CC BY
93
УДК 811.11-112 К. В. Гудкова
Вестник СПбГУ. Сер. 9. 2013. Вып. 1
К ВОПРОСУ О РЕПРЕЗЕНТАЦИИ КАТЕГОРИИ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ В АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ С ПОМОЩЬЮ ОППОЗИТИВОВ
Категоризация — одно из самых фундаментальных понятий человеческой деятельности. Способность человека классифицировать явления свидетельствует о том, что он думает об идентичности одних объектов другим или, напротив, об их различии. «Категоризация — это главный способ придать воспринятому миру упорядоченный характер, систематизировать наблюдаемое и увидеть в нем сходство одних явлений в противовес различию других» [1, с. 96].
В последнее время появилось большое количество работ, посвященных изучению категоризации человеком окружающей действительности. Анализируя проблемы категоризации, исследователи особое внимание уделяют вопросам об основаниях категоризации, а также о структуре выделяемых категорий. М. В. Никитин полагает, что есть два важных способа организации сознания, упорядочения представлений и понятий в когнитивные структуры: классификация и импликация. Импликация, согласно автору, есть «мыслительный аналог реальных связей действительности, отражение связей, зависимостей, взаимодействий между вещами, между частью и целым, между вещью и признаком, между признаками» [2, с. 478]. Назначение же классификационных связей автор видит в том, «чтобы вскрыть общее различное в вещах, установить закономерности в бесконечном разнообразии мира, свести индивидуальную неповторимость вещей к обозримой иерархии типов» [2, с. 485].
Дж. Лакофф замечает, что если бы у нас не было способности к категоризации, «мы не смогли бы действовать вообще, ни в физическом мире, ни в нашей социальной и интеллектуальной жизни» [3, с. 20]. Дж. Лакофф также показывает сложность реальной категоризации. Он пишет, что положение о том, что категории определяются общими свойствами, является не только частью повседневного мышления, но и важнейшим научным принципом, господствующим в науке на протяжении более двух тысяч лет. Автор соглашается с тем, что часто вещи объединяются в категории на основании общего признака. Однако далее исследователь подчеркивает, что в последние годы стало очевидно, что «категоризация — это гораздо более сложная вещь» [3, с. 19]. В труде «Женщины, огонь и опасные вещи», подвергнув критическому анализу объективистский подход к категоризации, согласно которому концептуальные категории являются ментальными репрезентациями категорий в мире и, следовательно, должны иметь ту же структуру, автор приходит к двум важным выводам: 1) человеческие концептуальные категории имеют признаки, которые отчасти детерминированы физической природой людей, и 2) концептуальные категории имеют признаки, которые являются деятельностью воображения, не отражающего природу [3, с 481].
Гудкова Кира Владимировна — канд. филол. наук, доцент, Санкт-Петербургский государственный университет; e-mail: [email protected]
© К. В. Гудкова, 2013
Представляется, что одной из таких категорией, которая является деятельностью воображения, становится концептуальная категория противоположности.
Противопоставление — одна из основных мыслительных операций, осуществляемых человеком в его деятельности. Человек мысленно сопоставляет предметы, явления или их признаки и делает заключения об их сходстве или противоположности, т. е. осуществляет категоризацию. Указанные предметы, явления и их признаки существуют в реальном мире, следовательно, с некоторой оговоркой можно сказать, что классификационные языковые категории отражают категории реального мира, чего нельзя сказать о языковых единицах, репрезентирующих категорию противоположности. В реальном мире нет противоположных предметов, явлений — они являются таковыми только в воображении человека. Для ориентации в окружающей действительности человеку необходимо эту действительность упорядочить. При этом упорядочивание может происходить путем не только объединения в классы на основании общего признака, но и разведения (противопоставления) по разным (противоположным) классам: Я — такой, а Он — другой, отличный от меня, следовательно, не принадлежит моему классу, т. е. чужой. Этот предмет — хороший, нужный мне, а тот — плохой, ненужный; и я противопоставляю его моему, первому, предмету. Но в реальном мире и Я и Он принадлежат одному классу, классу людей, а оба сравниваемых предмета классу предметов. И характеристики, которыми они обладают, одинаковы для обоих представителей. Тем не менее человек в своей обыденной деятельности противопоставляет себя и другого, один предмет другому, ориентируясь на некоторые важные для него в момент противопоставления характеристики. И результаты этого противопоставления мы наблюдаем в языке, свойства которого позволяют выразить совершаемую ментальную категоризацию.
