное и определенное выражение в формах презенса целого ряда глаголов. Безглагольное номинативное предложение, открывая ряд следующих за ним глагольных предложений, оказывается средством, обеспечивающим когерентность текстового фрагмента в том числе и через «грамматическое» (темпоральное) значение.
Если односоставное номинативное предложение занимает не начальную позицию в микротексте, а интер-или постпозиции, то временной план безглагольного предложения корректируется окружающими его глагольными, находящимися перед или после безглагольного предложения, например:
«...Kurtchen springt auf Joswig zu, er reißt das Messer hoch, ich bin mit
333
SEK
zwei Sätzen bei ihm, nein, ich bleib am Fenster stehen und nehme mir vor, Jos-wig zu helfen, falls er unterliegen sollte, mit zwei Sätzen könnte ich bei ihm sein. Kein Aufschrei, kein Stöhnen. Die erzwungene Lautlosigkeit, mit der Kurtchen angreift, Joswig abwehrt» (S. Lenz).
«Эксклюзивное настоящее», отмечаемое у приведенных односоставных номинативных предложений, не противоречит общей временной линии всего микротекста, так как представленное в нем действие совершается в настоящем.
Безглагольные номинативные предложения, появляющиеся в начале, зачине стиха, ориентированы на называние, обозначение темы. Однако встречаются случаи, в которых эти номинативные структуры являются «фоном» или одной из деталей, формирующих тему стиха. Так, нередко безглагольные предложения в форме номинативного существительного, обозначая предметно представленное «временное» понятие, совмещают в 334 себе оба этих категориальных значения: во-первых, присущее предложению-существительному в именительном падеже значение «называния». При этом понятие воспринимается в каком-то смысле собирательным образом, обладающим соответствующими характеристиками, сформировавшимися в процессе бытия. Во-вторых, существительное, репрезентирующее «бытийное» предложение, реализует также и заключенные в таких существительных семы с темпоральным значением. Например:
«Frühling. Der Kaiser ist von Elba zurück» (R. Schikele).
«Ein Maiabend. — Und der Himmel flittert vor lauter Lichte» (Rilke).
Преподаватель XXI
«Abendläuten. Aus den Bergen hallt es wieder neu zurück in immer mattern Tönen» (Rilke).
Темпоральное значение в названных номинативных предложениях выдвигается явно на первый план, поскольку оно связывает безглагольное предложение с последующим глагольным и без первого предложения, играющего роль «временного» указателя, действие второго предложения было бы не до конца понятно или закончено.
Мощным средством текстовой аранжировки выступают безглагольные подчиненные предложения, «цементирующие» за счет элиминации финитного глагола сложноподчиненные комплексы как «прочно спаянные» образования. Например:
Als Holk um Urlaub gebeten, hatte nur das für ihn festgestanden, daß etwas geschehen müsse (Fontane).
Функционируя в составе цельного предложения в качестве особым образом организованного центра, оно в гораздо большей степени, чем глагольное подчиненное предложение, цементирует цельность, монолитность сложноподчиненного предложения в структурно-грамматическом и смысловом планах. Существуя в письменном языке параллельно с «полными», безглагольные подчиненные предложения как синтаксические синонимы «глагольных» подчиненных предложений появляются в определенных участках языка, в определенных текстовых фрагментах под воздействием целого ряда факторов, под влиянием особым образом сложившихся экстра- и интралингвисти-ческих условий. К числу таких факторов мы относим в какой-то мере условно разделяемые две группы факторов:
- 1 / 2009
структурно-композиционные и текс-тово-прагматические. К структурно-композиционным факторам относятся способы организации внешней структуры как безглагольного подчиненного, так и всего сложного целого предложения и проявляющиеся в 1) «объеме» или «размере» предложения — количественной характеристике и 2) топологической характеристике — местоположении безглагольного подчиненного по отношению к главному предложению и в цельном предложении.
Текстово-прагматические факторы — это специфические речевые ситуации и стили, особые смысловые и стилевые задания, способствующие появлению этой конструкции. Анализ данного типа предложений показал, что безглагольное подчиненное предложение, как правило, появляется в длинных сложноподчиненных комплексах и что длина, объем, являются одним из факторов, которые провоцируют или стимулируют усечение подчиненного с тем, чтобы длинное предложение стало короче.
