CC BY
138
УДК 291.13
В. М. Насртдинова, Е. А. Аглей
К вопросу об особенностях мифогенеза современности и мифологизации общественного сознания (обзорный контент-анализ)
В рамках настоящей статьи авторы рассматривают миф в качестве вновь ставшей актуальной, значимой составляющей общественного сознания, предлагая феномен современного обращения различных культур к мифу ассоциировать с рядом определяющих их социальных процессов, тенденций, трендов. Кроме анализа конкретных примеров, иллюстрирующих мифологизацию общественного сознания, авторы предлагают собственную классификацию мифа как структурного элемента общественного сознания, в качестве оснований таковой выделяя два основных критерия: хронологическую интенцию вектора мифотворчества и мифопродуцирующий источник в его отношениях с социальностью (этиология мифа). Особое внимание авторы уделяют расцвету мифогенеза в советский период и, считая Октябрьскую революцию отправной точкой поворота к мифотворчеству, исследуют примеры сакрализации действительности. Авторы приходят к выводу, что интерпретационный потенциал мифа как инструмента общественного сознания продолжает оставаться значительным.
Within the confines of the present paper the authors address the issue of myth, claiming its presence in the tissue of the social consciousness of the contemporary communities. Although mythmaking seems to be most commonly referred to as a mental property of the ancient epochs and is also widely viewed as an outmoded way of interpreting and explaining the reality, the authors, conversely, regard it as a relevant element in the structure of the social consciousness of modern communities. Assuming an impressive explanatory and interpretative potential of myth, the authors provide a consistent theoretical framework on mythmaking processes in contemporaneity, designed to throw further light on their perception of the said issue. The brand-new classification of myths, based on two essential criteria is being submitted as well.
Ключевые слова: миф, мифотворчество, мифогенез, мифологизация, современность, общественное сознание.
Keywords: myth, mythmaking, mythologizing, social consciousness, contemporaneity.
На уровне обыденного сознания представителем современного общества миф как явление интуитивно рассматривается, во-первых, в качестве предлитературной вербальной формы нар-ратива, а во-вторых, безошибочно маркируется как референция к культурной жизни античной, архаической эпохи: «Легенды и мифы Древней Греции». И это, на наш взгляд, своеобразный современный «миф о мифе», так как в силу актуализации в общественных отношениях ряда социокультурных процессов мифогенез становится заметным трендом общественного сознания современности, а миф как таковой вновь обретает статус продуктивного способа освоения дейст-виительности. Несомненно, превалирование мифологического сознания является ключевой мировоззренческой характеристикой именно архаической (первобытной) эпохи [1], однако, по мнению ряда исследователей, «функционирование мифологического сознания - факт не только недавнего прошлого, но, во многом, и актуальное для сегодняшнего дня явление» [2]; кроме того, «мифологическое мировосприятие увеличивает сферу своего влияния и местами, в частности в искусстве, политике и даже науке, начинает играть значительную, порой даже определяющую роль» [3], что, в свою очередь, позволяет ряду исследователей говорить о таком явлении, как ре-мифологизация сознания общества [4].
Популяризация обращения к мифу как к инструменту общественного сознания, обозначившаяся в XX в., является, на наш взгляд, глобальным феноменом. Для европейских стран в качестве причин этой тенденции могут быть выделены смена цивилизационных моделей, переход к информационному, а впоследствии - и к постинформационному обществу, активное течение секулярных процессов, приведшее к кризису традиционных ценностей западных обществ, восходящих к христианству (т. н. постхристианская эпоха). Действительно, в мире, где регламентирующие, предписывающие, табуирующие функции религии рассматриваются как опциональные, где широкое распространение приобретают «вера без принадлежности», религиозный бриколаж, возникают пародийные религии, миф, с его принципиально отсутствующей дихотомией сакраль-
© Насртдинова В. М., Аглей Е. А., 2016 10
ное/профанное оказывается едва ли не единственно приемлемой формой религиозного, а точнее, религиозноподобного мировоззрения. Кроме того, постмодернистская ситуация «всесказан-ности», исчерпанности дискурса обусловила логику поворота от полицитатности и синкретизма современного сознания к «примордиальному времени мифа», к первичности, «изначальности» мифического сознания; а от «умершего» субъекта социальности - к находящемуся вне субъект-объектных связей мифологическому «герою» (таков, например, никогда не достижимый, «идеальный» собирательный образ-архетип представителя различных субкультур, во второй половине XX в. появившихся во множестве).
