CC BY
33
УДК 94 (470.6) "17"
Ю. Ю. Гранкин
РЕГИОНАЛЬНАЯ СПЕЦИФИКА ТОРГОВОЙ ПОЛИТИКИ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ В XVIII в.: ЭКОНОМИЧЕСКИЕ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ
В статье анализируются шаги российской власти, направленные на развитие торговли в условиях Северного Кавказа. Показаны исторические обстоятельства постепенного вовлечения местных народов в экономическое пространство империи. Даётся оценка политических факторов, которые затрудняли данный процесс. Показаны механизмы, с помощью которых российская администрация стремилась заинтересовать купцов принимать участие в хозяйственном освоении региона. Анализируются особенности
товаров, которые доминировали на местном рынке. Выясняется, как политические интересы способствовали поощрению торговых операций либо наоборот - ограничивали их. Показано, как сосуществовали легальные способы организации торговых контактов и неофициальные методы выстраивания обмена, основанные на контрабанде.
Ключевые слова: Торговля, купцы, товар, горцы, карантин, статистика, набеги, ярмарки.
Yu. Yu. Grankin
REGIONAL PECULIARITIES OF THE RUSSIAN EMPIRE TRADE POLICY IN THE NORTH CAUCASUS IN THE XVIII CENTURY: ECONOMIC AND POLITICAL ASPECTS
The article analyzes the activity of the Russian State authority aimed at trade development in the conditions of the North Caucasus. The historical circumstances of gradual involvement of local peoples in the economic sphere of the Empire are shown. The political factors, which hampered the process, were assessed. The mechanisms of the Russian authority, trying to involve merchants in the economic
development of the region, where retraced. The features of goods, dominated at the local market, were analyzed. The article clears up political interests promoted trade relations or on the contrary-limited them. It is shown that legal trade contacts and informal methods of exchange based on smuggle took place.
Key words: Trade, merchants, goods, mountaineers, quarantine, statistics, raids, fairs.
В политической и экономической жизни Российской империи XVIII в. торговые связи были одной из значимых составляющих. Продолжая реализовывать программу по интеграции северокавказских территорий в общеимперское пространство, власти использовали все возможные средства для вовлечения местных жителей в различные общественные сферы, и торговля была одним из эффективных инструментов на пути к намеченной цели.
В период правления Петра I Россия интенсивно расширяла экономические связи с государствами Европы и Азии, что, например,
не только дало толчок развитию текстильного производства, но и потребовало стабильного внутреннего снабжения его таким сырьём, как хлопок, грежа (шёлк-сырец), марена. Привлечение поставщиков такого сырья из северокавказского региона служило перспективным целям повышения эффективности производства и получения выгоды [16, с. 31]. Кроме этого, экономическое внимание к Северному Кавказу обусловлено ещё и тем, что здесь проходили транзитные пути в Персию, и местные жители рассматривались как потенциальные потребители российских товаров.
Персидский, или Каспийский поход был задуман в том числе для реализации этих амбициозных замыслов, однако они не были претворены в жизнь - для России петровского времени проект оказался слишком грандиозным по своему масштабу и требуемым расходам, поэтому последующие правители были вынуждены от него отказаться, но, тем не менее, удерживали свои позиции на Северном Кавказе [22, с. 81].
Видный государственный деятель В. Н. Татищев выступал за возобновление торговых связей на Каспии и предлагал предоставлять особые налоговые условия для купцов, предвидя будущие экономические прибыли для государства [5, с. 160-161]. Начинать приходилось не с нуля - основанные здесь города-крепости послужили для российских торговцев надежными аванпостами.
Одним из крупных поселений была крепость Терки, где уже в начале XVIII в. была налажена торговля русскими товарами (принадлежности для швейного дела, ткани, одежда и головные уборы, медная утварь и др.), предназначенными для жителей Тарковского шамхальства, Кайтагского уцмийства, Кабарды. Военные подразделения Терской крепости и горожане, помимо поставок зерна из Астрахани, получали и местный хлеб, который завозили торговцы из Дагестана [23, с. 11]. Кроме хлеба, закупали фрукты, мёд, орехи. Молочную и мясную продукцию реа-лизовывали номады и другие кочевые народы, а рыбой торговали казаки.
