CC BY
5
К вопросу о проявлении первобытного в современной культуре.
КУЛЬТУРА И ЦИВИЛИЗАЦИЯ / CULTURE AND CIVILIZATION
УДК 130.2
DOI: 10.5281/zenodo. 10071272
К ВОПРОСУ О ПРОЯВЛЕНИИ ПЕРВОБЫТНОГО В СОВРЕМЕННОЙ КУЛЬТУРЕ
ФЕДУЛОВ Игорь Николаевич,
Югорский государственный университет (Ханты-Мансийск, РФ); Доктор философских наук, профессор; e-mail: [email protected] ГАЛКИН Валерий Терентьевич,
Югорский государственный университет (Ханты-Мансийск, РФ); Кандидат исторических наук, доцент; e-mail: [email protected]
Аннотация. В статье рассмотрен феномен «первобытности» в его связи с современной культурой. Анализируя особенности первобытного мышления, авторы показывают, что современный человек, объясняя явления природы и общественной жизни, не в меньшей степени склонен к мифологизации действительности, нежели его далекие предки. Это же справедливо и в иных аспектах «первобытности» - играх, обрядах. Элементы мифологизации действительности свойственны даже процессу научного познания и находят свое выражение в метафорах, не разделяющих процессы восприятия и мышления, а активизирующих их одновременно. Авторами отмечается, что корни, связывающие древнюю магию и современные формы познания действительности, такие как наука и искусство, по прошествии десятков и сотен веков оказываются не разорванными, а по-прежнему живыми и питающими нынешнюю культуру. Их следы можно заметить и в тех ритуалах, которые приняты в современном обществе, и которые было бы слишком поверхностным объяснять лишь только влиянием пережитков далекого прошлого. Наиболее же интересным проявлением влияния первобытной культуры на современную является феномен мифологизации действительности, находящий свое выражение в процессе познания природы и общества. Одним из признаков, указывающих на характерную для мифа нерасчлененность процессов восприятия и мышления, может служить наличие в структуре научной теории неформализуемого содержания, не поддающегося рациональному анализу и характерного даже для высокоформализованных теорий математического естествознания.
Ключевые слова: первобытность, культура, миф, мифологизация, восприятие, мышление, сознание.
Для цитирования: Федулов И.Н., Галкин В.Т. К вопросу о проявлении первобытного в современной культуре. // Сервис plus. 2023. Т.17. №3. С.83 - 92. DOI: 10.5281/zenodo.10071272.
Статья поступила в редакцию: 19.07.2023.
Статья принята к публикации: 21.08.2023.
СЕРВИС plus
НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ
2023 Том 17 №3
83
TO THE QUESTION ON INTERACTION OF TRADITIONAL AND MODERN CULTURES
Igor N. FEDULOV,
Yugra State University (Khanty-Mansiysk, Russia);
PhD (Dr. Sc.) in Philosophy, Professor; e-mail: [email protected]
Valeriy T. GALKIN,
Yugra State University (Khanty-Mansiysk, Russia);
PhD (Cand. Sc.) in History, Associate Professor; e-mail: [email protected]
Abstract. There is considered the phenomenon of 'primitiveness' in terms of its connection with modern culture. Analyzing the features of primitive thinking, the authors show that a modern man is no less prone to mythologizing reality than his distant ancestors on explaining the phenomena of nature and those of social life. The same is true for the other aspects of 'primitiveness', namely games, rituals. Elements of mythologization of reality are inherent even in the process of scientific understanding and find their expression in metaphors that do not separate the processes of perception and thinking, but activate them simultaneously. The authors note that the roots that connect ancient magic and modern forms of cognition of reality, such as science and art, after tens and hundreds of centuries, are not broken, but are still alive and nourishing the current culture. Their traces can also be seen in those rituals that are accepted in modern society, and which it would be too superficial to explain only by the influence of remnants of the distant past. The most interesting manifestation of the influence of primitive culture on modern culture is the phenomenon of the mythologization of reality, which finds its expression in the process of cognition of nature and society. One of the signs indicating the indivisibility of the processes of perception and thinking characteristic of myth can be the presence in the structure of a scientific theory of non-formalized content that is not amenable to rational analysis and is characteristic even of highly formalized theories of mathematical natural science.
Keywords: primitiveness, culture, myth, mythologization, perception, thinking, consciousness.
For citation: Fedulov, I.N., Galkin, V.T. (2023). To the question on interaction of traditional and modern cultures. Service plus, 17(3), Pp.83 - 92. DOI: 10.5281/zenodo.10071272. (In Russ.).
Submitted: 2023/07/19.
Accepted: 2023/08/21.
SERVICE plus
SCIENTIFIC JOURNAL
К вопросу о проявлении первобытного в современной культуре.