По определению Дж. Шёпфлина, «главное в мифе - это содержание, а вовсе не соответствие историческим свидетельствам» [5]. Кроме того, избирая исходную точку начала повествования, мифологическое сознание склонно как бы вычленять конкретное явление из линейного хронологического контекста, нивелировать причинно-следственные связи, выстраивать собственную систему координат. Риторика мифа - это, в определенной степени, риторика фатума, так как миф инвариантен, наделяет события онтологическим статусом, определяет восприятие их в качестве данности и не допускает ни сослагательного наклонения, ни попыток поиска рациональных оснований произошедшего - всё случилось «именно так, как должно было случиться»; в мифопо-этической картине мира всё предопределено, как предопределен баланс единства и борьбы двух мифологических первоначал - Хаоса и Космоса. Таким образом, хрестоматийные пушкинские строки «И всюду страсти роковые, и от судеб защиты нет» могут быть рассмотрены в качестве методологического первопринципа космологии мифа.
Такой анализ поэтики мифа позволяет нам приблизиться к пониманию процессов и явлений, сделавших миф актуальной составляющей сознания российского общества.
Кроме приведения и анализа конкретных примеров в рамках настоящей работы мы также предлагаем авторскую классификацию мифа как структурного элемента общественного сознания. В качестве оснований классификации мы считаем возможным выделение двух основных критериев: а) хронологическая интенция вектора мифотворчества и б) мифопродуцирующий источник в его отношениях с социальностью (этиология мифа). Под хронологической интенцией вектора мифотворчества мы понимаем обращение преобразующего, креативного начала мифологического сознания к определенному историческому периоду или временному отрезку, а потому предлагаем различать мифы прошлого, настоящего и будущего. Различными являются как способы конституирования, так и функции таких мифов. Миф прошлого, создаваемый путем ретроспективной интерпретации, переоценки произошедшего с последующей расстановкой новых смысловых акцентов, определения новых связей означающее/означаемое, приобретает, подвергаясь такому ментальному ретушированию, черты эталона; семантический контекст Past Perfect трансформируется в поэтику «the Perfect Past» (англ. - идеальное прошлое. - В. Н., Е. А.): так Николай II становится «идеальным монархом», И. Сталин - эффективным управленцем, а эпоха Л. И. Брежнева - не «застойной», а «стабильной, благополучной»; причем подобные взгляды могут быть и взаимодополняющими. Основными функциями мифов прошлого становятся, таким образом, мировоззренческо-моделирующая функция (использование модели прошлого в качестве образцовой при выстраивании политической/идеологической или иной концепции), а также примиряюще-компенсаторная функция, т. е. создание своеобразной «утопии прошлого», позволяющей легче переносить тяготы и несовершенства текущего момента; апелляция к истекшему периоду как к наиболее счастливому, удачному - «золотые времена», «наше время», «старое доброе время». Примечательно, что в качестве идеального хронотопа может выступать и несобственное, лично не засвидетельствованное прошлое: таков, например, мотив романтизации Октябрьской революции и Гражданской войны, нашедший отражение в искусстве 60-х гг. XX в.: кинофильмы «Неуловимые мстители» (1966), «Новые приключения неуловимых» (1968), «Белое солнце пустыни» (1970), «Корона Российской империи, или Снова неуловимые» (1971), поэзия Е. Евтушенко («Казанский университет», «Братская ГЭС»), Б. Окуджавы: «Я всё равно паду на той / На той единственной - Гражданской, / И комиссары в пыльных шлемах / Склонятся молча надо мной» [6]. Основные артефакты, ставшие достоянием