Таким образом, город-крепость Терки стал на долгое время для России опорой в восточном направлении развития торговых связей. Во-первых, через него пролегал длинный торговый маршрут, связывающий империю с Дагестаном, Чечнёй, Осетией, Кабардой, государствами Закавказья, Ираном, Индией и Китаем. Во-вторых, неподалёку в Астрахани сходились морской (через Каспий) и сухопутный (вдоль побережья) торговые пути, благодаря которым торговля велась круглогодично, независимо от погодных условий. Данное направление было освоено торговцами достаточно давно, но стабильно и интенсивно его стали использовать после образования Терского города [5, с. 165]. Исследователи отмечают, что в отдельные периоды торговый оборот в Терках превосходил даже рынок Дербента [15, с. 52].
Доходы города формировались за счет предприимчивости местных жителей, купцов, ремесленников и успешно организованной транзитной торговли. Пёстрый этнический состав населения свидетельствовал о том, что власти сумели создать привлекательные условия для торговли, организации быта и занятия ремёслами, поэтому жители напрямую связывали с Россией своё материальное благосостояние, постепенно включаясь в её экономическое, политическое и культурное пространство.
Активное ведение торговли позволило местным феодалам заниматься престижной деятельностью во благо казне - сбором налогов на таможне. Так в XVII в., это право заслужил кабардинский князь Каспулат Муца-лович Черкасский [19, с. 365]. Такой подход иллюстрирует позицию российских властей, стремившихся упрочить своё политическое и экономическое положение в регионе, опираясь на верных, лояльных представителей из местных элит.
Как центр ремесленного дела Терский город активно вёл внутреннюю и внешнюю торговлю. Стабилен был спрос, например, на оружие, производимое как московскими переселенцами, так и местными мастерами. Значимой частью экспорта для регионального рынка стала марена, корни которой использовались в качестве сырья для изготовления красителя. Кроме этого, благодаря удобному положению город зарабатывал на транзитной торговле. Так, от одних таможенных сборов с 1720 по 1723 гг. был получен доход в 1149 руб. [5, с. 165].
В деле налаживания торговых связей со странами Востока и северокавказскими жителями российские власти опирались на посредничество деятельных армянских купцов, оказывая им покровительство и акцентируя внимание на конфессиональной близости. Таким образом, выступая в качестве подданных российского императора, торговцы могли вести дела в русских городах, улучшая своё благосостояние. Также они могли выступать посредниками между русской стороной и «немирными» горцами, показывая последним позитивный пример занятия мирным делом [3, с. 87]. Так, из 44 партий товаров, отправленных на терский рынок с 1718 по 1726 гг., 19 принадлежало армянским купцам. Кроме них торговлей были заняты бухарцы, дагестанские горцы, гилянцы, индусы.
После упразднения Терок жителей переселили в крепость Святой Крест, а благоприятный опыт взаимодействия с автохтонным населением был использован на новом месте. Укрепление стало не только пунктом транзита на пути караванов, но и оживленным рынком, где наиболее востребованные товары продавались без пошлин по решению Сената [26, с. 295].
Благодаря активизации торговых связей улучшилось и стало более разнообразным снабжение русской армии продовольствием. Его завозили теперь не только из Астрахани, но и в частном порядке от дагестанских производителей [6, с. 168].
Торговая деятельность в крепости была ориентирована на местных потребителей [20, с. 25], жителей горных селений Северо-Восточного Кавказа, но через посредников товары поступали и в районы, относящиеся к сфере влияния Османской империи.
Покровительство и защиту в крепости получали не только армяне, но и единоверцы-грузины, приезжавшие по торговым делам и остававшиеся в ней жить [4, с. 76-78].
После упразднения города новым центром ремёсел и коммерции на Кавказе с 1735 г. стал Кизляр, унаследовавший обычаи русско-северокавказской торговли Терок и Святого Креста. Город вырос на древнем пути, которым пользовались торговцы со странами Востока и Европы. Национальная пестрота населения Кизляра объяснялась тем, что в городе были созданы благоприятные условия для деятельности купцов, ведших дела в восточном направлении, и в целом неконфликтная обстановка для представителей разных этносов. Были устроены постоялые дворы для приезжих торговцев, стали работать три крупных рынка, именуемые армянским, русским и татарским [2, с. 83]. Их услугами активно пользовались жители аулов, располагавшихся в пределах до 200 вёрст от Кизляра, а также кочевники. Деятельность армянских торговцев стала необычайно успешной, что подтвердило расчёты Петра Великого, в своё оказывавшего им поддержку.
