КАЗАНСКИЙ "ДРАКОН": ПРОИСХОЖДЕНИЕ, МОРФОЛОГИЧЕСКИЕ И ФУНКЦИОНАЛЬНО-СМЫСЛОВЫЕ МЕТАМОРФОЗЫ Текст научной статьи по специальности «История и археология»

С.Ф. Фаизов

Казанский «дракон»: происхождение, морфологические и функционально-смысловые метаморфозы

Биография «дракона», занявшего в декабре 2004 г. ключевое место в гербе г. Казани, начинается, по известным сегодня источникам и исследованиям, в Х-ХШ вв. н.э. с изображения на бронзовой бляхе, найденной на территории г. Булгара (рис. 1). В научной литературе зооморфное и отчасти фитоморфное существо с бляхи впервые было представлено в качестве предка казанского «дракона» ХУ1-Х1Х вв. Ф.Х. Валее-вым в 1975 г. в его монографии «Древнее и средневековое искусство Среднего Поволжья» [Вале-ев, 1975, с. 90, 101], но двумя годами ранее Ф.Х. Валеев и М.Ахметзянов репрезентовали будущего «дракона» в научно-популярной статье «Герб Казанского ханства» на страницах журнала «Идел» [Вэлиев, Эхмэтж;анов, 1973, с. 90-91] (основные соображения, изложенные в статье и монографии, совпадают)1. Ф.Х. Валеев и М.Ах-

1 Позднее основные характеристики существа с бляхи были повторены в издании: Валеев Ф.Х., Валеева Г.Ф. Древнее искусство Татарстана. Казань, 2002). Происхождение псевдодракона казанского герба рассматривается здесь в дискурсе оппозиции изображения дракону икон сюжетной линии «Чудо св. Георгия о змее». Отмечу характерный методологический тезис авторов: «Имеющиеся в изображении герба отличия в деталях несущественны и объясняются, очевидно, тем, что художники при составлении герба старались передать не столько детали образа «бусурманского» дракона, сколько его общий облик». В 1983 г. свою точку зрения на булгарского псевдодракона в кн. «Искусство волжских булгар (X - начало XIII вв.)» репре-зентовала Д.К. Валеева - вне геральдического и историографического кон-

Рис. 1. Булгарский псевдодракон. Бронза. ХШ-Х1У вв.

метзянов решительно размежевались тогда с позицией М.Г. Худякова, полагавшего, что казанского «дракона», известного Худякову только по памятникам русской геральдики, придумали в Москве, а образцом его изобразительного решения послужили драконы русской средневековой иконописи из сюжетной линии «Чудо св. Георгия о змие» [Худяков, 1991, с. 187]2. Несходство дракона с царских и воеводских печатей со «змием», поражаемым св. Георгием, и, напротив, очевидное, по мнению авторов, сходство драконов с печатей с зооморфным существом булгарского происхождения - основной довод авторов в пользу происхождения гербового знака «Казанского царства» русской геральдики от аналогичного по изобразительному решению гербового знака Казанского ханства, а последнего - от зооморфного существа, служившего, по твердому предположению авторов, гербом Волжской Булгарии. Дополнительный аргумент в пользу своей версии авторы видели в изображениях дракона на золотоордынских монетах. Дальний, но все же основной прототип существа с булгарской бляхи, по мнению Ф.Х.Валеева, - драконы восточноазиатского искусства конца I тыс. до н.э. и начала н.э., прошедшие «через фильтр местных народных представлений» и в первую очередь через представления, связанные с культом собаки, оставившим свой отпечаток на многих памятниках булгарского декоративно-прикладного искусства.

Авторы блестящей по своей оригинальности и познавательному потенциалу версии булгаро-казанского происхождения «дракона» «Казанского царства» Ф.Х. Валеев и М.Ахметзянов (позже и Г.Ф. Ва-леева-Сулейманова) все же допустили в своем описании булгарского знака одну немаловажную оплошность: рога полиморфного сущест-

текста. Одна из последних публикаций, в которых поднимается тема «дракона» с булгарской бляхи, - статья И. Измайлова [Измайлов, 2009]. Значительная часть публикаций предшественников им учтена, но многие важные положения статьи не подкреплены отсылками к источникам, визуальным анализом и характеристиками артефактов и изображений. Дракона с Булгарского городища (и его неполного аналога из Биляра) Измайлов относит к ордынской (внебулгарской) торевтике, вероятность существования подобных изображений в геральдике Волжской Булгарии им оценивается негативно.

2 Соображения М.Г. Худякова о происхождении казанского «дракона» были повторены уже в наше время Н.Г. Ханзафаровым - без учета литературы, накопленной после выхода в свет книги М.Г. Худякова [Ханзафаров, 2001, с. 64-71].

ва с головой собаки, птичьим корпусом и лапами, змеиным хвостом они классифицировали как сайгачьи. (Рога оленьи, у сайгаков они не ветвятся.) Именно оленьи рога характерны для большинства китайских драконов, на которых Ф.Х. Валеев и М.Ахметзянов спроецировали сайгачьи рога. Н.Н. Соболев, на мнение которого ссылается Ф.Х. Валеев по поводу сайгачьих рогов как специфического признака китайского дракона, упоминает на цитируемой Ф.Х. Валеевым странице своей монографии-справочника именно оленьи рога как специфический признак и атрибут китайского дракона конца I тыс. до н.э. и всего I тыс. н.э. [Соболев, 1934, с. 175]. Соответственно, в отдаленной иконографической связи с булгарским псевдодраконом находится драконоподобное существо на образце китайской ткани 11-1 вв. до н.э., представленном Н.Н. Соболевым (рис. 103) и обладающее оленьими рогами в форме нескольких завитушек на горизонтальном стволе. Но в гораздо более близком соседстве или родстве с булгарским псевдодраконом находятся крылатые собаки с рогами со второго образца китайской ткани, представленном Н.Н. Соболевым (рис. 102). Их рога (в профильном изображении на ткани -один рог), действительно могут быть восприняты как сайгачьи3.

3 Свои издержки в характеристике булгарского композита имеются и у Д.К. Валеевой, посчитавшей, в частности, что хвост псевдодракона образуют несколько змей (С.41), хотя в области хвоста не видно голов змей, а фрагментарность хвоста - ни что иное, как следствие и признак неудачной отливки изделия. И именно дефектность изделия - лучшее доказательство его булгарского происхождения (Ф.Х. Валеев и М.Ахметзянов проводили мысль об автохтонности происхождения бляхи через описание его стилистических особенностей). Предположение Д.К. Валеевой, что язык собаки представляет собой раздвоенное жало, пожалуй, лишено коррелятивной связи с изображением (равно и номинирование этого форманта как «мясистого языка», высунувшегося из пасти, Ф.Х. Валеевым и М.Ахметзяновым). Язык собаки допустимо «прочитывать» как фитоморфный формант «два изогнутых листика, завершающих стебель», характерный для множества зоо-фитоморфных изображений средневекового декоративно-прикладного искусства. Более чем вероятна трансформация этого форманта в мотив v-образного венчика, изображающего пасть/клюв булгарско-казанских змей и собак на русских печатях первой половины XVI в. (см. об этом мотиве в тексте статьи - по поводу казанских символов на печати Ивана Грозного и печатях времени Василия III). Невнятность пластики изделия в области морды композита и в конце его хвоста, по мнению автора этих строк, также следствие неудачной отливки.

Еще более близкие родственники булгарского псевдодракона жили в одно и тоже время с ним и гораздо ближе, чем в Китае: в Х11 в. две крылатые собаки с длинными змеевидными хвостами, переходящими в ременной орнамент, на древнерусском ритуальном браслете Х11 в. из Тереховского клада, [Рыбаков, 1971, илл. 45; Макарова, 1986, рис. 35, № 212] (рис. 2), крылатая и без крыльев собаки на древнерусских же серебряных наручах [Смирницкая, 1982, с. 135, рис. 8 д; с. 136, рис. 9 е; Макарова, 1986, рис. 33, 34, № 211].

Рис. 2. Серебряный браслет с изображением крылатых собак и птиц.

Из Тереховского клада. Русь. Х11 в.

Уши древнерусских композитов с браслета вытянуты наподобие рогов (и могут быть восприняты как раскрытые птичьи клювы), рисунок их крыльев, особенно у левой собаки, находится в большом сходстве с рисунком крыльев булгарского композита, в близкой пластике исполнены туловища левой собаки и ее булгарского аналога. Морфологическая и стилистическая родственность крылатых собак с браслета с булгарской на бляхе указывают на существование взаимовлияний в булгарской и древнерусской торевтиках, что отмечалось по другому поводу [Макарова, 1986, с. 78] а присутствие восточнославянских собак на ритуальном браслете (Х11 в.) и серебряных наручах (символах престижа), собачьей головы у одного из змеев «черниговской гривны» (конец Х1 в.), собаковидные подвески Западной Руси (Х1-Х11 вв.) и другие изделия с изображением собаки периода Киевской Руси заставляет думать, что в дохристианскую эпоху у славян собака пользовалась большим почтением - равно, как у булгар, - и что память об этом сохранялась в христианскую эпоху [Рыбаков, 1971, илл. 45, 124, 128, 129, 155, 156; Силаев, 2002, с. 82, рис. 29]. В конце ХУ в. или в ХУ1 в. собако-головый дракон появляется среди рельефов столпа Грановитой

палаты - вместе с драконами, имевшими птичью (верхний ряд) и китайского дракона (нижний ряд) головы [Звездина, 2000, с. 79, 85]4.

Прибл.: раннее средневековье.

В очевидном иконографическом родстве с булгарским псевдодраконом находится и западноевропейский собакоголовый олень («лань» с рогами) льежского подсвечника XII в. (Нидерланды) [Даркевич, 1972, илл. на с. 108]; какие-то еще не ясные сегодня мифологические или геральдические, когнитивные или трансфертные импульсы заставляли мастеров торевтики, находящихся на противоположных концах Европы, соединять в одно оленя и собаку - в одно и то же время.

Несмотря на ошибочность трансполяции рогов классических китайских драконов на изображение булгарского псевдодракона с головой собаки, предположение Ф.Х.Валеева и М.Ахметзянова о китайском влиянии на искусство предков булгар в период их соседства с китайской цивилизацией жизнеспособно и может быть подтверждено дальнейшими исследованиями, но не исключено, что генезис тюрко-монгольских драконов имеет автохтонный источник, а влияния на мифическую и иконографическую эволюцию драконов были взаимными. Сегодня же доминирующим генератором возникновения у булгарского тотема (собаки) оленьих рогов, змеиного (или

Рис. 3. Симург. Иран. Бронза. Из Тобольского музея.

Рис. 4. Симург. Иран. УН-УШ вв.

4 Г.К. Вагнер в прокитайских драконах {по оценке автора этих строк} видел «чудовищ типа сэнмурва» (чудовищ с протомой пса) [Звездина, 2000, с. 85] (рис. 3, 4), хотя сэнмурвы (симурги) не имели рогов и гривы.