Исследования культуры, в том числе и современной, так или иначе находятся на перекрестье по крайней мере трёх наук: философии, культурологии и истории (с включением её отраслей -этнографии, антропологии и археологии). Но определяющей, как, впрочем, и всегда, является философия, поскольку она даёт исследователю максимально возможное поле для интерпретаций. Именно поэтому мы относим наш небольшой очерк к попытке философского осмысления вопроса о различных уровнях культуры, возникших исторически и продолжающих взаимодействовать в ткани современной культуры общества.
Несмотря на дискуссионность организмиче-ского подхода к пониманию культуры, мы оттолкнемся именно от такого ее понимания и попытаемся развить его. С нашей точки зрения, культура представляет собой не просто социальный организм, а в некоторых отношениях напоминает личность человека, которую можно в любой момент её существования структурировать на уровни в соответствии с историей данной личности: в ней есть и ушедшие глубоко навыки, полученные в детстве, юности, молодости и т.д. Все они не исчезают, а, уйдя в тень, продолжают влиять на поступки и взгляды конкретного человека. Так и в культуре мы можем (и обязаны) найти элементы, сохранившиеся от ранних этапов существования человеческого общества, понимая при этом, что эти древние элементы культуры - не пережитки, не музейная диковинка, а живая ткань культуры и игнорировать их является недопустимой (по крайней мере для учёного) роскошью, поскольку навязывает схематическое отношение к живому организму культуры, стремление подогнать её под рамки по неизбежности узких взглядов исследователя.
Это методологическое воззрение и сформировало цель данного исследования, а именно попытку вычленить по крайней мере один важный компонент в структуре культуры - первобытный -и показать, какую роль он играет в функционировании культуры, а, значит и косвенно, а может (в кризисные моменты) и напрямую, влияет на судьбу человеческого общества.
Следует сказать, что указанная тема уже достаточно давно (по крайней мере с конца XIX века) так или иначе находится в поле зрения научного
сообщества. Так, работы Э. Тайлора [7] показали нам, что первобытная культура является сложным многокомпонентным образованием, требующим уважительного отношения к нему научной публики. Л. Леви-Брюль [3] смело показал, что мы не имеем право давать оценки первобытному мышлению с позиций мышления современного городского жителя. К.Леви-Стросс [8] углубил о оживил образ первобытной культуры, попытался описать «душу», мышление первобытного человека. Количество этнографических и антропологических работ не поддаётся никакой учёту. То есть так или иначе уже более столетия первобытная культура является и объектом, и предметом научных изысканий.
В структуре современного знания о культуре время от времени начинают фигурировать термины, судьба которых складывается весьма странным образом. Это происходит, на наш взгляд, потому что указанные термины в силу своей неожиданной популярности используются достаточно часто и в столь разных контекстах, что в конечном счёте становится сложно докопаться до их истинного, первоначального смысла. Однако разве не изначальный смысл термина делает его жизнеспособным, популярным и, по этим причинам, многозначным?
Одним из популярнейших терминов современной общественной мысли стал термин «первобытность» (хотя сейчас его место постепенно занимает более толерантный термин «традиционность»). Причём указанный термин стал функционировать как в языке науки, обозначая некий период в истории человечества (часто также называемый «доцивилизационный»), так и обыденном общении, когда его использование означает снисходительное, и то и презрительное отношение к поступкам, мыслям, идеям.
Подобная дуальность смотрится весьма необычно. Никому же не приходит в голову, к примеру, использовать в полемике фразу «Ваши идеи средневеково-феодальные», как образ чего-то примитивного, не подлежащего обсуждению. Мы, понимая, что технологически далеко ушли от эпохи рыцарей, всё же признаём могущество, прелесть и оригинальность эпохи средневековья. А вот в отношении первобытности такого отношения нет в современном обществе.
СЕРВИС plus
НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ
2023 Том 17 №3
85
Обратим внимание на то, что в ткани современной мифологии образ первобытного человека занял весьма странное место, а именно: мы признаём интеллектуальное родство с ним, уточняя при этом, что это своего рода сходство взрослого (современности) и ребёнка (первобытности), и для мышления этого «ребёнка» был даже озвучен специальный термин «пралогическое мышление» [3, с. 10].
Так же как, мы говорим, что детскую логику понять может только ребёнок, так и в отношении наших прародителей мы твёрдо уверены в невозможности понять логику их поступков1.
Итак, первобытность в понимании современного человека (в первую очередь - учёного) необходима нам, чтобы осознать свою идентичность, чтобы убедить себя в совершенстве нашей культуры, нашего мышления, нашего общества. Именно поэтому мы осознанно изучаем первобытность, как диковинку, артефакт, элемент музейной коллекции, а не равноправный элемент нашей культуры. Общество нуждается в поддержании образа несовершенного человека, чтобы убедиться в собственном совершенстве.
