CC BY
0
ISSN 2687-0770 BULLETIN OF HIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2024. No. 2
Научная статья
УДК 94 (470.6) "18"
doi: 10.18522/2687-0770-2024-2-36-44
К ИСТОРИИ СТАНОВЛЕНИЯ РУССКО-ГОРСКОЙ ТОРГОВЛИ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ В КОНЦЕ XVIII - НАЧАЛЕ XIX ВЕКА
Максим Сергеевич Ануфриенко
Пятигорский государственный университет, Пятигорск, Россия makoso@list.ru
Аннотация. Раскрываются особенности становления торговли в условиях Северного Кавказа, когда множество неблагоприятных обстоятельств затрудняло этот процесс. Помимо ландшафтных препятствий, мешавших прокладыванию в горных районах разветвлённой сети дорог, существенную опасность создавала эпидемиологическая угроза. Для пресечения распространения заразных заболеваний возводились карантинные линии, где приходилось выдерживать сроки изоляции, необходимые для выявления возможной инфекции. Средства, затрачиваемые на такие меры, а также потеря времени купцами сказывались на конечной цене товара, удорожая его. Для властей торговля являлась инструментом политического влияния на местные народы. Отсюда и желание монополизировать контакты между горцами и жителями приграничных с ними поселений. Такой подход мог влиять на номенклатуру предлагаемых товаров, определял эквивалент их стоимости, ограничивая использование денег в торговых операциях. Постепенно вырабатывалась модель взаимодействия на созданных торговых площадках (меновых дворах, соляных магазинах, ярмарках). Предпринимались усилия по недопущению конфликтов, а в случае их возникновения создавались механизмы урегулирования взаимных претензий. На смену натуральному обмену приходили товарно-денежные отношения.
Ключевые слова: торговля, обмен, эпидемия, карантин, товары, деньги, рынок, цена, купцы, империя, горцы
Для цитирования: Ануфриенко М.С. К истории становления русско-горской торговли на Северном Кавказе в конце XVIII - начале XIX века // Изв. вузов. Сев.-Кавк. регион. Обществ. науки. 2024. № 2. С. 36-44.
Статья опубликована на условиях лицензии Creative Commons Attribution 4.0 International (CC-BY 4.0). Original article
TO THE HISTORY OF THE FORMATION OF RUSSIAN-MOUNTAIN TRADE IN THE NORTH CAUCASUS AT THE END OF THE 18th - BEGINNING
OF THE 19th CENTURY
Maksim S. Anufrienko
Pyatigorsk State University, Pyatigorsk, Russia makoso@list.ru
Abstract. The article reveals the features of the formation of trade in the conditions of the North Caucasus, when many unfavorable circumstances complicated this process. In addition to the landscape obstacles that prevented the construction of an extensive network of roads in mountainous areas, the epidemiological threat posed a significant danger. To stop the spread of infectious diseases, quarantine lines were erected, where it was necessary to maintain the isolation periods necessary to detect a possible infection. The funds spent on such measures, as well as the loss of time by merchants, affected the final price of the goods, making them more expensive. For the authorities, trade was a tool of political influence over local peoples. Hence the desire to monopolize contacts between the mountaineers and residents of the settlements bordering them. This approach could influence the range of goods offered, determine the equivalent of their value, limiting the use of money in trade transactions. Gradually, a model of interaction was developed on the established trading plat-
© Ануфриенко М.С., 2024
ISSN 2687-0770 BULLETIN OF HIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2024. No. 2
forms (exchange yards, salt stores, fairs). Efforts were made to prevent conflicts, and if they occurred, mechanisms were created to resolve mutual claims. Commodity-money relations replaced natural exchange.
Keywords: trade, exchange, epidemic, quarantine, goods, money, market, price, merchants, empire, highlanders
For citation. Anufrienko M.S. To the History of the Formation of Russian-Mountain Trade in the North Caucasus at the End of the 18th - Beginning of the 19th Century. Bulletin of Higher Educational Institutions. North Caucasus Region. Social Science. 2024;(2):36-44. (In Russ.).
This is an open access article distributed under the terms of Creative Commons Attribution 4.0 International License (CC-BY 4.0).
Торговый обмен в условиях Северного Кавказа имел свои особенности. Это было связано как с географическими факторами, своеобразием хозяйственного уклада местных народов, их менталитетом, так и с политической ситуацией в крае. Привычные для европейской или ближневосточной традиции модели контактов здесь не могли быть реализованы в полном объёме и при определённой схожести их не повторяли.
