CC BY
45
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 8. ИСТОРИЯ. 2014. № 4
С.В. Хатунцев
(кандидат ист. наук, доцент кафедры истории России исторического факультета
Воронежского государственного университета)*
К.Н. ЛЕОНТЬЕВ О ГЕРМАНИИ И ЕЕ ПРАВИТЕЛЯХ
В статье реконструируются взгляды одного из крупнейших русских консерваторов пореформенного периода К.Н. Леонтьева (1831—1891) на Германию и высшее руководство Германской империи 70 — начала 90-х гг. Х!Х в. Рассматриваются представления мыслителя о геополитической ситуации в Европе и отношениях Германии с Россией, Францией, империей Габсбургов, другими странами, а также с Османской империей. Автор приходит к выводу о принципиальном сходстве леонтьевских представлений о Германии с представлениями о ней сенатора, министра внутренних дел Российской империи в 1905—1906 гг. П.Н. Дурново и о высокой степени адекватности некоторых прогнозов мыслителя о будущем объединенной Германии, оправдавшихся в первой половине прошлого века.
Ключевые слова: К.Н. Леонтьев, Германская империя, О. фон Бисмарк, Вильгельм II, П.Н. Дурново.
The article presents the reconstruction of K.N. Leontyev (1831—1891), one of the most significant Russian conservatives, views on Germany and the ruling circles of the German Empire in the 1870s — early 1890s. Also, his thought of the geopolitical situation in Europe, and the German relations with Russia, France, Empire of the Habsburgs, and other countries of the continent, as well as with Ottoman Empire are considered. The author makes a conclusion on principal similarity of the Leontyev's representations of Germany and those of P.N. Dur-novo, the senator, minister of internal affairs of the Russian Empire (1905— 1906), as well as on high degree of adequacy of some Leontyev's forecasts of the united Germany's future, which came true in the first half of the 20th century.
Key words: K.N. Leontyev, German Empire, Otto von Bismark, Wilhelm II, Durnovo.
* * *
Значительное место в своих внешнеполитических построениях К.Н. Леонтьев, один из крупнейших и оригинальнейших русских консервативных мыслителей второй половины ХК в., отводил Германии, ее политикам, прежде всего — О. фон Бисмарку. Внешнеполитические идеи Леонтьева в той или иной степени исследовались многими авторами, но взгляды его именно на Германию не подвергались специальному рассмотрению и анализу в литературе —
* Хатунцев Станислав Витальевич, тел.: (473) 223-12-85; e-mail: staskhat@comch.ru
в отличие от взглядов на Восточный вопрос, — хотя и частично затрагивались1.
Размышления о Германии нашли отражение в ряде статей и писем Леонтьева, относящихся к 1870—1891 гг., т.е. к периоду, когда Германия уже представляла собой единое государство. Но имеющиеся в нашем распоряжении данные позволяют предположить, что активный интерес к «германскому вопросу» он начал проявлять примерно с 1866 г. — со времени неудачной для Габсбургов австро-прусской войны, находясь тогда на службе в российском МИДе и занимая различные должности в консульствах, расположенных в европейской части Османской империи.
Еще в опубликованной в 1870 г. работе «Грамотность и народность» Леонтьев дал оценку состояния ведущих наций и стран Европы, в том числе немцев. С точки зрения мыслителя, они находились «у вершины», которую занимала Англия, тогда как французы уже спускались с нее вниз2. Эта оценка вполне отвечала реальному положению дел.
Во время франко-прусской кампании 1870—1871 гг. Леонтьев держал несколько закладов в пользу Пруссии, поскольку верил в успех национально-освободительной и национально-объединительной политики в Европе и в то, что настало время изменить сложившееся там соотношение сил3. Разгром Франции он находил весьма выгодным для России, поскольку та являлась серьезнейшим препятствием для русской дипломатии на Балканах.
Полезным примером, с его точки зрения, являлось то, что республика была побеждена монархией, государство более демократическое — страной менее «уравненной»4. Немцы, писал мыслитель, — молодцы, что «проучили надолго... передовую нацию Запада»5.
1 См.: Хатунцев С.В. Восточный вопрос в работах К.Н. Леонтьева // Страницы истории и историографии Отечества. Вып. 2. Воронеж, 1999. С. 63—82; Жуков К.А. Восточный вопрос в историософской концепции К.Н. Леонтьева. СПб., 2006; Хатунцев С.В. К вопросу об эволюции воззрений К.Н. Леонтьева на славян, греков и Восточный вопрос в 60-е — начале 70-х гг. XIX века // Славяноведение. 2007. № 1. С. 3—16. О внешнеполитических взглядах К.Н. Леонтьева до середины 1870-х годов см.: Хатунцев С.В. Константин Леонтьев: интеллектуальная биография (1850— 1874 гг.). СПб., 2007. С. 117—152. Внешнеполитические воззрения русских правых конца XIX — начала ХХ в. рассматриваются В.Ю. Белянкиной: Белянкина В.Ю. Внешнеполитические взгляды русских правых в начале XX века (1905—1914 гг.). Дисс. ... канд. ист. наук. Кострома, 2005.
2 Леонтьев К.Н. Записки отшельника. М., 1992. С. 360.
