CC BY
44
М. Ю. Дронов (Москва)
К вопросу об этнокультурном облике греко-католического духовенства на территории современной Словакии (XIX - начало XX в.)
В статье на основании доступных свидетельств и статистики анализируется этнокультурный облик греко-католического духовенства в Словакии в XIX - начале XX в. Ключевые слова: венгры, Греко-католическая церковь, духовенство, мадьяризация, русины, словаки, Словакия.
Греко-католическая (униатская) церковь в границах современной Словакии являет собой интереснейший феномен1. Вплоть до настоящего времени паства этой церкви отличается этнокультурной пестротой: в ней уживаются словаки, русины (в том числе считающие себя украинцами) и венгры, не говоря о представителях спорных и переходных групп. При этом в разные исторические периоды греко-католицизм, будучи известным у простонародья как «русская вера», все-таки заметно видоизменял свой официальный этнокультурный «имидж». Так, например, если в межвоенные годы греко-католическая конфессия ассоциировалась преимущественно с русинами, сегодня среди греко-католиков независимой Словацкой Республики доминируют национально мыслящие словаки. В данном контексте не менее интересным представляется период Венгерского королевства в составе монархии Габсбургов, который предшествовал образованию Чехословакии (далее - ЧСР) в 1918 г. В рамках статьи будет предпринята попытка краткого анализа этнокультурного облика греко-католического духовенства как станового хребта церкви в течение XIX - начала ХХ в. Источниками для этого служат доступные свидетельства современников и статистические данные.
Греко-католический клир региона состоял, преимущественно, из местных уроженцев, считавших своим отечеством место своего рождения. Несмотря на это, имеющиеся сведения о генеалогии конкретных священнических семей свидетельствуют о том, что значительная часть старых родов происходит с территории соседней Галиции и более отдаленных восточнославянских регионов. «При организации приходов в Восточной Словакии в результате появления новых сел возникала также и потребность в новых духовниках. Приходили они чаще всего из ближайших соседних запад-
ноукраинских сел. [...] Известные роды Бачинских, Балудянских, Подгаецких - галицкого происхождения, которые пришли на юг Карпат в XVII ст.: Бачинские - из села Бачины, Балудянские - из села Балутянка, Подгаецкие - из города Подгайцы на галицком Подолье. [...] Несомненно западноукраинского происхождения были роды Тарасовичей, [...] Дроздовичей, Дудинских, Ильницких, Бескидов, Негребецких и других. [...] В Восточную Словакию приходили священники и из других украинских земель, в первую очередь с Волыни»2, - отмечал крупный галицийский исследователь южнокарпатских русинов И. Панькевич. Очевидно, что в некоторых случаях семейные связи местных священников с другими регионами датировались еще более поздними периодами3. В связи с этим, например, примечательна многолетняя незавершенная дискуссия о происхождении основателя рода русинского будителя о. Александра Духновича (1803-1865), который, если верить его семейному преданию, пришел в Карпаты из далекой Москвы4.
В целом же этимология фамилий не может являться универсальным методом для определения этнической принадлежности местного духовенства. Распространенные среди священников венгерские фамилии совершенно не обязательно свидетельствуют о мадьярских корнях их носителей. Согласно сербской русинистке Г. Фирис, подобные семейные названия проникали в русинскую среду тремя путями: 1) через административные учреждения; 2) в результате ежедневных языковых контактов; 3) как следствие двуязычности русинов (по крайней мере, в случае этнического пограничья)5. Щекотливый вопрос разграничения этнических русинов и словаков также едва ли можно решать с помощью ономастического анализа. Как известно, эти родственные этносы имеют массу общих фамилий. Кроме того, нельзя забывать о наличии русинско-словацких переходных групп с переходными диалектами, а также о многочисленных словарных заимствованиях, естественных для этносов-соседей.
