УДК 130.2(470.345)
К ИСТОРИИ РАЗВИТИЯ ТРАДИЦИЙ ДУХОВНОЙ КУЛЬТУРЫ НАРОДОВ МОРДОВИИ
М. А. Елдин
Изучение истории религиозной культуры, самоопределение нравственных традиций народов Мордовии и ценностных норм, перспективы их рассмотрения (интерпретации) представляют актуальность. Религиозная культура российских этносов значима как субъект духовной культуры, что рассмотрено автором статьи.
Веками ведут нескончаемый диалог религиозные традиции народов Мордовии — взаимопроникая, оказывая постоянное воздействие друг на друга, заимствуя одна у другой, обмениваясь всем тем ценным, что накоплено одним народом. Несмотря на многие трудности современной меконфессио-нальной жизни в России, и сегодня Мордовская митрополия Русской православной церкви является одним из динамичных религиозно-конфессиональных институтов, являющихся системообразующим фактором в духовно-нравственной жизни региона Среднего Поволжья [9, с. 108]. Объединение Мордовской земли с Россией было длительным процессом, растянувшимся на века. Начиналось оно в пору, когда Русь еще не представляла собой единого целого, в период феодальной раздробленности, а завершилось, когда было создано единое Российское государство.
В данном исследовании остановимся прежде всего на рассмотрении регионального аспекта культурного и исторического наследия Русской православной церкви как диалоге двух народов в указанном плане — русских и мордвы. Дело в том, что на протяжении своей многовековой истории мордва соседствовала с русским народом и другими этносами, проживающими на территории края, а духовной основой соседствования была традиция православия.
При характеристике места религии и религиозной культуры в том или ином районе Мордовии трудно не обратить внимание на тот материал исследований, который посвящен проблемам роли этнического фактора и истории религии. Уже В. О. Ключевский оценивает неоднозначность христианских традиций в Мордовии, которые характеризует как двоеверие [5]. Следует отметить, что и мусульманские проповедники, и путешественники издавна посещали Поволжье. Особенно интенсивными были контакты
представителей иностранной исламской культуры в зоне компактного расселения российских тюрок-мусульман. Однако в силу укрепления позиций в регионе московских великих князей православие со временем оказалось доминирующей духовной традицией края.
Значительное воздействие на русско-мордовское сближение оказала совместная борьба против золотоордынского ига, а затем и Казанского ханства. С падением Казанского ханства был положен конец разобщению мордовского этноса в пределах двух государств — Московского великого княжества и Казанского ханства, что ускорило его консолидацию. В эпоху владычества ордынцев земли мордвы как территория духовной юрисдикции Православной церкви входили в состав православной Сарайской епархии, Константинопольского патриархата, а затем православной церкви Руси, а позднее — в Крутицкую митрополию Русской церкви. В 1593 г. Понизовье, в том числе междуречье Суры и Мокши, вошло в состав Патриаршей (позднее Синодальной) области.
Первый точно датированный источниками православный храм на территории мордовского края был возведен только в 1591 г. в Пурдошевском Рождество-Богородичном монастыре, основанном православными монахами — выходцами из Звенигородской Савво-Сторожевской обители. Несомненно, существовал православный приход и в Темникове, основанном в 1536 г., и в русском селе Старый Город, существовавшем еще в XV в. [3, с. 87]. С XVI в. на территории мордвы начали воздвигаться православные монастыри и церкви. Царское правительство наделяло их пахотными, лесными и водными угодьями и приписывало им мордовские населенные пункты. Крупнейшими монастырями были Пурдошевский, Санаксарский, Саровский и др. Их задачей было утверждение
© Елдин М. А., 2012
в христианской вере мордвы и других этносов, еще не воспринявших православную религиозную традицию. В Московии столкновения светских и церковных властей с «иноверцами» на почве христианизации носили весьма ожесточенный характер. Так, в 1656 г. в Шацком уезде был убит архиепископ рязанский Мисаил, прибывший туда с царской грамотой, с государевыми служилыми людьми «мордву и татар во крещение» [11, с. 320]. Протест не только мордвы, но и других народов Среднего Поволжья против христианства, религии, насильственно внедряемой в народ царизмом, иногда облекался в религиозную форму, отказ от принудительного навязывания православия.
