CC BY
34
А. С. ЯКУ БЕН КО
Омский государственный технический университет
УДК 009
К ВОПРОСУ О ФОРМИРОВАНИИ ОБЩЕСТРУКТУРАЛИСТСКОЙ ДОКТРИНЫ_
БОЛЬШИНСТВО СОВРЕМЕННЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ ПО КУЛЬТУРЕ ТЕМ ИЛИ ИНЫМ ОБРАЗОМ ОПИРАЮТСЯ НА ПОЛОЖЕНИЯ, ВЫРАБОТАННЫЕ В РАМКАХ СТРУКТУРНО-СЕМИОТИЧЕСКОГО ПОДХОДА. ДЛЯ ТОГО ЧТОБЫ ЛУЧШЕ РАЗБИРАТЬСЯ В КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИХ ВОПРОСАХ СОВРЕМЕННОСТИ НЕОБХОДИМО ЗНАТЬ, КАК И ИЗ ЧЕГО СКЛАДЫВАЛАСЬ ОБЩЕСТРУЮУРАЛИСТСКАЯ ПАРАДИГМА.
В истории научной мысли вторая половина XX в. характеризуется значительными ("революционными") переменами в области гуманитарного знания Западной Европы и США. Основными виновниками и проводниками этих перемен были оформившийся в 1950-е годы структурализм и пришедший в 1970-е годы ему на смену постструктурализм. Эти идейные течения не были единственными в западной культуре, но именно их влияние было определяющим для развития гуманитарных наук в целом во второй половине XX в. Их результатами сегодня пользуется и, в рамках выработанных ими теорий и методик, работает значительная часть мирового научного сообщества. Дж. Каллер достаточно точно охарактеризовал произошедшие изменения в структуре гуманитарной науки: "В 1960-1970-х гг. литературоведение, казалось, было занято импортированием теоретических моделей, вопросов и перспектив из таких областей, как лингвистика, антропология, философия, история идей и психоанализ. Но в 1980-х ситуация, кажется, изменилась: литературоведение стало экспортером теоретического дискурса..." [1], тем самым перестало быть просто наукой о литературе и превратилось в своеобразный способ современного философствования. Результатом этого лингвистического переворота явилось то, что все стало мыслиться как текст, дискурс, повествование: сознание как текст, бессознательное как текст, "я" как текст, - текст, который можно прочитать по соответствующим правилам грамматики, специфичным, разумеется, для каждого вида текста, но построенным по аналогии с грамматикой естественного языка. Постараемся в общих чертах осветить процесс формирования общеструктуралистского комплекса и основных участников этого процесса.
В начале рассматриваемого периода в интеллектуальной жизни западного мира Н.С. Автономова, М.Н. Грецкий и др. отмечают актуализацию развитой в рамках позитивистской методологии установки на сгрогонауч-ность и объективность гуманитарного знания [2]. Такое стремление к точности привело к ревизии теоретико-методологических основ гуманитарной науки, использованию последних методик, моделей точных и естественных наук. В рамках этой тенденции на пересечении структурной лингвистики, кибернетики и теории информации в 1950-е годы происходит рождение, получившей исходный импульс от американского философа Ч. Пирса (1839-1914) и швейцарского философа и антрополога Ф. де Соссюра (1857-1913), новой науки -семиотики. Основной вклад Ч. Пирса - это теория "неограниченного семиозиса" и деление знаковых форм на "индексные", "иконические" и "символические", а Ф. де Соссюр разработал теорию структуры знака и способствовал усвоению гуманитарным знанием принципа бинарных оппозиций.
Наиболее показательной тенденция к расширению сферы рационального и объективного выглядит на
примере творчества выдающегося французского ученого К. Леви-Строса. Его перу принадлежат многочисленные работы, в которых оформлялась программа и методология французского структурализма ("Элементарные структуры родства" (1949 г.) "Структурная антропология" (1958 г.) и др.). Идеи обращения к математическим моделям, применения метода структурной лингвистики в других областях культуры связаны в первую очередь с именем К. Леви-Строса. Исходными тезисами всех основных структуралистских построений является мысль К. Леви-Строса о том, что "...сама возможность структурного анализа возникает лишь потому, что модель его операции (и, в частности, принцип бинарных оппозиций) заложена в органической и физической материи..." и смежное убеиеде-ние, что "...мыслительные операции воспроизводят реальные отношения, а законы мышления изоморфны законам природы" [3].