К числу обстоятельств, диктующих особые способы ведения коммерческой деятельности в регионе, мы склонны отнести повышенную эпидемиологическую опасность. Каждый раз приходилось учитывать возможность распространения чумы, холеры и подобных заболеваний, эффективных методов борьбы с которыми в рассматриваемый период не существовало. Чаще всего они завозились с сопредельных территорий, и, как отмечали современники, тогда среди местных народов появлялись «прилипчивые горячки и самая чума, большею частию наносные из турецких пределов. Оспа естественная свирепствует не менее заразительных болезней...» [1, с. 148].
Последствия эпидемии ужасали. В начале XIX в. от чумы значительно сократилась численность кабардинцев. Приводятся данные, что в 1804 г. в Большой и Малой Кабарде совокупно насчитывалось около 45 тыс. дворов, а в 1807 г. их осталось не более 10 тыс. Безусловно, часть населения перебралась в другие земли из-за политической нестабильности, связанной с противостоянием с царской властью, но основные потери были вызваны именно болезнью [2, с. 117].
Единственным способом минимизировать такую угрозу было не допустить её проникновение дальше появившегося очага, а для этого следовало создать сеть карантинных застав и тщательно проверять приезжавших людей и подвергать обработке привозимые вещи. Естественно, что подобные ограничения не могли не сказаться на торговой активности, создав для неё пусть и необходимые, но обременительные препоны.
В Петербурге прекрасно осознавали те опасности, которым подвергается край, куда устремляются люди, прибывающие из мест, где пандемия случается с печальной регулярностью. Отсюда и самые широкие полномочия, получаемые местным начальством. Пытаясь нейтрализовать человеческий фактор, связанный с невыполнением отдельными военнослужащими и чиновниками своих обязательств, император Александр I весной 1817 г. повелел предоставить такие права главнокомандующему местными силами, какие давались во время войны. Это делалось исходя из желания «прекратить пагубные следствия, происходящие для жителей вверенного вам края от самовольного сообщения кордонной стражи с горскими народами, у коих существует чума» [3, с. 446-447].
Как и любой запрет, такие инструменты открывали возможности для коррупционных схем, и стремящиеся к барышам торговцы всегда находили возможность обойти подобные преграды. Между казаками и горцами поддерживались торговые связи в обход официального дозволения. Естественно, ни о каких карантинных предосторожностях речь идти не могла. Прекрасно понимал это и сам генерал А. П. Ермолов, которому и был адресован императорский указ. Он считал, что лишь удача оберегает российские поселения от заразы, так как весьма скептически оценивал эффективность системы карантинов [4, с. 302-303]. Но при этом сам генерал признавал, что в Персии, где аналогичные меры не практикуются, потери от болезни гораздо выше и экономическая жизнь в ряде районов вообще парализована. Ещё более мрачные сведения приходили из Индии, где, по слухам, потери достигли полутора миллионов человек [5, с. 387-388].
ISSN 2687-0770 BULLETIN OF HIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2024. No. 2
Даже не всегда эффективные способы борьбы с заразой были лучше полного игнорирования и самоустранения со стороны властей. Понимая все неудобства, создаваемые для торговцев, представители российской администрации тем не менее считали необходимым обрабатывать товары методом окуривания серой и соляной кислотой, что будто бы убивало носителей болезни [6, с. 205]. Но потенциального покупателя могли отпугнуть неприятные запахи, пропитавшие товар, и это настораживало негоциантов. А без разрешения карантинной службы они вообще не допускались к обмену. Ещё более радикальным методом пресечения болезни могло стать уничтожение товара, когда сжигали всё, «кроме железа, меди, дерева и кожи, ибо к оным вещам зараза пристать не может» [7, с. 259].
Обременительными были и сроки прохождения карантина. Далеко не все приезжавшие на линию готовы были в течение двух недель ожидать решения карантинного начальства. А это был необходимый, по мнению медиков, период, который позволял убедиться в отсутствии у человека заболевания. Правда, устанавливался он при наличии информации о болезни в горах. Если таковая отсутствовала, время проживания в карантине ограничивалось тремя сутками [8, с. 589].
Нами был выявлен случай, когда время нахождения в карантине вообще заняло 42 дня, и вынести подобные тяготы могли лишь профессиональные купцы [9, л. 6]. Обычные казаки, крестьяне и горцы, для которых торговля в хозяйственном укладе играла вспомогательную роль, столь длительный простой позволить себе не могли, вынужденно обращаясь к посреднику-перекупщику.