драконьего) туловища, птичьих крыльев и лап следует признать геральдику чингизидов XIII-XIV вв. с ее двумя линиями символов, особенно интенсивно разрабатывавшихся в ордынском декоративно-прикладном искусстве: линией драконов и линией оленей и ланей, репрезентованных научному сообществу М.Г. Крамаровским [Кра-маровский, 2002, табл. 1-3]. Доказанные на добротном археологическом материале его тезисы о широком распространении на территории Золотой Орды изображений драконов, оленей и ланей на гарнитуре поясов и на колчанах, их геральдическом значении и символизации указанными изображениями властной иерархии в Орде, распространении практики использования и изготовления предметов воинского и иного обихода с изображениями драконов, оленей и ланей далеко за пределами Нижнего Поволжья дают основание предполагать, что зооморфное существо с булгарской бляхи -уникальный в своем роде образец контаминации двух обозначенных М.Г. Крамаровским линий золотоордынской зоо-фитоморфной геральдики. Это любопытно само по себе, но в морфологии булгарско-го композита участвует и третья линия - булгарской художественной культуры и булгарской торевтики. В морфологическом плане она проявляет себя прежде всего в собачьей голове и характерной для собак посадке головы. Вопрос о том, существовали ли в булгарском искусстве в домонгольскую эпоху гибриды собаки и змея, собаки и птицы, остается открытым. Композиты с туловищем змеи или рыбы, рыбьим хвостом и головой зверя (рыбы-змеи) существовали [Tartarica, 2005, с. 233 (предмет из резной кости); Галимзянов и др., 1995, рис.27 (обоймица)]. Олень, судя по номенклатуре изображений булгарского декоративно-прикладного искусства, был менее почитаемым животным булгарской мифологии, нежели собака, хотя вместе с собакой входил в свиту Тенгри, занимал особое место в мифологии чувашей [Давлетшин, 1990, с. 53, 59] и являлся тотемом ряда тюркских народностей Саяно-Алтайского нагорья, соседей протобулгар, до сер. VIII в. [Кызласов, 2003, с. 47, 60, 81, 97]; восприятие оленя как символа-аппрезентации власти в эпоху чингизидов могло быть подготовлено предшествующим хазарским влиянием (у хазар олень, судя по реликварию, представленному С.А. Плетневой и другим хазарским артефактам [Плетнева, рис. 124 {нижний образец}; Tartarica, 2005, с. 190-191], имел особый менталитетный и сакральный статус). Второй реликварий С.А. Плетневой, изображения на серебряной чаше VIII в., опубликованные в альбоме «Tartari-

са», подсказывают, что собаку хазары почитали не меньше, чем булгары [Плетнева, рис. 124 {верхний образец}; Тайайса, 2005, с. 190-191]. (В «Тайайса» же представлены две мифологические сцены на золотом кувшине Надь-Сент-Миклошского клада, в которых можно видеть один из редких случаев изображения яблока {позже у турок - «кызыл елма»}, возможно, ключевого элемента хазарской геральдики - в руке кентавра без крыльев [Тайапса, 2005, с.191].)

Вхождение чингизидских дракона и оленя в государственную или нобилитетную геральдику Булгарского улуса, если оно имело место, должно было реализовываться как сложный процесс сопряжения статусных притязаний сюзерена и вассала (вассалов). Прямой перенос действующих государственных геральдических знаков от сюзерена в геральдику вассального государства (улуса Булгар) или в его нобилитетную геральдику был невозможен вследствие ясно обозначенных уникальных аппрезентационных значений таких символов. Невозможность такого рода переносов хорошо иллюстрируется, например, прецедентом взаимоотношений Крымского юрта, его сюзерена - Османской империи и России в XVII в.: в первой половине столетия первые лица Крымского юрта сделали несколько попыток заверить свои послания царю Михаилу Федоровичу и шертную грамоту туграми османского образца [Фаизов, 2002, илл. 3, 9, 15], но во второй половине столетия на крымских грамотах присутствуют только тугры, построенные по образцу османских пенче - знаков второго ряда османской геральдической системы.

Перенос знаков из Сарая в Булгар должен был быть осуществлен либо через трансформацию исходных знаков (другой дракон, другой олень), либо через заимствование элементов исходного знака и соединение их с элементами автохтонного - что и произошло в случае с булгарским псевдодраконом. (У второго известного сегодня бул-гарского «дракона» с головой собаки на бронзовой бляхе, датируемого Х-ХП вв., рогов еще нет [Валеева-Сулейманова, 1990, илл. на с. 25]). Тем не менее, стать гербом Волжской Булгарии такое изображение, пожалуй, не могло. К сер. XIII в. это государство имело приблизительно 500-летнюю исламскую историю и поэтому крайне сомнительно, чтобы его правитель и нобилитет решили возвести зооморфное изображение в ранг герба (изображения на государственной печати, украшения знамени эмира и иных аналогичных маркировок). Но войти в геральдику второго уровня оно могло: как

украшение отдельных регалий и предметов дворцового обихода, одежды и воинского снаряжения самого эмира и его окружения, важных в репрезентативном отношении архитектурных элементов дворцов и кремлей. Подмеченное М.Г. Крамаровским исчезновение чингизидских драконов и оленей на поясах уже в Х1У в. заставляет думать о понижении их геральдического значения в глазах чингизидов и переход преимущественно в категорию почитаемых символов героической старины и оберегов5; образцы поздних припоминаний: на шертной грамоте крымского хана Инайет-Гирея 1636 г. (фито-морфно стилизованный дракон) [Фаизов, 2002, илл. 15], фитоморф-ный змей с короной на голове над формулой «сюземез» шертной грамоты крымского хана Мурад-Гирея 1682 г. [Фаизов, 2002, илл. 66], два дракончика над входом в Бахчисарайский ханский дворец. На Руси они могли еще длительное время напоминать о себе в сфрагистике: на печати князя Василия Михайловича Верейского 1482 г. (крылатый змей и единорог) [Собрание, 1813, с. 279] и князя Владимира Андреевича Старицкого 1566 г. (олень - реплика ордынского изображения) [Собрание,1813, с. 529, 533]6. В то же время драконы над входами в Грановитую палату московского кремля находятся в явном функциональном и вероятном генетическом родстве с дракончиками Бахчисарайского дворца. Соседство оленей и драконов (птицеголовых и собакоголовых) с двуглавыми орлами, последовательно (трижды) проведенное на рельефах столпа Грановитой палаты [Звездина, 2000, илл. на с. 78, 79], позволяет говорить о прецеденте совокупного переноса геральдических знаков Золотой Орды и «Болгарского княжества», включая двуглавого орла [Фаизов, 1997], в геральдику Московской Руси, осваивающей статус и имидж царства. Поздняя история кремлевской резиденции царей принесла еще один прецедент соседства дракона с орлами: над двойным троном царей Ивана и Петра Алексеевичей [Государственная Оружейная палата, 1988, илл. 251].

5 М.Г. Крамаровский не дает объяснения наблюдаемому им феномену, но первая половина Х1У в. - время перехода чингизидов, подчиненного им монголо-татарского субстрата империи в ислам, что повлекло за собой, в частности, радикальное обновление геральдической культуры.

6 Драконы - реплики с чингизидских - декоративно-прикладного искусства Северо-Западной Руси ХШ-Х1У вв. хорошо представлены в новгородском археологическом материале: [Древний Новгород, 1985, рис. 155, 156, 157, 159, 160, 161].

Рис. 5. Большая государственная печать. 1583 г. Лицевая сторона.

Удалось ли булгарскому псевдодракону удержаться в геральдике Волжской Булгарии до конца правления ильтеберов? Как известно, булгарские автохтонные правители сходят с политической сцены в первой половине ХУ в. Пришедшие им на смену чингизиды правили страной до 1552 г. Известный по Большой государственной печати Ивана Грозного 1583 г. [Винклер, 1900, илл. на с. VIII] (рис. 5) псевдодракон «Казанского царства» имеет очень мало сходства с булгарским знаком. У него птичья голова с раскрытым клювом, из которого высовывается язык с утолщением на конце, ноги и лапы животного (собаки). С булгарским композитом его объединяет хвост и туловище змеи, птичьи крылья. Хвост, в отличие от аналогичного форманта булгарского псевдодракона, обращен вниз и

представляет собой имитацию задних конечностей животного. На голове существа с печати три лепесткообразных отростка, намекающие на корону. Находясь на ощутимом отдалении от булгарского композита, казанский псевдодракон обнаруживает близкое родство с чингизидскими драконами Х111 в. - благодаря птичьей голове с клювом вороны/ворона. В основе его морфологической структуры могли находиться сохранившиеся в Московии на тех или иных носителях изображения чингизидских драконов, переадресованные завоеванному татарскому государству. В той же степени правомерно предположить, что с частичной утратой «владельческих прав» чингизидов на символику драконов и оленей первые перешли в номенклатуру геральдических знаков Казанского ханства, сохранив птичью голову, и оставались в ней до сер. ХУ1 в.

Пронзенная клинком поздняя (ХУ11 в.) печать казанского воеводы с псевдодраконом Казанского царства, на которую Ф.Х. Валеев, Г.Ф. Валеева и М.Ахметзянов указывали как на доказательство существования герба Казанского ханства с драконом (вследствие аппрезентации узнаваемого ханства - «царства» в негативном контексте), не может рассматриваться как доказательство обозначенного тезиса, поскольку узнавание аппрезентируемого объекта и его символа могло быть обеспечено предшествующим длительным существованием псевдодракона как на воеводских печатях, так и на царской печати. Важно также, что уничтожающее действие клинка направлено на саму сердцеобразную доску печати, которая является дубликатом печати Астарота - одного из семи дьяволов в представлениях древних иудеев [Шейнина, 2002, илл. на с. 354]. В связи с приведенным выше соображением Ф.Х. Валеева, Г.Ф. Валеевой и М.Ахметзянова любопытен феномен зеркальной оппозиции между способом рассуждения авторов и их собственной рефлексией в отношениях с объектом рассуждения: узнаваемый и отождествляемый с Булгарией и Казанским ханством в веке шестнадцатом символ не был узнан ими самими: не замечена утрата драконом собачьей головы на печати Ивана Грозного и воеводских печатях ХУ1-ХУ11 вв.

Но именно собачий мотив надежно соединяет печать завоевателя Казани с древней булгарской традицией, две собачьи лапы псевдодракона «Казанского царства» трудно расценивать иначе как формант, перенесенный на российский государственный герб из казанской геральдики. Сами по себе лапы «царственного» псевдодракона не обязательно распознавать именно как собачьи - из-за малых

размеров рисунка штемпеля. Их можно принять и за кошачьи. Однако в гербе, включающем в себя другие гербы и являющемся, по мнению автора этих строк, манифестом политической энигматики Ивана Грозного, прочитывается почти декларативная подсказка на этот счет. Для того, чтобы прочитать намек на «собаку в драконе» и понять другие намеки известного своей особой любовью к энигматике самого мрачного и самого неординарного в интеллектуальных рефлексиях российского венценосца, наблюдателю нужно лишь внимательно посмотреть, как соотносится казанский герб в топографии знака Ивана Грозного с другими региональными гербами и нет ли в них каких особенностей. Региональные гербы расположены по кругу вокруг двуглавого орла, гербы правой стороны расположены симметрично относительно гербов левой стороны. Оппозицию казанскому гербу, расположенному выше всех других гербов правой стороны, с левой стороны составляет герб Великого Новгорода. В центре этого знака расположен традиционный символ Новгородской земли -«степени» (ступени) с возложенным на них архиерейским посохом, левее «степеней» стоит медведь, правее собака, впервые изображенная на гербе Новгорода7. Ниже новгородского герба - псковский, здесь тоже собака, заменившая - и тоже впервые - традиционного барса. Оппозицию псковскому гербу составляет астраханский -опять таки с собакой. Эти две примыкающие друг к другу оппозиции были бы невозможны, если бы в гербе присутствовала эмблема важнейшего после Москвы великого княжества - Владимирского, но

7 По А.В. Арциховскому, правее «степеней» стоит зверь «вроде барса» [Арциховский, 1946, с. 49]; на гербе Пскова он тоже видит барса, на гербе Астрахани - волка [Арциховский, 1946, с. 46, 60]. Идентификации Арци-ховского - образец трудно объяснимого феномена в области восприятия. А.Л. Хорошкевич правее «степеней» видит «зверя с длинным поднятым вверх хвостом», возникновение новгородской эмблемы, перенесенной, по ее и некоторых других авторов мнению, на печать 1583 г., она уверенно относит к 1565 г. (со ссылкой на исследования Н.Г. Порфиридова) [Хорошкевич, 1993, с. 62], но Н.Г. Порфиридов лишь предполагал, что эмблема Новгорода с печати Ивана Грозного - воспроизведение не сохранившейся печати 1565 г. Относительно того, как прочитывать изображение ступеней и посоха на них, существуют также различные мнения («степени» и архиерейский посох contra престол и царский посох).