Н.С. Автономова отмечает использование К. Леви-Стросом для собственных построений достижений пражской функциональной лингвистики в лице Н. Трубецкого и Р. Якобсона и американской этнолингвистики (Сепир и Уорф). Методологические основы складывались в процессе полемики с такими представителями субъективистской и иррационалисгской школ философии (экэистенционализм, феноменализм), как Ж.П. Сартр, Леви-Брюль и А. Бергсон. "Полем" его теоретических исследований была социо-культурная и ментальная жизнь первобытных людей. К. Леви-Строс в любом проявлении жизни первобытных племен стремился вычленить единую логическую основу, всеобщие структуры бессознательного [4]. "Помимо поиска предельных составляющих деятельность сознания К. Леви-Строс уделял большое внимание исследованию его синтезирующего механизма. Именно символическая функция позволяла соотносить индивидуальные содержания человеческой психики с универсальными закономерностями бессознательных структур. (Эти структуры. - А.Я.) суть не что иное, как продукты и результаты социо-культурной практики человеческого коллектива" [5].
Особо важными являются изыскания К. Леви-Строса в области языка. Сосредотачивая внимание на роли структуры языка в обосновании познания, он во многом задает направление и развитие данной проблематики в гуманитарной науке [6]. "Именно здесь была осознана необходимость переосмыслить кантовскую схему обоснования науки, не включавшую в свой механизм язык с его ролью главного посредника" [7].
Левистросовская концепция много дает для понимания действующих механизмов культуры, обеспечивающих ее воспроизведение в течение некоторого обозримого исторического периода. С 60-х годов ученый предпринимает попытку перейти от изучения проявлений социального бытия первобытных племен (ритуалов, обрядов и др.) к изучению особенностей мышления
того времени и выявить глубинные психологические структуры общие для первобытного и современного человека. И хотя, по мнению Н. С. Автономовой, своей главной цели К. Леви-Стросу достичь не удалось, необходимо помнить о его неоценимом вкладе в развитие гуманитарной мысли.
Другой ключевой фигурой в формировании структуралистской и постструктуралистской парадигм является французский философ-историк М. Фуко (1926-1984), автор работ "Слова и вещи" (1966 г.), "Археология знания" (1969 г.), "Воля к истине: По ту сторону знания, власти и сексуальности" (1973 г.) и др. М. Фуко сосредотачивает внимание на проблематике социальной обусловленности гуманитарного знания. Он исследует специфику познавательных установок как различного рода означающих механизмов, преобладающих в тот или иной исторический период. М. Фуко прорабатывает значительный массив историко-культурного материала и находит некоторые скрытые в бессознательном инвариантные основания ("эпистемы"), по которым строятся самые различные культурные образования той или иной эпохи. Культурному бессознательному противопоставляются "социально отверженные" (безумцы, преступники, художники).
В работе "Слова и вещи" М. Фуко предлагает окунуться в историческое поле, где философ встречается в первую очередь со словами и вещами. Традиционная наука паре "слова и вещи" придает определяющее значение. По М. Фуко, слова и вещи сами по себе философски инертны, а жизненность им предает совершаемый по некоторым правилам философский "дискурс". Именно дискурсу М. Фуко отводит решающее место в смыслообразовании [8].
С именем М. Фуко во многом связан и поворот структурализма к проблеме власти. Для М. Фуко знание является продуктом властных отношений. В обществе он видит борьбу за "власть интерпретаций" различных идеологий. "При этом "господствующие идеологии", завладевая индустрией культуры... навязывают индивидам свой язык... сам образ мышления..." [9]. Таким образом, язык рассматривается не просто как средство познания, но и как инструмент социальной коммуникации, манипулирование которым господствующей идеологией касается не только языка наук, (так называемых научных дискурсов каждой дисциплины), но, главным образом, проявляется в "деградации языка" повседневности, служа признаком извращения человеческих отношений, симптомом "отношений господства и подавления". Концепция "смерти субъекта" М. Фуко заложила основы последующей традиции "теоретического антигуманизма". По мысли ученого, человек не является столь суверенной личностью, какой представлен в учениях экзистенционализма, а находится в плену у "исторического бессознательного", язык которого говорит через индивида.
