CC BY
37
ПРОБЛЕМЫ СНГ
Д.Е.Фурман
КАЗАХСТАН: ВЛАСТЬ И РЕЖИМ (СРАВНЕНИЕ С РОССИЕЙ)
Фурман Дмитрий Ефимович -доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института Европы РАН.
Исследователи в России и за рубежом сходятся в том, что посткоммунистический авторитаризм наиболее очевидно проявил себя в Центральной Азии. Но бывший «советский Восток», обладая основными чертами банального образа Востока, сформировавшегося на Западе, включая самоконсервацию власти, все же остался не совсем неизменным после обретения государственной независимости странами ЦА.
В последние годы определенные перемены можно наблюдать в Казахстане, где два процесса идут параллельно и взаимосвязанно. С одной стороны, возникают оппозиционные «волны», от казахстанской элиты откалываются группы, стремящиеся к смене режима. С другой стороны, в лояльной президенту части элиты, в правящей верхушке, происходят процессы, которые можно назвать «разрыхлением» или «размягчением» (подобрать подходящее слово очень трудно). Она все более утрачивает монолитность и президент все более утрачивает контроль над ней.
Разделение правящего слоя на кланы и «партии» создает обстановку относительного плюрализма, в которой постепенно укореняются некоторые «плюралистические» или даже демократические «привычки». Люди привыкают к тому, что есть разные «центры силы», которым нужна их поддержка и между которыми они могут выбирать. Более того, они видят, что хотя прямая атака на президента может привести в тюрьму, но просто критика и отстаивание своих позиций не так уж страшны и даже не так уж безнадежны.
В этой ситуации институты, которые, казалось бы, имеют чисто декоративное значение - пропрезидентские партии и парламент, - начинают, как оловянные солдатики у Щедрина, «наливаться кровью». Форма начинает приобретать содержание. Так, еще в 1999 г. в парламенте началась атака по бюджетным вопросам на Н.Балгимбаева, преемника Т.Кажегельдина на посту премьер-министра, которую вели не либеральные оппозиционеры, которых в этом парламенте практически и не было, а лоялисты из президентской партии «Отан», считавшие, что бюджет ущем-
ляет интересы южных регионов. Поддерживали же премьера тоже лоялисты, но из Гражданской партии. Был поставлен вопрос о доверии, и для вынесения вотума недоверия не хватило только одного голоса1.
Этот эпизод мог считаться каким-то особым исключением или просто инсценировкой (все-таки вотума недоверия не вынесли, а с другой стороны, Назарбаев все равно собирался сменять Балгимбаева). Но ту же картину мы видим и в следующем парламенте, который вначале также воспринимался как совершенно «беспроблемный»2. Уже в 2002 г. пресса отмечает его резкую активизацию. В нем стали раздаваться голоса, требующие расширения полномочий, включения в бюджет внебюджетных фондов, и из него стали регулярно возвращаться на доработку подготовленные правительством законопроекты. При этом опять-таки активизируются и проявляют строптивость депутаты от пропрезидентских партий3. А в 2003 г. в Казахстане произошло небывалое событие, показавшее, как изменилось общество. Правительство И.Тасмагамбетова передало в мажилис проект земельного кодекса. Некоторые депутаты оказывали ему сопротивление, считая, что он приведет к возникновению латифундий и обезземеливанию крестьянства. Были внесены относительно значимые поправки (мораторий на покупку земли негосударственными юридическими лицами, ограничение покупок земли этими лицами и иностранцами и др.). Правительство было против поправок и неожиданно поставило вопрос о доверии. Это был совершенно очевидный шантаж. Для вынесения вотума необходимо собрать две трети голосов обеих палат, что практически невозможно, более того, при вотуме недоверия президент имеет право распустить парламент и назначить новые выборы. В России за недоверие не голосовали даже оппозиционные первая и вторая Дума. Состав мажилиса даже сравнивать нельзя с составом первых российских дум, скорее, к нему близок состав теперешней Думы. Однако, за недоверие высказались 55 из 77 депутатов мажилиса и 3 из 37 депутатов сената. Тасма-гамбетов был совершенно не готов к такому повороту и даже заявил, что результаты голосования в парламенте были сфальсифицированы. Тем не менее правительство подало в отставку. И она была принята4. Такого в истории Казахстана (да и в истории России) еще не было.