Но вот что странно: всякий раз, когда нам удаётся вживую пообщаться с так называемым «первобытным человеком», мы с удивлением отмечаем, что структура его мышления, логика его поступков не так уж и отличается от нашей логики и поступков. Этот «ребёнок» быстро схватывает нить разговора, уважительно относится к различиям в культуре и в какие-то моменты создаётся ощущение, что это он взрослый и мудрый, а мы неразумные дети, ведущие мир к катастрофе. И даже в таких глубоко интимных мифологических (онтологических) сферах как строение мира, смысл жизни и смерти мы находим множество точек соприкосновения.
Однако мы продолжаем отрицать это глубинное единство, похожесть культур. Парадоксально, но, возможно, что это происходит из самого существования такой отрасли человеческого знания, как история. Любой социологический опрос
покажет, что большинство наших современников признают смысл истории в том, чтобы учиться на ошибках прошлого. Вдумаемся, прошлое признаётся местом, где совершаются ошибки, и никакие достижения не перевешивают их. Мы гордимся своим прошлым, но изучаем его, чтобы не повторять ошибок. И первобытность в этом смысле не исключение.
Нам придётся сделать на собой усилие и признать, что пралогическое мышление также свойственно для нашей культуры не как некий пережиток, который нужно ликвидировать, а как глубинная часть нашей мифологии, ничем особо не отличающейся в своих основаниях от искусственно выделяемой мифологии древних. И, возможно, стоит говорить не о двух разных мифологиях, а о двух версиях одного и того же мифа о мире, его судьбе и смерти. И это современная «мифология 2.0» является ребёнком древней «мифологии 1.0»
Признав это, мы приходим к парадоксальным выводам: современный и первобытный человек в своих глубинных основаниях не просто похожи, а идентичны. А отсюда следует корректировка нашего интереса к первобытности: мы изучаем не диковинку, от которой мы убежали в цивилизацию, мы изучаем себя нынешних. Первобытность, это словно «Зеркало для героя», погружение в которое позволяет ему лучше понять себя, признать, что мы такие же, как наши предки и отличие состоит только в усовершенствовании техники. То есть изучение первобытного мышления поможет понять поступки современников [6, с. 98].
Особое внимание следует обратить на так называемые пережитки в нашей культуре. Традиционно под ними понимаются те элементы культуры, которые ведут своё происхождение из первобытности, но несмотря на достижения науки и техники, продолжают диктовать поступки среднего современного человека. Например, суеверия: плевать через левое плечо, стучать по дереву, чтобы не сглазить, устраивать тризну (родительский
1 Л. Леви-Брюль полагал, что «пралогическое мышление» представляет низшую ступень собственно мышления: сугубо ассоциативное, неспособное к построению умозаключений. С другой стороны, Мирча Элиаде, развивая свою концепцию «архаического мышления», ставит на первое место способность менталитета первобытных людей к оперированию архетипами, образцами и категориями [10, с. 30]. К. Леви-Стросс же вообще не усматривал в «мифологическом» мышлении первобытного человека каких-
либо качественных отличий от мышления современных людей, что явствует, например, из его рассуждений о психоанализе [4, с. 209-213]. Современный отечественный философ И.П. Меркулов полагает, что за формирование мифологической картины мира первобытного человека ответственны те же структуры головного мозга (правое полушарие), что и за пространственно-образное мышление современного человека [5, с. 88].
SERVICE plus
SCIENTIFIC JOURNAL
К вопросу о проявлении первобытного в современной культуре.
день) на могиле, не произносить определённые слова, чтобы не вызвать беду и т.д. Любопытно, что пережитки активно используются в критических ситуациях, на грани жизни и смерти; из чего мы делаем вывод, что за тысячелетия культуры не выработала в себе других механизмов борьбы со страхом смерти. И вряд ли выработает когда-либо. Разумеется, христианство можно было бы считать альтернативой суевериям, но в целом и оно укладывается в логику наших предков.
В современной картине мира мы, на первый взгляд, чётко понимаем отличие материи и духа, человека и его изображения, природы и фотографии леса и медведей в лесу. Но на самом деле глубинная первобытность рвётся наружу, и вот уже мы придаём изображению магическую силу, кладём фотографию любимого человека в карман, словно талисман, и летим в космос, тщательно соблюдая все ритуалы перед полётом. Мы изучаем строение вселенной, и при это страстно переживаем за героев придуманной истории, которую мы смотрит на экране смартфона. Нас, как и первобытного человека не беспокоит, что Владимир Высоцкий и его герой Глеб Жеглов - это не одно и то же, мы верим в существование героев. В этом смысле мы дети первобытности, когда верили, что изображаемое и изображение - это одно и то же, связанное мистической нитью.
