CC BY
79
Из практики цензурной политики в отношении украиноязычных публикаций второй половины XIX века
Савчинский В. Э.
Савчинский Владимир Эдуардович /Savchinskiy Vladimir Eduardovich - кандидат исторических наук, доцент, кафедра исторических, социальных и философских наук,
Гуманитарно-педагогический институт, Севастопольский государственный университет,
г. Севастополь
Аннотация: в статье анализируется деятельность цензурных органов Российской империи в связи с возникновением в государстве украинофильского движения. Рассматриваются конкретные, наиболее значимые примеры применения норм цензурных постановлений к разрешению публикаций в украиноязычных изданиях.
Abstract: the article analyzes the activities of censorship of the Russian Empire on the occurrence in the State Ukrainophile movement. Addresses specific, the most significant examples of the application of the censorship regulations to resolve the publications in Ukrainian language publications.
Ключевые слова: цензурная политика, украинофильское движение, «украинский вопрос», украинская литература, Главное цензурное управление.
Keywords: censorship policy, Ukrainophile movement, "Ukrainian question", Ukrainian literature, Main censorship control.
Выбранный для исследования по теме статьи период обусловлен тем, что именно на переломе столетия украинофильское движение из «обывательской кружковщины» и этнографических увлечений приобретало политический характер. Рубежом стала деятельность тайного Кирилло-Мефодиевского братства (1846-1847 гг.), программа которого содержала цели государственного переустройства Российской империи. Соответственно, цензурные ведомства получили указания уделять пристальное внимание освещению «украинского вопроса» в научной литературе и в других печатных изданиях.
Действительно, в указе императора Николая I в 1847 г. министру внутренних дел говорилось: «чтобы писатели рассуждали возможно осторожнее там, где дело идет о народности или языке Малороссии и других подвластных России земель, не давая любви к родине перевеса над любовью к отечеству - Империи, изгоняя все, что может вредить последней любви, особенно о прежнем, будто бы необыкновенно счастливом положении подвластных племен [1, с. 309]».
Таким образом, в 40-е гг. XIX в. «украинский вопрос» становится предметом пристального внимания со стороны цензурных органов империи. Вместе с тем, цензурная политика в этом вопросе не носила системный характер, она представляла отдельные импульсивные действия и в целом не имела определенного алгоритма деятельности. На протяжении первых лет после ареста членов Кирилло-Мефодиевского братства цензоры внимательно следили за недопущением появления в печати статей, связанных с историей Украины. Контроль предполагал запрет или ограничение даже в использовании слов «Украина», «Гетманщина», «Малороссия». В то же время, самих украиноязычных публикаций в 50-е гг. Х1Х в. было не так уж много. В журнале регистрации рукописей Киевского цензурного комитета за 1850-1857 гг. (научно-популярная и художественная литература, специализированные издания, исторические документы, еврейские зарубежные издания, публицистические статьи в периодических изданиях), представленных на рассмотрение, работ на украинском языке насчитываются единицы. А среди представленных имеются только фольклорные, такие как «Народные украинские песни, щедривки про Матерь Божью, про Бориса и Глеба» [2, л. 20].