Что же произошло на самом деле? Почему депутаты стали такими храбрыми и неуступчивыми? Либеральная пресса этого развития событий не прогнозировала и, когда Тасмагамбетов все же ушел в отставку, растерялась и стала писать, что президент сознательно не дал команды, как голосовать, ибо уже сам решил, что Тасмагамбетову пора уходить, и одновременно - хотел продемонстрировать миру казахстанскую демократию. Но даже если это так, все равно сам факт, что Назарбаев предоставил парламенту решить вопрос о судьбе правительства, а депутаты голосовали, как хотели, не боясь возможного по казахстанской конституции роспуска парламента, говорит о новых отношениях в казахстанской правящей верхушке. И нам нужно только попытаться представить себе, что прошлая или новая, тепереш-
няя российская Дума отправляет в отставку правительство, чтобы понять, как постепенно эти отношения стали не похожими на российские.
2 декабря председатель мажилиса Ж.Туякбай публикует в «Казахстанской правде» статью: «Опыт возмужания»5. Туякбай - совсем не либеральный оппозиционер, он человек, близкий к Назарбаеву и родственник бывшего премьера Бал-гимбаева, которому чуть не выразил недоверия предшествующий парламент. Но в этой статье он требует расширения полномочий парламента, говорит о необходимости настоящего разделения властей и принятия нового закона о выборах, который сделал бы невозможным использование «административного ресурса».
Когда Назарбаев говорит о постепенном переходе к демократии, это выглядит, как чисто «инструментальные» (чтобы не сказать демагогические) заявления человека, который не хочет уступать власть и делиться ей. И, несомненно, в значительной мере так и есть. Но иногда бывает, что человек говорит правду, сам и не подозревая, что это - правда. За 12 лет независимости в Казахстане действительно произошли изменения, приближающие казахстанское общество к демократии. И назарбаевский режим, который первую половину 90-х годов развивался в направлении ко все большему авторитарному контролю над обществом, все более и более теряет этот контроль.
* * *
Хотя «цикл жизни» казахстанского, как и российского режимов не завершен, мы можем подвести некоторые итоги. И прежде всего - сравнить казахстанское и российское развитие.
То, что режимы Казахстана и России однотипны и в их развитии прослеживаются общие закономерности - очевидно. Но есть и очень большие различия.
Казахстанский режим с самого начала был авторитарнее российского. Российская система выборности губернаторов - пока что недостижимая мечта казахстанской оппозиции. Казахстанский режим значительно больше склонен использовать в борьбе с противниками грубые террористические методы, вроде избиений и поджогов, совершаемых «неизвестными». Он быстрее достиг после референдума о продлении президентских полномочий Назарбаева максимальной авторитарности. И казахстанцы, очевидно, правильно были склонны оценивать российским режим как «более демократический», чем их собственный6. (Сейчас такие оценки уже невозможны и Назарбаев во время недавнего визита Путина в Казахстан с гордостью заявил: «По реформам как экономики, так и политики мы примерно на одном уровне... Я не боюсь сказать, что в Казахстане управляемое развитие демократии»7.)
Вполне возможно, что с большей авторитарностью казахстанского режима связан и более быстрый процесс экономического рыночного реформирования Казахстана. У Назарбаева были более развязаны руки, чем у Ельцина, он мог меньше,
чем его российский собрат, считаться с общественным мнением. И это более последовательное реформирование, похоже, дает плоды - Казахстан опережает сейчас Россию по темпам экономического развития.