В карантинах на постоянной основе несли службу военно-медицинские чиновники. Кроме того, к заставам временно прикомандировывались медики из расквартированных рядом военных частей, но они привлекались лишь для окуривания товаров [8, с. 589].
Нужно отметить, что медикам нередко приходилось выполнять несвойственные их профессии задачи. Например, когда в феврале 1823 г. в Черноморию был отправлен штаб-лекарь Мильгаузен, он должен был не только осматривать карантинные заставы и меновые дворы для выявления их соответствия поставленным задачам, а также произвести инспекцию медицинской части, но и «выявить торговые связи казаков с горцами и характер торговли» [8, с. 587].
От работающих на карантинах чиновников требовали проявлять максимальное уважение к приезжавшим горцам, «оказывать доброхотство, соблюдать справедливость в удовлетворении их», чтобы не пропало желание заниматься торговлей [10, с. 52].
Таким образом, карантинные мероприятия были напрямую связаны с организацией торгового процесса. Он между тем, несмотря на имеющиеся трудности, развивался достаточно динамично, и заинтересованность в нём демонстрировало большинство населения. Ещё в 1780 г. в правительстве обсуждался вопрос об организации мест для торговли с кавказскими народами. Тогда выбор пал на Екатериноград, Георгиевск и Ставрополь, что в дальнейшем оказалось недостаточно для удовлетворения растущих потребностей не только горцев, но и русских [11, с. 263-264].
Ключевым экономическим центром на Северо-Восточном Кавказе оставался Кизляр, где сосредоточилась как местная, так и транзитная торговля, в которой наглядно проявлялись все выгоды хозяйственной кооперации, постепенно формирующейся в регионе [12, с. 215].
Помимо политических целей, о которых будет сказано отдельно, власти были заинтересованы в поставках продовольствия как для снабжения армии, так и для поддержания гражданского населения. У славянских новопоселенцев ещё не было должного опыта в ведении хозяйства в условиях северокавказского климата, и это создавало трудности как в хлебопашестве, так и разведении скота. Чтобы заинтересовать горцев привозить свои товары, их освобождали от пошлин и при продаже, и при покупке [13, с. 106]. Для них открывались возможности по свободному перемещению на контролируемых российскими войсками территориях с целью совершения торгового обмена.
Так, в октябре 1789 г. генерал-аншеф И. П. Салтыков получил указание «обитающим близь Кизляра горским и дагестанским жителям позволить ездить для торга в Кабарду по нашей стороне, не платя пошлин» [14, с. 84]. Отметим, что речь не шла исключительно о торговле с русскими поселенцами. Обмен мог производиться с любыми обществами, здесь проживающими,
ISSN 2687-0770 BULLETIN OF HIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2024. No. 2
которые также рассматривались как подданные империи. Появившаяся же в дальнейшем паспортная система стала реакцией на «хищничества», которые участились в пограничье и стали серьёзной помехой в налаживании доверительных отношений.
Энергично выстраивались меновые контакты и на Северо-Западном Кавказе. С 1795 г. здесь действовали три меновых двора, позволявших пополнять войсковую казну и дававших населению возможность приобретать необходимые в быту вещи и продовольствие [11, с. 264]. Среди предлагаемых товаров фигурировали «мерлушки (мех из шкуры ягнёнка. - М.А.), бурки, кожи разных зверей, всякий хлеб в зерне, мёд, воск, лес, овощь, военные орудия, и частию скот, лошадей и пленных людей» [2, с. 420].
Обратим внимание на последний пункт этого перечня. Первое время это была обыденная практика, не выходившая за рамки дозволенного. Благодаря появившимся пунктам обмена можно было спасти из неволи своих соотечественников, которые в противном случае вполне могли оказаться на невольничьих рынках Османской империи и навсегда сгинуть на чужбине.
В свою очередь местные племена охотно приобретали холст и соль. Последняя стала своеобразным мерилом стоимости на учреждённых меновых дворах. А. П. Берже ввёл в научный оборот документ, из которого можно узнать о существовавших расценках и соотношении товаров и соли, подлежащих обмену. Так, по данным на 1812 г., имелась «такса, по которой следует взимать на Овече-Бродском меновом дворе от заграничных народов за соль вместо денег, у коего из них не будет, продуктами»: за 1 пуд воска платили 20 руб. или выдавали 10 пудов соли; за пуд мёда - 8 руб. или 4 пуда соли, столько же - за пуд масла; за пуд сала - 6 руб. или 3 пуда соли; за строевой лес при длине бревна не менее 4 аршин и 6 вершков «в отрубе» - 75 коп. или 15 фунтов соли; доски длиною от 3 аршин, шириною не менее половины аршина и толщиной не менее одного вершка стоили 40 коп. или 8 фунтов соли. Оговаривалось, что это вес нетто, «без включения обёрток, тулухов (кожаные мешки, приспособленные для перевозки на лошади. -М.А.) и прочей посуды». Породы дерева принимались любые, кроме осины и тополя. При желании горцы могли покупать соль за деньги, по 2 руб. за пуд [15, с. 870].