Однако следует учесть, что при христианизации мордовского края Церковь приспосабливалась к сложившимся здесь специфическим традициям. Чтобы не терять верующих, священнослужители были вынуждены, изучив, например, традиции и обычаи мордвы, искать компромисс, даже принимать участие в традиционных «молянах» и «озксах» мордвы, постепенно меняя их смысл. Как отмечает краевед И. М. Инюшкин, «местные обычаи среди православного населения края также становились объектом осмысления всех тех же церковнослужителей. И здесь узнанное ими далеко не всегда оберегалось, а порой просто изгонялось священниками, роль которых в провинциальной культуре всегда была значительна» [2, с. 166].
Массовое обращение мордовского народа завершилось примерно к середине XVIII в., однако оно носило во многом поверхностный и не глубинный характер. Выдающийся деятель православия в Поволжье епископ Нижегородский и Алатырский Иоанн Дамаскин (1737 — 1795) немало сделал для миссионерской деятельности в среде местных народов. Христианизация поволжских народов в конечном счете причудливым образом отразилась на менталитете христианизируемых. Многочисленные свидетельства ХVШ — XIX вв. говорят о том, что мордовский народ искренне исповедовал православное христианство. Однако условия погружали народное самосознание в бездонный мир суеверий, примет и обрядов.
В конце XIX — начале ХХ в. народы Среднего Поволжья испытали короткий период национального подъема: появилась национальная интеллигенция и первые плоды ее просветительской деятельности. Надо заметить, что тогда религиозная жизнь развивалась в рамках православия, и национальные лидеры были либо социалистами-антиклерикалами, либо связывали будущее
своих народов с развитием национальных форм православия. Язычество в основном сохранялось лишь в патриархальной малограмотной сельской среде.
Новый всплеск осмысленной миссионерской активности пришелся уже на 1860-е гг. В основу миссионерства, в первую очередь среди народов Поволжья, была положена так называемая «система Н. Ильминского», предполагавшая необходимость проповеди на национальных языках и ее адаптацию к «религиозным понятиям и нравственным убеждениям, своеобразному ходу и направлению мышления инородцев». Н. И. Иль-минский (1822 — 1891), сын священника, выпускник Казанской духовной академии, биб-леист и востоковед, переводчик ряда священных книг на татарский язык, был сторонником корректных и терпимых к чужим культурам методов христианизации, за что подозревался в злостном и тайном «исламофиль-стве»; разработанные им тактичные методы позднее, в начале ХХ в., использовали миссионеры даже на Дальнем Востоке. Реальным главным исполнителем поволжского миссионерства во второй половине XIX в. стало основанное в 1867 г. в Казани братство Св. Гурия. Однако благородные устремления Н. И. Ильминского и некоторых его сподвижников почти не нашли достойных исполнителей [3, с. 573].
Российская империя вступила в ХХ в. страной, где законодательно была закреплена государственная религия — православие. Согласно переписи населения 1897 г. численность православных составляла 87,3 млн чел., или 69 % населения [9]. До революции только в Саранском уезде (тогда Пензенской губернии) существовало около 40 церквей и более 50 часовен, большинство из которых не сохранились. Важным аспектом бытия и развития духовной жизни мордовского края являлось религиозное просветительство, создание школ и приходских училищ. Наиболее существенные масштабы и результаты деятельности в указанной области проявились в конце XIX — начале XX в. Данные исследований по проблеме религиозного образования в России конца XIX в. свидетельствуют об увеличении количества школ и быстром росте числа учащихся — в Пензенской губернии, например, на 15 % больше, чем по России в целом [8, с. 72]. Необходимо отметить, что развитие церковно-приходского образования находило благодатную почву. В 1894 г. в Пензенской епархии насчитывалось свыше 1,2 млн православных [9, с. 109].