К числу факторов, способствующих появлению в составе длинных цельных сложноподчиненных предложений афинитных предложений, может быть отнесена и его «топологическая» характеристика. По отношению к господствующему предложению афинитное подчиненное может занимать препозицию, интер- и постпозиции. Препозитивное афинитное предложение издавна считалось тем композиционным типом, который уже своим местоположением создает некоторые предпосылки для опущения в нем финитного глагола, так как в сложноподчиненном комплексе с препозитивным афинитным часто возни-
кает стык спрягаемых частей подчиненного и господствующего предложений. В некоторых случаях эти части являются одинаковыми, стоящими в одной и той же форме. Например: Als Holk um Urlaub gebeten, hatte nur das für ihn festgestanden, daß etwas geschehen müsse (Fontane).
Тенденция к использованию безглагольных подчиненных предложений преимущественно в обширных сложноподчиненных комплексах при построении самого подчиненного как «короткого» свидетельствует о том, что данный тип предложения может рассматриваться как синтаксическое средство экономного и рационального устройства сложных комплексов, поскольку элиминированию подвергаются десемантизированные, явно определенные, а значит, в какой-то мере избыточные финитные глаголы.
Элиминирование финитных глаголов и, как следствие, ускорение, укорачивание, а также разрыв линейной цепочки в структуре предложения создают предпосылки для использования их для решения самых разнооб- 335 разных художественных установок: создание динамичного, напряженного авторского повествования, достижение повышенного эмоционального фона в обрисовке героев и представляемых событий.
Итак, текст, будучи категорией более емкой, чем слово, словосочетание или предложение, однако не существующий без этих традиционных синтаксических единиц, образует собой реальное речевое пространство, в котором эти единицы получают новое и более полное осмысление, предстают в новом свете как текстовые категории. Отсюда следует, что анализ единиц самых разных уровней и, в первую
SEK
очередь, предложений как базовой составляющей текста, может считаться в какой-то мере неполным, незавершенным, если исследование ограничено рамками функционально-динамической системы фразового единства, не имеет выхода в «текст» и не рассматривается под углом зрения «текстовой» проблематики.
Анализ способов и особенностей функционирования элиминированных предложений в современном немецком языке показал, что подход к тексту «снизу», от конкретной языковой единицы, приводит к уточнению не только системных свойств названных единиц — синтаксических, семантических, прагматических — но, в равной мере, и свойств текста, в формировании которого участвуют безглагольные предложения.
яние и перспективы развития. Ч. 1. — Тамбов: Изд-во ТГУ, 1998.
7. Ries Y. Was ist ein Satz? / Y. Ries. — Prag, 1931.
8. Слюсарева Н.А. Аспекты общей и частной лингвистической теории текста / Н.А. Слюсарева. — М.: Наука, 1982.
9. Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики / А.Н. Леонтьев. — М., 1965.
10. Адмони В.Г. Грамматический строй как система построения и общая теория грамматики / В.Г. Адмони. — Л.: Наука, 1988.
11. Тынянов Ю.Н. Проблемы стихотворного языка. Статьи / Ю.Н. Тынянов. — М.: Советский писатель, 1965. Щ
ЛИТЕРАТУРА
1.
Степанов Ю.С. Методы и принципы современной лингвистики / Ю.С. Степанов. — М.: Наука, 1975.
2. Арутюнова Н.Д. Глубинные структуры и неоднозначность предложения /
33В Н.Д. Арутюнова // Тезисы научной конференции «Глубинные и поверхностные структуры в языке» 20-21 декабря 1972». — М.: Изд-во МГПИИЯ им. М. Тореза, Институт языкознания АН СССР. — М., 1972.
3. Бенвенист Э. Общая лингвистика / Э. Бенвенист. — М.: Прогресс, 1974.
4. Щерба Л.В. Опыт общей теории лексикографии / Л.В. Щерба // Известия АН СССР, ОЛЯ. — 1940. — № 3.
5. Леонтьев А.А. Психолингвистический аспект языкового значения / А.А. Леонтьев // Принципы и методы семантических исследований. — М., 1976.
6. Сусов И.П. Интеграционный этап в развитии лингвистической теории и сущность вклада когнитивной лингвистики / И.П. Сусов // Когнитивная лингвистика: Современное состо-
Преподаватель XXI_
вЕК
1 / 2009