3 Леонтьев К.Н. Восток, Россия и Славянство: Философская и политическая публицистика. Духовная проза (1872—1891). М., 1996 (далее — ВРС). С. 735.
4 Леонтьев К.Н. Полн. собр. соч. и писем (далее — ПССП). Т. 8, кн. 1. СПб., 2007. С. 264.
5 Леонтьев К.Н. Собр. соч. Т. IX. СПб., 1913. С. 387.
Но важнее всего, по мнению Леонтьева, было то, что временное преобладание единой Германии отвечает интересам России. Усиление первой (особенно в ущерб прежнему величию Франции и Англии) он полагал одной из выгод высшего порядка, во имя которой можно пренебречь второстепенными невыгодами мелких дипломатических помех от возгордившегося соседа и даже невыгодами будущей войны с ним6. Но вооруженное столкновение с империей кайзера он в 1870-е гг. считал маловероятным: при наличии «жестоко оскорбленной Франции. Германия на долгие года с Запада обеспечена не будет ни на миг»7, а воевать на оба фронта для нее — подлинное безумие8.
Возвышение Германии расстроило прежний внутриевропейский баланс9, который, по словам Леонтьева, до 1870—1871 гг. целые четыре столетия был таков: «Единая, одноплеменная Франция; единая Англия. единая, но разноплеменная Австрия; однородная, но раздробленная Италия и такая же однородная и раздробленная Германия». С объединением же Германии (а также Италии) возникли две новые великие державы — на севере и на юге, тогда как прежние вершительницы судеб континентального Запада, Австрия и Франция, унижены и ослаблены, вследствие чего Запад стал ровней по распределению национально-государственных сил10.
Такое положение в Европе казалось мыслителю более предпочтительным. В условиях существования на континенте Германской империи и Франции, двух почти равносильных и постоянно борющихся друг с другом наций, России, на его взгляд, было гораздо легче, чем прежде, «окончить» Восточный вопрос и перенести центр тяжести своей религиозно-культурной жизни с европейски ориентированного Севера на «полуазиатский» Юг. А именно религиозно-культурное обособление от Европы представлялось Леонтьеву важнейшей целью русской политики — и внешней, и внутренней. Это обособление должно было, по его мнению, послужить возрождению страны11.
Объединенной Германии, с точки зрения Леонтьева начала 1870-х гг., ради преобладания следовало: ослабить Россию на Балтике и Дунае, завладеть частью западных окраин России и австрийской Цислейтанией, а также создать себе на юге союзника, достаточно сильного, чтобы тот годился против России, и достаточно слабого, чтобы он повиновался германскому руководству.
6 ВРС. С. 735. Также см.: ПССП. Т. 8, кн. 1. С. 239, 286.
7 ПССП. Т. 8, кн. 1. С. 265.
8 Там же. С. 281.
9 Там же. С. 237—238.
10 Там же. С. 523, 525.
11 Там же. С. 265.
По его мнению, осуществление этих условий предполагало победу — очевидно, военную — Германии в союзе с Австрией над Россией и передачу первой немецких провинций Габсбургов и Богемии. Австрийская же династия вознаграждалась новоиспеченной на тот момент Румынией, турецкой Добруджей, Боснией и Герцеговиной12, также, возможно, территорией Царства Польского. Столица ее переносилась из Вены в Пешт, а политический «центр тяжести» сербского племени из Белграда — в сербско-католическую местность: в Загреб, Дубровник или же куда-то еще.
Вследствие указанных выше пертурбаций на развалинах Турции вплоть до Босфора и Дарданелл была бы образована возглавляемая Габсбургами югославянская конституционная федерация с примесью мадьяр и румын, и это надолго обеспечило бы Германии «страшный перевес над всем не только европейским, но и ближайшим азиатским миром». Дунай стал бы в этом случае действительно рекой германской, и Болгария была бы вынуждена волей-неволей разделить судьбы других югославян, т.е. попасть в том или ином виде под скипетр все тех же Габсбургов, подпираемых немецким штыком.
Таким образом, мыслитель хорошо понимал, что с точки зрения «чистой», абстрактно-отстраненной геополитики для Германии (и Австрии) выгодно ослабление России и разрушение Османской державы13. Но он верил, что антироссийский союз Германии с Австрией не мог быть прочным, что после двух-трех побед над австрийцами Германия поспешила бы покинуть Австрию, дабы всеми силами обрушиться на Францию, если бы та предприняла какие-то антигерманские действия14.
Леонтьев считал, что соглашение с Россией по проблемам, связанным с Австрией и Турцией, для Берлина предпочтительней войны с ней. Потому что первое обернется для империи кайзера огромными приобретениями безо всякого риска и потерь, тогда как вторая означает ужасный риск и гадательные выгоды. При этом во «II рейхе», по мнению Леонтьева, имелись люди, способные понять, в чем состоят истинные германские интересы15. Еще в январе 1883 г. в письме к своему другу дипломату К.А. Губастову Леонтьев выражал убежденность в том, что соглашение России с Германией по австро-турецким делам все-таки состоится16. Такое соглашение, полагал он, выгодно и для России, и для всего «сла-
12 ПССП. Т. 7, кн. 1. СПб., 2005. С. 202.
13 Там же. С. 204.
14 ПССП. Т. 8, кн. 1. С. 35.