В начале 50-х гг. XIX в. Временная комиссия по разбору древних актов (в литературе традиционно называется Киевская археографическая комиссия) приступила к публикации некоторых документов по истории Украины. Киевский цензурный комитет, рассматривая эти документы, выдавал разрешительные билеты на их публикацию за очень короткий срок. 12 октября 1851 г. «Временная комиссия по разбору древних актов” просила цензурное разрешение на выпуск 7 экземпляров второго тома «Летописи Самуила Величко» ( опубликована под названием «Летопись событий в юго-западной России в 17 в.»), а 26 октября цензор Д. Мацкевич уже выдал такое разрешение [2, л. 2]. При этом цензурные чиновники не отличались особой придирчивостью к содержанию, разрешаемых к печати исторических документов. Так, для издания «Летописи Величко» (4 тома) цензор предписал выправить четыре страницы, содержащие элементы критики в отношениях между казачеством и Московским государством [2, л. 17]. В целом, комиссия работала очень интенсивно и того же требовала от цензурного комитета. Нередкими были и споры между двумя ведомствами. Так, цензор Мацкевич в 1853 г. при рассмотрении к изданию «Летописи Грабянки» запретил к печати значительные части текста, который вышел с купюрами [3, с. 191]. Возникли трения между двумя инстанциями, которые сопровождались взаимными обвинениями. При этом, члены Киевской Археографической комиссии считали, что впервые вводят труд Грабянки в научный оборот. Хотя впервые он был опубликован еще в 1793 г. в журнале Ф. Туманского «Российский магазин», но в той публикации отсутствовало имя автора, а журнал, издававшийся всего два года, быстро превратился в библиографическую редкость. В своем обращении в Главное управление цензуры Д. Мацкевич указывал на то, что комиссия не выполняет поставленной перед ней задачи: «главная цель учреждения ее (комиссии - С. В.) состоит в обнародовании не актов, доказывающих отдельную историческую самобытность Малороссии, а присутствие русского элемента в возвращенных от Польши губерниях» [4, с. 57]. Эта история интересна тем, что «Летопись Грабянки» не является собственно летописью, то есть историческим документом. Это литературное произведение, автор подает не документальные факты, а литературно обработанную историю, стремится сделать ее доступной для широкой общественности. Правдивая история подменяется гипергероизированной, рассчитанной на эмоциональное восприятие читателем. Можно предположить, что именно последнее вызвало неприятие цензора. Нельзя исключать также исторический контекст, который для цензора XIX в. мог восприниматься как идейно-политический. Грабянка, описывая события второй половины XVII века, выступает как сторонник автономии Украины в союзе с Россией, а исходя из вышеприведенного документа[1], цензор мог руководствоваться подобными указаниями. На протяжении 1854 г. был опубликован целый ряд документов по истории Украины периода Гетманщины. В частности, цензор разрешил к печати письма к гетману И. Скоропадскому 1718 г., материалы переписки гетмана И. Мазепы 1703, 1704, 1705 гг., «Материалы по малороссийской истории, статистике, этнографии». В 1855 г. с разрешения цензуры издаются «Акты о казаках»[2, л. 14, 19, 21, 25].
В 1857 г. П. Кулишу разрешили открыть типографию в Петербурге. Он хотел зарегистрировать ее под названием «Украинская типография», но получил отказ. Ему пришлось изменить название на «Типографию Пантелеймона Кулиша». Первой книгой он издал «Размышления о Божественной Литургии» Н. Гоголя. Примечательно, что ранее эта книга была запрещена ведомством духовной цензуры, но используя свои связи в Священном Синоде, Кулишу удалось добиться разрешения на ее издание. Позже было получено разрешение на издание других произведений и писем Гоголя. В типографии Кулиша печатались почти все представители украинской литературы. Только в 1860-1862 гг. в серии «Сельская библиотека» было издано более 20 дешевых книжечек с произведениями Т. Шевченко, Г. Квитки-Основьяненко, Марка Вовчка, П. Кулиша и др. [5, с. 59]. В 1857 г. издается «Грамматика» П. Кулиша, известная также как «кулишовка». Ее использование было запрещено Эмским указом 1876 г., но и до этого указа, несмотря на официальное разрешение цензуры, некоторые чиновники неофициально высказывали опасения в связи с выходом «Грамматики» как неким