К сожалению, многие сведения в силу разных обстоятельств оказались утраченными, но даже те статистические данные, которыми располагают современные учёные, позволяют восстановить масштабы и специализацию товарооборота кизлярского рынка.
Северо-Восточный Кавказ снабжал Россию мареной, мехом и кожей животных, тканями и предметами одежды, местными пищевыми продуктами - сухофруктами и пастилой, вином, медом и патокой. Так, в 1746 г. из Кизляра в Астрахань было отправлено 48 партий товара, оценённых в 7758 руб. Персия ввозила через город в Россию ткани и изделия из них, медные товары и многое другое. Значительный доход по-прежнему предоставляли экспортные поставки марены. Например, в 1746 году Кизляр поставил в Астрахань 18 партий (что составило 2008 пудов марены стоимостью 5014 руб.). В процентном же выражении прибыли от вывоза товаров это было 64 % [5, с. 177].
Ассортимент товаров из России для жителей Северо-Восточного Кавказа был подобран так, чтобы не было конкуренции с аналогами, завозимыми из-за границы. В основном это были предметы повседневной необходимости - швейные принадлежности, ножницы, сундуки, ткани из хлопка, кухонная утварь и др. Несмотря на то, что реализация этих товаров не приносила высоких доходов, они имели постоянный и прогнозируемый спрос. Таким образом, взаимовыгодные торговые отношения формировали пророссийскую направленность местного населения, становившегося вполне благонадёжным партнёром как в экономической, так и в политической сфере.
Очевидно, что основной целью организации русско-горского торгового взаимодействия была не коммерческая выгода, а достижение долговременных политических результатов, - именно об этом говорят действия официальных властей. Так, на таможне для купцов-северокавказцев, которые желали торговать на рынках империи, были отменены пошлины и применялись различные льготы [18, с. 132-137]. И, конечно, запрет на посещение торговых мест для «немирных» горцев, говорил о доминанте политического расчета над экономическими интересами [27, с. 86]. Так, эти меры коснулись чеченцев, разгневавших императрицу Елизавету Петровну своими набегами на русские земли и вставших перед необходимостью просить о предоставлении им возможности вернуться для торговых дел в российские города.
Следует признать, что наличие казнокрадства и мздоимства зачастую искажали те вы-
сокие замыслы по развитию торговых взаимоотношений, которыми руководствовалось правительство. Тем не менее, русско-горские коммерческие связи продолжали эволюционировать, а торговцы способствовали установлению мирного порядка в ведении дел и неконфликтному объединению населения региона, что было первостепенной задачей для российских властей [17, с. 38].
Чтобы содействовать дальнейшему развитию коммерции и приобщению горцев к мирной жизни в империи, в 1780 г. Екатерина II приказала организовать еще три места для ведения меновой торговли в Ставрополе, Екатеринограде и Георгиевске. Возраставший товарооборот делал его участников зависимыми друг от друга, что позволяло им ощутить все положительные стороны мирной деятельности. Так как наличных денег было немного, торговля носила меновый характер, и жители, направляясь на рынок, брали с собой небольшие партии товаров, пользовавшихся стабильным спросом. Например, казаки обменивали холст и рыбу у горцев на необходимое для себя продовольствие - зерно, муку и т.д. [24, с. 172].
Сложности создавали контрабандисты и купцы, не желавшие платить пошлины на кизлярской таможне [25, с. 221]. Однако, проводя свои караваны мимо заставы, торговцы подвергали себя риску нападения со стороны набежчиков. Со стороны властей действия были непоследовательными - то объявлялись запретительные меры, то наоборот объявлялись льготы, менялись перечни неразрешенных к ввозу и вывозу товаров [21, с. 30]. Для того чтобы стимулировать повышение торгового оборота, с 1771 г. пошлину стали оплачивать покупатели [14, с. 105].