Крестьяне в нередких случаях были
склонны давать своим детям именно церковное образование и даже принимали решение о преобразовании светских (земских) школ в церковно-приходские. Данной тенденции способствовала и политика царского правительства, поскольку церковно-приходские школы по условиям представляли собой «больше гарантий для правительства, нежели другие виды народных школ» [8, с. 75]. Немалую роль в успешности обучения играло современное снабжение церковно-приходских школ учебниками и учебными пособиями, а также улучшение школьных помещений и обстановки. В 1901 г. на учебники и учебные принадлежности для церковно-приходских школ в Пензенской епархии было израсходовано 3 770 руб., на постройку и ремонт учебных заведений — 18 829 руб. [6, с. 202].
В XX в. традиция православной культуры среди мордовского населения пережила самые тяжелые времена, сравнимые с эпохой дохристианских гонений императоров «первого Рима». Массовое преследование верующих и священнослужителей на территории РСФСР началось в 1924 г. Ранее, в 1918 — 1921 гг., новая власть несколько раз проводила реквизиции земельных владений религиозных организаций (прежде всего монастырских) и храмовых ценностей — богослужебных сосудов, окладов из драгоценных металлов и прочей церковной утвари.
В 1920-е гг. за отказ признать обновленческих иерархов со стороны православных традиционалистов Мордовии (тихоновцев) были закрыты, а впоследствии разрушены до основания большинство монастырей Православной церкви: Чуфаровский, Куриловский, Зиновский, краснослободские Успенский и Спасо-Преображенский, Темниковский. Началось повсеместное упразднение приходских храмов и школ. Приходской общественный совет Иоанно-Богословской церкви, старейший в Саранске, около 11 лет боролся за ее сохранение. Во многих селах Мордовии и РСФСР крестьяне поднимали бунты в защиту религии и храмов, но переломить силу большевистской власти, не стеснявшейся в средствах давления и устрашения, не удалось. К 1930 г. в Саранске были разрушены Спасский кафедральный собор и другие уникальные культовые постройки [7, с. 167]. Из икон и составляющих частей иконостаса ардатовского городского Троицкого собора новоявленные вандалы изготовили школьные парты, иконографические образа монастырей использовали для бытовых и промышленных нужд, колокола сбросили и отправили на переплавку. По самым скром-
ным подсчетам, на территории районов Мордовии было уничтожено значительное количество предметов религиозного культа, живописи и архитектуры, которые представляли важнейшую материальную и духовную ценность [7]. Удар, нанесенный по основам отечественной духовной традиции, был столь значительным и разрушительным для культурной жизни края и всей страны, что его последствия ощутимы и сегодня.
По данным исследователей того времени, из 620 церквей, 20 молитвенных домов и 14 монастырей Русской православной церкви, действовавших в Мордовии, было полностью уничтожено не менее 480 храмов, все молитвенные дома и три монастыря. Из оставшихся 11 монастырей семь: Санаксарский, Пай-гармский, Спасо-Преображенский, Успенский, Чуфаровский, Куриловский и Инсар-ский — сохранили небольшую часть построек, от четырех остались фрагменты. Зинов-ский женский монастырь в Рузаевском районе, как и деревня Зиновка ныне, например, был ликвидирован до основания, а монашество было уничтожено или отправлено в лагеря. Данный монастырь и сегодня не возрожден. Около 120 приходских церквей региона дошли до наших дней в разрушенном или сильно измененном виде [7].