Вопросами ценообразования занимался Сенат. Стоимость товаров колебалась в зависимости от расположения того или иного менового двора, возможности доставки соли, наличия у горцев нужных для продажи вещей и иных факторов. Разница была небольшой, обычно в пределах десяти копеек. Например, в Георгиевске в 1822 г. соль стоила 1 руб. 60 коп. за пуд, а в Кизляре 1 руб. 50 коп. за пуд. Дороже всего она обходилась покупателю в Ставрополе и Моздоке -1 руб. 70 коп. [16, л. 17].
Нередко можно встретить негативные оценки практики торговли солью, которая считалась инструментом шантажа и экономического давления на горцев. Не отрицая влияния политики на меновые процессы, отметим, что сами власти вкладывали совершенно иной смысл в организацию торгов при местных карантинах. Они отмечали, что далеко не все горцы имеют возможность выезжать за пределы региона и там продавать продукты своего труда. Между тем, чтобы не стать жертвой перекупщика, им было бы удобно самим реализовывать товар, а для этого и открывались торги, учреждаемые в пограничье [17, с. 45-46]. Добраться сюда было гораздо легче, и, кроме того, власти рассчитывали, что за горцами сохранится медицинский контроль, о необходимости которого говорилось выше [18, с. 835].
Не следует думать, что регламентация цен касалась исключительно горцев и только они подвергались дискриминационным мерам. Полученные в результате обмена товары казна затем перепродавала, и стоимость «по таксе на сии произведения» определялась «губернатором или начальником области» [19, л. 12].
К сожалению, нам не удалось выявить информацию, которая позволила бы определить себестоимость добычи соли и логистические расходы на доставку её к месту торговли. В эпохальном труде советских кавказоведов, выпущенном в конце 80-х гг. ХХ в. и ставшем итогом усилий учёных, посвящённом прошлому региона, утверждается, что до появления меновых дворов стоимость воза соли была 1 руб. 50 коп. серебром [20, с. 80]. Ссылка на источник в тексте отсутствует, и проверить корректность факта не представляется возможным. Скорее всего, впервые эту информацию озвучил Т.Х. Кумыков в 1962 г., сославшись на Центральный государ-
ISSN 2687-0770 BULLETIN OF HIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2024. No. 2
ственный военно-исторический архив (ныне Российский государственный военно-исторический архив), но сделано это не в виде цитаты, а в форме авторского вывода [21, с. 29].
Не удалось выяснить, была ли это оптовая цена и зависела ли она от объёмов приобретаемой соли. Судя по всему, речь шла о самостоятельной добыче минерала, и оплачивалось лишь право на его добычу. Как долго существовала такая практика, была ли она связана с попыткой привлечь горцев на свою сторону подобными экономическими преференциями из текста понять нельзя. Обращает на себя внимание пояснение, что продолжалось это «до установления карантинных ограничений», т.е. короткий срок и, вероятнее всего, для достижения политического результата [21, с. 28].
Следует признать, что, без сомнения, фундированные исследования данного периода отличались значительной политизацией вопроса. Одна из задач - продемонстрировать ущербность царской политики в крае, её стремление сосредоточиться исключительно на эксплуатации горского населения. Вместе с тем распоряжения властей не соответствуют такой прямолинейной трактовке. Безусловно, казённый интерес присутствовал и заставлял изыскивать возможности зарабатывать средства, которые в конечном итоге шли на благоустройство края. Но наделять такую, вполне разумную практику исключительно негативными чертами считаем неверным.
Опять же авторы отмечают увеличение масштабов торгового обмена, что при отсутствии выгоды и необоснованном завышении стоимости соли вряд ли бы могло произойти [20, с. 80]. Только за один 1811 г. на Прохладненском меновом дворе соли было продано на 15 458 руб. [21, с. 30]. Обратим внимание на ещё один немаловажный нюанс. Русское население в Кавказской области также платило за пуд соли 1 руб. 50 коп. или 1 руб. 60 коп., и ни о какой дискриминации горцев в данном случае речь не шла [21, с. 33]. Если местные власти завышали цены на отпуск соли, их действия вызывали реакцию столицы, и стоимость вновь сокращалась [21, с. 34]. Известны случаи, когда императорским указом стоимость соли для русских гарнизонов и горцев устанавливалась в равной величине [22, с. 681-683].
