CC BY
49
ление пышности и обрядности, и «высокая церковь», у которой неотъемлемым сопровождением литургий является песнопение.
В данной статье на примере контекстного окружения фразеологизма High Church было показано проявление религиозного компонента национального самосознания.
Национальное самосознание является определяющим фактором при формировании представлений нации о себе и мире. В данном случае мы продемонстрировали уникальную ситуацию сосуществования противоположных течений в пределах одной религии и одного государства. Англичане обла-
дают некоторым набором знаний относительно своего и чужого религиозного направления. Анализ языковой картины мира выявил, что для англичан «высокая церковь» - это: определенное религиозное течение (зн. 1); по своей религиозной практике оно тяготеет к католицизму (зн. 3); для него характерна обрядность (зн. 6), включающая таинство исповеди и песнопение; к нему принадлежат те, кто проявляет чрезмерную набожность и совершает ритуальные действия (зн. 2, 4, 5). Выделенные значения данного фразеологизма содержат не только когнитивный компонент (то есть информацию о специфике «высокой церкви»), но и оценочный.
Литература
1. Тавадов Г.Т. Этнология: Словарь-справочник. М., 1998.
2. Этнопсихологический словарь / Под ред. В.Г. Крысько. М., 1999.
3. Дробижева Л.М. Штрихи к национальному самосознанию русского народа // Русские (этносоциологические очерки). М., 1992.
4. Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М., 1983.
5. Теория языка: Учеб. пособие / А.Т. Хроленко, В.Д. Бондалетов. Под ред. В.Д. Бондалетова. М., 2004.
6. Гудков Д.Б. Теория и практика межкультурной коммуникации. М., 2003.
7. Кубрякова Е.С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира
/ Рос. академия наук. Ин-т языкознания. М., 2004.
8. Корнилов О.А. Языковые картины мира как производные национальных менталитетов. 2-е изд, испр. и доп. М., 2003.
9. Шведова Н.Ю. Русский язык: Избранные работы. М., 2005.
10. Кронгауз М.А. Семантика: Учебник для вузов. М., 2001.
11. Языкознание. Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. В.И. Ярцева. 2-е изд. М., 1998.
12. Сентенберг И.В., Шейгал Е.И. Лингвистический контекст как средство развертывания и развития лексического значения // Значение и его варьирование в тексте: Сб. науч. тр. Волгоград, 1987.
Т.П. Карпухина
ОТНОШЕНИЯ АНТОНИМИИ МЕЖДУ СЛОВАМИ, СВЯЗАННЫМИ МОРФЕМНЫМ ПОВТОРОМ В АНГЛИЙСКОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРОЗЕ
Дальневосточный государственный гуманитарный университет
Изучение морфемного повтора в художественной прозе предполагает решение ряда задач, среди которых важное значение имеет уточнение его субстанциональных и реляционных свойств. Особый интерес вызывает изучение последних, что согласуется с перемещением акцента в современных исследованиях с субстанции на отношение, связь, взаимодействие.
Морфемный повтор субстанционально реализуется в тексте в словах, содержащих идентичную морфему. Будучи частично тождественными по форме, они обладают, с одной стороны, сходством, с другой стороны, различием. Выход за пределы непосредственной данности и обращение к реляционным свойствам показывают, что тексто-
вые цепочки слов с общей морфемой представляют собой конкатенацию лексем, которые находятся в определенных взаимоотношениях друг с другом. «Сходство или несходство, равенство или неравенство тел именуются отношениями, поэтому сами тела называются находящимися в отношениях друг с другом или во взаимоотношениях (relata или correlata)», - подметил еще Т. Гоббс [1, с. 101].
Эта корреляция не сводится исключительно к соотнесенности в плане морфемного состава. Одноморфемные слова образуют определенное единство в рамках текстового пространства. Говоря о словесном искусстве, Ф. Шеллинг подчеркивал: «В речи, с какой бы стороны ее ни брали, все положено как единство» [2, с. 216]. С полным основани-
ем это можно отнести к словам, объединенным общностью морфемы.
Но «единство есть или связь, или причина связи», - пишет Н. Кузанский [3, с. 645]. Единство одноморфемных коррелятов обеспечивается не только парциальным сходством/тождеством его составляющих, но и тем, что одноморфемные слова как единицы языка связаны также реляционно, поскольку они способны вступать в определенные отношения друг с другом.
Особое место занимает семантическая соотносительность конституентов одноморфемной цепочки, когда на морфемную корреляцию накладывается корреляция семантическая, что способствует еще более тесному сцеплению слов с общей морфемой. Писатели активно используют заложенный в системе языка интегративный потенциал, реализуя его как на уровне морфемики, так и семантики.
Значительную роль в объединении одноморфемных коррелятов играет антонимизация, акцентирующая в со-противопоставлении членов цепочки именно второй аспект - семантическую противопоставленность лексических единиц. Еще «темный» диалектик Гераклит подчеркивал: «Противодействие сближает» [4, с. 144]. Противопоставленные в одном плане - семантическом, сопоставленные в другом плане - формальном, антонимичные одноморфемные слова образуют такое единство коррелятов-оппозитов, «которое внутренне и притом динамично организовано», то есть такое целое, которое объединено «отнюдь не гармонией составляющих, а в первую очередь напряжением, противоположностями» [5, с. 309].