Конечно, есть и отличие. Первобытный человек не стесняется это своей детской веры в магию, мы же одновременно презираем его за это, и в то же время продолжаем делать то же самое или тайком, или в открытую (в ситуациях на границе жизни и смерти). Пожалуй, только искусство спасает современного горожанина от безумия мира без магии: кино, книги, компьютерные игры - это зона, резервация, место где можно погружаться в магию, в неведомое, в мир героев, богов и чудовищ. Магия, разрешённая строгими родителями, при условии, что вне этой зоны мы верим в то, что мир - это пустота космоса.
Общим местом современных взглядов на культуру является представление о том, что искусство и отчасти наука происходит из первобытной магии: из наскальных рисунков произошла живопись, из ритуальных танцев и пения - балет, опера, и прочее,
из гаданий - социология. Любопытным является частое употребление терминов «магия искусства», «волшебная сила искусства». Суть магического, волшебного восприятия мира - в тотальной его неразде-лённости: любое событие в мире духовном может вызвать любое событие в мире материальном, и наоборот. Мир духов и людей не разделены, как в религии, как в цивилизации, они существуют череспо-лосно, словно добрые соседи, и любой магический ритуал основан на этом.
Получается, что искусство недалеко ушло от магии, в том смысле, что продолжает выполнять своего рода психотерапевтическую функцию по преодолению в человеке разделённости на два мира - материальный и духовный.
Любопытно, что искусство использует приёмы, весьма похожие на первобытные ритуалы: запугивание, страх, чудовища, добрые духи, герои, фиктивный договор со злыми духами, предвидение по снах и мечтах, волшебный помощник, волшебный напиток, магия леса, магия моря. Список бесконечен. Попробуем предположить, что в основаниях искусства лежат те же архетипы, что и основаниях первобытной магии, и мы снова приходим к предположению о единстве наших культур.
Разумеется, сложно определить являются ли архетипы неотъемлемым атрибутом человеческого общества, или же общество в процессе своего существования порождает всё новые архетипы, усложняя своё взаимодействие с природой и миром в целом. Но в любом случае, сходство культур объясняется именно этим.
Наши мудрые предки раз и навсегда решили одну из сложнейших задач: как сделать невидимое видимым, как изобразить красоту, доброту, страх, тоску - всё то, что составляет суть искусства, древнего и современного. Меняются носители искусства, формы искусства, но суть остаётся прежней - построить мост между видимым и невидимым миром. Но разница, к сожалению, есть: древние верили в магию изображения, и спокойно жили с этой верой. Мы же смотрим на картину, и видим только сходство оригинала и копии, боясь признать волшебную силу искусства.
В этом, своего рода трагедия современного общества, его тотальное отставание от первобыт-
СЕРВИС plus
НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ
2023 Том 17 №3
87
ного. Мы живём в двух парадигмах: с одной стороны, вынуждены признавать, что бытие - это по преимуществу материальный мир, живущий по законам физики, а с другой украдкой верим в то, что мир - это переплетение неведомого и явного.
Мы воспитаны в научной картине мира, в которой, например, изображения, фотографии не признаются живыми, а являются лишь копией реальности. И все попытки людей относиться к изображению как к живому (разговаривать с ним, беречь его, передавать по наследству, а иногда -уничтожать его, веря, что если сжечь фотографии, то начнётся новая жизнь, и т.д.) - вызывают в лучшем случае насмешку, виноватые улыбки. Но, вот странно, тайная вера в магию изображения не исчезает, несмотря на полёты в космос, адронный коллайдер и достижения в генетике. Получается, что существуют некие законы общества, которые делают нас едиными с первобытным обществом, и одним из них является тайная или явная вера в возможность магического договора между миром людей и условным «миром духов». Можно и нужно ли с этим бороться? Станут ли счастливее люди без веры в волшебство?
Обратимся теперь к такому элементу первобытной культуры, как ритуал. В общих чертах, это набор действий, слов, жестов, которые позволяют достичь необходимого результата в неопределённой сфере жизни, которой, впрочем, является почти вся жизнь. К примеру, ловить рыбу можно научиться, но как сделать чтобы количество рыбы в озере было достаточным, чтобы прокормить общину? Это неприятное ощущение того, что от воли и умений человека зависит далеко не всё и подтолкнуло наших предков к созданию ритуалов, которые и дают благоденствие. Хотя все понимали, что садиться в лодку и прикладывать усилия всё же придётся. Одним из универсальных ритуалов был обряд инициации, посвящения человека в члены сообщества, смысл которого - погрузить человека в защитную сферу, которую даёт тотемное животное, и от которого зависит благополучие соплеменников.