Накопленный к концу первого десятилетия XIX в. опыт лёг в основу программы, разработанной генералом А. П. Тормасовым и ставшей основой торговой практики в крае на последующие годы. Он достаточно подробно регламентировал процесс обмена и учитывал самые разные обстоятельства, сложившиеся в разных частях Кавказской линии. Примечательно, что царская администрация исходила из этнической карты региона и определяла, для какого народа открывается тот или иной меновой двор [19, л. 4].
Это не означало запрет приезжать туда и другим торговцам. Но принимая во внимание возможные трудности с переводом местных языков на русский, традиции в обращении и переговорах, особенности социальных отношений и другие нюансы, отдельно оговаривали, что в селении Прохладном будут представлены преимущественно кабардинские купцы, в Наур приедут чеченцы, в Прочный Окоп и Усть-Лабу - закубанцы и т.п. Всего предполагалось иметь шесть дворов и четыре соляных магазина [20, с. 79].
Царская администрация брала на себя труд заготовить хлеб для продажи горцам. Это могли делать желающие и в частном порядке, но существовало опасение дефицита и превалирования спроса над предложением. Отсюда стремление решить заранее возможную проблему, используя для этого административный ресурс. В частности, предполагалось «о привозе желающими продать хлеб к предназначенным пунктам сделать публикации по Кавказской губернии» [18, с. 925]. Соответствующие указания получал Кавказский гражданский губернатор, чьи «благонадёжные чиновники» покупали у производителя зерно и сами доставляли его к меновым дворам. Естественно, что подобные затраты должны были хотя бы отчасти компенсироваться, и этот аспект необходимо учитывать, давая оценку стоимости товара, реализуемого казной.
Рассуждающие о пользе мирных связей близкие к императору сановники призывали учитывать горские интересы, справедливо отмечая, «чтобы выгода, если мы допускаем её, была бы взаимная; надо, чтобы кавказец находил для себя столько же пользы принадлежать нам, сколько и мы в его удержании. Достигнуть этого можно одною торговлею» [23, с. 211]. Но ведь и интересы русской стороны не должны игнорироваться, тем более что правительство рассчитывало в дальнейшем сделать ставку на частную инициативу в вопросе налаживания торговых контактов.
ISSN 2687-0770 BULLETIN OF HIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2024. No. 2
Ещё одной специфичной чертой местной торговли была гибкая модель урегулирования споров между сторонами торговых отношений. В случае обмана, ссоры и иного происшествия русские подданные должны нести наказание по решению государственных судебных органов, а горцы - на основании собственных обычаев. А. П. Тормасов прекрасно понимал, что, будучи формальными подданными империи, местные общества регламентировали свою жизнь по собственной традиции, и попытки повлиять на это с помощью навязывания чуждой воли могли лишь оттолкнуть горцев от России. Поэтому и практиковалась двойная система наказания, а чтобы соблюсти паритет интересов, предполагалось «разбирательство в спорах предоставить посредникам с обеих сторон, которого сами изберут» [18, с. 925].
Весьма дотошно проговаривались меры безопасности, связанные с опасением заразиться при общении продавца и покупателя друг с другом. Понимая, что, не осмотрев интересующий его товар, человек не примет решения приобретать его или нет, власти свели непосредственные переговоры к минимуму. Обе стороны находились за специальными ограждениями, где, не касаясь представленных вещей, визуально определяли их качество. Приняв решение произвести мену и получив покупку, её отдавали на обработку в карантин. Отдельно оговаривался осмотр скота, который также подвергался медицинскому освидетельствованию [18, с. 926].
Можно сетовать на бюрократизм и неповоротливость государственной системы, но, помня о реальной угрозе распространения эпидемии, следует признать оправданность предпринятых ограничительных мер. Этот фактор также необходимо учитывать, давая оценку стоимости предлагаемых казной товаров. Поддержание карантинов в рабочем состоянии, оплата труда медиков приводили к удорожанию отпускаемых горцам соли и зерна.
Дополняли меновые дворы и соляные магазины ярмарки, проводимые на регулярной основе. К их началу съезжались все желающие принять участие в обмене и после карантинного очищения свободно обменивались между собой привезёнными товарами. Понимая, что сосредоточение такого количества материальных ценностей может спровоцировать набег «хищников», власти со своей стороны обеспечивали безопасность торговцев, присылая на ярмарку воинские отряды [18, с. 927].