Двадцатый век, ставший временем колоссальных потрясений в России, оказался не менее трагическим, чем другие мрачные периоды отечественной истории, когда религиозная традиция, религиозные мыслители, Церковь оказались в положении истребляемых. Разлад духовных устоев и окончательная потеря авторитета иерархии Русской православной церкви, ставшей частью государственно-чиновничьей системы как почитаемого народного института, что особенно четко проявилось в конце XIX — начале XX в., оказался сокрушительным для духовной жизни россиян. В XX в. началось разрушение многовекового уклада внешней жизни религиозных общин, а по сути, и всего строя жизни российского общества. «Вероисповедная политика» новых властей была фактически направлена на разрушение устоявшегося веками духовного строя. Отвергая традиционное нравственное начало в жизни общества, государственная власть стремилась низвести уровень самосознания граждан до утилитаристски понимаемой пользы. Основная волна закрытия храмов в мордовском крае прокатилась в 1930-х гг., когда верующие были изгнаны из двух третей приходских церквей, а затем подверглись дальнейшим преследованиям и репрессиям. В 1930—1936 гг. были закрыты еще 75 церк-
вей, в 1937—1938 гг. — все остальные [10, с. 10].
Атеистически настроенные деятели рапортовали в Москву, что с Православной церковью на территории МАССР покончено. Аналогичная борьба проводилась и против мусульманских организаций. К началу Великой Отечественной войны на территории Мордовии не осталось ни приходов, ни монастырей. Небольшие послабления были лишь в 1940-е гг., когда разрешили вернуть верующим некоторые здания. С начала 1960-х гг. — «хрущевского наступления» на религию как несовместимую с близкой перспективой построения коммунизма — количество мечетей и церквей в Мордовии постепенно сокращалось и к концу 1980-х гг. составило 20 зарегистрированных религиозных общин (19 православных церквей и одна мечеть в с. Алтары Ромодановсколго района) [4, с. 275]. Практиковалось также закрытие религиозных зданий «по просьбам верующих». В отчетах атеистических комитетов отмечалось, что отмирание религии носит формальный характер.
В настоящее время нельзя не заметить, что православие в России постепенно меняет социальный ареал: прошли те времена, когда оно искусственно оттенялось в социальные низы. Современное православие — религия преимущественно городская, вера образованных людей, деятелей политики и культуры. В данном аспекте процесса ничего удивительного нет. Как справедливо замечает
В. И. Гараджа, «христианство... получило
возможность влиять на светскую историю, на политическую борьбу, на отношение человека и государственной власти, на освободительные движения народов. Механизм этого влияния включает взаимодействие между стихийным ходом исторических событий, имманентными миру ценностями — политикой, земным царством — и трансцендентным ему духовным началом, нравственно-религиозными постулатами — царством божьим» [1, с. 2]. В связи с этим возникает вопрос о современной православно-христианской культуре: возможна ли она в современном обществе? В любом случае ее судьба зависит от того, смогут ли ее потенциальные творцы и адепты отказаться от тех комплексов и мифов, что внедряются сейчас в культурном пространстве современного российского общества, в том числе и с Запада, ради преображения сознания, времени и жизни.
Одной из особенностей постсоветской эпохи является изменение статуса массовой культуры и ее поистине экспансивный характер. Это означает размывание границ: культурных, этических, эстетических, религиозных и т. д. Во многом результативность современных социогуманитарных исследований зависит не только от социально-экономических факторов, но и от того, насколько внимательно будут учтены исторические традиции, духовная атмосфера зон межрегионального, межэтнического диалога, какой является историческая территория Мордовии и ее культурное и нравственное наследие.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Гараджа В. И. Политика и религия / В. И. Гараджа / / Наука и религия. 1991. № 3.
С. 2 3.
2. Инюшкин Н. М. Провинциальная культура : природа, типология, феномены / Н. М. Инюш-
кин. Саранск : Изд-во Мордов. ун-та, 2003. 472 с.
3. История православной церкви в XIX в. : Славянские церкви. М. : Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1998. 772 с.
4. Иткин С. М. Религия как явление культуры : Региональный аспект / С. М. Иткин // Обнов-
ляющаяся Россия : формирование нового гуманитарного пространства : материалы Меркушкин. науч. чтений : сб. науч. ст. Саранск, 1997. С. 275 276.
5. Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник : репринт изд.
1897 г. / В. О. Ключевский. М. : Наука, 1988. 509 с.