С 1795 г. в Екатеринодаре также стали открывать меновые дворы, что давало возможность прибывшим на Кубань казакам-черноморцам запасаться необходимым продовольствием, осуществляя торговый обмен с закубанцами. В самом Екатерино-даре преимущественно торговали с бжеду-гами, на Ольгинском кордоне - с натухайца-ми, а на Андреевском кордоне - с шапсугами [9]. Предметом обмена становился хлеб, для кавказцев же ценность представляла соль. Согласно архивным данным, к концу XVIII в. стоимость мерки соли составляла две мерки зерна [10]. Так благодаря взаимовыгодно-
му сотрудничеству и «ласковому обхождению» [8] с горцами-поставщиками была налажена деятельность торговых пунктов на Северо-Западном Кавказе. Определённые трудности в работе меновых дворов создала эпидемия чумы, потому на них проводились карантинные мероприятия с использованием химреактивов, свойственные уровню развития медицинской науки того времени [11].
В результате того, что российские власти старались взять монополию на работу меновых дворов в свои руки, предпринимателям сложно было влиять на оборот товаров, а также на их ассортимент. Причиной этого была попытка сделать соль эквивалентом стоимости в расчетах с горцами, но такая «унификация» сужала перспективы для выгодной торговли, ведь закубанцы проявляли интерес и к другим видам товаров. Также для черкесов предпочтителен был расчет в наличных деньгах, например, в турецких монетах, а российских денег в обороте у горцев было немного. В сложившейся тупиковой ситуации было трудно найти выход, и решением для казаков и горцев стала нелегальная торговая деятельность.
Как и на Северо-Восточном Кавказе, власти вели работу по пресечению незаконной торговли и контрабанды, но, по-видимому, она имела демонстративный характер и не могла изменить ситуацию в корне. Не следует упускать из внимания, что большой выгоды для казны торговля не приносила и выполняла роль политического инструмента в налаживании взаимодействия с горцами. Об этом свидетельствуют, например, наблюдения кавказоведа С.М. Броневского, писавшего о том, что суммарно стоимость товаров, завезённых в Россию через два таможенных пунктах в Усть-Лабинской и в Прочном Окопе, не превышает за год 10 000 руб.; доход же от вывоза товаров еще меньше. Если брать в расчёт рынок Моздока, где нет таможни, а также 4 меновых двора Кубани, то общий оборот средств с черкесами насчитывает до 30 000 руб. в год. Здесь не учитывается торговля лошадьми (для покупателей пошлины сняты) и солью, т.к. это особая статья. Но если суммировать и эти торговые позиции и добавить доходы от контрабанды, то «можно кажется сию сумму утроить или круглым счетом положить до 100000 рублей». Далее исследователь отмечает факт «маловажно-
сти торговли с черкесами», чему причинами не только малое количество наличных денег, штучный товар для реализации, произведенный ремесленниками, но и общественные «предрассудки», которые оценивают торговое дело как нечто постыдное, как признак нужды [1, с. 144-145].
С. М. Броневский прав лишь отчасти; несмотря на то, что масштабы русско-северокавказской торговли были не столь внушительны, она была важна для горских племён, так как обеспечивала их потребности в российских товарах и давала возможность реализации собственной продукции. Неслучайно для местной администрации торговая блокада была одной из актуальных мер воздействия на «немирные» общества, которые от такого ограничения терпели тяготы [14, с. 110].
Скудость ассортимента меновых дворов восполняли ярмарки, которые старались проводить регулярно. Так, с 1794 г. в Екате-ринодаре организовывали сезонные торги
четыре раза в год: в марте, июне, августе и октябре [13].
Постепенно проникаясь русскими культурными традициями, северокавказцы изменяли своё отношение ко многим явлениям, в частности и к торговле. Ею стали заниматься представители горской элиты, развивавшие, например, торговые перевозки в достаточно крупных масштабах по местным критериям [12].
Конечно, в самом начале русским торговцам было сложно вписаться в региональную рыночную среду, т.к. приходилось учитывать фактор конкуренции со стороны более опытных предпринимателей-османов, предлагавших более выгодные цены на горскую продукцию [7]. Постепенно оттесняя турок с кавказской территории, российская администрация использует фактор политического превосходства для управления другими сферами жизни, в том числе и для оказания экономического влияния.
Источники и литература
1. Броневский С. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. М.: Типография С. Се-ливановского, 1823. 465 с.
2. Васильев Д. С. Очерки истории низовьев Терека: Досоветский период. Махачкала: Дагестанское книжное издательство, 1986. 248 с.