Какое отношение этот древний ритуал имеет к нашей культуре? В таком концентрированном
виде, он конечно не сохранился, разве что в группах, имеющих конструкцию секты, где инициация обязательна. Но элементы, детали его рассыпаны по всей нашей культуре, и окружают нас повседневно: свадьба, первый звонок в школе, чаепитие при приёме на работу, «обмывание» удачной покупки и т.д. Почему эти ритуалы не исчезают? Почему люди постоянно придумывают всё новые и новые ритуалы, обряды? К сожалению, никакой социологический опрос не поможет нам с ответом на эти вопросы, ибо ответы будут стандартными: обряд - это красиво, это традиция, никакого вреда от них нет. Вопрос надо ставить иначе: давайте попробуем отменить, запретить все ритуалы - произойдёт ли тогда что-то плохое? На этот вопрос ответы будут уже более раздражёнными: а зачем отменять, разве они мешают. Разве будет семья счастливой, если свадьбу не сыграть.
Вот такими окольными путями архетип обязательного посвящения (инициации) пробивает себе дорогу в современном мире. Да, изначальная магическая открытость этого ритуала завуалирована, замаскирована второстепенными деталями, но суть её остаётся первобытной: успех любого начинания не зависит (или не полностью зависит) от воли и намерений людей. И снять эту непредсказуемость может только посвящение, инициация.
Не менее ярким примером является культ умерших, который не смогли победить ни христианство, ни атеизм. Хорошо известны древние обычаи сопровождения в мир мёртвых. Эти обычаи сохраняются до сих пор. Но дело не в самих ритуалах погребения, не в тризне, и сохранении памяти. Интересные строки есть у Владимира Высоцкого: «Наши мёртвые нас не оставят в беде». Поэты всегда острее чувствуют потребности общества. И вера в то, что предки помогут в экстремальной ситуации, не исчезает, и вряд ли когда-либо исчезнет. И вряд ли мы сможем внятно объяснить живучесть этих «пережитков».
Но мы можем применить логику, которой, скорее всего, руководствовался наш предок. Жизнь человека зависит от двух обстоятельств -во-первых, от его знаний, умений, навыков, а во-
SERVICE plus
SCIENTIFIC JOURNAL
К вопросу о проявлении первобытного в современной культуре.
вторых, от воли сообщества, коллектива, в котором он живёт. И успешен тот, кто трудолюбив, и пользуется поддержкой сородичей. Но, вот беда, частенько этого недостаточно, нужен ещё и третий элемент - удача. Удачливый охотник или рыболов важнее для общины, чем талантливый неудачник. Откуда же берётся удача? И ответ наших предков был весьма неожиданным: удачу могут принести правильные взаимоотношения с миром мёртвых, которые являются таким же элементом нашего мира, как и всё остальное. И ведь это логично: раз профанное и сакральное существуют не просто рядом друг с другом, а взаимопроникают друг в друга, значит, мы должны учитывать этот фактор в своей жизни, и заботиться не только о духах, но и о наших умерших предках. Мы должны вспоминать их, посвящать им песни и поэмы, строить им памятники, устраивать ежегодные праздники поминовения ушедших. Именно праздники, потому что, это сделает ушедших добрее, и они договорятся с духами, которые сделают охотника удачливее.
Рассуждая об этом ритуале, мы сознательно упрощаем картину, вычленяя из неё главное - взаимовлияние мира живых и мёртвых в первобытной культуре. Заботясь о предках, первобытный человек улучшает жизнь общины. Заботясь об удачливости живых, мёртвые обеспечивают себе главное - вечную память.
Попробуем теперь ответить на вопрос: сохранилась ли эта обрядовая практика в нашей культуре, как её живой элемент? В откровенной, первобытной форме, конечно, она не существует, но её отголоски мы видим и в ритуале родительского дня, и в составлении родословных, и в воинских парадах в честь победы в войне, и в многочисленных обелисках, памятниках, музеях. Повторимся, что подчёркивать первобытный компонент в этих ритуалах было бы кощунством, но мы должны понимать источник их происхождения.
Любопытно также происхождение так называемого «нестяжательства». Хорошо известны древние обычаи сопровождения умершего в могилу практически со всем его имуществом. Обычно считается, что главным побудительным мотивом этого было стремление обеспечить благополучное проживание ушедшего человека в мире мёртвых, где он также будет охотником, или шаманом, или
вождём. К сожалению, мы уже не сможем расспросить наших предков о логике их рассуждений на эту тему, но попробуем реконструировать частично эту логику.
Итак, мир един, неразделён; мир мёртвых, духов, предков здесь же рядом, не где-то на облаках или под землёй; обе эти части мира зависят друг от друга, подпитывают друг друга, и взаимоотношения миров строго регламентированы системой магических ритуалов, табу, одним из которых является обряд захоронения. Мир мёртвых также зависит от мира живых, ибо такова дуальная природа нашего мира: он может существовать только как слияние двух противоположностей.
