CC BY
812 | Современная история российской социологии_Телескоп / №3 (81) / 2010
Как это было — 5.
Кто перевел книгу У. Гуда и П. Хатта? И другое
Практика публикации заметок под общим заголовком "Как Борис Докторов
это было" возникла в 2005 году. Это — комментарии к независимый исследователь
текстам, размещаемым в настоящей рубрике "Телескопа".
Пока что таких сопровождений было немного, всего четыре,
но потребность в подобном сопровождении
биографических интервью и другого рода исторических
материалов все более ощущается. Причина — одна, рост
количества фактов, мнений, суждений, касающихся
прошлого советской/российской социологии и
возникающая потребность в обсуждении этой информации.
Впервые материалы рубрики вышли в 2004 году в №4. С тех
пор прошло более пяти лет, за это время журнал выходил
свыше тридцати раз, и в каждом выпуске были материалы
по современной истории отечественной социологии.
Пять лет назад, когда исторический проект зарождался, я полагал, что биографии социологов — лишь эмпирическая база, архив будущих науковедческих разработок, сырье для специальных исследований. Годы показали, что вспомогательная, обслуживающая функция безусловно присуща биографическому материалу, но она - не единственная и не ведущая.
Проанализированная и описанная совокупность развернутых биографий социологов разных поколений - это уже история науки, естественно, если эта совокупность значительна по численности и представительна по составу. Конечно, история как хронологически упорядоченная система процессов зарождения и развития социологии едина, однако имеет смысл различать по крайней мере три важнейших фокуса в изложении прошлого-настоящего, или три различных цементирующих составов, объединяющих происходившее-происходящее. В истории, трактующей социологию как социальный институт, все, прежде всего, сконцентрировано на анализе событий, генерирующих формирование и функционирование системы в целом и ее различных подсистем. При дискурсном подходе центральной темой оказывается зарождение, динамика и миграция социологических идей и концепций. В биографическом -главной фигурой оказываются профессиональное сообщество, как нечто целостное, и отдельные ученые. Конечно, в «чистом», «рафинированном» виде ни одно из этих направлений не существует, но доминанта каждого заметна. Все начинается на уровне целеполагания науковедческого анализа, затем специфика каждого подхода проявляется в исследовательских задачах, в особенностях рассматриваемых объектов, в масштабах присутствия в истории науки ее создателей. В институциональной интерпретации ученый, как правило, присутствует лишь как элемент социального института. В дискурсном - как член дисперсного во времени и пространстве объединения ученых, работающих в одной проблемной нише. В биографическом -ученые присутствуют как представители множества разнообразных коммуникационных сетей: поколенческая, географическая, институциональная и др. и как личности.
В заголовок настоящей заметки вынесена тема перевода на русский язык книги У.Гуда и П. Хатта. Захватывающий характер поисков ответа на этот вопрос показывает, как сложно сейчас восстановить события начала 60-х даже в том случае, когда многие участники этого фрагмента былого живы и продолжают активно работать. В известной степени подобные коллизии рассматриваются и в других материалах серии «Как это было», но наиболее близок он случаю, обсуждавшемся в тексте «Решение задачи с 42 неизвестными» [1].
Но есть в этой заметке и второй сюжет, также порожденный электронной беседой с Эдуардом Беляевым [2]. Речь пойдет о формулировании отношения респондентов к людям, с которыми их сводили обстоятельства жизни. В принципе нечто аналогичное возникало и в других интервью, но сейчас ограничусь лишь одним примером.
Сюжет 1.
Входившие в социологию во второй половине 1960-х, не только ленинградцы, помнят перевод книги У. Гуда и П. Хатта [3] по методам эмпирической социологии. Этот так и не изданный текст многим помог в овладении азами социологических методов. Через четыре десятилетия после описываемых ниже событий на мой вопрос В.А. Ядову, знакомили ли студентов в годы его обучения на философском факультете ЛГУ с основами тестирования и опросными методами, он ответил: «Конечно, о тестах, эксперименте в психологии я знал, но впечатления это не произвело. Гуд и Хатт - совсем другое, так как я понял, что есть эмпирическая социология» [4]. По мнению А.Г. Здра-вомыслова, Гуд и Хатт вооружили первое поколение социологов методами, то есть грамотными средствами реализации идей, которые сформировались у них самих [5].
Тогда отечественных книг по этой тематике не было, и потому перевод играл роль введения в предмет, своего рода учебника для тех, кто делал первые шаги в области сбора и анализа социологической информации.