3. Гаджиев В. Г. Роль России в истории Дагестана. М.: Наука, 1965. 134 с.
4. Гамрекели В. Н. Торговые связи Восточной Грузии с Северным Кавказом. Тбилиси: Мецниереба, 1968. Ч.1. 112 с.
5. Гарунова Н. Н. Российские города-крепости в контексте политики России на Северо-Восточном Кавказе в XVIII - первой половине XIX в.: проблемы политической, экономической и культурной интеграции: дисс. ... докт. ист наук. Махачкала: РАН, 2007. 275 с.
6. Гарунова Н. Н., Чекулаев-Братчиков Н. Д. Российская императорская армия на Кавказе в XVIII веке: История Кизлярского гарнизона (1735-1800 гг.). Махачкала: ДГУ, 2011. 620 с.
7. Государственный архив Краснодарского края (далее - ГАКК). Ф.249. Оп.1. Д.148.
8. ГАКК. Ф.249. Оп.1. Д.222.
9. ГАКК. Ф.249. Оп.1. Д.332.
10. ГАКК. Ф.249. Оп.1. Д.355.
11. ГАКК. Ф.249. Оп.1. Д.379.
12. ГАКК. Ф.249. Оп.1. Д.386.
13. Государственный архив Ставропольского края. Ф.250. Оп.5. Д.21.
14. Гранкин Ю. Ю. Торгово-экономические связи России с народами Западного и Центрального Кавказа (конец XVIII - первая половина XIX вв.). Пятигорск: ПГЛУ, 2002. 216 с.
15. Гриценко Н. П. Города Северо-Восточного Кавказа и производительные силы края. V - середина XIX века. Ростов-на-Дону: РГУ, 1984. 187 с.
16. Иноземцева Е. И. Дагестан и Россия в XVIII - первой половине XIX в.: проблемы торгово-экономических взаимоотношений. Махачкала: ДНЦ РАН, 2001. 187 с.
17. Иноземцева Е. И. Роль армянского купечества в развитии русско-дагестанских торгово-экономических взаимоотношений в XVIII веке // Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру: Тезисы доклада II Международного Конгресса. Пятигорск: ПГЛУ 1998. С. 38.
18. Иноземцева Е. И. Торгово-экономические связи равнинного Дагестана с Россией в XVIII в. // Труды Географического общества Дагестана. Махачкала: ДГПУ 1995. Вып.23. С. 132-137.
19. Кабардино-русские отношения в XVI-XVШ вв. XI. XVI-XVII вв. М: АН СССР, 1957. 479 с.
20. Киласов Р. К. Русско-дагестанские экономические отношения последней четверти XVII - первой половины XVIII в. (по материалам Астраханской таможни). Автореф. дисс. канд. ист. наук. М., 1971. 25 с.
21. Кисловский Ю. Г. История таможни государства Российского. М.: Автор, 1996. 288 с.
22. Клычников Ю. Ю. Из истории формирования российского Северного Кавказа во второй половине ХУ!-ХУ!!! веках / под ред. и с предисловием В. Б. Виноградова. Пятигорск: ПГЛУ, 2008. 136 с.
23. Кушева Е. Н. Русско-дагестанские отношения в ХУН-ХУН вв. Махачкала: Типография ДФ АН СССР, 1954. 26 с.
24. Омельченко И. Л. Терское казачество. Владикавказ: Ир, 1991. 301 с.
25. Потто В. А. Два века терского казачества (1577-1801). П. Владикавказ: Электропечатня Типографии Терского Областного Правления, 1912. 384 с. (Репринтное издание).
26. Русско-дагестанские отношения XVII - первой четверти XVIII вв.: Документы и материалы / сост. Р. Г. Маршаев. Махачкала: Дагкнига, 1958. 336 с.
27. Смирнов Н. А. Политика России на Кавказе в XVI-XIX вв. М.: Наука, 1958. 244 с.
References
1. Bronevskij S. Novejshie geograficheskie i istoricheskie izvestija o Kavkaze (Recent geographical and historical news of the Caucasus). Moscow: S. Selivanovskii printing house, 1823. 465 p. (In Russian).
2. Vasil'ev D. S. Ocherki istorii nizov'ev Tereka: Dosovetskij period (Essays on the history of the Lower Terek: pre-Sovietperiod). Mahachkala: Dagestan Publishing, 1986. 248 p. (In Russian).
