Научная статья на тему 'К изучению А. Н. Островского: новые детали и ракурсы. (обзор)'

К изучению А. Н. Островского: новые детали и ракурсы. (обзор) Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
477
59
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
А.Н. ОСТРОВСКИЙ / БИОГРАФИЯ / ТРАДИЦИИ ДРЕВНЕРУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ / СЦЕНИЧЕСКАЯ ПРАКТИКА / ПОЭТОЛОГИЯ САДА
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «К изучению А. Н. Островского: новые детали и ракурсы. (обзор)»

лом Р. Бёрд считает книгу К. Баршта - фундаментальным, интересным исследованием, открывающим новый подход к «величественному и сводящему с ума» творчеству Достоевского (2).

Список литературы

1. Баршт К. Рисунки и каллиграфия Ф.М. Достоевского: От образа к слову. Barsht К. The drawings and calligraphy of Fyodor Dostoevsky: From image to word / Transl. by Frauzel S.C. - Bergamo: Lemma press, 2016. - 468 p.

Barst K. Disegnie e calligrafia di Fedor Dostoevskiy. Dall'immagine alla parola. -Bergamo: Lemma press, 2017. - 468 p.

2. Берд Р. Крепость без входа.

Bird R. Gateless fortress // Times literary supplement. - L., 2018. - 16.01. - Mode of access: https://www.the-tls.co.uk/articles/public/gateless-fortress

3. Достоевский Ф. Преступление и наказание / Перевод на англ. Пастернак -Слейтер Н.

Dostoevsky F. Crime and punishment / Transl. by Pasternak-Slater N.; Ed. by Young S.J. - Oxford, Oxford univ. press, 2017. - 544 p. - (Oxford world's classics hardback collection).

4. Достоевский Ф. Преступление и наказание / Перевод на англ. Кац М.Р. Dostoevsky F. Crime and punishment / Transl. by Katz M.R. - N.Y.: Liveright: Norton, 2017. - 624 p.

5. Рейфилд Д. Кто знает об этом? [О переводах «Преступления и наказания»]. Rayfield D. Who-knows-he-dunit? [On translating «Crime and Punishment»] // Times literary supplement. - L., 2018. - 16.01. - Mode of access: https://www.the-tls.co.uk/articles/public/crime-and-punishment-translation/

2018.03.022. К.А. ЖУЛЬКОВА. К ИЗУЧЕНИЮ АН. ОСТРОВСКОГО: НОВЫЕ ДЕТАЛИ И РАКУРСЫ. (Обзор).

Ключевые слова: А.Н. Островский; биография; традиции древнерусской литературы; сценическая практика; поэтология сада.

Спустя 195 лет со дня рождения одного из самых известных русских драматургов, А.Н. Островского (1823-1886), продолжают появляться еще не опубликованные архивные биографические и библиографические материалы, возникают новые аспекты в изучении не теряющих остроту и актуальность пьес.

В статье «Загадки смерти Островского» С.Н. Кайдаш-Лак-шина (3) проводит небольшое научное расследование обстоятельств последних месяцев жизни драматурга. Исследовательница

ссылается на письмо профессора А.А. Остроумова к редактору газеты «Русские ведомости», в котором сообщается диагноз писателя. На основании этого впервые опубликованного письма (3, с. 50) становится очевидным, что Островский страдал от удушья, вызванного хроническим поражением кровеносных сосудов и увеличением сердца. О том же свидетельствуют письма Островского жене и знакомым, написанные с января по май 1886 г. Изучение этих писем приводит С.Н. Кайдаш-Лакшину к выводу о том, что писатель намеревался согласно требованиям профессора Остроумова не покидать Москвы. Однако 28 мая после неудавшейся попытки вызвать доктора Остроумова Островский в сопровождении сыновей спешно выезжает в Щелыково, из Кинешмы отправляет телеграмму С.М. Минорскому: «Доехали благополучно. Мне лучше» (3, с. 53), но не предупреждает о приезде жену, вследствие чего в Ще-лыково его не ждали, не встречали, лошадей не выслали, поэтому под ветром и проливным дождем он с трудом добирался до дома: «Взойдя на крыльцо, Островский расплакался. Через три дня, 2 июня в Духов день, на следующий после Троицы, Островский скончался, сидя за своим письменным столом» (3, с. 53). Несомненно, была причина экстренного приезда писателя в Щелыково, однако она так и осталась неустановленной. Вероятно, свет на эти события могли пролить дневники жены Островского Марии Васильевны и письма драматурга брату Михаилу, но они бесследно исчезли.