Обращение к истории конкретных священнических семей региона вообще не позволяет выявить какую бы то ни было «чистоту» их происхождения, если под таковой понимать языковую однообразность фамилий предков по боковым линиям. При этом отчетливее выступают социальные параллели между предками. О степени семейственной корпоративности греко-католического духовенства может свидетельствовать следующий яркий эпизод, относящийся уже ко времени первой Словацкой Республики (1939-1945), который, однако, думается, отражает и реалии предыдущих периодов.
Так, согласно подсчетам, приводимым в 1941 г. жупаном Шаришско-Земплинской жупы Андреем Дудашем, приблизительно из 200 священников Прешовской греко-католической епархии 56 человек находилось в ближайшем родстве с правящим епископом Павлом Гойдичем (1888-1960)6. Хотя данное свидетельство, сделанное недоброжелателем архиерея, может содержать в себе некоторые преувеличения, нет сомнений в его общей правдоподобности7.
Однако замкнутость священнических кругов все-таки не была абсолютной. Ряды священнослужителей регулярно пополнялись выходцами из простых крестьянских семей: «.русин не мае бульшой у^хи, як коли чуе сына собi у церкви Псалми, Вiрую, Апостол [...] читати. По сей то причиш бывать ото, што священники, учителi и вся интеллигенщя на полы из простого народа выходит»8, - отмечал в «Етнографическом очерке угро-русских» о. Ю.-К. Жаткович. Согласно российскому ученому русинского происхождения А. Дешко, «духовенство карпаторусское составляется частию из дворянства, но еще более из кмитства (крестьянства. - М. Д), получившего образование»9. Осуществившийся в 1808 г. официальный перевод греко-католического духовенства в благородное сословие (копо-гаХюге^, очевидно, повысил престиж священнического служения и увеличил амбиции пастырей, которые тем самым приблизились к дворянам и заметно возвысились над своей простонародной паствой (чем, к слову, была приготовлена благодатная почва для последующей мадьяризации церковной среды)10.
Изредка возможность стать греко-католическим священником также интересовала отдельных римо-католиков, которые, собираясь посвятить себя духовной карьере, не хотели отказываться от радостей семейной жизни, воспрещенных духовенству латинского обряда11.
Также необходимо отметить, что греко-католическое священство было достаточно подвижным в рамках региона, перемещаясь по различным приходам епархии, а в некоторых случаях переходя в соседнюю епархию (например, из Мукачевской в Прешовскую или наоборот). Правда, динамику подобных перемещений не стоит преувеличивать. Известно, что в священнических кругах бытовала поговорка, что «двараза переселяться на иной приходъравносильно статься погорпльцемъ»12. Некоторым семьям удавалось закрепить за собой отдельные приходы на достаточно длительное время13.
Учитывая вышесказанное, «автоматическое» определение этнической (особенно этнонациональной) идентичности греко-католического духовенства, опирающееся на анализ фамилии, место
рождения или служения, представляется более чем ненадежным. К тому же естественно, что среди священников были личности, склонявшиеся как к этноцентризму, так и к этнической индифферентности. В свою очередь, реалии этнического пограничья благоприятствовали бытованию амбивалентной и ситуативной форм идентичности. Вследствие указанных факторов этническая идентичность духовенства представляла собой сложный, неоднородный феномен, уже не поддающийся детальной реконструкции.
Однако имеющиеся данные все же позволяют в общих чертах охарактеризовать по крайней мере декларируемую идентичность представителей духовного сословия. Так, согласно официальной венгерской статистике, в 1910 г. из 508 греко-католических священников шести жуп северо-восточной части Венгерского королевства только 72 человека отнесло себя к русинам14 (ruszinok, гШЪепвк15). Подавляющее большинство идентифицировало себя при опросе как венгры. Больше всего русинов тогда оказалось в Шаришской и Земплинской жупах - соответственно 42 из 76 и 21 из 110. При этом в Угочской жупе русинами себя назвали 5 из 40 священников, в Ужской 6 из 69, в Бережской 3 из 77 и 5 из 136 пастырей в Мараморошской16. Приведенные цифры, свидетельствующие о декларируемой этнической (и, вероятно, преимущественно уже этнонациональной) идентичности, наглядно показывают степень мадьяризации духовенства. На этом фоне обращает на себя внимание тот факт, что священники с территории будущей Словакии, то есть из Шаришской и Земплинской жуп, в гораздо большей степени, чем их проживавшие восточнее коллеги, декларировали свою принадлежность к русинам17. Сходная тенденция отмечалась и в случае тесно связанного с духовенством греко-католического учительства указанных жуп18.