ее нет8. Гербы четырех регионов, составляющие четко выраженную композиционную связку в верхней части государственного герба, связаны одним и тем же актуальным референтным смыслом: все они являлись объектами успешных военных походов царского войска в 1552, 1556, 1569-1570 гг. Как формальные (композиционные), так и референтные отношения между четырьмя региональными гербами подсказывают, что на гербе Казанского царства должна быть собака. Собачьими лапами псевдодракона и обозначено ее присутствие.

Существование особенных связей на первых двух ступенях региональной иерархии подтверждается также скрытыми значениями чисел, закодированных в топографии печати и начальных буквах названий центров (столиц) регионов - по правилам популярной на Руси XVI в. мистико-символической математики9; при этом локальный показатель (четырех эмблем) находится в очевидной коррелятивной связи с общим показателем. Общее количество эмблем на каждой стороне герба 15 (эмблема с Голгофой, российская, московская - на груди у двуглавого орла {на обратной стороне печати -единорог}, региональные). Число 15 - ключевое в системе мистико-символической математики, оно, в частности, в качестве индикта имело особое значение для исчисления циклов мировой истории (вся обозреваемая история состояла из 15 «великих индиктионов» по 532

8 Сравните расположение регионов на печати с чередованием их в титуле Ивана Грозного: «Божиею милостию, Великий Государь Царь и Великий Князь Иван Васильевич всея Руси, Владимирский, Московский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Государь Псковский, Великий князь Смоленский, Тверской, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных...» (часть титула) [Лебедев, 1995, с. 120]. Эмблемы на печати расположены не по круговому принципу, а по горизонтально-перекрестному (попарно, с соблюдением иерархии уровней: Казань - Великий Новгород, Астрахань - Псков, Тверь - Смоленск, Пермь - Югора, Булгар -Вятка, Чернигов - Нижний Новгород). Эмблема Владимирского великого княжения не могло быть размещена ниже Астрахани или Пскова, но размещение ее на «законном» месте (первый уровень) сломало бы двухэтажную энигматическую дихотомию завоевателя Великого Новгорода и Пскова, потомка князей владимирских. Эмблемы правой - для наблюдателя - стороны имеют преимущество относительно эмблем левой - в силу уподобления печати колесу, вращающемуся вправо.

9 Символические значения чисел и бытование мистико-символической математики на Руси XVI в. описаны В.М. Кириллиным: [Кириллин, 1988].

года каждый) и на Руси имела название «Круга миротворного», соответственно печать Ивана Грозного с ее подчеркнутой градацией периферии и обращенными в будущее символами представляет собой «колесо истории», иконографический образ которого представляет собой аллюзию колес херувимов, или колес «галгал» («вихрь»), описанных пророком Иезекиилем в его пророчествах: «По виду их и по устроению их, казалось, будто колесо находилось в колесе» (Ветхий Завет, Кн. Пророка Иезекииля, 1, 16) и «ободья их у всех четырех вокруг полны были глаз» (1, 18) (см. форзац, рис.4). Печать же Ивана Грозного состоит из двух окружностей, внешней и внутренней - «колесо в колесе», поле между двумя окружностями -«на ободе» - «полно глаз». По толкованию преподобного Ефрема Сирина, чьи произведения читались на Руси начиная с Х111 в., на книгу пророчеств Иезекииля, колесо в колесе это еще и «сила в силе, царство в царстве» (Pagez.ru), и вполне допустимо, что «глаза» колеса, если они подобны самим колесам, могут воплощать в себе земли и царства, вошедшие в большее царство или имеющие предопределение войти в него. Соответственно, все изображения на эмблемах - суть отражения мира, в данном случае будущего для пророка мира, в глазах одушевленного колеса, у которого один дух с херувимом и который вместе с херувимами сопровождает пребывающего в гневе на Израиль и Иерусалим Господа (1, 21; 10, 17; 10, 20; 10, 22). В этом мире видны состоявшиеся ко дню создания печати события:

- существование пространного и многообразного государства, недавно созданного царства царств;

и события сопровождающие рождение печати:

- Сибирский юрт еще не одолен и поэтому Сибирь не имеет полной номинации царства; следующие за рождением печати:

- завершение завоевания Сибирского царства, завоевание Крымского царства, Риги и всей Прибалтики.

Сумма цифр, обозначенных заглавными буквами названий первых четырех царств и земель, составляет 153 (К - 20, В и Н - 52, П -80, А - 1).Число 153 по правилам мистической математики может рассматриваться как сочетание двух чисел 15 и 3, первое из них дублирует и подтверждает число и смыслы, закодированные количеством эмблем, второе воплощает ряд высших сакральных смыслов христианского вероучения и христианской истории. Возможно, поход на Псков, в котором не было особой необходимости, был пред-

принят Иваном Грозным для пополнения суммы необходимых благоприятных чисел (целых 80 единиц), - и это была необходимая составляющая его работы над гербом? Число 3, как и число 15, продублировано, при помощи числа 15: совокупное количество эмблем на двух сторонах печати равно 30 (десятикратность числа может быть проигнорирована). Сумма в 30 (3) единиц для автора замысла печати была настолько важна, что на обратной стороне печати он изобразил другую Голгофу и другого двуглавого орла. На лицевой стороне печати нижняя перекладина Креста изображена как две перекрещивающиеся перекладины, средняя и верхняя перекладины находятся на большем расстоянии друг от друга, чем те же перекладины на обратной стороне печати. У левой головы орла (по его ориентации) на обратной стороне печати язык находится в середине между нижней и верхней пластинами клюва, на лицевой стороне язык той же головы изображен слитно с нижней пластиной клюва. Иконография корон на лицевой и обратной сторонах также различна. Благодаря этим различиям весьма критичный к себе автор замысла исключил отождествление повторяющихся эмблем - на тот случай, видимо, если бы кто-то при подсчете эмблем их отождествил и посчитал две эмблемы за одну и четыре - за две.

Будучи изобразительным символом «Миротворного круга», печать указывает на особенную миссию России в мировом историческом процессе и - вместе с колесом «галгал» - на неизбежность воплощения зримых херувимом (херувивами) событий. Преподобный Ефрем Сирин объяснял: «шествовали на четыре стороны, то есть на четыре страны света, и лица были на четырех сторонах. Херувимы рукоплещут и взывают: благословенна слава Господня от места Его, то есть во всех народах» (Pagez.ru).

Один из парадоксов заданной Иваном Грозным геральдической ситуации состоит в том, что конечностями на гербе представлена единственная из четырех собак, располагающая генеалогией, остальные три - безродные. Парадокс этот мнимый - игра в лабиринт. У казанского герба, помимо новгородской, есть и вторая топографическая оппозиция - по вертикали. Это место занимает предок скрытой за драконом казанской собаки - собака булгарская с тюбетейкой, на гербе «Болгарского княжества». Она не менее важный подсказчик

относительно того, откуда растут ноги казанского «дракона», чем ближайшие соседи «дракона»10.

Несмотря на свои заслуги по возрасту и «столбовому» происхождению (в родстве с чингизидскими драконами и оленями с XIII в.), один из старейших геральдических знаков государственного герба не избежал дискриминации: тюбетейка сдвинута на левое ухо, к задним ногам приделаны копыта, хвост непонятного происхождения. Круг новых родственников булгарской собаки в семействе символов, актуализированных Иваном Грозным, в целом был достойным славы тех городов и земель, которые они олицетворяли: Астрахани, Великого Новгорода, Пскова, - однако собачья голова, притороченная к седлу опричника, продолжала отбрасывать тень на репутацию всего почтенного семейства и после того, как не стало опричников11, приставленная Иваном Грозным к архиерейскому посоху собака находится в явственной связи с беспрецедентными унижениями, которым царь и опричники подвергли в январе 1570 г. новгородского архиепископа Пимена. В глазах самого Ивана Грозного собака являлась олицетворением низменного начала, а слово «пес» использовалось им как негативный нарицательный инструментарий: «пес смердящий», «злобес-ный пес», «подобно псу лая» [Калугин, 1995, с. 205].

Стоящая на собачьих лапах птица-змея по своей морфологической конструкции роднилась с чингизидскими драконами, но раскрытый клюв с высунутым языком, приподнятые похожие на гусиные крылья, сама ее стоящая поза роднили ее с известным по западноевропейской мифологии и геральдике композитом - василиском, знаком, воплощавшим в себе такие трудно сочетаемые значения, как высшая (божественная или царская) власть и способность убивать взглядом. Существование в геральдике Казанского ханства именно василиска маловероятно, но существование змеи с птичьей головой, аналога чингизидских драконов XIII-XIУ вв., вполне допустимо. В первой половине XVI в. в русской сфрагистике наблюдается явление, которое, пожалуй, следует оценить как выразительную

10 По А. В. Арциховскому, «княжество» на печати Ивана Грозного обозначено барсом, позже превратившимся в барана [Арциховский, 1946, с. 46]. П.Заринский воспринимал композита «княжества» как льва [Зарин -ский, 1880, с. 16].

11 Об образе опричника с собачьей головой в семиотическом дискурсе см.: [Булычев, 2005, с. 130-131, 151].

симптоматику бытования в булгарской геральдике как змей, так и собак. Оно заключается в появлении на печатях воевод и межевщиков первой пол. ХУ1 в. изображений крылатых змей, почти идентичных в иконографическом плане изображениям на печатях будущих казанских воевод (два случая в подборке П.И. Иванова, рис. 20, 39) [Иванов, 1858, рис. 20, 39, табл. 1У] (рис. 6, 7), собак и собакоподоб-ных существ, крылатых и бескрылых, с головами, в иконографическом плане сходными с головами существ на воеводских печатях

1596 и 1693 гг. (13 случаев) [Иванов, 1858, табл. Ш-УШ] (рис. 8).

Змеи и собаки русских печатей первой пол. ХУ1 в. имеют сходство между собой не только внутри вида (похожие друг на друга змеи, например, даны в горизонтальном расположении), но и между видами: благодаря специфической форме пасти/клюва в виде у-об-разного, напоминающего тюльпан венчика с язычком в середине или без него - как у змеев, так и у собак. (Точно такая пасть наблюдается у собак на булгарской медной накладке, относящейся к домонгольскому времени [Давлетшин, 1990, илл. 24] и у собаки-замка бул-гарского производства Х-Х11 вв. (без язычка) [Валеева-Сулейманова, Шагеева, 1990, илл. на с. 24] {рис. 9}).

Рис. 6. Печать В.Г. Бобкова. Из сб. П.И. Иванова. 1519 г.

Рис. 7. Печать Д. К. Милославского. Из сб. П.И. Иванова. 1537 г.

Рис. 8. Печать Г. Л. Клементьева. Из сб. П.И. Иванова. 1541 г.

Рис. 9. Подвесные замки. Волжская Булгария. X-XII вв.

Вполне возможно, что унификация формы пасти/клюва произошла уже на русской почве и была подчинена преимущественно написанию буквы у (пси греческого алфавита) с ее амбивалентными значениями: по созвучию со словом «пес», относимым к символике Казани и, вероятно, не только к символике; по одному из значений цифры 7, закодированному в этой букве традициями мистико-симво-лической математики и читаемому как знак высшей степени восхождения к познанию божественной тайны. Пасти/клювы без языка могли дублировать букву V (ипсилон) с закодированной в ней цифрой 4, указывающей в данном случае число постордынских «царств»12. После 1552 г. единично изображенные собаки в сфрагистике сходят на нет (наблюдается только два таких случая - рис. 143, 149), и на трех печатях собака включена в сцену охоты (рис. 22, 80, 143). Крылатая змея фиксируется под 1596 г., бескрылая - под 1561.