Следующим (но не по значению) видным деятелем эпохи структурализма современные исследователи единодушно признают французского психолога и философа Жака Лакана. Доктрина Ж. Лакана, формировалась в результате переосмысления идей Зигмунда Фрейда и Фердинанда де Соссюра. В результате синтеза двух проблемных линий - психоаналитической и лингвистической - всякий вопрос о психическом заболевании и тесно связанная с ним проблема бессознательного становится в концепции Ж. Лакана "с оглядкой" на язык, а проблема языка соотносится, прежде всего, с бессознательным. В общем виде концепция французского психолога направлена на то, чтобы представить психические механизмы в качестве языка особого рода, и с помощью этой аналогии включить их в функционирование других знаково-символических систем культуры [10]. Терапевтический процесс предполагает бесе-
ду между пациентом и психоаналитиком, в ходе которой последний пытается по не связанным бессмысленным выражениям выявить бессознательные симптомы тревожащих пациента болезненных состояний. Именно такая главная черта психоаналитического метода, как необходимость проговаривания болезни словом и приобрела важное значение для Ж. Лакана. Слово и дискурс открыли доступ к бессознательному. Ж. Лакан отождествляет бессознательное со структурой языка, из чего выводит, что "работа сновидений следует законам означающего" [11 ]. А так как сновидение структурировано как текст, "сон уже есть текст". Таким образом Ж. Лакан закладывает основы постструктуралистского варианта неофрейдизма.
Вслед за Фрейдом Ж. Лакан выстраивает свою трехчленную схему психической структуры ("реальное", "воображаемое" и "символическое"). От фрейдовской концепции отличается все большей обусловленностью строем социально-культурной жизни человека, а не биологическими физиологическими импульсами. Ж. Лакан одним из первых выступает с критикой соссюровской модели знака и общей, лингвистической по своей природе, теории коммуникации. Традиционная структура знака, берущая свое начало от Ф. де Соссюра, заключается в неразрывной связи означающего и означаемого, в способности знака непосредственно и четко обозначать свой объект (предмет, явление, понятие). Согласно же Ж. Лакану означающее и означаемое изначально разделено барьером, сопротивляющимся обозначению. Ж. Лакан, вводит понятие "скользящего" или "плавающего означающего". Позднее эти положения были подхвачены Ю. Кристевой и послужили основой для построения теории "следа" Деррида.
Ж. Лакану так же принадлежит ставший популярным у постструктуралистов концепт о знаке, который есть, прежде всего, отсутствие объекта. Необходимость использования знака заключается в потребности заменять "...каким-либо условным способом обозначения то, что в данный момент коммуникации... не присутствует в своей наглядной осязательности. Само отсутствие и порождает имя в момент своего происхождения" [12].
По мнению исследователей Н.С. Автономовой, А.Г. Шей-кина и др., главная задача Лакана - "найти через метафорические и метонимические структуры языка структуры бессознательного" - не была решена, так как оказалось невозможным адекватно моделировать психические процессы, используя только грамматику и синтаксис язык [13]. Важным моментом в его творчестве была попытка выхода за рамки сугубо структуралистских постулатов, их переосмысление и намечение путей для дальнейшего развития структурно-психолингво-семи-отической мысли в рамках новой парадигмы - постструктурализма.