15 Там же. С. 81—82.
16 Русское обозрение. 1896. Т. 38, № 3. С. 400.
вяно-восточного» мира17. Против союза Германии и России была бы бессильна сама «владычица морей» Англия18.
Позже, в начале правления Александра III, когда Петербург уже вынашивал планы военного союза с Францией, а Германия активно критиковалась, Леонтьев отметил, что тем, кто живет мечтой о независимой и новой «славяно-восточной» цивилизации, которая должна заменить собой цивилизацию романо-германскую, военной победе над Германией следует предпочесть всяческое унижение Франции19.
Еще в 1870 г. этот консерватор, прибегая к аналогиям из истории классической древности, уподоблял Францию Афинам, Россию — Риму, а Пруссию, объединившую Германию, — Спарте20. Как известно, в противостоянии со Спартой Афины были побеждены, и лакедемоняне установили в античной Греции свою гегемонию, но она оказалась кратковременной — в отличие от гегемонии Рима во всем Средиземноморье. По-видимому, Леонтьев проводил параллель между гегемонией Спарты в Элладе и начавшимся после франко-прусской войны преобладанием на европейском театре объединенной Германии.
Пруссию он приравнял к Спарте из-за того, что не верил в прочность государственного порядка в новой Германии. Леонтьев считал, что велика она была только потому, что в ней «государь еще почти самодержавный помазанник и делами правят просвещенные, но суровые молодцы юнкертума», т.е. представители прусской земельно-родовой аристократии, являвшиеся, как правило, людьми пожилыми. Однако в условиях всеобщего обучения народа грамоте и всеобщей же военной обязанности «стоит только, чтобы власть перешла из военных рук пруссаков в руки конституционной и либеральной партии... так и ясно будет, что Германия еще слабее, пожалуй, и хуже Франции»21. При господстве либерального духа в нации и при уступках этому духу со стороны правительства новая, единая Германия далеко не уйдет и лавры ее непрочны, считал он22. Кроме того, народ этой страны, согласно его оценке, мог в считанные годы перейти к атеизму23, а религиозная вера была
17 ПССП. Т. 8, кн. 1. С. 85.
18 Там же. С. 225.
19 Там же. С. 77.
20 Там же. С. 266.
21 Позднее он написал, что если бы Германия была «такой же либерально-эгалитарной республикой, как Франция, если бы в ней президентом сидел какой-нибудь "честный труженик" вроде Вирхова, то трудно было бы. решить, которая из двух республик гнуснее, ненавистнее и пошлее» (там же. С. 77).
22 ПССП. Т. 7, кн. 2. СПб., 2006. С. 51.
23 ВРС. С. 14.
для Леонтьева одним из важнейших факторов силы и устойчивости всякого государства.
Германия, по его словам, к концу XIX столетия была единственной страной Запада, имеющей вид серьезной монархии. Но даже такой монархизм держался не органическими потребностями общественного строя, а лишь недавно полученными воинской славой и политическим преобладанием, которые для немцев одинаково непривычны. Он не имел религиозного «положения», т.е. обоснования (в отличие, например, от русского монархизма), не был подкреплен конфессиональной общностью немцев, населяющих «II Рейх»24.
По оценке Леонтьева, монархия в Германии была сильна лишь до поры до времени, и ее падение — дело недалекого будущего. «Неудачная ли внешняя борьба, удачное ли движение внутренних врагов... и то и другое, особенно при порывистом... характере молодого императора [Вильгельма II] может легко привести Германию к республике или. к наилиберальнейшей форме конституции (ведущей ныне к той же республике)»25. Новый кайзер хотел «мчаться "на всех парах" к мечтательным целям, и пошатнись только он, потерпи. одно серьезное поражение на поле какой-нибудь битвы — что останется тогда в разъеденной либерализмом Германии от монархии Гогенцоллернов, кроме исторической памяти?»26. Отметим, что в первой четверти XX в. «неудачная внешняя борьба» в Великой войне и «удачное движение внутренних врагов» действительно обрушили монархический порядок «II рейха», от которого остались лишь «историческая память» и ворох разнообразных проблем, а вместо трона появилась республика с «наилиберальнейшей» Веймарской конституцией.
По словам Леонтьева, Вильгельм II «вероятно, чувствует инстинктивно, что и он сам, и весь новозданный и либеральный фа-терлянд его сидит "между двух стульев"». Этот император, писал он, «очень жив и опрометчив и без тормоза (каковым до своей отставки являлся Бисмарк. — С.Х.) наделает ошибок нам на пользу»27. Он того и гляди доведет до войны — той войны, которой мыслитель так жаждал для «окончания» Восточного вопроса28.
Германия ведет «племенную» политику, которая с религиозной стороны «безосновна»29, и, подытоживал Леонтьев, идет она туда
24 ПССП. Т. 8, кн. 2. СПб., 2009. С. 48.
25 Там же. С. 108—109.
26 ПССП. Т. 8, кн. 1. С. 447.
27 Леонтьев К.Н. Избранные письма. СПб., 1993. С. 486. Сам мыслитель был бы «очень рад таким невзгодам Германии, от которых долготерпеливая Россия. попользуется для разрешения Восточного вопроса» (там же).