отечественной культуры благодаря искусству 60-х гг., принадлежат авторам, не заставшим эпоху, находящуюся в фокусе их творческого внимания. Именно от чрезмерного увлечения обманчивой притягательностью идеализируемого прошлого предостерегает в своих строках М. И. Цветаева: «Перестаньте справлять поминки / По Эдему, в котором вас / Не было!» [7]. Мифы настоящего, в свою очередь, служат инструментами направления общественного сознания, управления общественными настроениями. Таковы, к примеру, мифы рекламы (регулярное использование/употребление какого-либо товара ведет к достижению такого стиля жизни, который демонстрирует рекламный продукт), мифы глянцевых изданий (идеальная любовь, идеальные отношения, красота как самоцель), мифы геополитичес-
11
кого свойства (американское общество - идеальное и комфортное, основанное на принципах «all right» и «no problem»), мифы широкого спектра т. н. квазирелигиозных организаций - об известном им уникальном рецепте успеха и т. д. Наконец, мифы будущего на уровне как индивидуального, так и общественного сознания могут выполнять функцию программы или проекта такой силы убедительности и привлекательности, который также позволяет переместить фокус внимания индивида или целой социальной группы с настоящего на грядущий момент, тем самым снижая критичность и повышая лояльность ко дню сегодняшнему, делая граждан более управляемыми. Мифы будущего имеют выраженный мотивационный, предиктивный, аффирмативный (утвердительный, в данном случае - жизнеутверждающий) характер. Ярчайшим, пожалуй, примером глобального мифа будущего стал утопический проект «построения коммунизма к 1980 г.»
Рассматривая различные мифопродуцирующие источники в их отношениях с социальностью, т. е., иными словами, анализируя «этиологию мифа», мы также предлагаем выделять три основных типа мифов: а) миф как технология управления общественным сознанием, b) миф как продукт ауторефлексии общественного сознания, с) миф как изобразительно-выразительное средство (троп) общественного сознания. Говоря о формах общественного сознания, в рамках которых чаще всего разворачиваются указанные типы мифов, мы полагаем, что в качестве технологии управления общественным сознанием мифы наиболее частотно бывают реализованы в идее-ологии (политическом сознании), в виде продукта ауторефлексии общественного сознания - в большей степени в морали, религии, частично - в искусстве (художественном сознании), в качестве изобразительно-выразительного средства общественного сознания - почти всецело в искусстве, когда миф становится продуктивным источником художественного творчества (например, рассмотренный выше романтический миф о революции).
Возвращаясь к оценке процессов и явлений, актуализировавших мифотворчество как практику российского общественного сознания и миф как релевантный его структурный элемент, крупнейшим фактором, ознаменовавшим своеобразный мифологический поворот в сознании российского общества, мы считаем Октябрьскую революцию 1917 г. Как уже было сказано выше, риторика мифа в значительной степени эксплуатирует представления о фатальности и, как следствие, принципиально неаналитична, «ставит перед фактом». В связи с этим экспланационный, суггестивный, когнитивный потенциал мифа оказывается чрезвычайно велик. Всё это позволяет мифу выступать в качестве приемлемой кризисной формы рефлексии, преодолевающей лакунарность и дискретность социокультурного контекста, позволяющей осмыслить и принять и то, что, на первый взгляд, «в голове не укладывается». Кроме того, в ситуации масштабных социальных перемен общественное сознание негомогенно, полифонично, лабильно и миф оказывается востребованным приёмом рефлексии в силу своей пластичности, адаптивности, дополняемости.