Еще более знаковой в отношении перехода от структурализма к постструктурализму признана в научных кругах Европы деятельность французского исследователя литературоведа Р. Барта. Такие произведения, как "Нулевая ступень письма" (1953 г.), "Мифологии" (1957 г.), "Элементы семиологии" (1964 г.), "С/3. Опыт исследования" (1970 г.) и др. известны во всем мире, а часть из них входит в обязательные университетские программы. Р. Барт распространяет подход К. Леви - Строса с экзотичных для европейского сознания социальных явлений на предметы и установления современного общества. Поскольку каждый продукт культуры опосредован разумом, а структурный анализ -это анализ духа по воплощающим его предметностям, постольку структурный анализ имеет неограниченное поле применений. Начиная с литературоведения, Р. Барт, используя познания в области семиотики, вырабатывает механизм, комплекс алгоритмов, по которым
можно осуществлять структурный анализ классических литературных произведений [14]. В соответствии со своим пониманием процесса художественной коммуникации он дает собственные определения (дефиниции) таким понятиям, как "произведение", "текст", "коннотация", "лексия", "культурный код", "анализ" и др. [15]. Исходя из положения, что о различных взаимосвязях человек думает в категориях словесного языка, Р. Барт заявляет, что семиология является разделом лингвистики, а не наоборот, как это было принято раньше. В 1970-е годы большинство исследователей (Д. Каллер, Г.К. Косиков, И.П. Ильин и др.) отмечают в эволюции творчества Р. Барта переход к постструктурализму. Так пишет об этом Н. С. Автономова: "... анализ бальзаковской новеллы в его книге "С/3" (1970 г.) уже свидетельствует об отказе от поиска глобальной структуры, охватывающей каждый отдельный элемент произведения - на смену этому приходит последовательное рассмотрение текста, не сводимого к единой идее" [16]. То есть стремление найти "...означаемое в последней инстанции - будь то истинный смысл произведения или обусловившая его причина..." заменяется у Р. Барта стремлением "...самому вступить в игру означающих, в процессе письма... осуществить в своей работе множественность текста" [17]. Структурный анализ становится уже ценным сам по себе, так как способен рождать новые смыслы. В этом аспекте Р. Барт упреждает развитие деконструктивизма.
В 1970-е годы Р. Барт выходит за рамки литературоведения, все больше интересуется проблематикой социальных исследований, анализом массовых коммуникаций. Во всех разноплановых проявлениях социальной жизни будь это даже мода, он стремится проанализировать их языковую составляющую. Идеи Р Барта объединили вокруг журнала "Тель Кель" его последователей, наиболее яркой, из которых является Ю. Кристева со своей концепцией "интертекстуальности". На примере творчества Р. Барта отчетливо виден процесс вызревания постструктурализма из недр структурализма. Сложным до сих пор остается вопрос хронологического разграничения этих научных течений. Проблемность заключается не только в том, что одни и те же научные деятели (М. Фуко, Р. Барт, Ж. Деррида и др.) на разных этапах своего жизнетвор-чества представляли сначала структурализм, а затем постструктурализм. Эти две доктрины объединяет "философия языка". Если классическая философия в основном занималась проблемой познания, т.е. отношениями между мышлением и вещественным миром, то практически вся западная философия переживает своеобразный "поворот к языку", поставив в центр внимания проблему языка, и поэтому вопросы познания и смысла приобретают у них чисто языковой характер. Объединяет также теоретико-методологический аппарат, выработанный на стыке таких научных дисциплин, как структурная лингвистика, этнология, семиотика, психоанализ, литературоведение и философия. Их объединяет даже страна, которая импортировала эти идеи по всему миру. Условным рубежом, отделяющим структурализм от постструктурализма, принято считать майско-июньские события 1968 г., ставшие политическим выражением усиления анти-сциентиских идей в философии науки и кризиса леворадикальных умонастроений во Франции. Условным этот рубеж является потому, что некоторые работы, которые можно считать программными для постструктурализма ("О граммотологии" Ж. Деррида) увидели свет в 60-м г.