Полученный результат внушал оптимизм. Даже допуская желание преувеличить свои достижения в глазах начальства, А. П. Тормасов рисовал весьма впечатляющую картину всеобщего удовлетворения от результатов торговых связей. По его словам, «меновые торги с горскими народами на линии Кавказской в назначенных пунктах действие своё восприяли». И русские, и горцы охотно повезли товары «на промен». На одном только Прохладненском дворе часто можно было видеть большое стечение торговцев, которые «... взаимно выменивают хлеб, лес, арбы, мед, воск и другие необходимые изделия при дружественном и искреннем с обеих сторон обхождении и обоюдной доверенности» [18, с. 928]. Любопытно, что в этом отчёте нет конкретных цифр от полученной выгоды. Акцент делается именно на социокультурные и политические достижения, которые, очевидно, больше всего интересовали Петербург.
В пользу меновых дворов говорит тот факт, что известны случаи, когда сами горцы просили российскую администрацию учредить их на своих землях. Например, абадзехи, считавшиеся «немирным» племенем, соглашались за свои средства содержать его для реализации леса в обмен на русскую соль. Они брали на себя гарантии безопасности, обещая прилагать все усилия, чтобы не допустить на своей земле злонамеренных предприятий против России [11, с. 267].
В качестве примера ущемления интересов автохтонных народов со стороны царской администрации нередко приводят ограничение на вывоз монет из золота и серебра. Империя действительно старалась не допустить потерю драгоценного металла, в котором ощущался дефицит. Но насколько это обременяло горцев и настолько ли они нуждались в деньгах как эквиваленте стоимости товара? Судя по тому, как описывал процесс торговли И. Д. Попко, потребность в них была невелика и явно уступала привычному и понятному для горцев обмену одной вещи на другую. Говоря о черкесах, он отмечал, что они старались запастись материей, посудой, различными бытовыми предметами, причём, оценивая их, исходили не из стоимости монеты, а именно из стоимости самого товара. В весьма непривычной схеме переговоров деньги могли дать приблизительное понимание стоимости, но затем всё решала субъективная оценка полезности предлагаемого продукта [24, с. 78]. При таком подходе попытка навязать местным
ISSN 2687-0770 BULLETIN OF HIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2024. No. 2
народам денежные расчёты могла оттолкнуть их от торговой практики, и существующие в рассматриваемый период правила обмена вполне устраивали обе стороны экономического взаимодействия.
По мере развития товарно-денежных отношений деньги всё шире стали проникать в горскую среду и их использование возросло [11, с. 269]. Такой способ расчёта не встречал противодействия со стороны властей. Нарекание вызывала косность чиновников, не успевавших подстраиваться под меняющуюся конъюнктуру рынка.
Развитие торговли в условиях Северного Кавказа потребовало значительной предварительной подготовки. Повышенный риск распространения эпидемий заставлял власти создавать многочисленные карантинные заставы, которые уменьшали опасность болезни, но осложняли коммерческие связи, ограничивали мобильность негоциантов. Одной из попыток минимизировать такие неудобства стало учреждение меновых дворов. Власти регламентировали процесс торговых контактов, вводили ограничения на продукцию, которую можно было использовать в военных целях, запрещали покупать у горцев их вещи за металлическую монету, но при этом готовы были снизить цены на соль, в которой остро нуждалось местное население.
Если первое время такой подход себя оправдывал, то в дальнейшем горцы предпочитали приобретать нужные товары без вмешательства государственных структур, в том числе и методом контрабанды.
Список источников
1. Броневский С. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. Репринт. изд. М.: Тип. С. Селивановского, 1823. 386 с.
2. Дебу И. О Кавказской линии и присоединённом к ней Черноморском войске, или Общие замечания о поселённых полках, ограждающих Кавказскую линию, и о соседственных горских народах. С 1816 по 1826 год. СПб.: Тип. К. Крайя, 1829. 464 с.
3. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией / под ред. А.П. Берже. Тифлис: Тип. Главного управления наместника кавказского, 1875. Т.У1, ч. 2. 950 с.
4. Записки А.П. Ермолова 1798-1826 / сост., подготовка текста, вступ. ст., коммент. В.А. Федорова. М.: Высшая школа, 1991. 463 с.