Любопытно, что к приведенным статистическим сведениям весьма близка субъективная оценка ситуации в среде южнокарпатских русинов в 1910-х гг., данная в воспоминаниях известного в межвоенной Подкарпатской Руси и заокеанской украинской диаспоре общественного деятеля Августина Штефана (1893-1986): «...потенциальными русинами в рядах интеллигенции были почти исключительно греко-католические священники, и то менее чем 20% из них. Все они были двуязычными. [...] Остальные местные интеллигенты, которые принадлежали к 80% большинства, преимущественно знали по-русински, даже и те, кто жил в венгерских селах. Они говорили язычием - мешаниной народного, церковнославянского и русского языков с добавлением венгерских и других слов»19. Данная цитата
в большей мере, чем сухие статистические сведения, характеризует сложность реальной этнической идентичности греко-католического духовенства.
Причины популярности среди греко-католических священников венгерской идентичности и, как минимум, языка и культуры венгерского народа во многом следует искать в мадьяризаторской образовательной политике, направленной на приобщение изначально разноязыких юных интеллектуалов исторической Венгрии к идее универсальной венгерской нации. Это, например, подтверждают яркие воспоминания о собственном мировоззрении в юности, оставленные о. А. Духновичем, который, как известно, в зрелом возрасте радикально пересмотрел свои первоначальные взгляды: «Господь обдарил меня талантами, и всему вЪровал, что мнЪ преподавалося, также вЪровал и тому, что кромЪ мадьяра нЬт на свЪтЬ человека; - как сойка научился говорить по мадьярски, а думать также в том духЪ, который насильно набили в мои чувства мадьярсше учители; проповЪдая мнЪ непрестанно: extra Hungariam non est vita (вне Венгрии нет жизни. - М. Д.), - я вЪровал сему, и чувствовал по этому.»20. Учитывая то, что Духнович был наиболее заметным из борцов с мадьяризаци-ей на культурном фронте, то есть во многом являлся исключением, можно лишь догадываться, сколько менее активной и харизматической русинской молодежи, в частности семинаристов, в XIX - начале ХХ в. четко последовало в направлении, указанном ее учителями.
В случае русинов особенно негативную роль играл слабый престиж собственного этноса и конфессии, длительное отсутствие этно-национальной идентичности, которая у соседних этносов уже была развита в ощутимо большей степени. Вероятно поэтому, русины отличались высоким уровнем конформизма, особенно в мультиэтич-ной среде. К примеру, о. А. Павлович так вспоминал о своих соучениках по Трнавской римско-католической семинарии еще 40-х гг. XIX в.: «.большая часть питомцев були поклонниками мадярськой народности, но були i почитателi слав'янского язика, а румуни всегда разговаривали между собою по-румунськи, нашi русше (русины. - М. Д) iз унгварськой и пряшевськой епархн не являли своей 21
народности»21.
Русскоязычные свидетельства, относящееся к концу XIX в., рисуют этнокультурный облик греко-католических учебных заведений, как правило, эмоционально и с подчеркнуто антивенгерских позиций. «Конвикт (бурса) св. Иоанна Крестителя в Пряшеве, пряшевская духовная семинария, конвикт сирот-мальчиков, алумней (пансион)
для священнических сыновей, пансион сирот-девушек (священнических), препарандия (семинария) для народных учителей, духовная семинария в Ужгороде - все это рассадники мадьяризации: тут не услышишь ни одного русского слова, - наоборот, ко всему родному тут относятся с пренебрежением. В угро-русских духовных семинариях есть кружки для самообразования, в которых участники занимаются мадьярскою литературою, сочиняют мадьярские вирши, пишут мадьярские новеллы, не зная, однако, да и не желая, кажется, знать своего родного языка», - например, отмечал в 1894 г. анонимный корреспондент петербургского «Славянского обозрения»22.