Прежде чем приступить к дальнейшему рассмотрению эволюции интеллектуальной жизни западного мира, сделаем несколько обобщений по структурализму. В основании этого учения лежит предположение об изо-
морфности законов мышления законам природы и концепция бинарных оппозиций, минимальных элементов (разнородных концептов типа "природа-культура"), из которых состоят все сложные культурные явления. Структурный анализ направлен на выявление, через эти парные элементы, внутренних структур (механизмов) различных феноменов. Все эти локальные структуры считаются поверхностным проявлением более глубинной, единой и универсальной структуры ("Пра-Структуры"), на нахождение которой и направлены усилия структуралистов. Отсюда вера в существование метакода и попытки выработки метаязыка науки. По мнению А.Г. Шейкина, "применение семиотических теорий к культурному материалу поставило перед структуралистами проблему полисемантизма (многозначности) любого культурного объекта даже в синхронном исследовании, которая так и не была разрешена в структурализме и, как правило, снималась за счет ограничения круга исследуемых значений. Однако такое сознательное ограничение в конечном счете вело к невозможности синтеза универсальных моделей порождения культурного текста и приводило к тому, что позитивные результаты достигались лишь на стадии анализа локальных групп текстов" [18].
Стремление к достижению строгонаучности и объективности знания в гуманитарной науке позволяет нам охарактеризовать структурализм как позитивную парадигму. И несмотря на то. что структурализм не смог решить свою главную задачу, он значительно пополнил теоретико-методологический арсенал гуманитарной науки и во многом предопределил дальнейшее развитие западной гуманитарной мысли.
Последнюю треть XX в. уже традиционно определяют как эпоху постмодернизма. Не вдаваясь в подробности семантики этого определения и не останавливаясь на рассмотрении различных концепций, отметим лишь общее умонастроение и мироощущение этого времени. В результате исчерпанности потенциалов предшествующей культурной парадигмы, ее надлома в ситуации тупиковости, происходит разочарование в идеалах и Ценностях Возрождения и Просвещения с их верой в прогресс, торжество разума и безграничные возможности человека. Постмодернистское настроение сочетает в себе скептицизм, цинизм и ностальгию по утраченной гармонии. Ирония становится смыслообразующим принципом мозаичной постмодернистской культуры. Характерным для постмодернизма являются - амбивалентность, неоднозначность смысла, отказ от мышления, основанного на бинарных оппозициях, от идеи универсализма и противопоставление ей идей плюрализма, релятивизма, эклектизма. Термин "постструктурализм" по духу соответствует "постмодернизму" и обозначает все эти же тенденции, только в более узком плане, в области гуманитарной науки.
Ж. Деррида является лидером обоих направлений один из самых эксцентричных философов современности. У него так же, как у Р Барта и М. Фуко, был струкгуролисгско-феноменологический период жизнетворчества, но рассмотрение его в рамках постструктурализма вызвано большей представительностью и последовательностью его концепций по критике структурализма. Ж. Деррида предпринял попытку опровергнуть эпистемологическое обоснование классического структурализма, а именно невозможность разделения означаемого ряда от ряда означающего в функционировании знака [19]. В отличие от Ж. Лакана, первого ставшего на этот путь, Ж. Деррида сосредоточил свое внимание на мире означаемого, мире вещей, которому "западная лого-центрическая традиция" пытается навязать смысл и упорядоченность и во всем отыскать первопричину
[20]. Другой важной составляющей его доктрины является критика самого принципа "структурности структуры", основанного на понятии "центра", который организует структуру. Для Ж. Дерриды центр - "не объективное свойство структуры, а фикция, постулированная наблюдателем, результат его "силы желания"..., в конкретном же случае толкования текста -следствие навязывания им читателям собственного смысла" [21]. Эта идея получила свое продолжение у другого представителя постструктурализма Ж. Делёза в его концепции "ризома".