Большевикам, пришедшим к власти путем ниспровержения существовавшего строя и радикальных преобразований, миф был необходим для скорейшей интеграции общественных отношений, а потому был создан в кратчайшие сроки. Несмотря на то, что советское государство являлось государством atheismus militans (воинствующего атеизма) и проводило политику непримиримо антагонистическую по отношению к любым проявлениям религии и религиозности, ряд исследователей указывают на диалектическую связь между религией и социализмом и предлагают рассмотрение последнего в качестве секулярной религии [8]. Неудивительно, таким образом, что и система мифотворчества социалистического общества демонстрирует очевидные параллели с мифологией религиозной. А. Игнатов, например, указывает, что все составляющие вероисповедного комплекса христианства присутствуют в идеологии ленинского марксизма (мы данный его аспект предлагаем рассматривать как идеологическую мифологию): «коммунизм не признает трансценденции, но у него есть своя замена для нее (история, чьи законы соответствуют предопределению у христиан). У коммунистов есть своя эсхатология, представления о царствии небесном (коммунистическое провозвестие о грядущем бесклассовом гармоничном обществе), своя дихотомия добра и зла (пролетариат и буржуазия), свои великие пророки и апостолы (Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин, Мао Цзэдун), свои святые и мученики (пламенные революционеры), свои святыни (Смольный, Кремль), свои обряды и молитвы (партийные съезды, годовщины великих событий, памятные мероприятия, лозунги), своя церковь (партия) с соответствующей церковной иерархией (ЦК) и даже - в дополнение ко всему этому - свои еретики (уклонисты)» [9].
Кроме того, идеологическая мифология большевизма такова, что, согласно ей, вера в новую секулярную религию и стоическая верность идеалам революции оказываются способными сотворить чудеса. В качестве примеров таковых приводятся форсирование пролива Сиваш (Пере-копско-Чонгарская операция), зимний переход через Мамисонский перевал, о котором даже местные жители говорили как о невозможном даже теоретически, на что С. М. Киров отвечал: «Теоретически невозможно, а коммунистически возможно» [10], и др. Возникает и жанр своеобразно-12
го советского «мартиролога» - пантеон советских мучеников представлен участниками гражданской войны (С. Лазо, Я. Юдин, В. Азин и др.), пионерами-героями (Марат Казей, Валя Котик, Зина Портнова и др.), активными участниками партизанского и антифашистского движения в Великую Отечественную войну (О. Кошевой, С. Тюленин, У. Громова, Л. Шевцова и др.). Почитание «советских святых» масштабно и идеологически выдержанно: их именами называют улицы, школы и дома культуры; памятными становятся даты, связанные с их подвигом, популяризируются их канонические, с расстановкой четких идеологических акцентов, биографии-житии. Например, в биографиях пионеров-героев С. Г. Леонтьева видит многочисленные параллели с агиографической литературой, а также - наличие определенного шаблона: герой наделяется унифицированным набором добродетелей, типично подробное описание раннего детства и мученической смерти [11]. В данном случае мы, несомненно, имеем дело с мифом как технологией управления общественным сознанием, даже - общественными отношениями; однако сверхзадачей его являлась такая трансформация сознания общества, чтобы самим обществом он воспринимался именно в качестве продукта глобальной, направленной на самое себя, рефлексии. Необходимо признать, что в определенной мере задача эта была действительно выполнена: так, в уста героя повести «Гадюка» кавалериста Емельянова А. Н. Толстой вкладывает фразу, раскрывающую суть восприятия народом революционных перемен, их ощущение - не понимание еще даже - как неотвратимой мифологической стихии: «Эта штука - Россия... По всему миру собираемся на конях пройти... Кони с цепи сорвались, разве только у океана остановимся...» [12]. Впрочем, обратной стороной тотального насаждения этого мифа стала его собственная девальвация, вымывание из его ткани эпического и героического начал при остающейся статичной фабуле и, как следствие, мутация мифа: таковы, к примеру, снискавшие всенародную популярность анекдоты о Василии Чапаеве, в которых образ легендарного красного начдива выглядит иным, нежели в романе Д. Фурманова или кинокартине братьев Васильевых; аналогичную природу «зазубренного» мифа широкого потребления имеет и доведенная до абсурда ситуация с аферой «сынов лейтенанта Шмидта», описанная И. Ильфом и Е. Петровым в романе «Золотой теленок»: «Рыжеволосый вполне освоился с обстановкой и довольно толково, хотя и монотонно, рассказал содержание массовой брошюры "Мятеж на Очакове"» [13].