Внезапное появление на печатях официальных лиц Русского государства «горизонтальных» змей, резвящихся собак и собакоподоб-ных существ, последних в большом числе, совпадает со временем

12 В прямом значении буквы у и v обозначали число 400 и 700, но по правилам мистико-символической математики могли обозначать также 4 и 7, см. об этом: [Кириллин, 1988, с. 79 (прим. 4), 84]. В контексте предположения о греко-математической унификации казанских символов следует учитывать, что великий князь Василий III по матери был греком и что в довольно близких отношениях с ним в течение нескольких лет находился богослов Максим Грек, знаток и пропагандист символики чисел, приехавший в Москву из Греции в 1518 г. См. о нем [Скрынников, 1990, с. 138-162].

резкого усиления влияния Москвы в Казанском ханстве, утверждения между ними непаритетных договорных отношений, включения (при Иване III) и апробации в титуле великого князя форманта «Болгарское княжество». Именно к этому времени (1517 г.) относятся высказывания главы Русского государства о пребывании татарских «царей... в наших государствах», в которых Б.Р. Рахимзянов с достаточным основанием видит притязание автора высказываний великого князя Василия III на «верховенство над всей территорией бывшей Золотой Орды» [Рахимзянов, 2009, с. 135]. В описываемом явлении, очевидно, наблюдается выборочный перенос геральдических знаков из страны, частично утратившей суверенитет, в страну, заявившую свои права на осуществление сюзеренитета над объектом навязываемой протекции; змеи и собаки эпохи Василия III и первых лет царствования Ивана IV на печатях их функционеров - символическое сопровождение радикальных перемен в отношениях двух бывших улусов Золотой Орды. Сошлюсь на действующее в наблюдаемом случае обобщение М. Бойцова, построенное преимущественно на анализе римско-византийского опыта: «Она (символическая зависимость. - С.Ф.) не предполагает и, скажем, союзнических отношений между сторонами, ведь символические формы перенимают отнюдь не у одних только господ, друзей или союзников... Нередко дело обстоит как раз наоборот: «особо ценные» символы заимствуются как раз у актуальных антагонистов: злейших врагов, постоянных противников, явных или скрытых соперников» [Бойцов, 2005, с. 373]. Резкое сокращение изображений монофигур собак и собако-подобных существ на печатях воевод и межевщиков после 1552 г. очень хорошо вписывается в парадигму выявляемого здесь символического трансфера: включение ханства в состав Российского государства повлекло за собой включение его символов в геральдические знаки, отождествляемые с царем и всем Русским государством; соответственно, их использование на печатях должностных лиц, за исключением казанских воевод, уже нарушало иерархию символов внутри государства. Ограниченное число репродуцирования змей «на русской почве» в первой половине XVI в., вероятно, связано с их меньшей популярностью в ханстве в сравнении с собаками или с особой их значимостью в глазах Рюриков.

Первичная, артикулированная сугубо в области символов, ап-презентация птицы-змеи на печати Ивана Грозного должна была быть адресована чингизидскому дракону, адресат второго аппрезен-

тационного посыла, в области бытия, - Золотая Орда или ее улусы Волжская Булгария и Казанское ханство. Собачьи лапы птицы-змеи -подчеркнутая коннотация, подсказывающая, что на обоих уровнях аппрезентации присутствует тема Булгара и Казани13. Присутствие на печати второй эмблемы одного и того же государства (единственный такой случай) заставляет думать, что лапы псевдодракона указывают на символическое включение «Булгарского княжества», присутствовавшего уже в титуле Ивана III, в «Казанское царство», а само «царство» отождествляется со всей Золотой Ордой. Вероятность аппрезентации «царств» всей Орды в казанском псевдодраконе усиливается формантом трех лепестков (зубцов) короны на его голове: «на самом деле» лепестков четыре, четвертый лепесток невидим, но он есть - на противоположной от центрального лепестка стороне короны; ханство, на которое он указывает, еще не завоевано -Крымский юрт, указатели трех завоеванных ханств, включая завоевываемую Сибирь, - преемников Орды обозреваемы, но они ничем не скреплены между собой - так автор геральдической шифрограммы подчеркивает, что на голове у дракона не одна только казанская корона. Другие связанные с казанской темой ордынские аллюзии, близкие по способу их символизирования к аллюзиям печати, прочитываются на иконе «Благословенно воинство Небесного Царя» (см. форзац, рис.6): выделенная золотистым цветом стена горящего города включает в себя четыре полностью видимые башни (четыре «царства»), к Небесному Иерусалиму идут три колонны воинства (победители трех царств {Сибирское ханство в 1555 г. вошло в данническую зависимость от Москвы}) и три ангела возлагают венец на голову Ивана Грозного (последняя аллюзия - преображенных ордынских царств - подмечена В.В. Морозовым [Морозов, 1984, с. 19]). Горящий, окрашенный золотистым цветом город в правом верхнем углу иконы не является только Казанью, это трехуровневая контаминация символов. Из адресатов обозреваемого времени, по-

13 У казанских крылатых змей на русских печатях первой половины XVI в. лапы птичьи. На печатях казанских воевод мотив собачьих лап не наблюдается, на царском саадачном покровце с гербами первой пол. XVII в. у казанского псевдодракона голова и лапы собаки [Государева Оружейная палата, 2002, илл. 69], в Титулярнике 1672 г. у него птичьи конечности [Царский титулярник, 2007, л. 57], на «геральдических» тарелках из царской казны с российским и региональными гербами 1675 и 1694 гг. псевдодракон изображен с собачьей головой и лапами [Вилинбахов, 1997, илл. на с. 75].

мимо Казани, в образе города представлена Золотая Орда. Но не вся: в период ее создания значительную часть Орды (территориально не меньше половины) еще предстояло завоевать, соответственно, на иконе изображена лишь половина или две трети мнимой Казани и половина пятой башни (Ногайской орды?). Помимо исторически достоверных и обозреваемых в реальном существовании адресатов, в пятибашенном граде представлен Иерусалим Книги пророчеств Ие-зекииля, погрязший в грехах, наказываемый Господом (Ветхий Завет, Кн. пророка Иезекииля, 1. 15-21) и противопоставленный Небесному Иерусалиму14.

Особое отношение Ивана Грозного к казанской эмблеме отразилось еще в одном изобразительном источнике - золотном шитье «крыльцев» парадного седла для царских выездов, или «седла Ивана Грозного». Здесь для «сопровождения» двуглавого орла царь вместе с единорогами, которые в сфрагистических знаках того времени изображались также на груди двуглавого орла, «назначил» и двух казанских псевдодраконов - с птичьими лапами [Оружейная палата Московского Кремля, 2006, илл. 397]. (Псевдодраконы остались не замеченными комментатором изделия, единороги отмечены, других «персонажей» в свите орла нет).

14 Аллюзия заблудшего и наказываемого Иерусалима пророчеств Иезе-кииля, проведенная в иконе, не могла бы быть прочитанной без подсказки, которая зафиксирована иконописцем в центре картины, - белого платка в руке царя Василия III, одного из ключевых предметных символов картины. Платок в его руках - признак, по которому в Василии III распознается жених. В Книге пророчеств другой Жених (Господь) говорит, обращаясь к «дщери Иерусалима»: «И проходил Я мимо тебя, и увидел тебя, и вот это было время твое, время любви; и простер Я воскрилия риз Моих на тебя, и покрыл наготу твою; и поклялся тебе и вступил в союз с тобою... И ты стала Моею» (Ветхий Завет. Кн. Пророка Иезекииля. 16, 8). Однако «дщерь Иерусалима» (т. е. собственно Иерусалим) изменила избравшему ее, впала в блуд, и «после всех злодеяний» (16, 23) Господь сказал ей: «Сожгут дома твои огнем и совершат над тобою суд перед глазами многих жен» (16, 41). В средневековой Руси существовал обычай вручения царем ширинки (платка) своей невесте после наречения ее невестой, в руках у Василия III символ несостоявшегося брака, долгая история неудачного его сватовства к «невесте» хорошо известна. Ранее образ горящего города отождествлялся с Иерусалимом С.В. Перевезенцевым, но Перевезенцев видел в нем Иерусалим из Книги пророка Иеремии {Перевезенцев С.В. Утверждение Святой Руси // http://www.bibliofond.ru/view.aspx?id=106111}.

Из воеводских печатей наибольший интерес представляет, пожалуй, печать кн. И.М. Воротынского под грамотой 1596 г. [Винклер, 1900, с. III] - в нем присутствуют, по меньшей мере, четыре аппре-зентативные отсылки. Взятый в целом композит этого знака отсылает наблюдателя к государственной печати Ивана Грозного и к казанской геральдике до 1552 г. Две другие отсылки закодированы в теле псевдодракона с поражающими воображение несколькими изгибами большой амплитуды. Эти изгибы придают телу композита очевидное сходство с ремнем кнута или хлыста, находящимся в динамическом состоянии (удар, щелканье). Однако рисунок изгибов тела псевдодракона и кнута с беспрецедентной для ХУ1 в. точностью повторяет конфигурацию изгибов Москва-реки в районе Москвы (см. форзац, рис. 2, 3) - при ориентации картографического обзора на юг (что характерно для многих карт того времени). Энигматические смыслы, заложенные в двух последних аппрезентациях, думаю, не требуют комментариев, напомню лишь строчку известного современника Ивана Грозного: «И скипетр не любит свистящую плеть» (Нострадамус, центурия У), но то обстоятельство, что печать И.М. Воротынского - памятник картографии и свидетельство существования неизвестной и не сохранившейся карты Москвы с окрестностями конца ХУ1 в., хотел бы подчеркнуть.

Псевдодракон с собачьей головой, отождествляемый с «Казанским царством», в московской геральдике впервые был заявлен на саадачном покровце с общероссийским и региональным гербами первой половины ХУ11 в. - на первом месте среди региональных гербов. Здесь он наделен не птичьими, а собачьими лапами - двумя, крылья у него птичьи, туловище лишено драконьей рельефности, змеиное [Государева Оружейная палата, 2002, илл. 69 (репродукция зеркально перевернута)]. Псевдодракон «Титулярника», исполненный в трех экземплярах [Царский титулярник, 2007, л. 57] (см. форзац, рис. 10), по существу, долгое время оставался обитателем Теремного дворца и Посольского приказа, но он хорошо известен сегодня благодаря популярности «Титулярника» в исторической литературе. Косвенную известность ему обеспечил также его преемник времен Елизаветы Петровны и Екатерины II. В роскошном раритете царя Алексея Михайловича московский символ «Казанского царства» наделен птичьими ногами, голова осталась собачьей. Здесь же он впервые примерил на себя перепончатые крылья европейского дракона, однако три волоска на его подбородке - явно казанского

происхождения. Для исследователя этот псевдодракон, помимо всего прочего, интересен тем, что за ним хорошо виден его иконографический образец - химера с головой собаки из «Книги чудес мира» XIV в., изданной в Европе [Фадеева, 2004, с. 187 (левое изображение наверху)]. Существенных морфологических различий между двумя изображениями только два: хвост химеры оканчивается второй головой (не собачьей), ни одна из голов химеры не имеет волосков на подбородке (хотя трансфер одноголового предка этой химеры из Булгарии в Европу не исключен); ее хвост повернут влево (по ориентации самого композита) и вдоль туловища, в остальном контурные решения образца и реплики почти идентичны. Основные различия в графическом решении деталей сконцентрированы в области головы: у химеры «правильная» собачья голова, а у казанского псевдодракона нос задран, ноздри смещены на рыло, нижняя челюсть короче верхней - как у крыс.

Казанский псевдодракон «Титулярника» - первый, исполненный в цветовой палитре. Голова у него темно-малинового цвета, крылья исполнены в коричнево-ореховой гамме с лиловыми затенениями между перепонками, туловище и лапы - в пепельно-зеленой гамме с зеленой цепью из ромбиков вдоль туловища.