Противопоставление языковых единиц коренится в основаниях самой действительности, определяющим законом развития которой является единство и борьба противоположностей. В приведенных выше словах Я. Мукаржовского о динамическом единстве слышится отзвук идей Гераклита, который подметил, что «расходящееся согласуется с собой» [6, с. 34], «люди не понимают, каким образом противоположности согласуются друг с другом. Мировая гармония заключается в сочетании напряжения и ослабления подобно тому, как у лука и лиры (то натягивают, то отпускают струну)», и поэтому «соединяй целое и нецелое, согласное и несогласное, созвучное и несозвучное. Все дает одно, и одно дает все» [4, с. 144].
Противоречив мир, гармония которого подобна гармонии лука с натянутой тетивой, чья кинетическая энергия готова стать динамической [7, с. 50]. Эта противоречивость находит свое отражение в логическом фундаменте языка и антиномичности мышления.
П. Флоренский пишет: «За что бы мы ни взялись, мы неизбежно дробим рассматриваемое, рас-
калываем изучаемое на несовместимые аспекты. Смотря на одно и то же с разных сторон, т.е. действуя разными сторонами духовной действительности, мы можем прийти к антиномиям, к положениям, не совместимым в нашем рассудке» [4, с. 147]. Антиномическая природа мышления, свойственная человеку, проистекающая из антиномич-ности самого бытия, проявляется в искусстве, в частности, в том, что «рожденная противоположением энергия существует в каждом художественном произведении и в обломке художественного произведения» [7, с. 50].
Антонимически противопоставленными часто оказываются одноморфемные слова, составляющие цепочку формально коррелирующих, но семантически контрастирующих языковых единиц.
При этом такие цепочки далеки от однообразия. Они представляют собой весьма пеструю картину, которая демонстрирует не только богатство языка, но и мастерство писателей, вплетающих в ткань текста все разнообразие оппозиций. Их морфемный состав неоднороден. Встречается как корневая, так и аффиксальная итерация. В антонимические связи вовлекаются слова, содержащие как свободный, так и связанный корень, что свидетельствует об использовании авторами интегрирующих возможностей и системы деривации, и мор-фемики.
Достаточно привести ряд примеров, чтобы в этом удостовериться. Так, корневой повтор обнаруживаем в следующих антонимичных парах, содержащих корень:
а) свободный:
All the way back, they talked about pictures and film actors and actresses they liked and disliked <...> (J. Priestley).
Does the accumulated civilization of two thousand
years of Europe mean something to you or__».___«Oh,
come off it, Fran! I’m not a roughneck and you know it. And I’m not uncivilized» (S. Lewis);
б) связанный:
He had only made explicit what had seemed implicit outside on the way back <.. > (J. Fowles).
Аффиксальный повтор иллюстрируют следующие пары антонимов, содержащие корень:
а) свободный:
<. > she stood there <. >, the whiteness of her face and hands no longer visible, and to my sight the blackness of her costume faded into the shadow <...> (R.P. Warren);
б) связанный:
<.. > she contrived to give these conferences a positive instead of a negative flavour <.. > (R.P. Warren).
Возможно сочетание корневого повтора с аффиксальным, причем и здесь противопоставленные слова могут иметь корень:
а) свободный:
And according as one or other of these thoughts prevailed, he conceived a favourable or unfavourable idea of the person who approached him (H. Fielding);
б) связанный:
It [холодное дыхание зимы — Т.К.] strikes in the heart of all life, animate and inanimate (Th. Dreiser).
Многообразие цепочек с антонимически противопоставленными одноморфемными словами, которые составляют текстовое единство, свидетельствует о реализации в художественном тексте одного из основных эстетических принципов, который предполагает «единство во множественности» [8, с. 155].
Единство не означает однообразия. Не может быть эстетически значимым как то, «в чем нет единства и цельности», так и то, «в чем нет свободного разнообразия» [9, с. 79]. В.С. Соловьев подчеркивает: «Анархическая множественность так же противна добру, истине и красоте, как и мертвое подавляющее единство» [27, с. 79]. Мы, как отмечает С. Франк, «должны различать, с одной стороны, общий момент единства как таковой и, с другой стороны, многообразие различных форм единства» [10, с. 287].
Использование в тексте антонимичных пар говорит о неразрывной связи утверждения и отрицания, так что одно тянет за собой другое. Е.Н. Миллер пишет: «Противоположное значение антони-мичной единицы, являющееся одновременно антизначением своего антипода, очень часто вызывает в памяти носителя языка другую номинативную единицу с противоположным значением (свой антипод)» [11, с. 36]. О парности противоположностей писал еще Аристотель: «<...> если противоположность есть различие, а различие бывает между двумя вещами, то и законченное различие должно быть между двумя» [12].