Мифологическое сознание советского общества подробно рассматривается А. И. Куляпи-ным и О. А. Скубач в работе «В стране советской жить: мифология повседневной жизни 19201950 гг.», где авторы указывают на сверхсемиотичность советской жизни: «Человек сталинского времени всегда и всюду одержимо выискивает знаки и символы и создает тем самым совершенно особое пространство, где практически ни одна вещь, пусть даже самая простая и обыденная, не равна себе, но отсылает к чему-то иному» [14]. Добавим, что кроме имеющих положительные коннотации программных символов советское общество предложило и собственную систему «антисимволов»: достаточно вспомнить хотя бы пресловутые «герань, абажур, канарейку» как символы мещанства, чуждого советским людям образа жизни. Кроме того, представление о «портативности» отдельного феномена, т. е. возможности вычленения его из любого социального контекста и рассмотрения отдельно от глобального миропорядка, свойственное логике мифа, позволяющей игнорировать, в силу его - уже отсутствия - прошлое, и ввиду - еще отсутствия -будущее; дублируется и в одном из наиболее частотных языковых клише советского номенклатурного аппарата: «в отдельно взятой стране/колхозе/семье». Не исключено, что именно волюнтаризм этоса «отдельновзятости», недопустимого в современном мире, демонстрирующем взаимовлияние и взаимозависимость множества факторов, в мире, являвшемся глобальным и конвергентным даже в эпоху «железного занавеса», оказался причиной несостоятельности многих советских инициатив, а впоследствии - и крушения советского государства.
В качестве эксклюзивного способа освоения действительности и космологической доминанты миф реализуется в рамках религиозного сознания общества. Как форме общественного сознания религии свойственно превалирование индивидуально-эмоционального над рационально-понятийным началом. Также характерным является выстраивание собственной космологии, развертываемой в русле мифологизации и мифотворчества, т. е. интерпретации ранее существовавших и существующих феноменов социальной реальности с точки зрения принятой в той или иной религиозной среде мифологической парадигмы, и встраивания в таковую феноменов вновь возникающих. Так, М. Д. Шевченко религиозное сознание определяет как способное воспринять многообразие в мифологическом единстве [15]. Традиционно мифы, причем во многом друг другу созвучные, связываются с т. н. авраамическими религиями - иудаизмом, христианством, исламом. Однако собственную мифологию создают и новые религиозные движения, например миф религиозных сообществ постсоветской России исследует М. В. Ахметова, указывая на эсхатологическую его природу, продиктованную переживанием ситуации глубокого социального
13
кризиса периода перестройки, преодолением очередной «эпохи перемен» [16]. Мифогенез является одной из ключевых составляющих концептуального оформления деятельности квазирелигиозных корпораций: коммерческих культов, т. е. организаций, построенных на многоуровневом (сетевом) маркетинге, для которых, по определению А. Л. Дворкина, типичен «культ благополучия и богатства» [17], и психокультов, т. е., по данному им же определению, «сект, организованных в виде психологических курсов или семинаров» [18]. И если для первой группы организаций свойственен миф о впечатляющем внешнем преображении или чудесном исцелении благодаря использованию предлагаемого продукта, то для второй - миф о мгновенном достижении успеха во всех сферах жизни после прохождения той или иной тренинговой программы - «настройки сознания на денежный поток», например.