Далее, в мире мёртвых ушедший человек не остаётся пассивным, он также живёт, выполняет свои функции, и для этого ему нужны предметы, которые сопровождали его в мире живых. Итак, надо забирать с собой вещи, потому что иначе, дух умершего не сможет помогать соплеменникам. Так и были заронены в жизнь общества идеи не-стяжа-тельства. Да, в богатстве нет ничего плохого, но ты богат не потому что трудолюбив, а потому что удачлив; а удачу не купить ни за какие деньги. Разве что просто раздать деньги, или создать благотворительный фонд, или делать постоянные пожертвования. Это, идущее к нам из глубин первобытности, сильное ощущение того, что удачливость и жадность несовместимы не даёт покоя современном миру. Хотя, конечно же искать истоки благотворительности в первобытном мышлении -несколько необычно.
Современные люди подсознательно понимают, что жадность - это своего рода болезнь, что богатые тоже плачут, что нужно «на всякий случай» делиться и т.д. Да, никто уже не кладёт в могилу все вещи ушедшего человека, и не верит в загробный мир, но первобытная часть нашего общества заставляет нас делать это: делиться.
Почти все исследователи первобытности подчёркивают ту колоссальную роль, которою играл в первобытном обществе так называемый тотемизм, - то есть вера в священную магическую связь между человеком и животным. Животные, птицы, как магические защитники общины, покровители общины. Изображение тотема (рисунок, скульптура), его имя, его тайное имя, которое
СЕРВИС plus
НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ
2023 Том 17 №3
89
знает только шаман - всё это несёт в себе такой же заряд магической защиты человека. Именно поэтому так точно, скрупулёзно выстраиваются отношения к тотемному животному. Причём это отношение может быть двояким: с одной стороны, существует табу на его убийство, а с другой - необходимость ритуального периодического поедания тотема (например, медвежий праздник), с целью причаститься к его магической силе и обеспечить продолжение союза человека и зверя.
В современном обществе такое особое ритуальное отношение к животным в целом не сохранилось, но осколки его продолжают неприметно существовать в ткани нашей культуры. Например, изображения птиц и зверей на флагах и гербах, или же особое, порой даже странное отношение в домашним животным (кошкам, собакам, попугайчикам), которые никакой роли в хозяйстве уже не играют, но за которыми общество следит очень тщательно и усиливает свою заботу о них. В этой связи интересны часто встречающиеся фотографии военных с кошками и собаками, о которых они заботятся. Разумеется, прямой связи с тотемизмом здесь нет, но происхождение такого отношения к животным ведёт именно оттуда, из первобытного тотемизма.
Что ж, первобытность продолжает существовать в ткани нашей культуры, нашей мифологии, не разрушая её, не мешая нам осваивать космос, глубины океана, постигать себя. Но где-то глубоко в подсознании, мы остались теми же, кем были десятки тысяч лет назад. Мы порой в шутку, порой всерьёз говорим о том, что не всё в этом мире зависит от нас, и наших желаний. И эта неуловимость законов бытия заставляет нас снова и снова искать успокоения в древних ритуалах и обрядах.
Итак, получается, что рассуждения о первобытности - это легальная возможность говорить о мистике, не рискуя выглядеть дикарём или сумасшедшим. Не стоит, конечно же, преувеличивать роль первобытного компонента в современной культуре, однако в любом случае некоторые существенные черты первобытного мышления играют важную и до конца еще понятую нами роль в функционировании современной культуры. Какую же? Ниже мы постараемся ответить на данный вопрос.
Еще Э.Б. Тайлор, один из основателей современной этнографии и антропологии, отмечал, что пережитки первобытности сохраняются в детских играх, доносящих до нас воспоминание о «детском периоде в истории человечества» [7, с. 68]. И многие вещи, которые современные, «цивилизованные» дети делают в шутку в процессе игры, их далекие предки делали бы всерьёз. Тай-лор говорит о современных ему эскимосах, которые сто лет назад были гораздо менее подвержены влиянию прогресса и связанного с ним европейского культурного влияния, нежели сегодня. Влияние современной цивилизации на традиционную культуру всеобъемлюще, она не оставляет в неизменности ничего из традиционного уклада, необратимо меняет культурные нормы, задает новые образцы поведения, и кажется, что скоро исчезнут последние реликты «традиционности». Этнографы, культурологи ставят проблему сохранения наследия традиционных культур в разных уголках планеты, но никто не сможет запретить людям пользоваться достижениями прогресса -ведь они существенно облегчают такую нелегкую жизнь в традиционном обществе! Рука об руку вместе с технологическими новшествами идут и ментальные культурные заимствования и этот процесс остановить невозможно, можно лишь его замедлить. Поэтому можно думать, что влияние современной культуры на традиционную скоро необратимо вытеснит последнюю. Однако мы бы хотели бы обратить внимание на один малозаметный, но при этом вполне очевидный пример неизменности глубинных механизмов мышления первобытного и современного человека, и он не касается «феномена игры» (кстати, гораздо более древнего чем даже сама культура, что отмечал еще Й. Хёйзинга [8, с. 9]) и имеет отношение не только к детям, но и ко вполне взрослым людям.