5. Бумаги графа Арсения Андреевича Закревского / под ред. Н. Дубровина // Сборник Императорского русского исторического общества. СПб.: Тип. И.Н. Скороходова, 1890. Т. 73. 616 с.
6. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией / под ред. А.П. Берже. Тифлис: Тип. Главного управления наместника кавказского, 1874. Т. VI, ч. I. 941 с.
7. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией / под ред. А.П. Берже. Тифлис: Тип. Главного управления наместника кавказского, 1868. Т. II. 1238 с.
8. Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска: в 2 т. Т. 2 : История войны казаков с закубанскими горцами. Екатеринодар, 1913. 880 с.
9. Государственный архив Ставропольского края (ГАСК). Ф. 22. Оп. 1. Д. 9.
10. Русско-адыгейские торговые связи 1793-1860 гг. : сб. док. / сост. А.О. Хоретлев, Т.Д. Алферова. Майкоп: Адыгейское кн. изд-во, 1957. 180 с.
11. Чекменев С.А. Социально-экономическое развитие Ставрополья и Кубани в конце XVIII и в первой половине XIX века. Пятигорск: ПГУ, 2022. 368 с.
12. Гарунова Н.Н. Российские города-крепости в контексте политики России на Северо-Восточном Кавказе в XVIII - первой половине XIX в.: проблемы политической, экономической и культурной интеграции. Махачкала, 2007. 275 с.
13. Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа, с 1722 по 1803 год / сост. Л. Броссе. СПб.: Тип. Имп. акад. наук, 1869. Ч. III. 621 с.
14. Полное собрание законов Российской империи с 1649 года (1ПСЗ). Т. 23 : С 1789 по ноябрь 1796. СПб.: Тип. II отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, 1830. 974 с.
15. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией / под ред. А.П. Берже. Тифлис: Тип. Главного управления наместника кавказского, 1873. Т. V. 1170 с.
16. ГАСК. Ф. 444. Оп. 1. Д. 1.
17. Наш край (Документы, материалы. 1777-1917 гг.). Ставрополь: Кн. изд-во, 1977. 424 с.
18. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией / под ред. А.П. Берже. Тифлис: Тип. Главного управления наместника кавказского, 1870. Т. IV. 1113 с.
19. ГАСК. Ф. 444. Оп. 1. Д. 52.
ISSN 2687-0770 BULLETIN OF HIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2024. No. 2
20. История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. - 1917 г.) / отв. ред. А.Л. Нарочницкий. М.: Наука, 1988. 659 с.
21. Кумыков Т.Х. Вовлечение Северного Кавказа во всероссийский рынок в XIX в. (По материалам Кабардино-Балкарии, Северной Осетии и Чечено-Ингушетии). Нальчик: Кабардино-Балкарское кн. изд-во, 1962. 200 с.
22. 2ПСЗ. СПб.: Тип. II отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, 1831. Т. 5. Отд. I. 1115 с.
23. «Надо, чтобы кавказец находил для себя столько же пользы принадлежать нам, сколько и мы в его удержании». Князь Г.Г. Гагарин о политике России на Кавказе. 1844 г. / Публ. подгот. С.В. Солдатов и А.Л. Худобородов // Исторический архив. 2004. № 1. С. 208-214.
24. Попко И.Д. Черноморские казаки в их гражданском и военном быту: очерки края, общества, вооруженной силы и службы : в 2 ч. Краснодар: Советская Кубань, 1998. 192 с.
References
1. Bronevsky S. The latest geographical and historical news about the Caucasus. Reprint edition. Moscow, S. Selivanovsky Printing House, 1823. 386 p. (In Russ.).
2. Debu I. About the Caucasian line and the Black Sea army attached to it, or general comments about the settled regiments protecting the Caucasian line, and about the neighboring mountain peoples. From 1816 to 1826. St. Petersburg: K. Kray Printing House; 1829. 464 p. (In Russ.).
3. Berger A.P., ed. Acts collected by the Caucasian Archaeographic Commission. Tiflis: Printing House of the Main Directorate of the Governor of the Caucasus; 1875, vol. 6, part 2. 950 p. (In Russ.).
4. Fedorov V.A., comp. Notes of A.P. Ermolova 1798-1826. Moscow: Vysshaya shkola Publ.; 1991. 463 p. (In Russ.).
5. Dubrovin N., ed. Papers of count Arseny Andreevich Zakrevsky. Collection of the Imperial Russian Historical Society. St. Petersburg: I.N. Skorokhodov Printing House; 1890, vol. 73. 616 p. (In Russ.).