В.А. Антонова (1) анализирует феномен частого обращения к пьесам Островского в современной сценической практике, определяет новые тенденции в раскрытии идейных основ его драматургии. В статье «Островский сегодня» исследовательница замечает, что были времена, когда Островский выпадал из поля зрения русской режиссуры. В 1960-1980-е годы постановок было немного: «ну, какие могли быть "банкроты", "бесприданницы" и "бешеные деньги" в советском обществе?» (1, с. 86). Среди спектаклей этих лет лишь «На всякого мудреца довольно простоты» Г. Товстоногова (в 1965 г. в Польше, 1985 в - Хельсинки под названием «Записки подлеца, им самим написанные») и «Бенефис» Ю. Любимова (в 1973 г.).

Резкое оживление по отношению к пьесам Островского началось во времена перестройки. Был поставлен «Мудрец» М. Заха-

рова в Ленкоме, а также «Без вины виноватые», «Волки и овцы», «Лес» П. Фоменко.

В зависимости от того или иного режиссерского прочтения исследовательница делит современные постановки на условные группы. К первой В.А. Антонова относит спектакли, созданные в соответствии с академическими традициями, когда авторский текст бережно переносится на подмостки. К этой группе относится спектакль «Не было ни гроша, да вдруг алтын», поставленный в Малом театре Э. Марцевичем, использовавшим все сюжетные приманки Островского.

Промежуточное положение между академической и более современной постановочной стратегией занимает спектакль С. Женовача «Правда - хорошо, а счастье лучше», представленный в сценографии художника А Боровского. Скупое оформление: длинный забор, простой деревянный стол, простыни, натянутые для того, чтобы яблоки, падая, не бились, - способствует ощущению естественности и жизненности.

Другую группу сценических и экранных произведений составляют спектакли и фильмы, где в оригинальные тексты Островского внесены те или иные новшества. Например, В. Мотыль в 1980 г. снял комедию Островского «Лес» в жанре буффонады, а К. Серебренников (МХАТ им. Чехова 2004 г.) перенес действие этой пьесы в 1980-е годы.

В более поздних постановках текст Островского подвергался сокращению, что «порой оправдано - в XX и XXI вв. бег времени иной» (1, с. 96). В 2009 г. К. Богомолов поставил в Театре под руководством О. Табакова пьесу «Волки и овцы», разбив спектакль на две части, первая из которых состоит из сокращенных сцен и «больше похожа на дайджест из Островского» (1, с. 96).

«Как бы то ни было, - замечает В.А. Антонова, - но тяга к Островскому что у новаторов, что у традиционалистов не только существует, но и укрепляется. Что же влечет к нему театр и публику? Конечно же - первоклассная драматургия. Русский уклад жизни со всеми его противоречиями, но при этом внятный и полный стремления к развитию. Красочный русский язык. Русские типы, что в сумме дают нам представление о национальном характере» (1, с. 97).

К.И. Шарафадина (5) выявляет новые аспекты поэтики пьес Островского. В статье «Этнокультурная поэтология сада в драматургии А.Н. Островского» она устанавливает значимость садового мотива для бальзаминовской трилогии («Праздничный сон - до обеда» (1857), «Свои собаки грызутся, чужие - не приставай!» (1860-1861), «За чем пойдешь, то и найдешь (Женитьба Бальзами-нова)» (1861) и пьесы «Правда - хорошо, а счастье лучше» (1876).

Устанавливая прецедентные контексты (сказки, былины, свадебные песни), К.И. Шарафадина обнаруживает в драматургии Островского творческие рецепции общеевропейской мифологемы «сад любви», которую писатель «одушевляет» этнокультурной семантикой за счет цитат, аллюзий, ассоциаций, аналогий, смысловых рифм фольклорного происхождения.