В «Титулярнике» присутствуют еще два дракона, родственные казанскому: с московского (в книге он назван российским) герба и герба царей карталинских. В первом случае его колет копьем «наследник престола», по определению «Титулярника» ([Царский титу-лярник, 2007, л. 70], во втором - св. Георгий [Царский титулярник, 2007, л. 64]. Оба родственных дракона имеют пепельную окраску туловища, близкую к окраске казанского композита, малиновую окраску крыльев и головы, также сходную с расцветкой соответствующих атрибутов «царя Казанского» (надпись над изображением), носы у них задраны вверх. Два «настоящих» дракона «Титулярника» маркируют образ казанского псевдодракона собственной символикой, ключевой элемент маркировки - пепельный цвет туловищ, связанный с темой ада (слово «пепел» этимологически роднится со словом «пекло» - ад).

Композит с птичьей головой в царствование Алексея Михайловича не был забыт. Он был испомещен в то время (1668 г.) на царском знамени: с четырьмя лапами, стреловидным завершением хвоста, подчеркнуто крупным и круглым глазом василиска [Заринский, 1880, рис. 2] - и колчане царевича Алексея Алексеевича (1667), с

двумя лапами и длинным сомкнутым клювом - рядом с эмблемой Великого Новгорода и других регионов [Государева Оружейная палата, 2002, илл. 68]

Собака «Болгарского княжества», впервые заявленная на печати Ивана Грозного в 1583 г., спустя приблизительно полвека появилась в упоминавшемся выше саадачном покровце - с коротким для собаки хвостом и мордой, напоминающей мышиную [Государева Оружейная палата, 2002, илл. 69]. В «Титулярнике» ее облик подвергся решительному редактированию. Она обрела здесь голову зверя из семейства кошачьих с коннотацией льва/львицы в области носа и крысы в укороченной нижней челюсти, с ушами быка, хвостом кошки [Царский титулярник, 2007, л. 60] (см. форзац, рис. 9)15. Туловище и лапы у композита собачьи, ногти на лапах - птичьи, нижняя часть лап тождественна по изобразительному решению лапам лубочного Кота Казанского16.

Так в русской геральдике впервые появляется тема главного героя русского лубка и - тоже впервые - булгарская собака вступает в зооморфный союз с котом, известным фольклорным персонажем татар, марийцев и русских. Левой лапой дуумвират собаки и кота держит высокий крест с прикрепленным к кресту лиловым хоругвем. В дальнейшем булгарская собака, основной поводырь к горизонту всеордынских притязаний предпоследнего Рюриковича, заявленных в его гербе, удержится на геральдическом олимпе России до низвержения династии Романовых [Коронационный сборник, 1899, изображение государственного герба 1682 г.; Вилинбахов, 1997, илл. на с. 87, 94, 107, 132; The Regalia, 1994, t. 157, 167; Лебедев, 1995, Б. гос. герб - форзац, эмблема - с. 90, табл. X]17.

15 По А.В. Арциховскому, булгарский герб в «Титулярнике» представлен барсом или зверем кошачьей породы с головой барана [Арциховский, 1946, с. 46]. Восприятие булгарской собаки «Титулярника» как барса во многом объясняется плохим качеством репродуцирования этого изображения и превращением вследствие этого завитков шерсти на его шкуре в пятна.

16 См. о графическом языке лубка: [Фаизов, 2006, с. 149-157].

17 Силуэты собаки на гербе в книге В.Лебедева (форзац) и в зарисовке с герба (таблица X ) несколько различаются, в зарисовке у собаки вместо задних лап зафиксированы ножки барана или ягненка, на самом гербе у нее собачьи лапы. Изображения булгарской собаки в The Regalia относится к началу царствования Александра II и к началу царствования Николая II, изображение на форзаце книги В.Лебедева (в составе Большого государст-

Следующий после «титулярного» композит псевдодракона, не считая изображений на тарелках, известен по репродукции российской государственной печати И.Г. Корба, побывавшего в России в 1699 г. [Винклер, 1990, с. XI], менее известно его изображение в составе региональных гербов «Чиновной книги» венчания на царство Ивана и Петра Алексеевичей 1682 г. [Коронационный сборник, 1899, изображение государственного герба 1682 г.]. У Корба он василиск: у него большая птичья голова с червеобразным язычком, высунувшимся из сомкнутого клюва, распахнутые крылья, птичьи (не орлиные) лапы и тщедушное змеиное тельце. На конце хвоста -утолщение. На голове - плохо прорисованная небольшая королевская корона с тремя округлыми зубчиками. Над головой надпись латинскими буквами: Casan (надо полагать, транслитерация Корба). В «Чиновной книге» псевдодракон изображен так же, как в «Титу-лярнике». В 1721 г. казанский символ императорской печати остается василиском [Лебедев, 1995, илл. на с. 174]18.

В период правления Елизаветы Петровны на государственном гербе псевдодракон сохраняет птичью голову и крылья, близкие по рисунку к птичьим [The Regalia, 1994, t. 118, 119]; на знаменах того времени он, судя по рисункам знамен, изображался как с собачьей головой, так и с птичьей (с крыльями, напоминающими перепончатые) [Вилинбахов, 1997, илл. на с. 87], на жалованных грамотах Елизаветы Петровны присутствует композит с собачьей головой (см. форзац, рис. 11). Тот же композит присутствует в Брюсовом календаре 1775 г. (официальное издание) [Заринский, 1880, рис. 4]. У компо-

венного герба) - к 1882 г. Эти изображения указывают на неточность мнения А.В. Арциховского о превращении символа «Булгарского княжества» в XVIII-XIX в. в «барана» или «агнца»: мотив, о котором пишет Арцихов-ский, наблюдается в контуре головы и шеи собаки на Большом государственном гербе 1857 г. [Вилинбахов, 1997, илл. на с. 107] и в куцем ее хвосте на государственном знамени 1896 г. [The Regalia, 1994, t. 167], на эмблеме начала царствования Александра II у булгарского реликта пышный собачий хвост [The Regalia, 1994, t. 157].

18 Относящиеся к началу XVIII в. изображения на корабельных флагах «татарского цесаря», репродуцированные в известной книге К.Алярда автор этих строк не считает возможным комментировать в силу их невнятной атрибуции Алярдом и очевидной пародийности изображений. Напомню в связи с этими квазифлагами, что тот же Алярд привел в своей подборке несуществующий флаг несуществующего российского вице-короля.

зита с птичьей головой на государственном гербе времен Екатерины II наблюдаются подчеркнуто перепончатые крылья, на конце хвоста - стреловидное завершение (рис. 10). Из василиска времен Петра I он в то время надолго превращается в симплициссимуса, композита европейской геральдики, наделенного крайне отрицательными качествами. В первой половине ХК в. на государственном гербе наблюдается и обратная его трансформация в василиска времен Елизаветы Петровны [Вилинбахов, 1997, илл. на с. 101].

Рис. 10. Государственная печать императрицы Екатерины II. ХУШ в.

На региональном (губернском) гербе 1781 г. казанский псевдодракон представлен с собачьей головой, у него стреловидный язык и перепончатые крылья - красного цвета, туловище становится черным. Над головой у него королевская корона с тремя зубцами.

В следующем губернском гербе, 1856 г., исполнявшем также функцию городского герба, псевдодракон утрачивает собачью голо-

ву и становится неполным морфологическим аналогом композита 1583 г. - с перепончатыми крыльями и опушенными птичьими лапами, - так впервые симплициссимус возникает на региональном гербе. Но клюв у него с коннотацией попугая - коробчатообразной нижней пластинкой, характерным морфологическим признаком попугаев. Верхняя пластинка клюва по изобразительному решению тоже ближе к пластине попугая, нежели орла, на которого указывают опушенные лапы, однако точно такую же, попугаеобразную, верхнюю пластину клюва «носят» и двуглавые орлы того времени. Опушенные лапы у псевдодракона государственного герба впервые появляются также в 1856 г. [Вилинбахов, 1997, илл. на с. 109] На Среднем государственном гербе 1857 и 1883 гг. и Малом 1883 г. казанский символ - симплициссимус (с перепончатыми крыльями и попугаеобразным клювом) [Вилинбахов, 1997, илл. на с. 108, 133, 134]), на Большом государственном 1882 г. - василиск (с птичьими крыльями) [Вилинбахов, 1997, илл. на с. 132] (см. форзац, рис. 12). Герб наследника престола Алексея Николаевича 1905 г. анонсирует российской геральдике XX в. казанскую тему также в облике древнего василиска [Вилинбахов, 1997, илл. на с. 144].

На гербах 1856-1883 гг., с которыми Россия встретит Февральскую революцию, казанский символ занимает первенствующее место среди всех региональных гербов, за исключением герба Москвы на груди двуглавого орла, и находится на более почетном месте, чем эмблемы Киевского, Владимирского и Новгородского великих княжеств (см., в частности, схему Большого государственного герба 1882 г. с указанием иерархии мест: [Лебедев, 1995, илл. на с. 86) (см. форзац, рис. 12). Ранее, на государственном гербе царствования Николая I, казанский псевдодракон делил первенствующее место с орлом Царства Польского [Лебедев, 1995, илл. на с. 208]19. В веке XVIII он находился на третьем-четвертом местах (после эмблем Киевского и Владимирского великих княжеств).

19 Г.Г. Нугманова правомерно указывает - в связи с указом Николая I 1826 г. об охране памятников истории и культуры, - что «он отражал потребность в новом видении российской истории и культуры, свободном от чрезмерного евроцентризма», что «Российская империя должна была обрести свой культурный путь» и «основным маркером этого пути с позиций столичных идеологов было православие». Правомерно и ее замечание о том, что казанские историки видели другую сторону имперской истории и «здесь, в Казани, как нигде было очевидно, что неотъемлемой ее частью яв-

Собака, несколько затерявшаяся среди множества региональных символов на государственных гербах и знаменах, в сер. ХК в. была отмечена особым вниманием двора. Ее образ нашел, в частности, отражение в беспрецедентном по своей морфологии рельефном изображении казанского дракона (симплициссимуса с головой орла и собаки) на фасаде Большого Кремлевского дворца: клюв симпли-циссимуса очень близок по форме к пасти зверя, в нем вместе со стреловидным языком разместился и клык, птичьи ноги композита не опушены - напоминание о собакоголовом композите «Титулярни-ка» (см. форзац, рис. 7).

Псевдодракон, которого 24 декабря 2004 г. Казанский Совет Народных депутатов утвердил в качестве ключевого изображения городского герба, несет в себе черты двух своих основных предшественников: полиморфных существ 1672 г. и 1781 гг. (см. форзац, рис. 8). От «титулярного» псевдодракона он взял собачью голову и пепельного цвета туловище, от екатерининского композита - стреловидный язык и красные крылья, приближенные в процессе редактирования рисунка рельефа к птичьим. Опушенные орлиные лапы он заимствовал у симплициссимуса на гербе Казанской губернии 1856 г.

Основные морфологемы казанского герба

Собака. Сквозная морфологема, берущая свое распознаваемое сегодня начало в булгарской геральдике ХШ-ХГУ вв. Ранее могла присутствовать в мифологии и геральдике булгар и других этносов, вошедших в состав Волжской Булгарии, присутствовала в декоративно-прикладном искусстве хазар, восточных славян, западноевропейских народов. Артикулирование собаки на печатях воевод и

лялась история всех населявших Россию народов и конфессий» [Нугманова, 2006, с. 263]. В этой сумме рассуждений не хватает, пожалуй, одной важной детали: Николай I (вместе со «столичными идеологами» или нет, не берусь судить) не только видел «другую сторону имперской истории», но и ощущал связь своего рода и своей власти в ее прошлом с «другой стороной». Его визит в Казань в 1836 г., отмечаемый Г.Г. Нугмановой, испомещение «казанского» дракона на фасаде Большого кремлевского дворца и возвращение дракона «на место» в государственном гербе (а, ведь, здесь он «поправил» самого Петра I) заставляют уверенно полагать, что Николай I жил с ощущением универсальной (политической, правовой и в значительной мере культурной) преемственности своей империи от империи Джучи.