При этом противоположности понимаются как развитые до предела различия одной сущности. Таким образом, единым взором охватывается одна сущность, данная в своих противоположностях, «сходящееся и расходящееся» (по Гераклиту). «Внимание может быть направлено то на целое (А+В), то на его части (А и В), то и другое стоит в отношении эквивалентности» [10, с. 292]. Внимание задерживается не только на различии, скажем, на негативирующем префиксе dis-, если взять первый из приводимых примеров. В переменном фокусе внимания находится то парциальное сходство цепочки liked — disliked, то различие. «Несходство нуждается в сходстве для того, чтобы передать «свое», создать свою выделенную систему», «Несходство сходного по-своему экономно, так как оно, не уничтожая системы, делает ее частью нового сообщения» - эти замечания В. Шкловского [7, с. 51]
передают суть рассматриваемого явления - единства, создаваемого антонимически противопоставленными словами, содержащими общую часть -морфему.
Анализ одноморфемных текстовых цепочек с точки зрения их лексической закрепленности выявил в них как антонимы узуальные, принадлежащие языковой системе, так и антонимы окказиональные, создаваемые для данной речевой ситуации. Языковые узуальные антонимы составляют обширный пласт лексической системы. Именно системно-принудительный характер связи членов языковой антонимической оппозиции приводит к тому, о чем говорилось выше, - когда антоним ассоциируется у носителя языка со своим противочле-ном. Однако ожидание, предсказуемость не обязательно ведут к уменьшению выразительности языкового средства [13, с. 90], что и учитывают писатели, прибегая к общепринятым, языковым оппозициям.
Вместе с тем антонимы, как и любая другая парадигматическая группировка, представляют собой открытый класс. Изменчивость языка, его «динамизм» «обуславливают открытый характер антонимии как в плане образования новых противоположных значений, так и в плане возникновения новых антонимичных единиц» [11, с. 156]. Авторы широко используют способность языка к развитию и создают окказиональные речевые антонимы.
При этом они опираются на стремление человека ко всему новому, которое «для жаждущего знания духа - то же, что пища для голодного»: «Человеку по природе свойственно интересоваться всем новым, т.е. жаждать познания причин всех вещей» [1, с. 243]. Вновь образованные окказиональные антонимы отвечают этой потребности человека, а неожиданность слова мобилизует внимание [13, с. 89]. Использоваться могут так называемые «потенциальные слова» [14, с. 178; 15, с. 136], созданные по высокопродуктивным моделям в результате чистой реализации возможностей словообразовательного типа [10, с. 217-218]: exposed - unexposed (A. Cronin); knowledge - non- knowledge (R.P. Warren); vaccinated - anti- vaccinated (S. Lewis); um-brellaless - umbrellas (Th. Dreiser). Это могут быть также собственно авторские окказионализмы, образованные с нарушением правил комбинаторики морфем. Речь может идти как об общеязыковых нарушениях, так и о девиациях в скалярно-антонимическом комплексе.
Примерами общеязыковых нарушений, когда не соблюдаются запреты грамматические, фономорфологические, словообразовательные, лексические и др., могут служить следующие антонимичные пары, содержащие окказиональное слово: think -thinkless (J. London) (ср.уз. thoughtless); afraid - un-
afraid (J. London) (ср.уз. fearless); complexities - uncomplex (T. Caldwell) (ср.уз. simple) и т.п.
Что касается отклонений в собственно антони-мико-скалярном комплексе, то здесь на первый план выходит несоблюдение семантической конгруэнтности, которая базируется на существующей в языковой картине мира понятийно-языковой норме.
Н.Д. Арутюнова пишет: «Отрицательные смыслы образуются от положительных, а не наоборот»; в области аксиологических понятий «норма лежит не в срединной части шкалы, а совпадает скорее с ее позитивным краем»; «Понятие нормы может отождествляться с частью шкалы, соответствующей одному из эквиполентных антонимов» (в паре тупой - острый второй член принимается за норму) [16, с. 66-67]; «отклонение в сторону увеличения параметров обычно берет верх над «редукционизмом», великаны и великанши - над мальчиками-с-пальчиками и дюймовочками» [13, с. 81]. Это же подчеркивает Дж. Лайонз: «Мы скорее согласимся считать, что маленьким вещам «не хватает размера» («lack size»), чем говорить, будто большим вещам «не хватает маленького (размера) (lack smallness)» [17, с. 493].
Экспериментирование с языком, ведущее к отступлению от указанных правил, нередкость в одноморфемных цепочках, члены которых связаны антонимической связью. Так, вопреки тенденции к гиперболизации именно по редукционистской модели образуется в паре greatness - ungreatness (R.P. Warren) второе слово, отрицающее признак величины, значительности. Другое нарушение, а именно присоединение негативного префикса к основе с отрицательным модусом, то есть отрицание отрицательно заряженного предиката, видим во втором члене пар regret - unregret (J. London); sorry - unsorry (J. Fowles). Выступая на стороне непорядка, хаоса, нестандарта, такие окказионализмы информативны уже потому, что не сливаются с фоном; они озадачивают, заставляют думать (творить мысль), так как девиации будят мысль и направляют ее на поиск причины [13, с. 75-77].