3. Gadzhiev V. G. Rol' Rossii v istorii Dagestana (Russia's role in the history of Dagestan). Moscow: Nauka, 1965. 134 p. (In Russian).
4. Gamrekeli V. N. Torgovye svjazi Vostochnoj Gruzii s Severnym Kavkazom (Trade relations of Eastern Georgia with the North Caucasus). Tbilisi: Mecniereba, 1968. Part.1. 112 p. (In Russian).
5. Garunova N. N. Rossijskie goroda-kreposti v kontekste politiki Rossii na Severo-Vostochnom Kavkaze v XVIII - pervoj polovine XIX v.: problemy politicheskoj, jekonomicheskoj i kul'turnoj integracii (Russian fortress city in the context of Russia's policy in the North-East Caucasus in XVIII - first half of XIX century: problems of political, economic and cultural integration): doctoral dissertation. Mahachkala: RAS, 2007. 275 p. (In Russian).
6. Garunova N. N., Chekulaev-Bratchikov N. D. Rossijskaja imperatorskaja armija na Kavkaze v XVIII veke: Istorija Kizljarskogo garnizona (1735-1800 gg.) (Russian imperial army in the Caucasus XVIII Century: The Story of Kizlyar Garrison (1735-1800 gg.). Mahachkala: DSU, 2011. 620 p. (In Russian).
7. State Archives of the Krasnodar Territory (GAKK). F.249. Inv.1. D.148. L.43. (In Russian).
8. GAKK. F.249. Inv.1. D.222. (In Russian).
9. GAKK. F.249. Inv.1. D.332. (In Russian).
10. GAKK. F.249. Inv.1. D.355. (In Russian).
11. GAKK. F.249. Inv.1. D.379. (In Russian).
12. GAKK. F.249. Inv.1. D.386. (In Russian).
13. State Archive of the Stavropol Territory (GASK). F.250. Inv.5. D.21. (In Russian).
14. Grankin Yu. Yu. Torgovo-jekonomicheskie svjazi Rossii s narodami Zapadnogo i Central'nogo Kavkaza (konec XVIII - pervaja polovina XIX vv.) (Trade and economic ties between Russia and the nations of Western and Central Caucasus (endXVIII - the first half of the XIX). Pyatigorsk: PSLU, 2002. 216 p. (In Russian).
15. Gricenko N. P. Goroda Severo-Vostochnogo Kavkaza i proizvoditel'nye sily kraja. V - seredina XIX veka (City of Northeast Caucasus and the productive forces of the region. V - the middle of the XIX century). Rostov-on-Don: RSU, 1984. 187 p. (In Russian).
16. Inozemceva E. I. Dagestan i Rossija v XVIII - pervoj polovine XIX v.: problemy torgovo-jekonomicheskih vzaimootnoshenij (Dagestan and Russia in XVIII - the first half of the XIX century: the problems of trade and economic relations). Mahachkala: DSC RAS, 2001. 187 p. (In Russian).
17. Inozemceva E. I. Rol' armjanskogo kupechestva v razvitii russko-dagestanskih torgovo-jekonomicheskih vzaimootnoshenij v XVIII veke (The role of the Armenian merchants in the development of Russian-Dagestani trade and economic relations in XVIII) // Mir na Severnom Kavkaze cherez jazyki, obrazovanie, kul'turu (World of the North Caucasus through languages, education, culture): Theses of reports of the International Congress. Pyatigorsk: PSLU, 1998. P.38. (In Russian).
18. Inozemceva E. I. Torgovo-jekonomicheskie svjazi ravninnogo Dagestana s Rossiej v XVIII v. (Trade and economic relations of the plain territory of Dagestan in Russia in XVIII) // Trudy Geograficheskogo obshhestva Dagestana (Proceedings of the Geographical Society of Dagestan). Mahachkala: DRSU, 1995. Issue 23. P. 132-137. (In Russian).
19. Kabardino-russkie otnoshenija v XVI-XVIII vv. (Kabardino-Russian relations in XVI-XVIII centuries). Vol.I. XVI-XVII vv. Moscow: SA USSR, 1957. 479 p. (In Russian).