межевщиков первой половины XVI в. подсказывает, что Иван Грозный и его приближенные еще застали изображение собаки в качестве действующего элемента геральдической системы Казанского ханства. Отмеченная выше дискриминация образа булгарской собаки на печати 1583 г. подкрепляет этот тезис: дискриминация не имела бы смысла, если бы представление о Булгарии и булгарских символах не увязывалось в русском общественном сознании, в частности, с образом собаки. В то же время именно эта собака - надежный путеводитель к ордынским горизонтам имперских притязаний первого русского царя.

Связь собаки с драконами и змеями в контексте булгаро-татар-ской истории нашла отражение не только в декоративно-прикладном искусстве и геральдике, но и в позднем мифе об основании Казани, записанном вначале И.Г. Георги, затем К.Фуксом. Помимо сожжения змей, бегства дракона (без имени) и изгнания кабанов, закладка города сопровождается принесением в жертву собаки - вместо заклания сына хана Алибека [Заринский, 1880, с. 7-11]. Контаминация дракона и собаки в негативном семиотическом дискурсе представлена на кирасе работы известного придворного мастера Никиты Давыдова (последняя четверть XVII в.), хранящейся в Оружейной палате [Государева Оружейная палата, 2002, илл. 24], - с изображением сражения Геракла с Лернейской гидрой, наделенной собачьими головами.

Дракон. Будучи по определению полиморфным существом, он с трудом поддается идентификации. Распознавание его затрудняется также тем обстоятельством, что в русском восприятии дракон европейской мифологии, паразоологии и геральдики отождествлялся в одно и то же время и «летучим змеем», и «аспидом», в татарском и прототатарском восприятии в течение всего средневековья дракон («аждаЬа») и змей различались, хотя змей мог превращаться в «ажда-Ьа». Перепончатые (летучей мыши) крылья дракона русской геральдики, являются, по всей видимости, заимствованием из искусства и символики Западной Европы. Из проецированных на Казань композитов русской геральдики наиболее близок к дракону - в европейском восприятии - полиморфное существо «Титулярника» 1672 г. Русская иконография драконов европейского образца берет начало, видимо, с рельефов над внешним и внутренним входами в Грановитую палату (конец XV в.). Соседствующие со львами драконы несут

здесь «сторожевую службу», т.е. представлены в сугубо положительном контексте. Над внутренним входом дракон держит в лапах доспехи неизвестного рыцаря (коннотация дракона-победителя), лев, располагающийся напротив, держит в лапах щит того же рыцаря. Особое отношение к дракону в Московском кремле символизирует также серебряный поднос-подсвечник в виде пятиглавого дракона, украшавший покои Теремного дворца во второй пол. XVII в. [Оружейная палата Московского Кремля, 2006, илл. 229]; множество драконов и змей визуально присутствовали в царском дворце в течение всего XVII в. в качестве украшений серебряных кубков и других предметов западноевропейского производства [Вилинбахов, 1997, илл. на с. 71; Оружейная палата Московского Кремля, 2006, илл. 210; Художественное серебро Голландии, 2003, с. 25; Britania & Muscovy, 2006, t. 8, 20, 25, 27], в описях отмечена одна золотая статуэтка «змия» царевны Ирины Михайловны [Забелин, 1990, с. 216]. О благожелательном отношении к дракону «татарского образца» в окружении Петра I свидетельствует прапор конца XVII - нач. XVIII вв., на откосе которого изображены лев с мечом и дракон, оба под коронами (то есть, очевидно, Владимирское княжество и «Казанское царство»), - в добродушном противостоянии [Петр Великий и Москва, 1998, илл. 87]. В конце XVII в. дракон повлиял на геральдический образ орла (см. об этом ниже - в абзаце «Орел»).

Крылатый змей. В русском языке XVII в. фиксируется как «летучий змей» или «змей с крылами». Популярный зооморфизм русской мифологии. До конца XVII ст. в русской геральдике отождествлялся с драконом. В дальнейшем в облике псевдодраконов русской геральдики их происхождение от крылатого змея будет сохраняться в большинстве случаев репродуцирования. В восточнославянской иконографии крылатый змей начинает свою историю, по меньшей мере, с XII в. - с рельефов на соборах XII в. во Владимире, Галиче и Чернигове [Вагнер, Владышевская, 1993, илл. 38, 40, 41]; бескрылый змей вошел в историю искусства древней Руси своим необычно экспрессивным воплощением в «черниговской гривне» Владимира Мономаха - в конце XI в. [Рыбаков, 1971, илл. 124]. Исключительное место в репрезентации образа крылатого змея в средневековой и новой Руси-России занимала икона «Чудо св. Георгия о змие», основное изображение которой вошло в герб г. Москвы и общероссийский государственный герб. Символизирование зла, предопределенное противостоянием св. Георгия и змея, и энигматическая

отсылка к «змею мытарств»20 в большинстве канонов изображения змея смягчены такими имплицитными психо-эмоциональными его характеристиками, как беспомощность (особенно в каноне с развернутыми к зрителю подошвами лап) и недоумение. Восприятие изображений «змея с крылами» и змея без крыльев в русском обществе долгое время было окрашено менталитетным наследием времен язычества с его особенными представлениями о змее - повелителе грома, молний и дождя (Перун), хранителе сокровищ и источнике богатства, оберегателе дома [Афанасьев, 1868, с. 509-517, 530-541]. В Змее Горыныче, Тугарине Змиевиче и других отрицательных персонажах восточнославянского фольклора «пращурского» происхождения («чур» - в древнерусском языке змей и предок) наряду с негативными характеристиками присутствуют и положительные или неоднозначно воспринимавшиеся качества (богатырский облик, готовность к поединку, выезжает «на добром коне», сопровождаемый «собакой-ветром» {контаминация змея и собаки в мифе}, способность к перевоплощению, в частности, в доброго молодца, способного соблазнить чью-либо жену, и другие) [Афанасьев, 1868, с. 510-511, 523-525]. Живучесть древних представлений о змее в русском обществе, вероятно, предопределила сугубо положительную семантическую окраску рельефов с драконами на соборах XII в., над входами в Грановитую палату, наличие в царской казне в середине XVII в. драгоценных украшений в виде змея [РГАДА. Ф. 396. Оп. 2. Ед. хр. 631. Лл. 27-27 об], а в царском обиходе упоминавшегося подноса-подсвечника [РГАДА. Ф. 396. Оп. 2. Ед. хр. 190. Л. 36 об] и других предметов с изображением змеи в нейтральном контексте. Вместе с тем поливариантное и в некоторых отношениях амбивалентное отношение к образу змея как в светских стратах русского общества, так и в среде духовенства предопределялось существованием в текстах Священного Писания коннотаций, наделяющих змей полярными функционально-этическими качествами. На одном полюсе символических градаций находился Иисус Христос, сказавший: «И якоже Моисей вознесе змею в пустыни, тако подобает вознестися Сыну Человеческому» (Новый Завет. Ев. от Иоанна. 3, 14), на другом -змей-искуситель. Между ними пребывает благочестивый царь Езе-кия, названный в пророчестве Исайи «змеем парящим», и Дан -

20 О «змее мытарств» как феномене русской православной культуры см.: [Багдасаров, 2001].

«змий на пути, седяй, угрызая пяту конску» (Ветхий Завет. Бытие. 49, 17) (последний образ позже был перенесен на дракона иконописного сюжета «Чудо св. Георгия о змие»). Сюжет воздвижения Медного змея Моисеем нашел отражение в росписи Золотой палаты царского дворца в 1547 г. - в положительной интерпретации [Забелин, 1990, с. 153]. На своде палаты в то же время была исполнена композиция с крылатым змеем - живописное изложение мистического освоения Ветхого и Нового завета, их текстов и символики. И.Е. Забелин, опираясь на записи Симона Ушакова, пишет по поводу этого необычного образца «лицевой» экзегетики: «В западной половине... были написаны врата с золотыми затворами, во вратах, вверху, в раздвоившемся облаке, Ангел Господень со скипетром в правой и со свитком в левой руке. Под облаком и Ангелом, среди врат, стоял человек с посохом. Под ногами человека был изображен змеиный круг, крылатый, в шесть крыл. В этом кругу, в средине, было изображено солнце, вверху меж крыл лице человече, обвитое змеиным хоботом (хвостом), по сторонам солнца справа меж крыл лице львово, затем ниже меж крыл глава орла; слева против каждого из этих двух изображений - глава змиина; внизу снова глава львова. Все главы и лики были обвиты змеиными хоботами, концы которых были обращены к солнцу» [Забелин, 1990, с. 153]. Композиция должна была напоминать о нелегком пути человека к спасению и легкости хождения по пути греховному. Однозначно положительный смысл пластического воплощения змея прочитывается в оглавии роскошного посоха патриарха Никона, представляющего собой головы двух змей с драконьеми чертами [Романенко, 2001, илл. на с. 57].

Баланс предпочтений царского двора, связанный с символикой змея, вероятно, испытывал большую зависимость и от того обстоятельства, что происхождение многих царских родов древности и королевских родов средневековья связывалось с чудесным рождением основателя рода или героя - продолжателя рода от змея. Одним из таких героев был Александр Македонский, мать которого испытала интимную связь с крылатом змеем, в которого воплотился бог Амон. От связи матери с драконом, воплощением Аполлона, был рожден также император Август, к которому возводили свой род Рюриковичи [Щедрина, 2006, с. 30-31]. В контексте референтных связок «царский род - змей» и «царь - змей», наблюдаемых не только в генеалогических мифах, но и в Ветхом завете, для московского цар-

ского двора могли иметь принципиальное значение и драконы «царей»-чингизидов XIII-XIV вв.

Имя Зилант, адресованное казанскому крылатому змею, позже дракону, имеет, как известно, литературное происхождение. Этимология этого имени остается неясной, но в сумме факторов, которые повлиять на его образование, следует учитывать существование в восточнославянской и русской мифологии наряду с Тугариным Змиевичем и Змеем Горынычем Змиулана, имя которого образовано посредством контаминации русского «змей(я)» и тюркского «елан(а)». Вероятность трансформации Змеулана в Зиланта очень высока. Тугарин, Змей Горыныч, Змиулан - отрицательные персонажи восточнославянских сказок и былин в течение 500 лет до взятия Казани отождествлялись с тюркским миром. Гора Елантау (Змеева гора), возле которой сосредоточивались русские войска перед штурмом Казани, могла стать Зилантовой горой только при условии, что в ней обитал Змиулан. (Известное предположение, что топоним «Зилант» - сокращенный формат от «Джилантау» малопродуктивно, так как не учитывает, что в татарском языковом обиходе исключение форманта «ау» в приведенном устойчивом словосочетании невозможно, а в русском наиболее естественным вариантом трансформации было бы «Зилантав», ср.: Кокчетау - Кокчетав, Сарытау - Саратов, Биштау - Биштав).

Змей, независимо от того, где он обитал - на горе Елантау или в Казанском кремле, в 1552 г. был противником русских войск. Побежденный, он переместился на щиты русских воинов, возвращавшихся из Казани. На иконе «Благословенно воинство Небесного царя», в которой отразились события 1552 г., иконописец зафиксировал трех трофейных змей. Один из них - «змей летучий» находится на щите воина, идущего в свите всадника на вороном коне (предположительно, Василия III - [Морозов, 1984, с. 26]), туловище змея находится на линии вертикального древа креста, который несет всадник (см. форзац, рис. 5). Второй змей (без крыльев) изображен на щите конного воина нижней группы всадников с нимбами (предположительно, Рюриковичей), раскрытая пасть змея находится на линии древка копья в руках другого воина (рис. 11). Несколько впереди них находится третий воин, на треугольном щите (одном из ос-

новных символов христианства) которого изображены три змеиные головы, туловище змея скрыто за треугольным же щитом21 (рис. 11).