28 ПССП. Т. 8, кн. 1. С. 416.
29 ВРС. С. 741.
же, куда и остальные европейские страны — к демократии, за которой последует республика30. Лет через «10—15—20. пошлейшая буржуазная республика» будет во всей Европе, в том числе — и в Германии, писал он 22 мая 1888 г. княгине Е.А. Гагариной31.
Не только внутренний строй, но и внешнее величие объединенной Германии непрочно, считал он. Географическое положение империи кайзера — между двумя континентальными «центрами силы», Россией и Францией, или, как говорил Леонтьев, между славянством и романским миром, очень невыгодно32. Один неловкий шаг во внешней политике может поставить Германию в нестерпимые тиски, отмечал мыслитель еще в 1872 г. Это положение, удобное в случае поочередных побед на Западе и Востоке, крайне невыгодно в случае поражения с двух сторон33. Между оскорбленной Россией и «остервенившейся» Францией Германии придется несладко34.
К такому «тяжелому и чуть-чуть не безвыходному положению привели новую Германию и блестящие победы ее, и. ее исторический рок»35, — отмечал Леонтьев. По утверждению публициста, она может быть весьма опасна для соседей и сильна на одну, две или же три войны, но не более36.
После отставки «железного канцлера» Германия, по его словам, тщетно напрягала последние силы, чтобы сохранить свое внешнеполитическое могущество. За величественной фигурой Бисмарка долго не замечались слабые стороны построенного им здания; но «великан удалился — и Германия перестает мало-помалу быть страшной»37.
Вторую войну Германии с Францией Леонтьев считал неизбежной (и последняя, по его мнению, при этом опять будет побеж-дена)38. Он полагал, что Германия в состоянии составить против нее союз граничащих с Францией романских стран — Италии, Испании и Бельгии, обещая им в награду соседние французские провинции и другие выгоды, а также придав им для смелости «порядочный контингент своего войска»39.
Князю К.Д. Гагарину 14 марта 1887 г. этот консерватор признался, что очень желает войны Франции с Германией, а России —
30 ПССП. Т. 8, кн. 2. С. 9.
31 Леонтьев К.Н. Избранные письма. С. 365.
32 ПССП. Т. 8, кн. 1. С. 525.
33 ВРС. С. 14.
34 ПССП. Т. 7, кн. 1. С. 188.
35 ПССП. Т. 8, кн. 1. С. 282.
36 ПССП. Т. 8, кн. 2. С. 9.
37 РГАЛИ. Ф. 290. Оп. 1. Д. 15. Л. 20.
38 ПССП. Т. 8, кн. 1. С. 229. Также см.: там же. С. 533.
39 Там же. С. 225.
с Австрией и ее союзниками, полагая, что наш успех несомненен и желательна победа монархии над республикой (т.е. Германии над Францией), но такая, чтобы победитель сам был бы чуть жив, дабы впредь не мешать России на Востоке40.
Таким образом, новой франко-германской войны Леонтьев ждал, чтобы Россия, пока мощнейшие армии Европы заняты единоборством друг с другом, взяла для себя Царьград и решила Восточный вопрос так, как он этого хотел. В августе 1887 г. мыслитель писал: «Боже мой! Когда же это будет у Франции с Германией война и когда же наши войска вступят в Болгарию (чтобы войти оттуда в Константинополь. — С.Х.) — не дождусь!. Если через год этого не будет, и мы дадим подраться двум самым сильным державам Запада, не воспользовавшись этим до окончания без всяких рассуждений с ними Восточного вопроса — то я утрачу веру в будущность России»41.
Но он отдавал себе отчет в том, что Германия, даже послав «экспедиционный корпус» антифранцузскому союзу романских стран, может почти всеми собственными силами и силами Австрии наброситься на Россию. Это сделает борьбу на восточном театре страшной, она станет для Германии и России необычайно тягостна, а утомление от нее будет велико. Поэтому не только побежденному, но и победителю придется поневоле так или иначе пожертвовать своими союзниками42. Леонтьев весьма правильно оценил характер возможной германо-русской борьбы и во многом предвосхитил идеи, изложенные впоследствии русскими правыми, в частности сенатором П.Н. Дурново43.
Война России с Германией, полагал Леонтьев, «будет. через славян, через наши права на Болгарию и на Сербию. Война будет с Австрией, положим; но если Германия не догадается вовремя покинуть свою союзницу, а в самом деле вступится за нее, то она пострадает жестоко, как пострадали все те, кто противился племенному потоку»44. Такого рода войну он «пророчил» с января 1888 г. и писал, что очень жалеет славу любимого им (как любят идеал) Бисмарка: «Нарвется он на роковой племенной вопрос и будет потом предан анафеме немцами»45. Общественное мнение обрушится не только на него, но и на «милитаризм» в целом; поднимут голову крайние либералы, и в побежденной Германии повторится
40 Леонтьев К.Н. Избранные письма. С. 309—310.
41 Письмо Т.И. Филиппову от 4 августа 1887 г. // Пророки Византизма: Переписка К.Н. Леонтьева и Т.И. Филиппова (1875—1891). СПб., 2012. С. 443—444.
42 ПССП. Т. 8, кн. 1. С. 225.
43 Записка П.Н. Дурново // Красная новь. 1922. Кн. 6. Ноябрь—декабрь. С. 182—199.