В целом мы считаем, что перспективы и потенциал мифа в качестве интерпретационного инструмента общественного сознания будут оставаться значительными в течение продолжительного отрезка времени, так как миф, в силу своей гибкости, полисемантичности, респонсив-ности, оказывается созвучен лабильному сознанию современных, стремительно меняющихся, перенасыщенных информационным контентом обществ.
Примечания
1. Райкова О. А. Древнегреческий миф классической эпохи: дис. ... канд. филос. наук: 24.00.01. Томск: ТГПУ, 2012. С. 20.
2. Косов А. В. «Мифосознание: содержание и структура». Аналитика культурологии // Электронное научное издание «Аналитика культурологи» 2(8)2007. URL: htm // http://analiculturolog.ru/ index.php?module=subjects&func=listsubjects (дата обращения: 10.09.2015).
3. Райкова О. А. Древнегреческий миф... С. 45.
4. См.: Косов А. В. Мифологизация и ремифологизация как социальный феномен. Калуга: Манускрипт, 2001; см.: Косов А. В. Мифологизация и ремифологизация в процессах социализации и ресоциализации личности. Психология взрослости и старения. Зима 2002. М.: НТЦ «Технограф», 2002. С. 30-40; см.: Сочивко Е. Д. Ремифологизация в культуре ХХ века и роль мифологического мышления в литературе // Международный научно-исследовательский журнал. 2013. № 5-3(12). URL: http://research-journal.org/languages/remifol gizaciya-v-kulture-xx-veka-i-rol-mifologicheskogo-myshleniya-v-literature (дата обращения: 07.08.2015).
5. Шнирельман В. А. Очарование седой древности: Мифы о происхождении в современных школьных учебниках // Неприкосновенный запас. 2004. № 5(37). URL: http://magazines.russ.ru/nz/2004/37/ sh13.html#_ftnref9 (дата обращения: 07.08.2015).
6. Окуджава Б. Ш. Сентиментальный марш. URL: http://www.bokudjava.ru/N_4.html (дата обращения: 25.08.2015).
7. Цветаева М. И. «Наша совесть - не ваша совесть...» URL: http://www.tsvetayeva.com/cycle_poems/ stihi_k_synu (дата обращения: 25.08.2015).
8. См.: Бердяев H. A. Новое религиозное сознание и общественность. М., 1999; см.: Фромм Э. Здоровое общество // Психоанализ и культура. М., 1995; см.: Тихонравов Ю. В. Религии мира. М., 1996; см.: Касьянов В. Е. Эволюция религиозности в постсоветской России: дис. ... канд. филос. наук: 09.00.13. Ростов н/Д, 2005. С. 25-28; см.: Игнатов А. Отрицание и имитация: две стороны коммунистического отношения к религии / пер. с нем. Н. Н. Трубниковой // Вопросы философии. 2001. № 4. С. 25-30; См.: Насртдинова В. М. Эволюция религиозного сознания российского общества в советский период: тенденции, закономерности, проблемы / / Вестник экономики, права и социологии. 2014. № 1. С. 165-168.
9. Игнатов А. Отрицание и имитация... С. 27.
10. Сергей Миронович Киров в художественной литературе. Л.: Гослитиздат, 1937. С. 187.
11. Леонтьева С. Г. Литература пионерской организации: идеология и поэтика: дис. ... канд. филол. наук: 10.01.08. Тверь, 2006. С. 58.
12. Толстой А. Н. Гадюка. URL: http://www.ilibrary.ru/text/1538/p.2/index.html (дата обращения: 26.08.2015).
13. Ильф И. А., Петров Е. П. Золотой теленок: роман. Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1973. С. 15.
14. Куляпин А. И., Скубач О. А. В стране советской жить: мифология повседневной жизни 1920-1950 г. / / Критика и семиотика. 2007. Т. 11. С. 280.