Следовательно, можно сказать, что в языке существуют категории, которые не представлены в реальном мире. Одной из таких категорий, на наш взгляд, и является категория противоположных слов. В обыденном смысле понятие противоположности не вызывает затруднений. Интуитивно любой носитель языка может к любому слову подобрать слово с противоположным значением, с научной же точки зрения понятие противоположных слов не вполне ясно. Носители языка и лингвисты активно употребляют как термин «антоним», так и сами антонимы, но если задаться вопросом об определении антонима, то оказывается, что дать его совсем не просто в силу неопределенности того, какие слова нужно считать антонимами. В лингвистике существуют широкое и узкое понимание антонимии. Некоторые лингвисты относят к антонимам только слова одной части речи, другие добавляют к ним окказиональные и контекстуальные антонимы. До конца не ясен статус такого класса, как конверсивы (export — import).
Чтобы снять проблему разграничения антонимов и не-антонимов, мы предлагаем термин оппозиты (оппозитивы в терминологии М. В. Никитина), подразумевая под ним все указанные классы противоположных слов, относительно которых у лингвистов нет единого мнения. В термине «оппозиты» мы объединяем и антонимы в классическом понимании (warm — cold), и дополнительные (в терминологии Лайонза [4]) слова (husband — wife), и конверсивы (precede — follow). В группу оппозитов мы включаем также прагматические оппозиты (контекстуальные и окказиональные антонимы в терминологии лексикологии), т. е. возникающие в дискурсе.
Следует обратить внимание на тот факт, что сами по себе оппозиты не обладают свойством противоположности, приобретая его только в оппозиции. Мы не можем сказать об отдельно взятом изолированном слове, что оно имеет значение противоположности. Мы говорим о противоположности только при постановке слова в оппозицию с другим словом, т. е. противоположное значение реализуется в оппозиции. Оппозиты могут быть представлены лишь одним членом. Но в сознании языковой личности всегда возникает другой член оппозиции, что можно проиллюстрировать примером из романа Энтони Троллопа The Small House at Allington:
Of course there was a Great House at Allington. How otherwise should there have been
a Small House? [5, p. 1].
В примере в ироничной форме автор показывает эту бинарность оппозитов. Даже при употреблении одного из оппозитов, второй всегда находится в импликации.
Или, например, в случае конверсивов, если кто-то говорит: I sold my car, это неизбежно имплицирует, что somebody bought it. Но если мы говорим: The company sells cars, то это уже не обязательно имплицирует, что somebody buys them, поскольку можно представить себе ситуацию финансового кризиса, когда дела у компании идут неважно, или то, что машины данной марки перестали пользоваться спросом. Приведенные примеры показывают сложность семантических связей между конверсивами. Однако второй член оппозиции всегда возникает в сознании носителя языка, в том смысле, что он может его назвать.
В кратком словаре когнитивных терминов категоризация определяется как «процесс образования и выделения категорий, членения внешнего и внутреннего мира человека сообразно сущностным характеристикам его функционирования и бытия, упорядоченное представление разнообразных явлений через сведение их к меньшему числу разрядов или объединений» [1, с. 42].
Однако хочется отметить, что в языке представлены только результаты категоризации, мы оперируем лишь языковыми единицами, которые носят объективный характер, при этом сам процесс категоризации не доступен для анализа и наблюдения. Поскольку всякая интерпретация зависит от точки зрения исследователя и так или иначе вносит элемент субъективизма, то интерпретации могут варьироваться и отличаться друг от друга.