44 ПССП. Т. 8, кн. 1. С. 533.
45 ГАРФ. Ф. 1099. Оп. 1. Д. 3075. Л. 1.
история Бонапартов. Страна сделает огромный шаг к мещанской республике46. Переход от демократического конституционализма к республике начнется в Германии и в том случае, если та в неизбежном новом столкновении с Францией не разгромит последнюю в прах47.
Здесь опять-таки нельзя не вспомнить именно П.Н. Дурново и его подтвердившийся прогноз о том, что Германии в случае поражения в европейской войне предстоит пережить революцию, которая будет направлена против «обманувших надежды населения милитаризма и феодально-бюргерского строя»48, т.е. кайзеровской монархии.
Даже в случае войны с Россией один на один немцам, писал Леонтьев, необходимо будет держать на французской границе около половины своей армии, и только другую ее половину они смогут противопоставить русскому исступлению и русскому «бешенству». И крепкий союз, и вынужденная война с Германией в русском народе будут одинаково популярны. В случае войны он припомнит немцам все обиды, нанесенные ими49.
О правительстве Германии начала 70-х годов XIX в. Леонтьев писал, что оно, кажется, поняло, что Drang nach Westen вернее, чем напор на Восток, и не испытывает вражды к России. Враждебной по отношению к нашей стране, полагал мыслитель, Германия станет тогда, когда к власти там придут либералы и либеральный дух возьмет верх над духом Вильгельма I50.
По мнению Леонтьева, германское правительство в России уважалось даже простым мужиком, а не любили его лишь русские либералы; «бюргерство» же, т.е. большинство немецкой нации, вследствие исторических и социальных впечатлений русскими ненавидится донельзя51.
Еще в начале 1880 г. он говорил, что если и есть в Германии люди высокого ума и положения, злоумышляющие против России, то он не верит в успех их планов: никакого существенного вреда России и славянству они, по мнению Леонтьева, в ту пору причинить не могли. Он полагал, что немцам и славянам вопреки всем попыткам «практического разума» придется, может быть, в последний раз, пойти еще раз рука об руку, невольно подчиняясь решениям «Высшего Разума»52.
46 ПССП. Т. 8, кн. 1. С. 534.
47 Леонтьев К.Н. Избранные письма. С. 365.
48 Записка П.Н. Дурново // История России XIX — начала ХХ века. Воронеж, 2002. С. 635.
49 ПССП. Т. 8, кн. 1. С. 81.
50 ПССП. Т. 7, кн. 1. С. 188.
51 ПССП. Т. 8, кн. 1. С. 81.
52 ПССП. Т. 7, кн. 2. С. 81.
Тогда же Леонтьев утверждал, что искренне желает добра Германии, благие дела которой должны быть благим примером53. По-видимому, главным ее «благим делом» выступала для этого консерватора военная победа германо-прусской монархии над французской республикой.
Чуть позже он выказывал недовольство по поводу германофобии и германофагии, которая «сквозит между строчками» многих газет, издававшихся в России54. По мнению Леонтьева, русские, о чью «спокойную грудь» разбились все завоеватели, Германии не боялись, но их правителям предстояло удалить и устранить всякую возможность столкновения с державой, объединившей немцев55.
Во время работы над статьей «Панславизм и греки» (1873) бывший консул считал, что дело объединения Германии было еще не кончено. Германские патриоты могли иметь виды, в частности, на балтийские и завислинские провинции Российской империи, а также «целую» Данию56, т.е. территорию Датского королевства, сохранившую суверенитет после войны 1864 г.57 При этом немцы, главным образом немцы духа не чисто прусского, а более либерального, «не могут видеть балтийских соотчичей своих в руках России». Рано или поздно этот «кровавый призрак», считал Леонтьев, «встанет пред нами, мы это знаем»58. Однако при жизни Бисмарка Германия не позволит себе воевать с Россией из-за одного Прибалтийского края. Это было бы слишком глупо. Нападение на Остзейский край может быть результатом войны, одной из ее случайностей; но оно не будет ее причиной до тех пор, пока немцы управляются умными людьми59.
Хотя России, по словам публициста, отнимать у Германии «нечего»60, развитие событий в Европе и в мире постепенно убеждало его в том, что в конечном итоге русско-германский конфликт все-таки неизбежен. Но еще в марте 1888 г. он в этом не был уверен и писал: «Война у нас непременно будет, только едва ли с Германией, а с Австрией, наверное, и. с бедною Турцией»61.
А в 1891 г., в конце своей жизни, Леонтьев пришел к выводу: «Счастливой и кровопролитной войны... конечно, не миновать —
53 Там же. С. 52.
54 ПССП. Т. 8, кн. 1. С. 75.
55 ПССП. Т. 7, кн. 1. С. 204—205.
56 Там же. С. 201.
57 Владения датского короля включали в то время, помимо собственно датских земель, Исландию, Гренландию и группу островов в Карибском бассейне — «датскую Вест-Индию».
58 ПССП. Т. 7, кн. 1. С. 205.
59 ПССП. Т. 8, кн. 1. С. 506—507.
60 ПССП. Т. 7, кн. 1. С. 205.