Но другой стороной этого относительно успешного развития является то, что и признаки упадка и кризиса казахстанского режима появились раньше, чем признаки кризиса российского. Российский режим переживает при Путине свой расцвет. Никому не известный ельцинский наследник смог в 2000 г. получить больше голосов, чем Ельцин в 1996 г. и выиграть в первом туре. Его показатели в 2004 г. (более 2/3 голосов) стали еще более впечатляющими. Дума, избранная в 1999 г., неизмеримо более подконтрольна власти, чем ее предшественницы, а дума 2003 г., в которой партия власти «Единая Россия» имеет конституционное большинство, а правая либеральная оппозиция вообще не представлена - близка к «идеальной». Российское политическое развитие идет не к усилению элементов демократии, не к ротации власти, а к дальнейшему укреплению контроля власти над обществом, исключающего ротации. В Казахстане же направление развития иное. Расцвет казахстанского режима «безальтернативной» президентской власти приходится на 1995-1998 гг., и теперешнее почти тождество политических систем Казахстана и России, о котором говорил Назарбаев, - это результат «пересечения» разных траекторий движения: ко всей большей авторитарности и управляемости в России и ко все меньшей в Казахстане. Более того, похоже, что эта «точка пересечения» уже позади и теперешнее казахстанское общество - более плюралистическое и «открытое», чем российское. Сошлемся на назарбаевского советника Е.Ертысбаева, заявившего в апреле 2002 г.: «Нам не нужно 98%, как это было в 1991 г. Нам не нужно и 80%, как в 1999 г. Но нам нужен контрольный пакет электората, скажем, 51%»8. Россия идет к 80 и 90%, Казахстан «скатывается» к 51%.
Оба режима сталкиваются с новыми вызовами. Вначале они преодолевают «сопротивление материала», сил, которые уже были в обществе к моменту зарождения режима. Это - сопротивление рабочих, крестьян, старой номенклатуры, интеллигенции, национальных движений. Становление режима и есть преодоление этого сопротивления. Но затем все заметнее становится сопротивление социальных слоев, порожденных самими режимами - новой буржуазной элиты, которой все более тесны рамки авторитарных президентских систем. Появление этих новых сил дает новую жизнь старой оппозиции и изменяет общую структуру оппозиции. Это происходит и в России, и в Казахстане - но в Казахстане раньше и в более ярких и решительных формах. Ходорковский очутился в тюрьме, едва начав свою политическую деятельность; Аблязов и Жакиянов успели объединить всю разношерстную оппозицию, выдвинуть свою программу. Масштабы их поддержки не сравнимы с более чем скромными масштабами поддержки Ходорковского.
Более быстрое, чем в России, движение Казахстана к рынку, более быстрое и в больших масштабах, чем в России, возникновение буржуазной оппозиции и раз-
ные векторы теперешнего развития наших двух стран - факты сегодняшнего дня. Но есть ли связь между ними, действительно ли в Казахстане из-за более быстрого рыночного развития быстрее формируется буржуазия и ее сознание, мы сказать не можем.
Можно, однако, указать на некоторые культурные и ситуативные факторы, способствовавшие, очевидно, развитию оппозиции в казахстанском обществе и «либерализации» казахстанского режима.
В Казахстане нет российской традиции великого самодержавного и затем советского, тоталитарного имперского государства. Эта традиция придает в России протесту народных масс против буржуазных реформ специфически антидемократический оттенок, порождает характерный именно для постсоветской России «красно-коричневый» синтез коммунизма и «фашизмоидного» национализма, который препятствует объединению постсоветских коммунистов с либералами и демократами. В Казахстане нет этого «красно-коричневого» синтеза. Коммунисты здесь слабее, чем в России. Но главное, они - иные. Они значительно больше, чем российские, восприняли демократические ценности, и между ними и либеральной оппозицией установились прочные отношения сотрудничества9.