Очевидно, можно говорить о двух уровнях категоризации — языковом и речевом (дискурсивном). На языковом уровне речь идет о таких классах оппозитов, как антонимы, конверсивы и дополнительные слова. А на дискурсивном уровне мы имеем дело с дополнительными классами оппозитов — тем, что называют окказиональными и контекстуальными антонимами. Таким образом, контекстуальные и окказиональные антонимы являются результатом другого уровня категоризации — дискурсивного. Причем, как уже говорилось выше, на языковом уровне мы оперируем только результатами категоризации, поскольку на этом уровне можно говорить лишь о «застывших» оппозициях, т. е. оппозитах, значение которых носители языка уже воспринимают как противоположные. На дискурсивном же уровне мы можем в какой-то степени наблюдать процесс категоризации, поскольку здесь мы имеем дело с оппозитами, значение которых воспринимается как противоположное только в определенном языковом или экстралингвистическом контексте, т. е. в дискурсе оппозиты являются не конечным, а промежуточным результатом категоризации. На дискурсивном уровне речь идет
о дискурсивной, или прагматической, категоризации, которая определяется прагматическими контекстуальными факторами.
Примером прагматической категоризации могут служить следующие оппозитивы: rich — dry, wonderful — dry. Примеры взяты из романа Дж. Стейнбека The East of Eden, отрывок из которого приводится ниже:
I have spoken of the rich years when the rainfall was plentiful. But there were dry years too, and they put a terror on the valley. The water came in a thirty-year cycle. There would be five or six wet and wonderful years when there might be nineteen to twenty-five inches of rain, and the land would shout with grass. Then would come six or seven pretty good years of twelve to sixteen inches of rain. And then the dry years would come, and sometimes there would be only seven or eight inches of rain... And it never failed that during the dry years the people forgot about the rich years, and during the wet years they lost all memory of the dry years. It was always that way [6, p. 5].
В приведенном примере семантическим признаком, по которому производится противопоставление, будет «наличие — отсутствие дождя». Rich years (годы с большим количеством дождя) противопоставляются dry years (годы, в которые выпадает малое количество дождя или дождь вообще отсутствует). Для человека, работающего на земле и живущего плодами своего труда, проблема дождя занимает центральное место в жизни, поскольку дождь связан с урожаем, а засуха — с отсутствием последнего. Урожай всегда ассоциировался с богатством или хотя бы с обеспеченной, сытой, а следовательно, и хорошей жизнью. Если год урожайный, то для земледельца это всегда означает обеспеченное будущее его самого и его семьи. Если же год не урожайный, то будущее ставится под вопрос. Поэтому мы и имеем такие оппозиции, как rich — dry, wonderful — dry. Но это дискурсивные, прагматические оппозиции, поскольку указанные единицы не противопоставлены в языковой системе. Если бы весь мир состоял из людей, занимающихся сельским хозяйством, то, вполне вероятно, указанные оппозиции могли бы закрепиться в системе языка и стали бы восприниматься как конвенциональные. Но поскольку в мире существует множество других профессиональных занятий, результат которых не связан с природными явлениями, рассмотренные оппозиции так и остаются неконвенциональными.
Следует обратить внимание на тот факт, что в приведенном примере употребляются и конвенциональные оппозиции (wet — dry), т. е. оппозиции, члены которых любой представитель языкового сообщества воспринимает как противоположные. На уровне языка мы имеем дело с конвенциональными, уже «закрепившимися» в языке оппозициями. Закрепившимися в том смысле, что практически любой носитель языка воспринимает их как выражающие противоположные понятия.
Поскольку категоризация определяется общими закономерностями человеческого мышления, следует обратиться к логике как науке, которая изучает мышление. В логике различают контрарные и контрадикторные понятия, в силу чего на языковом уровне можно говорить о контрадикторной и контрарной категоризациях. Результатом контрарной категоризации являются антонимы в их классическом понимании, например, warm — cold. В случае контрарной категоризации оппозиты выражают видовые понятия, между которыми есть средний член. Как, например, в рассказе С. Моэма Lord Mountdrago:
"After all", he reflected, "the politicians have made such a mess of the world during the last five-and-twenty years, I don't suppose it makes much odds if they're mad or sane" [7, p. 771].