15. Шевченко М. Д. Религиозное сознание и духовная деятельность. М.: Моск. общественный науч. фонд; ООО «Издательский центр научных и учебных программ», 1999. (Сер. «Научные доклады», вып. № 102). С. 7-9.
16. См.: Ахметова М. В. Конец света в одной отдельно взятой стране: Религиозные сообщества постсоветской России и их эсхатологический миф. М.: ОГИ, 2011.
17. Дворкин А. Л. Сектоведение. Тоталитарные секты. Опыт систематического исследования. Изд. 3-е, перераб. и доп. Н. Новгород: Изд-во братства во имя св. князя Александра Невского, 2002. С. 58-61.
18. Дворкин А. Л. Секту можно создать и вокруг электрической лампочки. URL: http://ruskline.ru/ monitoring_smi/2004/03/02/aleksandr_dvorkin_sektu_mozhno_sozdat_vokrug_e_lektricheskoj_lampochki/ (дата обращения: 10.09.2015).
Notes
1. Raikova O. A. Drevnegrecheskij mif klassicheskoj ehpohi / Dis. ... kand. filos. nauk: 24.00.01 [Ancient Greek myth of the classical era / Dis. ... Cand. Philosophy: 24.00.01]. Tomsk. TSPU. 2012. P. 20.
2. Kosov A. V. «Mifosoznanie: soderzhanie i struktura». Analitika kul'turologii ["Myth consciousness: content and structure". Analytics of cultural science] \ Electronic scientific edition " Analytics of cultural science " 2(8)2007.htm // http://analiculturolog.ru/index.php?module=subjects&func=listsubjects (reference date: 10.09.2015).
3. Raikova O. A. Drevnegrecheskij mif... [Ancient Greek myth...] P. 45.
4. See: Kosov A. V. «Mifologizaciya i remifologizaciya kak social'nyj fenomen» ["Mythology and remythologiza-tion as a social phenomenon"]. Kaluga: Manuscript. 2001; See: Kosov A. V. «Mifologizaciya i remifologizaciya v proc-essah socializacii i resocializacii lichnosti» ["Mythology and remythologization in the processes of socialization and re-socialization of the personality". Psychology of adulthood and aging. Winter 2002]. M. Center "Technograph". 2002. Pp. 30-40; See: Sochivko E. D. Remifologizaciya v kul'ture HKH veka i rol' mifologicheskogo myshleniya v literature [Remythologization in the twentieth-century culture and the role of mythological thinking in the literature]. Mezhdunarodnyj nauchno-issledovatel'skij zhurnal -International research journal No. 5-3 (12) / 2013. [Electronic resource] // Available at: http://research-journal.org/languages/remifologizaciya-v-kulture-xx-veka-i-rol-mifologicheskogo-myshleniya-v-literature (reference date: 07.08.2015).
5. Shnirel'man V. A. Ocharovanie sedoj drevnosti: Mify o proiskhozhdenii v sovremennyh shkol'nyh uchebnikah [Allure of antiquity: Myths of the origin of the modern school textbooks] // Emergency ration. 2004, № 5(37). [Electronic resource] // Available at: http://magazines.russ.ru/nz/2004/37/sh13.html#_ftnref9 (reference date: 07.08.2015).
6. Okudzhava B. Sh. Sentimental'nyj marsh [Sentimental march [Electronic resource]] // Available at: http://www.bokudjava.ru/N_4.html (reference date: 25.08.2015).
7. Tsvetaeva M.I. «Nasha sovest' - ne vasha sovest'...» ["Our conscience is not your conscience..."] [Electronic resource] // Available at: http://www.tsvetayeva.com/cycle_poems/stihi_k_synu (reference date: 25.08.2015).