«намерением снова вызвать к отдельной жизни малороссийскую народность». В мае 1858 г. по требованию киевского генерал-губернатора князя И. Васильчикова в отношении этого труда Кулиша было возбуждено административное расследование. В своих представлениях в III отделение Императорской канцелярии Васильчиков акцентировал внимание на том, что в прессе идут массовые высказывания против этой книги со стороны поляков. Киевский полицмейстер получил приказ изъять из магазинов и читален книгу Кулиша и значительная часть тиража действительно была изъята из оборота [6, л. 2-5]. Налицо административный произвол в рамках неповоротливой бюрократической машины. Учитывая место и роль П. Кулиша в украинофильском движении и особенно в деле просвещения, уместно проследить дальнейшую историю «польского следа» в биографии Кулиша. В 1866-1867 гг. в своих письмах к деятелям украинского движения Кулиш писал: «Вам известно, что правописание, прозванное у нас в Галиции «кулишивкою», изобретено мною в то время, когда все в России были заняты распространением грамотности в простом народе. С целью облегчить науку грамоты для людей, которым некогда долго учиться, я придумал упрощенное правописание. Но из него теперь делают политическое знамя. Полякам приятно, что не все русские пишут одинаково по-русски; они в последнее время особенно принялись хвалить мою выдумку: они основывают на ней свои вздорные планы и потому готовы льстить даже такому своему противнику, как я ...Теперь берет меня охота написать новое заявление в том же роде по поводу превозносимой ими «кулишивки». Видя это знамя в неприятельских руках, я первый на него ударю и отрекусь от своего правописания во имя русского единства» [7, с. 697-699]. В 1860 г. Петербургский цензурный комитет выдал Кулишу разрешение на издание литературного альманаха «Хата». В нем, в частности, были опубликованы три стихотворения, посвященные покаранным кирилло-мефодиевцам, в том числе Т. Шевченко. Показательной в части отношения цензуры к публикации работ, связанных с «украинским вопросом», является публикация историко-популярного очерка того же П. Кулиша «Хмельниччина» в 1860 г. Решение принимал цензор Главного управления цензуры А. Никитенко. В своей резолюции он указал, что «в соответствии с действующим законодательством цензура не может ставить препятствия научным книгам, которые рассказывают об истории областей». Одновременно Кулишу предлагалось исключить те места, которые бросают тень на отношения Малороссии и России в прошлом [8, с. 141].
Другой пример связан с попытками Т. Шевченко опубликовать некоторые свои произведения. П. Кулиш посоветовал Т. Шевченко добиться сначала разрешения на новое издание уже напечатанных произведений до 1847 г. (дело о Кирилло-мефодиевском братстве), а потом подавать на рассмотрение цензуры новые рукописи. Освобождение поэта из ссылки не снимало запрета на публикацию его произведений. Разрешение на возобновление литературной деятельности и издание своих трудов сначала должно было дать III отделение Императорской канцелярии. Ответ был следующим: «Рядового Тараса Шевченку (...) уволить от службы, с разрешением пользоваться правами художника, которых он не был лишен при отдаче в военную службу, и с дозволением ему писать и рисовать, но под строгим наблюдением местных начальств и цензуры». 27 декабря 1858 г. Петербургский цензурный комитет сделал в книге регистрации рукописей следующую запись: «Как Комитету не известно в настоящее время никаких распоряжений о г. Шевченко и имеются в виду предложения бывшего министра народного просвещения графа Уварова, от 2-го июня и 5-го июля 1847 года за №№ 740 и 889, о недозволении, между прочим, к новому изданию сочинений Шевченко и объявлений о них, то необходимо представить о вышеизъясненном, вместе с самою просьбою г. Шевченко и следующею к ней книгою: Кобзарь и Гайдамаки, на благоусмотрение Главного управления цензуры» [9, с. 57]. Отзыв о рукописи произведений Т. Шевченко цензор С. Палаузов, который сам активно занимался вопросами болгарского правописания, подал 28 апреля 1859 г. Палаузов дал в целом положительный