Возвращаясь к мысли о единстве одноморфемных коррелятов, связанных антонимическими отношениями, следует сказать, что еще более справедливо трактовать так те цепочки, где порождается новое окказиональное слово. Его понимание и толкование в первую очередь зависит от одноморфемного коррелята, с которым его связывает, как правило, общность корневой морфемы. Известно, что производное слово «ищет свое производящее», поскольку формально и семантически зависит от него как своей исходной единицы. В еще большей степени зависимо семантически неустоявшееся новое, окказиональное слово. Приведем пример с се-
мантически диффузным окказиональным глаголом unexpect, образованным путем обратной деривации от субстантивированного прилагательного unexpected:
<.. .> but I didn’t expect the unexpected to unexpect quite so disastrously (S. Lewis).
Лишь контекст позволяет понять цепочку одноморфемных слов как обыгрывание женой Сэма Додсворта своей расточительности, не ожидавшей, что дорогие безделушки так неожиданно возьмут верх над ее благоразумием и она потратит на них неожиданно астрономическую сумму. В приводимой цепочке семантическим стержнем, держащим одноморфемные слова в единой связке и позволяющим верно истолковать новое, незнакомое слово, является первообразный глагол expect, который стоит в исходе словообразовательного гнезда. Одноморфемные слова, эксплицитно сцепленные с неологизмом в синтагматическом развертывании, имплицитно связывают последний с общим словообразовательным гнездом, в которое окказиональное слово входит на правах нестабильного члена.
Рассмотрение противопоставленных слов с точки зрения их общекатегориальной принадлежности показало, что в одноморфемных цепочках широко распространена как внутричастеречная, так и межчастеречная антонимия. В большинстве случаев в такие отношения вступают однокорневые слова, представляющие собой качественные прилагательные, то есть классические предикатные, признаковые имена, значение которых выражает наличие/отсутствие признака. Примерами внутричасте-речной антонимии могут служить следующие оппозиции прилагательных:
Play fair! Why who’s played unfar? (D. Lawrence).
She was conscious in herself, but unconscious of her surroundings (D. Lawrence).
Yet-Surely he could have no dishonourable design <...>, besides, his proposals show he had not; for they are not only honourable, but generous (H. Fielding).
Межчастеречная антонимия встречается, например, в следующих предложениях, которые оказываются связанными цепочечной когезией именно благодаря оппозитам:
It threatens what little security he possesses. And how insecure is man, God help him! (T. Caldwell).
This I will neither endeavour to account for, nor to excuse. Indeed, if this may be called a kind of dishonesty, it seems the more inexcusable, from the apparent openness and explicit sincerity of the other lady (H. Fielding).
Интересно, что при разночастеречной антонимии отношения противопоставления чаще всего складываются по формулам A^N (inconspicuous -conspicuity (Th. Dreiser)); N^A (complexities - uncomplex) (S. Lewis)); A^Adv (satisfactory - unsatis-
factorily (Th. Dreiser)); Adv ^A (happily- unhappy (J. Austen)); V^A (excuse-inexcusable) (H. Fielding)). Цепочка межчастеречных антонимов обычно содержит прилагательное, что высвечивает его особую роль как антонимообразующей основы в оппозитивной корреляции.
Анализ антонимичных слов с точки зрения словообразовательной структуры, определяемой по позиции в деривационном гнезде, также показал стремление авторов максимально задействовать в речи существующее в языке разнообразие антонимических корреляций. Такие лексико-словообразовательные антонимы, имеющие свободный корень, могут отличаться равнопроизводной и разнопроизводной структурой [18, с. 7-10].
Равнопроизводные антонимы порождаются в одной точке гнезда и имеют тождественную структуру, что характерно для внутришаговой деривации: hopeful - hopeless (Th. Dreiser); merciless - merciful (T. Caldwell).
Разнопроизводные антонимы порождаются в разных точках гнезда и имеют разную структуру, что характерно для деривации пошаговой: like -dislike (J. Priestley) или межшаговой: uncivilized -civilization (F.S. Fitzgerald); indefinable - definitely (F.S. Fitzgerald). Это наглядно представляет графическая запись гнезда и реляторная запись его структуры (рис. 1) [19, с. 50-68].
Межшаговая антонимия носит межчастеречный, «отраженный» характер в силу того, что она порождается на отдаленных от вершины шагах деривации.
В любом случае, будь то антонимия прямая, развиваемая производными словами в узлах гнезда, близких к вершине, или антонимия отраженная, порождаемая на более глубоких шагах деривации [20, с. 35-36], восприятие будет стремиться к поиску того общего, что объединяет противопоставленные слова. «Чистое и простое противоположение ведет к хаосу и не может служить основанием для системы. Истинная дифференциация предполагает одновременные сходства и различия», - пишет С.О. Карцевский [21, с. 87].