Российская самодержавная государственная традиция вначале в какой-то мере работала на коммунистическую оппозицию, но постепенно она все больше начинает работать на президентский авторитарный режим. Российское сознание с облегчением «узнает» в президентской власти «нормальную», традиционную для России самодержавную власть. Уже Ельцин активно использует самодержавные символы, а Путин активно пользуется и самодержавной, и советской символикой, подчеркивая традиционность и преемственность своей власти. Назарбаев в Казахстане не имеет такой исторической опоры. Можно не принимать всерьез идею «кочевой демократии», но ясно, что казахское прошлое не работает в такой мере на авторитарную систему, как российское10.
Некие антиавторитарные функции могут исполнять и племенные и жузовые пережитки, играя, тем самым в процессе демократического развития не только тормозящую роль. Российское общество полностью атомизировано и при отсутствии «гражданского общества», системы добровольных организаций, оно оказывается совершенно беззащитно перед властью. Разобщенные индивиды не могут противопоставить ей свою солидарность. В Казахстане гражданское общество развито не больше российского. Но сохраняющиеся «догосударственные» солидарности и лояльности в какой-то мере восполняют его слабость и делают индивида чуть менее одиноким и беззащитным. Создается ощущение, что в Казахстане, в отличие от России, всякие властные вертикали и президентские партийные структуры, достигая определенного уровня управляемости, далее начинают «рассыпаться» - борьба чиновничье-олигархических кланов начинает выходить за безопасные пределы, прошедшие строгий отбор депутаты вдруг начинают голосовать неожиданно для
власти. Все это требует больших и трудоемких исследований, но гипотеза о «разлагающей» авторитарную дисциплину и в какой-то мере «работающей» на демократизацию роли сохраняющихся племенных и жузовых лояльностей, мне представляется правдоподобной.
Вряд ли случайно, что большинство лидеров демократической оппозиции -из Среднего жуза. Доминирование назарбаевского Старшего жуза, естественно, ведет к недовольству казахов из Среднего и Младшего жузов, и это недовольство принимает форму либеральной, демократической оппозиционности. И вряд ли будет правильно сказать, что здесь за либеральной фразеологией «прячутся» архаические племенные интересы. Скорее эти интересы способствуют принятию либеральной идеологии.
Наконец, немаловажную роль в развитии оппозиции в Казахстане играют и чисто случайные факторы. В истории режимов, подобных казахстанскому и российскому, громадное значение приобретают «биологические» - возраст и здоровье президентов, разное соотношение циклов их жизни с циклами развития режимов. Старение и болезнь президента для авторитарных режимов всегда - кризис - даже для монархий с четким порядком престолонаследия). Тем более это кризис в режимах, где престолонаследие неопределенно, где стареющий властитель может назначить наследником разных людей и нет стопроцентной гарантии, что власть действительно ему перейдет. Естественно, что близость передачи власти - это ситуация резкого обострения борьбы придворных партий, когда разные группировки «подсовывают» разные кандидатуры, когда никто из вельмож не может быть уверен в своем будущем. В такой ситуации происходит некоторая «олигархизация» режима и даже его «демократизация», ибо борющиеся группировки апеллируют к более широким слоям элиты и даже к народу. В СССР так было и в период болезни Ленина, и затем после его смерти, и после смерти Сталина, и при всех последующих переходах власти. В постсоветской истории России схожая ситуация возникла в 1999 г., пока Ельцин не определился с преемником. Внутриэлитная борьба резко обострилась, и часть элиты даже пыталась «самоорганизоваться» и самостоятельно выдвинуть своего кандидата (Примакова).
Для судьбы режима очень важно, на какой этап его развития падает неизбежный кризис преемственности, наступление которого никак не связано с циклами, имманентными режиму. Если же режим далек от упадка, смена властителей идет ему лишь на пользу - новый правитель может избавиться от наиболее одиозных черт правления и персонажей, связанных с его предшественником.