6. Лаптун В. И. Состояние церковно-школьного дела на территории Мордовии в начале XX в. /
В. И. Лаптун // Нации и регионы в истории и культуре России : материалы VI VII Сафаргалиев. науч. чтений : сб науч. ст. Саранск, 2003. С. 200 209.
7. Материалы к энциклопедии «Православная Мордовия» / авт.-сост. С. Б. Бахмустов. Вып. 3 :
Православная Мордовия в лицах. Храмы : сб. док. и стат. материалов. Саранск : Тип. «Крас. Окт.», 2004. 340 с.
8. Никулин В. И. Пензенское земство : Уроки культурно-просветительской деятельности 1865
1917 гг. / В. И. Никулин. Пенза : Изд-во ПГТУ, 1996. 189 с.
9. Пензенская епархия : ист.-стат. описание. Пенза, 1907. С. 108 129.
10. Саранская епархия : 1991 2001 / ред. еп. Варсонофия. Саранск : Тип. «Крас. Окт.»,
2001. 290 с.
11. Юрченков В. А. Хронограф, или Повествование о мордовском народе и его истории /
В. А. Юрченков. Саранск : Мордов. кн. изд-во, 1991. 368 с.
Поступила 13.09.2012.
УДК 94:314(470.345)
ХАРАКТЕРНЫЕ ЧЕРТЫ УПРАВЛЕНИЯ МОРДОВСКИМ НАСЕЛЕНИЕМ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVI ВЕКА Н. Ю. Персидская
В статье рассматривается процесс управления мордовским краем после его окончательного присоединения к Российскому государству во второй половине XVI в.
Процесс вхождения мордовского народа в состав Российского централизованного государства, завершившийся к середине XVI в. присоединением Казанского ханства и установлением окончательного верховенства Москвы в данном регионе, более четко обозначил проблему управления центральной властью коренным населением на территории, являющейся на тот момент юго-восточной окраиной государства. Московская Русь, которая к этому времени имела за плечами солидный опыт присоединения новых территорий, действовала на основе уже имеющегося политического опыта.
По мере расширения территории Московского государства в его состав входили множество бывших удельных княжеств и «вольные города». Первоначально взамен прежних князей, которые становились слугами великого князя, назначались наместники (в города) и волостели (в волости) с тем же объемом полномочий в отношении населения, что и прежние князья (часто последние сами становились наместниками). Как полномочные представители верховной власти в провинции наместники выполняли довольно широкий ряд административных, налоговых, а главное, судебных функций в отношении местного населения. За это они получали право собирать в свою пользу налоги с местного населения, т. е. кормиться за его счет. Отсюда происходит еще одно наименование наместников — «кормленщики».
Алгоритм политических действий на рассматриваемой территории был такой же, за исключением того, что центральная власть имела дело не с русскими князьями, а с татарскими и мордовскими феодальными правителями, потомками золотоордынской аристократии, управлявшими подвластным мордовским населением после распада Золотой Орды. Местные татарские и мордовские князья, ранее господствовавшие в этих краях, с основанием новых русских городов и введением русских гарнизонов вынуждены были признать над собой власть великого князя, став его вассалами, но сохранили права и привилегии в качестве его наместников.
До нас дошли несколько грамот, фиксирующих объем прав и привилегий таких князей — наместников, управлявших мордовским населением. Грамота, данная от лица Василия Ивановича князю Енадару Мансыреву 9 ноября предположительно 1525 г., гласит: «Василей, божиею милостию государь всея Русии и велики князь Володи-мерски, Московски, Новгородски, Псковски, Смоленски, Пермски, Югорски, Вятски, Болгарски и иных, пожаловал есми Енадар князь Мансырева сына княжением над чеп-черянскою мордвою, что было за братом ево за Бахтеяром за Мансыревом сыном. [И вы, все люди тое мордвы, чтите и слушайте, а он вас ведает и судит и ходит у вас о всем по тому, как было преж сего]...» [2, с. 190]. Еще одна грамота содержит подобное пожа-
© Персидская Н. Ю., 2012