Осознавая противопоставление, «наша мысль, склонная к интеграции» [21, с. 89], интуитивно охватывает то, что «равенство по природе предшествует неравенству» [3, с. 645] и что для «языка более существенным <...> является именно тождество, а
не различие: элементы объединяются в группы и классы в соответствии с принципом инвариантности, отражающим их тождество по каким-либо параметрам» [22, с. 85].
Сказанное верно и в том случае, когда различие весьма существенно, что видим, например, в последней паре антонимов. Именно расхождение парадоксально сближает, сплачивает их в еще более тесное единство, поскольку «чем дальше те или иные словоформы, свойства, значения находятся от исходных (то есть чем больше они вступали в те или иные комбинации или реакции), тем больше они приближаются к ним» [22, с. 83]. Такая обою-дозначимая зависимость антонимов uncivilized и civilization от исходного civil придает последнему роль имплицитно присутствующего в тексте посредствующего, скрепляющего звена. Именно оно формирует единство оппозитов и обеспечивает устойчивость этого единства.
Говоря о цепочках такого рода, включающих межчастеречную антонимию, важно подчеркнуть ее значительный экспрессивный потенциал. В отличие от одночастерной антонимии, которая лексически и грамматически симметрична и высокочастотна, межчастеречная антонимия асимметрична, низкочастотна [23, с. 73], а следовательно, не столь привычна и предсказуема. Она существенно расширяет возможности антонимии за счет актуализации словообразовательных связей, существующих между членами всего словообразовательного гнезда [24, с. 84].
Диапазон антонимии может расширяться и за счет связей, существующих между словами, членимыми на уровне морфемики. Тогда мы наблюдаем интересную картину взаимодействия семантики, деривации и морфемики, что может происходить при замене одного антонима другим, семантически ему равнозначным. Это происходит при неполной, асимметричной реализации антонимо-синоними-ческого блока [25, с. 33-48; с. 26, 4]. Так, в следующем случае из антонимо-синонимического блока для противопоставления выбираются не pleasure и displeasure или pleasantness - unpleasantness, но формально значительно более удаленные pleasure и unpleasantness, объединенные лишь общностью связанного корня pleas-:
«<...> she is not a woman whose society can afford us pleasure <...>»;
R2O hope
R3R2O
RiO like -ful R1R1O/*
-less -dis
ize
R3O civil
ed R3R1R3O -ation^ R2R1R3O un^^3R3R1R2O
Рис. 1.
<.. > «I am sure I could put up with every unpleasantness of that kind with very little effort» (J. Austen).
Противопоставление носит здесь не прямой, «лобовой» характер, хотя в обоих случаях имеет место внутричастеречная антонимия. Тем не менее она так же непредсказуема и формально «удалена», как межчастеречная или «отраженная» антонимия. Своеобразная дистанция между производными антонимами создается благодаря одновременному использованию ресурсов словообразования и морфе-мики.
Связь между коррелятами-оппозитами опосредуется также за счет резервов семантики, а именно синонимико-антонимических отношений. Ближайшие по форме корреляты - displeasure, анто-нимичное первому члену цепочки, и pleasantness, антонимичное второму конституенту, имплицитно присутствуют в тексте. Их отсутствие носит значимый характер «минус - приема», который легко вписывается в контекст вместе с актуально «прописанными» генетическими «родственниками».
В основе данного феномена лежит то, что Э. Гуссерль назвал «интенциональным горизонтом», «в котором осуществляются отсылки к открытым для самого переживания потенциальностям осознания» [27, с. 377]. «Горизонты представляют собой заранее очерченные потенциальности» [27, с. 377-378], поэтому «в каждой актуальности имплицитно содержатся ее потенциальности» [27, с. 376]. Эти потенциальности, хотя и остаются невидимыми, незримыми, существуют в качестве «соприсутствующего», сопровождающего наличное «присутствующее» [28, с. 280].
Рассмотрение выделенных выше видов антонимов иллюстрирует не только возможное разнообразие речевых форм выражения противопоставления, но и показывает интегративные механизмы морфе-мики, словообразования и семантики, обеспечивающие восприятие оппозитов как противоположных частей единого, противоречивого, динамичного целого.
До сих пор антонимичные слова анализировались с точки зрения их морфемного состава; лексической закрепленности; частеречной отнесенности; словообразовательной структуры; позиции в словообразовательном гнезде. За пределами рассмотрения оставался такой важный аспект, как характер семантической корреляции. Изучение антонимии в этом плане традиционно опирается на логические основания, позволяющие дифференцировать антонимы контрадикторные, контрарные, конверсив-ные, векторные [29, с. 136-147].
Анализ выявил разнообразие антонимических отношений, складывающихся между конституента-ми одноморфемной цепочки. Контрадикторное
противопоставление А: не -А, при котором члены пары взаимно исключают друг друга, характеризует, например, следующую цепочку:
The abnormal mind is quick to detect and attach itself to this quality when it appears in a normal person <...> (F.S. Fitzgerald).