По-видимому, определенную «прививку» от венгерской идентичности имели те немногочисленные священнослужители, которые получили образование в соседней Галиции или обладали положительным опытом общения с галицийской интеллигенцией, вследствие чего тяготели к восточнославянским идентичностям. В качестве примера можно привести о. Емельяна Невицкого (18781939). Считается, что на формирование у него украинской этнона-циональной идентичности повлияли лекции митрополита Андрея Шептицкого (1865-1944)23.
Неудивительно, что священники, воспитанные в венгерском духе, подчас испытывали трудности при коммуникации со своими необразованными славяноязычными прихожанами. Особенно это касается городского духовенства, в меньшей степени - сохранявших непосредственную связь с простонародьем сельских пастырей.
Господство венгерского языка в среде духовенства порой серьезно мешало надлежащему исполнению главной обязанности священников - служению восточной литургии, которое теснейшим образом связано с церковнославянским языком. Так, в 1895 г. хорошо знавший ситуацию изнутри о. Ю.-К. Жаткович признавался в частной корреспонденции: «.между нами есть богато священников, особенно кончивших гимназiальный курс во послвдных роках, котори ледви знають читати Требник, но розумгги по-русски не розумдать ничего»24. При этом, правда, Жаткович считал, что в целом многие священнослужители владели русской (то есть, следует думать, в первую очередь русинской) речью, однако из страха перед венгерским обществом этого не афишировали25.
Своего апогея мадьяризация Греко-католической церкви достигла накануне и в период Первой мировой войны. С 1915 г. кириллица заменялась церковними властями на венгерский вариант латиницы, вводился изначально чуждый восточному христианству грегориан-
ский календарь. Особенно это касается Прешовской и, в несколько меньшей степени, Мукачевской епархии26.
Однако, отдав должное размаху мадьяризации, во многом формировавшей мировоззрение духовенства, рассматривая взгляды конкретных людей, нужно все-таки помнить, что проявления венгерской этнонациональной идентичности нередко легко перепутать (так как чаще всего невозможно разделить) с государственно-территориальной, культурной или языковой идентичностями. Как уже было отмечено, даже в условиях поздней мадьяризации какая-то часть греко-католического духовенства все же четко осознавала свою первостепенную невенгерскую (русинскую, русскую, угро-русскую или т. п.) идентичность. Так, например, в 1900 г. собрание священников в Медзилаборце большинством голосов постановило вести собственные протоколы на русском языке. Данная священническая резолюция была по ходатайству венгерского Министерства народного просвещения отменена Прешовским епископом. Однако, по словам будапештского исследователя Й. Перени, этот инцидент свидетельствует о том, что «еще в 1900 г. существовало среди духовенства движение защиты русского языка, которое можно назвать национальным»27. На этот же период, конец XIX - начало ХХ в., пришлись активные годы творчества видных русинских литераторов, пользовавшихся репутацией русофилов - сельских священников Прешовской епархии о. Юлия Ставровского-Попрадова (1850-1899), о. А. Павловича и др.