8. See: Berdyaev H. A. Novoe religioznoe soznanie i obshchestvennost' [New religious consciousness and the public]. M. 1999; See: Fromm E. Zdorovoe obshchestvo [Healthy society] / Psihoanaliz i kul'tura - Psychoanalysis and culture. M. 1995; See: Tikhonravov Yu. V. Religii mira [Religions of the world]. - M. 1996; See: Kasyanov V. E. EH-volyuciya religioznosti v postsovetskoj Rossii: dis. ...kand. filos. nauk: 09.00.13 [Evolution of religiosity in post-Soviet Russia: dis. ...Cand. Philosophy: 09.00.13]. Rostov-na-Donu. 2005. Pp. 25-28; See: Ignatov A. Otricanie i imitaciya: dve storony kommunisticheskogo otnosheniya k religii [Negation and simulation: two sides of the Communist attitude to religion] / Ignatov A.; transl. from Germ. N. N.Trubnikova // Voprosy filosofii - Problems of philosophy. 2001, No. 4, pp. 25-30.; See: Nasrtdinova V. M. EHvolyuciya religioznogo soznaniya rossijskogo obshchestva v sovetskij period: tendencii, zakonomernosti, problemy [The evolution of the religious consciousness of the Russian society during the Soviet period: trends, patterns and issues] // Recenziruemyj Federal'nyj nauchno-prakticheskij i analiticheskij zhurnal Vestnik ehkonomiki, prava i sociologii - Federal scientific-practical and analytical journal Herald of Economics, Law and Sociology. 2014, No. 1, pp. 165-168.
9. Ignatov A. Otricanie i imitaciya... [Denial and imitation...] P. 27.
10. Sergej Mironovich Kirov v hudozhestvennoj literature - Sergei Mironovich Kirov in fiction . L. Goslitizdat. 1937. P.187.
11. Leontyeva S. G. Literatura pionerskoj organizacii: ideologiya i poehtika: dis. ...kand.filol.nauk.: 10.01.08 [Literature of the pioneer organization: ideology and poetics: dis. ...Cand. of Philology: 10.01.08]. Tver. 2006. P. 58.
12. Tolstoy A. N. Gadyuka [The Viper] [Electronic resource] // Available at: http://www.ilibrary.ru/text/ 1538/p.2/index.html (reference date: 26.08.2015).
13. Ilf I. A., Petrov E.P. Zolotoj telenok. Roman [Golden calf. Roman.] Syktyvkar. Komi book publishing house. 1973. P. 15.
14. Kulyapin A. I., O. A. Schubach V strane sovetskoj zhit': mifologiya povsednevnoj zhizni 1920-1950 g. [Living in the soviet country: mythology of daily life 1920-1950] // Kritika i semiotika - Criticism and semiotics. 2007, vol. 11, p. 280.
15. Shevchenko M. D. Religioznoe soznanie i duhovnaya deyatel'nost' [Religious consciousness and spiritual activity]. M. Moscow public scientific fund; LLC "Publishing center of scientific and educational programs." 1999. (Series "Scientific reports", No. 102). Pp. 7-9.
16. See: Akhmetova M. V. Konec sveta v odnoj otdel'no vzyatoj strane: Religioznye soobshchesttva postsovetskoj Rossii i ih ehskhatologicheskij mif [The end of the world in a single country: Religious communities of post-Soviet Russia and their eschatological myth] / Maria Akhmetova. M. OGI. 2011.
17. Dvorkin A. L. Sektovedenie. Totalitarnye sekty. Opyt sistematicheskogo issledovaniya [Sect Studies. Totalitarian sects. The experience of systematic research]. Edition 3rd, revised and enlarged. Publishing house of the Brotherhood of St. Prince Alexander Nevsky. Nizhny Novgorod. 2002. Pp. 58-61.
18. Dvorkin A. L. Sektu mozhno sozdat' i vokrug ehlektricheskoj lampochki [Sect you can create also around light bulbs] [Electronic resource] // Available at: http://ruskline.ru/monitoring_smi/2004/03/02/aleksandr_ dvorkin_sektu_mozhno_sozdat_vokrug_e_lektricheskoj_lampochki/ (accessed: 10.09.2015).