В России кризис передачи власти был разрешен в целом почти идеально для режима, вступившего при ельцинском преемнике в период расцвета. В значительной мере это произошло потому, что передача власти совершилась на относительно раннем этапе развития режима - до возникновения серьезного конфликта авторитарной президентской власти и новой буржуазной элиты, когда силы, которые мог-
ли бы попытаться в этой кризисной ситуации изменить режим, еще не сложились. Кроме того, Ельцин проявил удивительную мудрость, сам уйдя в отставку и назначив преемником мало известного человека, не слишком связанного с его правлением.
В Казахстане ситуация иная. Назарбаев не настолько устал и болен, как Ельцин в конце своего правления, хотя годы, естественно, начинают брать свое. Совсем недавно было заявлено, что он намеревается идти на президентские выборы в 2006 г.11 Кризис передачи власти в Казахстане - впереди. Между тем, в казахстанском обществе быстрее, чем в российском, созревают силы, стремящиеся к переходу к более правовому режиму, и есть шанс, что они смогут воспользоваться этим еще предстоящим в Казахстане кризисом - или вообще не допустив наследственной передачи власти, или допустив на определенных «кондициях» (используя термин русских вельмож, пытавшихся ограничить самодержавие при воцарении Анны Иоанновны), так что правление преемника (или преемницы) будет менее персона-листским и авторитарным, с большей ролью права, парламента, самоуправления, подготавливающим окончательный переход к нормальной системе демократической ротации власти.
* * *
Понятно, что в казахстанском режиме, как и в родственном ему российском, многое весьма непривлекательно. Но задача исследователя не в том, чтобы выносить моральное суждение этим режимам, а в определении их места в эволюции наших обществ. А для этого мы должны задать вопрос: какие могли быть альтернативы? Альтернативы, разумеется, были, особенно в период зарождения этих режимов, в 1991 г. Среди них, очевидно, были и более хорошие, и более плохие, с большими или меньшими элементами авторитаризма и большими или меньшими элементами демократии. Но, на наш взгляд, реальная демократия в число этих альтернатив ни в России, ни в Казахстане не входила. Страны с такой историей и таким сознанием, как Россия и Казахстан, в 1992 г. были не способны прийти к демократии, к системе легальной и конкурентной борьбы за власть и ротации власти на выборах, к которой пришли посткоммунистические страны Центральной Европы и Балтии. Следовательно, наши режимы для наших стран - «нормальные».
И фигуры наших президентов - «нормальные». Они могли бы быть чуть лучше и умнее или, наоборот, чуть хуже и глупее. Но никаких принципиальных корректив это не внесло бы. Все равно было бы строительство неправовой системы личной власти, прикрываемой правовыми формами, все равно были бы «семейная экономика» и коррупция. Чтобы в постсоветской ситуации президент не обогатился сам в ходе практически бесконтрольно осуществлявшейся им приватизации и не пытался правдами и неправдами закрепиться у власти, он должен быть святым. Но святой не может стать постсоветским президентом. Совершенно разные люди - и не слишком культурный и импульсивный Ельцин, и «прожженный» коммунисти-
ческий бюрократ и хитрец Назарбаев, и утонченный интеллигент и «почти диссидент» Тер-Петросян, и академик Акаев шли по одной и той же дороге и создавали очень похожие режимы. Назарбаев ничуть не хуже Ельцина, и какие бы грехи ни были на его совести, они меньше, чем «грехи» кровавого переворота 1993 г. и чеченских войн. Назарбаев может предъявить даже больше фактов, говорящих об объективных успехах и достижениях, чем другие президенты. Почти «немыслимое» казахстанское государство состоялось, кровавых конфликтов не было, а рост ВВП - все же более быстрый, чем в любой постсоветской стране и один из самых высоких в мире.