Тема перевода книги на русский язык возникла в моем изучении истории советской/российской социологии в 2005 году в ходе продолжительной беседы по электронной почте с В.А. Ядовым. По его воспоминаниям, все началось с того, что однажды И.С. Кон сказал: «Володя, мне попалась книга Гуда и Хатта о методах социологического исследования. Посмотри, я думаю, тебе будет интересно». «Почему он так решил? - продолжает Ядов. - Не знаю, хотя догадываюсь. В отличие от него, в полном смысле академического ученого, который все время проводил в библиотеке и за своим рабочим столом, я с энтузиазмом занимался общественной работой, бегал по собраниям и прочее» [4, с. 4]. И далее Ядов отметил, что книга произвела на него сильное впечатление. В то время они совместно с А.Г. Здравомысловым создавали первую в стране социологическую лабораторию, и одним из ее первых сотрудников стал Э.В. Беляев. По тогдашним воспоминаниям Ядова: «Андрей (БД: Здра-вомыслов) перевел гудов-хаттовский учебник, который долго ходил по рукам в машинописном виде» [4, с. 4]. Но из сопровождавшей интервью переписки с Ядовым у меня возникло
чувство некоей неопределенности относительно того, кто же переводил книгу. Иногда он говорил об участии в переводе не только Здравомыслова, но и Беляева. К моменту проведения этого интервью с Ядовым Беляев почти три десятилетия жил в США, но в 2005 году мне не удалось получить от него развернутого ответа по поводу состава переводчиков книги.
Завершив интервью с Ядовым, я обратился за комментариями к Кону. Он написал, что видит свою заслугу лишь в том, что раньше «других понял необходимость эмпирической социологии, выписал нужную книгу и не был собакой на сене, а отдал ее тем, кому она была реально нужна» [6]. Получив книгу, он, по его воспоминаниям: «...отдал ее ребятам, среди которых был и мой аспирант Эдик Беляев. Они немедленно начали ее осваивать, и это существенно облегчило их собственный старт». Здесь «ребята» это, прежде всего, Ядов и Здравомыслов, отчасти и Беляев, ведь в то время в лаборатории было лишь несколько сотрудников.
В 2005-2006 годах я интервьюировал Здравомыслова. В моем архиве сохранился текст интервью (от 4 июня 2006 года), в котором есть фрагмент, касающийся перевода Гуда и Хатта. В полном виде он не вошел ни в одну из опубликованных версий [7]: Из лабораторной жизни помню такой эпизод. Я занимался переводом книги Гуда и Хатта «Методы социального исследования». Этот учебник приобрел тогда на свои деньги Игорь Кон, Володя (БД.: ВАЯдов) передал мне книгу, и я работал в основном дома. Раза два в неделю я приезжал к машинистке и надиктовывал ей переведенный текст. И вот, когда дело уже подходило к концу, Володя вдруг начал читать мне мораль на тему о том, почему я не бываю в лаборатории, и чем это я там вообще занимаюсь? Причем, как это иногда с ним водилось, он стал разговаривать со мной на повышенных тонах. Я напомнил ему, в чем состоит моя работа на данный момент, и о чем мы с ним договаривались. Разговор закончился ничем, а через несколько дней я принес всю рукопись книги в распечатанном виде и представил в лаборатории. Каждую из глав мы обсуждали на семинарах. Особенно много времени уделяли вопросам выборки и проверке достоверности ответов респондентов. К сожалению, все экземпляры рукописи после смерти Веры Николаевны оказались утерянными.
Складывалось ощущение, что основным переводчиком был Здравомыслов, но участие в работе принимал и Беляев. Мне представлялось, что тема исчерпана, в том числе и в связи со смертью многолетней сотрудницы Ядова Веры Николаевны Каюровой, создававшей архив ядовской лаборатории, позднее - сектора, и прекрасно помнившей, что кто и когда делал.
Однако на рубеже 2009-2010 гг. в процессе электронного интервью с Эдуардом Беляевым вопрос о переводе Гуда и Хат-та возник снова. В одном из писем Беляеву я привел отрывок из процитированного выше воспоминания Здравомыслова, его ответ приведен в интервью: «Не помню ничего, кроме того, что я уже сказал. То, что Здравомыслов перевел Гуда и Хатта, для меня, откровенно, открытие. Но, повторяю, я, может быть, просто не помню».
В тот момент я полагал, что книга Гуда и Хатта была опубликована в виде ротапринтного издания, мне казалось, что именно в таком виде я читал эту работу, но поиски в электронных каталогах ведущих российских библиотек не обнаружили этой книги. Пишу в Москву Л.А. Козловой и прошу ее посмотреть книгу в библиотеке Института социологии РАН. Тогда выясняется, что экземпляра рукописи в библиотеке нет, и что книга вообще не была опубликована (о чем ей лично свидетельствовал В.А. Ядов).