Что же касается словацкой этнонациональной идентичности, очевидно, что, несмотря на явное присутствие среди греко-католических верующих словаков по языку, у духовенства, которое преимущественно балансировало между венгерской и восточнославянскими идентичностями, в конце XIX - начале ХХ в. она была наименее популярна28. При этом сложно однозначно сказать, вызвано ли это только этноязыковыми причинами (например, русинским этническим происхождением многих священников) или же также объясняется, например, меньшей совместимостью в глазах современников словацкой идентичности и «русской веры». По мнению историка М. Барновского, дефицит священников-словаков являлся результатом не политики епископов, а исторического развития. Священническая профессия чаще всего переходила по наследству, и в словацкой среде быть священником восточного обряда было не очень престижно29. Как искренне отмечал один из лидеров движения за эмансипацию словаков в лоне Греко-католической церкви в
ХХ в. иезуит Михал Лацко (1920-1982), «.мы акцентируем факт, что до самого 1964 г. (когда был рукоположен первый в истории словацкий греко-католический епископ. - М. Д) ни один из мукачев-ских и прешовских епископов не был словаком, и точно так же греко-католические епископы в Югославии и Америке не относили себя к словакам»30. На наш взгляд, священники, будучи по указанным причинам изначально менее предрасположенными к словацкой идентичности, просто не имели стимулов для ее принятия и дальнейшей трансляции. Даже если священник был окружен словацкоязычной паствой, последняя преимущественно размышляла еще в домодер-ных категориях, поэтому не только не влияла на «выбор» этнонацио-нальной идентичности своим пастырем, но, напротив, скорее сама вопреки собственным этноязыковым характеристикам могла перенимать идентичность священника.
Подводя предварительный итог, отметим, что вопрос об этнокультурном облике духовенства как своеобразного стержня Греко-католической церкви является не менее сложным, чем проблематика идентичности широких масс греко-католиков. Хотя в количественном отношении священнослужителей всегда значительно меньше их паствы, дать исчерпывающую характеристику этнической идентичности всех без исключения клириков не представляется возможным. Несмотря на сказанное, основываясь на доступных статистических и публицистических источниках, все-таки можно сделать вывод о том, что в целом среди греко-католического духовенства южной части Карпатского региона, в том числе в границах будущей Словакии, в период, предшествовавший образованию ЧСР, доминировала культивируемая правящими кругами венгерская идентичность. В несколько раз реже были декларируемы другие, в основном только взаимосвязанные восточнославянские идентичности (русинская, русская, угро-русская и т.п.), которые сейчас едва ли возможно четко различить, указав приблизительный процент их носителей от общего числа пастырей.
Тенденция в распределении венгерской и восточнославянских идентичностей заключалась в безоговорочном доминировании первой в городах, а также среди молодых священнических кадров и, по-видимому, некотором увеличении процента носителей последних в направлении с востока на запад. При этом отнюдь не теряют своей актуальности сведения о распространенности амбивалентной и ситуативной идентичностей, которые были также присущи многим священникам региона. Данное обстоятельство позволяет полагать, что,
несмотря на целенаправленную мадьяризацию XIX - начала ХХ в., Греко-католическая церковь в лице своих непосредственных представителей еще имела определенные потенции для трансформации своего этнокультурного облика (и соответственно ему - проводимой национально-языковой политики) в различных, в первую очередь -восточнославянских, направлениях. Этим и объясняется успех «рес-лавянизации» греко-католической конфессии, имевший место в Словакии в новых условиях межвоенной ЧСР.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 В 1646 г. 63 священника из числа многочисленного духовенства обширной Мукачевской епархии (простиравшейся на территории нынешних Закарпатской области Украины, Восточной Словакии и прилегающих районов Венгрии и Румынии) приняли унию с Римско-католической церковью. Это событие положило начало Греко-католической церкви в регионе. Примечательно, что первыми принявшими унию священниками были духовные пастыри именно из Ужской, Земплинской, Шаришской и Спишской жуп, то есть с территорий, в настоящее время преимущественно входящих в состав Словакии. См.: Lacko М, Б^. GrëckokatoHkom. УуЬег z diela. Коясе, 1992. S. 33.
2 Панькевич I. Матер1али до юторп мови швденнокарпатських украшщв // Науковий зб1рник Музею украшсько! культури в Свиднику. Пряш1в, 1970. Т. 4. Кн. 2. С. 22-23.