Речь идет о мифе как форме интерпретации реальности и о мифологизации действительности как способе ее понимания и уяснения современным, «цивилизованным» человеком. Мы специально берем слово «цивилизованный» в кавычки, дабы подчеркнуть отсутствие качественных различий в мышлении между нашими современниками и
SERVICE plus
SCIENTIFIC JOURNAL
К вопросу о проявлении первобытного в современной культуре.
их далекими предками. Применительно к пониманию истории, например, тема мифологизации была раскрыта, например, А.С. Цыганковым в его диссертации «Миф как форма интерпретации истории». Он выделил четыре этапа эволюции философских представлений о мифе от Античности до современности, обусловленных различным пониманием природы истины и путей ее постижения в различные исторические периоды [9, с. 10-11]. Им также было показано, что мифологизация событийной истории обусловлена наличием архетипиче-ской составляющей человеческой психики, представленной архетипом «Рая» и архетипами времени, которые находят свое проявление в различных мифологемах, например таких, как «идеальный человек», «идеальное общество» и т.п. Таким образом, процесс интерпретации исторического факта приводит к появлению из содержания мифологем феномена «мифоистории», которая, таким образом, и представляет собой содержание сознания человека. «Исторический факт, подвергающийся мифологизации, есть запечатленный общественным сознанием образ знакового исторического события, которое является необыденным и удивляющим, что актуализирует архетипические пласты человеческого сознания и, следовательно, мифологемы, порождая мифологическую интерпретацию событийной истории» [9, с. 10-11]. В конечном итоге, именно благодаря мифологизации невозможно отделить исторический факт от его интерпретации в источниках, что является одной из главных особенностей методологии социальных наук, коренным образом отличающей их от наук естественных.
И все же мы берем на себя смелость утверждать, что и в понимании природы (а не только общества) ведущей формой объяснения является мифологизация действительности. И так же, как и в случае истории, в условиях принципиальной ограниченности наших знаний о природе и несовершенства методов познания наличие фундаментальных структур нашего сознания, доставшихся нам по наследству с доисторических времен (архетипов), влечет появление вместо объективной картины реальности мифа, полностью соответствующего нашим текущим знаниям о мире и нашей способности понимать наблюдаемые явления. Возможно, именно это обстоятельство имел в виду
Иммануил Кант, говоря в предисловии ко второму изданию «Критики чистого разума» о том, что не наши знания должны соответствовать природе, а наоборот - сами предметы должны сообразовываться с возможностями нашего познания [2, с. 18].
Однако Кант обращает внимание на общее в осмыслении действительности человеческим разумом, мы же - на частное, проистекающее из индивидуального сознания одного из многих миллиардов человек. Мы хотим напомнить, что «осмысление» явления (то есть «наделение смыслом») сугубо индивидуально, что смысл не является информацией и не передается при помощи знаковых систем, а конструируется сознанием постфактум с опорой на весь имеющийся индивидуальный и коллективный опыт. И в этом мыслительном акте человек ровно такой же, что был тысячелетия назад и в большинстве своем ищет лишь такого объяснения, чтобы успокоило его и дало возможность решать другие повседневные задачи. Так же, как и тысячелетия назад, лишь ничтожная часть людей не удовлетворяется примитивными объяснениями, а стремится постичь «последние истины» -разрешить существующие противоречия в несовершенной картине реальности, тем самым безостановочно двигаясь по пути познания, не особо обращая внимание на что-либо другое. Мы называем этих людей «учеными» или «философами» в зависимости от решаемых задач и применяемых методов, и они всегда составляют абсолютное меньшинство среди окружающих. Тем не менее, даже они не свободны от мифа с той лишь разницей, что их миф неизмеримо лучше соответствует реальности, нежели миф простого обывателя.