Не случайно «визитной карточкой» «бальзаминовской» комедийной трилогии стала «ботаническая» фамилия главного героя. Топосом «сада» репрезентировано пейзажно-природное пространство Замоскворечья.

Однако если ранее исследователи полагали, что сад является лишь достоверным фоном, природной «декорацией», нейтральным местом действия, то современные театральные художники «оказались более чуткими к метафорически-иносказательным возможностям "садового" пространства трилогии» (5, с. 109).

Автор статьи замечает, что первообразом любого сада был Эдем, а «природным» намеком на райский генезис - плодовые деревья, особенно яблоня. В первой части трилогии «Праздничный сон до обеда» в саду происходит знакомство Бальзаминова с первой «невестой» Капочкой, вслед за «яблочно-ягодной» увертюрой следуют поцелуи и объяснения в любви. Во второй части трилогии «Свои собаки грызутся, чужие - не приставай!» этот мотив несколько приглушается, уходит на периферию, но возникает в финале в виде восторженной оценки, которую герой дает саду Антры-гиной. Кульминации же садовый мотив достигает в третьей части «За чем пойдешь, то и найдешь», где становится аккомпанементом для всех ключевых событий сюжета.

Для прояснения иносказательного потенциала садового мотива К. И. Шарафадина устанавливает прецедентные контексты. Например, в реплике свахи: «Сказала только: пожалуйте в наш сад вечером погулять, вишенье, орешенье щипать. Он так обрадовался,

ровно лунатик какой сделался»1, - содержится речевая формула, стилизованная под фольклор. Это выражение «вишенье и ореше-нье» текстологически восходит к былине о Соловье Будимировиче, известной по сборнику Кирши Данилова, опубликованному еще в начале XIX в. Очевидно, и в былине эта формула была наделена «свадебной» семантикой.

Обращаясь к народной лирической поэзии, к текстам сказок («Русская повесть о царе Соломоне»), к сонникам, к библейской мифологии, К.И. Шарафадина обнаруживает, что помимо сюжетной востребованности яблочный мотив вносит в аксиологический аспект содержания пьесы важный жизнеутверждающий смысл: «Так, учитывая, что в свадебных и лирических песнях яблоко широко используется в парадигме рождения, роста и созревания, можно усмотреть в этом мотиве дополнительный иносказательный аргумент для тезиса, сформулированного заглавием - "...а счастье лучше"» (5, с. 118).

А.Н. Унжаков (4) впервые в русском литературоведении рассматривает образ Екатерины через призму святоотеческого предания и традиционных семейных устоев, отраженных в древнерусском «Домострое». С помощью «учения о прилоге» автор статьи «Еще раз о "луче света в темном царстве" (О драме А.Н. Островского "Гроза")» прослеживает развитие греха в героине от помысла и до воплощения.

Обращаясь к учению о прилоге, разработанному Иоанном Лествичником, а на русской почве - преподобным Нилом Сорским (XIV в.), А.Н. Унжаков разъясняет терминологию, согласно которой прилог - зарождение помысла, пока еще не греховного. По мнению автора статьи, эволюция помысла, от первой мысли (собственно прилога) до страсти (греха) у Екатерины, - это первая задача, поставленная для решения А.Н. Островским. Другой важной для второй половины XIX в. задачей является потребность показать, как разрушаются семейные устои и какие тому есть причины.

А.Н. Унжаков прослеживает все стадии развития греха в героине, от первой - прилога, когда в церкви она увидела Бориса и сердце ее переменилось, ко второй - «собеседования» с помыслом,

1 Островский А.Н. Праздничный сон - до обеда // Островский А.Н. Полн. собр. соч.: В 12 т. - М.: Искусство, 1974. - Т. 2. - С. 125.

когда возникло желание с кем-то поделиться, к третьей - сочетание, когда собственная мысль сочетается с чужой мыслью. Катерина признается Варваре.

«Катерине страшно. Она обет целомудрия давала перед Богом. И поэтому, когда Тихон собрался уезжать, она, понимая, что может согрешить, просит взять с нее самую-самую страшную клятву. Но Тихон отказывает ей в этом, хотя, по "Домострою", он должен наставлять свою жену, ибо впоследствии ему отвечать за ее поступки. За все поступки. Однако он снимает с себя эту ответственность. И даже с нее: "Как можно за себя ручаться, мало ль что может в голову прийти"» (4, с. 186), - третья стадия - третья стадия называется сосложение. Монахи на этой стадии развития своего помысла прибегают к покаянию. Если же не было покаяния, то греховный помысел стремительно развивается. Наступает четвертая стадия - пленение. Катерина уже находится в плену своего помысла, в плену своего греха, своего желания, своей страсти.