Рис. 11. Благословенно воинство... Икона. Фрагмент.

Олень. Геральдический знак чингизидов. Возникновение рогов оленя на голове булгарского псевдодракона могло мотивироваться как чингизидским влиянием, так и более ранним хазарским. Изображение оленя на печати Владимира Андреевича Старицкого - довольно ясный индикатор геральдической функции оленя в Золотой Орде и ее улусах. В середине XVII в. объемные фигурки оленей фиксируются как украшение царского места [Britania & Muscovy, p. 198], два

21 По версии В.В. Морозова, «змей летучий» (василиск - в обозначении Морозова) - герб Казанского царства, змей без крыльев - герб Астраханского царства, трехглавое «чудовище» - Московское, Казанское и Астраханское царства, «объединенные рукой Москвы» [Морозов, 1984, с. 27]. По поводу последнего предположения уместно заметить, что между треугольным щитом и головами змей (или змеи), торчащими из-под него, пожалуй, наблюдаются негативные референтные и аппрезентационные связи.

оленя украшают кирасу работы известного придворного мастера Никиты Давыдова (последняя четверть XVII в.), хранящуюся в Оружейной палате [Государева Оружейная палата, 2002, илл. 24].

Ворона/ворон. Клюв вороны/ворона наблюдается у псевдодракона на государственных печатях Ивана Грозного и Петра I (по репродукции И.Г. Корба). Ранее вороньи клювы носили драконы чингизидов - на обоймице и поясном наконечнике, опубликованных М.Г. Крамаровским, но не идентифицированные им. На печати Петра I вороний клюв - образец иронической энигматики в практике символизирования (при условии, что репродукция Корба аутентична оригиналу).

Кот. Появляется в «Титулярнике» 1672 г. в таких фрагментах символа «Болгарского княжества», как голова и хвост, (тело и лапы собаки). Время его вхождения в семейство геральдических знаков животного происхождения совпадает со временем рождения и популяризации лубков «Мыши кота погребают» и «Кот Казанский». Нижняя часть лап Кота Казанского лубка «Кот Казанский» и композита «Болгарского княжества» почти тождественны по изобразительному решению. Пример привнесения сарказма или иронии в практику символизирования - как и в ряде других случаев включения в композитное изображение сопутствующих формантов и иных сопутствующих графических или рельефных характеристик.

Мышь. Голова мыши (с помятыми ушами) присутствует у собаки «Печати Болгарской» на царском саадачном покровце с гербами первой пол. XVII в.

Крыса. Образ крысы обнаруживает себя в контаминации челюсти крысы с головой собаки у казанского «титулярного» псевдодракона и аналогичной контаминации с головой кота у собаки «Булгар-ского княжества» в «Титулярнике».

Лев/львица. Морфологема носа льва/львицы наблюдается как элемент головы булгарской собаки (кота) в «Титулярнике» 1672 г. Собака, кот, крыса и лев/львица, объединенные в один композит, пародируют друг друга, создавая очевидный комический эффект и смысл.

Орел. Опушенные лапы орла впервые наблюдаются у булгар-ского псевдодракона с бронзовой бляхи. Повторно они возникнут уже у казанского композита на Малом государственном и губернском гербах 1856 г. На предметах геральдического значения из царской казны конца XVII в. орел испытывал тяготение к трансфор-

мации в дракона: опись казны 1702 г. зафиксировала два предмета (видимо, жезлы) под названием «орел шестиглавый», у которых наверху изображался орел двуглавый с изумрудом, «другой орел внизу о шти головах». Кроме того, в описи зафиксированы скипетр и жезл с трехглавым орлом [РГАДА. Ф. 396. Оп. 2. Ед. хр. 606. Лл. 37 об, 40 об, 44 об]. Скипетр с трехглавым орлом изображен в «Титулярнике» в руках царя Алексея Михайловича [Царский титулярник, 2007, с. 50].

Агнец/баран. Мотив агнца/барана виден в завитках шерсти булгарской собаки «Титулярника», в профиле головы и шеи собаки «Булгарского княжества» на Большом государственном гербе 1857 г. [Вилинбахов, 1997, илл. на с. 107] и в куцем ее хвосте на государственном знамени 1896 г. [The Regalia, 1994, t. 167].

Попугай. Поздний фрагментарно представленный персонаж герба Казанской губернии (1856 г.) Появляется вместе с коробкообразной нижней пластиной клюва симплициссимуса. Ранее в российском геральдическом семействе попугай появлялся в качестве украшения декоративной тарелки с российским гербом и гербами важнейших земель Русского государства из казны царя Алексея Михайловича [Вилинбахов, 1997, илл. на с. 75], колчане царевича Алексея Алексеевича (1667) - рядом с геральдическими знаками регионов России [Государева Оружейная палата, 2002, илл. 68]. Два попугая размещены над троном царей Ивана и Петра Алексеевичей [Государственная

Оружейная палата, 1988, илл. 251; Мартынова, 2010, с. 127, илл. 1]22.

* * *

На возрождающемся из пепла в течение последних семисот лет фениксе с головой собаки сошлись менталитетные представления и геральдические традиции многих народов, но метафоры идентичности, сконцентрированные в лаконичном рисунке, почти неразличимы: в драконе с собачьей головой присутствуют Волжская Булга-рия и Западная Европа, змеевидное туловище псевдодракона суммирует образы, генерированные мифологией тюрок и восточных славян, геральдикой Золотой Орды, его орлиные лапы ассоциативно

22 Между попугаями находится крылатый дракон (почти посередине ажурной декорированной арки над тронами), ниже его - чеканная реплика с гравюры Альбрехта Дюрера «Рыцарь, смерть и дьявол» [Государственная Оружейная палата, 1988, илл. 251], не «читаемая» комментаторами.

связаны почти в равной мере с симплициссимусом 1856 г. и булгар-ским псевдодраконом XIII-XIV ст. Слишком большая для геральдического символа сумма первичных аппрезентаций и менталитетных контекстов сопряжена в казанском композите 2004 г. возрождением в нем двух качеств, которые ранее, очевидно, имели конъюнктурную мотивировку: стреловидного языка в сочетании с собачьей головой (едва ли в истории геральдики найдется такой прецедент - до 1781 г.) и пепельного цвета тела псевдодракона.

Все три композита казанского герба второй пол. XVI - XX вв.: псевдодракон с собачьей головой, василиск, симплициссимус - и сопровождающая их собака «Булгарского княжества» являют сложную смесь смысловых и психо-эмоциональных кодов: иронической ап-презентации «Казанского царства» и «Булгарского княжества» вкупе с энигматической репрезентацией менталитетного отчуждения, адресованного бывшим подданным казанского «царя» и булгарского «князя», и при всем том - напоминанием о былом величии «царства» и «княжества» (что подразумевало принципиально большее величие царства царств - империи). Совмещение в государственном геральдическом знаке денотации и коннотации одного и того же объекта символизирования - части империи, - не обязательное условие строительства символической модели империи, но безошибочный индикатор неблагополучия в выборе модели сосуществования метрополии и царства.

Эволюция и метаморфозы булгаро-татарских символов в составе русской государственной геральдики почти на всем протяжении этих дополняющих друг друга процессов находились в зависимости не только от политического противоборства двух сторон (до 1552 г.) и задач символического воздействия на объект управления (после 1552 г.). Как политическое противоборство Казани и Москвы, сопровождавшееся переносом символов из Казани в Москву, так и символическая конституционализация завоевания Казани, символическое подтверждение пребывания региона в составе империи и символическая же репрезентация обновляющегося время от времени восприятия «царства» метрополией - все эти практические и условные интеракционные действия в значительной мере были действиями, направленными на достижение, сохранение или недопущение гегемонии на пространстве распавшейся Великой Орды всеми преемниками Орды (до 1552-1598 гг.), укрепления гегемонии победителя этого противоборства и его противостояния с последним оппонен-

том в споре за наследие чингизидов - с Крымским ханством (до 1783 г.). Россия, не решавшаяся до конца ХУП в. включать в титул своих самодержцев в их письмах к крымским ханам и принцам Казанское, Астраханское и Сибирское ханства23, закрепила эмблемы этих ханств в государственном гербе не позже 1583 г. (эмблема Сибири размещена на обратной стороне печати 1583 г.), но не ограничилась этим и заявила тогда, в том же гербе, свои притязания на все ордынское статусное и территориальное наследие. Формирующаяся новая империя без крымского татарина оставалась неполной, но ко времени аннексии Крымского юрта счеты Ивана Грозного к Девлет-Гирею и его зашифрованное в металле завещание - об ордынской родословной Русского государства и ордынском знамено-вании казанского герба - было едва ли не позабыто, «перенос империи» в целом уже состоялся. Тем не менее, если императоры и императрицы отводили «казанскому» дракону самые престижные места на гербах и знаменах империи, здесь действовала не сила инерции, а актуальная память: в «местническом» споре с другими знаками государственного герба дракон в конечном итоге поднялся на первенствующее место - как это было в 1583 г., Крымское «царство», несмотря на все свое величие, продолжало оставаться втуне, а булгарская/казанская собака своим почти нелепым присутствием рядом с драконом никого не смущала: в этой нелепости давала знать о себе другая империя.

23 Однако на языке намеков она в 1657 г., обращаясь к крымскому хану Мухаммед-Гирею IV, дала понять, что российский самодержец, а не крымский хан, и есть истинный чингизид и не просто чингизид, а обладающий правом владения всей империей Чингис-хана. Тогда в споре с ханом об уместности включения в свой титул «многих государств и земель восточных и западных, и северных» царь Алексей Михайлович написал Мухаммед-Гирею, что на востоке у него есть Казанское и Астраханское ханства, а на западе и севере - Сибирское, на западе же за ним (царем) - княжество Литовское (РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1656. Д. 10. Лл. 265-269). Запад с востоком, таким образом, царь не путал: указанием на западное Литовское княжество после упоминания Сибири Алексей Михайлович ясно это подчеркивал. Но Сибирь у него на западе и на севере - так она видится при обозрении карты мира из Каракорума.

Список источников и литературы

РГАДА. Ф. 396. Оружейная палата. Оп. 2. Ед. хр. 190.

РГАДА. Ф. 396. Оружейная палата. Оп. 2. Ед. хр. 606.

РГАДА. Ф. 396. Оружейная палата. Оп. 2. Ед. хр. 631.

Алишев С.Х. Казань и Москва: межгосударственные отношения в XV-XVI вв. Казань. Татарское кн. изд-во.1995. - 160 с.

Алярд К. Книга о флагах. СПб. Сенатская тип. 1911. - 91 с.

Арциховский А.В. Древнерусские областные гербы // Ученые записки МГУ. Вып. 93. История. Кн. 1. Москва. Изд-во МГУ, 1946. с. 43-66.

Афанасьев А.Н. Змей // Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований, в связи с мифическими сказаниями других родственных народов. В 3 томах. Т. 2. Москва. Изд. К.Солдатенкова. с. 509-635.

Багдасаров Р. Змей мытарств и многофазовая инициация в христианстве // Россия и гнозис / Материалы конференции. Москва. Рудомино. 2001. с. 81-90.

Белавенец П. Изменение Российского Государственного герба в императорский период (историческая справка) // Вестник императорского общества ревнителей истории. Вып. 2. СПб. 1915. с. 59-84.

Белова О. В. Славянский бестиарий. Словарь названий и символики. Москва. Индрик. 2001. - 320 с.

Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. Москва. Российское Библейское общество. 2002.- 1296 с.

Бойцов М. Символический мимесис - в средневековье, но и не только // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. Москва. ОГИ. 2005. с. 355-396.