Центральной и смыслообразующей всей философии Ж. Дерриды является теория деконструкции. Деконструкция отличается от многообразных вариантов критики традиционной философии, "- это не критика, не анализ и не метод, но художественная транскрипция философии на основе данных эстетики, искусство и гуманитарных наук, метафорическая этимология философских понятий; своего рода "негативная теология", структурных психоанализ философского языка, симультанная деструкция и реконструкция, разборка и сборка" [22]. Разрушая привычные ожидания, дестабилизируя и изменяя статус традиционных ценностей, деконструкция выявляет теоретические понятия и артефакты, уже существующие в скрытом виде."Не являясь отрицанием или разрушением, деконструкция означает выяснение меры самостоятельности языка по отношению к своему мыслительному содержанию..." [23]. Исходя из неизбежной разницы контекстов написания и прочтения, Деррида заключает, что любой элемент текста (цитата, образец, мысль) может быть свободно перенесен в любой другой контекст (социальный, политический, мистический и др.). "Открытость не только текста, но и контекста, вписанного в бесконечное множество других, более широких контекстов, стирает разницу между текстом и контекстом, языком и метаязыком" [24]. Популярное выражение Ж. Дерриды "ничего не существует вне текста" стало девизом постструктуралистов. Дистанцируясь от крайностей структуралистского подхода, Ж. Деррида "избегает соблазна различий между философией, литературой и литературной критикой. Исходя из их противоречивого единства и взаимосвязи, теория деконструкции не смешивает и не противопоставляет строгую философию и литературность, но вводит их в контекст более широкой творческой разумности, где интуиция, фантазия, вымысел - столь же необходимые звенья анализа, как и законы формальной логики."[25]
Подведем некоторые обобщения по концептуальной стороне этого учения. Итак, постструктурализм является своеобразной критикой структурализма как целостной системы представлений, а также в определенной мере естественным продолжением и развитием изначально присущих структурализму тенденций. Их объединяют, как уже было отмечено, общие представители, восприятие культуры как системы знаков, языковая трактовка сознания человека и более того текстуализация этого сознания. Существенную роль в теоретическом обосновании последнего сыграл Ж. Лакан, выдвинувший идею текстуализации бессознательного, которая связывалась, прежде всего, со сновидением (отсюда и знаменитый его тезис: "сон уже есть текст"). Специфика постструктурализма в этом вопросе заключается уже не столько в текстуализации сознания, сколько в его нарративизации, т.е. в способности человека описать себя и свой жизненный опыт в виде связного повествования, выстроенного по законам жанровой организации художественного текста. И здесь заслуга в первую очередь Ж. Дерриды утвердившего приоритетность письма над речью, как средства коммуникации. Постструктурализм критикует струк-
турализм за онтологизацию структуры и универсализм, за поиск "означаемого" в последней инстанции (первопричины), воспринимая это как последствие "западного логоцентризма". В ответ предлагает изучение (причем не сугубо рациональное, а синтезированное логическое с поэтическим, интуитивно-метафорическим) всего не структурного, того, что "структура" по разным причинам не включала, прежде всего, это перенос внимания с текста, на его взаимоотношения с автором и читателем. Результатом чего чтение перестало пониматься как пассивный процесс восприятия (рецепции). Вместо иерархичной структуры постструктурализм предложил менее жесткую схему "ризомы" или "сети" (метафорой которой служит крона деревьев без ствола). Осознав важную роль в процессе смыслообразования какую играет "означающее", "гонку за означаемым" сменила игра "означающих", посредством чего новое идейное движение постаралось выяснить меру самостоятельности языка по отношению к своему мыслительному содержанию. Если структурный анализ направлен на выявление единственно верной "истины" (смысла текста), то деконструкция занята тем, что демонстрирует множество смыслов текста. Критика самодостаточной личности, начатая структуралистами в отношении философии экзистенцианолизма, получила свое логическое завершение в концепциях постструктуралистов "о смерти автора" Р. Барта, и "смерти субъекта" М. Фуко, Альтюссера, "интертекстуальности" Ю. Кристевой (тексты посредством людей разговаривают между собой.) "Эпистемологический релятивизм" способствовал размыванию бинарных оппозиций ("факт - вымысел"), поставив под сомнение сам способ мышления на них основанного. В отличие от позитивной структуралистской парадигмы/в поструктурализме явное преобладание негативной тенденции.
Таким образом, во второй половине XX века в гуманитарной науке Западной Европы и США произошли значительные перемены, связанные с выработкой новой методологии. Представители структурализма наметили пути синтеза методов гуманитарных, точных и естественных наук. Поструктурализм, возникший в форме критики многих положений структурализма, по существу, явился очередным шагом проверки существующих методологий и послужил толчком к дальнейшему развитию гуманитарного знания.
Литература
1. Ильин И.П. Постмодернизм: от истоков до конца столетия. М., 1998 С.170.