Опять не легче. Обращаюсь за помощью в Петербург к О.Б. Божкову, давно работающему в социологии и заботливо относящемуся к прошлому. Я допускал, что у него может быть один
из перепечатанных экземпляров перевода. Так оно и оказалось, в его электронном письме от 4 февраля 2010 года есть слова: «Держу в руках машинописный вариант книги Гуда и Хатта... Титульный лист: Лаборатория социологических исследований (для внутреннего использования) Вильям Гуд и Поль Хатт. Методы в социологических исследованиях. Сокращенный перевод выполнен А.Г Здравомысловым, главы 11, 12 и 13 переведены В.А. Ядовым».
Я бесконечно благодарен Козловой и Божкову за их помощь, но полученная от них информация еще более запутала ситуацию. Ядов никогда не говорил мне о своем участии в переводе. Что же произошло? Возникла гипотеза, которая базировалась на общем понимании ситуации, складывавшейся в советской социологии вокруг человека, эмигрировавшего на Запад в 1970-е годы, и на одной фразе Беляева из нашего интервью. По поводу его участия в известном исследовании Ядова по ценностным ориентациям личности [8] Беляев заметил: «Я участвовал в "ценностных ориентациях" полностью в построении концепции и вплоть до окончания сбора эмпирического материала. Я был уволен из института в 1973". В интервью Беляев отмечает, что, поскольку он в тот момент был persona non grata, Ядов в предисловие к книге по итогам ценностного проекта назвал его Черняевым.
Мне подумалось, может быть, титульный лист рукописи перевода был изменен после отъезда Беляева и вместо его фамилии был указан Ядов. Звоню Владимиру Александровичу, объясняю ему сложившуюся ситуацию. Затем получаю от него электронное послание со словами: «Начал переводить Андрей, а, когда пришел Эдик, он взялся править и переводить новые главы. В моей памяти — Эдик был главной фигурой, т.к. лучше владел языком» [9].
Можно было бы и все закончить. Казалось, что остается лишь ходить «по кругу». Но одно из замечаний Беляева, которое он внес в ранее написанное, дало надежду на прояснение ситуации. Мне вдруг открылось, что с Ядовым и Здравомысловым речь шла об одном этапе перевода, а с Беляевым - о другом. Тогда я спросил его, когда точно он переводил, сам ли перепечатывал текст, докладывал ли он на семинарах по книге свой перевод, видел ли финальный текст перевода. Вот его ответ: Последовательность событий бъша такая:
* 1960-1963 я работаю в лаборатории, и мы все учимся. Андрей (БД.: Здравомыслов) должен был присутствовать на этих семинарах. При этом я не переводил (насколько помню) формально весь текст, но делал устно его выжимки и анализ, которые готовил дома. Я ничего не печатал на машинке (насколько помню), но писал все от руки. Никаких формальных записей этих семинаров, по-моему, не велось.
' 1963-1966я - в аспирантуре. Иногда я прихожу в лабораторию, но далеко не каждый день. Вот в это время Андрей и мог делать формальный перевод. Я еще раз повторяю, что я никогда не знал об этом переводе, для меня это полное открытие, я его никогда не видел. Я узнал об этом переводе впервые от тебя. Почему я думаю, что этот перевод быт сделан, возможно, в эти годы? Потому что: а) быт- один экземпляр книги (по крайней мере в 1960-1963-м), и он был в моих руках; б) я ничего не знал о формальном переводе; в) ты упоминал, что перевод был найден в архиве Веры Каюровой, которая пришла в лабораторию несколько позже нас первых пятерых (Ядов, Здавомыслов, Водзин-ская, Орнатский, Беляев), когда проводились семинары; г) Здравомыслов уезжал на год в Африку (не помню год) и возможно этот перевод был ему подспорьем в языковой подготовке или в том, ради чего он уезжал в Африку....
* 1966 осенью я снова в лаборатории.
Итак, получается, что Беляев, не Здравомыслов первым на-
14 Современная история российской социологии те^кш / №з (81) / 2010
чал осваивать содержание книги Гуда и Хатта. Он более других был подготовлен к этому, благодаря хорошему знанию английского и владению основами математической статистики. Скорее всего, его доклады и обсуждение их на семинарах привели к принятию решения о переводе книги. Это было осуществлено, в основном, Здравомысловым. Книгу читали многие приезжавшие в лабораторию из всех уголков СССР, Ядов активно использовал материалы книги при подготовке своих лекций по методологии социологических исследований, опубликованных в Тарту в 1968 году [10].