Контрадикторные, противоречащие антонимы образуют одномерную привативную оппозицию, в которой один член характеризуется наличием, а другой - отсутствием признака [30, с. 80]. Поскольку признак отрицается, а не заменяется другим, положительным [31, с. 91], данную противоположность принято считать ослабленной, смягченной [32, с. 50; 33]. Чаще всего контрадикторность создается негативными префиксами, среди которых наибольшую активность проявляют безоценочные приставки a-, non-, in/im/il/ir.
Часто рассматриваемые корреляты-оппозиты представляют собой слова, обозначающие разные степени или градации одного и того же признака, что говорит об антонимико-скалярных отношениях. В этом случае имеет место контрарное противопоставление, основывающееся на градуальной оппозиции. Примером контрарной антонимии может служить следующая пара одноаффиксных слов, отрицание одного из которых не имплицирует утверждение другого:
There, in a nutshell, you have England, her greatness - and her littleness (E. Waugh).
Заметное место в противопоставленных парах слов с общей морфемой принадлежит конверси-вам, которые находятся «в отношениях взаимного дополнения» [22, с. 180] и различаются лишь ориентацией на субъект/объект действия. Примерами реализации симметричных конверсивов могут служить следующие предложения, демонстрирующие как аффиксальный, так и корневой повтор:
In any case she was always the listener, never the talker (A. Christie).
Arrogance and callousness for the conquerors, bitter endurance and hatred for the conquered (M. Mitchell).
В тексте встречаются и векторные, «координационные» антонимы с общим суффиксом, различающиеся противоположным направлением:
There was no apparent slope downward, and distinctly none upward, so far as the casual observer might have seen (Th. Dreiser).
Описывая семантические разновидности антонимов, вытекающие из разных типов внеположен-ных понятий, важно подчеркнуть их подвижность, изменчивость в живой речи. Приводимая классификация отнюдь не носит жесткого характера. Обратимся к конкретному материалу:
There is no well-defined boundary line between honesty and dishonesty (O. Henry).
Утверждение об отсутствии четкой границы между противопоставленными понятиями может говорить только об одном: речь идет о колеблющихся, текучих понятиях, которые составляют градуированную шкалу. Однако контрарность приписывается в тексте контрадикторно-противопоставленным антонимам, выражающим взаимоисключающие этические понятия. Такое градуирование отражает противоречие самой жизни, существующее между идеальной этической нормой и реальным ее осуществлением. Нейтрализация контрадиктор-ности обеспечивается в данном предложении лексическими средствами, выражающими отрицательное суждение.
Речевая нейтрализация определенного типа противопоставления может достигаться с помощью союзов, которые являются каноническим средством выражения логико-смысловых отношений. Таким образом, например, снимается контрарность и гра-дуальность оппозитов, поставленных в дизъюнктивную позицию взаимоисключения (или-или), свойственную контрадикторным понятиям:
Only with one class - the formal people that I’ve chosen (wisely or foolishly) to live with (S. Lewis).
То же видим в следующих предложениях, где языковая контрарность преобразовывается в контекстуальную комплементарность, не оставляющую выбора для иного (третье не дано), что подчеркивается дизъюнктивной союзной связью:
She could not have described it as being either pleasant or unpleasant (J. Priestley).
In Edward - she knew not what she saw, nor what she wished to see; - happy or unhappy, - nothing pleased her <.. > (J. Austen).
Приведенные примеры могут служить иллюстрацией к высказыванию Р. Барта относительно жесткости, непримиримости антитезы и необходимости ее преодоления: «Антитеза - это стена без двери. Преодолеть эту стену значит совершить трансгрессию. Послушные антитезе внешнего и внутреннего, тепла и холода, жизни и смерти, старик и молодая женщина разделены прочнейшим из барьеров -барьером смысла» [34, с. 80].
В транзитивном характере языковой антонимической оппозиции, допускающей речевую нейтрализацию и трансформацию в другой вид противопоставления, можно увидеть потенциальную возможность, если не преодолеть стену антитезы, то по крайней мере «размягчить» смыслы, вернув их «в первозданную стихию «многозначности», «подвижности», «текучести», «трепетности» и тем самым ускользнуть от тиранической власти моносе-мии» [35, с. 28]. Попытка преодолеть ригидность антитезы, не устраняющая самого противоречия, тем не менее, способствует расшатыванию его противоположных сторон. Возможность осуществле-
ния такой попытки обеспечивает внутриязыковой механизм, все компоненты которого, в том числе и одноморфемные корреляты-оппозиты, находятся в состоянии динамического равновесия.
Итак, рассмотрение морфемного повтора с точки зрения складывающихся между одноморфемными словами антонимических отношений выявило следующую картину. Текстовые цепочки слов с общей морфемой представляют собой единство конс-титуентов, которые находятся в определенных взаимоотношениях друг с другом. На морфемную корреляцию нередко накладывается корреляция семантическая. Важную роль в объединении одноморфемных слов играет антонимизация. Текстовые цепочки антонимически противопоставленных слов с общей морфемой демонстрируют значительное разнообразие, что свидетельствует о широком использовании авторами интегрирующих возможностей морфемики, деривации, семантики.