2. Там же С. 186.
3. См.: Автономова Н.С. Философские проблемы структурного анализа в гуманитарных науках. М., 1977.; Грецкий М.Н. Французский структурализм. М., 1971.
4. Автономова Н.С. Указ. соч. С.127.
5. Эко У. Отсутствующая структура. СПб., 1998. С.328.
6. См.: Леви-Строс К. Первобытное мышление. М„ 1994.
7. Автономова Н.С. Указ. соч. С.123.
8. Там же С. 127.
9. Ильин И.П. Указ. соч. С. 14.
10. Там же. См. так же кн. Фуко М. Воля к истине: По ту сторону знания, власти и сексуальности. М., 1996.
11. Автономова Н.С. Указ. соч. С. 145.
12. Ильин И.П. Указ. соч. С. 61.
13. Там же. С.64.
14. Там же. С.65.
15. См.: Шейкин А.Г. Структурализм // Культурология XX. Словарь. СПб., 1997.
16. Автономова Н.С. Указ. соч. С.109.
17. Барт Р. Избранные работы: Семиотика, Поэтика. М.,1994. С.294.
18. См.: Шейкин А.Г. Указ. соч.
19. См.: Силичев Д.А. Деррида: деконструкция или философия в стиле постмодернизма // Философские науки. 1993. №3.
20. См.: Кукарцева М. А., Коломец В. Н. Некоторые идеи постструктурализма и деконструктивизма в философии исторического знания США. // Философия и общество. 1999. N8 1.
21. См.: Ильин И.П. Указ. соч.
Н. В. ВОРОБЬЕВА
Омский институт предпринимательства и права
УДК 7.071.2:94/99
Реформа русского богослужебного пения - неотъемлемая часть реформаторских преобразований патриарха Никона, хотя проводилась она много позже так называемого "дела патриарха Никона", в 1668-1669 гг. Как объяснить это несоответствие? Дело в том, что литургические реформы патриарха Никона почти не касались церковного пения. В силу этого, певческая реформа не стала предметом оживленных дискуссий ни между никонианами и старообрядцами, ни между последующими поколениями историков. Находясь на периферии церковных реформ, реформа храмовой музыки прошла почти незаметно, спонтанно.
В данной статье мы рассмотрим одну из особенностей системы православного богослужебного пения - наличие творческих коллективов распевщиков - как фактор, определивший своеобразие этой реформы. Обратим внимание на то, что слово "распев" - несомненно, русское. Греко-Восточная Церковь этого термина не знала, так как там мелодия создавалась одновременно с текстом песнопений. Процесс древнерусского церковного пес-нотворчества - это не музыкальная обработка в современном понимании, и даже не переложение текста на музыку, а нечто более сложное, требующее не столько музыкального мастерства, сколько, по православному вероучению, благодатного озарения свыше.
Распев, как и любая другая форма народного творчества (народный обычай, песня и т.д.), не возник стихийно и не имел автора в современном смысле. Подчеркнем, что распев не может быть создан никакими постановлениями церковной власти, его не может сочинить никакой композитор, даже самый гениальный.
Церковный распев нельзя назвать и коллективной композицией: его создавал народ, но не толпа, а народ в идеальном значении этого слова - люди, действующие не по заказу или повелению извне и не по собственному произволу или прихоти, а по тайному наставлению Источника божественных сокровищ, неизменно пребывающего в Христовой Церкви. Это особенно следует сказать о мелодии нашего знаменного распева, возникшей по выражению профессора-протоиерея Василия
22. См.: Силичев Д.А. Указ. соч.
23. Деррида Ж. Позиции // Позиции. Киев, 1996. С. 104.
24. Там же.
ЯКУБЕНКО Александр Сергеевич, аспирант кафедры "Дизайн, реклама и технология полиграфического производства".
Металлова в юношеский период истории нашей отечественной Церкви, в эпоху, "богатую девственными силами" [1].