Такова история восстановления одного важного факта, показывающего, какими были первые шаги советских ученых по освоению методов эмпирической социологии.
Итак, поиск ответа на простой вопрос, кто же перевел книгу Гуда и Хатта на русский язык, продолжался пять лет. Естественно, это не был ежедневный, непрестанный поиск, но все равно он потребовал значительный усилий и участия многих моих коллег. Поскольку итог этих поисков оказался неожиданным, я разослал не вполне завершенный текст тем, кто был так или иначе вовлечен в изучение содержания книги, ее перевод, кто читал книгу во второй половине 60-х. В ответах были ценные предложения, которые учтены здесь, но они не касались общего вывода. Особо выделю реакцию И.С.Кона. И потому, что с его «подачи» начался перевод книги, и потому что Э.В. Беляев, начинавший освоение содержания этой работы, был его аспирантом, и потому, что в своих мемуарах он не прошел мимо перевода книги Гуда и Хатта. Вот ключевая фраза рассказа Кона: «Андрей Здравомыслов ее перевел...» [11], но в его воспоминаниях не была отражена роль Беляева. В его коротком письме по поводу описанного выше «социолого-детективного» сюжета это сделано [12]:
....Мне кажется, что картина сложилась. И было так. Я купил книгу (до того, как это сделать, я просматривал ее в какой-то московской библиотеке и она мне понравилась, она бъша довольно дорогой), дал ее Ядову, Беляев там больше всех разбирался в методологии и методике, поэтому не мог ее не читать, потом они подробно докладывали и обсуждали ее по главам (я там не участвовал, но они рассказывали), причем основой бъти какие-то беляевские заметки. А потом Андрей (БД: АГ. Здравомыслов) сделал полный перевод, который стал доступен и другим социологическим группам. Ядов и его ребята не быши собаками на сене и охотно делились информацией с другими. Так поступали не все. <~> Эдик (БД: ЭВ. Беляев) вообще человек скромный и много из того, что он делал, может не помнить. Для него это не имело особого значения. Завершу этот текст кратким рассказом об авторах книги. Весьма вероятно, что о них никто в СССР/России ничего не писал. Когда И.С. Кон обратил внимание на их книгу, интуиция его не подвела.
Пол Хатт (Paul K. Hatt, 1914-1953) рано умер [13]. В 1936 году он получил степень бакалавра, в годы войны работал в государственных структурах, выполнявших военные задания, в 1945 году получил Ph.D. в Университете штата Вашингтон. Затем он преподавал в различных университетах и в 1949 году стал полным профессором социологии в Северо-Западном университете (Northwestern University). Хатт занимался проблемами урбанистической социологии, демографии и методами социальных исследований. Значительное место в его деятельности занимало научное редактирование, он был одной из ключевым фигур в широко читаемом American Sociological Review. Помимо книги с У. Гудом, он был автором и редактором других работ, получивших высокое признание специалистов.
Уильям Джошуа Гуд (William Josuah Goode. 1917-2003) [14] признан одним из крупнейших специалистов в области социологии семьи, социокультурного анализа брака и развода, признанным экспертом в сфере сравнительных межкультурных
исследований. В годы войны он служил на флоте. Гуд - автор 20 книг, получавших профессиональные награды. Он был профессором социологии ведущих в стране университетов: Колумбийского, Гарвадского, и Стэнфордского, избирался президентом Американской социологической ассоциации (American Sociological Association).
Сюжет 2. Как слово наше отзовется
Редко, но все же приходится просить моих собеседников смягчить слишком резкие оценки деятельности или высказываний их коллег, в отдельных случаях приходилось просить опрашиваемых не настаивать на публикации их негативных высказываний о людях, с которыми они работали, даже если я не сомневался в наличии поводов к таким суждениям. Если речь шла об уже умерших социологах, то я руководствуюсь замечанием И. С. Кона: «Если ты кого-то пережил, это не значит, что за тобой осталось последнее слово» [11, с. 9]. В том случае, когда сказанное относится к живущим и действующим коллегам, я избегаю публикации «негатива», ибо тогда - по логике вещей - необходимо дать возможность высказаться и критикуемому человеку. Но стоит ли превращать публикации биографических интервью в дискуссионные площадки?