Оппозиция mad — sane построена на основе признака «наличие психического здоровья — отсутствие психического здоровья». Вполне понятно, что между двумя полюсами возможны другие промежуточные элементы, такие как crazy, brainsick, demented, lunatic и пр. Члены оппозиции являют собой точки упорядоченного множества. То есть мы имеем некоторую упорядоченную шкалу признаков и при контрарной категоризации два признака выбираются справа и слева от некоторой нулевой точки, например normal. Контрарная категоризация позволяет ориентироваться во множестве признаковых слов.
Результатом контрадикторной категоризации становятся либо оппозиции типа regular — irregular, либо комплементативы типа dead — alive, husband — wife. В случае с рассмотренной выше оппозицией mad — sane при контрадикторной категоризации получим оппозицию sane — insane, как, например, в том же рассказе:
Some people might have thought that Lord Mountdrago was mad; after all the years during which Dr. Audin had been treating the diseased souls of men he knew how thin a line divides those whom we call sane from those whom we call insane [7, p. 765].
Одним из основополагающих принципов категоризации в случае контрадикторной противоположности становится принцип бинарности — разграничения мира на «свое» и «чужое», на две полярные половины. При контрадикторной категоризации пространство основания делится на два исчерпывающих его признаковых пространства, причем между ними отсутствует средний промежуточный член. Однако, как замечает М. В. Никитин, это можно сделать двумя способами. В первом случае мы получаем оппозиции типа right — wrong, dead — alive и др. Другой способ дает оппозиции типа white — not white [2, с. 491]. В первом случае категоризация служит цели разделения окружающего пространства на две непересекающиеся половины. Во втором — результатом категоризации будет отделение некой вещи или явления от всего остального. Оппозиции типа white — not white в логике трактуются как противоречащие и в силу размытости объема понятия, выражаемого not white, требуют отдельного внимания.
Результатом контрарной категоризации становятся градуальные оппозиции, контрадикторной — бинарные [8, с. 59].
Что касается конверсивов, то, как отмечает Ю. Д. Апресян, они служат для выражения различий, которые связаны «исключительно со способом осмысления говорящим некоторой ситуации; сама ситуация, например ситуация выигрыша — проигрыша, остается при этом неизменной» [9, с. 258]. Категоризация в этом случае близка к оценочной категоризации, как, например, good — bad.
Подводя итоги, можно сказать, что категоризация проявляется на уровне языка и уровне дискурса. На языковом уровне мы можем говорить о контрарной и контрадикторной категоризации, результатом которой являются субкатегории оппозитов: антонимы, конверсивы, комплементативы. На уровне дискурса мы имеем дело с прагматической дискурсивной категоризацией, результат которой — неконвенциональные оппозиции.
Литература
1. Кубрякова Е. С., Демьянков В. З., Панкрац Ю. Г., Лузина Л. Г. Краткий словарь когнитивных терминов. М.: МГУ 1996. 248 с.
2. Никитин М. В. Курс лингвистической семантики. СПб.: Научный центр проблем диалога, 1996. 760 с.
3. Лакофф Дж. Женщины, огонь и опасные вещи: что категории языка говорят нам о мышлении. М.: Гнозис, 2011. 512 с.
4. Лайонз Дж. Введение в теоретическую лингвистику. М.: Прогресс, 1978, 544 с.
5. Trollope A. The Small House at Allington. London: Everyman's Library, 1997. 740 p.
6. Steinbeck J. East of Eden. New York: The Viking Press, 1952. 602 p.
7. Maugham S. W. The Collected Stories: in 2 vols. London: The Reprint Society, 1954. Vol. 2. The World Over. 1438 p.
8. Михайлов В. А. Генезис антонимических оппозиций. Л.: ЛГУ, 1987. 80 с.
9. Апресян Ю. Д. Избранные труды: в 2 т. М.: Школа «Языки русской культуры», 1995. Т. I. Лексическая семантика. 472 с.
Статья поступила в редакцию 6 декабря 2012 г.