61 Александров А.А. Памяти К.Н. Леонтьева. Письма К.Н. Леонтьева к Анатолию Александрову. Сергиев Посад, 1915. С. 36.
рано или поздно. Предполагаю, что противниками нашими будут: Австрия, Германия, Италия, Турция и Англия, союзниками: Франция, Сербия, Черногория и может быть Греция. При таком сочетании сил — я в победе нашей уверен, по многим (историческим более, чем цифровым.) причинам»62.
Но в начале 1880-х мыслитель надеялся избежать германо-русского военного столкновения и выступал за то, чтобы «Второй рейх» проводил активную внешнюю политику собственно в Европе, не касаясь Балкан. Он писал, что у Германии, если она не пойдет раньше времени против России, еще не исполнившей своего «рокового предназначения» и потому политически непобедимой, есть огромные задачи на Западе — присоединение (скорее, мирным путем) 8 миллионов австрийских немцев, завоевание Голландии и вытекающее из этого морское соперничество с Англией, а также весьма возможные и естественные претензии в Балтийском море. Кроме того, империи кайзера предстоит политическое уничтожение Франции, которую в случае равнодушия России можно будет разделить, как Польшу, между Италией, Испанией и Бельгией, оставив в середине небольшой независимый остаток. Таким образом, заменив непригодную после 1878 г., т.е. после Берлинского конгресса, идею культурного Drang nach Osten систематическим государственным движением nach Westen, Германия обретет господство над всей Северо-Западной Европой. Но, уточнял и акцентировал Леонтьев, эти «простые помыслы» могли предстоять «подгнившей социально Германии за пределами нынешней империи» лишь в том случае, если она будет дружить с Россией. Россия, делал вывод мыслитель, нужнее Германии, чем Германия России63.
В случае же, если «Второй рейх» присоединит к себе Голландию и австрийских немцев, а Россия при этом благоприятным для себя образом решит Восточный и славянский вопросы (на то, что это случится, Леонтьев крепко надеялся), движение немцев и к юго-западу, к берегам Атлантического океана и Средиземного моря усилится, Drang nach Westen увеличится, и романскому племени придется или быть совсем завоеванным на месте, или действовать по программе Л. Прево-Парадоля — заселять внутреннюю Африку и северные ее берега, писал он64.
Поэтому вполне логичным выглядит мнение Леонтьева о том, что сохранить германскую мощь может «явное содействие русским целям на Востоке», а погубить ее способно «вооруженное сопротивление славянскому развитию». Новая Германия, «сколоченная на-
62 Письмо Т.И. Филиппову от 29 марта 1891 г. // Пророки Византизма: Переписка К.Н. Леонтьева и Т.И. Филиппова (1875—1891). С. 620—621.
63 ПССП. Т. 8, кн. 1. С. 78.
64 Там же. С. 229.
скоро железной рукою, разобьется вдребезги, если попытается преградить безусловно путь славянскому потоку»65, и из возможной войны с Германией Россия выйдет победительницей — не потому, что русская армия окажется лучшей или же ее генералы проявят необычайную находчивость, но потому, что непременно, по мнению русского консерватора, должен создаться «Восточно-Славянский Союз», и Германия «об эту идею разобьется точно так же, как разбились Австрия и Франция об единство Италии и Германии»66.
Он полагал, что немцы способнее русских, что «племя германское» физиологически гораздо выше славянского, однако «этой горькой, но несомненной истины» бояться не надо: германское племя, оставаясь по природе своей весьма высоким, может быть, самым высоким из всех арийских народов, исторически все-таки устарело; а когда племя высшее исторически устареет и станет «бессодержательным», то и племя, по природе низшее, но исторически младшее и назначения своего еще не исполнившее, всегда возьмет окончательный верх над ним в борьбе не только политической и военной, но даже в умственной67.
Единая Германия, равно как и Россия, считал Леонтьев, вступила в эру «вторичного смешения групп и слоев социальных и политических», т.е. в период государственно-культурного разложения. Но если в России он начался в правление Александра II, то в Германии — чуть раньше, в правление Фридриха Вильгельма IV, занявшего престол в 1840 г. Уже война за Шлезвиг-Гольштейн, которую вели немцы, была, с его точки зрения, «племенной», т.е. «смесительной»68.
При этом Германия, по мнению мыслителя, вошла в ту же фазу культурно-исторического развития, в которой находилась Франция эпохи Наполеона I, и, таким образом, по пути «вторичного смешения» она продвинулась далее Российской империи. Разница между современной Леонтьеву Германией и наполеоновской Францией виделась ему в том, что последней было что сказать Европе и всему миру, тогда как Германия своего всемирного слова не имела: все, что у нее есть, известно и без нее. Это такие «сухие утилитарные мелочи», как всеобщая принудительная грамотность и тому подобные «немецкие вещи»69. И если Франция конца XVIII в.
65 Там же. С. 284—285.
66 Там же. С. 91. При этом он отмечал, что было бы «большим счастием», если бы немцы заставили нас «предать чехов на совершенное съедение Германизму» — иначе можно опасаться, что чехи тоже попадут в состав «Восточно-Славянского Союза», а это было бы великим бедствием, поскольку в массе своей чехи — европейские буржуа, которые отравят Союз своим либеральным духом (там же. С. 92).