отзыв, но отметил отдельные места, которые на его взгляд подлежали переработке. Определяя общий характер и направленность поэзии Шевченко, цензор подчеркнул, что исторические произведения поэта касаются не столько прошлой независимости Украины, сколько ее военной славы, и делал скептичный взвод в отношении тенденции «сглаживать» этот колорит, то есть подвергать произведения такого содержания полному или частичному запрету: «Общий характер поэзии Т. Шевченки, - писал Палаузов, - за исключением некоторых поэм и баллад, как-то: Катерина, Наймичка, Утоплена и др., относится не столько к бывшей независимости Малороссии, сколько к минувшей ее славе, выражавшейся в ее походах на Цареград, как например Гамалия, в ее повсеместном восстании на жидов и польское иго, как например Гайдамаки. Воинская слава Малороссии, перешедшая в народную думу и предание, составляет неотъемлемую собственность этой страны, признанную за ней самой историей. Не одна страница Истории Малороссии Бантыша-Каменского, Марковича и др. историков свидетельствует об этом обстоятельстве; не одна дума и песня в сборниках, изданных разновременно Срезневским, Максимовичем, Метлинским и др., повторяет рыцарские подвиги украинцев и запорожцев и вообще дикую удаль казачества; все они проникнуты грустью и сожалением о прошедшей славе сынов Украины. Сглаживать подобный колорит в произведениях литературных из опасения, чтобы не возбуждать местный патриотизм, было бы излишним опасением, потому что все доселе изданные малороссийские думы еще в большей мере пропитаны тем же духом воинственной эпохи Малороссии» [10, л. 7, 22-24]. Палаузов также выразил свое несогласие с требованием министра народного просвещения изъять стихотворение «Думы мои, думы мои»: «Приемлю смелость представить, - писал Палаузов,-что, так как это стихотворение есть ничто иное, как поэтическое введение, в котором поэт посвящает свои песни Украине, способной лучше понимать его произведения, то не нахожу причины, почему бы следовало исключить вполне эту в высшей степени превосходную пьесу. Одно только место в этой песне могло бы быть подвергнуто цензурному контролю, это со стиха:
А над нею (над Украиной) Орел черный
Сторожем литае...
и до стиха:
Тилько сльозы за Украину,
А слова немае...
и то в таком случае, если в орле проявляется олицетворенная власть, стерегущая Украину, но подобное объяснение было бы неуместною натяжкой» [9, с. 62]. Свою рецензию Палаузов закончил выводом о том, что только незначительная часть рукописи может быть повергнута повторному рассмотрению Главным управлением цензуры, другие произведения не содержат ничего не соответствующего цензурному уставу и могут быть разрешены к печати.
Но и среди цензоров существовали серьезные различия в понимании и толковании текстов. Повторное рассмотрение в Главном управлении цензуры осуществлял цензор А. Тройницкий. Как уже случалось, цензору не понравился эмоциональный накал в поэзии Т. Шевченко, связанный со славным прошлым Украины (казацкая эпоха, Гетманщина) [10, л. 7]. На основании этого отзыва Главное управление цензуры 25 июля 1859 г. дало разрешение на публикацию произведений Т. Шевченко с изъятием из текста «Думы мои, думы мои» отрывка, указанного Тройницким. В начале октября 1859 г. Петербургский комитет духовной цензуры приступил к рассмотрению «Псалмов Давида», написанных Т. Шевченко. Цензор, профессор Петербургской духовной академии В. Карпов писал, что переводы псалмов соответствуют библейским текстам, за исключением отдельных строчек в псалмах 43, 52, 81, 136 как «содержащие в себе мысли, чуждые псалмопевцу, замараны мною» [9, с. 64-65]. Член Петербургского комитета духовной цензуры архимандрит Ф. Романовский, возвращая рукопись Шевченко комитету светской цензуры, в соответствии с выводами Карпова сообщил, что тексты «Псалмов» могут быть разрешены к печати, за исключением некоторых указанных им строчек. После всех формальных процедур 28 ноября 1859 г. было выдано разрешение на издание рукописей Т. Шевченко, поданных им в цензурные органы. Также, двойную цензуру-духовную и светскую, проходил «Букварь южнорусский», который Т. Шевченко составил в 1860 г. для украинских воскресных школ. Рукопись рассматривали представители духовной и светской цензуры В. Карпов и В. Бекетов, соответственно. Оба цензора не представили никаких