3 В качестве примера можно привести известный в Прешовской и Мукачевской епархиях священнический род Жатковичей. Так, бабушка о. Юрия-Калмана Жатковича (1855-1921) Терезия Левицкая являлась родной или двоюродной сестрой Галицкого митрополита кардинала Михаила Левицкого (1774-1858) (см.: Мазурок О. Юрш Жаткович як юторик та етнограф. Ужгород, 2001. С. 9). Теснейшим образом связана с Галицией родословная крупного русинского литератора о. Александра Павловича (1819-1900), который после кончины родителей в течение 1829-1835 гг. даже воспитывался у своих галицийских родственников (тоже представителей духовенства) (см.: Павлович А. I. Родопис Александра 1вановича Павловича // Павлович О. Гучать гори 1 долини. Вибраш твори. Ужгород, 2004. С. 294-295). К галичанам по происхождению также относят не менее известного местного писателя о. Анатолия Кралицкого
(1835-1894) (см.: Рудловчак О. Анатолш Федорович Кралицький (12.02.1835-11.02.1894) // Календар «Просвети» на 1994 piK. Ужгород, 1994. С. 46).
4 См.: [Духнович А.]. Краткая Бiогpафiя Александра Духновича, Кры-лошана Пряшовского, им самым написанная // Духнович О. Твори. Пряш1в, 1989. Т. 3. С. 402-403. См. также статью, отражающую современное состояние изучения генеалогии А. Духновича с указанием литературы вопроса: Бураль М. До генеалоги Олександра Духновича // Науковий збipник Музею украшсько-русько! культури у Свиднику. Братислава, 2005. Т. 23. Олександр Духнович i наша сучасшсть. Матеpiали мiжнаpодноl науково! конференций Пpяшiв, 20-21 червня 2003 р.
5 См.: Фирис Г. Презвиска мадярского походзеня при бачванско-сримских Руснацох - шл!ди !х прешлосци (I) // Шветлосц. 2008. № 3. С. 346.
6 См.: Statny archiv v Presove, fond Odbocka Ustredne statnej bezpecnos-ti pri Policajnom riaditel'stve v Presove 1938-1945, kat. c. 1477. Копия письма жупана А. Дудаша председателю правительства Словакии Войтеху Туке от 18 января 1941 г.
7 Уже в наши дни переплетенные семейные связи местного духовенства стали объектом фундаментального справочника «Генеалогия греко-католических священников в Карпатском регионе (Восточная Словакия)», составленного коллективом исследователей-любителей (потомков целого ряда описываемых в их книге семей) во главе с Юраем Чисариком (см.: Cisarik J. The Genealogy of Greek Catholic Priests in Carpathian Region (Eastern Slovakia). Rodokmen greckokato-lickych knazov v karpatskom regione (vychodne Slovensko). 1675-2005. B.m., MMV).
8 Жаткович Ю. Етнографическш очерк угро-русских // Мазурок О. Юрш Жаткович... С. 175.
9 Дешко А. П. О Карпатской Руси // Киевская старина. 1887. Т. 19. С. 540.
10 См.: Мицюк О. Нариси з сощяльно-господарсько! ютори Шдкарпатсько! Руси. Прага, 1938. Т. 2. Доба февдально-кршацька (ввд друго! чверти XVI в. до половини Х1Х). Факс. вид.: Ужгород, 2003. С. 108-109. При этом, конечно же, проявления дистанцирования между священниками и паствой можно встретить и в более ранние периоды. Так, известный исследователь А. Мицюк, основываясь на материалах епископских визитаций, находит «национальный разрыв» между священнослужителями и верующими уже в середине XVIII в. (см.: Там же. С. 101-102).
11 Пожалуй, наиболее известным примером является личность о. Йо-зефа Зорвана (Карпати) (1882-1962), словака родом из центра словацкой этнической территории, игравшего заметную роль в жизни Прешовской епархии первой половины ХХ в. (подробнее о нем см.: Ричалка М. Захисник релтйних i нацюнальних прав русишв-украшщв // Нове життя. 2007. № 15-16; Дронов М. Штрихи до портрета Й. Зорвана // Нове життя. 2007. № 25-26). Также повышенную активность в лоне греко-католичества проявлял другой урожденный римо-католик - о. Адальберт Шаламон (1883-?), по-видимому, этнический венгр (см.: Husek J. Narodopisna hranice mezi Slovaky a Karpatorusy. Bratislava, 1925. S. 375).