67 ВРС. С. 742—743.
68 ПССП. Т. 8, кн. 1. С. 200.
69 ПССП. Т. 7, кн. 1. С. 201.
несла на своих знаменах идею разрушительную, но общую и великую, то Германия исхода XIX столетия на своих знаменах несет преобладание для преобладания, и только. По словам Леонтьева, как Россия ни плоха, но у нее еще есть какое-то не вполне выяснившееся великое призвание, а у Германии его нет70.
Поэтому последняя никогда не будет иметь той первоклассной силы, которую когда-то имела Франция71, и ей, как писал мыслитель, «нет ни нужды, ни призвания переходить за пределы того, что она основательно или нет может считать германством». Однако бедность современной германской идеи, полагал Леонтьев, и придает ей силу: она «проще и яснее и имеет. более подходящую к правде и к праву физиономию»72.
С его точки зрения, Германия не была моложе Франции «ни по годам, ни по духу, ни по строю». Моложе Франции могла быть королевская Пруссия, но где после объединения Германии эта Пруссия? — вопрошал Леонтьев73. И сам себе отвечал в работе «Визан-тизм и славянство»: «аристократическая и пиэтическая Пруссия безумно расплывается в либеральной, растерзанной, рыхлой и неверующей Все-Германии»74. После 1866 и 1871 гг. она, по мере возрастания политического единства, независимости и усиления международных позиций в национально-культурном отношении стала изменяться к худшему. При этом все германские государства и их союз и прежде были в принципе независимы, как Россия, Австрия, Франция, Англия и Турция, просто во внешней политике старый Германский союз был слаб, нерешителен, зависим то от России, то от Франции75.
Германия же единая, сохранившая лишь тени прежних королей и герцогов, тесно связанная одинаковыми военными, таможенными и т.п. условиями, писал Леонтьев, стала не только внутренне однообразнее прежнего, но и обрела гораздо большее сходство с побежденной ею Францией76. В новой Германии он увидел «чистое племя», централизацию, эгалитаризм, конституцию, рост индустрии и торговли и в отпор этому — усиление анархических элементов; наконец — милитаризм: «Точь-в-точь императорская Франция!»11. То есть Германия 80-х годов XIX в. была для него чем-то вроде Франции 50-х и 60-х годов того же столетия78.
70 Русское обозрение. 1897. Т. 45, № 6. С. 909.
71 ПССП. Т. 8, кн. 1. С. 525.
72 ПССП. Т. 7, кн. 1. С. 202.
73 Там же. С. 327.
74 Там же. С. 410.
75 ПССП. Т. 8, кн. 1. С. 512.
76 Там же. С. 515.
77 Там же. С. 529—530.
78 Там же. С. 534.
По его мнению, в Германской империи политически умерли все государства средней и южной части страны — те, в которых, особенно после 1848 г., стало больше равенства, свободы и рационализма; одна лишь католическая Бавария, считал он, еще обнаруживала признаки жизни благодаря своему своеобразию, своей «отсталости». Пруссия одержала победу над всеми ними потому, что имела то, чего не было у остальных государств будущей единой Германии — короля набожного и почти всевластного, конституцию плохую, т.е. дававшую возможность власти «делать дело», а также привилегированное и воинственное юнкерство79.
Старый же Германский союз во главе с Австрией и Пруссией представлялся русскому консерватору в высшей степени оригинальным, истинно национальным и по внутреннему политическому устройству, и по внешней политической роли, и в особенности по общественным, бытовым формам. Австрия «пестрила» его своим участием80.
Говоря о национально-историческом прошлом Германии, Леонтьев отмечал, что немцы XVII и даже XVIII в. редко думали о том, что они немцы или же германцы вообще; у них был силен не общий германский патриотизм, а патриотизм «особо-государственный» — прусский, баварский, саксонский и т.д. Они все сами мало сознавали себя одной нацией, но со стороны каждый понимал, что они все одинаково немцы, члены немецкой нации, которая есть сама лишь ветвь германского племени81.
Пристальное внимание мыслителя привлекала фигура О. фон Бисмарка. Леонтьев смело награждал «железного канцлера» эпитетом «гениальный»82. Но в исторической — даже, скорее, в историософской — оценке этого деятеля он колебался: то ли тот на самом деле был «возродителем» Германии, то ли — «одним из тех шумных и блестящих лиц, которые являются всегда у народов накануне их падения, чтобы собрать воедино и израсходовать навсегда все последние запасные силы общества». Мыслитель полагал, что уже до конца XIX столетия станет ясно — является ли эпоха Бисмарка эпохой Наполеона I или же эпохой Наполеона III. Сам он склонялся именно к последнему варианту83.
Бисмарк, с его точки зрения, был представителем почти того же, что и Наполеониды, социально-политического явления — эгалитарного кесаризма. Однако такой кесаризм имел свой оттенок, который с общекультурной точки зрения был ничтожным, а с го-
79 ПССП. Т. 7, кн. 1. С. 414 — 415.
80 ПССП. Т. 8, кн. 1. С. 505.
81 ВРС. С. 758.
82 ПССП. Т. 7, кн. 1. С. 327; ПССП. Т. 8, кн. 1. С. 81.
83 ПССП. Т. 7, кн. 1. С. 327.