замечаний [9, с. 74]. 31 декабря цензор В. Бекетов подписал билет на издание и «Букварь южнорусский» был напечатан в типографии Е. Гогенфельдена. В 1861-1862 гг. в Москве были выданы цензурные разрешения на издание «Украинской грамматики» И. Деркача и «Грамматики для украинского люда» Л. Ященко. В то же время, подобные издания в Киеве («Букварь для сельских детей» и «Букварь для харьковских воскресных школ» были запрещены [11, л. 1-3]. Таким образом, на протяжении 1857-1861 гг. цензурная политика, связанная с "украинским вопросом” отличалась хаотичностью и личными предпочтениями цензоров, порождала много парадоксальных ситуаций. Во-первых, украинский язык литературных и исторических трудов ставил в затруднительное положение столичные цензурные органы, которые ссылаясь на различные обстоятельства, такие рукописи направляли в Главное управление цензуры. Во-вторых, произведения украинских писателей, которые попали в немилость за участие в деятельности Кирилло-Мефодиевского братства, проходили, как минимум, двойную цензуру. В-третьих, цензоры искали в рецензируемых рукописях политическую составляющую и скрытый смысл при освещении исторического прошлого. Следует также признать, что кроме цензурных ограничений в той части, где они проявлялись, использовались административные меры местной власти, но это скорее общее правило для российской бюрократии по принципу «как бы чего не вышло». Такая ситуация была привычной до выхода Валуевского циркуляра в июле 1863 г. Выход этого документа напрямую связан с польским восстанием. Этого не скрывал и сам П. Валуев: «Я соглашался с Головниным (министр народного просвещения - прим. автора) насчет необходимости свободы печати, но не разумел под этою свободой полного простора для развития материализма и демократической пропаганды... Наконец, по делам Царства Польского и Западного края (Украины - прим. автора) я искал, вместе с многими другими, нового исхода, новых путей, но постоянно сознавал внутреннюю связь этих дел с делами империи, и уже в 1861 году говорил, что польский вопрос разрешим не в Варшаве, а в Москве и Петербурге»»[12, с. 29].
Таким образом, на протяжении 1847-1862 гг. «украинский вопрос» в цензурной политике российского правительства приобретает оформленные черты, становится рефлекцией власти на появление первой организационно оформленной политической организации, которая разработала политическую программу украинского движения. Либерализация общественно-политической жизни в конце 1850-х гг. и то обстоятельство, что антиукраинофильская цензурная политика не носила системный характер, позволила украинским национально-культурным деятелям возобновить украинское книгоиздание.
Литература
1. Кирилло-Мефодиевское братство: В 3-х т./АН УССР:Археогр. Комиссия.-К.: Наук. Думка, 1990.-Т.3.-440 с.
2. Центральный государственный исторический архив Украины, ф. 293, оп. 1, д.211, 39 л.
3. Савченко Ф.Я. Запрет украинства 1876 г.: К истории общественных движений на Украине 1860-х-1870-х гг..-Х.-К.: Госиздат Украины, 1930.- 415 с.
4. Миллер А. И. «Украинский вопрос» в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIX в.) / Алексей Ильич Миллер. - СПб.: Алетейя, 2000. - 260 с.
5. Кириенко А.Ю. Издательская деятельность П. Кулиша и царская цензура/ Проблемы истории Украины XIX-нач.ХХвв.-Киев: Институт истории Украины НАН Украины, 2008.- Вып. XV.-C.58-62.
6. Центральный государственный исторический архив Украины, ф. 442, оп. 808, д. 99, 234 л.
7. Труды Пантелеймона Кулиша. -Львов: Изд. об-ва Просвита, 1910.-Т.6
8. Нахлик Е.К. Пантелеймон Кулиш: Личность, писатель, мыслитель. - Киев: Украинский писатель, 2007.-Т.2.-462 с.
9. Бородин В.Т. Т.Г.Шевченко и царская цензура. Исследования и документы 1840-1862 гг. / В. Т. Бородин. - К.: Наукова думка, 1969. -161 с.
10. Центральный государственный исторический архив Украины, ф. 293, оп. 1, д. 552, 71 л.
11. Центральный государственный исторический архив Украины, ф. 293, оп. 1, д. 816, 90 л.
12. Дневник П. А. Валуева, министра внутренних дел. В двух томах. - М.: Изд-во Академии наук СССР, 1961. - Т. I (1861 - 1864 гг.). -1961. - 422 с.