Оказавшись отторгнутой и мужем, и возлюбленным, Екатерина выбирает еще больший грех, грех перед Богом. Это пятая стадия греха - по-древнерусски она называется страстью, т.е. собственно грехом: «Катерина кончает жизнь самоубийством. Это -финал пьесы. Виноват ли Тихон, осознает ли он свою вину в случившемся? Когда приносят и кладут у ног тело утонувшей жены, то он обращается к маменьке с гневным обличением, что это она ее погубила» (4, с. 188). По мнению А.Н. Унжакова, Тихон не видит своей ответственности за случившееся: «Вот это - самое главное, на что обращает внимание А.Н. Островский. Мужчина, муж, глава семьи - измельчал. Вот в чем самая страшная трагедия. Это жизнь не по "Домострою", это как раз и есть разрушение "Домостроя". Потому что нет главы в семье, нет главы в малой Церкви. Именно поэтому и происходит трагедия в семье Кабановых» (4, с. 189).

Е. Н. Белякова (2) прослеживает генеалогические связи исторической хроники А.Н. Островского «Тушино» с древнерусскими повестями XVII в. Опираясь на материал впервые опубликованного чернового автографа пьесы, автор статьи развивает мысль, высказанную ранее Н.Г. Морозовым, о сюжетной близости текста Островского с «Повестью о Савве Грудцыне» и «Повестью о Горе-Злочастии».

В качестве главного тезиса исследовательница выдвигает утверждение о том, что в ранних вариантах чернового автографа сцена искушения и отпадения юноши от праведного пути была выстроена в традициях древнерусской литературы. В отличие от печатного текста, где Максим Редриков становится как бы случайным свидетелем разговора Савлукова и Скурыгина (сцена III), в черновой рукописи сохранился эпизод, позже вычеркнутый Островским, в котором молодой человек сам включается в диалог с Савлуковым. Генетическая близость этой сцены эпизодам древнерусских повестей, где Горе-Злочастие или брат-бес искушают и уклоняют от праведного пути своевольного молодца, представляется очевидной.

Таким образом, учитывая тексты черновых набросков пьесы, Е.Н. Белякова утверждает, что «одна из отправных точек авторского замысла была неразрывно связана с каноничным сюжетом древнерусских повестей о грехе горделивого своеволия неопытного юноши» (2, с. 91).

Список литературы

1. Антонова В.А. А.Н. Островский сегодня // Щелыковские чтения, 2016: А.Н. Островский и театральная культура конца XVIII - первой половины XIX в.: Сб. ст. / Науч. ред. и сост. Едошина И. А. - Кострома: Авантитул, 2017. -С. 84-97.

2. Белякова Е.Н. Мотив отступничества в исторической хронике А.Н. Островского «Тушино»: К вопросу о генеалогии сюжета (на материале чернового автографа пьесы) // Вестник КГУ. - Кострома, 2017. - № 4. - С. 89-91.

3. Кайдайш-Лакшина С.Н. Загадка смерти Островского // Щелыковские чтения, 2016: А. Н. Островский и театральная культура конца XVIII - первой половины XIX в.: Сб. ст. / Науч. ред. и сост. Едошина И. А. - Кострома: Авантитул, 2017. -С. 49-55.

4. Унжаков А.Н. Еще раз о «луче света в темном царстве» (О драме А.Н. Островского «Гроза») // Новый филол. вестник. - М.: РГГУ, 2017. - № 4 (43). - С. 179-191.

5. Шарафадина К.И. Этнокультурная поэтология сада в драматургии А.Н. Островского // Щелыковские чтения, 2016: А.Н. Островский и театральная культура конца XVIII - первой половины XIX в.: Сб. ст. / Науч. ред. и сост. Едо-шина И.А. - Кострома: Авантитул, 2017. - С. 107-120.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.