Анализ конституентов цепочки с точки зрения их лексической закрепленности выявил в них как узуальные, так и окказиональные антонимы. Последние включают как слова «потенциальные», созданные по высокопродуктивным моделям, так и собственно авторские неологизмы, образованные с нарушением правил комбинаторики морфем.
Рассмотрение противопоставленных слов с точки зрения общекатегориальной принадлежности показало широкое распространение в одноморфемных цепочках, наряду с внутричастеречной, и меж-частеречной антонимии. Последняя, в силу своей асимметричности и меньшей предсказуемости, обладает значительным экспрессивным потенциалом. Она способствует расширению диапазона антонимии за счет актуализации словообразовательных связей, существующих между членами всего словообразовательного гнезда.
Изучение деривационной структуры антони-мичных слов обнаружило стремление авторов максимально задействовать в речи наличествующее в системе языка разнообразие антонимических оппозиций. Лексикословообразовательные антонимы могут иметь равнопроизводную и разнопроизводную структуру. В текстовой цепочке противопоставлены антонимы, создаваемые в ходе внутриша-говой, пошаговой и межшаговой деривации. В одной связке могут сцепляться оппозиты, порождаемые в разных узлах словообразовательного гнезда, как близких к вершине, так и удаленных от нее. Иными словами, в текстовых цепочках активно задействована как прямая, так и отраженная антонимия.
Диапазон антонимии может расширяться за счет связей, существующих между словами, членимыми на уровне морфемики. Это происходит при неполной, асимметричной реализации антонимо-синони-
мического блока, когда один антоним заменяется ные слова с общей морфемой, выявило наличие
другим, семантически ему равнозначным, но фор- в них разных типов антонимии - контрадиктор-
мально значительно более удаленным. Подобное ной, контрарной, конверсивной, векторной. Вмес-
дистанцирование несет значительный экспрессив- те с тем указанная дифференциация не носит жес-
ный заряд в силу «сгущения», концентрации раз- ткого характера. Реализация языковых оппозиций
личных воздействующих моментов. Ярко проявля- в тексте нередко сопровождается нейтрализацией
ются неожиданность, непредсказуемость столкно- одного типа противопоставления и трансформа-
вения формально удаленных оппозитов. Налицо цией его в другой вид семантического противо-
значимое отсутствие - с имплицитным присутстви- поставления. Это свидетельствует о творчески
ем - непосредственно производных антонимов, то преобразующей речевой деятельности писателей,
есть ближайших «родственников». активно использующих ресурсы языка, которые
Изучение природы семантической корреляции, позволяют как создать антитезу, так и преодолеть
связывающей антонимически противопоставлен- ее.
Литература
1. Гоббс Т. Избранные произведения. В 2-х т. М., 1965. Т. 1.
2. Шеллинг Ф.В. Философия искусства. М., 1999.
3. Кузанский Н. Наука незнания // Хрестоматия по западной философии. Античность. Средние века. Возрождение. М., 2003.
4. Флоренский П. Столп и утверждение истины: Опыт православной теодицеи. М., 2003.
5. Мукаржовский Я. Исследования по эстетике и теории искусства. Пер. с чешск. М., 1994.
6. Античные мыслители об искусстве. М., 1937.
7. Шкловский В. Тетива. О несходстве сходного. М., 1970.
8. Философский энциклопедический словарь. М., 2001.
9. Соловьев В.С. Философия искусства и литературная критика. М., 1991.
10. Франк С.Л. Предмет знания. Душа человека. Минск, М., 2000.
11. Миллер Е.Н. Природа лексической и фразеологической антонимии. Саратов, 1990.
12. Аристотель. Метафизика // Собрание сочинений. В 4-х т. М., 1976. Т. 1.
13. Арутюнова Н.Д. Аномалии и язык // Н.Д. Арутюнова. Язык и мир человека. М., 1999.
14. Вандриес Ж. Язык. Лингвистическое введение в историю. М., 1937.
15. Пауль Г. Принципы истории языка. М., 1990.
16. Арутюнова Н.Д. Понятие нормы // Н.Д. Арутюнова. Язык и мир человека. М., 1999.
17. Лайонз Дж. Введение в теоретическую лингвистику. Пер. с англ. М., 1978.
18. Маргарян С.А. Синонимия и антонимия в современном английском языке (словообразовательный и структурно-типологический аспекты). Автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1988.
19. Соболева П.А. Словообразовательная полисемия и омонимия. М., 1980.
20. Тихонов А.Н. Основные понятия русского словообразования // А.Н. Тихонов. Словообразовательный словарь русского языка. М., 1985.
21. Карцевский В.А. Об ассиметричном дуализме лингвистического знака. // Звегинцев В.А. История языкознания Х1Х-ХХ вв. в очерках и извлечениях. М., 1965. Ч. II.
22. Маковский М.М. Лингвистическая комбинаторика. М., 1988.