Все постсоветские «безальтернативные» президенты бесконечно и на все лады повторяют одну мысль - наши народы до демократии не доросли, демократия приведет к анархии, с демократией мы зальемся кровью. Поэтому пусть европейцы и американцы не лезут к нам со своими рецептами и советами. Что им - хорошо, то для нас - гибель. Когда-нибудь к демократии мы придем, но это - когда-нибудь. А пока, как сказал Назарбаев во время поездки в США: «Если бы здесь (в Центральной Азии. - Д.Ф.) не пять авторитарных режимов, здесь было бы десять бен Ладе-нов»12. Своекорыстие этих рассуждений, их продиктованность желанием президентов «навластвоваться всласть» и обезоружить западную критику очевидны. Но отсюда не следует, что они неверны и являются лишь, как пишет американская исследовательница М.Олкотт, «голословным оправданием консолидации власти в руках правящей элиты»13.
Признание правоты рассуждений типа назарбаевских не означает ни отрицания абсолютного морального значения демократии, ни расистского признания вечной иерархии народов. Демократия - достижение человечества, которым раньше или позже должны овладеть все. Но из этого не следует, что все народы могут усвоить демократию сразу и те, кто не могут усвоить ее сразу, не усвоят никогда и усвоить не в состоянии14.
Более развитые, более подготовленные своей историей народы СССР, прежде всего балтийские, могли прямо из коммунистического режима шагнуть к демократии (а у казахов не было опыта самостоятельного государства), такой прыжок им был не по силам. Для них были естественны переходные формы, сочетающие авторитаризм с какими-то элементами демократии.
И казахстанский, и российский режимы - переходные. Это - режимы, в течение жизни которых общества усваивают элементарные демократические и рыночные нормы и привычки, уходят из жизни поколения, сформировавшиеся при тоталитаризме и несущие его отпечатки на своем сознании, и приходят новые, сформировавшиеся если не в демократических, то все же в значительно более свободных условиях. Это - режимы, в чьих рамках должны вызреть силы, которым они становятся тесны и которые в конце концов должны их сломать.
Определение казахстанского и российского режимов как переходных не означает, что переход к демократии можно представить как постепенное неуклонное
усиление элементов демократии внутри этих режимов. Развитие обществ и развитие режимов не совпадают. Режим развивается не в соответствии с логикой развития общества, а в соответствии со своей внутренней логикой. Стремящийся к «бе-зальтернативности» президент должен все более укреплять эту безальтернативность, распространяя свой контроль и принцип безальтернативности на все уровни и сферы общества. Он может идти на какие-то уступки обществу, вводя элементы демократии, но это всегда - уступки, сделанные под давлением и до тех пределов, пока они не затрагивают основного принципа - безальтернативности их власти. Но вполне возможна и обратная зависимость: общество становится все более готовым к демократии, а режим (именно поэтому) - все более репрессивным.
В любом случае, между режимами казахстанского и российского типа и демократией - не гладкий переход, а разрыв. Переход к демократии может быть полностью реализован лишь с падением этих режимов. Он неотделим от ситуации, когда общество впервые выберет не того, кто уже у власти, или определен стоящим у власти в преемники. Это - еще не победа демократии, но абсолютно необходимый первый шаг к ней. Ясно, что сопротивление этому шагу со стороны президентских режимов будет ожесточенным, и простое голосование привести к успеху не может (мы видим это на примерах Азербайджана, Грузии,Украины).
Президенты, говорящие, что их общества не созрели для демократии и нуждаются во времени для перехода к ней, вполне возможно, правы. Но они никогда не скажут, что вот сейчас это время настало, и они могут отпустить бразды правления, чтобы дать народу свободно избрать, кого он хочет. О наступлении этого времени они узнают, как узнал Шеварнадзе, по толпам на улицах, требующим их отставки и честных выборов.
Литература
1. См.: С.Козлов. Премьер-министр стал мишенью // Независимая газета. 11.06.1999. С. 5. Он же. Правительство удержалось у власти // Независимая газета. 25.06.1999. С. 5.