Булычев А.А. Между святыми и демонами. Заметки о посмертной судьбе опальных царя Ивана Грозного. Москва. Знак. 2005. - 301 с.

Вагнер Г.К., Владышевская Т.Ф. Искусство древней Руси. Москва. Искусство. 1993. - 255 с.

Вэлиев Ф., Эхмэтжанов М. Казан патшалыгы гербы. Идел. 1974. 4. 9094 б.

Валеев Ф.Х. Древнее и средневековое искусство Среднего Поволжья. Йошкар-Ола. Марийское книжное издательство. 1975. - 212 с.

Валеев Ф.Х., Валеева Г.Ф. Древнее искусство Татарстана. Казань. Татарское книжное издательство. 2002. - 102 с.

Валеева Д.К. Искусство волжских булгар (X - начало XIII вв.). Казань. Татарское книжное издательство. 1983. - 131 с.

Валеева-Сулейманова Г.Х., Шагеева Р.Г. Декоративно-прикладное искусство казанских татар / Альбом. Москва. Советский художник. 1990. -215 с.

Вилинбахов Г.В., Вилинбахова Т.Б. Святой Георгий Победоносец (образ святого Георгия Победоносца в России). СПб. Искусство. 1995. - 158 с.

Вилинбахов Г.В. Государственный герб России. 500 лет / Альбом. СПб. Государственный Эрмитаж. 1997. - 168 с.

Винклер, фон П.П. Гербы городов, губерний, областей и посадов Российской империи. Москва. Планета.1990. - 224 с.

Галимзянов И.Р. и др. Исследования на разрушающихся памятниках в Татарстане // Археологические открытия 1994 г. Москва. Институт археологии РАН. 1995. с. 193-200.

Город Болгар. Культура, искусство, торговля. Москва. Наука. 2008. -275 с.

Государева Оружейная палата. СПб. Атлант. 2002. - 407 с.

Государственная Оружейная палата. Москва. Советский художник. 1988. - 431 с.

Давлетшин Г.М. Волжская Булгария: духовная культура (Домонгольский период, X - нач. XIII вв. Казань. Татарское кн. изд-во. 1990. - 192 с.

Даркевич В.П. Путями средневековых мастеров. Москва. Наука. 1972. -191 с.

Древний Новгород. Прикладное искусство и археология / Альбом. Москва. 1985. - 167 с.

Забелин И.Е. Домашний быт русских царей в XVI-XVII столетиях. Кн. 1. Государев двор или дворец. Москва. Книга. 1990. - 313 с.

Заринский П. Сборник исторических и археологических исследований о Казанском крае. Ч. 1. Вып. I. Казань. Тип. Губернского правления. 1880. -75 с.

Звездина Ю.Н. Рельефы столпа в Грановитой палате Московского Кремля (попытка реконструкции смысловой программы) // Проблемы изучения памятников духовной и материальной культуры / Материалы научной конференции 1991. Москва. АЛЕВ-В. 2000. с. 77-89.

Иванов П.И. Сборник снимков с древних печатей. Москва. Тип. с. Се-ливановского. 1858. - 43 с.

Калугин В.В. Царь Иван Грозный: стили художественного мышления // Культура средневековой Москвы XIV-XVII вв. Москва. Наука.1995. с. 183210.

Кармадонов О.А. Социология символа. Москва. Academia. 2004. -348 с.

Кене Б. В. О регалиях государей всероссийских. Спб. Тип. Мин-ва внутренних дел. 1883. - 28 с.

Кириллин В. М. Символика чисел в древнерусских сказаниях XVI в. // Естественно-научные представления Древней Руси. Москва. Наука. 1988. с. 76-140.

Коронационный сборник. Т.1. СПб. Экспедиция заготовления государственных бумаг. 1899. - 415 с.

Крамаровский М.Г. Новые материалы по истории культуры ранних Джучидов: воинские пояса конца XII - первой половины XIII вв. (источниковедческие аспекты) // Источниковедение истории улуса Джучи (Золотой Орды): От Калки до Астрахани. 1223-1556. Казань. Институт истории АН РТ. Мастер-Лайн. 2002. с. 43-81.

Кротков А.А. Раскопки на Увеке в 1913 году // Труды Саратовской ученой архивной комиссии. Вып. 32. Саратов. 1915. с. 111-133.

Кызласов И. Л. Енисейские надписи на горе Ялбак-таш (Горный Алтай) / Новости тюркской рунологии. Вып. 1. Москва. Гуманитарий. 2003. - 127 с.

Лебедев В. Державный орел России. Москва. Родина. 1995. - 239 с.

Макарова Т.И. Черневое дело древней Руси. Москва. Наука. 1986. -156 с.

Мартынова М.В. Двойной трон царей Ивана и Петра Алексеевичей // Материалы и исследования. Москва. ГИКМЗ «Московский Кремль». 2010. с. 126-147.

Морозов В.В. Икона «Благословенно воинство» как памятник публицистики XVI века // Произведения русского и зарубежного искусства XVI-XVIII века. Материалы и исследования. Москва. Искусство. 1984. с. 17 - 31.

Нугманова Г.Г. Проблемы культурного наследия в XIX - начале XX вв. К истории вопроса на примере Казанской губернии // Казань в средние века и раннее новое время / Материалы Всероссийской научной конференции. Казань. Институт истории АН РТ. 2006. с. 252-265.

Оружейная палата Московского Кремля. Москва. Слово. 2006. - 424 с.

Петр Великий и Москва / Каталог выставки. Москва. Красная площадь. 1998. - 191 с.

Перевезенцев С.В. Утверждение Святой Руси http://www.bibliofond.ru/ view.aspx?id=106111

Плетнева С.А. Очерки хазарской археологии. Москва - Иерусалим. Изд-ва: Мосты культуры, Тешарим. 2000/5760. - 247 с.

Рахимзянов Б.Р. Касимовское ханство (1445-1552 гг.). Очерки истории. Казань. Татарское кн. изд-во. 2009. - 207 с.

Романенко А.И. Патриаршие палаты. Москва. Арт-курьер. 2001. - 96 с.

Рыбаков Б.А. Русское прикладное искусство X-XШ веков. Ленинград. Аврора. 1971. - 128 с.

Саначин С.П. Об укоренившихся ошибках в историографии ханской Казани (часть 1) // Средневековые тюрко-татарские государства. Вып. 2. Казань. Институт истории АН РТ. Ихлас. 2010. с. 123-128.

Силаев А.Г. История русской геральдики. Москва. ФАИР-ПРЕСС. 2002. - 239 с.

Скрынников Р.Г. Святители и власти. Ленинград. Лениздат. 1990. - 349 с.

Смирницкая Е.В. К вопросу о стилистических принципах средневекового зооморфного орнамента (На материале древнерусских серебряных наручей) // Художественный язык средневековья. Москва. Наука.1982. с. 128-142.

Соболев Н.Н. Очерки по истории украшения тканей. М.-Л. Academia. 1934. - 437 с.

Соболева Н.А., Артамонов В.А. Символы России. Москва. Панорама. 1993. - 208 с.

Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в Государственной коллегии иностранных дел. Ч.1. М. Тип. Н.С. Всеволожского. 1813. - 643 с.

Tartarica. Атлас. Казань - Москва - Санкт-Петербург. Феория. 2005. -889 с.

Тресиддер Дж. Словарь символов. Москва. Гранд. 2001. - 444 с.

Тюленева В.В. Змея в составе композитных существ // Архетипические образы в мировой культуре / Всероссийская научная конференция. Тезисы докладов. СПб. Издательство «Государственный Эрмитаж». 1998. с. 45-48.

Фадеева Т.М. Образ и символ. Москва. Новалис. 2004. - 254 с.

Фаизов С.Ф. Восточный герб царей // Артамонов В.А., Вилинбахов Г.В., Фаизов С.Ф., Хорошкевич А.Л. Герб и флаг России. X-XI века. Москва. Юридическая литература. 1997. с. 253-259.

Фаизов С.Ф. Тугра и Вселенная. Мохаббат-наме и шерт-наме крымских ханов и принцев в орнаментальном, сакральном и дипломатическом контекстах. Москва - Бахчисарай. Древлехранилище. 2002. - 100 с.

Фаизов С.Ф. Кот Казанский: татарин и царь в восприятии русского после «взятия» Казанского, Астраханского и Сибирского ханств // Казань в средние века и раннее новое время / Материалы всероссийской научной конференции. Казань. Институт истории АН РТ. 2006. - 149-157 с.

Ханзафаров Н.Г. Символы Татарстана (мифы и реальность). Казань. Фикер. 2001. -135 с.

Хафизов Д. Прошлое и будущее казанского герба http://kazadmin. narod.ru/history/1000years/zil.html

Хорошкевич А.Л. Символы русской государственности. Москва. Изд-во Московского университета. 1993. - 94.

Худяков М.Г. Очерки по истории Казанского ханства. Москва. Инсан. 1991. - 320 с.

Царский титулярник. Кн. 1. Москва. Древлехранилище. 2007. - 244 с.

Шейнина Е.Я. Энциклопедия символов. Москва. Торсинг. 2002.- 592 с.

Щедрина К.А. Царское счастье. Архетипы и символы монархической государственности. Москва. Форум. 2006. - 159 с.

Юрганов А.Л. Категории русской средневековой культуры. Москва. Мирос. 1998. - 448. с.

Britania & Muscovy. English Silver at the Court of the Tsars. Yale Center for British Art. New Haven. 2006. - 303 p.

The Regalia of the Russian Empire. Moscow. Red Square. 1994. - 239 p.

Перечень источников иллюстраций, опубликованных в Сети

• Симург. Иран. Бронза. Прибл.: раннее средневековье. http ://www.heraldicum. ru

• Симург. Иран. VII-VIII вв. http://www.liveinternet.ru/users/lana_swan/post106941976/

• Серебряный браслет с изображением крылатых собак и птиц. Из Тереховского клада. Русь. XII в. http://www.druidgor.narod.ru

• Большая государственная печать. 1583 г. Лицевая сторона. http://www.nauka.relis.ru/10/0102/10102000.htm

• Видение пророка Иезекииля на реке Ховар. Икона. Из ризницы Соловецкого мн-ря. 2-я пол. XVI в. http://www.obraz.org/index.php? menu=iconography&base=28&struct=449&icon_id=1256

• Благословенно воинство Небесного Царя. Икона. 3-я четверть XVI в. Благословенно воинство... Икона. Фрагмент А. Благословенно воинство. Икона. Фрагмент Б. http://www.liveinternet.ru/users/franky_boy/post77319100/

• Печать воеводы И.М. Воротынского. 1596 г. http://www.heraldicum.ru/russia/subjects/tatarstn.htm

• Карта Москвы-реки в южной ориентации. http://www.vodohod.com/small-boats/map/moskva.htm

• Герб царства Казанского. Царский титулярник. 1672 г. http://www.heraldicum.ru/russia/subjects/tatarstn.htm

• Герб великого княжества Болгарского. Царский титулярник. 1672 г. http://www.heraldicum.ru/russia/subjects/tatarstn.htm

• Жалованная грамота императрицы Елизаветы Петровны. XVIII в. http://russia.internetdsl.pl/gerb.htm

• Государственная печать императрицы Екатерины II. XVIII в. http://www.gerbroda.ru/

• Дракон Казанского царства. Рельеф на фасаде Большого Кремлевского дворца. Сер. XIX в. http://retromoscow.livejournal.com/

• Большой государственный герб Российской империи. 1882 г. http://images.vector-images.com/102/large.jpg

• Дракон на шпиле здания Казанского вокзала в Москве. XX в. http://fotki.yandex.ru/users/grey-bishop/view/54266/?page=0

• Герб г. Казань. 2004 г. http://tatarstanrsp.ru/kazan/

Фаизов Сагит Фяритович, к.и.н., независимый историк, г. Москва, faizovy@mail.ru