Древнерусские письменные источники содержат свидетельства о певческих коллективах и отдельных распевщиках. В литературном памятнике XVII в. "Предисловие откуда и от какого времени начася быти в нашей Рустей земли осмогласное пение" сообщаются сведения о трех поколениях русских распевщиков с довольно подробными сведениями о них. Певческие коллективы существовали при каждом храме и монастыре -это церковные хоры - клиросы. Особо большие певческие коллективы были при кафедральных соборах, они пели за архиерейскими богослужениями и получали особое содержание от архиерейского дома. Еще одним видов певческих коллективов была корпорация. Государевых певчих дьяков, которая превратилась в Придворную Певческую Капеллу в XVIIIb.. Государевы певчие дьяки появились при Иване III как великокняжеская капелла.
Состояние русской музыкальной культуры накануне реформ представляется следующим: с усвоением и развитием музыкальной культуры, воспринятой от Византии, на Руси сложилась общерусская традиция церковного пения. Постепенно в крупных культурных центрах возникли школы распевщиков, талантом и трудом которых была создана не только общерусская традиция с ее основными распевами - знаменным, путевым и демественным, - но и региональные, а также местные и монастырские редакции отдельных песнопений.
История сохранила нам имена некоторых распевщиков (а не композиторов) знаменного распева. По постановлению Стоглавого Собора были открыты особые церковно-певческие школы. Из них особенно славились Новгородская и Усольская. То, что большинство дошедших до нас имен распевщиков связано с Новгородом - не случайность. Здесь уже в XVI в., в период окончательного становления большого знаменного распева трудились мастера: Иван Акимов (Шайдуров), Савва Рогов, Василий Рогов (впоследст-
К ВОПРОСУ
О ПЕВЧЕСКОЙ РЕФОРМЕ СЕРЕДИНЫ ХУИ ВЕКА
В СТАТЬЕ РАССМАТРИВАЮТСЯ ОСОБЕННОСТИ РЕФОРМЫ БОГОСЛУЖЕБНОГО ПЕНИЯ СЕРЕДИНЫ XVII В. В ОБЩЕМ КОНТЕКСТЕ ЛИТУРГИЧЕСКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ РУССКОЙ ТРАДИЦИИ ТВОРЧЕСТВА РАСПЕВЩИКОВ И ИХ ВЛИЯНИЯ НА ИЗМЕНЕНИЯ В БОГОСЛУЖЕБНОМ ПЕНИИ. СООТНОШЕНИЕ ГЕОЛОГИЧЕСКИХ ПРЕДПОСЫЛОК РЕФОРМ ПАТРИАРХА НИКОНА И РЕАЛЬНОЙ СИТУАЦИИ В ПЕВЧЕСКОМ ИСКУССТВЕ ДАЕТ НЕОДНОЗНАЧНУЮ КАРТИНУ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ ПАТРИАРХА. РАБОТА ОСНОВАНА НА ПЕВЧЕСКИХ РУКОПИСЯХ БИБЛИОТЕКИ АКАДЕМИИ НАУКИ РОССИЙСКОЙ НАЦИОНАЛЬНОЙ БИБЛИОТЕКИ В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ, ПРЕЖДЕ ВСЕГО НА МАТЕРИАЛАХ ПЕВЧЕСКИХ РУКОПИСЕЙ МЕСТНЫХ, МОНАСТЫРСКИХ И АВТОРСКИХ РАСПЕВОВ, ЕЩЕ НЕ ВВЕДЕННЫХ В НАУЧНЫЙ ОБОРОТ (КОНЦА XV- НАЧАЛА XVIII ВВ.). НЕСМОТРЯ НА ТО, ЧТО ЭТОТ КОРПУС ПАМЯТНИКОВ НЕ ОХВАТЫВАЕТ ЛИТУРГИЧЕСКОГО ПЕСНЕТВОРЧЕСТВА ПОЛНОСТЬЮ, ОН ПОЗВОЛЯЕТ СДЕЛАТЬ НЕКОТОРЫЕ ВЫВОДЫ ПО КРУГУ ПЕНИЯ, ОСОБЕННОСТЯМ СТИЛЯ И ВНЕДРЕНИЯ ПЕВЧЕСКОЙ РЕФОРМЫ СЕРЕДИНЫ XVII В.