20. Kilasov R. K. Russko-dagestanskie jekonomicheskie otnoshenija poslednej chetverti XVII - pervoj poloviny XVIII v. (po materialam Astrahanskoj tamozhni): abstract of a thesis (Russian-Dagestan Economic Relations in last quarter XVII - the first half XVIII. (On materials of the Astrakhan customs). Moscow, 1971. 25 p. (In Russian).
21. Kislovskij Yu. G. Istorija tamozhni gosudarstva Rossijskogo (History of the Russian State Customs). Moscow: Avtor, 1996. 288 p. (In Russian).
22. Klychnikov Yu. Yu. Iz istorii formirovanija rossijskogo Severnogo Kavkaza vo vtoroj polovine XVI-XVIII vekah (From the history of the formation of the Russian North Caucasus in the second half XVI-XVIII centuries) / ed by V.B. Vinogradov. Pyatigorsk: PSLU, 2008. 136 p. (In Russian).
23. Kusheva E. N. Russko-dagestanskie otnoshenija v XVII-XVII vv. (Russian-Dagestan relations in XVII-XVII centuries). Mahachkala: SA USSR (Dagestan branch), 1954. 26 p. (In Russian).
24. Omel'chenko I. L. Terskoe kazachestvo (Terek Cossacks). Vladikavkaz: Ir, 1991. 301 p. (In Russian).
25. Potto V. A. Dva veka terskogo kazachestva (1577-1801) (Two centuries Terek Cossacks (1577-1801). Vol. I. Vladikavkaz: Printing the Terek Regional Board, 1912. 384 s. (Reprint). (In Russian).
26. Russko-dagestanskie otnoshenija XVII - pervoj chetverti XVIII vv. (Russian-Dagestan relations XVII - first quarterXVIII centuries): Dokuments / ed by R. G. Marshaev. Mahachkala: Dagkniga, 1958. 336 p. (In Russian).
27. Smirnov N. A. Politika Rossii na Kavkaze v XVI-XIX vv. (Russian policy in the Caucasus in XVI-XIX centuries). Moscow: Nauka, 1958. 244 p. (In Russian).
УДК 94(410).01
А. Ю. Золотарев
ПРИНУДИТЕЛЬНЫЕ СТРУКТУРЫ ОХРАНЫ ПРАВОПОРЯДКА В РАННЕСРЕДНЕВЕКОВОЙ АНГЛИИ
В статье на основе анализа преимущественно законодательных источников рассматриваются механизмы управления и поддержания правопорядка в англосаксонском обществе, унаследованные им от эпохи варварства, и поставленные на службу формирующемуся государству раннего типа. К их числу отнесены патронат крупных землевладельцев и сотенная организация. И то, и другое носило характер принудительных повинностей, возложенных государством в
лице короля на своих подданных. Крупные земельные собственники были превращены в агентов королевской власти на местах, взявших на поруки своих людей. Все свободные были связаны круговой порукой в рамках сотен и десятков, образовывавших систему т.н. «свободного обязательства».
Ключевые слова: Англия, раннее средневековье, государство и право, полиция, патронат и клиентела, сотня, коллективное принуждение, поручительство.
А. Yu. Zolotarev
COERCIVE POLICE STRUCTURES IN ANGLO-SAXON ENGLAND
The article, which is based predominantly on the legislative sources, deals with the ways of administration and police within Anglo-Saxon society which was inherited from the barbarian age and then used by a nascent medieval state. There are patronage and hundredal organization among them. Both were coercive obligations put on the subjects by the kings. The land-lords were
made king's agents which were warrantors for their men. All free people were made members of the hundreds and the tithings which formed the so called «frankpledge system».
Key words: Anglo-Saxon England, law and administration, police, patronage and clientele, hundred, collective coercion, warranty, frankpledge.
Сформировавшееся на основе варварского общества раннесредневековое государство обладало весьма немногочисленным государственным аппаратом, что, очевидно, было следствием неразвитости его экономической базы. Однако англосаксонские
короли неоднократно декларировали в законах в своих законах амбициозные цели поддержания мира, искоренения преступности, прежде всего воровства (I Ew., Pr.; II Ew., Pr.; V As., Pr.; II Em., Pr., 1; I Atr., Pr.; III Atr., Pr.; Cn 1020, 3; etc.) [6, S.139-141, 167,