23. Миллер Е.Н. Природа лексической и фразеологической антонимии. Саратов, 1990.
24. Кеворкова З.К. Об антонимичности словообразовательных гнезд // Русский язык в школе, 1978, № 5 .
25. Иванова В.А. Антонимия и синонимия // Актуальные проблемы лексикологии и грамматики русского языка. Кишинев, 1977.
26. Федосов Ю.В. Принципы построения идеографического антонимо-синонимического словаря русского языка. Волгоград, 2001.
27. Гуссерль Э. Логические исследования. Картезианские размышления. Минск, М., 2000.
28. Ортега-и-Гассет Х. Дегуманизация искусства и другие работы. Эссе о литературе и искусстве. Пер. с исп. М., 1991.
29. Новиков Л.А. Семантика русского языка. М., 1982.
30. Трубецкой Н.С. Основы фонологии. Пер с нем. А.А. Холодовича. М., 2000.
31. Гетманова А.Д. Логика. Словарь и задачник. М., 1998.
32. Свинцов В.И. Логика. Элементарный курс для гуманитарных специальностей. М., 1998.
33. Михайлов В.А. Генезис антонимических оппозиций (антонимия и отрицание): Учеб. пособие. Л., 1987.
34. Барт Р. БЛ. Пер. с фр. Под ред. Г.Н. Косикова. М., 2001.
35. Косиков Г.К. Идеология. Коннотация. Текст // Р. Барт. S/Z. Пер. с фр. М., 2001.
36. Земская В.А. Современный русский язык. Словообразование. М., 1973.
Источники
1. Austen J. Sense and Sensibility. Harmondsworth, 1977.
2. Bragg M. The Hired Man. M., 1979.
3. Braine J. Room at the Top. M., 1961.
4. Caldwell T. Testimory of Two Men. Greenwich, Conn., 1977.
5. Cronin A. The ^tade!. M., 1963.
6. Christie A. Death on the Nile. N.Y., 1981.
7. Dickens Ch. The Old Curiosity Shop M., 1952.
8. Dreiser Th. Sister Carrie. M., 1968.
9. Dreiser Th. The Financier. M., 1954.
10. Fielding H. The History of Tom Jones. Harmondsworth, 1977.
11. Fitzgerald F.S. Selected Short Stories. M., 1979.
12. Fowles J. The Collector. Lnd., 1986.
13. Fowles J. The Ebony Tower. Eliduc. The Enigma. M., 1980.
14. Henry O. Selected Stories. M., 1979.
15. Lawrence D.H. The Odour of Chrysanthemums and Other Stories. M., 1977.
16. Lewis S. Arrowsmith. N.Y., 1961.
17. Lewis S. Dodsworth. N.Y., 1972.
18. London J. Martin Eden. Kiev, 1980.
19. Mitchell M. Gone with the Wind. Lnd., 1974.
20. Priestley J. Angel Pavement. M., 1974.
21. Stevenson P.L. The Pavillion on the Links. The Strange Case of Dr.Jekyll and Mr.Hyde, and other Stories. Essays, Poems. M.,1963.
22. Warren R.P. All the King's Men. M., 1979.
23. Waugh E. Scoop (A Novel about Journalists). Harmondsworth, 1978.
24. Waugh E. The Loved One (An Anglo-American Tragedy). Lnd, 1989.
25. Wilde O. The Picture of Dorian Gray. Kiev, 1978.
В.А. Каменева
ВЗАИМОСВЯЗЬ СОЦИАЛЬНОГО ПОРЯДКА И ЯЗЫКА. НАЦИОНАЛЬНАЯ ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ КАК ОДНА ИЗ МИШЕНЕЙ ИДЕОЛОГИЧЕСКИХ ТЕХНОЛОГИЙ
Кузбасская государственная педагогическая академия, г. Новокузнецк
Пользуясь единицами языка, мы приобщаемся к истории и наследию того общества, в пределах которого он функционировал и изменялся на протяжении столетий. С усвоением языка человек вбирает в себя все то, что когда-либо «оседало или кристаллизовалось в памяти сообщества, он становится носителем памяти своей нации или своего племени» [Розеншток, 1994: 168]. Иными словами, язык является мощным средством социализации человека, в ходе которой происходит усвоение культурных норм и освоение социальных ролей, то есть моделей поведения [Кравченко, 2000; Ортега-и-Гассет,
1990; Тарасов, 1999; Тер-Минасова, 2000; Хун, 1999; Nuyts, Pederson, 1999]. Язык является одним из базовых социальных кодов, то есть физическим носителем социальных связей, направленных на установление отношений [Cameron, 1992; Hudson, 1996; Гойхман, Надеина, 2001; Беликов, Крысин, 2001; Розеншток, 1994; Соссюр, 1977; Тер-Минасо-ва, 2000].
Вследствие своей нормативно-ценностной сущности язык позволяет человеку выстраивать взаимоотношения как со знакомыми, так и с незнакомыми людьми, сообщая некоторую совокупность