Ключевой особенностью мифа является одновременность процессов восприятия и мышления, поэтому его рудиментом можно считать, например, присутствие в структуре научной теории принципиально неформализуемой составляющей, открытой еще в 1962 году выдающим советским логиком В.А. Смирновым, метафорическая природа которой была открыта и исследована в свое время одним из авторов этих строк [1]. Метафора, обращающаяся к коннотативной сфере сознания и, способная передавать смысловые оттенки, не расчленяет процессы восприятия и мышления - она их активизирует одновременно. Однако, запуская процесс
СЕРВИС plus
НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ
2023 Том 17 №3
91
мышления в некотором направлении, она неизбежно при этом ограничивает его определенными рамками. В результате мы получаем картину реальности, в известной степени ограниченную. И именно эта ограниченность представлений о реальности не всегда осознается, ибо человеку всегда хочется быть уверенным в том, что он наконец-то решил загадку природы, дошел до истины. Понимание относительности любых наших знаний доступно лишь профессионалам, обыватель же твердо верит, что где-то существует универсальная истина, подлинное знание, которое нужно просто открыть. Когда мы думаем об этом, то на ум приходит наш безвестный первобытный предок, который, принося жертву на алтарь божества, был уверен, что этим действием он совершенно точно обеспечит себе успех
задуманного дела, ибо точно знает, что именно боги управляют этим миром и никто другой.
Итак, мы попытались показать, что первобытная культура в неявном виде (компонентов, пережитков, мифов) остаётся в ткани современной культуры. Это означает, что она может и должна быть объектом дальнейших исследований философов, историков, культурологов. Однако, приступая к этим исследованиям, важно, на наш взгляд, признать, что первобытные элементы современной культуры являются именно живыми компонентами культуры, а не диковинками, и необходимо учитывать это обстоятельство в научных изысканиях. Мы считаем также, что именно кросснаучные исследования помогут нам в наибольшей степени расширить понимание места, занимаемого культурой в современном социальном бытии.
Список источников
1. Бородина Н.К., Федулов И.Н. Метафора как структурный компонент неформализуемого содержания научной теории // Европейский журнал социальных наук (ESSJ). - 2011 . - № 5. - С. 29 - 37.
2. Кант И. Критика чистого разума. - М.: Издательство «Мысль», 1994. - 591 с.
3. Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. - М.: КРАСАНД, 2012. - 430 с.
4. Леви-Стросс К. Структурная антропология. - М.: Эксмо Пресс, 2001. - 512 с.
5. Меркулов И.П. Когнитивная эволюция. - М.: РОССПЭН, 1999. - 310 с.
6. Павлов А.В., Галкин В.Т. Современная первобытность. - Тюмень: РОССПЭН, 1999. - 115 с.
7. Тайлор Э.Б. Первобытная культура. - М.: Изд-во политической литературы, 1989. 567 с., 1999. - 115 с.
8. Хёйзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. - М.: Прогресс, 1997. - 416 с.
9. Цыганков А.С. Миф как форма интерпретации истории (социально-философский анализ): автореф. дис. канд. филос. наук: 09.00.11. - М., 2016. - 33 с.
10. Элиаде М. Космос и история. - М.: Прогресс, 1987. - 312 с.
References
1. Borodina N.K., Fedulov I.N. (2011). Metafora kak strukturny j komponent neformalizuemogo soderzhaniya nauchnoj teorii [Metaphor as a structural component of the non-formalized content of scientific theory] Evropejskij zhurnal soczial'ny'kh nauk (ESSJ) [European Journal of Social Sciences (ESSJ)], 5, 29 - 37. (In Russ.).
2. Kant, I. (1994). Kritika chistogo razuma [Critique of Pure Reason]. Moscow: Publishing house «Mysl». (In Russ.).
3. Lévy-Bruhl, L. (2012). Pervobytnoe my'shlenie [Primitive Mentality]. Moscow: KRASAND. (In Russ.).
4. Lévi-Strauss, C. (2001). Strukturnaya antropologiya [Structural Anthropology]. Moscow: Eksmo Press. (In Russ.).
5. Merkulov, I.P. (1999). Kognitivnaya evolyucziya [Cognitive evolution]. Moscow: ROSSPEN. (In Russ.).
6. Pavlov, A.V., Galkin, V.T. Sovremennaya pervobytnost[Modern primitiveness]. Tyumen: ROSSPEN. (In Russ.).
7. Tylor, E.B. (1989). Pervoby'tnaya kul'tura [Primitive culture]. Moscow: Izdatelstvo politicheskoj literatury [Publishing house of political literature]. (In Russ.).
8. Huizinga, J. (1997). Homo ludens. V teni zavtrashnego dnya [Homo ludens. In the shadow of tomorrow]. Moscow: Progress. (In Russ.).
9. Czygankov, A.S. (2016). Mif kak forma interpretaczii istorii (soczial'no-filosofskij analiz) [Myth as a form of interpretation of history (socio-philosophical analysis)]: Candidate of Philosophy thesis: author's abstract. Moscow. (In Russ.).
10. Eliade, M. (1987). Kosmos i istoriya [Space and history]. Moscow: Progress. (In Russ.).
SERVICE plus
SCIENTIFIC JOURNAL