2. Так охарактеризовал этот избранный в 1999 г. парламент журналист «Известий»: «Власти... хотели получить "беспроблемный" парламент - и они его получили. Правительству не надо будет ломать голову, как убедить народных избранников проголосовать за тот или иной законопроект, за бюджет, за поправки к Конституции». А.Гуляев. Свои люди в Мажилисе // Известия. 9.11.1999.
3. См.: Власть и оппозиция: Анализ и прогнозы. (Доклад службы политического анализа Центрально-Азиатского агентства политических исследований APR). Экономика. Финансы. Рынки // Деловое обозрение республики. 26.07.2002. С. 4.
4. Новым премьером стал Д.Ахметов. Мы не можем удержаться и не процитировать его ответ на вопрос кого-то из депутатом мажилиса, как он будет относиться к инакомыслящим: «Мы строим правовое государство, и каждый человек имеет свободу слова, свобо-
ду мысли и свободу своих прав. Поэтому я просто остаюсь убежденным сторонником того, что мы должны работать в рамках и в поле своего правового государства. У нас не должно быть инакомыслящих, мы должны строить конструктивный диалог, и только в атмосфере взаимопонимания, конструктивных решений в духе того, что мы строим единое государство, в духе того, что государство Казахстан должно быть богатым, и для этого есть программа президента, и мы должны заниматься ее реализацией, находя и понимая друг друга». Новая метла: Первые испытания // Караван. 20.06.2003. С.5.
5. Ж.Туякбай. Опыт возмужания // Казахстанская правда. 2.12.2003. С. 2-3.
6. Опрос 1998 г. показал, что 28% казахстанцев считают, что Россия - более демократическая страна, чем Казахстан, и только 6% - что менее демократическая. Н.Попов, А.Рубцов. Скажи мне, кто твой сосед, и я скажу тебе, кто ты... // НГ Содружество. № 5. -С. 3 (Независимая газета 27.05.1998).
7. М.Гликин. Президентский марафон снова начался в степи // Независимая газета. 12.01.2004. С. 1.
8. Е.Ертысбаев. Пора менять всю систему // Время. 18.04.2002. С. 12-13.
9. В последнее время в России также стала проявляться подобная тенденция. Но в значительно более слабой форме и явно связанная с тем, что обе - и правая и левая -оппозиции находятся «при последнем издыхании».
10. Важна не столько реальная политическая система Средневековья, сколько ее образ, то, как она воспринимается современным сознанием. В Казахстане Кажегельдин может сказать, что казахи - демократический народ. «У нас ханов всегда выбирали». А.Ка-жегельдин. Оппозиция Средневековью. Лондон-Москва. 2001. С. 165. В России такая фраза невозможна.
11. См.: К. Танаев. Нурсултан Назарбаев на царстве // Независимая газета. 3.02.2004.
С. 5.
12. См.: В.Кара-Мурза. Казахская оппозиция пожаловалась британскому парламенту // Коммерсант. 12.05.2003. С. 11.
13. Марта Брилл Олкотт. Казахстан. Непройденный путь. - Москва-Вашингтон, 2003. С. 23. Книга М.Олкотт начинается словами нигерийского писателя Ч.Ачебе, который пишет, что его родина - прекрасная страна, в которой есть все и «в характере нигерийцев нет никакого изъяна», а «беда Нигерии заключается только в несостоятельности ее руководства». М.Олкотт считает, что это высказывание полностью применимо к Казахстану. Полемизировать с этой точкой зрения, естественной для нигерийского писателя, но выглядящей наивностью в книге американского автора, я полагаю излишним. Для России подобная логика («почему у нас, такого талантливого и великого народа, все так плохо?») также очень характерна.
14. Мучительный процесс осознания этой, в общем-то, простой истины, западной мыслью хорошо виден в статье: Борис Румер. Введение // Центральная Азия и Южный Кавказ. Насущные проблемы. Под ред. Б.Румера. Алматы. 2003.