сударственной — довольно важным и пока что выгодным для Гер-мании84. «Наполеоны и Бисмарки. — писал Леонтьев, — нужны для того, чтобы дать толчок дальнейшему смешению, где сословий и классов, где провинций или независимых государств одного племени; но результат их деятельности в XIX веке все то же — еще огромный шаг ко всеобщей ассимиляции»85.
В то же время князь Бисмарк и другие «величавые образы», такие, как император Вильгельм I и граф X. Мольтке, были, по его словам, «не от нынешнего мира». Они, по мнению Леонтьева, являлись людьми «старыми», которых судьба лишь заставила волей-неволей «новому» служить86. Без Бисмарка, полагал мыслитель, Германия «не найдет предлежащего ей безвредного пути», который заключался в том, чтобы «не противиться слишком явно и сильно славянскому племенному движению»87. «Бисмарк, — писал он после его отставки, — умел нам вредить, не доводя до войны. Посмотрим, как этот вертопрах Вильгельм II извернется». И восклицал: «Радуюсь, радуюсь и паки радуюсь! Единственный толковый противник наш не у дел, теперь бестолковые заварят кашу. Дай Господи! Дожить до войны и до присоединения Царьграда!»88.
Обращался Леонтьев и к оценке отдельных событий и явлений германской истории.
По его мнению, именно германские племена породили феномен индивидуализма, внеся в историю то «преувеличенное уважение к личности человеческой», которого не было ни в греко-римском мире, ни в христианском учении89.
Борьбу католиков с протестантами (прежде всего в годы Тридцатилетней войны) он оценивал скорее положительно, чем отрицательно. Критерий этой оценки был прост — после нее явились такие фигуры, как Фридрих II, Гёте, Шиллер, Гумбольдт и др. А вот революцию 1848 г. Леонтьев воспринял резко негативно. Он считал ее показателем упадка: борьба, по словам мыслителя, была «ничтожной и даже смешной», а выросли после нее не титаны мысли, пера и государственной силы, а «Бюхнеры, Бюхнеры и Бюхнеры»90. Бюхнер, «классик» «вульгарного материализма», был для Леонтьева примером интеллектуальной ничтожности.
84 ПССП. Т. 8, кн. 1. С. 228.
85 Там же. С. 515.
86 ПССП. Т. 7, кн. 2. С. 51—52.
87 ПССП. Т. 8, кн. 1. С. 536—537.
88 Письмо Т.И. Филиппову от 14 марта 1890 г. // Пророки Византизма: Переписка К.Н. Леонтьева и Т.И. Филиппова (1875—1891). С. 585.
89 ПССП. Т. 7, кн. 2. С. 82.
90 ПССП. Т. 7, кн. 1. С. 327.
Интересовали русского мыслителя и проблемы текущей жизни объединенной Германии, в частности, культуркампф — наступление правительства кайзера на клерикально-католические силы новоиспеченного Рейха, начавшееся в 1872 г. Культуркампфу Леонтьев посвятил одну из передовиц в газете «Варшавский дневник». По его мнению, противниками в этой борьбе выступали не власти и масса католических деятелей Германской империи, а Рим и либерализм. «Культурной», считал мыслитель, она зовется несправедливо, поскольку культура выступает на стороне Рима, а на стороне либерализма, кроме «медленного и пошлого разрушения», нет ничего. «Неудобства и зло, вносимые католицизмом в жизнь Германии при старых порядках, не помешали германским народам прожить государственно более 1000 лет», — писал Леонтьев. Не помешали они немцам и подарить человечеству столько великих творений по всем отраслям мысли, столько великих умов, что их «трудно исписать и на длинной хартии истории». Между тем культура новая, «очищенная» от тысячелетней церковной традиции, в области мысли дает, согласно Леонтьеву, или «бесспорно бездарных Бюх-неров или Гартманов даровитых, но отрицающих действительную благотворность прогресса»91.
Несмотря на известный схематизм русского консерватора, проявлявшийся в приверженности его к «гипотезе триединого развития», частью которой являлась «теория» «вторичного предсмертного смешения/упрощения», нельзя не отметить точности и реалистичности многих представлений Леонтьева о Германии, о ее политике и политических деятелях. В первой половине XX в. во многом сбылись и данные им прогнозы о дальнейшем развитии событий в этой стране.
Список литературы
1. Белянкина В.Ю. Внешнеполитические взгляды русских правых в начале XX века (1905—1914 гг.) Дисс. ... канд. ист. наук. Кострома, 2005.
2. Жуков К.А. Восточный вопрос в историософской концепции К.Н. Леонтьева. СПб., 2006.
3. Хатунцев С.В. Восточный вопрос в работах К.Н. Леонтьева // Страницы истории и историографии Отечества. Вып. 2. Воронеж, 1999.
4. Хатунцев С.В. К вопросу об эволюции воззрений К.Н. Леонтьева на славян, греков и Восточный вопрос в 60-е — начале 70-х гг. XIX века // Славяноведение. 2007. № 1.
5. Хатунцев С.В. Константин Леонтьев: интеллектуальная биография (1850—1874 гг.). СПб., 2007.
Поступила в редакцию 5 сентября 2012 г.
91 ПССП. Т. 7, кн. 2. С. 51.