6. Berger A.P., ed. Acts collected by the Caucasian Archaeographic Commission. Tiflis: Printing House of the Main Directorate of the Governor of the Caucasus; 1875, vol. 6, part 1. 941 p. (In Russ.).
7. Berger A.P., ed. Acts collected by the Caucasian Archaeographic Commission. Tiflis: Printing House of the Main Directorate of the Governor of the Caucasus; 1875, vol. 2. 1238 p. (In Russ.).
8. Shcherbina F.A. History of the Kuban Cossack Army. In 2 vols. Vol. 2: The history of the war between the Cossacks and the Trans-Kuban highlanders. Ekaterinodar, 1913. 880 p. (In Russ.).
9. State Archive of the Stavropol Territory (SAST). Fund 22. In. 1. File 9. (In Russ.).
10. Khoretlev A.O., Alferova T.D., comp. Russian-Adyghe trade relations 1793-1860. Collection of documents. Maykop: Adyghe Book Publishing House; 1957. 180 p. (In Russ.).
11. Chekmenev S.A. Socio-economic development of Stavropol and Kuban at the end of the 18th and first half of the 19th century. Pyatigorsk: PSU Press; 2022. 368 p. (In Russ.).
12. Garunova N.N. Russian fortified cities in the context of Russian policy in the North-East Caucasus in the 18th - first half of the 19th century: problems of political, economic, and cultural integration. Makhachkala, 2007. 275 p. (In Russ.).
13. Butkov P.G. Materials for the new history of the Caucasus, from 1722 to 1803. Compiled by L. Brosse. St. Petersburg: Printing House of the Imperial Academy of Sciences; 1869, part 3. 621 p. (In Russ.).
14. Complete collection of laws of the Russian Empire since 1649. The first collection (Hereinafter - 1CCL). Vol. 23: From 1789 to November 1796. St. Petersburg: Printing House of the Second Branch of His Imperial Majesty's Own Chancellery; 1830. 974 p. (In Russ.).
15. Berger A.P., ed. Acts collected by the Caucasian Archaeographic Commission. Tiflis: Printing House of the Main Directorate of the Governor of the Caucasus; 1873, vol. 5. 1170 p. (In Russ.).
16. SAST. Fund 444. In. 1. File 1. (In Russ.).
17. Our land (Documents, materials. 1777-1917). Stavropol: Book Publishing House; 1977. 424 p. (In Russ.).
18. Berger A.P., ed. Acts collected by the Caucasian Archaeographic Commission. Tiflis: Printing House of the Main Directorate of the Governor of the Caucasus; 1870, vol. 4. 1113 p. (In Russ.).
19. SAST. Fund 444. In. 1. File 52. (In Russ.).
20. Narochnitsky A.L., ed. History of the peoples of the North Caucasus (end of the 18th century - 1917). Moscow: Nauka Publ.; 1988. 659 p. (In Russ.).
21. Kumykov T.Kh. Involvement of the North Caucasus in the All-Russian market in the 19th century. (Based on materials from Kabardino-Balkaria, North Ossetia, and Checheno-Ingushetia). Nalchik: Kabardino-Balkarian Book Publishing House; 1962. 200 p. (In Russ.).
22. 2CCL. St. Petersburg: Printing House of the Second Branch of His Imperial Majesty's Own Chancellery; 1831. Vol. 5, dep. 1. 1115 p. (In Russ.).
ISSN 2687-0770 BULLETIN OF HIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2024. No. 2
23. Soldatov S.V., Khudoborodov A.L., publ. "It is necessary for a Caucasian to find as much benefit for himself in belonging to us as we do in keeping him." Prince G.G. Gagarin on Russian policy in the Caucasus. 1844. Istoricheskii arkhiv = Historical Archive. 2004;(1):208-214. (In Russ.).
24. Popko I.D. Black Sea Cossacks in their civil and military life: essays on the region, society, armed forces, and service. In 2 parts. Krasnodar: Sovetskaya Kuban' Publ.; 1998. 192 p. (In Russ.).
Информация об авторе
М.С. Ануфриенко - аспирант кафедры исторических и социально-философских дисциплин, востоковедения и теологии.
Information about the author
M.S. Anufrienko - Postgraduate Student of the Department of Historical and Social-Philosophical Disciplines, Oriental Studies and Theology.
Статья поступила в редакцию 10.04.2024; одобрена после рецензирования 17.04.2024; принята к публикации 29.05.2024. The article was submitted 10.04.2024; approved after reviewing 17.04.2024; accepted for publication 29.05.2024.