12 Historicky archiv Greckokatolickeho arcibiskupstva v Presove. Prezidial-ne spisy. Inv. c.63. Sign. 54. Письмо о. И. Ханата епископу П. Гойдичу от 4 сентября 1928 г.
13 См.: Панькевич I. Матерiали до юторп мови... С. 25.
14 См.: Гапак П. Внески до юторп украшщв в Угорщиш у другш половиш XIX i початком ХХ столпъ // Дукля. 1957. № 3. С. 59.
15 См.: Там же. № 2. С. 53.
16 См.: Там же. № 3. С. 59.
17 В этой связи интересно, что среди южнокарпатских греко-католических семинаристов 1870-х гг. (которые к концу XIX - началу ХХ в. уже давно стали опытными священниками) почти только одни «пряшевчане», то есть уроженцы Прешовской епархии, активно пользовались русинским разговорным языком (см.: Ханатъ И. И., свящ. Кое-что изъ студенческой жизни Евмешя Ив. Сабова // Карпатскш СвЪт. 1929. № 5-6. С. 598).
18 См.: Гапак П. Внески до юторп... № 3. С. 59.
19 Штефан А. За правду i волю. Торонто, 1981. Кн. 2. С. 26.
20 [ДухновичА.]. Краткая Бiографiя... С. 404.
21 Павлович А. I. Родопис... С. 295.
22 Н. Письмо из угорской Руси. Погибающий русский народ // Славянское обозрение. Сборник статей по славяноведению. СПб., 1894. Т. 2. С. 279.
23 См.: Ванат I. Нариси новггньо! юторп украшщв Схщно! Словач-чини. Братюлава; Пряшiв, 1990. Т. 1. (1918-1938). С. 28; Ребрик Н. Лггература народовецтва i Чину на украшському Шдкарпатп в першш половиш ХХ столитя. Ужгород, 2007. С. 62.
24 Листи Юрiя Жатковича до Володимира Гнатюка (1895-1914) // Мазурок О. Юрш Жаткович... Л. 1. С. 29.
25 См.: Там же. С. 29-30.
26 Подробнее об этом см.: Пап С. Iстоpiя Закарпаття. 1вано-Франшвськ, 2003. Т. 3. С. 598-604; ПекарА. В., ЧСВВ. Нариси юторп Церкви Закарпаття. Рим; Львiв, 1997. Т. I. Iepаpхiчне оформлення. С. 100-103.
27 Перени Й. Из истории закарпатских украинцев (1849-1914). Budapest, 1957. С. 144.
28 Личности, подобные упомянутому выше о. Й. Зорвану (Карпати), по понятным причинам изначально обладавшие четкой словацкой идентичностью, естественно, нельзя рассматривать иначе, как исключение.
29 См.: Barnovsky M. Greckokatolicka cirkev a slovensko-rusinske/ukra-jinske vzt'ahy v 20. storoci // Narod - cirkev - stat. Bratislava, 2007. S. 207.
30 Lacko M, S.J. Greckokatolikom... S. 31. Поскольку на сегодняшний день греко-католическое духовенство в Словакии, наоборот, преимущественно словацкое в национальном отношении, невольно можно прислушаться к реплике на этот счет о. Степана Папа (1917-1990), считавшего, что «самые большие словакизаторы среди духовенства - это сыны из украинского (русинского. - М. Д.) рода, родители которых не умели даже говорить по-словацки» (Пекар А. В., ЧСВВ. Нариси гстори... Рим; Львiв, 1997. Т. 2. Внутршня id^^. С. 126).
Dronov М. Yu.
On the Ethnocultural Image of Greek Catholic Clergy on the Territory of the Contemporary Slovakia (the Nineteenth - the Early Twentieth Centuries)
On the base of available sources, the author analyzes the ethnocultural image of the Greek Catholic clergy of Slovakia in the 19th -early 20th cent.
Key words: Hungarians, Greek Catholic church, clergy, Magyarization, Rusyns, Slovaks, Slovakia.