В нашей беседе Эдуард Беляев достаточно резко отозвался о декане философского факультета ЛГУ Василии Павловиче Рожине (1908-1986). Я не был с ним знаком, но знал, что благодаря и его активности была создана первая в стране социологическая лаборатория, возглавлявшаяся В.А.Ядовым, и увидела свет книга «Человек и его работа». Я попросил Беляева пояснить причину этой резкости, что он любезно сделал и при этом заметил: «Я судил, конечно, как студент и может быть Володя Ядов и Игорь Кон знают совсем другого Рожина». Пишу им, привожу оценку Беляева и прошу их поделиться своими впечатлениями о Рожине. Вот сказанное Коном [15]: Текст Эдика, как всегда, серьезен и точен. Насчет Ро-жина он по-своему прав. Студенты его лекций не выносили. <...> Когда Рожину присвоили звание мастера педагогического искусства, все дружно смеялись. Книги его тоже читать было невозможно. Почему же другие мемуаристы, включая нас с Ядовым, оценивают его положительно? Это не только вопрос политеса. Во-первых, у него было много аспирантов (тот же Здраво-мыслов). А о человеке, который тебе чем-то помог, даже если учителем он был неважным, грех отзываться плохо. «Благодарность - ничтожнейшая из добродетелей, неблагодарность — тягчайший из пороков». Во-вторых, он не был злодеем и ничего плохого не инициировал. Наоборот. Как администратор он многие вещи поддерживал, даже если зачастую не понимал их сути. А мы ведь оцениваем не его личность, а результаты его деятельности. Если серость была нормативным требованием эпохи, зачем винить отдельно взятого декана? Письмо В.А.Ядова было немного короче [16]: С большим интересом читал. Как, оказывается, по разному разные люди воспринимают общую для них реальность! Насчет Рожина его мнение есть его мнение, и он верно говорит, что у меня, возможно мнение бъшо иное».
Высылаю Беляеву эти тексты и прошу его учесть позиции Кона и Ядова - людей, к мнению которых мы оба привыкли прислушиваться. Для меня было абсолютно ожидаемым и естественным то, что он откорректировал свое высказывание, сохранив его тональность, направленность.
Является ли описанное формой вмешательства интервьюера в реакции респондента? Думаю, что да. Однако не произошло смещения в целостном освещении прошлого. Для истории сохранился факт существования различного отношения к одному из свидетелей и участников процесса становления социологии в СССР и одновременно произошло некоторое уточнение этических аспектов исторического поиска и изложения прошлого.
1. Докторов Б. Как это было. Решение задачи с 42 неизвестными // Телескоп: журнал социологических и маркетинговых исследований. 2010. №1. С.20-22.
2. Беляев Э.В. «Естественно-научные и социальные интересы - определяющая черта мой личности» // Телескоп: журнал социологических и маркетинговых исследований. 2010. №3. С. 2-11.
3. Goode W.J., Hatt P.K. Methods in Social Research. New York: McGraw-Hill, 1952.
4. В.А. Ядов: «...Надо по возможности влиять на движение социальных планет...» // Телескоп: наблюдения за повседневной жизнью петербуржцев. 2005. № 3. С. 9 <http://www.teleskop-journal.spb.ru/files/dir_1/article_content1203348361424318file.pd f>.
5. Здравомыслов А.Г. «Если мы не можем объяснить нечто воздействием высших сил, значит - надо искать объяснение в мире людских отношений» // Телескоп: наблюдения за повседневной жизнью петербуржцев. 2006. № 5. С. 4 <http://www.teleskop-journal.spb.ru/files/dir_1/article_con-tent1210866897380723file.pdf>.
6. Кон И.С. Дополнение к интервью В.А. Ядова «...«...Надо по возможности влиять на движение социальных планет... » // Телескоп: наблюдения за повседневной жизнью петербуржцев.
2005. № 3. С. 11.
7. Здравомыслов А.Г. «Социология как жизненное credo» (Версия от 4 июня 2006 года Архив Б. Докторова).
8. Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности / Под. ред. В.А. Ядова. Л.: Наука, 1979.
9. Электронное письмо В.А. Ядова от 29 января 2010 г. Архив Б. Докторова.
10.Ядов В.А. Методология и процедура социологического исследования. Тарту: Тартуский гос. ун-т, 1968.
11. Кон И.С. 80 лет одиночества. М.: Время, 2008. С. 211.
12. Электронное письмо И.С.Кона от 9 февраля 2010 года. Архив Б.Докторова.
13. Young K. Paul K. Hatt // The Midwest Sociologist, Vol. 15, No. 2 (Spring, 1953), p. 23.
14. Trei L. William J. Goode, expert on family life and divorce, dead at 85. Stanford. New Release. May 30, 2003 <http://news.stan-ford.edu/pr/03/goodeobit64.html>.
15. Электронное письмо И.С.Кона от 24 марта 2010 года. Архив Б.Докторова.
16. Электронное письмо В.А. Ядова от 24 марта 2010 года. Архив Б.Докторова.
Современная история российской социологии
